енщин особенно, это хорошо сочетается, естественно, работа и показуха, а у большинства - не очень. (Еще тетрадь!) Нет, уж лучше пусть не заходят! А нет, черт возьми, пусть зайдут, он, в конце концов, мужчина! И дома и на работе себя поставить надо! Вот пусть проверяющие зайдут сейчас, а он специально, без всякой показухи - смотрите! Что тетради проверяю? А когда мне еще этим заниматься, вчера и так до полночи больной сидел! Вы зайдите через день, лучше через два, посмотрите на результаты контрольной, вот на что вам смотреть надо! (Еще тетрадь.) А результаты не хуже, чем у других будут! Вот и на олимпиаде районной мои ученики неплохо выступили. Да и в наше положение войти надо, посмотрите, как мы живем, как питаемся, как одеваемся. Да если уж все делать как положено, совсем без туфты, силы не экономя, загнешься скоро, ноги протянешь! (Тетрадь.) А заболеешь, свалишься от нагрузки непосильной, работать (и зарабатывать) не сможешь, ты сам, дети твои - кому нужны будут? Не комиссии, не начальству во всяком случае... А на контингент учащихся, родителей посмотрите!.. (Вот и еще тетрадь проверил.) Но с проверяющими так разговаривать - особый талант нужен, из всех учителей, пожалуй, только Иван Евгеньевич им обладает. А если проверяющие окажутся не робкого десятка? Если в ответ на его слова они свое скажут? Завуч на чью сторону встанет? Еще не известно. Так-то. В прошлом году кое-кого из учителей за подобные слова сильно наказали, дифнадбавку режиковскую срезали. А если и меня так? Принесешь домой урезанную получку, жена с тещей добавят и за смелость и, за принципиальность, и за хорошую работу... (Тетрадь.) Нет уж пусть лучше не приходят. Да, кстати, который час? 11 часов ровно. До конца урока пять минут, теперь уж не придут, и Григорий Борисович вздохнул с облегчением. Еще сегодня, правда, четыре урока во второй смене, но это еще когда будет, хотя, если рассудить, лучше бы пришли на контрольную. Что-то опять нос заложило, на полминуты из класса в коридор вышел, при учениках сморкаться неловко... Напомнил ученикам, чтобы поторапливались и до конца урока успел-таки еще обработать две тетради. Пересчитал, сколько сделал за четыре урока, получилась сорок одна тетрадь. Да, мало. Сколько осталось еще? Подсчитал - восемнадцать. Такими темпами работы еще на час. Да, по совести говоря, разве это проверка? На многие тетради не по три, а по пятнадцать-двадцать минут потратить надо... Вот и звонок прозвенел: 11 часов 5 минут. Быстро, организованно урок закончил (свой класс!), учеников выпроводил, а тут и следующий класс подошел. Но это уже не его класс, у них другой учитель. Этих учеников пока в коридор, а учителю, молодому специалисту, даже и не специалисту, а студентке недоучившейся, Татьяне Ивановне, кабинет сдать. Провел ее по рядам, сказал, по возможности строже: - Смотрите Татьяна Ивановна, все парты чистые, на полу мусора нет, в таком виде оставите! Вот ключ от кабинета. - Не беспокойтесь, Григорий Борисович! Да как не беспокоиться, на твоих уроках девятиклассники на головах ходят. Самые слабые и хулиганистые девятые ей сплавили как новенькой и самой молодой, с ними и опытный педагог не каждый сладит. Они уже несколько раз так столы расписывали, шелуху от семечек под столами оставляли... В свой портфель все тетради аккуратно сложил, и уже уходить собрался в учительскую, те же тетради заканчивать, да вдруг ему в голову идея пришла. - Татьяна Ивановна, я у вас на уроке посижу на последней парте, тетради попроверяю? - Конечно, Григорий Борисович. Тут выгода обоюдная: при нем девятый "Д" поспокойней посидит на уроке (у молодых с дисциплиной на уроке вообще беда, Григорий Борисович пока по возрасту не стал всем ученикам в отцы подходить, тоже мучился, а девятый "Д" - "краса и гордость" школы, класс коррекции, т.е. класс отстающих, занимающийся фактически по облегченной программе), а Григорий Борисович посмотрит, чтоб обошлось без настольной живописи. Он устроился на последнем столе, достал тетради, взял ручку, тут как раз звонок прозвенел, значит 11 часов 10 минут. Татьяна Ивановна свой урок начала, а Григорий Борисович в свою работу погрузился, не забывая в то же время за учениками приглядывать. Да они это уже поняли, главные художники смирно сидят при нем. Вот одна тетрадь готова... Девятый "В" остался, теперь быстрее пошло. Еще одна... Когда работа к концу близится - веселей дело идет. Стопка непроверенных тетрадей неуклонно убывает, а - проверенных растет. Еще тетрадь... Да тетради все хорошие пошли, почти без ошибок, чистые, с понятными почерками. Такие чего не проверять? Это все кандидаты в десятый класс на следующий год. Интересно, дадут ему на тот год десятые или нет? Впрочем, сейчас десятые уже не те, что были лет пять-десять назад. Тогда всех троечников, разгильдяев, хулиганов после девятого выпроваживали из школы в ПТУ, хорошо, кого в техникум. Для десятых самых лучших оставляли. Да и десятых набирали два класса, не больше, хочешь, не хочешь, а принимай туда не всех, а с разбором. Теперь все по другому, указание аж самого Президента вышло, всех желающих в десятый записывать, будь он хоть последний хулиган, хоть из класса коррекции (официально считается, что и там по общей программе занимаются). Теперь десятых классов набирают не меньше трех, а когда и четыре, хотя добрая половина учеников по уровню знаний, да и способностей, не могут по-настоящему учиться в старших классах. И в старших классах теперь не обходится без туфты, очковтирательства то есть, хотя лет пять назад еще обходилось. Иной ученик, и родители его, клянется, божится, дотяните меня до конца девятого, дайте свидетельство об окончании, я в ПТУ уйду, по честному. Бывает, и пойдут ему навстречу, и так слишком много неуспевающих. А он, глядишь, в конце августа приходит: "Запишите в десятый! Имею конституционное право." Попробуй такому откажи, родители до самого высокого начальства дойдут, по судам затаскают, а там разговор короткий: "Он у вас экзамены сдавал? Сдавал! Вы ему свидетельство об окончании девятилетней школы выдавали? Выдавали! Так в чем дело, если бы вы ему двойки поставили, так сейчас бы и разговору не было! Сами теперь свою кашу расхлебывайте, а ребенок учиться имеет право." Так что и в старших классах не одни хорошие ученики. А лучшие самые, наоборот, уходят. В последние годы много всяких лицеев, гимназий пооткрывалось. Вроде там подготовка лучше, поступить в ВУЗ оттуда легче. Увы, и это так. Там многие вузовские преподаватели работают, они же потом и вступительные экзамены проводят, зачисление студентов производят. Разумеется, своих учеников они в первую очередь возьмут. Многие учителя, зная эту практику, сами советуют лучшим ученикам переходить в лицеи. А Григорий Борисович с этим смириться никак не может. Если по честному посмотреть: среди его учеников за много лет работы в школе многие на математический и физический факультеты университета, пединститута пошли, на инженерные специальности политехнического института, в общем туда, где математика ой как нужна. И нормально окончили, работают хорошо, а кто еще и учится. Значит и в обычной школе неплохо учиться можно. А попадались и такие ученики, которые уже в старших классах были взрослыми самостоятельными людьми, способными вообще без учительской помощи учиться, знания новые приобретать. Таким зачем в лицей переходить? Этих правда по пальцам одной руки пересчитать можно, но их всегда очень мало! Вот Иван Дмитриев, ученик десятилетней давности. Когда Григорий Борисович с ним, учеником девятого класса (это по старой нумерации, по новой - десятого) познакомился, тот математику, физику, химию знал едва не лучше учителей. Григорию Борисовичу сильно его не чему вроде учить было. Но тот стал членом математического кружка. Иван, впрочем не только математикой, но и химией, и информатикой увлекался. Как-то для сложной компьютерной программы по химии понадобились ему некоторые формулы из проективной геометрии, которую, разумеется, в школе не изучают. Он обратился было к Григорию Борисовичу за помощью. А у того принцип такой: перед тем, как подсказывать или помогать, дать шанс самому дойти, не всем это, конечно, под силу, но шанс каждому надо дать. И вообще, подсказывать, помогать торопиться не нужно, а если и делать это, то не до конца. Если кто-то из учеников его помощи просит, то Григорий Борисович не торопится подходить, время тянет, в половине случаев, пока он подойдет, помощи уже и не требуется. Так вот, посоветовал он Ивану, вузовский учебник почитать, а тот поленился в библиотеку идти, пару дней посидел, и все формулы нужные сам вывел, своим умом дошел! Он уже университет окончил, большим специалистом по информатике стал, не иначе, скоро диссертацию защитит кандидатскую. Жаль видеться в последние годы им редко приходится, Григорий Борисович в другую школу перешел, близко от дома, старая школа далеко была, в другом районе... А сейчас самые яркие ребята в десятый класс в их школу уже не идут. Что делать? Надо вот что, больше работать со средними классами, что он в последнее время и делает. Многие бывшие ученики его в числе лучших в своих лицеях, в вузы после них поступают... А в отчетах всяких этого ведь не укажешь! Впрочем, отчеты, бумаги всякие разве главное в жизни, конечно нет. Не главное, а силу большую имеют. Вот Григорий Борисович в прошлом году аттестацию проходил, так по бумажкам только на вторую категорию потянул. Где ваши выпускники, избравшие специальностью ваш предмет или близкие к нему? Сколько их за последние пять лет? Сколько победителей олимпиад?.. Три человека? Маловато! Но позвольте,.. Звонок привел его в чувство. Григорий Борисович посмотрел на часы: 11 часов 50 минут. Стопка непроверенных тетрадей закончилась! Он аккуратно сложил все тетради в портфель, ручку - тоже. Перед тем, как уйти из кабинета прошел, убедился, что все нормально, столы чистые, на полу мусора нет. Выходя столкнулся с Марией Николаевной. С ней незнакомая женщина средних лет. По виду - проверяющая. За время работы в школе, он по виду, по одежде, по выражению лица, по походке, манере говорить научился всякое начальство, особенно проверяющих, отличать. Они вокруг себя поле такое создают, попав в которое простой человек испытывает потребность поскорее из него выйти, неуютно как-то в нем. Не ко всем это, конечно, относится, но к большинству. Хотел было Григорий Борисович подойти, спросить Марию Николаевну, зачем он ей нужен был, да, кстати, и свой вопрос выяснить, по домашнему обучению, но они уже говорили с Татьяной Ивановной, та показывала им свои планы, и вид у нее был самый жалкий. Неуместно как-то было в этот момент к завучу подходить, и он не стал. Про себя подумал, что хорошо, не на прошлый урок пришли, успел-таки тетради закончить. А то бы пришлось уйти из кабинета, неуместно над тетрадями сидеть, когда коллегу проверяют. Хорошо, что не к нему пришли. Теперь, может, и пронесет, и ни в чем не виноват, вроде, а не хочется. Впрочем, от мысли этой Григорию Борисовичу совестно стало. Шкурно это очень. Его-то пронесло, а Татьяне Ивановне влетит сейчас по первое число. Конечно, у нее упущений много, да ведь всему учиться надо, учителями не рождаются, он себя вспомнил пятнадцатилетней давности. После университета в школу попросился, хотя были варианты и гораздо лучше. С огромными планами пришел, Макаренко, Сухомлинского начитался, университет с красным дипломом окончил. А оказалось, что наполеоновские планы его, его эрудиция огромная любовь к своему предмету, начальство мало волнует. Ты качественный урок выдай, порядок в своем классе обеспечь, бумаги в порядок приведи, программу пройди, процент успеваемости, обученности выдай на уровне школы, а всякие там завиральные идеи, самоуправление, макаренковская постановка воспитания, синтез математики с гуманитарными дисциплинами, отставить. В каких инструкциях это предписано?.. Впрочем, когда года через три он сумел стать крепким учителем, на "завиральные идеи" его стали смотреть сквозь пальцы, да и времена такие наступили, что начальство вдруг стало всякие новшества поддерживать... А Татьяне Ивановне сейчас крепко достанется. А ко мне бы пришли, пожалуй все бы нормально сошло. Григорию Борисовичу уже казалось, что потому не его проверяют, а молодую учительницу, что он что-то такое сделал... До чего нас довели, прямо как в ГУЛаге у Солженицына, каждый только за себя. Умри ты сегодня а я завтра! Он вдруг заметил, что идет по пустому коридору. - Мужчина, можно занять немного вашего времени? Григорий Борисович оглянулся. Перед ним стоял молодой человек с какой-то неестественной, кукольной улыбкой. Он, пожалуй, хотел походить на американца, только улыбка его открывала не белоснежные здоровые зубы, а довольно гнилые и желтые. Да, если присмотреться, то и не хватает некоторых, как, впрочем, и у Григория Борисовича. Впрочем, не такой уж и молодой, скорее молодящийся. Лицо все в мелких оспинах. Тщательно отглаженный костюм, белоснежная рубашка с галстуком, короткая стрижка, как у новобранца, видно только что из парикмахерской, одеколоном сильно пахнет. - Позвольте представиться, Андрей, - он протянул руку. - Григорий Борисович, - назвался учитель пожимая руку, - а как вас по отчеству? - Просто Андрей, - тоже подражание американцам, - я торговый представитель фирмы Верболайф. Вы знаете такую фирму? - Что-то слышал, - Григорий Борисович начал понимать в чем дело, - но, извините, я не ваш клиент, ваши препараты от лишнего веса, а у меня его нет. - Но я еще не успел рассказать вам о нашей фирме, ее продукции. Наши продукты не только от лишнего веса. Я вижу, что у вас проблемы со здоровьем, цвет лица не очень хороший, - и у тебя не лучше, подумал учитель, - вам бы попринимать препарат фейсогуд... - Андрей, вы на меня только время тратите, у меня ни копейки денег нет, и не предвидится, извините. Они попрощались за руку и пошли в разные стороны. Григорий Борисович успел заметить разошедшийся шов на пиджаке торгового представителя. Лет пять, пожалуй, пиджаку, никак не меньше, нитки сгнили. Видно, учителем работать это еще не самое плохое... Посмотрел на часы: 12 часов 2 минуты. Как это он звонок на урок пропустил мимо ушей? Начался шестой урок первой смены. Потом будет седьмой, потом "нулевой" второй смены, и лишь после него, в два часа дня, у Григория Борисовича будет следующий урок. Целых три урока еще свободных! Скорей в учительскую. У окна остановился, портфель на подоконник поставил, он не любит его на пол ставить, высморкался, пока никого рядом нет, смотрит, а на платке кровь. Не сказать, чтобы много, но есть. Ничего, главное, чтобы не текло сильно... Портфель в руки и дальше пошел. Что нужно за это время сделать? Контрольную девятых классов начать проверять, все, конечно он не успеет, но хотя бы один класс. Пообедать. Для этого еще надо место найти. Хорошо, если учительская пустая будет, ведь со своими баночками в столовую не пойдешь, засмеют, и ученики, и учителя, да, не ровен час, начальству, комиссии попадешься на глаза, плохое впечатление о всей школе, о всех учителях произведешь... Кроме этого, надо еще свои планы на сегодняшние уроки посмотреть, придать им более солидный вид. Может повезет, и в кабинете информатики окажется свободный компьютер, Григорий Борисович давно уже статью пишет о постановке воспитательной работы в школе, о неверности той, которая принята в последние лет шестьдесят... Без компьютера эту огромную работу ему не осилить, особенно с таким почерком. Он бы и планы урочные на компьютере делал, да возможности нет, в школьном кабинете информатики почти никогда свободных компьютеров нет, хорошо еще, Илья Давыдович входит в положение хоть иногда... Будь Григорий Борисович в свое время поумнее, так лет десять назад переквалифицировался бы в учителя информатики, с его университетским образованием это было бы легко, жена об этом сколько говорила, да и сейчас говорит. Ему ведь и предлагали. Но у него тогда и без информатики большая нагрузка была. Кроме того, в 1985 году, когда вводилась информатика, надо было ее совмещать с математикой, только четыре часа в неделю информатики на всю школу. Да без компьютеров ее преподавать. В то, что в школе скоро будут персональные компьютеры, как газеты обещали, не верилось, мало ли чего обещают. Тогда только Горбачев к власти пришел, обещал много чего, Перестройку провозгласил... В общем, информатика тогда представлялась дополнительной морокой учителю. Да и зарплату в тот год учителям сильно добавили. На полторы ставки работая рублей триста-четыреста учитель получал! Только учителя и начали тогда жить по-человечески. Начать то начали, да быстро кончили, недолго их человеческая жизнь длилась. Года через три инфляция вернула учителей к доперестроечному уровню жизни, а вскоре и гораздо ниже опустила, так низко, как они и не были никогда. Если советские годы для них просто бедными были, то годы реформ - нищими. Сколько судеб сломалось, сколько семей развалилось, сколько людей себя потеряли... В общем не взялся тогда Григорий Борисович за информатику. Сейчас, пожалуй, и жалеет. Что ни говори, а у информатика школьного жизнь чуть получше, чем у математика во всех отношениях. И на платные занятия спрос есть, подспорье к зарплате. И тетрадей, тетрадей проверять не надо почти даром! И классного руководства нет! И в кабинете твоем никто посторонний не работает! И работу информатика поди проверь. За десять лет никак не решат, что, собственно, составляет предмет школьной информатики. Так большинство учителей и решают вопрос этот каждый по своему усмотрению. А, значит и у начальства дергать по пустякам информатика возможности мало. Информатик себя в большей степени независимым человеком чувствует. И при поступлении в почти все ВУЗы информатика не сдается... Ну не сказать, конечно, что у информатика работа совсем легкая, Илья Давыдович все дни безвылазно в школе от восьми до восьми, и выходных у него почти нет, и научно-методическую работу по своему предмету ведет, и для школы, для начальства много всякой работы делает, и как программист очень много работает, много учебных программ сделал, и кружок юных программистов создал... А все-таки ему лучше, легче живется, чем обычному учителю, надбавки всякие ему положены, да и "режиковских" больше перепадает, большое дело с начальством постоянно общаться, а начальство к нему постоянно со всякими просьбами обращается... Впрочем, все это относится и к учителям труда, и физкультуры, особенно к работникам бассейна. Вот школьная работа для мужчин, как жена говорит! На ум Григорию Борисовичу вдруг пришло сравнение школы с ГУЛагом: Солженицын пишет, что заключенные все делятся на два сорта, на простых зэков, работяг, которые заняты на "общих" работах, основных по профилю и самых тяжелых физически, которых, тем не менее, хуже всех кормят; и зэков, занятых на облегченных работах, "придурков". К ним относились не только всякие кладовщики, повара, нормировщики..., но и инженеры, врачи и даже ученые, а также сапожники, портные, парикмахеры... На "общих" работах большинство заключенных умирало в первые месяцы. А "придурки" почти все выжили. Вот и в школе есть работы "общие" - математика, физика, литература... А есть и "придурочные" (но завуч не "придурок"!). На "общих", если совсем без туфты работать, долго не протянешь... Так, сейчас в учительскую, пора бы и перекусить. Григорий Борисович подошел к учительской, она как раз рядом с лестницей. Маленькая комнатка, почти каморка в одно окно. Три письменных стола неопределенного возраста, несколько стульев. Захоти все учителя одной смены прийти сюда одновременно, а это человек шестьдесят, они бы просто не поместились. Но у физкультурников есть отдельное помещение для отдыха и самостоятельной работы, у трудовиков тоже есть, у начальства - само собой... А вот для простых учителей, работяг, одна маленькая комнатка. А ведь по расписанию у большинства много "окон" в течение рабочего дня. В это время работы всегда полно, да вот школа переполненная, почти тысяча семьсот учеников, для нормальной учительской места не хватило. Правда, во многих кабинетах: информатики, физики, химии, биологии, географии есть лаборантские, но как быть учителям математики, русского и литературы, истории, иностранных языков?.. Вдруг песня слышится под баян: Ра-асцвета-али яблони и гру-уши, По-оплыли-и туманы над реко-ой... Понятно, Николай Александрович, учитель пения, урок проводит. Его голос громче всех слышен, а класс подпевает, кто как может. Было бы время, так постоял и послушал бы, хорошо Николай Александрович поет, да в учительскую торопиться надо. К сожалению, учительская оказалась не пустой. Учительница русского языка Лариса Григорьевна сидела с тетрадями. Учительница математики Дарья Петровна занималась с ученицей то ли седьмого, то ли восьмого класса. Может это дополнительное занятие с отстающими (их учителя должны проводить обязательно), а может и репетиторство. Один стол свободен. И на том спасибо. Григорий Борисович расположился на нем поскорей, пока он свободен. Пожалев, что прямо сейчас перекусить не удастся, хотя было бы очень кстати. Неудобно как-то при ученице, достал тетради для контрольных работ. На поверхности оказались тетради девятого "Б", с них и решил начать. И начал уже было, да решил, пока еще идет шестой урок в уборную зайти. Вот еще проблема, опять ГУЛаг на ум приходит. Могут же у нас из любого пустяка неприятность сделать, унижение для человека. Во всех школах, по крайней мере где Григорию Борисовичу бывать доводилось, есть уборная специально для учителей. Об этом деле и говорить как-то неудобно, не принято в культурном обществе. Но учителя разве не живые люди, тем более, что школа здоровье сильно подрывает? В их школе, вроде и есть отхожее место учительское, но почти всегда на ремонте. А когда не на ремонте, то закрыто на замок. А ключ у вахтера. Это надо идти на вахту и у старушки-вахтерши громко, она слышит плохо, этот самый злополучный ключ просить. Да в журнале за него расписываться. А вокруг всегда народу много, детей в том числе. Получается, это надо всей школе докладывать куда и зачем ты идешь! Чем не тюрьма? Как еще сильнее можно унизить человеческое достоинство учителя? Григорий Борисович за этим ключом никогда почти не ходит, неприятно это, уж лучше потерпеть или в ученический туалет зайти. А это лучше всего не на перемене, а во время урока, когда учеников там нет. Неловко как-то при учениках. Вот жизнь, черт возьми! Он уже дверь открыл, но увидел, что там уборка идет, только началась, и не останавливаясь развернулся и пошел обратно как ни в чем не бывало. Уборка еще минут десять займет, у двери туалета ждать неудобно. На часы посмотрел: 12 часов 14 минут. В учительскую вернулся, тетради проверяет с контрольными. Настроение улучшилось, неплохо написали, он с середнячков начал. Одну, другую работы проверил, четверки поставил, третью проверил, думает: что ставить, тройку или четверку. Думал-думал, решил пока погодить, с другими работами сравнить. Отложил, взялся за следующую. Слышит, как Лариса Григорьевна Дарье Петровне говорит: - ... в этом году списки на подарки методобъединения подают... Насторожился, подарки к новому году для учительских детей. А в прошлом году сами записывались в приемной. Григорий Борисович на своих четверых дочек записаться должен. Года два назад подавали списки по объединениям и про него забыли, а он узнал об этом только тридцатого декабря, когда уже вечером домой идти. Тут и выяснилось, что его в списке нет и значит подарков его дочкам нет. Будь у него деньги, он бы пошел и четыре подарка детских в магазине купил, а денег, как всегда не было. Да если бы он заранее знал, что так будет, то с получки бы отложил... В общем, досталось ему крепко в тот раз, и жена высказалась, как он, наверное, работает, что его в школе не знают, и теща по этому вопросу прошлась... Дочки, правда, тогда твердо встали за отца, но настроение новогоднее было подпорчено... Зайти узнать надо к руководителю методобъединения математиков, уточнить, есть ли он в списке, до Нового года всего три неполных недели осталось. - Дарья Петровна, вы не в курсе, Любовь Семеновна в каких классах преподает, - спрашивает он. Любовь Семеновна - руководитель м.о. математиков. - В шестых "А" и "Б" во вторую смену и в пятых "Б" и "В" в первую. Это надо записать, чтоб не забыть, и сегодня ее обязательно разыскать. Что там с четвертой работой? Да, кстати, сколько времени? 12 часов 28 минут. Через семь минут с урока звонок, успеть бы в туалет до перемены. Тетрадь отложил и пошел. Уборка там уже закончилась, но, как на грех оказалось трое учеников, класса из седьмого. Похоже, курили, по запаху судя, но с сигаретой не попался никто. Про себя Григорий Борисович обрадовался даже, что никто не попался. Он на эту троицу посмотрел строго: - Вы курили? - Нет, нет, - и быстрей ноги уносить. Он вздохнул спокойно... С этими курильщиками - морока. И мимо пройти - непедагогично, и как с этой заразой бороться, непонятно? Не только мальчишки, но и девчонки многие лет с двенадцати курят! А сам Григорий Борисович некурящий, в юности попробовал - не понравилось, да и здоровья лишнего не было никогда. С его язвой курить только... А и расходов немалых эта привычка требует, тысяч пять в день, если самые дешевые папиросы курить. Где деньги взять? Да на эти деньги можно две булки хлеба купить! Если бы у него сейчас в кармане столько денег было, он, пожалуй, хлеба бы и купил (представил сразу булку хлеба свежего, горячего еще)! А ведь надо не только на себя тратиться. По улице идешь, на каждом шагу "дай закурить", а не дать, если сам куришь, неудобно. А ученики многие при деньгах, импортные сигареты дорогие покупают, не все семьи бедно живут. Он как-то одного курильщика юного поймал (хорошо, что мальчишка лет двенадцати попался, не старше, так потом не знал, как от него избавится. Директора нет, завуч на уроке, хорошо, чудом попалась классная руководительница нарушителя, ей и сбагрил... В учительскую возвращаясь у расписания остановился, когда уроки у Любови Семеновны? Так, в пятых уже уроки были, а в шестых - во вторую смену третий и четвертый уроки в его же кабинете, хорошо. Кстати, на третьем уроке класс, где его дочка средняя учится, Аня. Звонок прозвенел на перемену, 12 часов 35 минут. Скорей в учительскую, как бы его место не заняли. Подумал, сейчас бы перекусить, желудок свое требует, может, учительская пустая. Как бы не так, пришел, успел вовремя, Дарья Петровна хоть и ушла, а ее место уже занято, Софья Павловна, историк сидит с планами. Лариса Григорьевна Софье Павловне рассказывает: - Наталью встретила вчера, говорит, что на той неделе уже виза готова будет, и полетит она к Джону своему в Австралию... Наталья Николаевна это их учительница английского языка. Недавно со своим мужем развелась, за австралийского фермера замуж вышла через газету и к нему уезжает. Об этом вся школа говорит. Кто осуждает, а кто завидует. - И правильно делает! С наших мужиков толку нет. Не способны они семью содержать. Наталья хоть своих троих детей поднимет в Австралии... А наши пьянчужки... - Да Иван ее как раз непьющий, детей любит... Теперь запьет, пожалуй. - А кто ему виноват, что заработать толком не может... Григория Борисовича заметили, замолчали сердито. Сидят, работают. Зашла математик Зинаида Тимофеевна, ищет куда приткнуться. Григорий Борисович у нее спросил: - Вы не знаете, как у Татьяны Ивановны проверка прошла? - Только что ее видела, сидит, плачет. В пух и прах ее разнесли, сказали, что так нельзя работать. Администрации указание дали ее в этом месяце диффонда лишить. Чего там лишать, ей и так из него почти не достается! У нее седьмой разряд, она в два раза меньше уборщицы получает, а у нее ребенок маленький, она только из декрета, из-за этого не успела в институте экзамены сдать, диплом получить. Конечно, ей еще учиться да учиться, пока еще настоящим учителем станет, но ведь старается человек... Да, кстати, Мария Николаевна по секрету сказала, что математиков сегодня скорей всего больше трогать не будут, пронесло! Григорию Борисовичу опять совестно стало, будто он взял, и проверяющих, что его самого должны были проверять, на Татьяну Ивановну переадресовал. Будто это в его власти. Эх, до чего мы дошли, да если бы учителя друг за друга стояли, разве так бы мы жили и работали!.. Звонок прозвенел на седьмой урок, 12 часов 40 минут. Григорий Борисович половину стола освободил, Зинаиде Тимофеевне говорит: - Садитесь рядом, в тесноте да не в обиде! - в самом деле, сколько можно шкурничать. Она рядом села, тетради свои достала, за работу принялась, хоть и неудобно так сидеть, а лучше, чем никак. Ну ладно, что там с контрольными?.. Только за работу взялся, как дверь открывается и в учительскую заходит Людмила Александровна, английского языка учительница, а с ней ребятишек человек пятнадцать. - Товарищи, извините, - говорит она, - но у меня в кабинете ужасный холод, - Мария Николаевна велела мне здесь урок вести. Не везет, так не везет! Они все свои вещи быстро сложили и учительскую освободили. Зинаида Тимофеевна в столовую обедать пошла, Лариса Григорьевна - домой, у нее три урока свободных, она рядом со школой живет... Григорий Борисович шел со своим огромным портфелем по коридору и думал, куда теперь? В два часа дня у него урок, до того времени осталось еще два свободных урока, за это время надо поесть, черт возьми, и поработать. Тут ему в голову интересная мысль пришла: если Людмила Александровна со своими учениками в учительской, то значит ее кабинет английского свободен! Он туда скорей направился, на третий этаж, где тут этот кабинет? Вот он (хорошо, открыт оказался), маленький такой кабинетик, не на целый класс, а на полкласса, с одним окном. Как это столько парт сюда запихать удалось? А тут действительно холод, батареи те еще, что строители поставили. Эх, да разве у нас в Сибири такие нужны?! Да и какой дурак вообще школу проектировал? Это надо додуматься, во многих кабинетах три (!) внешние стены, нарочно не придумаешь, а ведь интенсивность теплообмена пропорциональна площади поверхности! Да и сколько лишних стройматериалов ушло, экономия называется. Даром, что школа проектировалась и строиться начинала еще при советской власти. Да и построили как, сколько швов оставили между бетонными блоками незаделанных нормально. А отопление, сантехнику, канализацию в каком виде сдали? Ну ладно, сейчас не до этого, поесть надо, ведь уже 12 часов 54 минуты. Он за учительским столом устроился, из портфеля обед свой достал, банки с картошкой и чаем открыл. Эх, ну и холодина здесь, в спину от окна (а в стекле оконном щель незаклеенная) так и дует. Тут опять спину как утром заломило, а то он про болезнь свою за работой и забыл, опять подумал: "Лежать бы сейчас дома под теплым одеялом и спать..." Но не до этого сейчас, есть надо. Он картошку вареную ложкой из банки достает и в рот отправляет. А отверстие у банки небольшое, чтоб есть из нее сноровку иметь надо, с непривычки и уронить на пол еду можно. Своему правилу следуя, он во время еды только о ней и думает, при этом КПД самый большой. Думал, может все сейчас сразу не съедать, половину, или треть, или хотя бы четвертушку на вечер оставить. Домой ведь сегодня раньше полдевятого вечера не попадешь. Так и решил сперва. Картошки чуть больше половины съел, яйцо, вкрутую сваренное, ложкой аккуратно разрезал пополам, одну половину в рот. Из другой банки чаю отхлебнул, хороший чай, сладкий. Дома он налит горячий был, сейчас еще теплый, не холодный, холодный сейчас пить не очень... Посмотрел, а в мешке полиэтиленовом еще три бутерброда, ну не совсем бутерброда. Бутерброд в переводе с немецкого - хлеб с маслом, а у него хлеб с сыром. Подумал Григорий Борисович: "Картошку с яйцом, так и быть, сейчас доем, а хлеб на вечер оставлю". Вдруг за дверью шаги послышались, да не просто шаги, а начальственные. Григорий Борисович такие сразу отличает. Кажется уже и дверь открывать хотели, за ручку взялись. У бедного учителя душа в пятки ушла, в таком виде с баночками своими начальству из городского департамента лучше на глаза не попадаться, позору потом не оберешься. Что это у вас учителя так питаются, у них что, денег на столовую нет? Так некультурно, так только бомжи едят! Он так с ложкой во рту и застыл, дыхание затаив... Тут голос Марии Николаевны послышался: - Забыла совсем! У них сейчас в учительской урок, этот кабинет холодный. Пойдемте в учительскую. Да, кстати, после этого урока кушать будем, нам в кабинете директора накроют, из столовой обед принесут. - А на урок физики когда пойдем? - Сегодня не получится, учитель заболел, еще на один урок математики пойдем в два часа... Шаги удалились. Пронесло!.. Он крошки картофельные ложкой из банки доскреб, чтоб не осталось ничего, чаю еще немного отпил. Подумал, жалко, банка не тарелка, ее изнутри хлебом не вымажешь. Да, что-то картошки мало сегодня. Он сам когда себе накладывает (если теща приболеет или забудет), то пригнетает, трамбует то есть, кашу, вермишель или картошку, чтоб поместилось побольше, чтоб на целый день хватило, а теща, та наоборот внатруску накладывает, так что половина банки пустая останется, да еще и не доложит доверху. А, вообще, каша гораздо лучше, чем картошка, особенно пшенная каша: сытности в ней гораздо больше, и в банку гораздо плотнее укладывается, да и с маслом часто бывает или с жиром каким, а то и с сахаром. Оно вроде и пустяк, граммов пятьдесят-сто лишних, да как Солженицын писал, сто граммов жизнью правят. Ходишь веселый целый день с такой каши, чего не работать? Одно дело, когда на сытый желудок работаешь, совсем другое - на голодный. Сейчас бы ох как кстати еще хотя бы две картошки съесть! Тут только заметил, что банка картофельная не та. Раньше, вроде, была литровая, он сам брал, а сейчас -- ноль-семь! Подменила теща... Думает, может бутерброды прямо сейчас и доесть? Может вечером возможности не будет или времени. Но эту мысль, пришедшую от слабости минутной, сразу прогнал математик. До вечера еще ох как долго, можно и ноги протянуть. А впрок не наешься. Желудок добра не помнит! А, вообще, это хорошо еще, что аппетит есть, это значит, что со здоровьем еще нормально. Когда уже и аппетита нет, когда тошнота вместо голода, тогда уже плохи дела, приехали... Остатки все аккуратно в мешок сложил, мешок - в портфель, платком губы и усы утер. После обеда еще одна проблема: как запах еды изо рта удалить, нехорошо работать, когда изо рта пахнет, некрасиво, а лет ему уже под сорок, зубы больные, гниют вовсю, да, если приглядеться, не хватает некоторых (надо бы протезироваться, да где на это денег взять!). Чтоб запах изо рта удалить, надо или зубы почистить или резинку жевательную пожевать. Из портфеля початую пачку "Дирола" достал, от пластинки небольшой кусочек откусил, дело не только в экономии, но и в том, чтоб самой резинкой изо рта не пахло. Пожевал. Платок достал, посморкался, вроде крови нет больше. С минуту еще посидел расслабившись. Хорошо... Хорошо, да холодно, уходить отсюда надо, сколько там времени? 13 часов 8 минут. Куда теперь податься? Учительская занята. Сейчас бы посидеть, планы для шестых классов посмотреть, еще раз уроки обдумать, вдруг проверка придет, ведь сказала Мария Николаевна, что еще к математикам зайдут. А до конца урока, а значит и до освобождения учительской, еще десять минут. Надо бы это время в кабинете английского поработать, да уж больно холодно в нем. Да и что-то самочувствие неважное, пожалуй, опять температура поднялась. Мысль пришла: может пойти все-таки, завучу о болезни сказать, домой отпроситься, а завтра врача вызвать. А как с уроками второй смены быть? Если уж болеть, так с утра болеть, да и кружок сегодня... Нет, уж лучше потихоньку доработать до вечера, а завтра видно будет. Да и к Сидорову зайти надо, уж болеть, так болеть, а работать, так работать! Да и про тещу дома как вспомнишь, так все болезни мигом проходят... Возле расписания проходя увидел Сергея Петровича, молодого учителя математики. Совсем молодой, из института только. Стоит, портфель свой учительский в руках держит. Григорий Борисович с ним за руку поздоровался, спрашивает: - Что вы тут стоите ? - Да вот "окно", надо бы тетради попроверять, да приткнуться негде. Хорошо, кто живет близко, а мне домой добираться далеко, часа полтора. Ну, далеко-близко, не только в этом дело, привыкай к школьной жизни. Поговорили о том - о сем, чтоб время протянуть... Тут видит Григорий Борисович: Светлана Ефимовна, завхоз идет. Он к ней сразу: - Добрый день, Светлана Ефимовна! - Здравствуйте, Григорий Борисович, - отвечает не останавливаясь. - Светлана Ефимовна, не известно, когда зарплата будет? -- Григорий Борисович рядом идет, черт возьми, что опять с голосом случилось? Вообще-то, он у Григория Борисовича низкий и громкий, настоящий мужской голос, как раз, чтоб уроки вести. Но порой в разговоре с вышестоящими что-то с ним делается, не узнать. Какой-то высокий и тихий, почти мальчишеский, заискивающий, униженный голос какой-то. Злится на себя за это Григорий Борисович, а поделать ничего не может, хоть и старается держаться посолидней. Многие учителя стараются запанибрата быть с начальством, с завхозом, с завучами, с директором, многие в этом преуспели. Совсем по приятельски с ними держаться, на ты обращаются, а он так не может. Порой и хотел бы, да не может через себя переступить. - Не известно, в декабре вряд ли будет! - как отрезала Светлана Ефимовна. Она строго с простыми учителями держится, себя не роняет. И пошла дальше по своим делам, а Григорий Борисович стоять остался. Собственно, что можно было еще в ответ услышать? И прошлый раз, накануне выдачи денег, такой же ответ был, а на другой день привезли. Одно ясно, сегодня денег не жди. А жена велела хоть сколько раздобыть. У кого бы можно было бы занять? Из примерно ста двадцати учителей, есть человека три-четыре у кого деньги водятся, но занять - дело почти безнадежное. Ведь желающих так много, а и у тех не всегда есть. К начальнику бассейна зайти? Их школа новая, так и бассейн шикарный есть. Однако, чтоб его содержать, выделяемых денег не хватает. Вот и приходится организации разные и просто частных лиц пускать за деньги, в свободное от уроков время. Разумеется, в обязанности работников бассейна это не входит, так им приходится с этих денег часть себе на зарплату оставлять. И в кабинете информатики ситуация похожая. Учителя труда в школьных мастерских на школьных станках кое-какую "левую" работу выполняют, на взаимовыгодных условиях со школой, разумеется. А то у них так бы совсем маленькая, не мужская, зарплата получалась. Начальство их жалеет, мужчины все-таки, кормильцы семьи... Вот ведь ставят же себя настоящие мужики, и в школе работают и лямку семейную тянут!.. Маловероятно, конечно, но попробовать надо у них занять, попытка не пытка. Да, кстати, есть еще Евгений Иванович, учитель черчения. Вообще, он такой же бедолага, как и сам Григорий Борисович (тоже, кстати, с тещей живет), но недавно он себе подработку нашел: в ресторанах на банкетах разных речи произносить, говорят, языком работать он мастак. Быстро учитель в солидного человека превратился, одеваться лучше стал сам, и жене, говорят, пальто н