ше уроки учить.
-- Давай.
Я повесил трубку и сел за уроки. Вдруг Мишка снова звонит:
-- Слушай, сейчас я буду петь и на рояле играть по телефону.
-- Ну, пой, -- говорю.
Послышалось какое-то шипение, потом забренчала музыка, и вдруг Мишка запел не своим голосом:
Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни-и-и?
"Что это? -- думаю. -- Где он так петь выучился?" Вдруг Мишка сам является. Рот до ушей.
-- Ты думал, это я пою? Это патефон по телефону поет! Дай-ка, я послушаю.
Я дал ему трубку. Он слушал, слушал, потом как бросит трубку -- и бегом вниз. Я взял трубку, а там: "Пш-ш-ш! Пш-ш-ш! Др-р-р! Др-р-р!" Наверно, пластинка кончилась. Я снова сел за уроки. Опять звонок. Я взял трубку:
-- Алло!
-- Это не я. Это с тобой Дружок разговаривает. Слышишь, как он кусает трубку зубами?А из трубки:
"Ав! Ав! Ав!"
-- Ты чего, -- говорю, -- по-собачьи лаешь?
-- Это не я. Это с тобой Дружок разговаривает. Слышишь, как он кусает трубку зубами?
-- Слышу.
-- Это я ему в морду тыкаю трубкой, а он ее зубами грызет.
-- Ты бы лучше не портил трубку.
-- Ничего, она железная... Ай! Пошел вон! Я тебе покажу, как кусаться! Вот тебе! ("Ав! Ав! Ав!") Кусается, понимаешь?
-- Понимаю, -- говорю.
Снова сел за уроки. Через минуту звонок. Я взял трубку, а там что-то жужжит:
"Жжу-у-у-у!"
-- Алло! -- кричу я.
"Жуу-у! Жжу-у!"
-- Чем ты там жужжишь?
-- Мухой.
-- Какой мухой?
-- Ну, простой мухой. Я ее держу перед трубкой, а она крылышками машет и жужжит.
Целый вечер мы с Мишкой звонили друг другу и выдумывали разные фокусы: пели, кричали, рычали, мычали, даже шепотом разговаривали -- все было слышно. Уроки я кончил поздно и думаю:
"Позвоню еще раз Мишке, перед тем как лечь спать".
Позвонил, а он не отвечает.
"Что же это? -- думаю. -- Неужели телефон испортился?"
Позвонил еще раз -- опять нет ответа! Думаю:
"Надо пойти узнать, в чем дело".
Прибегаю к нему... Батюшки! Он телефон положил на стол и ломает. Батарею из аппарата вытащил, звонок разобрал и уже трубку развинчивает.
-- Стой! -- говорю. -- Ты зачем телефон ломаешь?
-- Да я не ломаю. Я только хочу посмотреть, как он устроен. Разберу, а потом соберу обратно.
-- Так разве ты соберешь? Это понимать надо.
-- Ну я и понимаю. Чего тут еще не понимать!
Он развинтил трубку, вынул из нее какие-то железки и стал отковыривать круглую пластинку, которая внутри была. Пластинка вывалилась, и из трубки посыпался черный порошок. Мишка испугался и стал собирать порошок обратно в трубку.
-- Ну, вот видишь, -- говорю, -- что ты наделал!
-- Ничего, -- говорит, -- я сейчас соберу все, как было.
И стал собирать. Возился, возился... Винтики маленькие, завинчивать трудно. Наконец собрал трубку, только железка у него одна осталась и два винтика лишних.
-- А это откуда -- железка? -- спрашиваю.
-- Ах я разиня! -- говорит Мишка. -- Забыл! Ее надо было там внутри привинтить. Придется снова разбирать трубку.
-- Ну, -- говорю, -- я пойду домой, а ты, как только будет готово, позвони мне.
Пошел я домой и стал ждать. Ждал, ждал, так ничего не дождался и спать лег.
Наутро телефон как зазвонит! Я вскочил неодетый, схватил трубку и кричу:
-- Слушаю!
А из трубки в ответ:
-- Ты чего хрюкаешь?
-- Как это хрюкаю? Я не хрюкаю, -- говорю я.
-- Брось хрюкать! Говори по-человечески! -- кричит Мишка.
-- Я же по-человечески. Зачем мне хрюкать?
-- Ну, довольно тебе баловаться! Все равно я не поверю, что поросенка в комнату притащил.
-- Да говорят же тебе, что никакого поросенка нет! -- рассердился я.
Мишка замолчал. Через минуту приходит ко мне:
-- Ты чего хрюкал по телефону?
-- Я не хрюкал.
-- Я ведь слышал.
-- Да зачем же мне хрюкать?
-- Не знаю, -- говорит. -- Только у меня в трубке все "хрю-хрю" да "хрю-хрю". Вот пойди, если не веришь, послушай.
Я пошел к нему и позвонил по телефону:
-- Алло!
Сначала ничего не было слышно, а потом потихоньку так:
"Хрюк! Хрюк! Хрюк!"
Я говорю:
-- Хрюкает.
А в ответ снова:
"Хрюк! Хрюк! Хрюк!"
-- Хрюкает! -- кричу я.
А из трубки опять:
"Хрюк! Хрюк! Хрюк! Хрюк!"
Тут я понял, в чем дело, и побежал к Мишке.
-- Это ты, -- говорю, -- телефон испортил!
-- Почему?
-- Ты разбирал его, вот и испортил у себя в трубке что-то.
-- Наверно, я что-нибудь неправильно собрал, -- говорит Мишка. -- Надо исправить.
-- Как же теперь исправишь?
-- А я посмотрю, как твой телефон устроен, и свой сделаю так же.
-- Не дам я свой телефон разбирать!
-- Да ты не бойся! Я осторожно. Надо же починить!
И стал чинить. Возился, возился -- и починил так, что совсем ничего не стало слышно. Даже хрюкать перестало.
-- Ну, что теперь делать? -- спрашиваю я.
-- Знаешь, -- говорит Мишка, -- пойдем в магазин, может быть, там починят.
Пошли мы в игрушечный магазин, но там телефонов не чинили и даже не знали, где чинят. Целый день мы ходили скучные. Вдруг Мишка придумал:
-- Чудаки мы! Ведь мы можем по телеграфу переговариваться!
-- Как -- по телеграфу?
-- Очень просто: точка, тире. Звонок-то ведь действует! Короткий звонок -- точка, а длинный -- тире. Выучим азбуку Морзе и будем переговариваться!
Достали мы азбуку Морзе и стали учить: "А" -- точка, тире; "Б" -- тире, три точки; "В" -- точка, два тире... Выучили всю азбуку и стали переговариваться. Сначала у нас получалось медленно, а потом мы научились, как настоящие телеграфисты: "трень-трень-трень!" -- и все понятно. Это даже интереснее было, чем простой телефон. Только это продолжалось недолго. Один раз звоню Мишке утром, а он не отвечает. "Ну, -- думаю, -- спит еще". Позвонил позже -- опять не отвечает. Пошел к нему и стучу в дверь. Мишка открыл и говорит:
-- Ты чего в дверь барабанишь? Не видишь, что ли? -- и показывает на двери кнопку.
-- Что это? -- спрашиваю.
-- Кнопка.
-- Какая?
-- Электрическая. У нас теперь электрический звонок есть, так что можешь звонить.
-- Где ты взял?
-- Сам сделал.
-- Из чего?
-- Из телефона.
-- Как -- из телефона?
-- Очень просто. Звонок из телефона выдрал, кнопку -- тоже. И батарею из телефона вынул. Была игрушка -- стала вещь!
-- Какое же ты имел право телефон разбирать? -- говорю я.
-- Какое право! Я свой телефон разобрал. Твоего ведь не трогал.
-- Так телефон-то наш общий! Если бы я знал, что ты станешь ломать, то и не стал бы с тобой покупать! Зачем мне телефон, если разговаривать не с кем!
-- А зачем нам разговаривать? Небось недалеко живем, можно и так прийти поговорить.
-- Я с тобой и разговаривать после этого не хочу!
Рассердился я на него и три дня с ним не разговаривал. От скуки и я свой телефон разобрал и сделал из него электрический звонок. Только не так, как у Мишки. Я все аккуратно устроил. Батарею поставил возле двери на полочке, от нее по стене провода протянул к электрическому звонку и кнопке. А кнопку к двери хорошенько винтиками привинтил, чтобы она не болталась на одном гвозде, как у Мишки. Даже папа и мама похвалили меня за то, что я устроил такую полезную вещь в доме.
Я пошел к Мишке, чтобы рассказать ему, что у меня теперь тоже электрический звонок есть.
Подхожу к двери, звоню... Нажимал кнопку, нажимал -- никто не отворяет. "Может быть, звонок испортился?" -- думаю. Стал в дверь стучать. Мишка открыл. Я спрашиваю:
-- Что же звонок, не действует?
-- Не действует.
-- Почему?
-- Да я батарею разобрал.
-- Зачем?
-- Ну, я хотел посмотреть, из чего батарея сделана.
-- Как же, -- говорю, -- ты теперь будешь -- без телефона и без звонка?
-- Ничего, -- вздохнул он, -- как-нибудь буду!
Пошел я домой, а сам. думаю: "Почему Мишка такой нескладный? Зачем он все ломает?!" Мне даже жалко стало его.
Вечером я лег спать и долго не мог заснуть, все вспоминал: как у нас был телефон и как из него получился электрический звонок. Потом я стал думать об электричестве, как оно получается в батарее и из чего. Все давно уже спали, а я все думал про это и никак не мог заснуть. Тогда я встал, зажег лампу, снял с полки батарею и разломал ее. В батарее оказалась какая-то жидкость, в которой мокла черная палка, завернутая в тряпочку. Я понял, что электричество получалось из этой жидкости. Потом лег в постель и быстро заснул.






БЕНГАЛЬСКИЕ ОГНИ Рисунки Г. Валька
Сколько хлопот у нас с Мишкой было перед Новым годом! Мы уже давно готовились к празднику: клеили бумажные цепи на елку, вырезали флажки, делали разные елочные украшения. Все было бы хорошо, но тут Мишка достал где-то книгу "Занимательная химия" и вычитал в ней, как самому сделать бенгальские огни.
С этого и началась кутерьма! По целым дням он толок в ступе серу и сахар, делал алюминиевые опилки и поджигал смесь на пробу. По всему дому шел дым и воняло удушливыми газами. Соседи сердились, и никаких бенгальских огней не получалось.
Но Мишка не унывал. Он позвал к себе на елку даже многих ребят из нашего класса и хвастал, что у него будут бенгальские огни.
-- Они знаете какие! -- говорил он. -- Они сверкают, как серебро, и рассыпаются во все стороны огненными брызгами.
Я говорю Мишке:
-- Что же ты наделал? Позвал ребят, а никаких бенгальских огней не будет.
-- Почему не будет? Будет! Еще времени много. Все успею сделать.
Накануне Нового года он приходит ко мне и говорит:
-- Слушай, пора нам за елками ехать, а то останемся на праздник без елок.
-- Сегодня уже поздно, -- ответил я. -- Завтра поедем.
-- Так ведь завтра уже украшать елку надо.
-- Ничего, -- говорю я. -- Украшать надо вечером, а мы поедем днем, сейчас же после школы.
Мы с Мишкой уже давно решили поехать за елками в Горелкино, где мы жили у тети Наташи на даче. Тети Наташин муж работал лесничим и еще летом сказал, чтобы мы приезжали к нему в лес за елками. Я даже заранее упросил маму, чтоб она разрешила мне в лес поехать.
На другой день я прихожу к Мишке после обеда, а он сидит и толчет бенгальские огни в ступе.
-- Что ж ты, -- говорю, -- не мог раньше сделать? Ехать пора, а ты возишься!
-- Да я делал и раньше, только, наверно, мало серы клал. Они шипят, дымят, а гореть не горят.
-- Ну и брось, все равно ничего не выйдет. -- Нет, теперь, наверно, выйдет. Надо только побольше серы класть. Дай-ка мне алюминиевую кастрюлю, вон на подоконнике.
-- Где же кастрюля? Тут только сковородка, -говорю я,
-- Сковородка?.. Эх, ты! Да это и есть бывшая кастрюля. Давай ее сюда.
Я передал ему сковородку, и он принялся скоблить ее по краям напильником.
-- Это у тебя, значит, кастрюля в сковородку превратилась? -- спрашиваю я.
-- Ну да, -- говорит Мишка. -- Я ее пилил напильником, пилил, вот она и сделалась сковородкой. Ну ничего, сковородка тоже нужна в хозяйстве.
-- Что же тебе мама сказала?
-- Ничего не сказала. Она еще не видела.
-- А когда увидит?
-- Ну что ж... Увидит так увидит. Я, когда вырасту, новую кастрюлю ей куплю.
-- Это долго ждать, пока ты вырастешь!
-- Ничего.
Мишка наскоблил опилок, высыпал порошок из ступки, налил клею, размешал все это, так что у него получилось тесто вроде замазки. Из этой замазки он наделал длинных колбасок, навертел их на железные проволочки и разложил на фанерке сушиться.
-- Ну вот, -- говорит, -- высохнут -- и будут готовы, только надо от Дружка спрятать.
-- Зачем от него прятать?
-- Слопает.
-- Как -- слопает? Разве собаки бенгальские огни едят?
-- Не знаю. Другие, может быть, и не едят, а Дружок ест. Один раз я оставил их сохнуть, вхожу -- а он их грызет. Наверно, думал, что это конфеты.
-- Ну, спрячь их в печь. Там тепло, и Дружок не достанет.
-- В печку тоже нельзя. Один раз я их спрятал в печь, а мама пришла и затопила -- они и сгорели. Я их лучше на шкаф положу.
Мишка взобрался на стул и положил фанерку на шкаф.
-- Ты ведь знаешь, какой Дружок, -- говорит Мишка. -- Он всегда мои вещи хватает! Помнишь, он затащил мой левый ботинок, так что мы его нигде найти не могли. Пришлось мне тогда три дня ходить в валенках, пока другие ботинки не купили. На дворе теплынь, а я хожу в валенках, как будто обмороженный! А потом уже, когда купили другие ботинки, мы этот ботинок, который один остался, выбросили. потому что кому он нужен -- один ботинок! А когда его выбросили, отыскался тот ботинок, который потерялся. Оказалось -- его Дружок затащил на кухню под печь. Ну, мы и этот ботинок выбросили, потому что если б первый не выбросили, то и второй бы не выбросили, а раз первый выбросили, то и второй выбросили. Так оба и выбросили.
Я говорю:
-- Довольно тебе болтать! Одевайся скорее, ехать надо.
Мишка оделся, мы взяли топор и помчались на вокзал. А тут поезд как раз ушел, так что пришлось нам дожидаться другого. Ну ничего, дождались, поехали. Ехали, ехали, наконец приехали. Слезли в Горелкине и пошли прямо к лесничему. Он дал нам квитанцию на две елки, показал делянку, где разрешалось рубить, и мы пошли в лес. Елок кругом много, только Мишке они все не нравились.
-- Я такой человек, -- хвалился он, -- уж если поехал в лес, то срублю самую лучшую елку, а то и ездить не стоит.
Забрались мы в самую чащу.
-- Надо рубить поскорей, -- говорю я. -- Скоро и темнеть начнет.
-- Что ж рубить, когда нечего рубить!
-- Да вот, -- говорю, -- хорошая елка.
Мишка осмотрел елку как следует со всех сторон и говорит:
-- Она, конечно, хорошая, только не совсем. По правде сказать, совсем нехорошая: куцая.
-- Как это -- куцая?
-- Верхушка у нее короткая. Мне такой елки и даром не надо!
Нашли мы другую елку.
-- А эта хромая, -- говорит Мишка.
-- Как -- хромая?
-- Так, хромая. Видишь, у нее нога внизу закривляется.
-- Какая нога?
-- Ну, ствол.
-- Ствол! Так бы и говорил!
Нашли мы еще одну елку.
-- Лысая, -- говорит Мишка.
-- Сам ты лысый! Как это елка может быть лысая?
-- Конечно, лысая! Видишь, какая она реденькая, вся просвечивает. Один ствол виден. Просто не елка, а палка!
И гак все время: то лысая, то хромая, то еще какая-нибудь!
-- Ну, -- говорю, -- тебя слушать -- до ночи елки не срубишь!
Нашел себе подходящую елочку, срубил и отдал топор Мишке:
-- Руби поскорей, нам домой ехать пора.
А он словно весь лес взялся обыскать. Уж я и просил его и бранил -- ничего не помогало. Наконец он нашел елку по своему вкусу, срубил, и мы пошли обратно на станцию. Шли, шли, а лес все не кончается.
-- Может, мы не в ту сторону идем? -- говорит Мишка.
Пошли мы в другую сторону. Шли, шли -- все лес да лес! Тут и темнеть начало. Мы давай сворачивать то в одну сторону, то в другую. Заплутались совсем.
-- Вот видишь, -- говорю, -- что ты наделал!
-- Что же я наделал? Я ведь не виноват, что так скоро наступил вечер.
-- А сколько ты елку выбирал? А дома сколько возился? Вот придется из-за тебя в лесу ночевать!
-- Что ты! -- испугался Мишка. -- Ведь ребята сегодня придут. Надо искать дорогу.
Скоро стемнело совсем. На небе засверкала луна. Черные стволы деревьев стояли, как великаны, вокруг. За каждым деревом нам чудились волки. Мы остановились и боялись идти вперед.
-- Давай кричать! -- говорит Мишка. Тут мы как закричим вместе:
-- Ау!
"Ау!" -- ответило эхо.
-- Ау! Ау-у! -- закричали мы снова что было силы.
"Ау! Ау-у!" -- повторило эхо.
-- Может быть, нам лучше не кричать? -- говорит Мишка.
-- Почему?
-- Еще волки услышат и прибегут.
-- Тут, наверно, никаких волков нет,
-- А вдруг есть! Лучше пойдем скорее.
Я говорю:
-- Давай прямо идти, а то мы никак на дорогу не выберемся.
Пошли мы снова. Мишка все оглядывался и спрашивал:
-- А что делать, когда нападают волки, если ружья нет?
-- Бросать в них горящие головешки, -- говорю я.
-- А где их брать, эти головешки?
-- Развести костер -- вот тебе и головешки.
-- А у тебя есть спички?
-- Нету.
-- А они на дерево могут влезть?
-- Кто?
-- Да волки.
-- Волки? Нет, не могут.
-- Тогда, если на нас нападут волки, мы залезем на дерево и будем сидеть до утра.
-- Что ты! Разве просидишь на дереве до утра!
-- Почему не просидишь?
-- Замерзнешь и свалишься.
-- Почему замерзнешь? Нам ведь не холодно.
-- Нам не холодно, потому что мы двигаемся, а попробуй посиди на дереве без движения -- сразу замерзнешь.
-- А зачем сидеть без движения? -- говорит Мишка. -- Можно сидеть и ногами дрыгать.
-- Это устанешь -- целую ночь на дереве ногами дрыгать!
Мы продирались сквозь густые кустарники, спотыкались о пни, тонули по колено в снегу. Идти становилось трудней и трудней.
Мы очень устали.
-- Давай бросим елки! -- говорю я.
-- Жалко, -- говорит Мишка. -- Ко мне ребята сегодня придут. Как же я без елки буду?
-- Тут нам бы самим, -- говорю, -- выбраться! Чего еще о елках думать!
-- Постой, -- говорит Мишка. -- Надо одному вперед идти и протаптывать дорогу, тогда другому будет легче. Будем меняться по очереди.
Мы остановились, передохнули. Потом Мишка впереди пошел, а я за ним следом. Шли, шли... Я остановился, чтоб переложить елку на другое плечо. Хотел идти дальше, смотрю -- нет Мишки! Исчез, словно провалился под землю вместе со своей елкой.
Я кричу:
-- Мишка!
А он не отвечает.
-- Мишка! Эй! Куда же ты делся?
Нет ответа.
Я пошел осторожно вперед, смотрю -- а там обрыв! Я чуть не свалился с обрыва. Вижу -- внизу шевелится что-то темное.
-- Эй! Это ты, Мишка?
-- Я! Я, кажется, с горы скатился!
-- Почему же ты не отвечаешь? Я тут кричу, кричу...
-- Ответишь тут, когда я ногу ушиб!
Я спустился к нему, а там дорога. Мишка сидит посреди дороги и коленку руками трет.
-- Что с тобой?
-- Коленку ушиб. Нога, понимаешь, подвернулась.
-- Больно?
-- Больно! Я посижу.
-- Ну, давай посидим, -- говорю я.
Уселись мы с ним на снегу. Сидели, сидели, пока нас не пробрал холод.
Я говорю:
∙ -- Тут и замерзнуть можно! Может быть, пойдем по дороге? Она нас куда-нибудь выведет: или на станцию, или к лесничему, или в деревню какую-нибудь. Не замерзать же в лесу!
Мишка хотел встать, но тут же заохал и опять сел.
-- Не могу, -- говорит.
-- Что же теперь делать? Давай я понесу тебя па закорках, -- говорю я.
-- Да разве ты донесешь?
-- Давай попробую.
Мишка поднялся и начал взбираться ко мне на спину. Кряхтел, кряхтел, насилу залез. Тяжелый! Я согнулся в три погибели.
-- Ну, неси! -- говорит Мишка.
Только прошел я несколько шагов, поскользнулся -- и бух в снег.
-- Ай! -- заорал Мишка. -- У меня нога болит, а ты меня в снег кидаешь!
-- Я же не нарочно!
-- -- Не брался бы, если не можешь!
-- Горе мне с тобой! -- говорю я. -- То ты с бенгальскими огнями возился, то елку до самой темноты выбирал, а теперь вот зашибся... Пропадешь тут с тобой!
-- Можешь не пропадать!..
-- Как же не пропадать?
-- Иди один. Это все я виноват. Я уговорил тебя за елками ехать.
-- Что же, я тебя бросить должен?
-- Ну и что ж? Я и один дойду. Посижу, нога пройдет -- я и пойду.
-- Да ну тебя! Никуда я без тебя не пойду. Вместе приехали, вместе и вернуться должны. Надо придумать что-нибудь.
-- Что же ты придумаешь?
-- Может быть, санки сделать? У нас топор есть.
-- Как же ты из топора санки сделаешь?
-- Да не из топора, голова! Срубить дерево, а из дерева -- санки.
-- Все равно гвоздей нет.
-- Надо подумать, -- говорю я.
И стал думать. А Мишка все на снегу сидит. Я подтащил к нему елку и говорю:
-- Ты лучше на елку сядь, а то простудишься.
Он уселся на елку. Тут мне пришла в голову мысль.
-- Мишка, -- говорю я, -- а что, если тебя повезти на елке?
-- Как -- на елке?
-- А вот так: ты сиди, а я буду за ствол тащить. Ну-ка, держись!
Я схватил елку за ствол и потащил. Вот как ловко придумал! Снег на дороге твердый, укатанный, елка по нему легко идет, а Мишка на ней -- как на санках!
-- Замечательно! -- говорю я. -- На-ка, держи топор.
Отдал ему топор. Мишка уселся поудобнее, и я повез его по дороге. Скоро мы выбрались на опушку леса и сразу увидели огоньки.
-- Мишка! -- говорю. -- Станция!
Издали уже слышался шум поезда.
-- Скорей! -- говорит Мишка. -- Опоздаем на поезд!
Я припустился изо всех сил. Мишка кричит:
-- Еще поднажми! Опоздаем!
Поезд уже подъезжал к станции. Тут и мы подоспели. Подбегаем к вагону. Я подсадил Мишку. Поезд тронулся, я вскочил на подножку и елку за собой втащил. Пассажиры в вагоне стали бранить нас за то, что елка колючая. Кто-то спросил:
-- Где вы взяли такую ободранную елку?
Мы стали рассказывать, что с нами в лесу случилось. Тогда все стали жалеть нас. Одна тетенька усадила Мишку на скамейку, сняла с него валенок и осмотрела ногу.
-- Ничего страшного нет, -- сказала она. -- Просто ушиб.
-- А я думал, что ногу сломал, так она у меня болела, -- говорит Мишка. Кто-то сказал:
-- Ничего, до свадьбы заживет!
Все засмеялись. Одна тетенька дала нам по пирогу, а другая -- конфет. Мы обрадовались, потому что очень проголодались.
-- Что же мы теперь будем делать? -- говорю я. -- У нас на двоих одна елка.
-- Отдай ее на сегодня мне, -- говорит Мишка, -- и дело с концом.
-- Как это -- с концом? Я ее тащил через весь лес да еще тебя на ней вез, а теперь сам без елки останусь?
-- Так ты мне ее только на сегодня дай, а завтра я тебе возвращу обратно.
-- Хорошенькое, -- говорю, -- дело! У всех ребят праздник, а у меня даже елки не будет!
-- Ну ты пойми, -- говорит Мишка, -- ко мне ребята сегодня придут! Что я буду без елки делать?
-- Ну, покажешь им свои бенгальские огни. Что, ребята елки не видели?
-- Так бенгальские огни, наверно, не будут гореть. Я их уже двадцать раз делал -- ничего не получается. Один дым, да и только!
-- А может быть, получится?
- Нет, я и вспоминать про это не буду. Может, ребята уже забыли.
-- Ну нет, не забыли! Не надо было заранее хвастаться.
-- Если б у меня елка была, -- говорит Мишка, -- я бы про бенгальские огни что-нибудь сочинил и как-нибудь выкрутился, а теперь просто не знаю, что делать.
-- Нет, -- говорю, -- не могу я тебе елку отдать. У меня еще ни в одном году так не было, чтоб елки не было.
-- Ну будь другом, выручи! Ты меня уже не раз выручал!
-- Что же, я тебя всегда выручать должен?
-- Ну, в последний раз! Я тебе что хочешь за это дам. Возьми мои лыжи, коньки, волшебный фонарь, альбом с марками. Ты ведь сам знаешь, что у меня есть. Выбирай что угодно.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Если так, отдай мне своего Дружка.
Мишка задумался. Он отвернулся и долго молчал. Потом посмотрел на меня -- глаза у него были печальные -- и сказал:
-- Нет, Дружка я не могу отдать.
-- Ну вот! Говорил "что угодно", а теперь...
-- Я забыл про Дружка... Я, когда говорил, думал про вещи. А Дружок ведь не вещь, он живой.
-- Ну и что ж? Простая собака! Если б он хоть породистый был.
-- Он же не виноват, что он не породистый! Все равно он любит меня. Когда меня нет дома, он думает обо мне, а когда я прихожу, радуется и машет хвостом... Нет, пусть будет что будет! Пусть ребята смеются надо мной, а с Дружком я не расстанусь, даже если бы ты мне дал целую гору золота!
-- Ну ладно, -- говорю я, -- бери тогда елку даром.
-- Зачем даром? Раз я обещал любую вещь, так и бери любую вещь. Хочешь, я тебе дам волшебный фонарь со всеми картинками? Ты ведь очень хотел, чтоб у тебя был волшебный фонарь.
-- Нет, не надо мне волшебного фонаря. Бери так.
-- Ты ведь столько трудился из-за елки -- зачем отдавать даром?
-- Ну и пусть! Мне ничего не надо.
-- Ну, и мне даром не надо, -- говорит Мишка.
-- Так это ведь не совсем даром, -- говорю я. -- Просто так, ради дружбы. Дружба ведь дороже волшебного фонаря! Пусть это будет наша общая елка.
Пока мы разговаривали, поезд подошел к станции. Мы и не заметили, как доехали. У Мишки нога совсем перестала болеть. Он только немного прихрамывал, когда мы сошли с поезда.
Я сначала забежал домой, чтоб мама не беспокоилась, а потом помчался к Мишке -- украшать нашу общую елку.
Елка уже стояла посреди комнаты, и Мишка заклеивал ободранные места зеленой бумагой. Мы еще не кончили украшать елку, как стали собираться ребята.
-- Что же ты, позвал на елку, а сам даже не украсил ее! -- обиделись они.
Мы стали рассказывать про наши приключения, а Мишка даже приврал, будто на нас напали в лесу волки и мы от них спрятались на дерево. Ребята не поверили и стали смеяться над нами. Мишка сначала уверял их, потом махнул рукой и сам стал смеяться. Мишкины мама и папа пошли встречать Новый год к соседям, а для нас мама приготовила большой круглый пирог с вареньем и других разных вкусных вещей, чтоб мы тоже могли хорошо встретить Новый год.
Мы остались одни в комнате. Ребята никого не стеснялись и чуть ли не на головах ходили. Никогда я не слыхал такого шума! А Мишка шумел больше всех. Ну, я-то понимал, почему он так разошелся. Он старался, чтоб кто-нибудь из ребят не вспомнил про бенгальские огни, и выдумывал все новые и новые фокусы.
Потом мы зажгли на елке разноцветные электрические лампочки, и тут вдруг часы начали бить двенадцать часов.
-- Ура! -- закричал Мишка. -- С Новым годом!
-- Ура! -- подхватили ребята. -- С Новым годом! Ур-а-а!
Мишка уже считал, что все кончилось благополучно, и закричал:
-- А теперь садитесь за стол, ребята, будет чай с пирогом!
-- А бенгальские огни где же? -- закричал кто-то.
-- Бенгальские огни? -- растерялся Мишка. -- Они еще не готовы.
-- Что же ты, позвал на елку, говорил, что бенгальские огни будут... Это обман!
-- Честное слово, ребята, никакого обмана нет! Бенгальские огни есть, только они еще сырые...
-- Ну-ка, покажи. Может быть, они уже высохли. А может, никаких бенгальских огней нету?
Мишка нехотя полез на шкаф и чуть не свалился оттуда вместе с колбасками. Они уже высохли и превратились в твердые палочки.
-- Ну вот! -- закричали ребята. -- Совсем сухие! Что ты обманываешь!
-- Это только так кажется, -- оправдывался Мишка. -- Им еще долго сохнуть надо. Они не будут гореть.
-- А вот мы сейчас посмотрим! -- закричали ребята.
Они расхватали все палочки, загнули проволочки крючочками и развесили их на елке.
-- Постойте, ребята, -- кричал Мишка, -- надо проверить сначала!
Но его никто не слушал.
Ребята взяли спички и подожгли все бенгальские огни сразу.
Тут раздалось шипение, будто вся комната наполнилась змеями. Ребята шарахнулись в стороны. Вдруг бенгальские огни вспыхнули, засверкали и рассыпались кругом огненными брызгами. Это был фейерверк! Нет, какой там фейерверк -- северное сияние! Извержение вулкана! Вся елка сияла и сыпала вокруг серебром. Мы стояли как зачарованные и смотрели во все глаза.
Наконец огни догорели, и вся комната наполнилась каким-то едким, удушливым дымом. Ребята стали чихать, кашлять, тереть руками глаза. Мы все гурьбой бросились в коридор, но дым из комнаты повалил за нами. Тогда ребята стали хватать свои пальто и шапки и начали расходиться.
-- Ребята, а чай с пирогом? -- надрывался Мишка.
Но никто не обращал на него внимания. Ребята кашляли, одевались и расходились. Мишка вцепился в меня, отнял мою шапку и закричал:
-- Не уходи хоть ты! Останься хоть ради дружбы! Будем пить чай с пирогом!
Мы с Мишкой остались одни. Дым понемногу рассеялся, но в комнату все равно нельзя было войти. Тогда Мишка завязал рот мокрым платком, подбежал к пирогу, схватил его и притащил в кухню.
Чайник уже вскипел, и мы стали пить чай с пирогом. Пирог был вкусный, с вареньем, только он все-таки пропитался дымом от бенгальских огней. Но это ничего. Мы с Мишкой съели полпирога, а другую половину доел Дружок.


ТУК-ТУК-ТУК Рисунки Г. Валька


Мы втроем -- я, Мишка и Костя -- приехали в пионерлагерь на день раньше всего отряда. У нас было задание: украсить помещение к приезду ребят. Мы сами просили нашего вожатого Витю отправить нас вперед. Нам очень хотелось поскорей в лагерь.
Витя согласился и сам поехал с нами. Когда мы приехали, в доме уже заканчивалась уборка. Мы развесили на стенах плакаты, картины, которые привезли с собой, потом нарезали из разноцветной бумаги флажков, нанизали их на веревочки и повесили под потолком. Потом нарвали в поле цветов, наделали из них букетов и расставили на окнах в банках с водой. Хорошо получилось!
Вечером вожатый Витя уехал обратно в город. Марья Максимовна, лагерный сторож, которая жила рядом в маленьком домике, сказала, чтобы мы шли ночевать к ней, но мы не захотели. Мишка сказал, что мы ничего не боимся и будем ночевать одни в доме. Марья Максимовна ушла, а мы поставили во дворе самовар, сели на крылечке и отдыхали.
Хорошо было в лагере! Возле самого дома росли высокие рябины, а вдоль забора -- огромные старые липы. На них множество круглых вороньих гнезд.
Мы поставили во дворе самовар, сели на крылечке и отдыхали.Вороны кружились над липами и громко кричали. В воздухе гудели майские жуки. Они носились в разные стороны, налетали на стены дома и шлепались на землю. Мишка подбирал их и складывал в коробочку.
А потом солнышко скрылось за лесом, и облака на небе вспыхнули красным пламенем. Так красиво стало! Если бы у меня были краски, я бы тут же нарисовал картину: вверху красные облака, а внизу наш самовар. А от самовара поднимается дым прямо к облакам, как из пароходной трубы.
Потом облака потухли и стали серые, как будто горы. Все переменилось вокруг. Нам даже стало казаться, что мы попали каким-то чудом в другие края.
Самовар вскипел. Мы перенесли его в комнату, зажгли лампу и сели пить чай. В окно налетели ночные бабочки; они кружились вокруг лампы, будто плясали. Все было как-то необыкновенно. Тихо так, только самовар на столе шумит. Мы сидим и чай пьем, сами себе хозяева.
После чая Мишка запер на крючок дверь и еще веревкой за ручку привязал.
-- Чтоб не забрались разбойники, -- говорит.
-- Не бойся, -- говорим мы, -- никто не заберется.
-- Я не боюсь. Так, на всякий случай. И ставни надо закрыть.
Мы посмеялись над ним, но ставни все-таки закрыли, на всякий случай, и стали укладываться спать. Сдвинули три кровати вместе, чтоб удобнее было разговаривать.
Мишка стал просить пустить его в середину. Костя говорит:
-- Ты, видно, хочешь, чтоб разбойники сначала нас убили, а потом только до тебя добрались. Ну ладно, ложись.
Пустили его в середину. Но он все равно, должно быть, боялся: взял в кухне топор и сунул его себе под подушку. Мы с Костей чуть со смеху не лопнули.
-- Ты только нас не заруби по ошибке, -- говорим. -- А то примешь нас за разбойников и тяпнешь по голове топором.
-- Не бойтесь, -- говорит Мишка, -- не тяпну!
Потушили мы лампу и стали в темноте рассказывать друг другу сказки. Сначала рассказал Мишка, потом я, а когда очередь дошла до Кости, он начал какую-то длинную страшную сказку про колдунов, про ведьм, про чертей и про Кощея Бессмертного. Мишка от страха закутался с головой в одеяло и стал просить Костю не рассказывать больше эту сказку. А Костя, чтоб попугать Мишку, принялся еще кулаками по стене стучать и говорить, что это черти стучат. Мне самому сделалось страшно, и я сказал Косте, чтоб он перестал.
Наконец Костя унялся. Мишка успокоился и уснул. Стало тихо. Мы с Костей почему-то долго не могли уснуть. Лежим, прислушиваемся, как Мишкины жуки в коробке шуршат.
-- Темно, как в погребе! -- сказал Костя.
-- Это потому, что ставни закрыты, -- говорю я.
-- А все-таки мы храбрые! Не боимся одни ночевать! -- говорит Костя.
Скоро чуточку посветлело. Стали видны щели в ставнях.
-- Наверно, уже рассвет, -- говорит Костя. -- Теперь ночи совсем короткие.
-- А может быть, луна взошла?
Наконец я задремал. Вдруг слышу сквозь сон:
Тут-тук-тук!
Я проснулся. Мишка и Костя спят. Я разбудил Костю.
-- Кто-то стучит, -- говорю.
-- Кто же может стучать?
-- А вот послушай.
Прислушались мы. Тихо. Потом снова:
Тук-тук-тук!
-- В дверь стучат, -- говорит Костя. -- Кто же это?
Подождали мы. Не стучат больше. "Может быть, показалось", -- думаем. Вдруг опять:
Тут-тук-тук! Тук-тук-тук!
-- Тише, -- шепчет Костя, -- не надо отзываться. Может быть, постучит и уйдет.
Подождали. Вдруг снова:
Тук-тук-тук! Тра-та-та-та!
-- Ах, чтоб тебя разорвало! Не уходит! -- говорит Костя.
-- Может быть, это из города кто-нибудь приехал? -- говорю я.
-- Зачем же в такую поздноту ездить? Подождем. Если постучат еще, спросим.
Ждем. Никого нет.
-- Наверно, ушел, -- говорит Костя.
Только мы было успокоились, вдруг снова:
Тра-та-та-та!
Я подскочил в постели от неожиданности.
-- Пойдем, -- говорю, -- спросим.
-- Пойдем. Подкрались мы к двери.
-- Кто там? -- спрашивает Костя.
Тихо. Никто не отвечает.
-- Кто там? Молчит.
-- Кто там? Никакого ответа.
-- Наверно, ушел, -- говорю я.
Пошли мы обратно. Только отошли от двери:
Тук-тук-тук! Трах-та-тах! Бросились опять к дверям:
-- Кто там?
Молчит.
-- Что он, глухой, что ли? -- говорит Костя. Стоим мы, прислушиваемся. За дверью будто об стенку кто-то трется.
-- Кто там?
Ничего не отвечает.
Отошли мы от двери. Вдруг снова:
Тук-тук-тук!
Забрались мы на кровать и дышать боимся. Сидели, сидели -- не стучит больше. Легли. Думаем, не будет больше стучать.
Тихо. Вдруг слышим -- шуршит по крыше. И вдруг по железу:
Бух-бух-бух! Трах!
-- На крышу забрался! -- прошептал Костя. Вдруг с другой стороны:
Бум-бум-бум! Бах!
-- Да тут не один, а двое! -- говорю я. -- Что ж это они, крышу разобрать хотят?
Вскочили мы с кроватей, закрыли дверь в соседнюю комнату, откуда был ход на чердак. К двери стол придвинули и еще другим столом и кроватью подперли. А на крыше все стучат: то один, то другой, то вместе разом. И еще третий к ним прибавился. И еще кто-то снова в дверь колотить начал.
-- Может быть, это кто-нибудь нарочно, чтоб напугать нас, -- говорю я.
-- Выйти, -- говорит Костя, -- да накостылять им по шее, чтоб не мешали спать!
-- Еще нам, -- говорю, -- накостыляют. Вдруг их там человек двадцать!
-- А может, это и не люди!
-- А кто же?
-- Черти какие-нибудь.
-- Брось, -- говорю, -- сказки рассказывать! И без сказок страшно!
А Мишка спит и ничего не слышит. Ему хоть бы что!
-- Может быть, разбудить его? -- спрашиваю.
-- Не надо. Пусть пока спит, -- говорит Костя. -- Знаешь, какой он трус. До смерти перепугается.
Устали мы, прямо с ног валимся. Спать хочется! Костя забрался в постель и говорит:
-- Надоела мне вся эта музыка! Пусть там себе хоть головы расшибут на крыше. Очень мне нужно обращать внимание.
Я вытащил у Мишки из-под подушки топор, положил его рядом с собой в кровать и тоже прилег отдохнуть. Стук на крыше становился все чаще и тише. Мне стало казаться, что это дождь по крыше стучит, и я не заметил, как снова уснул.
Утром просыпаемся от страшного стука. Во дворе шум и крик.
Я схватил топор, подбежал к двери.
-- Кто там? -- спрашиваю.
И вдруг слышу голос Вити, вожатого:
-- Откройте, ребята! Что там с вами случилось? Полчаса достучаться не можем.
Я открыл дверь. Все ребята гурьбой ввалились в комнату. Витя увидел топор.
-- Зачем топор? -- спрашивает. -- И что у вас за разгром такой?
Мы с Костей стали рассказывать, что здесь ночью случилось. Но никто нам не верил, все смеялись над нами и говорили, что это нам с перепугу показалось. Мы с Костей чуть не плакали от обиды.
Вдруг сверху послышался стук.
-- Тише! -- закричал Костя и поднял палец кверху.
Ребята умолкли и стали прислушиваться. Тук-тук-тук! -- стучало что-то по крыше. Ребята застыли от удивления. Мы с Костей открыли дверь и потихоньку вышли во двор. Все пошли за нами. Мы отошли от дома в сторону и взглянули на крышу. Там сидела обыкновенная ворона и что-то клевала.
Ребята увидели ворону и расхохотались так громко, что ворона захлопала крыльями и улетела. Ребята сейчас же притащили лестницу; несколько человек забрались на крышу посмотреть, что там клевала ворона.
-- Здесь прошлогодние ягоды рябины лежат. Наверно, вороны клюют их и стучат по крыше! -- закричали ребята.
-- Откуда же здесь ягоды рябины берутся? -- говорим мы.
-- Да тут ведь вокруг рябины растут. Вот ягоды прямо на крышу и падают.
-- Постойте, а в дверь-то кто стучал? -- говорю я.
-- Да, -- говорит Костя, -- зачем это воронам понадобилось в дверь стучать? Вы еще скажете, что вороны нарочно в дверь стучали, чтоб мы их переночевать пустили.
На это никто не мог ничего ответить. Все побежали на крыльцо и стали осматривать дверь. Витя поднял с крыльца ягоду и сказал:
-- Они и не стучали в дверь. Они клевали на крыльце ягоды, а вам показалось, что стучат в дверь.
Мы посмотрели: на крыльце валялось несколько ягод рябины.
-- Храбрецы! -- смеялись над нами ребята. -- Втроем испугались вороны!
-- И совсем не втроем, а вдвоем, -- говорю я, -- Мишка спал как убитый и ничего не слышал.
-- Молодец, Мишка! -- закричали ребята. -- Значит, ты один не боялся вороны?
-- Я ничего не боялся, -- ответил Мишка. -- Я спал и ничего не знаю.
С тех пор все считают Мишку храбрецом, а нас с Костей трусами.






ОГОРОДНИКИ Рисунки Г. Валька
Через день после того, как мы приехали в пионерлагерь, наш вожатый Витя сказал, что у нас будет свой огород. Мы собрались и стали решать, как будем обрабатывать землю и что сажать. Решили поделить землю на участки и чтобы на каждом участке бригада из двух человек работала. Сразу будет видно, кто впереди, а кто отстает. Отстающим решили помогать, чтобы вся земля была хорошо обработана и дала большой урожай.
Мы с Мишкой попросили записать нас в одну бригаду. Мы еще в городе условились, что будем работать вместе и рыбу ловить вместе. Все у нас было общее: и лопаты и удочки.
-- Ребята, -- сказал Вадик Зайцев, -- я предлагаю сделать красное знамя и на нем написать: "Лучшему огороднику". Кто первый вскопает участок, у того на участке поставим знамя.
-- Правильно, -- согласились ребята. -- А потом будем за это знамя бороться. Кто лучше проведет посадку, к тому перейдет на участок знамя. Потом знамя будем передавать за прополку. А у кого окажется самый большой урожай, тому подарим осенью это знамя и пусть он везет его с собой в город.
Мы с Мишкой решили бороться за красное знамя.
-- Как возьмем его в самом начале, так до конца не выпустим и домой увезем, -- говорил Мишка.
Наш огород был недалеко от реки. Мы измерили землю рулеткой, наметили участки и вбили колышки с номерами. Нам с Мишкой достался двенадцатый участок. Мишка тут же стал кричать, что нам самый плохой участок дали.
-- Да чем он плохой? -- спрашивает Витя.
-- Дырка вон тут в земле!
-- Ну, что это за дырка! -- засмеялся Витя. -Лошадь копытом продавила.
-- И пень вон торчит, -- говорит Мишка.
-- И на других участках есть пни, посмотри.
Но Мишка уже никуда смотреть не хотел и кричал:
-- Его ведь из земли выковыривать надо!
-- Что ж, выкорчуете. Сами не справитесь, ребята помогут.
-- Уж если возьмемся -- справимся, -- обиделся Мишка. -- Еще и ребятам поможем, на буксир кого надо возьмем.
-- Вот и хорошо, -- сказал Витя.
Все ребята стали вскапывать землю. И мы с Мишкой стали копать.
Ми