прогулок по реке с губернатором Цзычжоу Чжаном и гетерами" Гости к пристани выходят, расседлав своих коней. Их красавицы встречают и на палубу ведут. Веера певиц искусных отражаются в воде, Их узорные одежды украшают старый пруд. Золоченую посуду волны весело кренят. Красотой друг с другом спорят лики благородных дев, И лукавого веселья шаловливый полон взгляд. Рукавов прозрачных пары на ветру взлетают вверх. В середине лета господин Янь У приезжает в соломенную хижину и привозит с собой вино и угощение В деревне глухой, за плетеной калиткой живу я от всех вдалеке: Убогий шалаш под соломенной кровлей стоит над глубокой рекой. Мы лодку возьмем, чтобы в ней до заката беспечно скользить по волнам, А чем же еще деревенский затворник отплатит за дружбу с тобой? Ночую в управе Прозрачная осень. Ночная прохлада. Платаны у тихой реки. Ночую один в опустевшей управе. Смотрю на огарок свечи. Опять моему бормотанию вторят лишь звуки солдатских рожков, И некому вместе со мной любоваться луною в осенней ночи. Лишь ветер ненастный пылит над дорогой, и писем никто мне не шлет. Глухое безмолвие каменных башен, - как трудно добраться домой! Сегодня моим одиноким скитаньям десятый исполнился год: Живу вдалеке от родимого края, как птица на ветке лесной. Бессонная ночь Ночная прохлада врывается в спальню мою, Луна посылает на землю мерцающий свет. Блестят под луною тяжелые капли росы, Покажутся редкие звезды, и снова их нет. Дорогу во тьме освещают себе светляки, Далекие птицы друг друга зовут над рекой. Повсюду война, и сраженьям не видно конца, - Зачем же я снова об этом вздыхаю с тоской! В Цзятани повстречался с Ли Гуйнянем В знакомом мне доме я пение ваше слыхал, У старого друга я с вами встречался не раз. Здесь, к югу от Цзяна, прекрасные есть уголки. Цветы опадают, - я снова приветствую вас. ^TПримечания^U "Вы слышите ночью, как недра земли хранят золотую руду..." - Ду Фу имеет в виду, что отшельник Чжан может угадывать, где скрываются в земле ценные руды. "Как будто в отвязанной лодке меня..." - Образ отвязанной лодки, символизирующий внутреннюю свободу человека, часто встречается в поэзии Ду Фу и его современников. Ферганский скакун господина Фана. - Во времена Ду Фу китайские аристократы и чиновники высоких рангов любили породистых скакунов, которых купцы приводили из Средней Азии. Один из таких скакунов и воспевается в стихотворении поэта. Поднимаюсь на городскую башню в Яньчжоу. - Яньчжоу - город на юге Китая. "На каменных плитах - минувших времен письмена..." - В старом Китае принято было устанавливать каменные стелы с надписями, посвященными тому или иному историческому событию. Из цикла "Написал два стихотворения на стене дома отшельника Чжана". - Отшельник Чжан - один из друзей Ду Фу. Вместе с Ли Бо навещаем отшельника Фаня. - Отшельник Фань - один из друзей поэта. Инь Кэн - известный поэт VI в., мастер пейзажной лирики, утонченный стилист. Цюй Юань - величайший поэт Древнего Китая, автор "Скорби изгнанника", "Девяти напевов" и других произведений. "Кто знает вкус похлебки овощной!" - Овощная похлебка считалась традиционной пищей отшельников, удалившихся от мира и забывших "чины и званья". Преподношу Ли Бо. - Мудрейший святой - философ Гэ Хун (283-343), автор известного трактата "Мудрец, хранящий простоту". Ду Фу как бы стыдится перед Гэ Хуном, что не смог быть таким же стойким и последовательным в овладении искусством "продления жизни". В зимний день думаю о Ли Бо. - Оленьи Ворота - традиционное место обитания отшельников. Вместе с молодыми аристократами и гетерами наслаждаемся прохладой на озере Чжанба. К вечеру начинается дождь.- Вода со льдом утоляла жажду. Корень сладкого лотоса - длинный нитевидный корень служил изысканным деликатесом. "У гетеры из Юэ...", "У гетеры из Янь..." - Ду Фу употребляет названия древних княжеств, некогда славившихся красивыми женщинами. Песнь о красавицах. - Третья луна - календарное обозначение начала года. Цилинь - фантастическое животное, упоминания о котором часто встречаются в древнекитайской литературе. "Есть средь них даже сестры красавицы той, что в дворцовых покоях живет..." - намек на супругу императора Сюаньцзуна Ян Гуйфэй и ее сестер, знатных придворных фрейлин. Ян Гочжун - брат красавицы Ян Гуйфэй, который благодаря ей занял исключительно высокое положение при дворе, имел должность Первого министра. Грустно. Осенний дождь. - "Над тобою живет неудачник-поэт..." - имеется в виду сам Ду Фу. Вэй и Цзин - реки в окрестностях Чанъани. "...бедняк в одежонке простой..." - сам Ду Фу. В мыслях обращаюсь к семье. - Жеребенок - прозвище одного из сыновей Ду Фу. Провожу весеннюю ночь в левом крыле дворца. - Девять небес. - По поверьям средневековых китайцев, небесный свод разделялся на девять слоев или девять сфер, заселенных различными фантастическими существами. "...И ветер доносит подвесок нефритовых звук". - Ду Фу боится опоздать на аудиенцию императора, и от этого ему кажется, что утро уже наступило и он слышит позвякивание нефритовых подвесок на поясе у придворных, собравшихся у дверей тронного зала. Ночую в доме почтенного Цзаня. - Почтенный Цзань - настоятель одного из буддийских монастырей Чанъани, который некогда помог Ду Фу бежать из города, захваченного мятежниками Ань Лушаня. "...Понимая, что все в этом мире - лишь пепел и прах". - Ду Фу не был верующим буддистом, и эту строку следует расценивать как своеобразный комплимент наставнику Цзаню, от лица которого поэт и пишет о том, что все в этом мире изменчиво и иллюзорно. Покидая Циньчжоу. - Стихотворение написано в ноябре 759 года, когда Ду Фу с семьей, прожив полтора месяца в пограничном городке Циньчжоу, снова отправлялись странствовать. Из цикла "В 759 году поселившись в уезде Тунгу, сочинил семь песен". - "У меня есть братья, у меня есть братья в стороне далекой". - Двоюродных братьев Ду Фу раскидала в разные концы страны война, вызванная мятежом Ань Лушаня, и поэт не получал от них даже писем. Город Чэнду. - В последние дни декабря 759 года Ду Фу с семьей добрались до Чэнду, Южной столицы китайской империи, в пригородах которой поэт построил свою знаменитую Соломенную хижину. Великий Цзян - река Янцзы, самая большая на юге. Прошу господина Вэй Баня найти для меня несколько саженцев сосны. - Сосна и кипарис считались в Китае символом нравственной стойкости, жизненной силы и долголетия. Поэтому Ду Фу и пишет: "Хотел бы укрыться я в ветках тенистых на долгую тысячу лет". Поэт посадил сосну во дворе Соломенной хижины. Забираю с собой диких гусей из пруда господина Фана. - "Сам Ван Сичжи, каллиграф знаменитый, взял их на борт челнока". - Ду Фу, с детства обучавшийся каллиграфии - искусству написания иероглифов, сравнивает себя в этой строке с Ван Сичжи, знаменитым каллиграфом древности. В середине лета господин Янь У приезжает в Соломенную хижину и привозит с собой вино и угощение. - Янь У - губернатор Чэнду, один из самых близких друзей Ду Фу в период его жизни на юге. Ночую в управе. - Стихотворение написано летом 764 года, когда Ду Фу был назначен военным советником губернатора Янь У. В Цзяннани повстречался с Ли Гуйнянем. Гуйнянь - знаменитый музыкант и певец, которого Ду Фу слышал во времена юности. Л. Е. Бежин ^TПЕРЕВОДЫ Э. В. БАЛАШОВА {*}^U {* Воспроизводятся по изданию: Китайская пейзажная лирика. МГУ, 1984. Составление В. И. Семенова и Л. Е. Бежина. Подстрочные переводы стихотворений Ду Фу подготовлены И. С. Лисевичем.- Прим. ред.} День человека С самого первого дня и до дня человека * Не было часа без облака в небе от века. Град и снега... вот и иволги не появились. Стужей встречает весна, и цветы не раскрылись. За водопадами вслед осыпаются тучи, Ветер в печаль повергает лиловые кручи. Пряди всклокочены - путы индийской полыни Толку что - с нитями шелка * их сравнивать ныне! Белые росы В белых росах на заре мандарины-корольки. Конный одиночный след у светающей реки... Расцветают "камнедержцы" * в пробудившемся саду. В лодке ширь переплываю, по течению иду. Через борт склонясь, любуюсь: счастью рыбок нет границ. Оглянувшись, плетью взгляда с веток спугиваю птиц. Шаг за шагом постигаю красоту осенних дней! На пути уединенном опасаюсь тьмы путей... На реке Дождь на реке льет, изо дня в день, сил набирая. Свищет-свистит осень Тернового Края *. Листья с дерев ветер уносит с собою. Вечная ночь кутает в шубу соболью... Слава, почет... в зеркало зри поминутно! Все, что обрел, - сирая в лодке - каюта. Страшно порой: взыщет вдруг плату хозяин. Старость, уход... сроки назначить нельзя им. Речная луна Луна обгоняет медлительных волн череду. На башне высокой, терзаемый мыслями, жду. По краю небес скитаюсь немыслимый срок. Давно уж послал окропленный слезами платок *.. В хрустальной росе даже тени и те скруглены. В Серебряной Речке * на дне половинка луны. Кто весть принесет, письменами вышив парчу? * Нахмуривши брови, гашу, наконец-то, свечу... Дождь Тысячи деревьев... тучи, влажный мрак. А над цепью горной день дождем набряк. Двери ветра настежь - не закрыть никак. Птиц речных в укрытье возвращает страх. Вот в акульем доме застучал станок *, Лодки дровосеков. Лес валить не срок! Чистотой, прохладой яд тлетворный смыт... Помыслы ветшают *... Ввысь, на Башню, в скит! В снегопад Стенают в битвах сонмы отлетевших душ. Их отпевают только плакальщики-старцы Над полосой заката сплотились толпы туч. Неудержимый снег кружит в метельном танце. В углу горлянка-тыква... нет зелена вина *. В печурке тлеют угли... да греет ли она? Давно вдали от мира, и нет вестей совсем, Тоскую за письмом... кому пишу, зачем? Переправа у белых песков Тропка узкая над берегом петляет. Переправа тропку прыткую глотает. В челн вхожу, качаясь и кляня помеху. Ухожу далеко в Облачную реку *. Холод неба за пределами пустыни. Час заката... мы же только посредине. Конь храпит мой, тянет в северные страны. Жадно пьют, перекликаясь, обезьяны. В ясных водах дно усеяно камнями. Отмель белыми усыпана песками. Возвращенье от печалей избавляет *, От недугов тяжких разом исцеляет... Держат скалы смертоносные откосы. Волны рушатся в объятия хаоса. На ветру стою один. Пора обратно. Сжав поводья, вновь вздыхаю троекратно. Восемь стансов об осени I В жемчуге рос вянет листва, клены, вся роща редеет. Горы Ушань, ущелье Усянь - духом уныния веет. Волны на стрежне встают в полный рост, в небе самом волненье. Тучи над крепостью ветер сплотил, слил их с земною тенью. Лес хризантем снова в цвету... слезы иных дней жизни. Челн одинокий в вечном плену... сердце в садах отчизны. Всюду в ходу нож и аршин: шьются на зиму платья. Белый Владыка высью пленен... грохот вальков на закате.* II Одинокая крепость Куйфу *, солнца косые лучи. В стороне, где Северный Ковш *, блеск столицы в ночи. Обезьяны вопят... слезы душа при третьем их крике льет.* Еду посланцем, может быть, зря... восьмой луны плот.* Зала скрижалей, курильниц дым не витает уже в головах. Башни белеющий парапет, тоскует свирель впотьмах. Ты посмотри! Как прежде была в плюще и на скалах луна, Так и сейчас озаряет тростник и мискантов цветы она. III Тысяча домов под защитой гор... утра зоревой покой. День за днем сижу в башне над рекой, в легкой дымке голубой. На воде ночной дремлют рыбаки, на волнах тщеты своей. Ласковая осень... ласточки-птенцы: в воздухе "фей-фей", "фей-фей". Куан Хэн * радел, с докладами входил - к славе не обрел пути. Книгам * посвятил жизнь свою Лю Сян * дело сердца не в чести. Сверстники мои, соученики... все без малого в чинах. На Пяти Холмах * в дорогих мехах... на откормленных конях. IV В Чанъани бьются, говорят, как в шахматной баталии. Событий хватит на сто лет... не превозмочь печали. Вельмож усадьбы и дворцы не в тех руках, что прежде. Одежды те же и убор - но не на тех, что прежде. На северных заставах гром *, бьют гонги раз за разом. На запад колесницы мчат переные указы.* И рыбы и драконы спят *, студеная водица. Страна родная... мирный кров... к вам мысль моя стремится. V Обитель горняя - дворец Пэнлай * - к Наньшань * вратами обращен. Злащеный столп Чэнлу *... там, где Небесная река и дождь времен. На западе пруд Яшмовый - в него царица-матерь Запада вошла. С востока фиолетовая мгла уже заставу Хань обволокла.* Два облака - фазаньих два хвоста, два опахала овевают трон. В короне солнечной дракона чешуя, лик государя озарен. Один лежу на берегу реки... стремительны вечерние года. Давно ли у лазоревой цепи влачил на перекличке цепь стыда? * VI Горло ущелья Страх За Спиной *, корень излуки Речки Кривой. Тысячи ли... осенней порой скрадены белой мглой. Венчик Цветка, двойная стена * духом величия напоена. Лотосовый запущенный сад... правит в нем скорбь одна. Полог жемчужный, резные столбы, желтых цапель парад. Вожжи парчовые, бивни мачт, белые чайки парят. Сил нет смотреть: жаль эту даль... пляски минувших дней. Самое сердце Циньской земли... вотчина древних царей. VII Озерная гладь Куньмин... * воистину подвиг в веках! Штандарты, стяги Уди * прямо стоят в глазах. Ткачиха надежду ткет *... луна как сама тщета. Ветер вздымает хвост каменного кита.* Колышется рис в волнах, уходит на дно во мрак. Роса холодит лотоса скит, пыльцы пурпурный прах. Застава у горных врат, дорога о двух крылах. Не счесть здесь озер и рек... один лишь старик-рыбак *. VIII Куньу *, Юйсу... сами собой вьются дороги, змеятся пути. Башни Лиловой северный склон катится в зыбь Мэйпи.* Красные рисинки... видимо, их порастерял второпях попугай. Ветви павлонии... прячут гнездо фениксов * - птиц, прилетавших в наш край. Зелень с красавицами собирал... на языке все секреты весной. С сянями плыли * в лодке одной, затемно переносились домой. В прошлом с природой спорила кисть. Слово творила, а не слова. Белый, как лунь... пою эту даль... клонится долу моя голова. Примечания День человека. - ...и до дня человека... - Дни праздничной новогодней недели в старом Китае носили имена домашних животных - курицы, собаки, свиньи, овцы, коровы и лошади; завершал этот своеобразный семидневный цикл день человека. ...с нитями шелка... - Нити белого шелка - обычная метафора для седых волос. Белые росы. - Расцветают "камнедержцы"... - "Камнедержцы" (кит. "лянь ши шу") - букв, "деревья, связующие камни". На реке. - ...осень Тернового Края. - Терновый Край - так переводчик расшифровывает название средневековой области Цзинчжоу. Речная луна. - ...окропленный слезами платок... - Речь идет о головном или шейном платке. В посылке такого платка, видимо, был определенный знак - символ. В Серебряной Речке... - Серебряная река (также Небесная Река) - Млечный Путь. ...письменами вышив парчу? - В этих словах звучит отголосок древней легенды о тоскующей в разлуке жене, которая, не будучи в состоянии иначе рассказать о себе, искусно вплела письмена в орнамент на парче. ...в акульем доме застучал станок... - В китайской литературе сохранились лишь отрывки легенды о женщине-акуле. Известно, что она "ткет шелк в родниковых покоях", что она "построила свое жилище у висячих потоков". В других источниках говорится, что ее жилище находится в южных морях, что она беспрестанно ткет, а когда роняет слезы, - они превращаются в жемчужины. Здесь шум дождя напомнил поэту этот образ. Помыслы ветшают... - Стихотворение написано больным поэтом за четыре года до смерти, когда он не имел иного пристанища, кроме утлой джонки. В снегопад. - ...только плакальщики-старцы... - В этих словах звучит намек на то, что цвет нации гибнет в междоусобных битвах и не осталось в Китае никого, кроме женщин и стариков. ...нет зелена вина... - Здесь налицо неожиданное совпадение эпитетов в двух далеких друг от друга языках: русском и древнекитайском. В китайском тексте действительно сказано: "зеленое". Переправа у белых песков. - ...в Облачную реку... - Облачная река - одно из названий Млечного Пути. Здесь игра слов: поэт плывет по реальной реке, но упоминание Облачной реки переводит все в иной план - стираются зримые грани земли и неба, и Ду Фу держит путь уже как бы по небесному своду. Конь храпит [...] возвращенье от печалей избавляет... - Все стихотворение пронизано ассоциациями: конь храпит и тянет на север, ибо там родина его хозяина, вынужденного сейчас спасаться на чужбине. Крик обезьян привычно созвучен печали скитальца-северянина, попавшего на юг, ибо эти звуки, напоминающие человеческие вопли, "ранят сердце". Говоря о возвращении, Ду Фу имеет в виду целительное для себя возвращение в родные края, но нельзя забывать, что под "возвращением" нередко понималась также смерть. Восемь стансов об осени. - Белый Владыка [...] грохот вальков на закате. - Белый Владыка - один из пяти Мировых Владык, правитель Запада. Его именем была названа крепость Боди. Именно о ней здесь и идет речь. Обычно у городских стен, где протекала река или был ров с водой, стирали одежду. В старой китайской поэзии стук валька о каменную плиту на берегу реки - привычный знак осени, ибо тогда, прежде чем сложить летнее платье в сундуки, устраивали большую стирку. Упоминанием об осенней стирке заканчивается в стихотворении перечисление примет осени. Куйфу (Куйчжоу) - небольшой город-крепость в верхнем течении р. Янцзы, в горах провинции Сычуань. Здесь Ду Фу прожил два года (766-767 гг.), спасаясь от бедствий "смутного времени". Все стихотворение пронизано воспоминаниями о прошлом, о родных местах. Северный Ковш - созвездие Большой Медведицы. Обезьяны вопят... слезы душа при третьем их крике льет. - Эта строка заимствована из старинной охотничьей песни, приведенной в "Книге вод" при описании ущелий провинции Сычуань. В ней сказано: "Кричат обезьяны. И при третьем их крике слезы уже льются, у меня на одежду". ...восьмой луны плот. - Существует старинная китайская легенда о том, что некто "в восьмой луне", что приблизительно соответствует сентябрю, увидел на берегу моря выстроенный плот, отправился на нем в путешествие и достиг самого Млечного Пути. В стихотворении речь идет тоже об осени, но поэт сомневается, что ему в его странствиях удастся чего-то достигнуть. Куан Хэн - советник императора Юаньди (48-33 гг. до н. э.), известный своей мудростью. Книгам... - В китайском тексте стоит "цзин", что в буквальном смысле означает "основу ткани", а в перенос- ном - "основу учения", "канон". Этим словом обозначались, в частности, памятники конфуцианского канона: "Шицзин" - "Книга песен", "Ицзин" - "Книга перемен" и др. Лю Сян (77-6 гг. до н. э.) - член императорского клана Лю, крупнейший эрудит своего времени; посвятил всю жизнь собиранию и упорядочению литературного наследия древности, и в первую очередь конфуцианских книг. На Пяти Холмах... - Пять Холмов (Улин) - район в столице, где жила знать. На северных заставах гром [...] переные указы. - В средневековом Китае в знак срочности в дощечки, между которыми лежало послание, втыкались птичьи перья. В стихотворении отправка таких указов на запад и гром сигнальных барабанов, доносящийся с севера, говорят о том, что кочевники идут в наступление со всех сторон. ...драконы спят... - По поверьям китайцев, осенью водяные драконы опускаются на дно и погружаются в спячку; одновременно дракон - символ вельможи, императора (см. след. стихотворение). ...дворец Пэнлай... - Пэнлай - обитель бессмертных небожителей. Однако здесь скорее всего имеется в виду загородный императорский дворец Дамингун. Планы реальный и сказочный тесно переплетены в стихотворении - тем более что построение самой императорской резиденции тщательно копировало мифические "заоблачные чертоги". Например, во дворце, как и у мифической владычицы Запада Сиванму, был "яшмовый пруд" (Яочи), только купалась в нем фаворитка императора Ян Гуйфэй. Наньшань (Чжуннаньшань) - букв. "Южные горы" - были расположены к югу от дворца Дамингун. Злащеный столп Чэнлу... - Столп Чэнлу (принимающий росу) представлял собой стоявшее перед императорским дворцом медное изваяние небожителя с чашей в руке. В чаше собиралась утренняя роса - божественное питье, дающее здоровье и долголетие. Ко времени Ду Фу столпа давно уже не существовало. ...фиолетовая мгла уже заставу Хань обволокла.- Имеется в виду видимая дымка, в которой как бы концентрируется животворящий эфир "янци", окружающий бессмертного. По преданию, когда Лаоцзы, решив уйти на запад, приблизился к пограничной заставе Хань, начальник заставы узнал совершенномудрого человека по этой дымке. ...у лазоревой цепи влачил на перекличке цепь стыда? - Лазоревая цепь была нарисована на воротах дворцового квартала. Здесь по утрам, прежде чем впустить чиновников внутрь, им устраивали перекличку. Страх За Спиной (Цзюйтан) - прославленное своей дикой красотой ущелье, через которое пробивается река Янцзы. Венчик Цветка, двойная стена... - Венчиком цветка (Хуаэ) называлась одна из башен императорского дворца; от нее шла массивная стена с прогулочной дорожкой, обнесенная высоким парапетом. Призрачные видения далекой столицы возникают у Ду Фу на фоне картин окружающей его дикой природы. Озерная гладь Куньмин [...] стяги Уди... - Озеро Куньмин в окрестностях столицы было создано по приказу "Воинственного государя" императора Уди (140-86 гг. до н. э.), прославившегося своими завоеваниями. Перед нами снова стихотворение-воспоминание, где за реальными картинами столицы возникают видения далекого и славного прошлого страны. Ткачиха надежду ткет... - намек на широкоизвестную легенду о Пастухе и Ткачихе, до сих пор бытующую в Китае. Дочь Небесного Владыки (звезда в созвездии Лиры) была искусной ткачихой, ткавшей бесконечную облачную парчу в небесах. Когда же отец выдал ее за Пастуха (звезда в созвездии Орла), она, охваченная любовью, совсем забыла о своей обязанности, и разгневанный Небесный Владыка разлучил супругов. Им было разрешено встречаться только раз в году - в седьмой день седьмого лунного месяца; тогда они переправлялись через разделявшую их Небесную Реку (Млечный Путь) по волшебному мосту из сорочьих хвостов. Легенда созвучна с судьбой самого Ду Фу, оторванного от родных мест, семьи и друзей. ...хвост каменного кита. - Каменный кит некогда находился посредине озера Куньмин. ...старик-рыбак - образ мудрого в своей простоте старца, заимствованный у Цюй Юаня; Ду Фу прилагает его к себе. Куньу [...] Мэйпи. - Куньу - живописная местность, Юйсу - горная речка, Лиловая башня - горный пик; Мэйпи - высокогорное озеро. Все эти географические реалии (Куньу, Юйсу, Лиловая башня, Мэйпи) находились к югу от столицы, в огромном императорском парке. Поэт вспоминает столицу, сопоставляя печальное настоящее и идеализируемое им прошлое. ...гнездо фениксов... - Феникс (фэнхуан) - мифическая птица, сочетающая в своем облике черты разных животных (куриная голова, змеиная шея, спина, как у черепахи, чешуйчатое тело дракона и т. п.; изображения ее более всего напоминают павлина). Присутствие феникса считалось признаком процветания страны и благоденствия народа, ибо в золотой век древности "фениксы кормились близ городских стен". Конфуций с горечью говорит о том, что в его век "феникс не прилетает". Ду Фу не случайно упоминает о фениксах в прошлом как о птицах, "прилетавших в наш край", подчеркивая, что время расцвета страны миновало. С сянями плыли... Сянь - даосский бессмертный. В эту категорию входят очень "разные по характеру персонажи, но чаще всего это добродетельный человек, который благодаря непорочной жизни и приему волшебного эликсира бессмертия обретает "жизнь вечную". Сяни могли быть "земными", удалившимися от мира, и "небесными", вознесшимися на облаке жизненного эфира или на белом журавле к небесам. Все они обладали сверхъестественными способностями. Иногда это слово иносказательно прилагалось к тем, кто презрел условности и бежал "мирской скверны". И. С. Лисевич ^TПриложение I^U Перевод В. М. Алексеевым стихотворений "Вышел за рубеж" и "Дворец яшмовой чистоты" с парафразом {* Воспроизводится по изданию: В. М. Алексеев. Китайская литература. М.: Наука, 1978.- Прим. ред.} Вышел за рубеж. Второй цикл Утром вхожу я в лагерь к Восточным Воротам; вечером буду стоять на Хэянском мосту. Солнце заходит: светит на знамя большое. Кони заржали; ветер свистит и свистит. 5 Ровный песок; тысячи стройных палаток; полк и отряд, каждый был призван сюда. Прямо средь неба светлая свисла луна... Строгий порядок: ночью безмолвно и тихо. Дудка заныла; и звук в ней за звуком волнует; 10 сильный вояка скорбит, не заносчив, не горд. Дай-ка спрошу: кто же у вас генерал здесь? Думать готов: да ведь это - стремительный Хо. Введение. Тема границы Китая и пограничных действий против нападающих на Китай кочевников - тема, встречающаяся в танской поэзии очень часто, и к ней придется вернуться на этих страницах еще не раз. Проф. Шаванн в своем превосходном предисловии к описанию китайских документов, открытых Орелом Стайном в песках Западного Китая {Ed. Chavannes,Les documents chinois decouverts par Aurel Stein dons les sables du Turkestan oriental, Oxford, 1913.}, весьма подробно останавливается на этих поэтических описаниях, сопоставляя их с тою суровою действительностью, которая свидетельствуется разобранными им документами. Однако тема эта больше традиционна, чем актуальна, и мало кто из писавших на нее сам побывал на границе. Чаще всего это перепевы тем "музыкальной палаты" (юэфу), которые могут показаться однообразными, как были однообразны и обстоятельства, породившие их. Автор. Ду Фу (Цзы-мэй, Гун-бу, Шао-лин) если не самый крупный (как думают очень многие и едва ли не большинство китайских критиков), то один из двух крупнейших китайских поэтов всех времен. Он жил (712-770) и действовал при расцвете танской литературы, особенно поэзии, и был современником лучших ее представителей. Ему пришлось, однако, испытать горькую роль беженца во время сильнейших потрясений в междоусобной войне. Это отразилось на всей его поэзии, и это мы видим отчасти и в данном стихотворении. Заглавие. Из обоих циклов, содержащих в общем 14 стихотворений, антология берет только одно это, являющееся почему-то (составитель не объясняет этого) показательным. Однако китайским антологиям быть в этом отношении последовательными очень трудно. Примечания. (1) К Восточным Воротам города Лояна, часто бывавшего столицею Китая. (2) Хэянский мост - наплавной мост через Хуанхэ. (4) Свистит и свистит - тавтофон сяо-сяо передает, как это часто бывает в китайской поэзии, и звукоподражание, и смысловую часть (шелест трав). При передаче не всегда приходится держаться последней, предпочитая первую. (5) Для русской "тысячи" в китайской поэзии имеется "десяток тысяч" (вань), но на русскую гиперболу "миллионы" китайцы обычно точно так же отвечают только своим вань - "десятком тысяч". (6) Полк и отряд, конечно, лишь приблизительная передача китайских бу (1/5 армии) и у (пяток). (9) Дудка варваров (це), которой скликают лошадей из табуна, - простая камышовая дудка без ладов и отверстий. Ее звук китайцы всегда считали заунывным будто бы потому, что и сами кони, ею окликаемые, ржут печальным звуком. Эта дудка возбуждала в пограничных китайских войсках тоску по родине. (10) Сильный вояка - китаец, полный сознания долга перед родиной и сил для ратного подвига. (12) Эта дисциплина, великое ратное дело могут быть в руках только у великого полководца. "Не иначе, как ваш генерал напоминает древнего полководца (II в. до н. э.) Хо Цюбина", прозванного за свою стремительность пяо-яо, что трудно передать на русский язык, не обладающий тавтофонией и иероглифическими маневрами. Парафраз. Из второй столицы, Лояна, двигаюсь на север вместе с войсками. Сурова природа, сурова дисциплина в войсках. А сердце ноет в такт кочевой дудке. Надо быть великим, а не забиякой, и надо быть таким же стремительным и ловким в движениях, как те генералы древности, что наводили в Средней Азии панику и держали нападавших на Китай кочевников в почтительном отдалении от многострадальных китайских границ. Дворец яшмовой чистоты Поток все кружит, в соснах все время ветер. Здесь серая мышь в древний спаслась черепок. И мне неизвестно: зала какого владыки осталась стоять там, под отвесной стеной. 5 В покоях темно, чертов огонь лишь синеет. Заброшенный путь, плачущий льется поток. Звуков в природе - тысяч десятки свирелей. Осенние краски - в них подлинно чистая грусть. Красавицы были - желтою стали землею; 10 тем паче, конечно, фальшь их румян и помад. Они в свое время шли с золотым экипажем. От древних живых здесь - кони из камня - и все... Тоска наплывает: сяду я рядом на землю. В безбрежном напеве... Слезы... - их полная горсть. 15 И сонно, и вяло торной дорогой идем мы. А кто же из нас здесь долгими днями богат? Введение. Тема заброшенного дворца, свидетеля былого великолепия, закончившегося разрушением и смертью, - тема для китайской поэзии всех времен обычная, и к ней придется вернуться не раз при переводе этой антологии. Автор - тот же. Заголовок. "Яшмовый" по-русски не звучит, но для китайца это - эпитет ко всему дорогому, лучшему, как к предметам, так и к отвлеченным понятиям. Так, имеем целый ряд приложений этого эпитета к следующим словам: девица, доблесть, лучший человек, милый, прекрасный человек, весна, лютня, столица (эмпиреи), чара вина, сосуд и его сравнения, луна, небо, чистое сердце, друг, облик, письмо, лицо, красота и т. д., наконец, царь и бог. "Нефритовый", как ближайший вариант перевода, тоже не спасет положения. Происходит это несоответствие языковых возможностей оттого, что в китайской поэзии яшма обладает мистическими свойствами: она чиста, струиста, тепла и влажна, мягка и тверда, не грязнится, блестит, бела, обладает чистым звуком; влажна, но не потеет; угловата, но не убивает и т. д. Всех этих образов в русской поэзии, а следовательно, и в русском поэтическом языке нет. Здесь "яшмовая чистота" подразумевает небесную, божественную чистоту, т. е. просто само небо, покровительствующее царю как в его дворце, так и в х