нее почти вся вытекла и разлилась по столу. Судя по
запаху, ее уронили недавно.
-- Вставай, сенсей! -- Шмер толкнул Лебедя в бок носком сапога. -- Ну и
лейтенанты пошли! Пить не умеют, а не пить не могут. Словно из вытрезвителя
вас в наш гарнизон собрали!
-- Му-у-у-у! -- нечленораздельно отреагировал Лебедь на пинок.
-- Ромашкин! Полей его водичкой. Мы должны дознаться, где у него наше
спиртное!
-- Наше? Ты разве давал ему денег на закупку?
-- Не давал. Но ведь он наверняка купил! И припрятал! Главное, чтоб
показал где. Хотя бы направление, ориентир. И пусть дальше спит себе! К
бабам пойдем без него.
Сразу после ключевого слова "бабы" Игорь разомкнул веки:
-- Ага. Заявились! Дружки, называется! К девчатам собрались?! А меня
бросить тут решили?! Не-ет уж! Я скажу, где у меня водочка спрятана, когда
вы меня в чувство приведете! -- Лебедь, высвобождая ногу, отшвырнул ведро.
-- Ведро... Вода... Душ... -- Игорь вновь отключился.
Ромашкин взял ведро в руки:
-- Что, Миша? Будем его поливать прямо на кровати? Или на пол сбросим?
-- Конечно на кровати! Он сам велел. Сбросить с постели указаний не
было. Скинем -- а он драться полезет! Он это любит. И умеет. Неси воду!
Никита, пошатываясь, вышел во двор, набрал из колонки холодной воды,
вернулся обратно.
-- Лей! Прямо на него! -- распорядился Шмер.
-- Сам лей!
Угу. "А он драться полезет! Он это любит. И умеет..."
Шмер что-то недовольно буркнул себе под нос, взялся за ручку ведра,
сделал широкий замах и окатил пьяного Лебедя от пояса до лица.
-- У-у-у! Су-у-уки! Ох-х-х... Хоро-шо! -- резко вскочил Лебедь. И вновь
рухнул замертво на постель.
-- Ковшик! Второе ведро! Похолоднее! -- распорядился Шмер тоном
хирурга. Типа: скальпель, зажим, спирт, еще спирт, огурец!
Никита вздохнул и снова отправился во дворик. Тонкая струйка продолжала
течь из открытого крана, и под дверями образовалась лужа. Никита открутил
вентиль посильнее и на минуточку присел тут же, на выщербленной лавочке. По
стенке дома полз паук -- вверх, к стеклам, где была сплетена обширная
паутина. В ней жужжала свежая муха... Вот Никита со товарищи -- как эта
муха. Угодили в ловушку. Их общая ловушка -- этот дурацкий Педжен.
-- Надоело все к чертовой матери! Тоска! -- громко вслух произнес
Никита. И для разрядки еще громче, почти сорвавшись на крик: -- Жизнь --
дерьмо!!!
Никто не ответил. Даже эхо. Не подтвердил. Но и не возразил.
...Это второе ведро вылили целиком -- прямо в пьяную морду лица
Лебедя-Белого.
Тот вскочил и, не открывая глаз, вслепую принялся махать пудовыми
кулаками. Первым же ударом сшиб с ног Шмера, который отлетел в угол.
Остальные удары "в молоко" -- Никита вовремя спрятался под стол. Лебедь пнул
табуретку, и она, подлетев под потолок, плюхнулась на лежащего в проходе
пьяного капитана-перестарка. Тот всхлипнул, но не очнулся. Лебедь прыгнул
босыми ногами на стол и... только тут открыл глаза. Сопоставил себя и
окружающий мир. И себя в окружающем мире, включающем товарищей по оружию:
-- Вы чего?! Охренели?! -- он отбил пятками чечетку и только после
этого спрыгнул на пол.
-- Ты сам сказал: ведро, вода, душ! -- Шмер потирал ушибленную грудь.
-- Я?! Сказал?!
-- Сказал-сказал, -- подтвердил Никита, выбираясь из-под стола. -- Сам
сказал, а сам сразу кулаками махать!
-- Ну да, сказал, -- вынужденно признал Лебедь. -- Но! Ведро, вода,
душ! А вы?! Ниагарский водопад тут устроили!.. Заставь вас богу молиться...
-- Сам дурак!
-- Зато красавец! -- благосклонно пропустил "дурака" Лебедь. Содрал с
себя, срывая пуговицы, мокрую рубашку, обтер ею лицо и швырнул, как тряпку,
в дальний угол. Туда же -- и майку. Стянул брюки и трусы, перебросил через
спинку кровати, изобразил танец живота и остального хозяйства. Затем,
напрягая мускулы, принял позу культуриста. -- О, как я красив! Аполлон! Как
я замечательно красив и прекрасен!.. Нет, мужики, согласитесь -- мы, мужики,
гораздо красивше баб!
-- Игорь? Игорь! Игорь, блин!!!
-- А чего?! Нет?! В природе самцы всегда красивше самок! Как красив
павлин, и насколько убога пава. Лев -- красавец, львица -- драная кошка. А
рыбки в аквариуме?!
-- А рогатый козел? И драная коза? - брякнул не подумавши Шмер.
- Так надо понимать, -- напряженно проговорил Никита, -- ты предлагаешь
нам с Мишкой себя-великолепного. Заместо дамочек-дурнушек, к которым мы
собрались? Хозяйством своим тут перед нами трясешь, как...
Рискованно, Никита! Можно и по чайнику схлопотать! По сути, гомиком
обозвал.
Но риск благородное дело. Оправдался риск.
Культурист Лебедь секунду раздумывал, нанести ли сослуживцу
сокрушительный маваши-гери или заржать и таки одеться. Заржал и таки оделся.
-- Ну? Я готов? Побежали?
-- Погоди, Игорь. Ты же сказал, что скажешь, где у тебя водочка
спрятана?
-- А я никогда от своих слов не отказываюсь! Вот тут, -- Лебедь
погладил себя по брюшному прессу, -- тут она вся и спрятана. С утра! И еще
там! -- Лебедь ткнул пальцем в недвижимое тело капитана-перестарка. -- И
водочка, и спиртяшка вся!
-- То есть... у нас ничего нет?! В смысле, с собой?!
-- Как?! У вас ничего нет?! В смысле, с собой?!
Поня-а-атно...
-- Ладно, шучу, -- успокоил Лебедь. -- Там вон возьмите. Три бутыля
шампанского. Я его как спортсмен принципиально не пью. Завет номер один:
опасайтесь пузырьковых! Вот и не пью. Даже в Новый год. Покупаю как дань
традиции, но не пью... Нашел, Мишка?
-- Нашел, Игорек, -- порывшись в "там", отозвался Шмер. -- Только тут
не три, а две. То есть три, но одна пустая.
-- Ага! А я-то думаю, чего меня так колбасит! Поступился, значит,
принципами. Ну, ничо! Как раз две -- по числу приглашающих дамочек. Мы ж к
ним не пить идем, а? Вот и в подарок -- по шампусику!
Леблединная железная логика. Чугунная!
...У нужного подъезда офицеры тщательно обтерли сапоги о бордюрные
камни, помыли их в проточном дождевом ручейке и направились искать заветную
квартиру. Где-то ревела музыка -- на нее и сориентировались. Точно! Она
раздавалась из-за нужной двери. Значит, пришли не зря. Хозяева не спят,
находятся на месте, и застолье в разгаре.
Однако попытки вызвать кого-либо, нажатием звонка, успехом не
увенчались. Стук в дверь кулаком произвел тот же эффект, то есть никакого.
Лебедь встал спиной к двери и замолотил по ней каблуком:
-- Ребятишки! Отворяйте! К вам Лебедь прилетел! Курлы-курлы!
-- Прекрати, Игореха! Всех обитателей распугаешь! Хозяева, если
услышат, наоборот, не откроют. Решат, психопат ломится! -- попытался
урезонить Никита и... ошибся.
Музыка в комнате внезапно оборвалась. Кто-то подошел, щелкнул замком,
дверь распахнулась.
Лебедь-Белый спиной рухнул в образовавшийся проем. Но не разбился, а
рассмеялся. Так вот в чем радость...
Чернявенькая Вика в халатике на очевидно голое тело и в босоножках на,
разумеется, босую ногу, пожалуй, еще привлекательней, чем в давешнем плаще и
сапожках! И без всякого "пожалуй", пожалуй... Заметьте, халатик не
"домохозяйский", а, мол, кимоно, парадно-выходное. Она настороженно окинула
взглядом новоприбывших и внезапно вспомнила:
-- А-а-а! Мальчики, это вы?
-- Нет, не мы! Это тени отца Гамлета! -- дурацки пошутил Никита. Но
что-то надо же сказать!
За спиной чернявенькой Вики появились другие обитатели квартиры -- двое
мужчин и две красотки.
-- Ой, Нинка! -- радостно всплеснула руками чернявенькая Вика. -- Это
мальчики, которые вчера нас от дикарей спасли!
-- Ой, ма-альчики! Пришли! Молодцы! -- возрадовалась блондинка Нинка,
выглядывая из-за спины пьяненького мужичка в расстегнутой до пупа рубашке.
-- Васенька! Вот эти мальчики спасли нашу невинность! Познакомься! --
подтянула Вика толстяка-очкарика.
В общем... вот и познакомились. Поручкались со всеми. Лебедь поручкался
со всеми, так и лежа на коридорном полу. После чего пружинно вскочил на ноги
и принялся обниматься с хозяевами, как со старыми знакомыми. Дольше всего
обнимался с женщинами.
Значит, чернявенькая Вика, блондинка Нинка. Плюс огненно рыженькая
Татьяна, тоненькая, длинноногая.
Итак, она звалась Татьяна... которая сразу положила глаз на
Лебедя-Белого.
Шмер приударил за чернявенькой Викой. Эти чернявенькие... рыбак рыбака
видит издалека!
А блондинка Нинка сразу запала на Никиту. Не случайно, выходит,
подмигнула еще там, на предновогодней улице.
Ах, да! Тут же еще и как бы мужички-сопернички, нет? Нет. Это не
соперники. Не знаем, господа хорошие, чем вы тут до прихода господ офицеров
занимались, но в данный момент ваш номер восемь, отдохните-проспитесь. А
мы... Что -- мы? Мы мирно посидим, пообщаемся, по бокалу шампанского примем
с дамами -- на брудершафт, так?
Так. Блондинка Нинка в темпе вальса успела уже дважды выпить с Никитой
на брудершафт, крепко поцеловав в губы. Ого! В прозрачной кофточке она была
просто... просто... Да что там! Никита понял, что в брюках ему тесно. То
бишь не целиком ему, а отчасти. От самой дорогой его части. Ну, мужчины
поймут. А уж женщины! Блондинка Нинка мелодично хохотнула и как бы ненароком
мазнула ладонью по...
-- А как насчет выпить за любовь с первого взгляда?
-- Легко!
Выпили. Вдвоем. И пусть весь мир подождет. Ни рядом, ни вокруг, ни
вообще -- никого. Только ты и я. О, темпы! О, amore!
Блондинка Нинка плотно придвинулась, задышала прерывисто и возбужденно.
-- Прогуляться бы, -- воркнула грудным тоном
-- К-х-худа ? -- в горле Никиты мгновенно пересохло.
-- А... в ванную хотя бы... -- она смотрела на него в упор, не мигая.
"В ванную? Вам плохо? -- Дурачок, мне хорошо. С тобой. А в ванной будет
еще лучше. С тобой..." -- такой взгляд. Ну, я пошла. А ты -- через
минуту-две.
Никита несколько опешил. Конечно, господа офицеры для того сюда и шли
-- пофлиртовать и кого-нибудь охмурить. Но чтоб так откровенно...
Он плеснул себе в фужер еще вина, выпил для храбрости и потихоньку
выбрался из-за стола. Компания оживленно обсуждала падение Лебедя, который
находился в центре внимания. Никому не было дела ни до Ромашкина, ни до
блондинки Нинки. Пока, во всяком случае. Лови момент!
Поймал. Что было в ванной -- если угодно, дело личное, дело интимное.
Стремительный петинг, и тут же оральный секс, и последующая "поза львицы", и
завершающий обоюдный оргазм -- нынче все эти понятия почти даже приличные.
Ну так все всё так и... А подробности -- для онанистов.
-- О-о-о! -- громко и протяжно выдохнули, наконец, оба, Никита и
блондинка Нинка, завороженно глядя друг на друга. Причем через зеркало. Ну,
поза такая, ну.
И замерли. От частого дыхания дамы, зеркало запотело.
Никита напряженно вслушался в происходящее там, за дверью ванной.
Одновременно с чувством глубокого удовлетворения вернулась осторожность и
неловкость. Черт! Надо же! За пятнадцать минут знакомства не только выпили
на брудершафт, но и бурно возлюбились! Вот ведь всю жизнь считал себя
скромнягой -- и на тебе! Дык! Отказаться? Если "на тебе!"
-- Спасибо, мальчик! -- воркнула блондинка Нинка. -- Ты мой новогодний
подарок! А то вокруг который день одни пьяные козлы-импотенты! А ты ничего,
хороший. Ступай к гостям. Я -- чуть позже. А ты мне понра-авился, знаешь...
Никита из ванной направился к столу, не глядя ни на кого, словно в
бессознательном состоянии. Опустив глаза, сел, налил в стакан вина, выпил. И
-- встретился с пронзительным ненавидящим взглядом соседа. Кто таков? Десять
минут назад за столом этого соседа не было.
Рядом с Никитой обособленно плюхнулась блондинка Нинка, радостно
воскликнула:
-- О! Вот и Олежек проснулся! Милый, голова не болит? Опохмелишься?
Муж! Никита зябко поежился, невольно передернув плечами. Не было
печали!
-- Дрянь! Шалава подзаборная! -- муж внезапно и свирепо отвесил жене
звучную оплеуху.
Никиты вскочил. Как бы там ни было, кто бы ты, мужик, ни был, но щас
получишь!
Никиту опередил Лебедь. Рефлекс, однако. Женщину бьют! Взметнулся из-за
стола, опрокинув стул, стриганул ногами, угодив ступней в грудь невежы.
Классическое мае-гери, однако.
Муж сложился пополам и заперхал.
-- Ты чего, козел! Оборзел?! Ударить даму! -- громогласно воспитывал
Лебедь противника.
Никита со Шмером схватили бла-ародного офицера Лебедя за руки, чтоб
более не буянил. Ну-ну, Игорь, ну-ну. Ну, всё уже, ну, всё.
Не-ет, не всё. Проперхавшись, муж истерично крикнул:
-- Да-аму?! Это -- да-ама?! Это всем подряд дама! И тебе дам, и тебе
дам, и тебе!.. Эта шалава -- моя жена! Имею право воспитывать! А ты,
гаденышь, не лезь! -- и он, подскочив к Лебедю, ударил его в живот.
Ой, зря. Во-первых, там не живот, а пресс-шоколадка. Почувствуйте
разницу. Во-вторых, атлет Игорёха только притворялся, что его крепко держат,
а на самом деле имитировал невозможность вырваться из цепких рук.
-- Хы! Ударил! Как больно! Все видели! Он меня ударил! Хы! А теперь я!
-- и, стряхнув сдерживающий фактор в лице Ромашкина со Шмером, ударил. --
Чистая самооборона!
-- О-о-о! Он мне зуб выбил! -- обманутый и к тому же битый муж сплюнул
в ладонь вместе с кровью половинку зуба.
На Лебедя накинулась вся присутствующая компания. Общими усилиями
вытолкали на лестничную площадку, где он принялся орать на приятелей:
-- Да отстаньте вы, дураки! Не пьян я! Трезв! Дайте повеселиться! За
что он, сволочь, мне по печени врезал? Отпустите! Больше не буду!
На площадку выглянула чернявенькая Вика:
-- Ты что, герой, делаешь! Это же хозяин квартиры, муж Нинки!
-- А мне плевать! Пусть руки не распускает!
-- Псих ты, Лебедь! Такое веселое застолье испоганил! -- огорчился
Шмер. -- Такой прекрасный вечер испортил!
-- Ладно! Отстаньте! Буду смирным. Обещаю больше не ерепениться.
Пойдемте мириться. Но как я ему! А? Вот в кулаке клок волос от плешивого!
Остатки скальпа! Скальп снял! Ну, я орел!
Компания ввалилась обратно в квартиру, где муж и жена продолжали на
повышенных тонах выяснять отношения.
-- Дурачок! Я вышла из туалета, а не из ванной! Тебе померещилось! --
врала блондинка Нинка, размазывая слезы по щекам.
Косметика на ее лице "поплыла", и сразу стало видно -- уставшая женщину
"кому за тридцать". Дальний гарнизон, убогий быт, неудачный брак, никаких
перспектив на будущее. Унылое беспросветное существование и беспорядочный
секс, если повезет, в качестве лекарства от тоски.
Мужу Олегу налили полный фужер водки, который он запил фужером
шампанского, и тотчас скис. Притянул к себе супругу:
-- Ну, прости, киска! Я ошибся. Погорячился. Извини. Чего не бывает с
пьяных глаз! Дай я поцалую твои ангельские губки. Прости дурака пьяного!
Он крепко поцеловал жену. Затем чуть отстранился, понюхал ее лицо. Что
за запах? Н-не понравился!
Жена тотчас налила ему еще фужер водки. Пей! И не принюхивайся!
Выпил. И бессильно откинулся на спинку стула, уронив голову на грудь.
Блондинка Нинка с трудом подняла тело мужа и выволокла в спальню.
Вернувшись, она переключилась на Лебедя. Теперь он стал ее кумиром,
кавалером и рыцарем. В кои веки за нее заступились и защитили!
На обратном пути в общагу Лебедь беспрестанно возмущался Ромашкиным:
-- Нет, вы посмотрите на этого тихоню! То мямлит, ни рыба ни мясо, а то
бабищу сразу в ванной охмурил!
-- Еще кто кого охмурил! -- посмеивался Шмер. -- По-моему, она ему в
штаны сама залезла!.. Черт бы побрал этих замполитов! Вечно от них
неприятности. Не мог, как люди, посидеть, водки попить, с девчатами
потанцевать? Конечно! Зачем ему это? Сразу подавай разврат!
-- Ты мне еще аморалку припиши! Не на партсобрание, чай, ходили. Если
вам никому не обломилось, попытайтесь не лопнуть от зависти!
-- Это кому не повезло? -- вскинулся Лебедь. -- Очень даже повезло! Я,
друг мой Ромашкин, как лысому в череп дал, так его жена оставшееся время ко
мне кошкой ластилась. Заметил?
-- Что ж ты ее в ванную не пригласил?
-- Э, нет. Я с ней -- завтра. Пусть помоется-отмоется после тебя, друг
мой Ромашкин. Мы ж все-таки не животные. Так что завтра. А ты, друг мой
Ромашкин, свободен, как муха в полете. И не спорь, а то так врежу, что
чубчик отвалится! Что, будешь спорить?
-- Не буду!
Что ж, придется уступить объект без боя. Битва с Лебедем бессмысленна.
Победитель ясен заранее, разве что колом врезать по башке. И то бесполезно.
Разве что кость слегка прогнется...
***
-- Тебя послушать, вокруг одни шалавы! Не гарнизон -- публичный дом! -
возмутился в питерский, интеллигентный Виталик - разведчик (одни питерские
по всей стране). - Что не было порядочных приличных семей? Никто не любил
друг друга?
-- Витя! Я тоже над этим вопросом мучался и переживал, как же так?
Пьянство, разврат! А мне приятель мой Шмер популярно объяснил: с кем
поведешься, от того и забеременеешь! Ну, с кем еще могут молодые холостяки
общаться? В какую приличную семью их позовут в гости? И зачем?
-- В принципе, ты прав, конечно! - согласился разведчик. -- но как-то
это... беспринципно.
-- В принципе, беспринципно! Х-хорошо сказал!.. Но мы же не только
водку трескали да под юбку девкам лазали!
-- Неужто?!
- А то! На службе: от зари, до зари!
Глава 14. Полевой выход
Завершился Новогодний праздник, пролетела первая неделя января, за ней
другая. Наконец, настал тот момент, когда по плану занятий предстояло
совершить полевой выход. Солдаты уже немного научились водить танки,
стрелять -- пора их обкатывать по-настоящему, в обстановке, максимально
приближенной к боевой, в условиях горно-пустынной местности. Большинству-то
из них придется воевать "за речкой" -- тем, кому не повезет с
распределением.
Батальон собирал пожитки обстоятельно. В учебные ящики складывали
материальную базу, тетради, конспекты, пособия. Старшина роты
укомплектовывал вещевые мешки курсантов фляжками, котелками, кружками,
ложками, майками, портянками и прочим необходимым барахлишком.
В полночь учебный батальон, рота за ротой, выдвинулся пешим ходом на
вокзал. Через час топанья по ночному городку солдаты прибыли на место и
заполнили пространство железнодорожного перрона. Затем обычная суета с
посадкой в общие вагоны, куда служивые набились плотнее, чем кильки в банке.
Еще бы! На каждую роту лишь один вагон!
Поехали!
Семь часов тряски в душном переполненном поезде Никита перенес легко,
он ведь не пьянствовал с вечера, как другие офицеры. На душе было легко.
Хоть какая-то перемена в унылой и монотонной жизни армейского гарнизона.!
Взводный Васька Чекушкин ночь напролет бегал блевать к унитазу --
накануне перебрал, а в вагоне, еще и добавил лишку. Отвык парень пить
дрянную водку. Этот старший лейтенант прибыл вместо Мурыгина, по замене, из
Афгана. В роту попал перед началом полевого выхода и никак не мог
насладиться удовольствиями и соблазнами мирной обстановки в Союзе. Брал от
жизни все что мог, а что не мог ухватить, тоже брал, превозмогая себя.
Запах прелых портянок, дегтя, пота, пыли. Плюс аромат тушенки и
баночной пшенки из солдатских пайков -- самые голодные и нетерпеливые
поглощали утреннюю норму. А от офицерского кубрика разило водкой, луком,
салом и чесноком.
И вот так семь часов... Но -- прибыли. Келита.
-- Рота подъем! Выгружаться! Бегом! Бегом!
-- Военные! Стоянка поезда в Келите десять минута, -- сонно пробубнил
туркмен-проводник и скрылся досыпать в служебное купе.
Выгрузились в строго отведенное время. Никто не отстал, не потерялся,
не исчез. Поезд протяжно загудел, состав дернулся и исчез в сумерках,
постукивая колесными парами на стыках рельс.
По правую сторону от "железки" -- бескрайняя пустыня. По левую, в
сероватом тумане, -- высокие горы, далекие заснеженные вершины. Значит, нам
туда дорога, значит нам туда дорога... Не на вершины, допустим, а лишь в
ближайшее предгорье.
Батальон ожидал крытый тентом "Урал", в него и загрузили имущество, а
курсанты трусцой повзводно двинулись по пересеченной местности. "Уралу"
предстояло сделать большой крюк по разбитой грунтовой дороге, а бойцам --
совершить тренировочный марш-бросок по прямой. Кто быстрее? Человек или
автомобиль?
Быстрее все-таки оказался "Урал". Часть роты в тумане заплутала и
прибыла в полевой лагерь вместо полудня только к обеду. Офицеры смущенно
посмеивались друг над другом, над собственным неумением ориентироваться на
местности, а те взвода, что пришли первыми, радостно поглотили завтрак и
обед. Некоторым не досталось ни того, ни другого: нечего блуждать вокруг да
около! Давно пора лейтенантам и сержантам выучить кратчайший путь.
Комбат распределил старших от управления батальона в подчиненные роты.
Восьмой роте достался зампотех Антонюк. Все мечтали заполучить замполита
Рахимова, но и Антонюк не самый худший вариант. Больше всех не повезло
девятой роте. С ними разместился начальник штаба Давыденко. Зампотех
батальона был тоже не подарок. Антонюка меньше всего интересовали дисциплина
и учебный процесс, а был он жуткий халявщик и проглот! Все знали: пьет, как
верблюд, впрок, а ест, как слон, -- не прокормить. Но, по сравнению с
Мироном, золото, а не человек.
Приступить к размещению по "конурам"! Да, иначе этакое жилье и не
назвать. То, где предстояло жить командирам, -- не единая казарма, а
несколько слепленных друг к другу каптерок-кубриков. Размер каждого кубрика
три метра на три, а двери в них почему-то напрочь отсутствовали (скорее
всего, местные аборигены их систематически воровали). Над дверным проемом
зияла дыра, в которую вывели колено от трубы, и присоединили к чугунной
буржуйке, затем развели огонь, двумя плащ-палатками временно завесили
проход. Живите, командиры и радуйтесь. Солдаты -- в просторные лагерные
палатки.
Из офицерских комнатушек вымели мусор, оставленный
предшественниками-пехотинцами, прибили пыль водой, закидали в
печурку-буржуйку дров, растопили. Заволокли внутрь привезенные с собой
панцирные койки, установив их в два яруса, застелили постелями, еле-еле
втиснули между ними старый обшарпанный стол. В результате обустройства не
осталось ни сантиметра свободного пространства. У входа, у очага, посадили
бойца кочегарить и на этом закончили наводить уют. Истинно походный быт.
Никита облюбовал себе койку на втором ярусе, там по ночам должно быть
гораздо теплее, чем внизу. Шмер лег на нижнюю. Еще две койки первого яруса
заняли Неслышащих и зампотех. Шурка Пелько долго пререкался со Шмером за
место на нижней койке -- для него задрать ногу выше полуметра огромная
проблема, грыжа мешает. Мишка тряс ушами и доказывал, что у него боязнь
высоты. В результате переспорил.
День и вечер прошли в бытовой суете. Наконец, вечерняя проверка -- и
отбой. Бойцы, уморившись, быстро уснули и только истопники-дневальные
подтапливали печи.
Дневальный Кулешов раскалил буржуйку в "конуре" докрасна и вскоре был
выставлен в палатку с указанием вернуться через три часа. Успешное начало
занятий предстояло обмыть, а лишние глаза и уши товарищам офицерам ни к
чему.
Неслышащих уселся было за столом что-то писать в ротном журнале боевой
подготовки.
-- Слышь, Неслышащих! -- окликнул его взводный с не менее говорящей
фамилией Чекушкин. Мы собрались пить или походные дневники вести? Садись у
печки и пиши сколько душе угодно. Куприн, ты, наш! Заодно дровец подбросишь.
Верно говорю, товарищ майор?
Зампотех, майор Антонюк воспрянул. Хоть о чем-то его спросили за день!
Обратили на него внимание!
-- Да-да! Капитан, давай отложи эту писанину на завтра. Надо поужинать,
как следует! "Гранатовый браслет" завтра допишешь...
- Или "Поединок", - хихикнул Шмер.
-- Хорошо-хорошо. Я не буду мешать, -- засуетился Витька Неслышащих. --
Сейчас-сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте.
Да кто ж на тебя внимание-то обращает, Безропотных ты наш! Чекушкин
отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил поллитровку, несколько банок
сухпайка, хлеб, кружки.
Старлей Чекушкин прибыл в полк всего ничего, в ноябре. Парню не повезло
по службе -- воевал два года в Афганистане и по окончанию положенного срока,
по замене, попал в Туркво, вместо "приличного", цивилизованного западного
округа. Поговаривали, что всему виной служебные нарекания. "Залетчик",
нарушитель дисциплины, разгильдяй... Раньше в роте был один ветеран войны,
ротный Неслышащих, теперь их стало двое -- вместе со взводным Чекушкиным. Но
Витька Неслышащий воевал всего три месяца, даже точнее, участвовал во вводе
войск (если не врал, то аж несколько раз стрелял). А Васька Чекушкин --
парень конкретный, задиристый, нагловатый. Он с первого дня подмял под себя
Незнающих и стал практически руководить ротой. Если раньше Витька еще мог
давить на взводных капитанским званием, то теперь беспомощно махнул на все
рукой и по каждому пустяку советовался со старшим лейтенантом Чекушкиным.
М-да. Один бестолковый ротный -- беда для роты, а два бестолковых
офицера -- катастрофа. Витька Незнающий -- "удивленный жизнью", а Васька
Чекушкин -- "без царя в голове".
Огненно-рыжий, голубоглазый, высоченный, был Чекушкин бесконечно
самоуверен и бесконечно глуп. Едва приехал, как подцепил триппер, о чем
гордо объявил во всеуслышание. Либо эта инфекция с ним приехала из Ташкента,
либо (что правдоподобней) он с ней перемещался по службе. Вначале его
назначили в лучший батальон и в лучшую роту. Как-никак боевой офицер! Но
после нескольких дисциплинарных проступков и "художеств" в гарнизоне его
перекинули к нам, вместо внезапно убывшего в Германию Мурыгина (его Лилька
кому-то, видать, хорошо дала, как умела и любила это дело, скорее всего,
полковому кадровику, и семья Мурыгиных в спешном порядке, почти экстренно
отправилась за границу). Такой вот нам подарочек -- Чекушкин... Фамилия,
данная предкам, зачастую полностью соответствует характеру ее обладателя,
отображает его наклонности. Васька Чекушкин был истинным "чекушкиным". Пил
практически каждый день и помногу. Кроме того был хроническим бабником.
Несколько раз ему били физиономию чьи-то мужья, застав со своими женами,
несколько раз он сам кого-то бил. Триппер же расползался по гарнизону в
геометрической прогрессии, создавая угрозу здоровью любвеобильной части
молодых офицеров. Вот такой вот Чекушкин...
Стол, можно сказать, накрыт. Дневальный Кулешов принес сковороду с
горячей жареной картошкой, тарелку зеленых маринованных помидорчиков, банку
тушенки. И опять отправился в палатку к взводу.
Офицеры дружно уселись за стол и взялись за ложки. Бутылка водки
по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола.
-- Не понял! -- возмущенно не понял Чекушкин. -- Вы что, все
нахлебники? Где водка, жлобы?
Антонюк деловито накладывал еду в свою тарелку, словно вопрос не к
нему. Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зеленым ухом,
Неслышащих на то и Неслышащих, закатил глаза и глупо ухмыльнулся. Ромашкин
открыл пустой портфель и изобразил поиски чего-то ценного, что взял, но
потерял.
Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, выложив на стол
алюминиевую фляжку:
-- Тут спирт. Водку я не взял.
-- Сойдет и спирт, -- обрадовался Чекушкин. -- Шурка ты молодец! А
замполит Ромашкин чего молчит?
-- А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? -- Я думал, что мы
на занятия едем. Виноват, исправлюсь! Завтра куплю непременно.
-- Купит он! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять
верст! Если, конечно, товарищ майор завтра авто выделит, то десять верст --
не расстояние. Со Шмером на пару прокатитесь. С него тоже причитается. А,
товарищ майор? Насчет авто?
Халявщик Антонюк утвердительно кивнул. С него, получается, завтра лишь
казенное авто в счет сегодняшней пьянки. Устраивает!
Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с
кильками в томате, шпроты. Ну-с, приступим?
Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас
принялись за спирт.
-- За успехи в боевой и политической подготовке! Гы!
-- Ура-ура-ура! Гы!
Начали! И продолжили. И продолжили. И продолжили... Подробности к
черту. Всегда одно и тоже. Вполне свинское дело -- напиться до зеленых
соплей и вырубиться. Чтобы поутру очнуться с кроличьими глазами и трещащей
башкой...
Из подробностей -- разве что краснорожий Антонюк, халявщик, чавкающе
жрущий с ножа куски масла без хлеба. Из подробностей -- моментально
"поплывший" Неслышащих, подозрительно ерзающий. Из подробностей --
раздухарившийся Чекушкин с очередной фляжкой спирта...
И продолжили, и продолжили. И -- закончили. Спят усталые игрушки. Общий
дружный храп.
...С подъема рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В
восемь часов -- начало занятий по вождению. Ромашкину предстояло быть
старшим на препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения.
Вставать не хотелось, но -- долг требует повиновения. Никита натянул галифе,
надел носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а
лежали в сторонке и были какими-то сырыми.
-- Кулешов! Ты что воду ночью разлил?
-- Никак нет, я ничего не разливал! -- ухмыльнулся солдат, отводя глаза
в сторону.
-- А кто?! Почему сапоги у меня сырые?
-- А вы у ротного спросите.
Ротный Неслышащих вскочил, зычно скомандовал:
-- Быстро строиться! Товарищи командиры, хватит на койках сидеть! -- и
шустро выскочил из "конуры".
Дневальный Кулешов огляделся по сторонам и пробормотал, наклонившись к
Никите:
-- Это он вам в сапоги нассал.
-- Что-о-о?! Ка-а-ак?!
-- А запросто! Ротный среди ночи вскочил и к вашей койке устремился,
штаны расстегнул и напрудил. Снайпер! Не промазал, точнехонько в правый
сапог попал. Я их перевернул и мочу слил за дверь. Чтоб не воняло.
Да-а-а. И это уже диагноз. Не впервой, блин! Контуженый, блин! Пыльным
мешком по кумполу! "Удивленный жизнью"! Но не до такой же степени, блин!
-- Гы-гы-гы! -- издал Чекушкин.
-- А вам, товарищ старший лейтенант, он в сумку напоганил, она возле
койки лежала.
Чекушкин мгновенно перестал ржать, схватил полевую сумку, приподнял,
тряхнул... Да, так и есть, напоганил...
-- Уб-бью недоноска! -- рассвирепел Чекушкин.
-- Гы-гы-гы! -- издал уже Мишка Шмер, лежащий под одеялом и не желающий
подниматься. Его судьба хранила. Или просто Витька Неслышащих иссяк, и на
окропление шмеровской амуниции резервов организма не хватило.
-- Да я... я даже генералу не позволю гадить себе в сумку! Ну, кандец
котенку!!! -- и Чекушкин выметнулся из "конуры" с намерением... ну, с
понятным намерением.
Никита ринулся было следом -- надо, надо ротному подрихтовать морду за
нанесенную обиду! Смыть кровью! Ринулся было, но остановился. А что на ноги
надеть? Тапочки? По грязи-то! Сапоги?.. Вот эти самые, ага!
Судя по визгу, а потом и истошным воплям снаружи, взводный Чекушкин
сладострастно осуществлял свои намерения в отношении ротного. Осуществлял,
осуществлял и -- осуществил. Копытный удаляющийся перестук -- вырвался-таки
Неслышащих, побежал-побежал. Куда подальше.
Чекушкин вернулся с удовлетворенным оскалом на лице:
-- Ты чего не вышел бить ротного, Ромашкин? По делу же! Заслужил!
-- Да? А в чем? Босиком? И где потом отмываться? Воды-то нет!
-- Гм, помыться тут действительно негде. Ну, нечего. Будь спок, я ему
за нас двоих отвесил, по полной!.. Да, слушай! А как ты на занятия пойдешь?
В тапочках?
-- А никак! Вообще не пойду! Пусть сам на препятствия становится!
Нечего на вышке вместе с зампотехом сидеть! Вот так вот!
-- Тоже верно, -- согласился Чекушкин. -- А поехали тогда купаться?
-- Куда? Воды нет, говорю, а ты -- купаться!
-- Где нет, а где есть! В Бахарден поехали! Там озеро подземное! Просто
восьмое чудо света!
-- А тогда и я не пойду на занятия! -- обрадовался Шмер. -- В знак
солидарности! Тоже хочу купаться!
-- Э-э, нет уж! -- погрозил пальцем Чекушкин. -- Ты не пострадал никак.
Вот если б тебе в фуражку прыснули -- другое дело! А так без всех нас
занятия наверняка сорвутся. Топай на учебное место, сачок! -- он вытолкал
Мишку из "конуры". - Купаться едут лишь пострадавшие! Так, Ромашкин?
-- Так. Вот позавтракаем и...
А чем, собственно, позавтракаем?
Кулешов вновь ввалился -- с охапкой дров и сбросил их к печи.
-- Кулешов! А где хлеб, масло? Сожрал ночью? -- напустился Никита на
бойца.
-- Что вы, товарищ лейтенант! Как можно?! Мне и картошки хватило!
-- А где оно тогда? Вечером полная тарелка стояла! И где сахар?
-- Дык, это ваш майор стрескал. Зампотех...
-- Когда? Ночью?
-- Угу, все подъел. Пока вы спали... Там и моя утренняя порция была...
-- Ну, компашка подобралась! -- взъярился Чекушкин. -- Зассанец и
живоглот! Нет, я в такой обстановке находиться более ни минуты не могу!
Нужно успокоить нервы! Ромашкин, ну ты едешь?
-- А куда это? Далеко? Что за Бахарден такой? И на чем поедем?
-- Рядом! Отсюда лишь несколько километров. Я, по молодости, до Афгана
служил в этих местах. Тут в горах замечательное подземное озеро, жемчужина
Туркмении!.. Возможно, и всей Средней Азии! А на чем поедем... Сегодня же
старшим на дежурной машине катается Колчаков. Берем его с собой и едем!
Заодно для лагеря наберем дров и воды. Типа не развлекались, а работали!
Вадик Колчаков, разумеется, моментально согласился.
Взяли с собой и солдатика Кулешова, что б на пару с солдатиком-шофером
дрова грузил и воду таскал. Сотня балбесов будет танки калечить, а мы для
них дрова на себе таскать? Не офицерское это дело...
Пять минут на сборы, и в путь! По пути заскочили в сельмаг за водкой и
продуктами. Разве можно без дополнительного подогрева купаться! Ящик водки
поставили в кабину "Урала", в вещмешок накидали консервов. Эх, что бы тут
делала местная потребкооперация без русских офицеров, как бы план торговли
выполняла-перевыполняла!
Грузовик трясся на ухабах по безлюдной местности. Чекушкин уверенно
указывал маршрут.
И действительно -- несколько километров всего! Машина остановилась
перед одноэтажным домиком среди чахлых деревьев. На вывеске было начертано
"Ресторан". В дальнем конце двора -- еще домик, на вывеске было начертано
"Гостиница". Просторная площадка пуста, ни одного автомобиля.
Васька Чекушкин устремился в ресторан разведать обстановку, а
приятели-лейтенанты выбрались из машины размять ноги. От дорожного тупика
вверх шли крутые ступеньки в сторону пика остроконечной горы. У подножия
вершины они терялись за гигантскими валунами.
-- Наверное, там и есть пещера? -- предположил Колчаков. -- Может быть,
туда лифт спускается? Ну, не тоннель же в подземелье прорыт через ресторан!
Не дай бог, Чекушкин каким-нибудь потайным ходом через стойку бара уйдет в
подземелье купаться и нас тут бросит. Что-то его долго нет.
Взводный появился через полчаса -- с бутылкой коньяка в одной руке и
стаканами в другой. За ним семенил на кривых ногах, держа в руках дымящиеся
шампура с шашлыком, местный повар. Лоснящееся от жира лицо источало радушие
и счастье от приезда гостей. Еще бы! Очевидно, они тут первые клиенты за
несколько дней.
-- Мужики! Быстро пьем и быстро кушаем. И Арам отопрет нам вход в
пещеру.
-- Арам?
-- Повар. И он же смотритель озера. Он армянин, -- у Чекушкина
прорезался тон завсегдатая местного заведения.
-- А что, вход под землю запирается? -- удивился Никита.
-- Конышно! Конышно дарагой! -- подтвердил Арам. -- Как не закривать,
обязательно закривать нада. А то кто-нибудь пьяный забредет и утонет. Или
какое зверье нагадит.
-- Под зверьем он имеет в виду животных или местных аборигенов? --
громко прошипел Колчаков на ухо Никите.
Армянин Арам расслышал, улыбнулся:
-- И тех и этих, дорогой! Всем им нечего делать в культурном заведении.
Пусть моются в канале имени Ленина или арыках! Вы тоже, я прошу, только
купайтесь. С мылом, с шампунем -- не надо. Это потом -- душевая кабина в
гостинице есть.
Куда только акцент армянина Арама сразу подевался?!
-- Без проблем, хозяин! -- усмехнулся Колчаков. -- Мыться в душе.
Какать и писать в туалете. Кушать за столом. Просветил, спасибо, дорогой!
Лицо повара расплылось в еще более радушной улыбке, он пожелал
приятного аппетита и засеменил обратно.
Чекушкин налил коньяк, произнес тост за дружбу между народами и осушил
в три глотка полный стакан. Никита и Вадим отхлебнули по половине и
принялись за сочный шашлык. Мясо на косточках было замечательно прожарено!
-- Эх, как хорошо! -- с надрывом произнес Чекушкин. -- Век бы тут сидел
и смотрел на заснеженные вершины. А какое замечательное небо на Востоке по
ночам! Безоблачное, высокое! Мириады звезд по всему своду, мигают, блестят
холодным светом. Сказка! Фантастика! Лежишь порой на спине и разглядываешь
знакомые и незнакомые созвездия. Романтика! Скажу вам, братцы, в Афганистане
небо самое большущее.
Ничего себе, Чекушкин! Да ты поэт! Еще и связно излагаешь порой! А так
и не подумаешь ни за что.
-- И что с этой романтикой делать? На хлеб вместо масла намазывать? --
спустил "поэта" с небес на землю Колчаков.
-- Скучный ты мужик, Колчаков! -- Хоть и поешь хорошие белогвардейские
песни, но не гусар, нет! Зря тебя гусаром величают.
-- Что ты получил за риск в Афгане, Вась? -- сменил тему Никита. --
Сколько платила Родина за героизм?
-- Не так чтобы очень много, но на жизнь хватало. Если водку и коньяк
не покупать, то вполне даже прилично. Двести шестьдесят семь чеков. И на
книжку пятьсот рублей переводили. Приезжаешь в Ташкент, а там кругленький
счет в полевом банке. Снимаешь деньги и вперед, гулять по девочкам. Отрыв на
полную катушку! На неделю хватало по ресторанам помотаться до полного
истощения сил и средств. А в Афгане чеки тратил на шмотки, да магнитофон
"Sony" купил. Там сильно не покутишь -- в Кабуле бутылка водки стоит
двадцать чеков, в Джелалабаде все пятьдесят. Пять бутылок -- и нет получки.
Так что я, в основном, пил спирт и самогон из винограда, "Шароп" называется.
И знаете, вкусно! По крайней мере, щадит хилый организм. Я ведь его лично
изготавливал и знал, на чем основан продукт, на каких ингредиентах. Честное
слово, мне уже хочется вернуться обратно "за речку". Там была воля,
нормальная жизнь, боевая, настоящая служба. И дружба! Не то, что тут.
Мозгомойство, долбодубизм
***
-- Э! "Шароп" -- вкусно? -- встрепенулся разведчик Виталик. -- Дрянь
дрянью!
- Пробовал, знаю! Самая вкусная вещь была в Афгане -- армянский коньяк!
- солидно подтвердил Котиков.
-- Совершенно справедливо! - согласился Кирпич, опрокидывая в бездонную
глотку очередной стакан. -- Сашка Мандретов не дал бы соврать. Ох, любил он
это дело! В смысле, коньяк армянский. Ну, Сашка Мандретов, командир
героической первой роты! За его здоровье! За славного сына обрусевшего
греческого народа!
-- И долгих ему лет! - поддержал Серж.
Глава 15. Пещера Али Бабы
-- Когда в пещеру полезем? Что-то прохладно стало, -- поежился
Ромашкин. -- В конце концов, я не пьянствовать ехал сюда, а купаться. Пить
можно и в лагере, в теплой "конуре".
-- Не гони волну, замполит! Сейчас прибежит специально обученный
туркмен, отопрет решетку, включит освещение, проводит до подземелья. Ты же
не хочешь свернуть шею в темноте?
-- А что, там темно?
-- Конечно! Это ж пещера, а не какой-нибудь овраг. Глубокая пещера Али
Бабы. Сказку в детстве читал? - усмехнулся Чекушкин. -- Вот это она и есть.
И клад где-то там замаскирован, возможно... Ага! А вон и проводник спешит!
Маленький сухонький старикашка-туркмен прихром