онь, в тучу густую попав. Что ты спешишь? Не ревнуй! Коль сын твой рожден чернокожим, Это твоя лишь вина: сердце черно у тебя. Или оно никогда не пылало любовью к Кефалу? Думаешь, мир не узнал про похожденья твои? 35 Я бы хотел, чтоб Тифон про тебя рассказал без утайки, - На небесах ни одной не было басни срамней! Ты от супруга бежишь, - охладел он за долгие годы. Как колесницу твою возненавидел старик! Если б какого-нибудь ты сейчас обнимала Кефала, 40 Крикнула б ночи коням: "Стойте, сдержите свой бег!" Мне же за то ли страдать, что муж твой увял долголетний? Разве советовал я мужем назвать старика? Вспомни, как юноши сон лелеяла долго Селена, А ведь она красотой не уступала тебе. 45 Сам родитель богов, чтоб видеть пореже Аврору, Слил две ночи в одну, тем угождая себе... Но перестал я ворчать: она услыхала как будто, - Вдруг покраснела... Но день все-таки позже не встал... 14 Сколько я раз говорил: "Перестань ты волосы красить!" Вот и не стало волос, нечего красить теперь. А захоти - ничего не нашлось бы на свете прелестней! До низу бедер твоих пышно спускались они. 5 Право, так были тонки, что причесывать их ты боялась, - Только китайцы одни ткани подобные ткут. Тонкою лапкой паук где-нибудь под ветхою балкой Нитку такую ведет, занят проворным трудом. Не был волос твоих цвет золотым, но не был и черным, - 10 Был он меж тем "и другим, тем и другим отливал: Точно такой по долинам сырым в нагориях Иды Цвет у кедровых стволов, если кору ободрать. Были послушны, - прибавь, - на сотни извивов способны, Боли тебе никогда не причиняли они. 15 Не обрывались они от шпилек и зубьев гребенки, Девушка их убирать, не опасаясь, могла... Часто служанка при мне наряжала ее, и ни разу, Выхватив шпильку, она рук не колола рабе. Утром, бывало, лежит на своей пурпурной постели 20 Навзничь, - а волосы ей не убирали еще. Как же была хороша, - с фракийской вакханкою схожа, Что отдохнуть прилегла на луговой мураве... Пусть были мягки они и легкому пуху подобны, - Сколько, однако, пришлось разных им вытерпеть мук! 25 Как поддавались они терпеливо огню и железу, Чтобы округлым затем лучше свиваться жгутом! Громко вопил я: "Клянусь, эти волосы жечь - преступленье! Сами ложатся они, сжалься над их красотой! Что за насилье! Сгорать таким волосам не пристало: 30 Сами научат, куда следует шпильки вставлять!.." Нет уже дивных волос, ты их погубила, а, право, Им позавидовать мог сам Аполлон или Вакх. С ними сравнил бы я те, что у моря нагая Диона Мокрою держит рукой, - так ее любят писать. 35 Что ж о былых волосах теперь ты, глупая, плачешь? Зеркало в скорби зачем ты отодвинуть спешишь? Да, неохотно в него ты глядишься теперь по привычке, - Чтоб любоваться собой, надо о прошлом забыть! Не навредила ведь им наговорным соперница зельем, 40 Их в гемонийской струе злая не мыла карга; Горя причиной была не болезнь (пронеси ее мимо!), Не поубавил волос зависти злой язычок; Видишь теперь и сама, что убытку себе натворила, Голову ты облила смесью из ядов сама! 45 Волосы пленных тебе прислать из Германии могут, Будет тебя украшать дар покоренных племен. Если прической твоей залюбуется кто, покраснеешь, Скажешь: "Любуются мной из-за красы покупной! Хвалят какую-нибудь во мне германку-сигамбру, - 50 А ведь, бывало, себе слышала я похвалы!.." Горе мне! Плачет она, удержаться не может; рукою, Вижу, прикрыла лицо, щеки пылают огнем, Прежних остатки волос у нее на коленях, ей тяжко, - Горе мое! Не колен были достойны они... 55 Но ободрись, улыбнись: злополучье твое поправимо, Скоро себе возвратишь прелесть природных волос! 15 Зависть! Зачем упрекаешь меня, что молодость трачу, Что, сочиняя стихи, праздности я предаюсь? Я, мол, не то что отцы, не хочу в свои лучшие годы В войске служить, не ищу пыльных наград боевых. 5 Мне ли законов твердить многословье, на неблагодарном Форуме, стыд позабыв, речи свои продавать? Эти не вечны дела, а я себе славы желаю Непреходящей, чтоб мир песни мои повторял. Жив меонийский певец, пока возвышается Ида, 10 Быстрый покуда волну к морю стремит Симоент. Жив и аскреец, пока виноград наливается соком И подрезают кривым колос Церерин серпом. Будет весь мир прославлять постоянно Баттова сына, - Не дарованьем своим, так мастерством он велик. 15 Так же не будет вовек износа котурну Софокла. На небе солнце с луной? - значит, не умер Арат. Раб покуда лукав, бессердечен отец, непотребна Сводня, а дева любви ласкова, - жив и Менандр. Акций, чей мужествен стих, и Энний, еще неискусный, 20 Славны, и их имена время не сможет стереть. Могут ли люди забыть Варрона и первое судно Или как вождь Эсонид плыл за руном золотым? Также людьми позабыт возвышенный будет Лукреций, Только когда и сама сгинет однажды Земля. 25 Титир, земные плоды и Энеевы брани, - читатель Будет их помнить, доколь в мире главенствует Рим. Факел покуда и лук Купидоповым будут оружьем, Будут, ученый Тибулл, строки твердиться твои. Будет известен и Галл в восточных и западных странах, - 30 Вместе же с Галлом своим и Ликорида его. Так: меж тем как скала или зуб терпеливого плуга Гибнут с течением лет, - смерти не знают стихи. Пусть же уступят стихам и цари, и все их триумфы, Пусть уступит им Таг в золотоносных брегах! 35 Манит пусть низкое чернь! А мне Аполлон белокурый Пусть наливает полней чашу кастальской струей! Голову лишь бы венчать боящимся холода миртом, Лишь бы почаще меня пылкий любовник читал! Зависть жадна до живых. Умрем - и она присмиреет. 40 Каждый в меру заслуг будет по смерти почтен. Так, и сгорев на костре погребальном, напек я останусь Жить - сохранна моя будет немалая часть. КНИГА ВТОРАЯ 1 Я и это писал, уроженец края пелигнов, Тот же Овидий, певец жизни беспутной своей. Был то Амура приказ. Уходите, строгие жены, - Нет, не для ваших ушей нежные эти стихи. 5 Пусть читает меня, женихом восхищаясь, невеста Или невинный юнец, раньше не знавший любви. Из молодежи любой, как я, уязвленный стрелою, Пусть узнает в стихах собственной страсти черты И, в изумленье придя, "Как он мог догадаться, - воскликнет, - 10 Этот искусник поэт - и рассказать обо мне?" Помню, отважился я прославлять небесные брани, Гигеса с сотнею рук - да и, пожалуй бы, смог! - Петь, как отмстила Земля и как, на Олимп взгроможденный, Вместе с Оссой крутой рухнул тогда Пелион. 15 Тучи в руках я держал и перун Юпитера грозный, - Смело свои небеса мог бы он им отстоять!.. Что же? Любимая - дверь заперла... И забыл я перуны, Сам Юпитер исчез мигом из мыслей моих. О Громовержец, прости! Не смогли мне помочь твои стрелы: 20 Дверь запертая была молний сильнее твоих. Взял я оружье свое: элегии легкие, шутки; Тронули строгую дверь нежные речи мои. Могут стихи низвести луну кровавую с неба, Солнца белых коней могут назад повернуть. 25 Змеи под властью стихов ядовитое жало теряют, Воды по воле стихов снова к истокам текут, Перед стихом растворяется дверь, и замок уступает, Если он накрепко вбит даже в дубовый косяк. Что мне за польза была быстроногого славить Ахилла? 30 Много ли могут мне дать тот или этот Атрид, Муж, одинаковый срок проведший в боях и в скитаньях, Или влекомый в пыли Гектор, плачевный герой? Нет! А красавица та, чью прелесть юную славлю, Ныне приходит ко мне, чтобы певца наградить. 35 Хватит с меня награды такой! Прощайте, герои С именем громким! Не мне милостей ваших искать. Лишь бы, красавицы, вы благосклонно слух преклонили К песням, подсказанным мне богом румяным любви. 2 Ты, Багоад, приставлен стеречь госпожу... Перемолвить Мне бы два слова с тобой надо по делу... Так вот: В портике дев Данаид вчера я случайно приметил Женщину: взад и вперед - видел - гуляла она. 5 Я в восхищенье послал ей тотчас записочку с просьбой. Краток ответ был: "Нельзя!" - писан дрожащей рукой. И на вопрос: "Почему?" - госпожа мне твоя разъяснила, Что, мол, над нею твоя слишком опека строга... Будь же разумен, о страж, моего не заслуживай гнева: 10 Тем, кто внушает нам страх, смерти желаем, о страж! Глуп ее муж: для чего, я спрошу, охранять так усердно То, что могло б уцелеть и без опеки его? Впрочем, пусть бесится он своему ослепленью в угоду И от чарующей всех пусть целомудрия ждет! 15 Лучше ты дай госпоже немножечко тайной свободы: Ей ты навстречу пойдешь - тем же воздаст и тебе. Только сообщником стань - и рабу госпожа подчинится. Если ж боишься, тогда - не замечай и молчи. Тайно читает письмо? - ей, стало быть, матушка пишет... 20 К ней незнакомец пришел? - встреть, как знакомца, его! Если к подруге пойдет захворавшей (на деле здоровой), Мужа уверь, что больна вправду подруга ее, Если поздненько придет, не томись ожиданьем тревожным, - Голову свесив на грудь, лучше покуда всхрапни. 25 Не любопытствуй узнать, что у льняноодетой Изиды В храме творят; не страшись и театральных рядов... Будет уважен всегда сообщник дел потаенных, Вовремя только смолчать - это же легче всего! Всем-то он мил, весь дом он ведет, не секут его плетью, - 30 Он всемогущ, - а другим - доля презренных рабов. Он, чтобы истину скрыть, перед мужем плетет небылицы. Оба они - господа, оба покорны одной. Хоть и поморщится муж и похмурится, - женская ласка Дело всегда повернет так, как захочет она. 35 Пусть госпожа иногда затевает ссоры с тобою, Плачет притворно; пускай хоть палачом обзовет. Ты возражай, но лишь так, чтоб было легко опровергнуть. Изобретенным грехом подлинный грех прикрывай... Вот и начнут возрастать и почет от людей и доходы... 40 В скорости, действуя так, купишь и волю себе... Видел ты, верно, не раз у доносчиков цепи на шее: Кто вероломен душой, в смрадной темнице сидит... Ищет воды близ воды, к плодам исчезающим рвется Тантал: болтливый язык этим мученьям виной. 45 Пастырь Юноны стерег с чрезмерным рвением Ио, - Рано скончал он свой век, - стала богиней она. Видел я: некто влачил в кандалах посиневшие ноги Только за то, что открыл мужу неверность жены. Мало досталось ему! Двоим навредил он злоречьем: 50 Муж разозлился, молва женщину стала клеймить. Верь, никому из мужей похождения жен не приятны, - Выслушать каждый готов, да не на радость себе. Ежели холоден муж, пропадет твой донос понапрасну; Если он любит жену, ввергнешь ты в горе его. 55 Знай, что вину доказать нелегко, очевидную даже, - От обвиненья спасет благоволенье судьи. Хоть бы и видел он сам, отрицаниям все же поверит, - Лучше глаза обвинит, лучше обманет себя. Слезы увидев жены, он сам заплачет и скажет: 60 "О, мне уплатит сполна этот негодный болтун!" Будет неравной борьба: тебя, побежденного, плети Ждут, а она у судьи, глядь, на коленях сидит! Я не преступник, о нет! Не намерен я смешивать яды. Не простираю руки с грозно блестящим мечом. 65 Только молю, чтобы ты любить мне позволил спокойно, - Можно ль на свете найти просьбу скромнее моей? 3 Горе! Ни муж, ни жена, госпожу ты свою охраняешь, Ты, не могущий вкусить сладость взаимной любви!.. Тот, кто первый лишил ребенка частей детородных, - Должен такую же казнь сам бы за то претерпеть! 5 Просьбам ты стал бы внимать, ты сговорчивей был бы и мягче, Если б когда-нибудь сам раньше любовью пылал. Ты не рожден для езды верховой, для тяжелых доспехов, Сильной рукой не тебе бранные копья метать... Все это - дело мужей, ты мужские оставь упованья, 10 Знай при своей госпоже знамя покорно носи! Верно служи ей, во всем - госпожи благосклонность на пользу. Если утратишь ее, кем же ты будешь и чем? А у нее и лицо и года приглашают к забавам, - Можно ль такой красоте в праздности зря пропадать? 15 Ты хоть как будто и строг, но тебя проведет она все же: Осуществится всегда то, что желанно двоим. Если, однако, верней испробовать просьбы, - мы просим: Ты еще можешь успеть вовремя нам услужить. 4 Я никогда б не посмел защищать развращенные нравы, Ради пороков своих лживым оружьем бряцать. Я признаюсь - коли нам признанье проступков на пользу, - Все я безумства готов, все свои вины раскрыть. 5 Я ненавижу порок... но сам ненавистного жажду. Ах, как нести тяжело то, что желал бы свалить! Нет, себя побороть ни сил не хватает, ни воли... Так и кидает меня, словно корабль на волнах!.. Определенного нет, что любовь бы мою возбуждало, 10 Поводов сотни - и вот я постоянно влюблен! Стоит глаза опустить какой-нибудь женщине скромно, - Я уже весь запылал, видя стыдливость ее. Если другая смела, так, значит, она не простушка, - Будет, наверно, резва в мягкой постели она. 15 Встретится ль строгая мне, наподобье суровых сабинок, - Думаю: хочет любви, только скрывает - горда! Коль образованна ты, так нравишься мне воспитаньем; Не учена ничему - так простотою мила. И Каллимаха стихи для иной пред моими топорны, - 20 Нравятся, значит, мои, - нравится мне и она. Та же и песни мои, и меня, стихотворца, порочит, - Хоть и порочит, хочу ей запрокинуть бедро. Эта походкой пленит, а эта пряма, неподвижна, - Гибкою станет она, ласку мужскую познав. 25 Сладко иная поет, и льется легко ее голос, - Хочется мне поцелуй и у певицы сорвать. Эта умелым перстом пробегает по жалобным струнам, - Можно ли не полюбить этих искуснейших рук? Эта в движенье пленит, разводит размеренно руки, 30 Мягко умеет и в такт юное тело сгибать. Что обо мне говорить - я пылаю от всякой причины, - Тут Ипполита возьми: станет Приапом и он. Ты меня ростом пленишь: героиням древним подобна, - Длинная, можешь собой целое ложе занять. 35 Эта желанна мне тем, что мала: прельстительны обе. Рослая, низкая - все будят желанья мои. Эта не прибрана? Что ж, нарядившись, прекраснее станет. Та разодета: вполне может себя показать. Белая нравится мне, золотистая нравится кожа; 40 Смуглой Венерой и той я увлекаюсь подчас. Темных ли пряди кудрей к белоснежной шее прильнули: Славою Леды была черных волос красота. Светлы они? - но шафраном кудрей Аврора прельщает... В мифах всегда для меня нужный найдется пример. 45 Юный я возраст ценю,, но тронут и более зрелым: Эта красою милей, та подкупает умом... Словом, какую ни взять из женщин, хвалимых в столице, Все привлекают меня, всех я добиться хочу! 5 Нет, не стоит любовь (отойди, Купидон-стрелоносец!), Чтобы так часто я сам к смерти желанной взывал! Все ж призываю я смерть, лишь вспомню, что ты изменила, Ты, рожденная быть вечною мукой моей. 5 О неведенье твоем не на стертых прочел я табличках, Тайным подарком ничьим не был мне выдан твой срам. Если б я мог обвинять, не имея надежд на победу! О я несчастный! Зачем дело так верно мое? Счастлив, кто защищать любимую может отважно, 10 Если сказала она: "Я не виновна ни в чем". С сердцем железным рожден и слишком потворствует горю, Кто над виновной красой ищет кровавых побед... Я же, несчастный, я сам, не пьяный, вино отодвинув, Видел, что делали вы, - думала ты: я дремлю! 15 Видел: движеньем бровей вы много друг другу сказали, Ваши кивки головой были почти как слова. Все говорило - глаза, и вином исписанный молча Стол, и - замена письма - пальцев немой разговор. Вы хоть беседу вели неприметно, я понял, однако, 20 Определенных постиг знаков условную речь... Из-за стола между тем приглашенные многие встали, Лишь оставались два-три позахмелевших юнца. Видел я, как вы уста в поцелуях сливали бесстыдных, - Ясно мне было: у вас льнет и язык к языку. 25 Так молодая сестра не целует строгого брата, - Только любовницы так страстно лобзают мужчин! Феб златокудрый не так целовал, вероятно, Диану; Марса лобзать своего так лишь Венера могла. "Что ты? Как смеешь? - кричу. - Кому отдаешь мое счастье? 30 Я господин, и свои восстановлю я права. Счастье со мною дели, делить его буду с тобою, - К нашим богатствам зачем третьего нам допускать?" Так я сказал, - мне страданье мое диктовало, и вижу: У виноватой лицо краской стыда залилось. 35 Был то румянец небес, озаренных супругой Тифона, Или невесты, впервой встретившей взор жениха. Розы румянцем таким меж лилий горят или, силясь Завороженных коней сдвинуть, алеет Луна; Иль ассирийская кость, которую красят лидянки, 40 Чтобы с течением лет не пожелтела она. Так и подруга моя, - иль подобно тому, - заалелась, - Только прекрасней она в жизни бывала едва ль! Молча потупила взор - хорошела с потупленным взором! Грустным стало лицо - грустной была хороша! 45 Волосы рвать у нее (как убраны были искусно!) Был я готов, оскорбить нежные щеки ее, - Но лишь взглянула - и вмиг мои храбрые руки повисли: Так защитилась она женским оружьем своим. Только что был я в сердцах - и вдруг на коленях взмолился, 50 Чтоб холодней, чем его, не целовала меня... И улыбнулась, и как от души целовать меня стала, - Гневный Юпитер и тот свой уронил бы перун! Мучусь: другой ощутил всю сладость ее поцелуев... Нет, не хочу, чтоб и он сладко тебя целовал! 55 Стали искусней они, чем те, каким обучал я, - Новое что-то она явно добавила к ним. Горе, что так они нравились мне, что язык мой твоими Весь был губами зажат, твой же моими язык... Но не об этом одном я печалюсь, не слишком пеняю 60 На поцелуи твои, - хоть и пеняю на них... Но научиться таким возможно только в постели... Кто ж эту плату с нее за обучение взял? 6 Днесь попугай-говорун, с Востока, из Индии родом, Умер... Идите толпой, птицы, его хоронить. В грудь, благочестья полны, пернатые, крыльями бейте, Щечки царапайте в кровь твердым кривым коготком! 5 Перья взъерошьте свои; как волосы, в горе их рвите; Сами пойте взамен траурной длинной трубы. Что, Филомела, пенять на злодейство фракийца-тирана? - Много уж лет утекло, жалобе смолкнуть пора. Лучше горюй и стенай о кончине столь редкостной птицы! 10 Пусть глубоко ты скорбишь, - это давнишняя скорбь. Все вы, которым дано по струям воздушным носиться, Плачьте! - и первая ты, горлинка: друг он тебе. Рядом вы прожили жизнь в неизменном взаимном согласье, Ваша осталась по гроб долгая верность крепка. 15 Чем молодой был фокидец Пилад для аргосца Ореста, Тем же была, попугай, горлинка в жизни твоей. Что твоя верность, увы? Что редкая перьев окраска, Голос, который умел всяческий звук перенять? То, что, едва подарен, ты моей госпоже полюбился? 20 Слава пернатых, и ты все-таки мертвый лежишь... Перьями крыльев затмить ты хрупкие мог изумруды, Клюва пунцового цвет желтый шафран оттенял. Не было птицы нигде, чтобы голосу так подражала. Как ты, слова говоря, славно картавить умел! 25 Завистью сгублен ты был, - ты ссор затевать не пытался. Был от природы болтлив, мир безмятежный любил... Вот перепелки - не то; постоянно друг с другом дерутся, - И потому, может быть, долог бывает их век. Сыт ты бывал пустяком. Порой из любви к разговорам, 30 Хоть изобилен был корм, не успевал поклевать. Был тебе нищей орех или мак, погружающий в дрему, Жажду привык утолять ты ключевою водой. Ястреб прожорливый жив, и кругами высоко парящий Коршун, и галка жива, что накликает дожди; 35 Да и ворона, чей вид нестерпим щитоносной Минерве, - Может она, говорят, девять столетий прожить. А попугай-говорун погиб, человеческой речи Отображение, дар крайних пределов земли. Жадные руки судьбы наилучшее часто уносят, 40 Худшее в мире всегда полностью жизнь проживет. Видел презренный Терсит погребальный костер Филакнйца; Пеплом стал Гектор-герой - братья остались в живых... Что вспоминать, как богов за тебя умоляла хозяйка В страхе? Неистовый Нот в море моленья унес... 45 День седьмой наступил, за собой не привел он восьмого, - Прялка пуста, и сучить нечего Парке твоей. Но не застыли слова в коченеющей птичьей гортани, Он, уже чувствуя смерть, молвил: "Коринна, прости!.." Под Елисейским холмом есть падубов темная роща; 50 Вечно на влажной земле там зелена мурава. Там добродетельных птиц - хоть верить и трудно! - обитель; Птицам зловещим туда вход, говорят, запрещен. Чистые лебеди там на широких пасутся просторах, Феникс, в мире один, там же, бессмертный, живет; 55 Там распускает свой хвост и пышная птица Юноны; Страстный целуется там голубь с голубкой своей. Принятый в общество их, попугай в тех рощах приютных Всех добродетельных птиц речью пленяет своей... А над костями его - небольшой бугорочек, по росту, 60 С маленьким камнем; на нем вырезан маленький стих: "Сколь был я дорог моей госпоже - по надгробию видно. Речью владел я людской, что недоступно для птиц". 7 Значит, я буду всегда виноват в преступлениях новых? Ради защиты вступать мне надоело в бои. Стоит мне вверх поглядеть в беломраморном нашем театре, В женской толпе ты всегда к ревности повод найдешь. 5 Кинет ли взор на меня неповинная женщина молча, Ты уж готова прочесть тайные знаки в лице. Женщину я похвалю - ты волосы рвешь мне ногтями; Стану хулить, говоришь: я заметаю следы... Ежели свеж я на вид, так, значит, к тебе равнодушен; 10 Если не свеж - так зачах, значит, томясь по другой... Право, уж хочется мне доподлинно быть виноватым: Кару нетрудно стерпеть, если ее заслужил, Ты же винишь меня зря, напраслине всяческой веришь, - Этим свой собственный гнев ты же лишаешь цены. 15 Ты погляди на осла, страдальца ушастого вспомни: Сколько его ни лупи, - он ведь резвей не идет... Вновь преступленье: с твоей мастерицей по части причесок, Да, с Кипассидою мы ложе, мол, смяли твое! Боги бессмертные! Как? Совершить пожелай я измену, 20 Мне ли подругу искать низкую, крови простой? Кто ж из свободных мужчин захочет сближенья с рабыней? Кто пожелает обнять тело, знававшее плеть? Кстати добавь, что она убирает с редким искусством Волосы и потому стала тебе дорога. 25 Верной служанки твоей ужель домогаться я буду? Лишь донесет на меня, да и откажет притом... Нет, Венерой клянусь и крылатого мальчика луком: В чем обвиняешь меня, в том я невинен, - клянусь! 8 Ты, что способна создать хоть тысячу разных причесок; Ты, Кипассида, кому только богинь убирать; Ты, что отнюдь не простой оказалась в любовных забавах; Ты, что мила госпоже, мне же и вдвое мила, - 5 Кто же Коринне донес о тайной близости нашей? Как разузнала она, с кем, Кипассида, ты спишь? Я ль невзначай покраснел?.. Сорвалось ли случайной слово С губ и невольно язык скрытую выдал любовь?.. Не утверждал ли я сам, и при этом твердил постоянно, 10 Что со служанкой грешить - значит лишиться ума? Впрочем... к рабыне пылал, к Брисеиде, и сам фессалиец; Вождь микенский любил Фебоиу жрицу - рабу... Я же не столь знаменит, как Ахилл или Тантала отпрыск, - Мне ли стыдиться того, что не смущало царей? 15 В миг, когда госпожа на тебя взглянула сердито, Я увидал: у тебя краской лицо залилось. Вспомни, как горячо, с каким я присутствием духа Клялся Венерой самой, чтоб разуверить ее! Сердцем, богиня, я чист, мои вероломные клятвы 20 Влажному ветру вели в дали морские умчать... Ты же меня наградить изволь за такую услугу: Нынче, смуглянка, со мной ложе ты вновь раздели! Неблагодарная! Как? Головою качаешь? Боишься? Служишь ты сразу двоим, - лучше служи одному. 25 Если же, глупая, мне ты откажешь, я все ей открою, Сам в преступленье своем перед судьей повинюсь; Все, Кипассида, скажу: и где и как часто встречались; Все госпоже передам: сколько любились и как... 9 Ты, Купидон, никогда, как видно, гнев не насытишь. Мальчик беспечный, приют в сердце нашедшим моем! Что обижаешь меня? Знамен твоих я ни разу Не покидал, а меж тем ранен я в стане своем! 5 Что ж ты огнем опаляешь друзей и пронзаешь стрелами? Право же, большая честь в битве врагов побеждать... Тот гемонийский герой, пронзив копьем своим друга, Не оказал ли ему тотчас врачебных услуг? Ловчий преследует дичь, но только поймает, обычно 10 Зверя бросает, а сам к новой добыче спешит. Мы, твой покорный народ, от тебя получаем удары, А непокорных врагов лук твой ленивый щадит... Стрелы к чему притуплять об кожу да кости? Любовью В кожу да кости, увы, я уж давно превращен. 15 Мало ль мужчин живет без любви и мало ли женщин? Лучше ты их побеждай - славный заслужишь триумф. Рим, когда бы на мир огромных полчищ не двинул, Так и остался б селом с рядом соломенных крыш... Войн, когда он устал, получает участок земельный. 20 В старости конь скаковой праздно пасется в лугах. В длинных доках стоят корабли, приведенные с моря, И гладиатора меч на деревянный сменен. Значит, и мне, служаке в строю у любви и у женщин, Дать увольненье пора, чтоб беззаботно пожить. 9а Если "Живи без любви!" мне бог какой-нибудь скажет, - О, я взмолюсь: до того женщина - сладкое зло. Только пресыщусь, едва прекратится пылание страсти, Вихрь куда-то опять бедную душу стремит. 5 Так, если конь понесет, стремглав помчит господина, Пеной покрытой узде не удержать уж коня. Так близ самой земли, у входа в надежную гавань, Бури внезапный порыв в море уносит корабль. Вот как я вечно гоним Купидона неверным дыханьем! 10 Снова знакомой стрелой целит румяный Амур. Что же, стреляй! Я оружье сложил, я стою обнаженный. В этих боях ты силен, не изменяет рука. Как по приказу, в меня попадают без промаха стрелы, - Стал я привычней для них, чем их привычный колчан. 15 Трижды несчастен тот, кто бездействия выдержать может Целую ночь и сочтет лучшей наградою сон. Глупый! Что же есть сон, как не смерти холодной подобье? Волею неба вкушать долгий мы будем покой... Лишь бы мне лгали уста подруги, обманщицы милой, - 20 Мне бы надежда и та радости много дала. Ласково пусть болтает со мной, затевает и ссоры, То утоляет мой пыл, то отвергает мольбы. Марс переменчив, но в том виноват его пасынок резвый, - Лишь по примеру его Марс обнажает свой меч. 25 Ветрен ты, мальчик, своих намного ты ветреней крыльев: Радость нам дать и отнять - все это прихоть твоя. Если ты просьбе моей с божественной матерью внемлешь, В сердце моем навсегда царство свое утверди. Женщины пусть - легкомысленный сонм - признают владыку, - 30 Будешь ты в мире тогда ими и нами почтен. 10 Помнится, ты, мой Грецин... да, именно ты говорил мне, Будто немыслимо двух одновременно любить. Из-за тебя я в беде: безоружен был - и попался; Стыдно сознаться - но двух одновременно люблю. 5 Обе они хороши, одеваются обе умело, Кто же искусней из них, было бы трудно решить. Эта красивее той... а та красивее этой. Эта приятнее мне... нет, мне приятнее та... Две меня треплют любви, как челн - два встречные ветра. Мчусь то туда, то сюда, - надвое вечно разъят. Стоит ли муки мои без конца умножать, Эрицина? Женщины мало ль одной мне для сердечных забот? Нужно ли звезд прибавлять и так полнозвездному небу Или деревьям - листвы, морю глубокому - вод? 15 Лучше, однако, хоть так, чем хиреть без любви одиноко, - Я пожелал бы врагу в строгости жить, без любви. Я пожелал бы врагу одиноко лежать на постели, Где не мешает ничто, где ты свободно простерт. Нет, пусть ярость любви прерывает мой сон неподвижный! 20 Лишь бы не быть одному грузом кровати своей... Пусть истощает мой пыл, запретов не зная, подруга, - Если одна - хорошо; мало одной - так и две! Члены изящны мои, однако нимало не слабы; Пусть мой вес невелик, жилисто тело мое. 25 Крепости чреслам моим добавляет еще и желанье, - В жизни своей никогда женщины я не подвел. Часто в забавах любви всю ночь проводил, а наутро. Снова к труду был готов, телом все так же могуч. Счастлив, кого сокрушат взаимные битвы Венеры! 30 Если б по воле богов мог я от них умереть! Пусть бестрепетно грудь подставляет вражеским стрелам Воин, - бессмертье себе он через смерть обретет. Алчный пусть ищет богатств и пусть, в кораблекрушенье, Влаги, изъезженной им, ртом своим лживым хлебнет! 35 Мне же да будет дано истощиться в волнениях страсти, Пусть за любовным трудом смерть отпускную мне даст, И со слезами пускай кто-нибудь на моем погребенье Скажет: "Кончина твоя жизни достойна твоей!" 11 Полные бедствий пути по волнам изумленного моря Первой указаны нам той пелионской сосной, Что меж сходящихся скал переправить когда-то бесстрашно Дивного агнца смогла с огненно-рыжим руном. 5 Если бы, людям в пример, - чтобы весла морей не смущали, - Арго тогда, затонув, гибельной влаги глотнул!.. Скоро готовится плыть по неверной дороге Коринна, Ложе покинув свое, бросив домашних богов. Горе мне! Буду теперь и зефиров и эвров бояться, 10 Страшен мне злобный Борей, страшен незлобивый Нот! Ни городов, ни лесов твой взор восхищенный не встретит: Однообразно синя моря коварного гладь. Раковин тонких там нет, и камешков нет разноцветных, - Взор привлекают они только на влажном песке. 15 Девушки! На берегу оставляйте следы белоснежных Ног! Верна лишь земля, прочие темны пути. Как возмущается хлябь, меж Скиллой кипя и Харибдой; В бой как вступают ветра, как из пучины торчат Скалы Керавнии, как Большую и Малую Сирту 20 Тайно скрывает залив, - пусть вам расскажет другой. Дайте ему говорить; рассказам вы можете верить, - Тем, кто слушает их, буря сама не грозит. Поздно жалеть о земле, когда уже сняты причалы И крутобокий корабль мчится в соленый простор, 25 И озабочен моряк, враждебных боящийся ветров, Видя, что гибель его - ближе пучины самой. Стоит Тритону хоть раз взволновать глубины морские, О, как мгновенно сбежит краска с лица твоего! К милости будешь взывать близнецов сияющих Леды, 30 Скажешь: "Как счастливы те, кто не расстался с землей!" Много спокойней лежать на постели, почитывать книжку, Кончиком пальца струну лиры фракийской цеплять... Если ж советы мои ни к чему, и крылатые бури Их разнесут, - да хранит твой Галатея корабль! 35 Сгинет такая краса в волнах - кто будет виновен? Вы, нереиды, и ты, влажный отец нереид! Помни всегда обо мне, возвращайся с ветром попутным, Грудью он полною пусть дышит в ветрила твои! Море великий Нерей пусть к этому берегу клонит! 40 Ветры, стремитесь сюда! Воды, гоните волну! Небо моли, чтоб зефиры сильней напрягали полотна, Собственной нежной рукой вздутые правь паруса! Столь мне знакомый корабль я с берега первый примечу 45 И, увидав, прошепчу: "Едет мое божество!" И на плечах я тебя понесу, и меня зацелуешь Бурно, и, помня обет, жертву в тот день заколю. Мягкий приморский песок перед нами раскинется ложем, Может любой бугорок столиком вам послужить. Много тогда за вином мне разностей разных расскажешь, 50 Все: как чуть-чуть не погиб в море открытом корабль; Как ты спешила ко мне и как ни ненастные ночи, Ни взбушевавшийся Нот не устрашали тебя... Все я за правду приму, хоть будешь рассказывать басни, - Разве желанным своим нам не позволено льстить? 55 Лишь бы, гоня во всю прыть, в безоблачном небе сияя, Мне Светоносец скорей день долгожданный принес! 12 Я победил! Увенчайте мне лоб, триумфальные лавры! Да! Я Коринну держу крепко в объятьях своих. А ведь и муж, и привратник, и дверь, и враги мои скопом - Все стерегли, чтоб ее хитростью взять не могли. 5 Между победами те особливо достойны триумфа, Где мы добычу берем, крови ее не пролив. Что города, окруженные рвом неглубоким, и стены Низкие! Ловкий стратег, женщину я покорил! Пал Пергам наконец, не выдержав долгой осады, - 10 Братьям Атридам тогда много ль досталось хвалы? Славу же ныне мою ни один не оспорит соперник, И триумфатором звать должно меня одного. Был я и воин и вождь, - и цели достиг я желанной! - Пешим и конным бойцом, и знаменосцем я был. 15 Не примешала судьба и случайных к делу препятствий... Осуществись же, триумф, плод ухищрений моих! Повод борьбы моей стар: в Европе и в Азии был бы Мир, когда б не увез Тиндара дочь Приамид, Женщина полуконей и диких лапифов когда-то, 20 Разгоряченных вином, в мерзостной драке свела. Женщина сделала то, что троянцы затеяли войны Также и в царстве твоем, о правосудный Латин. Женщина в годы, когда в зачатке был Град, натравила Римлян на тестей - и вот лютая вспыхнула брань. 25 Видел я сам, как быки из-за белой супруги сражались, - Телка глядела на них и возбуждала их пыл... Так вот и мне Купидон, бойцу своему рядовому, Воинский стяг свой поднять - но без убийства! - велел. 13 Бремя утробы своей безрассудно исторгла Коринна И, обессилев, лежит. С жизнью в ней борется смерть. Втайне решилась она на опасное дело; я вправе Гневаться... Только мой гнев меньше, чем страх за нее. 5 Все же она понесла - от меня, я так полагаю. Впрочем, порой я готов верным возможное счесть... Матерь Изида, чей край - плодородные пашни Канона, И Паретоний, и Фар с рощами пальм, и Мемфис, Чьи те равнины, где Нил, по широкому руслу скатившись, 10 Целой седмицей ворот к морю выносит волну! Систром твоим заклинаю тебя и Анубиса ликом: Вечно Озирис честной пусть твои таинства чтит, Пусть не поспешно змея проползает вокруг приношений, В шествии рядом с тобой Апис рогатый идет! 15 Взор свой сюда обрати, в одной двоих ты помилуй: Жизнь госпоже возврати, мне же - она возвратит. Часто в Изидины дни тебе она в храме служила, Галлы-жрецы между тем кровью пятнали твой лавр. Ты ведь жалеешь всегда беременных женщин, которым 20 Груз потаенный напряг гибкость утративший стан. Будь благосклонна, внемли, о И