все как можно больше осложнить для меня. Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась. - Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем. Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница! Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен - настоящий Эдем. Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее. Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме. - Тебе нравится Лилит? (*8) - спросил Сатана. - Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины. Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться. - Благодарю тебя. У меня уже есть женщина. - Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, - сказал Сатана. - Столь статному мужчине одной женщины маловато. - Верно, - ответил Мима, - но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины. - Ладно, уже готово, - проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. - Вот Лила [Лила (Лилу) - имя шумерского демона, суккуба]; к ней не прикасался ни один мужчина. Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа. Все же Мима сомневался: - Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу. - Что ж, спроси у нее, - посоветовал Сатана. - Лилу ты сможешь получить в любой момент. Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла. - Как тебе понравился первый рабочий день? - Ничего, - настороженно ответил Мима. - Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях? - Я старался остановить его! - воскликнул Мима. - Остановить? Это еще зачем? - Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир. Сатана улыбнулся: - Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища? - Получать удовольствие! - вскричал Мима. - Но это отвратительно! - Отчего же, принц? Война - благородное занятие. В битве - упоение и слава. - Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, - пробормотал Мима. - В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь. - Шива (*9) - ваш бог разрушения, - сказал Сатана. - Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть. А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек - не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно - для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство - восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной. - Но война не восстанавливает справедливости! - возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. - Ведь известно, сколько она порождает беззаконий! - Только когда ею злоупотребляют, - мягко проговорил Сатана. - Вот для того и существует инкарнация Войны - следить, чтобы войной пользовались правильно. Мима вспомнил свою дневную работу. - Сегодня у меня это не очень хорошо получилось. - Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет. - Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями. - Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели. - Не всякое средство оправданно, а война... - Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов. - Но война, - возразил Мима, - не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда... - Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил. В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял. - Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны. - Ты не сумеешь, - сказал Сатана. - Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее. - Тогда объясни, что я могу и должен делать, - кисло проговорил Мима. - Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению. Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл. - И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог? - Сама природа человека, - ответил Сатана. - Люди - создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну - наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать. Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы. - Я обдумаю это, - нехотя произнес он. - Конечно, Марс. Это твоя служба. Мне приятно, если я помог тебе что-то прояснить. - Безусловно. - Легкость, с какой он говорил, побудила Миму задать еще вопрос: - А почему я сейчас не заикаюсь? - Ты находишься в моих владениях, - объяснил Сатана. - Это место не подвластно законам природы, здесь действуют мои законы. Не вижу нужды, чтобы человек твоего положения страдал дефектом речи; потому его и нет. - Но я всю жизнь заикался, и в Чистилище тоже! - В этом и состоит разница между жизнью, Чистилищем и моей вотчиной, - сказал Сатана. - Я многое мог бы предложить тебе, - не только подходящих наложниц. - Предложить мне... в обмен на что? - Всего лишь на дружеские отношения, - развязно заявил Сатана. - Завтра приводи сюда Восторг, ей я тоже покажу, что у меня есть. Она будет в восхищении. - Ей не нужны никакие демоны для амурных похождений! Сатана расхохотался: - Разумеется, нет, Марс! Чего ей недостает, так это питательной еды, чтобы не спускаться каждый день на Землю, лишая тебя своего общества. - У тебя есть пища для смертных? - спросил Мима, вдруг заинтересовавшись. - Здесь? Вместо ответа Сатана повел рукой. Возник стол, ломившийся от великолепных яств. - Но еда в Чистилище по виду и вкусу неотличима от настоящей, - заметил Мима. - Как же определить, материальна ли она у тебя? - Отведав ее, - сказал Сатана. - И довольно скоро все станет ясно. Мима кивнул. Сатане скорее всего незачем было лгать. Его предложения звучали заманчиво. Красивое место, избавление от заикания и возможность для Восторг оставаться с ним. Если это действительно делалось ради добрососедства, то Мима не возражал. Он повернулся и пошел назад к замку. Кустарник по бокам тропинки снова принял нормальный вид, а статуи стали каменными; это было похоже на возвращение из волшебного мира в естественный. Войдя в замок, Мима проделал опыт. - П-п-п-привет, - сказал он самому себе. Да, заикание вернулось. Утром Мима дотронулся до Меча, пожелав перенестись в жилище Луны, где остановилась Восторг. Лишь мгновение назад он был в замке, и вот уже стоял у входа в дом. Было несколько непривычно передвигаться с такой легкостью на огромные расстояния, но Миме это нравилось. Он постучал в дверь. Открыла сама Восторг, ожидавшая его прихода, и бросилась к Миме в объятия. - Ах, как здесь чудесно! - воскликнула девушка. - Я так по тебе соскучилась! Луна стояла рядом. Мима через плечо Восторг встретился с ней взглядом, и она понимающе кивнула. - Таковы женщины, - сказала она. - Одновременно испытывают и удовольствие, и боль. - Я скоро верну ее, - пропел Мима. Он прикоснулся к Мечу, и они с Восторг тут же очутились в Цитадели. Принцесса высвободилась из объятий и направилась в спальню, но Мима задержал ее. - Вопреки общепринятому мнению, - пропел он, - мужчина иногда думает и еще кое о чем, кроме этого. Я хочу тебе что-то показать. Заинтригованная, Восторг последовала за возлюбленным в сад. Они прошли по тропинке до угодий Сатаны. - Вчера здесь этого не было, - сказала Восторг. - Тут стояла стена, дальний конец... - Правильно, - согласился Мима, - это нечто особенное. - Должно быть, так. Растения... - Она помолчала. - Ты что-то сказал? - Ничего. - Нет, сказал! - воскликнула она. - Ты не заикаешься! - Я же говорил, что это особенное. - Но секунду назад... почему ты пел, если сумел побороть заикание? - Я не поборол заикание. Это подарок сада. Здесь я могу говорить нормально, и нигде больше. - Здесь? Что это за место? Появился Сатана, и рядом с ним Лила. На этот раз оба были одеты. - Это часть моих владений. Я подумал, что они тебе понравятся. Восторг повернулась к Миме: - Кто?.. - Восторг, познакомься с Сатаной, - ответил Мима. - Он западный эквивалент Шивы. - Шива! - вскрикнула девушка, отступив. - Сатана, познакомься: Малахитовый Восторг, моя невеста, - закончил Мима. Сатана поклонился: - Очень приятно, очаровательная смертная женщина. - Но Шива... Бог разрушения и... - И секса, - подсказал Сатана. - А вот, кстати, и Лила, демон моей вотчины. Мне показалось, что твоему жениху здесь, в Чистилище, не хватает наложниц, и поэтому, если ты не возражаешь, Лила будет счастлива служить ему. Восторг быстро просчитала в уме ситуацию. У западных народов иные и довольно-таки странные нравы, но в Индии у знатных людей должно быть множество наложниц, подчиненных жене. Жалок был бы раджа, не имеющий наложниц, а его жену стали бы презирать. Люди сочли бы его импотентом. С другой стороны, это не Индия, и Миме чуть-чуть рановато заводить постоянную наложницу; принцессе следовало бы сначала забеременеть сыном. После этого для нее будет даже лучше, если муж обзаведется многочисленными наложницами - у жены больше свободного времени. Однако Восторг была человеком зависимым и не хотела оставаться одна слишком долго. - Давайте подождем с этим несколько месяцев, - решила она. - Конечно, пожалуйста, - проговорил Сатана. Он сделал небрежный жест, и Лила исчезла, а на том месте, где она стояла, быстро рассеивалось лишь небольшое облачко дыма. Мима ничего не сказал, хотя почувствовал облегчение. Наложницы все еще напоминали ему отеческий урок послушания: головы отвергнутых девушек зачастую оказывались насаженными на шест. Но поскольку этой наложнице отказала Восторг - по крайней мере на время, - совесть Мимы оставалась чиста. К тому же он был еще отнюдь не готов обменять Восторг на другую женщину в постели; Мима любил ее и хотел ею насладиться, пока чувство горячо. Видимо, принцесса испытывала то же самое, что весьма порадовало его. Опять появился стол, уставленный снедью. - Угощение для вас, достопочтенная леди, - галантно пригласил Сатана. - Но я не сумею... - начала принцесса. - Сатана уверяет, что эта пища насытит тебя, - объяснил Мима. - Ведь здесь и я разговариваю, не заикаясь. Восторг улыбнулась: - Значит, я смогу все время быть вместе с тобой! Они приступили к трапезе, и еда оказалась превосходной. Однако на душе у Мимы было неспокойно. Сатана оказывал ему всевозможные любезности, и Мима не верил, будто этот западный двойник яростного Шивы позже не попросит от него какой-нибудь неудобоисполнимой услуги. Впрочем, до тех пор пока Восторг счастлива, пусть все идет своим чередом. Позже, снова оставшись один, Мима опять размышлял об этом. Он понимал, что Сатана искушает его, предлагая дары, от которых весьма трудно отказаться. Это настораживало; но какой у него выбор? Жить без принцессы? Мима знал, что не отклонит этих предложений, и осознавал, что тем самым в какой-то мере компрометирует себя. И как сделать, чтобы никакие подношения Сатаны не вредили исполнению обязанностей? Он слонялся по пустым залам Цитадели Войны, словно исследуя их расположение, а на самом деле вникая в причины своего беспокойства. Мима был принцем; он прекрасно владел искусством управления и понимал, что вступил на зыбкую почву. Он хотел найти способ улучшить свое положение, не жертвуя ничем из того, что ценит. Вовсе не обязательно отказываться от подарков Сатаны; надо лишь оградить себя от их пагубного влияния. Если он сумеет это сделать, то у Сатаны не окажется в руках рычагов, на которые тот рассчитывает. Но поскольку Сатана в любой момент способен отменить все прелести сада, любой откровенный отказ обойдется чересчур дорого. Возможно, следует просто сообщить Сатане, что Мима отказывается считать себя его должником, несмотря ни на какие услуги, и поэтому тот зря старается. Это было бы честно, а честность чрезвычайно важна, ибо Сатана - Отец лжи. Любая неправда будет играть ему на руку. Но что, если Мима скажет правду, а Сатана все равно не перестанет считать, будто подарки поставят того в зависимое положение... Мима забрел в комнату, которой раньше не видел. Он проходил по незнакомому залу и уперся в пролет лестницы, явно ведущей в башню. Там оказалась деревянная дверь. Из любопытства Мима пихнул ее, но она не открылась. Он был убежден, что комната за этой дверью закрыта не от хозяина замка; видимо, ее замкнули от случайного вторжения слуг или гостей. Но почему? Мима внимательно осмотрел дверь, постукивая то тут, то там. Она оказалась крепкой. Заглянул в большую замочную скважину, - но ключа у него не было. Он дотронулся до Алого Меча. Мима мог бы разрубить дверь, - но не хотел, так как ему казалось, что это будет означать своего рода поражение. Еще он мог сделаться духом и просочиться сквозь препятствие, но опять-таки это - признание бессилия. Он должен войти туда нормально, не прибегая к чрезвычайным мерам. В раздумье Мима взялся за Меч... Вдруг он щелкнул пальцами, вытащил клинок из ножен и пожелал, чтобы тот превратился в ключ. Меч, дрогнув, изменил форму, и у Мимы в руке оказался большой ключ. Мима вставил его в замок и повернул. Если его догадка верна, то этот ключ должен подойти. Замок щелкнул и открылся. Победа! Мима отворил дверь и вошел в комнату. Здесь стоял один лишь стол, на котором лежала книга. Мима подошел и взял ее. На переплете тома были начертаны какие-то символы, такие же, как и внутри книги. Мима узнал в них китайские или японские иероглифы, но прочитать не сумел. Однако пока он разглядывал значки, они, дрогнув, как до этого Меч, превращались в буквы. Название книги было "Го Рин Но Шо". Все равно непонятно. Вдруг буквы сложились в английские слова: "Пять колец. Книга". Превращения наконец закончились языком, который Мима знал. Он уже встречал эту книгу раньше - читал ее много лет назад. Это было широко известное руководство по Кендо, или Пути Меча, которое повсеместно изучали серьезные мастера военного дела. Очевидно, предыдущий Марс тоже ее ценил; наверно, он часто приходил сюда, чтобы просмотреть книгу, потому что на листах осталось множество следов от пальцев. Мима открыл том наугад и прочитал: "В бою пусть взгляд твой будет широк. Научись смотреть по сторонам, не двигая глазами. Пользуйся таким взглядом всегда - и в сражении, и в обычной жизни". Интересно. Мима совсем забыл этот отрывок, а может быть, понимал его раньше на другом уровне. Конечно, он имел буквальный смысл, - но также и метафорический. Воину не следует рассеивать внимание, переводя взгляд с предмета на предмет; он должен видеть все, ни на что не глядя, определять, есть ли враги по сторонам, не выдавая себя, чтобы противник думал, будто нападает внезапно. Это смысл буквальный. А также надо иметь в виду: человек должен все понимать, но не показывать виду, разгадывать хитрости, якобы думая об обыденных вещах, - точно так, как Мима старался вести себя с Сатаной. Он снова перелистал страницы и прочел: "Стань врагом. Поставь себя на место противника. Так ты обретешь понимание, как одолеть его". И опять-таки здесь, очевидно, заключался и буквальный, и переносный смысл. Если воин понимает, в какой ситуации находится враг, действительно представив себя на его месте, то ему легче предугадать возможные действия противника. Это поможет одержать победу. Но и в повседневном общении между людьми совет не менее полезен. Сатана физически не угрожал Миме, он просто пытался изменить его взгляды. Если понять побуждения Сатаны, то можно их обдумать и найти действенную защиту. Мима закрыл книгу. Она произвела на него сильное впечатление. Если два случайных отрывка так много открыли ему, то сколько же всего содержится в этом труде? Наугад прочитанные места не дали ему ответов, но показали возможные подходы к решению проблемы. Мима почувствовал, что его взгляд на вещи уже стал шире. Он сел за стол и принялся читать книгу с самого начала. Хотя он был уже знаком с ней, ему казалось, что это совершенно новый текст, потому что восприятие шло на ином уровне. 9. ЛАХЕСИС Несколько дней спустя намечалось еще одно сражение, и угрюмые всадники опять собрались перед Цитаделью. Восторг задрожала, увидев их одетыми во впечатляющие белый, красный, черный, коричневый плащи и коней, бьющих копытами от нетерпения. - Тебе обязательно нужно ехать в сопровождении этих головорезов? - спросила она. - Я понимаю, у тебя работа, которую ты обязан исполнять, точно так же, как если бы был раджой, но эти бескастовые существа!.. - Боюсь, обязательно, - пропел Мима. - Я их не выбирал, однако я согласился принять должность Марса, а они - подручные войны. Принцесса рассмеялась несколько истерично: - Подручные! - Я приложу все усилия, чтобы погасить конфликт, за которым сегодня буду наблюдать, - продолжал он. - Может быть, война и неизбежна, но она не обязательно должна быть всеразрушающей, если ею правильно руководить. Тогда этим младшим инкарнациям будет от нее не очень много проку. Принцессу следовало успокоить. - Возвращайся как можно скорее, мой возлюбленный. Мне не нравится оставаться здесь без тебя. - Ты можешь вернуться в дом Луны в смертном мире, - напомнил Мима. - Или пойти в сад и поесть чего-нибудь. - К Луне меня придется доставлять тебе, да к тому же она все равно занята. Она очень милая и всегда такая вежливая, но занимается политикой, и мне не хочется отнимать у нее время. А вот сад... - Восторг покачала головой. - Я уверен, что там тебе ничто не угрожает, - пропел Мима. - Я бы не стал во всем доверять Сатане, но он ищет моего расположения и знает, что мне приятно, когда ты довольна. Ты можешь пойти и побеседовать с Лилой, чтобы посмотреть, насколько она хороша. Восторг оживилась: - Правильно, нужно выяснить, хорошо ли она шьет и ткет, а еще танцует ли. Мима улыбнулся про себя. Какое прекрасное решение проблемы! Наложницы обычно в свободное время много ткут и шьют под надзором жены. В современной Индии княжества даже проводят конкурсы между гаремами наиболее знатных людей, чтобы определить, какой из них производит самые красивые ткани, а жены, ставшие победительницами на таких выставках, удостаиваются больших почестей. Поговаривают даже, будто жены дорожат гаремами больше, чем их мужья, и в этой шутке есть горькая доля правды. Однако это напомнило Миме о влиянии Сатаны на его теперешнюю жизнь. Сатана помогал делать так, чтобы Восторг была счастлива, но Сатана же мог сделать ее несчастной. Это беспокоило. Мима прочитал "Пять колец" и нашел в книге много пищи для размышлений. Но он еще недостаточно переварил прочитанное, чтобы применить советы к Сатане. Суть трактата, как он теперь понимал, заключалась в пяти великих кольцах, которые на одном уровне соответствовали пяти элементам: Земле, Воде, Огню, Воздуху и Пустоте. Каждый из них представлял собой сложную идею, и для полного понимания требовался большой опыт и напряженная работа мысли. Эта книга представлялась Миме путеводной картой. Если он полностью постигнет природу каждого кольца, то обретет понимание Вселенной и найдет свой истинный путь. Мима накинул золотой плащ, вскочил на паломино, и они выехали. На этот раз всадники спешились на границе двух так называемых ближневосточных государств. Война между ними тянулась уже давно и теперь вспыхнула с новой силой после нарушения перемирия. Персия готовилась к массированному наступлению на укрепления Вавилонии, и масштабы сражения были несравненно больше, чем между Гуджаратом и Махараштрой. Мима никак не мог выбрать такое место, откуда было бы удобно наблюдать за ходом боя; многие и многие тысячи солдат располагались вдоль фронта, растянувшегося на сотни километров. В прошлый раз он попытался проникнуть в мозг генерала и не очень-то преуспел. Сейчас Мима хотел действовать более эффективно. Надо было правильно понять происходящее. Затем выработать определенную стратегию, чтобы свести ущерб к минимуму. Пожалуй, будет полезнее узнать ситуацию через какого-нибудь рядового бойца. - Когда должна начаться атака Персии? - осведомился Мима у Завоевания, в чьи обязанности входило знать такого рода детали. - Только через несколько часов, - ответил воин в белой накидке. - Это даст нам возможность подготовиться к сбору обильнейшего урожая. - А я тем временем сам кое-что разузнаю, - пропел Мима. - Проследи, чтобы ничего не началось преждевременно. Завоевание кивнул. Слово Марса являлось для остальных законом, так как он был здесь главной инкарнацией. Сначала Мима поехал к оборонительным линиям Вавилонии. И сразу увидел, что фортификационные сооружения очень мощные и труднопреодолимые. За громоздящейся путаницей колючей проволоки находились широкие минные поля, а за ними - железобетонные надолбы и укрепленные гнезда пулеметов. Любая пехотная атака на эти заграждения будет стоить очень многих жизней. Если даже такую линию обороны прорвать, то лишь ничтожная часть атакующих останется в живых. Очевидно, военное командование Персии знало об этом. Что же за наступление они планировали? Наверно, замышлялось нечто необычное. Мима направил коня в противоположную сторону. Никто из смертных его, разумеется, не видел. Он свободно проехал сквозь колючую проволоку в расположение персидских частей. На передней линии было всего несколько вооруженных солдат; большая же часть находилась в специальных лагерях, готовясь к атаке. Кого же лучше выбрать, чтобы ознакомиться с обстановкой на самом низшем уровне? Мима на секунду задумался и решил положиться на случай. Он въедет в лагерь, пересчитает солдат по головам и остановится на десятом. На пути стояла большая, кое-как построенная казарма. Мима проехал сквозь стену. Там, в большом помещении на подготовительный инструктаж собрались солдаты. Мима начал их считать, дошел до десятого и слез с коня. - Никуда не уходи, будь рядом, когда понадобишься, - приказал он жеребцу. Потом подошел к солдату, которого выбрал, задержался перед ним и вошел внутрь. В тот же миг он ощутил неразбериху раздвоения личности. Понемногу зрение Мимы сфокусировалось и слух слился со слухом бойца. Мима чувствовал то же самое, что и это тело. Он оставался самим собой и в то же время постепенно становился тем солдатом. Мима сосредоточился на том, чтобы настроить, приспособить и слить ощущения смертного тела со своими собственными, при этом не теряя себя. На это ушло некоторое время; а пока тело занималось своими делами. Впрочем, такая отсрочка была неизбежна. Во-первых, тело пользовалось незнакомым языком; Мима мог понимать его, только ориентируясь на смысл, зарегистрированный мозгом, а не на реальное звучание слов. Понимание все улучшалось, однако торопить этот процесс не следовало. Первым делом Мима понял, что тело молодое. Это был не мужчина, а мальчик лет одиннадцати! Тем не менее он определенно был солдатом; носил военную форму и винтовку, с которой умел обращаться. Сейчас его призывали идти в бой за честь страны. Его и других мальчиков этого подразделения инструктор убеждал в том, что сражаться за свою страну - великая честь, а еще большая честь - умереть за нее в священной войне. Нужно пойти и уничтожить неверного врага! Ребенок, подумал Мима. Все они были детьми, некоторые даже моложе этого. Все одеты в военную униформу не по росту, вооружены допотопными ружьями и несколькими патронами и охвачены лихорадкой фанатизма. Мима вспомнил о неприступных вавилонских укреплениях, которые недавно видел. На них распнут этих детей! Он покопался в мозгу в поисках хоть какого-то понимания, что их ждет впереди, но никакой информации не нашел. Этот юный мальчик был очень похож на западную корову в загоне, которая вместе со всем стадом идет на бойню. Разумеется, в Индии с коровами столь варварски никогда не обращались. Похоже, Персия, потеряв значительную часть подготовленных взрослых солдат, теперь затыкала брешь жизнями своих детей. Они будут гибнуть как мухи, - но, возможно, прорвут вражескую оборону, и в этот пролом направят опытные войска. В этом был свой резон. Бессмысленно терять боеспособные части в ходе немыслимого наступления и полагаться на детей при выполнении основной части операции. Лучше переложить тяжелые потери на тех, кто хуже всего обучен, а затем ввести обстрелянные войска туда, где они будут наиболее полезны. Но Миму от подобной тактики просто тошнило. Что за варварство - так разбрасываться собственным будущим, губить своих детей! Он напряг память, чтобы получить более полную картину войны. Этот конфликт начался, когда Вавилония, рассчитывавшая поживиться за счет своего ослабевшего соседа, вторглась в Персию, чтобы приобрести важные порты и территории. Вавилония действовала, совершенно игнорируя международное право, захватывая все, что, по ее мнению, плохо лежало. Персия, у которой не хватало ни живой силы, ни техники, яростно оборонялась и наконец, переломив ход войны, вытеснила захватчика со своей территории. Естественно, потери ее были очень значительны. Если бы Персия ограничилась обычным призывом в армию, у нее не оказалось бы достаточного числа солдат для боевых действий. Поэтому страна прибегла к последнему резерву - резерву своего будущего, - чтобы это будущее вообще было возможно для нации как суверенного государства. Сторонние наблюдатели вроде Мимы могли осуждать такую расточительность, но что бы он предпринял сам, будучи правителем Гуджарата и окажись его княжество в подобной ситуации? С некоторыми проявлениями зла мириться просто невозможно, и одно из них - капитуляция перед наглым захватом. Мима исследовал отношение к войне мальчишки и нашел тут подтверждение своим мыслям. Война на истребление, тянувшаяся уже долгое время, сильно сократила численность населения в этом регионе. Семья мальчика была разорена в результате прохождения войск как в одном, так и в другом направлении. Урожай был уничтожен, отец - призван и убит, братья пропали, мать была вынуждена работать за нищенскую плату в тщетных усилиях прокормить оставшуюся семью, двенадцатилетнюю сестру изнасиловали и убили, другую сестру просто заколол штыком вражеский солдат, когда она закричала от страха. Этот мальчишка в одиннадцать лет вступил в армию, чтобы добыть денег для матери, которая уже была едва живой от непосильной работы; его поступок освобождал ее от бремени кормить сына и позволял купить немного больше еды и платить за жилье во временном лагере для беженцев. Когда пришла беда, мальчик взял на себя мужские обязанности - также, как и другие мальчики в этом подразделении. Если он погибнет в бою, мать получит компенсацию за его смерть; если выживет, то сможет и дальше помогать ей. Он гордился этим, - и Мима не мог не разделять его гордость. При сложившейся в стране ситуации мальчик сделал то, что следовало делать, с честью и отвагой, достойной любого взрослого мужчины. Нет, Мима не мог осудить это. Так же, как не мог осудить государство Персию за то, что оно использовало малолетних мальчишек; никак иначе их практически и нельзя было использовать, а так они получали возможность служить себе и своей стране. Если бы в этот момент мальчика уволили с военной службы, то это не стало бы торжеством добра и справедливости; это была бы катастрофа. Мима одновременно и радовался, и грустил, что ему довелось разделить опыт юного солдата. Исключительно верно - нужно поставить себя на место другого человека, чтобы понять, каково ему. Теперь Мима усвоил здешнее положение вещей; можно было покинуть чужое тело и стать самим собой, чтобы следить за предстоящим сражением. Но он уже знал мальчика и чувствовал, что не может просто так его бросить. Мальчишку вели на смерть, и не на славную смерть в тяжелом бою, а на бойню. Надо было что-то предпринять. Вот только что? Эта война тянулась с небольшими перерывами - один из которых помог удалить Миминого предшественника - уже много лет. Ее инерция была огромна, а уже нанесенный ущерб - неисчислим. Если даже Мима сумел бы остановить ее сейчас, горе, причиненное войной, останется. Мима пытался найти решение, а подготовка к резне тем временем продолжалась. Может, убрать отсюда этого мальчика, что, по крайней мере, спасло бы ему жизнь? Но тогда он будет считаться дезертиром, - и что парнишке делать дальше? Заглянув в мозг мальчика, Мима увидел, что решение никудышнее; ему надо позволить закончить свое дело в любом случае. Нельзя ли попытаться отменить сражение? Действуя через юного солдатика - невозможно; для этого Мима выбрал не того человека. А теперь было поздно обустраиваться в ком-то другом - подразделение мальчика уже маршировало прямо на передовую. Атака начнется в течение часа. Мима ничего не мог поделать и все-таки не покинул подростка. Он обязан найти какой-нибудь выход! Рота построилась на небольшом холме. По обе стороны стояли другие части. Тысячи подростков были задействованы в этой операции! Большинство из них через час умрет, - и чего они добьются? Прозвучал сигнал к атаке. Мальчишка отважно бросился вниз по склону холма на вражеские линии. Его товарищи бежали рядом, лица их были угрюмы, но в то же время светились какой-то жутковатой торжественностью: они участвовали в священной войне! Они были пьяны от славы этой схватки, о которой разглагольствовали их командиры. "Вы не должны раздумывать почему, - звучали слова чужой культуры, - вы должны биться и умирать". Несколько секунд противник молчал. Вдруг раздался грохот тяжелой артиллерии. Посреди цепи атакующих разорвались снаряды. Вавилоняне установили прицел на данный сектор и поджидали именно эту цепь. Один снаряд упал недалеко от Мимы, и он ощутил удар взрывной волны. Он обернулся и увидел, как что-то летит в него. Перед ним... упала человеческая рука, оторванная по плечо. И тут вдруг мальчику открылась правда. Это поле смерти! Останется он жить или умрет - определялось не его личными качествами. Все решала случайность. Если снаряд попадет в него, ему конец; если нет, то он может бежать дальше. Никому до этого нет дела. Он не в силах ничего предпринять, чтобы спасти свою жизнь. Все зависело от снарядов. Мальчишка застыл на месте. Как-никак он был всего лишь ребенок. Раньше ему казалось, что все как-нибудь само собой сложится хороши, если он просто будет очень стараться и выполнять приказы. Теперь он понял, что это не так. Открытие парализовало его. Гром бойни заполнил уши подростка. Не все жертвы снарядов были мертвы. На фоне повсеместного грохота то тут, то там раздавались мучительные крики. "Нога! Она висит на кусочке кожи!" "Я ничего не вижу! Мои глаза... Мои глаза все в крови!" "Откуда взялись эти кишки? Аллах, помилуй меня... это мои!" "Мой друг... У него нет плеча... и половины головы". Мальчишки, совершенно сбитые с толку, просто не понимали, что это за чудовищная мясорубка; в первые мгновения ужаса они реагировали на происходящее, как посторонние. Однако очень скоро им придется заняться серьезным делом: истекать кровью и умирать. Цепь наступающих была разорвана, но снаряды продолжали падать. Мима, будучи знатоком военного искусства и опытным военачальником, машинально проанализировал схему взрывов. На этот район были нацелены пять крупных орудий, стрелявших последовательно, поэтому можно было судить о примерном месте следующих попаданий. Через несколько секунд очередной снаряд должен был угодить как раз сюда. Мима напряг волю и овладел парализованными мышцами подростка. Он даже не верил, что это удастся; возможно, у него ничего бы и не получилось, если бы мальчик двигался, но в этот момент все удалось. Он бросился вперед, как можно дальше от критической точки. Снаряд упал сзади. Взрывная волна толкнула тело, бросив его еще немного вперед. В этот миг Мима заметил инкарнацию. Он понял, кто это, потому что увидел огромного паука, соскользнувшего с какой-то паутины и превратившегося в женщину средних лет. Она пристально смотрела на него. Мима приказал Мечу остановить действительность. На поле боя все замерло, подростки застыли на месте, не закончив шага, а куски тел повисли в воздухе. - Марс, что такое ты делаешь? - требовательно спросила женщина. - Кто ты? - в свою очередь поинтересовался Мима, переходя на пение. - Я - Лахесис. - Ах, Лакшми, богиня счастья, - кивнул Мима. - Что? Он улыбнулся: - Кажется, между нашими мифологиями есть сходство. Я узнал тебя. - Но я лишь одна ипостась из трех, - проговорила в замешательстве женщина. Лахесис махнула рукой, и вместо нее появилась прекрасная молодая женщина восточного вида, а потом чернокожая старуха. После этого она приняла свой первоначальный вид. - Да, Лакшми (*10) тоже преображается для каждого воплощения Вишну, чтобы всегда быть его супругой. Когда она появляется только с двумя из своих четырех рук, она - прекраснейшая из женщин. Возникла очаровательная восточная девушка и с интересом спросила: - Вот как? Снова появилась первая Лахесис. - Перестань говорить вздор. Я не принадлежу к вашему пантеону. Я - воплощение Судьбы, чьи нити правят жизнями смертных. - Эти жизни заканчиваются, - показал рукой Мима. - Теперь ими никто уже не может управлять. - Все человеческие дела зависят от Судьбы, - твердо сказала Лахесис. - И подобно приливу, я необорима. Прилив. Какая-то связь возникла у Мимы в мозгу. - В-в-вода! - воскликнул он. - Что? - В этой книге, "Пять колец", говорится, что одна из пяти основных линий поведения основывается на Воде. А ведь мы, пять инкарнаций, укладываемся в эту схему. Война - это Огонь; Судьба - Вода. - Возможно, - задумчиво проговорила Лахесис. - О теологии мы с тобой потолкуем как-нибудь в другой раз. Сейчас я должна получить ответ. Так что же такое ты здесь устроил? Мима все еще был несколько смущен внезапной встречей с западной Судьбой вместе с ее паутиной. - Я пытаюсь руководить сражением. - Используя детей? - Приходится работать с тем материалом, который есть, - пропел он, чувствуя неловкость. - Мне самому не нравится, но, судя по всему, это необходимо. - Меня меньше всего интересует, что тебе кажется необходимым, - сурово отрезала Лахесис. Мима видел, что, хотя она и перешагнула порог физического расцвета, в ее внешности сохранились черты исключительно красивой женщины. Было бы любопытно увидеть ее во времена молодости. - Ты используешь в войне детей. Я признаю за тобой определенные прерогативы, однако такого терпеть я не намерена. Миме самому было противно использование детей в боевых действиях, но подобный тон заставил его перейти в оборону. - А какое тебе до этого дело. Судьба? - Мое дело - держать в руках нити жизни. Марс, - повторила Лахесис с некоторой резкостью. - Я их тку, я их отмеряю, и я же их в свое время обрезаю. Когда ты вовлекаешь детей в самоубийственную войну и потом убиваешь, ты нарушаешь задуманный мною рисунок. Я не могу сидеть сложа руки в своем Дворце, когда ты здесь рвешь эти только что сотканные нити! В Лахесис было что-то очень знакомое, хотя Мима не мог точно сказать, что именно. То же самое он ощутил, увидев Луну. - А мое дело - Война, и они - солдаты. - Жизни - моя забота, а это - дети! - Почему же ты тогда не распорядилась этими юными нитями по-другому? - спросил Мима, все еще испытывая б