онками Панихиды. Возможно, и собственными не удержал бы - этот клинок обладал дьявольской силой. Нужно было придумать, как разъяснить обстановку Пуке, не разоблачив себя перед черным мечом. К счастью, - кажется, я об этом уже упоминал, - в теле Панихиды я соображал быстрее. Может, мозги у нее лучше моих? - Стой на месте, животное! - выкрикнул я. - Ибо сей доблестный меч расправится со всяким, кто попытается доставить меня в замок Ругна. Отныне я свободе... свободна! Видишь, что случилось с этим невеждой? - я бросил взгляд на искромсанное тело. Пука напрягся, дрожа от ярости. Я понял, что еще миг, и он бросится в бой, не страшась черного меча. Таким другом действительно можно гордиться. - Подумай, животное, кого ты видишь перед собой, - продолжал я, глядя Пуке прямо в глаза. Держа меч в правой руке у правого бедра, я подмигнул коню левым глазом, так, чтобы черный клинок не заметил. Пука и сам моргнул, не иначе как от удивления, но его напряжение не ослабло. Он знал, что Панихида лгунья, и не ждал от нее ничего, кроме подвоха. - Вспомни, какими чарами набита сума, что нацепил на тебя этот бездельник, - сказал я. - Какие из них пущены в ход, а какие нет. Сказать больше значило навлечь на себя подозрение - мало ли что могло быть известно на сей счет мечу. Но Пука знал о заклятиях все - по пути к дому Панихиды я рассказал ему о них, поскольку они могли подействовать и на него. Увы, мой намек не был понят. Пук, похоже, забыл про обменное заклятие, а может, гнев мешал ему сосредоточиться. - Припомни, сколько горя тебе пришлось хлебнуть из-за этого варвара. Разве не он виной тому, что ты едва не налетел на огненную стену, с трудом ускакал от гоблинов и еле выбрался из Пещеры свинопотамов? Я снова подмигнул, и Пука снова моргнул. Все эти приключения мы пережили вдвоем, когда Панихиды с нами не было. Конь-призрак не помнил, чтобы я ей о них рассказывал. Сейчас он пребывал в растерянности. - А эльфы? - не унимался я. - Этот лоботряс три дня увивался за Колокольчик, а о тебе и думать забыл. Чем ты ему обязан? Тем, что тебя едва не сожрали драконы, после чего тебе же пришлось лезть в самое логовище огров, чтобы выполнить работу за погибшего аиста? - Я со значением уставился ему в глаза. - И что вообще может связывать коня-призрака с варваром? Дружба, вот что. Кто-кто, а Пука знал ответ. Я незаметно подмигнул ему в третий раз и увидел, как уши его вновь встали торчком. Конь фыркнул и мотнул головой. Он понял, что случилось, и признал меня мною, а стало быть, я мог рассчитывать на его помощь. - Думаю, ты и без меня сообразишь, что делать с этим никчемным трупом, - сказал я, указывая на свое тело. - Займись им, а у меня есть кое-какие дела. Пука отступил в сторону, а я, держа меч перед собой, двинулся мимо него по галерейной роще. Сейчас ее великолепие и разнообразие производили на меня еще большее впечатление, чем когда я пребывал в собственном теле. Оно и понятно, я любовался ею глазами королевской дочки, а принцессы, как правило, обладают более развитым художественным вкусом, чем неотесанные варвары. Шагая между деревьями, я изо всех сил пытался разуплотниться. Ничего не получалось, но меня это не останавливало. Со слов Панихиды мне было известно, что нельзя стать бесплотным, как туман, быстрее чем за час. Значит, надо тянуть время. Только сейчас я начал по-настоящему осознавать, в какое тело меня занесло. Оно весьма отличалось от того, к которому я привык. Ноги казались толстоватыми в бедрах, ступни непропорционально маленькими, а уж ручонки... Ничего похожего на мускулы. Центр тяжести находился непривычно низко, к чему мне не сразу удалось приспособиться. Похлопав себя левой рукой, я обнаружил несколько явно лишних выпуклостей - ягодицы были слишком округлыми, а уж о груди и говорить нечего. Грудными мышцами там и не пахло, а... то, что находилось на их месте, дрожало и подпрыгивало на каждом шагу. Мало того, что я ощущал себя до крайности неуклюжим, так еще и длинные черные волосы все время норовили упасть на лицо, так что приходилось идти, задрав подбородок. Причем мелкими, семенящими шажками, потому как при нормальной походке бедра невообразимо вихляли. М-да, а прежде я никогда не задумывался, каково приходится женщинам, постоянно пребывающим в таких телах. Неудивительно, что они завидуют мужчинам. Примерно через полчаса, к превеликому своему облегчению, я почувствовал, что талант Панихиды действует. Тело стало заметно легче, а сопротивление воздуха ощущалось сильнее. Пришло время подумать, куда засунуть этот проклятый меч. Дерево не годилось - рано или поздно стальной клинок вырвется на волю. Закопать в глубокую нору? Нет, пожалуй, он сам же и откопается. Что бы такое найти, покрепче да потверже... И тут на самом краю галерейкой рощи я увидел здоровенный, высотой в половину человеческого роста валун. Кажется, это был кусок мрамора. Как раз то, что нужно. Тем временем и я, и меч сделались бесплотными, как туман. Направляясь к валуну, я пнул попавшееся по пути деревце, и нога моя прошла насквозь без всякого сопротивления. Мне оставалось лишь осуществить свой замысел. Подойдя к валуну вплотную, я перехватил меч так, чтобы острие было направлено вниз, обеими руками поднял над головой и изо всех сил вонзил в камень. Клинок погрузился в мрамор по самую рукоять. Я выпустил его, отступил на шаг, любуясь делом своих рук, и удовлетворенно проговорил: - Здесь тебе самое место. И кто меня, дурака, за язык тянул? Меч услышал мои слова, заподозрил неладное и стал подниматься, высвобождаясь из камня. Я поспешно схватился за рукоять и принялся запихивать его обратно, ласково приговаривая: - Куда ты, доблестный клинок? После таких славных трудов надо как следует отдохнуть, ты это заслужил. Нельзя же все время рубить варваров. Вкрадчивый голос и обворожительный взгляд Панихиды сделали свое дело - меч успокоился. Однако теперь я не решался выпустить его из рук - вдруг он снова выберется из валуна и взлетит? Поймать его и провести во второй раз явно не удастся. Оставалось лишь убаюкивать его, поглаживая рукоять, как, помнится, поглаживала меня Панихида в ту ночь, когда ни с того ни с сего припала к моим губам. Итак, я оставался возле валуна, и мы оба - я и меч - постепенно твердели. Возможно, это происходило слишком быстро - клинок что-то заподозрил и начал беспокойно ворочаться. Чтобы утихомирить его, я запел. Никогда прежде мне не приходилось делать ничего подобного. Я не знал мелодии и слов ни единой песни, а потому с огромным воодушевлением напевал "ля-ля-ля", но дело спас прелестный печальный голосок Панихиды. Смертоносное оружие заслушалось и успокоилось. Ох уж эти мне женские уловки! Петь пришлось целый час, но за это время и мое тело, и меч восстановили нормальную плотность. Лишь тогда я осмелился выпустить рукоять, надеясь, что клинок прочно застрял в камне. Кажется, он и вправду завяз основательно. Я отступил на шаг... еще на шаг - меч оставался на месте. Неожиданно мне пришло в голову, что этот валун может появиться в другом месте, в неведомой мне земле, и кто-то извлечет из него меч с помощью магии. Лезут же порой в башку всякие глупости. Какой дурак станет вытаскивать меч из камня? В Ксанфе таких не было, нет и не будет. Повернувшись, я зашагал туда, где оставалось мое расчлененное тело, но неожиданно приметил крылатую тень. Неужто это... Надо же, так и есть. Я машинально потянулся за мечом - и хлопнул себя слабой ручонкой по мягкому бедру. Ну конечно, черный меч застрял в камне, а мой собственный валялся рядом с моим же телом. Я был безоружен. Крылатое существо мягко спланировало на поляну передо мной. Грифон. Точнее, грифоница - я понял это по невзрачному коричневому оперению. У большинства живых существ самцы выглядят куда эффектнее самок, как правило, они не только крупнее, но и лучше сложены и ярче окрашены. Исключение составляет лишь род человеческий - женщины несомненно привлекательнее мужчин. Мне это всегда казалось неправильным. Возможно, на людей до сих пор действует какое-то древнее проклятие. Самки других живых существ прекрасно охотятся и сражаются, а наши красавицы только строят глазки да морочат головы мужчинам. Вот и мое нынешнее тело со стороны выглядело куда как завлекательнее прежнего, но, пребывая в нем, я чувствовал себя совершенно беспомощным. Грифоница имела и клюв, и когти, тогда как я... Прятаться было слишком поздно - хищница приземлилась потому, что углядела легкую добычу. Сражаться я не мог, ибо не имел ни меча, ни мускулов, чтобы с ним управляться, а смена облика требовала времени. Теперь я понял, каково быть женщиной. Неудивительно, что Панихида не хотела отправляться домой одна, - она не прожила бы и нескольких часов. Хищники, кроме разве что драконов, знают, что с вооруженными варварами шутки плохи, и предпочитают с ними не связываться. Иное дело беззащитная женщина. Впрочем, так ли уж она беззащитна? Естественное оружие женщины - всяческие хитрости и уловки. Панихида пыталась использовать это оружие против меня, а мне с его помощью удалось отделаться от черного меча. Надо попробовать обвести грифоницу вокруг когтя. Но на что она может клюнуть - так, чтобы не заклевала меня? Ага! Грифоны мнят себя существами аристократического происхождения, похваляются древностью своего рода и, в отличие от гарпий, славятся аккуратностью и чистоплотностью. И самцы, и самки часами чистят перышки, вылизывают мех и полируют когти. Подобно птицам рок едят они только свежатину и никогда не прикасаются к падали. Не было случая, чтобы грифон отравился пищей или подцепил заразу. Оно и понятно, будучи умелыми охотниками, эти хищники могут позволить себе выбирать в качестве добычи только здоровых особей. Я испустил громкий, жалобный стон. Приближавшаяся грифоница остановилась, склонив набок птичью голову. Она не спешила, понимая, что мне не удрать, и хотела присмотреться к добыче. Грифоны плотоядны, но не кровожадны и убивают лишь тех, кого собираются съесть. В отличие от драконов, они не лезут в драку ради драки, но если уж убивают, то быстро, четко и умело. Жертва дракона, как правило, превращается в кровавое месиво, тогда как добыча грифона и вскрикнуть не всегда успевает. - О-о-о! - истошно завопил я. - О, какой ужас! Как я страдаю! Если б я только знала, что эти ягоды ядовиты! Ушей у грифонов вроде бы нет, но слышат они превосходно. Стоило мне упомянуть про яд, как хищница насторожилась. - Такие красивые, такие сочные ягоды, - кричал я, - и надо же, оказались пурпурными гнилушками! Теперь меня распирает пурпурный гной. Убей меня, добрая грифоница, убей скорее, пока я не лопнула! Я качнулся вперед, и грифоница попятилась - но не далеко. Своим глазам она доверяла больше, чем чужим словам, а с виду я вовсе не походил на больно... на больную. Тело, в котором я сейчас пребывал, выглядело более чем привлекательным - на любой вкус. Будь у меня время, я непременно вымазался бы гадким соком детской зеленки, чтобы выглядеть отталкивающе, как зомби. Увы, любая идея хороша, лишь если ее удается воплотить в жизнь своевременно. Однако отчаяние стимулирует работу мысли. - Ты не поверишь, - воскликнул я, - но на самом деле перед тобой мужчина! Да-да, мужчина! Я выгляжу так ужасно, потому что вся моя плоть разложилась и гной рвется наружу. Посмотри, - я приподнял на ладони прекрасную грудь Панихиды, - ты только посмотри, во что превратились мои грудные мышцы! Грифоница отступила еще на шаг. Я снова шагнул к ней: - Умоляю, разорви меня, выпусти гной! У меня нет больше сил терпеть! Я сделал вид, будто пытаюсь разорвать грудь руками. Грифоница развернулась, распростерла крылья и улетела. Возможно, она не совсем мне поверила, но решила не испытывать судьбу. Я с облегчением вздохнул - хитрость удалась. Возможно потому, что это была не совсем женская хитрость, - настоящая женщина едва ли стала бы говорить о себе подобные вещи. Наверное, и грифонице пришло в голову то же самое. Интересно, как Панихиде удалось прожить так долго в уединенной лесной хижине? Угроза броситься в... - куда там она грозилась сигануть? - могла подействовать на Иня с Яном, но не на хищных зверей. Впрочем, у нее в запасе наверняка имелись и другие уловки. Теперь я лучше понимал, почему она прибегла к яду, - как еще отделаться от незваного гостя, ежели нет сил вытолкать его взашей? Она называла себя лгуньей - и на самом деле была таковой, - но что остается существу, неспособному постоять за себя в честном бою? Понимая это, я мог понять, почему она готова на всяческие ухищрения, лишь бы не возвращаться в замок и не выходить замуж за волшебника, которого интересует только корона. Будь я на ее месте - хм, кажется, именно на нем я и нахожусь, - мне, наверное, больше понравилось бы иметь дело с мужчиной, которого привлекает мое... ее тело. Во всяком случае это было бы честнее. Однако сейчас меня заботило другое, я поспешил к собственному телу. Прошло более двух часов, за это время могло случиться все что угодно. К счастью, ничего страшного не произошло. Пука собрал мои останки на большом зеленом листе, причем на этот раз ухитрился не перемешать их с грязью. - От меча удалось отделаться, - сказал я, - но есть и другая проблема. Я нахожусь в чужом теле. Пука понимающе кивнул. К тому же это тело мало на что годится. Ну... не совсем так, но варвару-воителю оно не подходит. И вообще, я предпочитаю свое. Конь-призрак снова кивнул, выражая полное согласие. В отличие от меня или, скажем, грифонов он никогда не находил тело Панихиды привлекательным ни с какой точки зрения. - Разумеется, - продолжил я, - могло быть и хуже. Окажись ты ближе, мы обменялись бы личностями с тобой. Пука фыркнул. Я рассмеялся и склонился над собственным телом, которое уже начало исцеляться. Пук подкатил голову к шее и руки к плечам, они приросли, и часть вытекшей крови втекла обратно. Глаза больше не пялились в небо, веки были опущены, как во сне. Еще несколько часов, и тело будет в полном порядке - обезглавливание не так уж страшно, главное при этом не потерять голову. Пожалуй, лишь сейчас, глядя со стороны, я смог по-настоящему оценить свой талант. Изнутри все воспринимается по-другому. Однако день клонился к вечеру, и стоило подумать о безопасном убежище на ночь... - Дружище, здесь водятся грифоны, а в ночи могут появиться и твари похуже. Будь я самим собой, мы бы с ними сладили, но в этом обличье... - Я посмотрел на нежные, слабые руки и стройные щиколотки. Тело Панихиды выглядело превосходно, но я решительно предпочел бы смотреть на него со стороны. Пук кивнул в третий раз. Он явно чуял присутствие хищников. - Так вот, в нынешнем состоянии мы для тебя только обуза. Один ты наверняка выживешь, а с нами вряд ли. Не лучше ли тебе пойти своей дорогой? Пука негодующе ударил копытом. Я понял, что верный друг не покинет меня в беде и, к собственному удивлению, чуть не расплакался. Впрочем, чему тут удивляться - для тела Панихиды это была естественная реакция. Сумев сдержать слезы, я девичьей рукой обнял его за шею. Пука перенес это стоически. - До поры до времени мне придется заботиться об обоих телах, - сказал я. - Где бы укрыться? Может, на дерево залезть? Но достаточно было взглянуть на мои тонкие руки и на валявшееся на земле могучее мужское тело, чтобы понять: этакого громилу женщине на дерево не втащить. И почему варвары такие здоровенные? Я с тоской посмотрел на свой меч, сознавая, что он слишком тяжел для женской руки, и разразился бранью. Крепкие словечки казались неуместными на нежных губах. Будучи лгуньей и отравительницей, Панихида не была замечена в сквернословии. От отчаяния я вцепился в свои, точнее, в ее черные волосы и едва не вырвал клок. Что делать? И тут - уже во второй раз за день - взгляд мой упал на дупло мертвого дерева. - Пожалуй, - сказал я, - стоит затащить туда свое тело и залезть самому. Ежели ты останешься на страже снаружи, нам, возможно, удастся пережить ночь. Ну а к утру мое тело малость оправится, так что станет полегче. Пука кивнул в знак согласия. Я подхватил свое тело подмышки и потянул - с весьма плачевным результатом. Пришлось напомнить себе, что Панихида сумела отволочь то же самое тело к люку, чтобы сбросить... неважно куда, главное, что у нее хватило на это сил. И пребывала она при этом в том самом теле, которое нынче досталось мне. Я поднатужился, и дело, то есть тело сдвинулось с места. Задыхаясь и обливаясь потом, я подтащил собственные останки к дереву, заглянул в дупло и увидел нечто не замеченное раньше - там была лестница. Вниз, во тьму подземелья, вели ступени. Это и впрямь было не дупло, а вход в... Куда? - задумался я. Наличие ступеней означало присутствие людей или каких-то человекоподобных существ. Но человекоподобные существа, обитающие под землей, могут оказаться опасными. Стоит ли спускаться вниз? Тем временем Пука настороженно нюхал воздух и поводил ушами, ловя каждый звук, недоступный моему восприятию. Не знаю, кто создал человека, но этот малый явно дал маху с ушами - у людей они с виду не так хороши, как у большинства живых существ, и толку от них гораздо меньше. Скажем, Пуковы уши бесспорно превосходили мои во всех отношениях. - Какая-то опасность? - спросил я, приметив его обеспокоенность. Конь-призрак кивнул. - Вроде дракона? Снова кивок. - Коли так, выбора у нас нет. Беги, дружище, постарайся его отвлечь да завести куда подальше. Думаю, у тебя получится, ты на такие штуки мастер. А я попробую спуститься вниз и спустить это... свое тело. К сожалению, Пука не мог последовать за мной - коню по лестнице не спуститься. Я снова склонился над тяжеленным трупом, но остановился и покачал головой: - Ох, Пук, ежели у меня ничего не выйдет... Не закончив фразу, я обнял коня за шею, поцеловал в ухо и уронил ему на гриву две-три девичьих слезы. После чего поволок бесчувственное тело вниз. Это оказалось полегче, чем тащить его по ровной земле, ибо мне помогала сила тяготения. Откуда берется и что собой представляет эта волшебная сила, толком никто не знает, но порой она оказывается весьма полезной. Миновав несколько ступеней, я помедлил, бросил прощальный взгляд на маячивший в проеме силуэт Пуки и двинулся дальше. Лестница изогнулась, дупло пропало из виду, и нас - меня и мое тело - окружила тьма. Глава 12 ГНЕВЛИВЫЕ ГНОМЫ Без Пука я чувствовал себя наполовину раздетым, что вдвойне неприятно, когда находишься в чужом теле. Но временная разлука была единственным разумным выходом для нас обоих, оставаясь наверху, Пука мог оберегать дупло от мелких хищников, а в случае появления чудовища ничто не помешало бы ему убежать. Я, спрятавшись в подземелье, мог отдохнуть, а мое тело - привести себя в порядок в относительной безопасности. Конечно, едой внизу скорее всего не разживешься, но сейчас это не главное. Подкрепиться можно будет и поутру. Но куда ведет этот ход? - гадал я, медленно спуская свое тело по лестнице. Судя по отсутствию паутины в углах, им пользовались, но кто и зачем - об этом я не имел ни малейшего представления. Впрочем, и не стремился выяснить. Мне только и хотелось, что найти удобное местечко, где можно спокойно провести ночь. И такие места были - в проход, на лестницу, открывались вырубленные в плотном грунте ниши. Некоторые из них были достаточно просторны, чтобы я мог поместиться там вместе со своим все еще бесчувственным телом. Приглядев одно из таких помещений, я поволок тело туда. Ох и паршивая же работенка таскать варварские туши/ Врагу не пожелаешь! Неожиданно я ощутил постороннее присутствие. В тоннеле было темно, свет из дупла почти не пробивался вниз, но там впереди, появился желтоватый огонек. Кто-то приближался. Конечно, следовало поскорее спрятаться в нишу, но я не мог бросить свое тело и был слишком слаб, чтобы быстро затащить его в укрытие. Я все еще пыхтел и потел, когда свет фонаря упал на мое лицо. - Так-так, - послышался хриплый, сердитый голос. - И кого же это мы нашли? По голосу я понял, что попал в обиталище гномов, и это меня отнюдь не обрадовало. Живущие под землей гномы славятся как умелые рудокопы - они без устали роют длиннющие тоннели, добывая драгоценные металлы и камня. Любовь к драгоценностям сделала этот народ скупым и подозрительным - гномы терпеть не могут, когда в их шахты заглядывают чужаки. Незваных гостей они зачастую просто съедают, а с молодыми красивыми женщинами... тоже обходятся неучтиво. Конечно, гномы не столь злобны и дики, как гоблины, ибо они восприняли некоторые элементы цивилизации, тем не менее разумный человек предпочел бы держаться от них подальше. Правда, некоторые считают их безобидным маленьким народцем вроде эльфов, но это ошибочная точка зрения, и те, кому приходилось иметь дело с гномами, отнюдь ее не разделяют. - Моя... мой друг и я... мой спутник ранен и нуждается в убежище, - запричитал я, надеясь разжалобить гнома. Надежда моя оказалась тщетной. - Ага, чужаки! - гневно воскликнул гном. Я приметил, что в руке он сжимал кирку. Этот инструмент, легко прорубавший ходы р твердом базальте, мог при случае легко превратиться в опасное оружие. - Сейчас вы испытаете на себе силу гнева гнома Гнуси из племени гневливых гномов! - С этими словами он замахнулся своей смертоносной киркой. Будь я в своем теле да с мечом в руках, мне не стоило бы большего труда успокоить этого негостеприимного грубияна. Гном едва достигал трети моего нормального роста, да и кирка при всех ее достоинствах слабовата против варварского меча. Но в теле Панихиды, без оружия я был совершенно беспомощен. Как и в случае с грифоницей, оставалось полагаться только на хитрость. - Почтенный гном, достойный сэр! - воскликнул я. - Нет никакой нужды убивать нас, да еще столь поспешно. Мы можем принести пользу вашему славному племени. Мы... - я уже совсем было впал в отчаяние, ибо решительно не знал, какой толк от нас подземным рудокопам, но неожиданно для себя, по какому-то наитии закончил: - Мы умеем петь. - Знаю я ваши человеческие песни, - угрюмо пробурчал Гнуси. - Хиханьки да хаханьки, бодрость да веселье! Нашему народу такая музыка не нужна. - Он с суровым видом поправил высокий темный колпак. - Нет-нет! - протестующе вскричал я. - Мои песни не такие! Это грустные песни, такие печальные, что печальнее и не бывает! Ты только послушай, достойный гном. Мелодичным нежным голосом Панихиды я затянул ту же песню без слов, с помощью которой мне удалось усыпить бдительность черного меча. Послушав меня некоторое время, Гнуси сдвинул на лоб колпак, почесал затылок и, недовольно кривясь, буркнул: - Ну что ж, это, пожалуй, сойдет. Следуй за мной. Он повернулся и принялся спускаться по лестнице. Я вновь ухватился за свое тело. - Это еще что такое? - возмутился гном. - Брось сейчас же. Потом мы разделаем эту тушу, заложим в котел и сварим суп. - Не надо! - испуганно вскричал я. - Она... он тоже умеет петь. Мы поем дуэтом. Вместе гораздо лучше! Очень хотелось верить, что это окажется правдой. Варвары не особо музыкальны, и звуки, способные вырваться из моего горла, едва ли могли усладить чей-то слух. Однако теперь в моем теле пребывала Панихида, а уж она-то петь мастерица. Возможно, ее умение скомпенсирует нехватку природных данных. Гном пожал плечами: - Если соврал, ты об этом пожалеешь. Он снова зашагал вниз, а я, надрываясь из последних сил, потащил за ним свое тело. К счастью, его не пришлось волочь слишком далеко, - миновав десяток-другой ступеней, мы оказались напротив вырубленной в стене камеры с выходившим на поверхность вентиляционным отверстием. Вход перекрывала решетчатая деревянная дверь. Когда я затащил туда свою ношу, гном задвинул решетку и запер дверь на замок. - Нам нужны еда и питье! - крикнул я. - Иначе голос пропадет. - Всему свое время, - ворчливо отозвался Гнуси и удалился. - Ну что ж, рассудил я, положение не из лучших, но могло быть и хуже. Во всяком случае я жив, и мое тело со мной. Внимательно присмотревшись к нему, я не мог не подивиться тому, как быстро шло исцеление. Что ни говори, а талант у меня полезный. Правда, и талант Панихиды кое на что годился. Скажем, я мог превратиться в змею, поползти сквозь решетку - и поминай, как звали... Так-то оно так, но не бросать же собственное тело на съедение гномам. Я пристроился рядом с ним и уснул. К утру исцеление основательно продвинулось, и хотя до полного восстановления сил было еще очень и очень далеко, я приметил, что ноги мои наконец раскаменели. Вот и хорошо - если мне суждено когда-либо вернуться в свое тело, пусть это будет нормальное человеческое тело. Плоть и кровь, а не камень. Однако сейчас в этом теле должно было пробудиться сознание Панихиды, и следовало быстро и внятно объяснить ей, что с нами произошло. Объяснить прежде, чем заявятся гномы. - Лежи спокойно, - промурлыкал я, почти касаясь губами собственного уха. Оно показалось мне довольно грязным, - видимо, та грязь, что набилась в голову, теперь выходила через уши. - Мы обменялись сознаниями. Мои глаза недоверчиво расширились. Моя рука потянулась к моему лицу. Рот мой открылся. - Не кричи, - предостерегающе шепнул я, - мы в беде. Необходимо соблюдать осторожность. Соображала Панихида быстро. Кричать она не стала, но справиться с изумлением было не так-то просто. - Рук... - недоумевающе прошептала она. - Неужели это моя рука? Такая большая и волосатая... - Теперь твоя. Но к сожалению, это еще не все... Торопливым шепотом я рассказал ей обо всем, что случилось с того момента, как черное заклятие Яна сделало свое черное дело. - Уж не знаю, что из этого выйдет, но тебе придется петь, используя мой голос, - заключил я. Панихида была умна и практична. Произошедшее с нами нравилось ей ничуть не больше, чем мне, - пожалуй, ей было даже трудно приспособиться к мужскому телу, чем мне к женскому, - но она понимала, что прежде всего нам надо спастись, и ради этого готова была действовать так, как требуют обстоятельства. В конце концов, мне еще повезло, что мое сознание оказалось в человеческом теле. Ян наверняка рассчитывал, что я переселюсь в какое-нибудь животное, а то и растение и уж точно не намеревался внедрять мое сознание в тело женщины, на которой хотел жениться. Во всяком случае, намеревался. Возможно, его устроила бы и ее смерть, тогда моя миссия осталась бы невыполненной. Став победителем в состязании, Ян нашел бы способ закрепить за собой трон. Но сейчас нам обоим - и мне, и Панихиде - было не до Яна. Обстоятельства связали нас крепче, чем можно было себе представить, и чтобы выпутаться, нам приходилось действовать сообща. - Ничего хорошего я от этих гномов не жду, - сказала Панихида. - Знаю я, каков их нрав и обычай. При свете дня они и носу на поверхность не кажут и выходят на охоту лишь по ночам. Кажется, у них есть какие-то чары, отгоняющие хищников, а может, зверей отпугивает свет факелов. Но поскольку днем гномы не охотятся и существа, ведущие дневной образ жизни, попадают в их котлы крайне редко, именно их они считают самой ценной добычей. А мы, люди, дневные существа. На их взгляд мы... особенно ты, - уточнила Панихида, глядя на свое тело, едва прикрытое изодранным коричневым платьем, - выглядим весьма аппетитно. Теперь я желаю, что не дала тебе сорвать новые штаны. Слушай, а если это мое... твое тело съедят, оно сможет потом восстановиться? - Не уверен, - угрюмо отозвался я. - Ежели б его, скажем, проглотил дракон, - другое дело. Но после того, как им полакомится целая орава гномов, различные его части будут распределены по разным желудкам. Боюсь, дело безнадежное, разве что кости мои окажутся сваленными в одну кучу, - кажется, корень моего таланта именно в костях. Но если и кости будут разбросаны, мне не воскреснуть. Я ведь не червяк - того порежь на кусочки, и из каждого вырастет новый. - Так я и думала. Выходит, коли меня съедят гномы, даже в твоем теле, мне все равно больше не жить. А тебе и подавно - мое тело исцеляться не думает. Значит, надо сделать все возможное для того, чтобы нас не съели. Я не мог с ней не согласиться. - А есть ли у нас надежда сбежать? - продолжала расспрашивать Панихида. - Насколько я понимаю, твое тело гораздо сильнее моего, но сейчас я чувствую себя очень слабой. - Это пройдет. Она улыбнулась - грубоватой мужской улыбкой. - Мое тело было обезглавлено и расчленено, - пояснил я. - Исцеление было нелегким, а чем труднее исцеление, тем больше времени требуется для восстановления сил. Главное тут отдых и много еды. Если нас не будут морить голодом, то через пару дней мое тело станет таким же сильным, как прежде. - Но что толку от силы, коли у нас, нет ни инструмента, чтобы сломать решетку, ни оружия, чтобы отбиться от преследователей, - заметила она. - Скорее уж нам поможет мой талант. Мое тело может легко исчезнуть отсюда. Но... - То-то и оно, - встрял я. - Никому из нас не хочется провести остаток жизни в чужом теле. Обменное заклятие Яна могло бы вернуть нам обоим подлинный облик, но, чтобы это случилось, мы должны сохранить в целости оба тела. Мы нужны друг другу. Панихида поморщилась, но кивнула, признавая мою правоту: - Да, до поры до времени нам придется держаться вместе и действовать заодно. Вопрос в том, как действовать? Тебе, надо полагать, виднее Ты ведь варвар, привычный к опасностям. По правде сказать, дело обстояло не совсем так. Большая часть моей жизни прошла в родной деревне, а какие опасности могут подстрекать мальчугана в родительском доме? Именно потому, что такая жизнь казалось мне пресной, я и отправился на поиски приключений. В детстве я разок утонул, сломал себе шею, свалившись с дерева, и случайно угодил под взгляд приблудного василиска, но какой мальчишка не набивал шишек? Сидеть взаперти, ожидая, когда из тебя сварят похлебку, - совсем другое дело. - Ну, - предположил я, - можно превратиться в какого-нибудь зверя с острыми клыками и когтями. Я разорву тебя на мелкие части, вытолкаю их за решетку и сложу вместе, чтобы они срослись. Панихиду эта идея не восхитила. - Боюсь, тут возникнут некоторые затруднения. Это ведь, наверное, больно, когда рвут на части. Даже если ты меня оглушишь, представляешь, сколько прольется крови? Но главное, сколько на это уйдет времени? Пока ты превращаешься да разрываешь меня, сюда могут заявиться гномы. А хоть и не заявятся, - тебе ведь придется выносить меня наверх по частям и оставлять их там без пригляду. Кто поручится, что, пока ты ходишь за следующим куском, какой-нибудь хищник не слопает то, что уже вынесено на поверхность? И даже если не слопает, скоро ли срастется разорванное в клочья тело? Насколько я понимаю, чем чаще исцеляешься, тем медленнее происходит исцеление. Твое тело долго не могло справиться с окаменением, да и до сих пор не совсем справилось. Я и сейчас чувствую камушек на большом пальце левой ноги. Мне только и оставалось, что развести маленькими, нежными ручками: - С тобой не поспоришь, ты все рассудила верно. Это не сработает. Но что же нам делать? - Пожалуй, именно то, о чем ты говорил с самого начала. Будем петь, чтобы нас не сожрали, а там посмотрим. - Но я никогда не был силен в пении. Сможешь ли ты хорошо петь моим голосом? - Голос голосом, не гармония порой творит чудеса, - сказала она. - Надо попробовать. Давай попрактикуемся. - А вдруг гномы услышат? - Ну и что? Они ведь хотят, чтобы мы пели, разве не так? Не знаю, зачем это им понадобилось, но раз так, постараемся им угодить. Мы принялись петь. Голос Панихиды был очень хорош. Звучал он дивно, хотя я, как и в прошлый раз, напевал "ля-ля-ля", поскольку не знал ни од- ' ной песни. Панихида, напротив, знала толк в пении, и, хотя мой грубый и хриплый голос оставлял желать лучшего, она задавала ритм и тон. Я стал подражать ей, и дело, кажется, пошло на лад. - Тебе надо выучить песню, - сказала она, - а я буду сопровождать твое пение басовым аккомпанементом. Тут весь секрет в гармонии контрапункта: когда два голоса дополняют друг друга, они звучат лучше, чем по отдельности. А сейчас постарайся запомнить мелодию, словами займемся потом. Панихида затянула песню, заставив меня подпевать. Что ни говори, а искусство - великая сила. Я и представить себе не мог, что мой грубый голос способен выводить такие рулады. Подражая ей, я подхватил мотив более высоким и нежным голосом Панихиды, и вскоре нам удалось добиться вполне сносного звучания. Песня, которую мы разучивали, была столь же красива, сколь и печальна, - казалось, она вобрала в себя всю горечь человеческого бытия. Такая мелодия была бы уместна на похоронах близкого друга. С лестницы донесся топот, и мы умолкли. Возле решетки появился Гнуси в сопровождении нескольких других гномов. - Слышал, Гниди? - проворчал он. - А ты мне не верил. Я ведь говорил тебе, что они умеют петь. - Говорил, - кивнул Гниди. - И впрямь умеют. Вопрос в том, будут ли их слушать коровяки. - Почему бы не попробовать? Ты как думаешь, Гнонсенс? - Эти проклятые коровяки совершенно не дают нам работать, так что попробовать в любом случае стоит. Попытка не пытка. А если толку от этого не будет, мы всегда успеем отправить эту парочку в котел. При слове "котел" глаза Гниди вспыхнули, и он уставился на меня: - Лакомый кусочек, а? Ты только посмотри, какое бедрышко! Чур, мое! - Как бы не так! - возразил Гнуси, в то время как я поспешно одернул задравшийся и обнаживший бедро подол. - Я их нашел, мне и выбирать первый кусок. - Не стоит ссориться, - вмешался Гнонсенс. - Надо только откормить их как следует, тогда сочного мясца хватит на всех. С этими словами гномы удалились, а мы с Панихидой продолжили репетицию. Признаюсь, осознание того, что в случае неудачи мы немедленно отправимся в котел, изрядно добавило нам усердия. Получалось неплохо - я выводил мелодию нежным, печальным голосом, Панихида вторила мне глубоким и низким. Кажется, у нас действительно получился дуэт. С лестницы вновь донеслись шаги. Мы приумолкли и вскоре увидели группу гномид. Должен сказать, что, как и у большинства других человекоподобных существ, женщины у гномов куда привлекательнее мужчин. Правда, внешняя привлекательность женского тела сочетается с его почти полной неприспособленностью к преодолению трудностей. Взять хотя бы женские ножки. Трудно представить себе что-либо более очаровательное. Ими можно любоваться, но для того, чтобы быстро бегать или карабкаться по скалам, они совершенно не пригодны. Скорее всего в этом коренится некий глубокий смысл. Наверное, необходим определенный баланс между красотой и целесообразностью. Впрочем, утверждать не берусь - какими быть людям, и мужчинам, и женщинам, установил не я. Но гномиды, в отличие от своих угрюмых мужей, выглядели премилыми малютками. Они принесли большой горшок с мутной водой и связку вареных кореньев. Непроваренные грубые, волокнистые коренья были ужасны на вкус, но мы с Панихидой так проголодались, что умяли их мигом, и не подумав привередничать. В любом случае они представляли собой материал, пригодный для восстановления моего тела. Подкрепившись, мы решили отдохнуть. - Чем больше спишь, тем быстрее восстанавливаются силы, - пояснил я. - Но тебе не мешало бы попрактиковаться в изменении формы, - заметила Панихида. - Разумеется, так, чтобы гномы ничего не прознали. Это умение может нам пригодиться. - Знаю, ведь именно благодаря твоему таланту мне удалось засадить черный меч в камень. Тогда я просто захотел стать бесплотным, и в конце концов это случилось. - Да, тут главное захотеть. И чем сильнее сосредоточиваешься на желании, тем быстрее идет превращение. Правда, скорее чем за час все равно не управиться. А насчет меча ты здорово придумал. Я смотрю, не так-то ты прост. - Коли припечет, поневоле сообразишь, что к чему, - пробормотал я, польщенный и смущенный похвалой. Щеки мои зарделись. - Сложность заключается в том, - продолжала она, - что можно осуществить только один вид превращения зараз, и пока его не закончишь, не перейти к следующему. Нельзя, например, изменить наполовину размер, а потом, тоже наполовину, плотность. Все приходится доводить до конца, а это требует немалого решения. Именно поэтому я ни разу не попыталась сбежать от тебя днем. В процессе превращения я... мое тело становится весьма уязвимым. - Кое-что мне понятно, - промолвил я, - в определенном смысле наши таланты схожи. Для правильного исцеления моему телу тоже нужен покои. Но вот что меня интересует - откуда твое тело знает, где следует остановиться? Я хочу сказать... Ну, например, можешь ты начать уменьшаться до эльфийского размера, а потом остановиться на размере гнома, словно это именно то, что тебе и требовалось? Мое в общем-то привлекательное, хотя и грубоватое мужское лицо удивленно вытянулось. - Я никогда об этом не задумывалась! - воскликнула Панихида. - Прежде всего я всегда представляла себе то, во что я хочу превратиться, например, мышь. Потом уменьшалась до мышиного размера и становилась такой плотной, что едва не проваливалась сквозь землю. Далее приходилось разуплотняться, чтобы вернуть себе нормальную плотность. В результате я становилась чем-то вроде бесенка - облик и плотность человеческие, а размер мышиный. Ну и наконец я изменяла форму и окончательно превращалась в мышь. Поступать иначе мне никогда не приходило в голову, но теперь я думаю, что это возможно. - Так же, как оказалось возможным приспособить мою глотку для пения, - согласился я. - Объясни поподробнее насчет сверхплотности и всего такого... Боюсь, я не совсем понял. - При изменении размера тела его масса остается прежней, - терпеливо пояснила Панихида. - Если я уменьшу массу, не изменяя размера, то стану похожа на призрака, но, когда соответственно изменю и размер, восстановится нормальная плотность. Уразумел? - Более-менее? - ответил я, полагая, что тут есть над чем поразмыслить. - Спасибо. А сейчас тебе не мешало бы поспать. Панихида охотно согласилась, и вскоре мое тело улеглось в углу, закрыло глаза, а спустя несколько мгновений оглушительно захрапело. Чем несколько удивило меня. Я догадывался, что имею обыкновение храпеть по ночам, но никогда не думал, что делаю это так громко и прямо-таки неприлично. Правда, дома, в Крайней Топи, родные уверяли, будто я не даю им спать по ночам своим храпом, но мне всегда казалось, что они шутят. Сам я спать не хотел. Хотя телу Панихиды и пришлось попотеть, оно не было разрублено на куски и не нуждалось в отдыхе в такой степени, как мое. А поскольку меня интересовали пределы его возможностей, я решил проделать несколько опытов с превращением. Поначалу я малость разуплотнился и, убедившись, что это получается у меня без труда, вернулся в нормальное состояние. Изменять форму было страшновато - вдруг нежданно-негаданно нагрянут гномы. Этак они сразу заметят неладное. Пожалуй, лучше изменить размер. Поначалу я хотел подрасти, но потом решил сделаться пониже - в случае чего это не так бросалось бы в глаза. Кроме того, я намеревался проверить, смогу ли я прервать процесс уменьшения, когда сочту нужным. Мне следовало освоиться в теле Панихиды и научиться как следует управляться с ее талантом. От этого, возможно, зависели наши жизни. Я уменьшался около четверти часа, после чего сравнил свой рост со сделанной на стене меткой и выяснил