вом спортивном костюме, по крестьянскому обыкновению жалуется на жизнь в жанре "овес нынче дорог и надо бы, барин, прибавить", иначе был бы просто моветон: -- Всего-то 35 гектаров у меня, даже севооборот не сделать. Картофель по картофелю приходится сажать - ну куда это годится? Дом построил, дорогу, технику купил, мне все хозяйство обошлось в 1 млрд. 200 млн. Но это ж под 200 процентов годовых! Я одних только процентов государству заплатил 500 млн.! Зачем мне так? -- Стоп, стоп -- это в каких ценах? -- Ну, какие были. С 1990 года. То есть новыми 1 200 000. -- То есть без учета инфляции, без перевода в доллары, вы просто прибавляли, и все? -- Ну да... Я не финансист и потому мне это совершенно непонятно, -- по мне, это все равно что градусы прибавлять к граммам. -- Грабительский процент! -- продолжает фермер. -- Я не пойму: они что, из меня сделали раба? Я что ж, должен на них работать? Дети, у меня трое, хотели на ферме работать, так я не пустил: не хочу их отдавать в рабство. -- А кто ж давал кредит под 200 процентов и когда? -- Да банки давали; это еще в 1993-м. Ага! А отдавать в 94-м, -- если мне не изменяет память, инфляция была на уровне 1000 процентов... -- Та-а-к... Ну а сейчас какие у вас народные чаяния? -- Да вот хочу 100 тонн мяса производить. На это мне нужен кредит 700 000 рублей новыми под 15 годовых. -- Это сколько ж? -- пересчитываю я. -- Ну грубо 50 тыщ долларов? -- Нет, не хочу долларов, мне рублями. Иными словами, добровольцы, болеющие душой за родную землю, могут сейчас скинуться, продать 50 000 долларов в обменном пункте, отдать кормильцу, а через получить чемодан рублей и в том же обменном пункте купить обратно долларов - ну сколько? Тыщ 30? Тогда проще просто подарить ему эти 20 000 сразу и забыть про них, и не морочить себе голову... С одной стороны, ему честный кредит вроде и не нужен. А с другой - хлеб и картошка к доллару ведь не привязаны, так? Между тем фермер Косоусов продолжает обличать систему: -- Мы производим 1000 тонн овощей, кормим школы и войсковые части! А государство нас не поддерживает. Вот американское правительство своего фермера поддерживает! Вот так каждый думает, что другим все досталось даром. И мне захотелось хоть добрым словом помочь хорошему работящему человеку: -- Да вы как сыр в масле катаетесь, против американских-то фермеров! Постыдились бы с ними сравниваться... - говорю. -- Им же надо было на свои деньги снарядить фургон, доехать до Дикого Запада, застрелить тыщу бандитов, а там на месте отнять у индейцев землю, 30 лет вести войну с дикими племенами, снимать скальпы, спать с заряженным ружьем, и все равно команчи перережут половину фермеров и сожгут почти весь урожай... А вы - пришли на готовое, земля ничейная, у вас тут ни одного индейца - и ноете: ах, ах, процент высокий по кредиту! Он чешет затылок и поправляет бейсболку: -- Так это когда было! Сейчас-то у них по-другому... -- Ну да, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Вы ждете, что вам все на блюдечке принесут. А американские граждане себе сами построили государство, какое им было нужно. И президентов не ленились поправлять - сначала из винтовки, а после, как перевоспитали, так простого импичмента стало хватать. Теперь по струнке ходят. А вы, русские фермеры -- хоть одного застрелили президента? Так кто ж с вами будет считаться? Ну так и молчите, скромней вам надо быть... Крыть нечем, фермер Косоусов точно не снял ни одного скальпа и ни одного президента не завалил и вообще забыл, где там у него на антресолях валяется ружье. Он вздыхает и перестает жаловаться на жизнь: кажется, мне удалось его немножко подбодрить. Он признается: -- Честно говоря, я рад, что не бросил, как вон многие. Прихожу, смотрю - это мое. Это сделано для дела. Ведь приятно же! А с долгами - рассчитаюсь, вот продам овощи и рассчитаюсь. И, улыбаясь, с сияющим видом идет мне показывать свой дом: два этажа, 200 с лишним метров площади. -- Лиственница! 674 бруса ушло, 20 на 20 сантиметров. С БАМа вез. Так один брус 6 человек не могли поднять! Это -- на века... Вот-вот. Американским фермерам в принципе такой стройматериал не поднять, у них щитовые дома, обитые пластиковым сайдингом под дерево. Дышать нечем. А у Косоусова дом замечательный. Все удобства, высоченные потолки, огромная кухня. А там, в ней, накрытый стол со Смирновской, с окороками и семгами, дай Бог всякому, и с личной картошкой со своих 35 гектаров. Тут-то мы и досрочно и провожали тот год. Башмачников расчувствовался, выпил рюмочку "Смирновской" и сказал добрые слова про виновников торжества: -- Фермеры - лучшие люди страны, наш золотой запас! Я вот что скажу: от таких мужиков надо брать семя и с их помощью поднимать нацию! Но за столом у нас случился решительный противник искусственного осеменения - знатный дмитровский фермер Валерий Соловьев. Он у себя в хозяйстве такого не допускает, хотя метод конечно и передовой, и дешевый - но для живых существ вредный: -- Это все неестественно - искусственное осеменение, фондовые рынки и прочее... Ближе надо к природе быть! А там без обмана... И потому Соловьев идет на дополнительные расходы и держит племенных производителей. Он захотел их нам показать непременно, и повез-таки показывать. Не то чтобы он выпивши хорохорился, нет - я-то видел, как он себе Боржому подливал. А еще всех подзуживал: пейте по полной, что ж мы, не русские люди? Но это все правильно, если крестьянин не хитрый, толку от него не жди. Ну, привез он нас. Над фермой Соловьева, надо вам сказать, реет российский триколор. Сразу непонятно, с чего бы это. -- В Америке вешают везде свой флаг, вот и я решил! Правда, мне сначала не разрешал глава сельской администрации. -- Что так? -- А, говорит, Конституцию нарушаешь - по ней, так флаг положено вывешивать только на сельсоветах и иных полезных учреждениях, а про ферму там не сказано... -- Ну и? -- Так я в Кремле на совещании у самого Черномырдина письменное разрешение получил! Правда, разрешение потерялось, но глава района Гаврилов, который Соловьеву на слово верит, с его слов черномырдинскую визу подтверждает. И нижестоящему сельскому голове приходиться терпеть нарушение Конституции; впрочем, у нас с ней нигде особенно не церемонятся. И вот Соловьев показывает нам своих производителей... Это оказались страшного размера убийственные быки, каких я даже на памплонской корриде не видел, и здоровенный, как бык на коротких ногах, 300-килограммовый хряк с мордой сантиметров 60 в диаметре. Рассматривая эту страшную морду с любовью, Соловьев говорил: -- Вся надежда у меня на Бориса Николаевича! Вот только менять его уже пора. -- Так ему вроде до 2000-го? -- До 2000-го я незачем его держать, он испортит все. Мне стало неловко; это же я час назад призывал быть построже с президентами, по примеру американцев; и зачем, спрашивается, я влез? И ведь это не первый раз после стакана... Зачем я вообще пил? Соловьев продолжал решительно: -- Надо раньше менять! Все из-за его дочек. А то иначе в следующем году его дочки под него пойдут, и пропала вся селекция... Гости вздохнули с облегчением, осознав, что Борисом Николаевичем зовут этого прекрасного хряка английской белой породы. А один так даже и сказал: -- Ну президенту не должно быть обидно, что такого могучего производителя в его честь назвали! Соловьев показывает дальше: земли 20 гектаров, дойное стадо в 15 коров, шесть тракторов, шесть автомобилей... Пруды с рыбой... -- А надои какие? -- Ага, прям щас я тебе цифры скажу, и про деньги все выложу. И сейчас же налоговая инспекция прискачет, а за ней и бандиты. Спасибо, меня и так уже два раза жгли! Так пришлось все дерево менять на кирпич, видишь, вся техника в кирпичных гаражах. Нет, прибыль ни один фермер никогда не говорит! Да и как ее считать? Все внутри хозяйства крутится... -- Так и что бандиты? -- Что, что... В ФСБ я обращался. Бандиты уж полгода как не приходят... Настало время сказать пару слов про предысторию и про историю фермерской жизни Соловьева. -- Мы с Поволжья, -- рассказывает он. -- Как засуха, так мы, дети, колоски собирали, крапиву сушили, тростник по речкам заготавливали. Тростник потом перемалывали, муки немного подсыпали, и пекли лепешки. Городские люди-то не знают... Это в 60-е, после смерти Сталина. Его жена Таисия добавляет: -- Хрущев натворил делов, когда стал забирать коров со двора - так люди пухли с голода. Про это уже забыли... А старики пухли, и маленькие дети погибали. В 60-е годы. Они жили в деревнях скотиной, а в колхозе ничего не давали, только в конце года пару мешком зерна дадут. Далее работа в совхозе, это уже Подмосковье: -- Думали - совхоз станет крепче, заживем хорошо. Но толку не было! Те тащат, эти тащат... Ну и отделились от совхоза. Дело было в 1991-м. На книжке - 10 000. -- Пропали? -- Еще раз объясняю - у нормальных людей деньги не пропадают. Мы на них купили 5 коров. Деньги у всех пропали, а коровы у нас остались. Потом в 1992-м получили 25 миллионов из "Силаевского" миллиарда, это в мае; под 8 процентов. На эти деньги построили коровник к зиме. Еще успели получить под 18 процентов 75 миллионов. Это зимой, с 1992-го на 1993-й. -- А отдавать-то было выгодно, в инфляцию! -- Выгодно. А как после взяли 180 миллионов под 183 процента... Так чуть с ума не сошли. Это уже были 1993-1994-е годы. Но реконструкцию коровника доделали. Нам повезло! Ага, вот они на чем поднялись - на инфляции! -- воскликнут городские монетаристы. Ну, на инфляции. Как например те же банки. Ну и где те банки? А фермы - вот они. И коровники не лопнули, и трактора не уменьшились в размерах, и курс гектара к доллару прежний. Ладно, это дело прошлое, пускай, -- но сейчас, может, пора уже фермеров придавить, пусть делятся? А то все бедствуют, а они жируют? Ну, если сейчас у фермера Соловьева пустая, без зубов, верхняя челюсть, а сам он с женой, с тремя сыновьями и тремя же невестками, и тремя же внуками живет в трехкомнатном доме, который еще совхоз дал - то куда он еще рухнет, если его дополнительно поприжать и еще что-нибудь отнять? В Москву приедет и будет в метро побираться? Не знаю... И вот эти беззубые работники ютятся по 4 человека в комнате, экономят на здоровье, но покупают трактора и щебень для дороги, и строят новые коровники, то есть вкладывают последнее в средства производства! Мимо проходит Костя Соловьев, старший сын, тонкий и задумчивый, с усами, в американской одеже, в майке с текстом Follow me, выглядит совершенным денди, изысканным гусаром, но уж никак не человеком от сохи, -- несмотря на галоши поверх носков. Но фотографироваться, позировать не желает: "Зачем же, когда я весь в говне". И это вместо привычных фермерских рассуждений насчет родной земли, чувства хозяина и нечеловеческой любви к толстым неповоротливым коровам! Жизнь... -- Да, домик у вас скудный... А это чьи такие замечательные кирпичные дома - вот два этажа, а вон там три? -- Что, интересно? Так пойдите сами и спросите, а я не хочу связываться... Меня и районное начальство про это спрашивает, -- кто ж тут у вас так богато построился? А то оно само не знает, кому землю отводит. Да, впечатлительный человек способен заплакать, глядя на этого отечественного производителя. Которого все же поддерживают: -- В мае 98-го пошел я в крестьянский банк - СБС-Агро -- и прошу у Александра Павловича кредит 2 миллиона новыми. Надо коровник достроить и цех по переработке молока. Пожалуйста, говорит, бери. Только в конце года отдай. И заложи имущества на 6 миллионов. А у меня его всего-то на 3 миллиона! Я ему говорю - ну вы тогда ищите где-нибудь на Западе людей под таки условия, там ведь побогаче народ. Или, допустим, правительство с законами. Построил я дорогу, а у меня с потраченных денег взяли налог как с прибыли. И вроде все честно... Встревает Таисия, фермерская жена: -- Как наше правительство к нам, так я б отсюда уехала. Ихнее для людей, оно своих ценит, а наше живет только для себя. Я б уехала, вот только ихний язык не знаю, вот в чем дело... Речь о том, что одна из множества иностранных делегаций, которые тут уже рассматривали достижения российской власти в деле помощи мелкому бизнесу, позвала семью жить в Голландию. Таисия поначалу совсем засобиралась, но вот передумала. Хотя за границей ничего страшного они не увидели, хотя бывали у тамошних фермеров: хозяин -- в Америке, хозяйка -- в Англии, старший сын -- в Германии. Кроме банкиров и правительства, заботу об отечественном производителе проявляют и простые русские люди: -- А воруют как! Машины раскурочивали, трактора разбирали, плуги тащили, ворошилки. Ночью слышишь - лезут. Выйдешь... Никого. Ложишься спать - опять: лезут. Картошка была, так полоса что у леса - осенью смотришь, как будто не сажали. Грибники идут и копают - не будешь же каждого проверять. А даже захватишь - говорят: что тебе, жалко? Вон у тебя сколько! -- А может, пропади оно пропадом? Пойти обратно в колхоз, жить спокойно, и пусть себе воруют, а? --Ты знаешь, разговаривал с Зюгановым. Я же в аграрной партии (мне другие неизвестны, которые защищали бы сельскохозяйственного производителя), а она ведь в блоке с КПРФ, так я и пошел познакомиться с союзником. Я ему сказал: "Если вы, придя к власти, начнете строительство коммунизма, национализацию, передел, то никто вам ничего не отдаст. Я до последнего патрона буду защищать свое добро, автомат у меня есть. Я даже пушку 45-пятку заберу от музея Дмитровского..." -- Какой такой автомат? -- Ну, дробовик такой пятизарядный, автоматический... -- Так, а Зюганов что говорит? -- Он говорит - не, которые работают, мы тех не тронем. Пока мы ведем беседу, к воротам подъехала Ауди-80 в замечательном состоянии; не бандиты ли часом? Ан нет - местный батюшка, отец Ростислав из церкви Покрова Божьей матери в Орудьеве. Он тут полгода как, попал по распределению. Они с симпатичной матушкой веселого светского вида приехали за молоком: -- Окормляемся здесь... Валерий нам помогает сильно. -- А что у вас с кризисом? -- Все дорожает... Но я не могу по совести цены поднимать. Хотя это в моей власти. Все у меня как было, как была самая дешевая свечка рубль, так и стоит. Крестить - по-прежнему 100 рублей... -- Так надо понимать, что дефолт - это Божье наказание, верно? -- Есть песнопение, во время Великого Поста поют "На реках вавилонских". Это плач евреев, воспоминание о том, как раньше жили хорошо, а после они пожали от греха своего, и они каются... А теперь мы - как многие считают - второй богоизбранный народ. Видимо, и нас Господь любя наказывает за прегрешения, за отступничество! За то, что люди поклонились золотому тельцу, вместо Бога -- доллар поставили во главу угла... О. Ростислав вздыхает: -- Наказывает нас, но не оставляет. Пока не покаемся, эти все скорби будут продолжаться. Соловьев выслушивает батюшку, который ему вполне годится в сыновья, с почтением, и с ним не спорит. При том что он, судя по всему, явно избежал Божьей кары. Поскольку золотому тельцу не поклонялся, а зарабатывал хлеб свой, как положено, в поте лица, являясь отечественным производителем. И призывы каяться к себе вроде не относит - во всяком случае, отцу Ростиславу пока что не удается его зазвать в храм. Батюшка с матушкой садятся в Ауди и уезжают... И только тогда Соловьев говорит, как бы отвечая юному батюшке: -- А год все-таки хороший был! Увеличилось поголовье крупного рогатого скота (это как цитата из забытой прошлой жизни), с 50 до 65 голов. Нашел я новый рынок сбыта молока - дачному кооперативу МВД. Возим туда на новой машине, я как раз подарок я от Черномырдина получил - "Газель" с тентом. Он спохватывается: -- А у вас там, говорят, совсем тяжело в Москве? Ну, как станет совсем плохо, приезжайте ко мне, накормлю... 3 КАЗАКИ Публика выгоняет немецких инвесторов Большому перелому -- миллион тонн кубанского гипса Наши власти говорят, что хотят иностранных инвестиций. А наша публика - хочет? Пустит ли она вообще инвесторов к себе, ее спросили? Вот немецкие инвесторы (фирма "Кнауф") купили в Краснодарском крае фирму и стали выпускать стройматериалы на экспорт. А местные казаки немцев выгнали -- решили, что не следует продавать родину, а тем более по дешевке. Арбитражные суды разных инстанций подтверждали: немцы все купили честно. Но казаки остались при своем мнении. Немцы дошли до Кавказа Похоже, в Псебае произошло вот что: отделился он от Российской федерации. И остановил на своей территории действие российских законов, -- на благо народа. Разные там суды, их решения, закон об акционерных обществах, еще об чем-нибудь -- это все теперь лишнее... Мы сидим с Берндом Хоффманом, начальником восточного отдела "Кнауфа", в кабинете на 3 этаже офиса гипсокомбината. Их, хозяев, больше никуда и не пускают. Ну, еще разве что в туалет. -- Что же получается -- тут останавливают действие российских законов, и вы на свои немецкие деньги нанимаете ландскнехтов в Москве и пытаетесь восстановить тут законность? Я имею в виду частных охранников, которых он нанял. Он смеется. -- Вы тут как бы такой анти-Маркс? Смеется еще громче. Хоффман -- веселый человек. Его за это даже в 68-м выгнали из института. Он приехал из ГДР в Ленинград учиться на оптика, ну и в свободное время учредил с приятелями общество любителей выпить. Совершенно явное проявление мелкобуржуазности! Тем более на фоне студенческих волнений во Франции; кстати и в Польше тогда студенты пошаливали, о чем не так широко известно. И вот коммунистические восточные немцы, выслуживаясь перед советскими товарищами, отозвали пятикурсника, без пяти минут дипломника домой, -- и всю жизнь потом эту мелкобуржуазность припоминали. И дослужиться выше зама по снабжению у Хоффмана не получилось. Зато после 89-го он пошел в гору -- занимался приватизацией социалистических заводов, переделкой их под рынок, в чем сильно преуспел. И размах дела его увлекал. Вот он и занялся Россией. Тут уже 11 разных заводов делают стройматериалы с немецким, "Кнауфа", участием -- от Питера и Тульской области, и Дзержинска под Нижним Новгородом -- до Казани. Они на этих заводах имеют до 99 процентов акций. И никто пока не обижался на это -- пока не напоролись на Псебай. Сначала у них был совсем тонкий пакет, 17 процентов, потом он постепенно утолщался, и после вливания в завод 1 млн. 200 тыс. марок превратился в контрольный. Это было в декабре 95-го. И тогда немцы захотели вникнуть в финансовую отчетность. Больше всего их тогда волновали нормы расхода гипса -- уж слишком высокие; то есть, выражаясь по-русски, похоже было на воровство и черный нал. Вот в этот самый момент немцев и выгнали. -- Как же так! -- удивляется Хоффман. -- Я слышал, что раньше краем руководил видный борец с коррупцией геноссе Андропов. И вдруг такое... Что, что? Наоборот, Медунов? А Андропов его со скандалом уволил? Что, что тут творилось? Мы этого не знали... -- бледнеет Хоффман. А поздно! Отступать некуда. Деньги по меркам фирмы пока что вложены небольшие, но тут репутация! Никак нельзя уйти. Потому что все привыкли -- где "Кнауф", там успех, там победа, и иначе быть не может. И вот Хоффман, менеджер высокого ранга, не мальчик уже в свои 54 года, состоятельный, между прочим, человек, так он просто живет в этом бедном советском офисе. Он ест тут колбасу и сало, закупленные на местном рынке, пьет кубанское пиво, и даже спит на надувном матрасе на полу. По уровню аскетизма и антисанитарии это смутно напоминает ефрейтору запаса Хоффману действительную мотострелковую молодость... Нет, в войсках у него было даже больше комфорта, потому что он дружил с офицерами и ходил с ними в кабаки, и там ел горячее. Хоффману кажется, что присутствие немца даже важнее, чем охранная фирма "Оскорд", и еще одна московская фирма -- "Пантан", и местные милиционеры, которые все дежурят в приемной. Без немца, думает он, местным проще забрать кабинет. -- Вам, Хоффман, к надувному матрасу еще бы и куклу надувную, из секс-шопа! -- Плохо вы о нас думаете, -- с изящной, толкуй в любую сторону, двусмысленностью ответил он. Хоффман тут, в России, с 93-го времени проводит больше, чем дома. К трудностям за это время привык, и ночевкой на полу его не напугаешь. По утрам он отъезжает на часик в соседний поселок, где арендует строительный вагончик с удобствами, и там принимает душ, стирает бельишко, утюжит белые строгие рубахи - все, кстати, почему-то сам. Конечно, местным казалось, что выкурить немца из кабинета проще простого. Для этого надо отключить ему свет, телефон и воду. Он же европеец и сломается. Разумеется, отключили. Немец же оказался вредный. И выписал спутниковый телефон. А еще привесил под окнами бензиновые генераторы. Канистры же под воду оказались еще более доступными. Тогда свет и воду ему в бессильной злобе опять дали, а с телефоном вышла заминка, которая уж теперь не принципиальна. Легкое неудобство в том, что из соседнего поселка Мостовской в Псебай надо звонить через Германию... Тяготы и лишения, конечно, имеются. Но если честно, то Хоффману это все нравится. Это интересная менеджерская задача! И величие и размах проблем его впечатляют и вполне вдохновляют. Газеты про это писали и телевидения всякие показывали, и в России и в Германии. Уже прокурор края в курсе, приезжал и вникал. Уехал, и ничего. Губернатор про все знает, -- впрочем, господин Кондратенко -- красный... Да что губернатор! Например, про этот Псебай лично еще Коль уже все рассказал лично Ельцину. А это для Хоффмана высшие инстанции во Вселенной, -- ибо он, бывший коммунист, так и не научился верить в Бога. Ну вот мы поговорили с Хоффманом, и он решил отлучиться в душ. И что странно, вся охрана осталась в приемной, а он один пошел в свой БМВ и уехал. По пути он подвозит местное население. Если кто голосует, так он останавливает и подвозит, не забыв презде честно спросить: -- Вы знаете, что я оккупант? Вы согласны, чтоб вас оккупант вез, на немецкой машине? При этом Хоффман, когда не при параде, надевает подозрительный зеленый свитерок -- с виду совершено форменный натовский... Но от услуг оккупанта население не отказывается. В пути он расспрашивает людей о жизни. Они даже признаются ему в браконьерстве. Западным людям жизнь в России иногда кажется слишком биологической, сплошной животной борьбой за существование. В Псебае -- особенно, потому что тут человек страшно близок к природе. Например, оказался местный безработным, и не пропадает -- форель ловит в горных речках, или оленя бьет в лесах. Что не съест, то продает на браконьерском черном рынке... -- И не страшно так ездить по чужой местности, которая грозится шашками? -- Ну когда пикет был, собрались все и орали -- то было опасно. А сейчас вроде нет... Тут бывали очень шумные пикеты. То есть как только Хоффман на плечах московской охраны вошел в офис воскресным утром, местные собрались и три дня митинговали, и грозили, и требовали справедливости. Но охрана была при оружии, и милиция подъехала, безоружные казаки кто за был, кто против... Покричали, погрозили, в общем, ничего страшного. Прошло все без эксцессов. Разве только российская и немецкая администрации предприятия дружно друг друга уволили. Казаки, которые никому не доверяют, вызвались завод тоже охранять -- в дополнение к частным фирмам и милиции, и еще, чтоб не забыть, к дедушкам из ВОХРа. (Хоффман по этому поводу с удовлетворением замечает, что при такой-то охране спит совершенно спокойно). Завод -- то есть российская часть руководства -- согласился и с казаками заключил договор. Как оказалось незаконный, -- у казаков же лицензии на охрану нету. Ну, тогда придумали компромиссное решение. То есть они вроде и казаки, но оформили их сторожами -- ни много ни мало 40 человек, сутки через трое. И теперь они так всем и отвечают: мы простые сторожа, а казаки мы, извиняемся, в свободное от дежурства время. Ну, с Хоффманом вроде все ясно. Не отдадим инвесторам ни пяди родной земли А что ж российское начальство комбината? Что оно думает о жизни? Но -- не дает оно интервью, не встречается с прессой. Самый высокий руководитель с русской стороны, который согласился говорить -- правда анонимно, запершись со мной в своей конторке -- был начальник одного цеха. И то он предупредил, что с работниками разрешается тут посторонним разговаривать только в присутствии начальства. А он как раз оказался в одном лице и работник, и администрация, так вроде значит и можно. И вот он что рассказал: -- Немцы, они что? Хотят дать меньше, а получить больше. За просто так никто не поможет, мы же знаем жизнь. Если б они честно сотрудничали, то может и можно было б. А тут кто-то прозевал, пустил их. Зарплата какая? Это коммерческая тайна. Но мы очень все довольны. Если б суды присуждали, что немцы правы, так тогда нам мы показали документы! А раз не показывают, значит, нет их. А нужны ли нам вообще инвесторы? Ну этим должны экономисты заниматься. А я так скажу: россияне должны перемучиться, и обойтись без иностранцев. А то получишь чуть, а потом потеряешь все... Вот вам самое спокойное, самое безэмоциональное и высокоинтеллектуальное суждение, которое я в Псебае услышал от той стороны... Все-таки инженер говорил, человек с образованием. Это было мнение представителя интеллектуальной элиты, по московским понятиям, это либеральный министр, -- если представить, что Псебай -- очень условная модель России. Обычный же, обыденный уровень дискуссии тут куда ниже. Ну вот например одна дама за 40, работница комбината, при условии опять-таки анонимности: -- Зачем нам эти немцы? Чего пришли? Пусть уходят. Инвестиции? Не надо нам от них ничего, вот! Знаю я, чего ни к нам лезут: у нас же гипс наилучший, самый белый посмотрите! Такого ж больше нет нигде. У других он такой серый, прямо смотреть противно! Ну вот и лезут к нам, за нашим ценным ресурсом -- гипсом... Я ей еще подсказал, что гипс -- товар стратегический. Отчего? Да ведь если его пускать только на лечение переломов, всему миру до конца света хватит. А если на стройматериалы, то всего-то на тысячу лет и хватит -- таковы разведанные запасы здешнего месторождения. Ну ладно, на комбинате страсти кипят. А со стороны же трезвей видится? Вот мнение представительницы общественности за пределами комбината, она магазинная торговка, живет тут: -- Раньше в поселке чисто было, красиво, и окурки не разрешали бросать. А как началась эта инвесция (так и сказала -- инвесция -- прим. авт.), так и грязно стало, и колбаса дешевая пропала, и вообще жить стало тяжело. Дураку ясно, что немцы на наши ресурсы зарятся, хотят их это, хищнически истребить. Что ж вы думаете, они детсадик наш содержать мечтают, что им, дети наши думаете нужны?! И потом, ну почему именно немцы?! Мы же не сможем им ничего простить. (Ей около 40 лет -- прим. авт.) Ну хоть бы это были например африканцы, и то лучше... Сторонники быстрого прогресса, различные западники бывает, ругают псебайцев за отсталость. И совершенно зря. Потому что последние имеют вполне европейский уровень экономического мышления! А может и выше. Есть доказательства. Из прошлой жизни Хоффмана, когда он командовал перестройкой заводика в г. Хермсдорф, в Восточной, но все равно же Германии. Там была такая схема: производство дробили на отдельные циклы, выделяли их в мелкие фирмы и приватизировали. А что дроблению и приватизации не поддавалось (например плановый отдел или партком), то, увы, навеки закрывали, а людей выгоняли на улицу. Так там недовольные даже перегораживали трассу Берлин-Дрезден! А Хоффмана с командой не пускали на завод при помощи пикетов (ну вылитый Псебай, только что без казаков). С требованием сохранить все-все рабочие места. Но поскольку пикетчики никак не смогли придумать, кому продать свою социалистическую плановую продукцию, и где взять дотацию на содержание парткома, то после успокоились и Хоффмана пустили, и он их научил жить... В Псебае ловкого немца, да, пока не слушают, но зато ведь и трассу не перекрывают! Ни на Майкоп, ни на Черкесск -- вы можете совершенно спокойно проехать... Атаман И не надо забывать, что тут не Россия, но Кубань. И здесь не русские, а казаки. Про них пишут красные газеты: казаки -- единственная сила, которая противостоит немецкой инвестиции, интервенции и оккупации. И воззвание было принято, вы помните, районным атаманским управлением... Еду в это самое управление, в поселок Мостовской -- от Псебая 20 километров. Казачий офис там каждый знает, всякий покажет... Как раз на месте два начальника -- первый зам районного атамана Хапов и атаман поселковый Савченко. Хапов сам бывший начальник местного районного телевидения, а еще раньше трудился компьютерщиком; ну это просто сливки со сливок здешней элиты, абсолютно серьезно вам говорю, без всяких шуток. -- Александр! -- говорю ему. -- Вот мне желательно на шашки посмотреть, какими планируется рубить немецких оккупантов; они у вас где? Вот которые на стене висят в вашем офисе? -- Нет, это из дюраля, так, элемент атрибутики. Да вы сами попробуйте! Беру в руку шашку. Легкая, игрушечная, и гнется... С такой немца не добудешь... -- А настоящие есть у вас? -- Мало кто себе может позволить. Шашка две тысячи стоит, а среди казаков безработица. Вот которые сторожами в Псебай устроились, 400 получают в месяц. Это когда ж они на шашку скопить смогут... Безработный казак, зарегистрированный на бирже труда -- это что-то новое... И они пока единственные, кто получает явную выгоду от кубанско-немецкого конфликта: вот, зарабатывать начали. -- Копейку в дом принесут! Русский гендиректор Сергиенко им дал возможность работать,-- радуется за них Хапов. -- В принципе они там и не нужны, успокоилось все -- но они ведь уже рассчитывают на деньги, так? -- Хорошо... А вы мне скажите, вы что ж, против капитализма? -- Ни в коей мере. Лишь бы не советская власть. Все уже хлебнули советской власти по самые уши. -- Против инвестиций? -- Понимаете, мы не против инвестиций -- но мы за разумные инвестиции. -- Это как? -- Ну, раз комбинат на нашей земле, мы не против чтоб немцы вливания делали, но в разумных пределах. Чтоб контрольный пакет оставался за Кубанью, за государством - а не у каких-то немцев. -- То есть по-вашему, забрать у немцев контрольный пакет. А какой вы видите процедуру изъятия? -- Чтоб была чисто законная!. Через арбитражный суд. Как решит суд. Как решит, так и будет... Мы законопослушные граждане. -- Так суд уже все решил, но здешнему народу решение не нравится. И капитализм не нравится, и инвестиции. Так вы за закон или за народ? -- Закон мы нарушать не хотим. Но, с другой стороны, мы, казачество, будем стоять на позициях народа и никуда с них не уйдем... -- Постойте, а казак Аникин, который инструктор контрольно-аналитического управления краевой администрации, это же он про вашу ситуацию писал: "Если бы не полномочия, которыми меня наделил губернатор, я бы давно порубил оккупантов казачьей шашкой..." Это как? -- А, Аникин... Это эмоции! Это глупость. Я не уверен в том, что было бы так как он говорит. -- То есть рубать -- надо, но по закону? -- Нет... Никого шашкой не рубили и не будем рубить. Ни в коем случае... Разговор затухает. Мы оба понимаем, что он какой-то теоретический. Невозможно всерьез дискутировать. Издалека, из нервных заметок в чужих газетах, виделись чубатые станичники в фуражках, которые, оторвавшись от сисястых казачек, гарцуют на сытых конях, машут шашками и передергивают затворы, готовясь умереть, но не отдать Отечество инвесторам из фирмы "Кнауф". Но мы это обсуждаем в бедной хате, с игрушечными сабельками, и атаманы -- оба в штатском, в тертых турецких кожанках. Они сидят посреди скудости и придумывают, как обустроить Кубань, куда пристроить земляков, чтоб хоть рублей по триста получали. Какие тут дискуссии? Вот атаман Хапов -- он сам-то знает, за рынок он или за популизм? А может, у станичника каша в голове, а не пентиум? Что вообще, например, лучше, справедливость или закон? -- Не занимаемся мы политикой. Мы занимаемся поднятием экономики, -- печально объясняет мне Хапов. Я ему сочувствую. У него на шее сотни, фигурально выражаясь, шашек -- причем шашек безработных, с биржи труда. Их надо устроить в жизни... Это не компьютеры починять! -- Это как так -- подъемом экономики? -- Да вот -- открыли пекарню. А еще найдем денег, так купим пищевые линии, майонез начнем фасовать. Еще планируем селедку солить... Занять казаков мирным безоружным трудом! Это благородно. Да и на шашки заработают... Селедка, селедка; шашку ведь тоже так называли, правильно? Красное и белое (коммунисты и гипс) Так может встать странный вопрос. А может, везде так? Может, вообще везде пролетариат у нас ненавидит капитализм и хочет отмечать Великий Октябрь и бесплатно получать удовольствия? И только в Москве начальство доверчиво думает, что уже настал капитализм, и играет в него со своими командами? А на самом деле кругом одни коммунисты? Ну, строго говоря, даже в Госдуме самый главный -- коммунист... -- А, Хоффман? -- Коммунисты -- это разве плохо? Я сам был коммунистом, и замечательных людей полно среди коммунистов встречал -- может, даже больше, чем среди капиталистов. -- Так то у вас в Германии! -- Почему? И в России тоже. Вот мы вкладываем деньги в завод в Тульском Новомосковске, так с губернатором Стародубцевым у нас полное взаимопонимание -- даром что коммунист. Ничего страшного! Он наливает мне виски. Наверно, представительского -- сам он его не пьет. -- Я, г-н Хоффман, могу вам объяснить, отчего вы виски не любите! Оттого что вы самогонки не гнали никогда, у вас в ГДР выпивки и так хватало... -- Это точно. А коммунисты все-таки разные бывают. Вот например г-н Пашуто, коммунистический депутат Госдумы. Он к нам приезжает иногда и ругает нас -- от имени государства. Мне, иностранцу, трудно судить, но мне кажется, что Россия таких полномочий г-ну Пашуто еще не дала... Выпили еще. Можно приступить к обсуждению военной темы. Тем более она тут кругом и без меня обсуждается, особенно в связи с фамилией Хоффман. Начал я издалека... -- А вы какого, г-н Хоффман, года рождения? -- 1943. -- То есть папаша ваш в тылу находился? -- В тылу. У него бронь была, как у электротехника. Ни одного дня он в армии не был. Ну вот, а то некоторые в Псебае убеждены, что это папаша теперешнего Хоффмана расстреливал русских... Коммунисты то и дело напоминают в местных газетах, что человек с такой фамилией в 1942-м году растрелял тут 200 человек. А иные думают, что это тот самый Хоффман и есть, он и расстреливал. А что расстрел был за год до рождения - так кто ж будет в цифрах разбираться? Если б цифрам верили и уважали б их, то всех бы убедила формула "50+1", то есть у кого контрольный пакет, тот и хозяин. Но когда у людей душа болит за родину, за народ, не надо к нм лезть со своими грязными цифрами. Особенно, по логике, не надо с этим лезть к казакам, которые исторически охраняют родину от чужих. Причем в буквальном смысле слова: они тут в офисе и вокруг дежурят, под видом сторожей. Я с одним даже вел долгие беседы. Рядовой казак в 41-м году Казак этот -- Степаныч. -- Ну, что немцы-то? Никак с ними, значит, невозможно? -- спрашиваю его. -- Зачем же немцев ругать? Нормальные люди. Я на них еще в 41-м работал. -- Да ну? -- Точно! Был я тогда пацаном, с кузницы не вылазил. И там один эсесовец, здоровый такой, постоянно гнул рессоры, от броневика -- такие у них броневики были на гусеничном ходу. А дутье было -- мехи, вот я и дул с дружками. А нам за то выдавали леденцы и шоколадки. Нет, нету у меня ненависти к немцам. -- Ну и слава Богу... -- Нет, ты подожди. Немцы -- что! А я тебе расскажу за евреев. У-у, жиды такие-сякие -- мы ж так же все говорим. Вас немцы вешали, били, но мало вас поперебили. Действительно они пакостей много делали для русских. Евреи занимались этим вопросом. Таким манером они хотят отомстить за еврейские погромы. -- А зачем же вы погромы устраивали? -- Так то не мы, то на Украине. А мы тут -- нет, не устраивали погромов. Как я мог им делать погромы, как я мог громить директора "Пищетары" Дворкина, когда он пользовался таким великим авторитетом среди рабочих, как ни один русский директор? И Воронцов еще был у нас еврей в совхозе. Как он умер, так совхоз развалился мо-мен-тально. А имел среднее образование всего-навсего! Евреи тут ни при чем. -- Ну... -- А вот кто развалил Советский Союз, так это американо-сионистская контрразведка. -- Подожди, Степаныч. А вот акции? Тебе понятно насчет контрольного пакета? -- Ничо я в этом не понимаю. -- А кто хозяин должен быть, немцы или русские? -- Не знаю. А может они вложили свой капитал? Кто вложил, тот хозяин, а нет денег -- подвинься, щас же так... Вот так размышляет дед Степаныч. Такой представляется ему картина мира, дружбы народов и мировой экономики. По Псебайским меркам, так Степаныч вполне прогрессивно настроенный гражданин, спроецировать его на Москву, так, это, думаю, все равно что электорат "Яблоку". Гипсовая война компроматов А вот один инженер -- из тех, кто на немецкой стороне и от них получает зарплату -- мне сказал: -- Сейчас как 37-й год. -- В смысле чего? -- А брат на брата пошел. Вот у меня друг был наилучший, детей всегда мы крестили с ним. А теперь -- не здороваемся даже. Он же у тех работает, у Сергиенко, ну и боится, что его с работы выгонят. Вон как. Сначала жена его перестала с нами знаться, он ее обещал перевоспитать, а теперь и сам. Я ему этого не прощу... Зачем крайности, зачем брат на брата? Нельзя ли как-то договориться? Это обидный для псебайцев вопрос. Чем же их гипсовая война хуже московских войн компроматов? Что ж тут, не люди? Да и ставки в Псебае выше. Получить на гипсокомбинате работу -- это успех серьезней в жизни псебайца, чем у банкира победа на залоговом аукционе. Потому что тут не про еще большие деньги речь, но про то, чтоб на картошку хватило. И проигравших тут больше, чем на московских разборках, и отступать проигравшим некуда. Разве только на обувную фабрику в Псебае же; а там за полгода кому 50 рублей выплатили, а кому аж сто. И компромат тут тоже используется серьезный. Что теперешнего Хоффмана пытаются выдать за фашиста, это понятно. А про одного его оппонента добрые люди рассказывают, что у него отец полицаем у немцев служил! То есть обе стороны едины в том, что тот кто не с нами -- тот фашист! Некоторые сторонники рыночных отношений тут сами начинают верить -- ради торжества своего правого дела -- в то, что и в 41-м немцы никому плохого не сделали, по той логике, что они же сейчас инвесторы. Что будет? Немцы намекают, что еще какое-то время готовы потерпеть убытки (сумма не обсуждается). А когда масса долгов станет критической, и выгодней будет построить новый завод, так они его и построят. Может, рядом со старым. Может, в Майкопе, а то и вовсе в другой области. Им главное, чтоб производство было на Юге, потому