Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Андрей Платонов. Собрание сочинений в пяти томах. Т.1. М.: 1998, с. 87-89
     OCR, Андрей Никитин-Перенский, info@imwerden.de, 2002,
     PDF-MP3-Библиотека "ImWerden" http://www.imwerden.de/platonov.html
---------------------------------------------------------------





     Третий свисток...  Я  вхожу в  ворота завода, прохожу  мимо контрольной
будки и иду по огромному заводскому двору в  свою "первую",как  нумеровалась
наша  литейная. Асфальтовая  дорожка  бежит и вьется вокруг выступов и  стен
колоссальных зданий, где -- я слышу -- уже начал биться ровным темпом мощный
пульс покорных машин.
     В  мастерскую  вхожу  почти  радостный,  --  ведь  сейчас  она  оживет,
задрожит, загремит -- и пойдет игра до вечера...
     Здороваюсь с товарищами по работе и усаживаюсь на железной плите пола и
спуска к вагранной печи. Закуриваем -- иначе нельзя -- перед работой и после
нее, пред  уходом, это  делается всегда  и  всеми.  Рука почти автоматически
вертит бумагу; не спеша делимся табаком...
     Засыпаем в  печи  металл.  Пускаем электромоторы, открываем нефть. И --
гаснет  солнце за высокими  окнами,  забывается  все... Клубы желто-зеленого
чада вихрями  рвутся  из печей от плавящегося  металла.  Газ лезет в  глаза,
горчит рот, тяготит душу...
     Содрогаются  высокие  подпотолочные балки, пляшут  полы  и стены, ревет
пламя под бешеным  напором струй нефтяной  пыли  и  воздуха...  Неумолимо  и
насмешливо гудит двигатель; коварно щелкают бесконечные ремни...
     Что-то свистит и смеется; что-то запертое, сильное, зверски беспощадное
хочет воли -- и не  вырвется, и воет, и визжит, и яростно бьется, и вихрится
в одиночестве и бесконечной злобе...  И молит, и угрожает, и снова сотрясает
неустающими мускулами хитросплетенные узлы камня, железа и меди...
     Бьются горячие пульсы  дружных  машин;  мелькая швами,  вьются змеи  --
ремни.
     -- Илюш, а Илюш! Ты б слазил, глянул, что там за штука такая. Намеднись
ты как ловко насос проноровил... -- Обращаются ко мне.
     Перед самым  спуском уже готового металла в тигли неожиданно застопорил
мотор, и монотонно гудящая печь смолкла, накаленные стенки потемнели.
     Я  иногда  исправлял   небольшие   поломки  в   машинах,   избегая  тем
необходимости звать монтера.  Так это было  неделю назад с насосом, подающим
воздух.  Я  сначала  хотел  отказаться,  но,  подбадриваемый,  взял  ящик  с
инструментом и полез по лестнице к электродвигателю, подвешенному к стене.
     Неисправность была пустяковая,  и я ее быстро обнаружил. Снизу дали ток
-- и мертвый мотор ожил, завыл и захлопал приводным ремнем.
     И вновь полился поток пламени на распростертый в печах металл.
     За звенящими побитыми стеклами окон полуденное  солнце омывало землю, и
на секунду у меня мучительно сжалось  сердце и страстно захотелось в поле --
к  птицам, цветам, шуршащей травке; в поле  -- где  я, когда был без работы,
бродил, утопая в зелени, тянущейся к небу, к жизни, к весеннему  неокрепшему
солнцу, к тем вон бегущим вольным бродяжкам-облакам...
     Льется жидкий металл, фыркая и шипя, ослепляя нестерпимо,  ярче солнца.
Осторожно и внимательно  стоим мы вокруг наполняющегося несгораемого горшка.
Потом сразу хватаем вдвоем за длинные штоки и бегом несем искрящееся литье в
соседнюю мастерскую, где выливаем металл в приготовленные формы.
     Когда  опорожним  всю  печь,  вновь  наполняем  ее  болванками  корявой
пузырчатой меди и ждем, покуривая и регулируя нефть.
     Около нашей печи работали трое -- Игнат, старый рабочий, почти ослепший
от блеска  литья, с  постоянно гноящимися,  налитыми кровью глазами,  и двое
нас, новичков,  я и Ваня,  только недавно поступивших  на завод. Мы работали
весело,  и  день пролетал незаметно.  Полуголые,  мы хохотали  и  обливались
водой, рассказывали, думали  --  и слушали  нескончаемую,  глухую, связавшую
начало с концом песнь машин...
     -- И, скажи ты мне на милость, что это огонь не залаживается: чихает --
и шабаш!...  -- Игнат, наш "старшой", был недоволен и ворчал. После обеда, в
печи, действительно, что-то стало  часто  пофыркивать  и клубы вонючего дыма
были гуще, чем обыкновенно.
     -- Ну-ну, стерва, ну-ну,  растяпа,  черт, поговори у меня, поговори! --
Игнат  подвинчивал нефти и  подбадривал фыркающее  пламя. Внутри печи теперь
уже  раздавались  целые взрывы  и  странное поплескивание; металл нагревался
плохо.
     Что-то  не ладилось. Я подошел,  не  зная зачем, к мотору, посмотрел на
измеритель числа оборотов и прислушался. Машина работала чудесно.
     Обернувшись,  чтобы уходить, я на мгновение увидел белый огненный  бич,
рванувшийся высоко из нашей печи. Глухой удар ухнул и повторился раза четыре
под  сводами  крыши мастерской,  взмахивая вверх свистящими полосами  огня и
тяжело опуская их вокруг...
     Я стоял у мотора, шагах  в десяти от печи и видел, как метнулся куда-то
Ваня, как присел, обхватив голову, Игнат...
     Инстинктивно я  схватил рукоятку  и прервал  ток.  Мотор,  повертевшись
немного по инерции, остановился.
     Упавшие бичи раскаленного металла расходились по радиусам от печи и еще
шипели,  медленно  охлаждаясь,  испуская  свою   страшную  силу.  Как  гады,
побеждающие и свободные, они дерзко и вызывающе раскинулись на железном полу
во властных изгибах, оставляя на черном  далеком потолке  и балках беловатые
отсветы --  свои  отражения.  В ужасе столпились люди.  Странное,  необычное
безмолвие перекатывалось по заводу из мастерской в мастерскую. Где-то далеко
мерно пульсировали машины.
     -- Погубили,  окаянные,  --  вздыхал  кто-то из  толпы рабочих, --  ах,
мучители треклятые...  Им, проклятым,  деньга дорога, так они  заместо нефти
хотят, чтоб вода горела. Напустили воды в бак -- и ладно....
     Я  догадался обо всем.  Вода, попав с  нефтью  в печь на жидкое  литье,
превратилась  мгновенно  в  пар,   который   разорвал  печь  и  выкинул  вон
расплавленный металл...
     Ваня  лежал  на полу вниз лицом, двигал ногами и руками и  грыз  зубами
железные узоры. Белый бич  попал на его спину и скоро -- скорее, чем на полу
-- остыл на ней.  Спина Вани была похожа на  шлак, что выбрасывают из  топок
паровых котлов.
     Рабочие стояли молча; за окнами потемнело.
     Судороги в пальцах  руки Вани быстро замирали; ноги уперлись неподвижно
носками в пол, выставив обугленные пятки.
     Старый  Игнат был подле и  плакал, вытирая  невидящие  глаза  тряпками,
которыми он обмотал свои сваренные руки.
     Через  полчаса  все  машины были  пущены,  печи  заправлены.  Послушные
моторы, воя,  отдавали  свою  силу. Ремни,  соединенные  в  концах  своих  с
началом, змеясь и щелкая, бежали, бежали...
     Склонившееся послеполуденное солнце равнодушно  уперлось лучами в тяжко
изогнутые хребты трепещущих машин.


Last-modified: Mon, 30 Dec 2002 20:19:21 GMT
Оцените этот текст: