Ей лейтенант, склоненный перед нею. Ах! Для него забыть она б могла Кровавой славы грозные дела! 61 Когда улыбкой первой озарились Царицы благосклонные черты, Придворные мгновенно оживились, Как вспрыснутые дождиком цветы, Когда же на Жуана обратились Ее глаза с небесной высоты, То все застыли в сладком ожидании, Стараясь упредить ее желания. 62 Конечно, ожирения следы Лицо ее приятное носило; На зрелые и сочные плоды Она в своем расцвете походила Любовникам за нежные труды Она не только золотом платила; Амура векселя могла она По всем статьям оплачивать сполна. 63 Награда за услугу и геройство Приятна, но царица, говорят, Имела столь пленительные свойства, Что привлекать могла б и без наград! Но царских спален таково устройство, Что завсегдатая их всегда богат, - Она мужчин любила и ценила, Хоть тысячи их в битвах уложила. 64 Вы говорите, что мужчина странен? А женщина еще того странней: Как легкий ум ее непостоянен! Как много разных прихотей у ней! Сегодня - взор слезою затуманен, А завтра - зимней вьюги холодней Чему тут верить? Чем вооружиться? А главное - на что тут положиться? 65 Екатерина - ох! Царица - ах! Великим междометья подобают: В любви и в государственных делах Они смятенье духа выражают, Хоть было лестно ей узнать, что в прах Повержен враг, что Измаил пылает, Всему могла царица предпочесть Того, кто ей доставил эту весть. 66 Шекспировский Меркурий опустился "На грудь горы, лобзавшей облака", - И мой герой Меркурием явился. "Гора" была, конечно, высока, Но лейтенант отважный не смутился; Любая круча в юности легка, Не разберешься в вихре нежной бури, Где небо, где гора, а где Меркурий. 67 Вверх глянул он, вниз глянула она. В нем каждое ей нравилось движенье. Ведь сила Купидонова вина Великое рождает опьяненье. Глотками пей иль сразу все до дна - От этакого зелья нет спасенья: Магическая сила милых глаз Все, кроме слез, испепеляет в нас. 68 А он? Не знаю, полюбил ля он, Но ощутил тревожную истому И был, что называется, польщен. Ведь многим страсть подобная знакома, Когда талант бывает поощрен Восторгами влиятельного дома В лице красивой дамы средних лет, Чье мненье уважает высший свет. 69 Притом и возраст был его такой, В котором возраст женщин безразличен. Как Даниил во львином рву, герой В страстях и силе был неограничен И утолять природный пламень свой При всяких обстоятельствах привычен. Так утоляет солнце страстный зной В больших морях и в лужице любой. 70 Екатерина, следует сказать, Хоть нравом и была непостоянна, Любовников умела поднимать Почти до императорского сана Избранник августейший, так сказать, Был только по обряду невенчанный И, наслаждаясь жизнью без забот, О жале забывал, вкушая мед. 71 Сюда прибавь изящные манеры, Глаза, в которых разум отражен - Они, прошу прощенья, были серы, Но этот цвет хорош, коль взор умен. Тому великолепные примеры - Мария Стюарт и Наполеон, Да и глаза Паллады непокорные - Никак не голубые и не черные. 72 Ее улыбка, плавность полноты И царственная прихоть предпочтенья Столь мужественным формам красоты Каким не отказала б в иждивенье И Мессалина, все ее черты, Ее живое, сочное цветенье - Все это вместе, что и говорить, Могло мальчишке голову вскружить. 73 А всякая любовь, как состоянье, Тщеславна от начала до конца. (Я исключаю случаи страданья, Когда неукротимые сердца Вдруг загорятся жаждой обладанья От преходящей прелести лица, За что философ - прочим в назиданье - Назвал любовь "пружиной мирозданья"). 74 Мы любим от мечтательной тоски И платонически и как супруги (Для рифмы говоря - "как голубки": Я знаю, смысл и рифма - не подруги, И слишком часто смыслу вопреки Рифмачества убогие потуги В стихи вставляют слово... Как тут быть?), Но я хочу о чувствах говорить! 75 Стремленье к совершенству познаем Мы все в томленье плоти ежечасном, В стремленье тела слиться с божеством, Являющимся в облике прекрасном. Блаженный миг! О, как его мы ждем С волненьем лихорадочным и страстным, А суть ведь в том, что это - путь прямой, Чтоб бренной плотью дух облечь живой. 76 Я дорожу любовью платонической, Ей первенство по праву надлежит; Вторую я назвал бы "канонической", Поскольку церковь к ней благоволит; Но третий вид - поистине классический - Во всем крещеном мире знаменит; Сей вид союза можно без опаски Назвать лукаво браком в полумаске. 77 Но полно, полно, ждет меня рассказ. Царицыны любовь иль вожделенье Жуану льстили. Странно - всякий раз, Когда про эти думаю явленья, Не замечает мой привычный глаз Различья между ними; без сомненья, Царица страстной женщиной была И не скромней швеи себя вела... 78 Придворные шептались, - правда, чинно, - К ушам соседа приложив уста, У фрейлин старых морщились морщины, "А юные, которых красота Еще цвела, сочувственно-невинно Смеялись меж собой. Но неспроста Все гренадеры, первенцы удачи, Молчали, от досады чуть не плача. 79 Лукавые заморские послы Осведомлялись - кто сей отрок новый, Который пробирается в орлы, Которому уже почти готовы И должности, и пышные хвалы, И награждений дождь многорублевый, И ордена, и ленты, и к тому ж Дарения десятков тысяч душ! 80 Она была щедра; любовь такая Всегда щедра! И, к сердцу путь открыв, Она во всем счастливцу потакает, Все прихоти его предупредив. Хотя жена была она плохая, Но, строго Клитемнестру осудив, Скажу: не лучше ль одному скончаться, Чем вечно двум в оковах оставаться? 81 Екатерина всем давала жить, С ней нашу не сравнить Елизавету Полуневинную; скупясь платить, Всю жизнь скучала королева эта. Избранника могла она казнить И горевать о нем вдали от света... Подобный метод флирта глуп и зол, Он унижает сан ее и пол. 82 Закончился прием. Пришли в движенье Придворные, пристойно расходясь. Шуршали платья в шелковом волненье. Вокруг Жуана ласково теснясь, Послы передавали поздравленья Своих монархов. Сразу поднялась Сумятица восторгов; даже дамы Ему любовь высказывали прямо. 83 Вокруг себя увидел мой герой Все формы лести самой непритворной - И что же? Этой праздною игрой Уже он забавлялся, как придворный: Особ высоких созерцая строй, Он кланялся, любезный и покорный, Как знамя красоту свою неся, Манерами чаруя всех и вся. 84 Екатерина всем понять дала, Что в центре августейшего вниманья Стал лейтенант прекрасный. Без числа Он принимал придворных излиянья, Потом его с собою увела Протасова, носившая названье Секретной eprouveuse* - признаюсь, Перевести при музе не решусь. {* Испытательница (франц.).} 85 Обязанности скромно подчинясь, Он удалился с ней - и я, признаться, Хотел бы удалиться: - мой Пегас Еще не утомился, может статься, Но, право, искры сыплются из глав, И мысли как на мельнице кружатся. Давно пора и мозг и нервы мне Подправить в деревенской тишине. ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ 1 Когда однажды, в думу погружен, Увидел Ньютон яблока паденье, Он вывел притяжения закон Из этого простого наблюденья. Впервые от Адамовых времен О яблоке разумное сужденье С паденьем и с законом тайных сил Ум смертного логично согласил. 2 Так человека яблоко сгубило, Но яблоко его же и спасло, - Ведь Ньютона открытие разбило Неведенья мучительное зло. Дорогу к новым звездам проложило И новый выход страждущим дало. Уж скоро мы, природы властелины, И на луну пошлем свои машины! 3 К чему тирада эта? Просто так! Я ваял перо, бумагу и чернила, Задумался, и - вот какой чудак! Фантазия во мне заговорила! Я знаю, что поэзия - пустяк, Что лишь наука - действенная сила, Но все же я пытаюсь, ей вослед, Чертить движенье вихрей и комет. 4 Навстречу вихрям я всегда бросался, Хотя мой телескоп и слаб и мал, Чтоб видеть звезды. Я не оставался На берегу, как все. Я воевал С пучиной вечности. Ревя, вздымался Навстречу мне неукротимый вал, Губивший корабли; но шторма сила Меня и крепкий челн мой не страшила. 5 Итак, Жуана, как героя дня, Заря фаворитизма ослепляла, Прекрасными надеждами маня; О прочем музы знают очень мало, Хоть на посылках музы у меня. Условность этикета допускала Их лишь в гостиные, и было им Не уследить за юношей моим. 6 Но ясно нам, что, крылышки имея, Он полетит, как голубь молодой Ив книги псалмопевца - иудея. Какой старик" усталый я седой, Далеко от земли парить не смея Унылой подагрической мечтой, Не предпочел бы все же с сыновьями Вздыхать, а не кряхтеть со стариками? 7 Но все пройдет. Страстей спадает зной, И даже реки вдовьих слез мелеют, Как Арно жарким летом, а весной Клокочет он, бурлит и свирепеет, Огромно поле горести земной, Но и веселья нива не скудеет, Лишь был бы пахарь, чтобы стать за плуг И наново вспахать весенний луг. 8 Но часто прерывает воздыханья Зловещий кашель; о, печальный вид, Когда рубцами раннего страданья Лилейный лоб до времени изрыт, Когда румянца жаркое пыланье, Как небо летним вечером, горит! Сгорают все - мечтой, надеждой, страстью - И умирают, это тоже счастье! 9 Но умирать не думал мой герой, Он был, наоборот, в зените славы И вознесен причудливой игрой Луны и женской прихоти лукавой. Но кто вздыхает летнею порой О будущей зиме? Обычай здравый - Побольше греться в солнечные дни, Чтоб на зиму запомнились они. 10 Жуана свойства дамы средних лет Скорее, чем девицы, замечали; У молодых к любви привычки нет, Они ее по книжкам изучали - Их помыслы мутит любой поэт Причудами лирической печали. Ах! Возраст милых женщин, мнится мне, Высчитывать бы надо по луне! 11 Как и луна, они непостоянны, Невинны и лукавы, как луна; Но на меня клевещут непрестанно, Что фраза каждая моя грешна И - это пишет Джеффри, как ни странно, - "Несдержанна и вкуса лишена". Но все нападки Джеффри я прощаю: Он сам себе простит, я полагаю. 12 Уж если другом стал заклятый враг, Он должен честно другом оставаться: В подобных случаях нельзя никак Нам к ненависти прежней возвращаться, Мне эта ненависть противна, как Чесночный запах, но остерегаться Прошу вас: нет у нас врагов страшней, Чем жены и подруги прошлых дней. 13 Но нет пути обратно ренегатам; Сам Саути, лжец, пройдоха и лакей, Из хлева, где слывет лауреатом, Не возвратится к юности своей, Когда был реформатором завзятым. По мненью всех порядочных людей, Честить того, кто не в чести, - бесчестие, Да будет это подлецам известно! 14 И критик и юрист обречены Рассматривать безжалостно и хмуро С невыгодной обратной стороны И человека и литературу. Им все людские немощи видны, Они отлично знают процедуры И, как хирурги, вскрыв любой вопрос, Суют нам суть явлений прямо в нос. 15 А кто юрист? Моральный трубочист, Но должность у него похуже даже! Он часто сам становится нечист От нравственной неистребимой сажи; Из тридцати едва один юрист Нам душу незапятнанной покажет. Но ты, мой честный критик и судья, Ты так же чист, как Цезарь, - знаю я! 16 Оставим наши прежние разлады, Мой милый Джеффри; это пустяки! Марионеткой делаться не надо, Внимая праздных критиков свистки. Вражда прошла, и пали все преграды. Я пью за "Auld Lang Syne"* и за стихи, За то, что я, в лицо тебя не зная, Тебя судьею честным почитаю. {* "Доброе старое время", "давние времена" (шотл.).} 17 И если мне за родину мою С тобою пить, быть может, не случится, Я с Вальтер Скоттом чашу разопью В его почтенной северной столице. Я снова годы детства узнаю. Я снова рад беспечно веселиться; В Шотландии родился я и рос, И потому растроган я до слез. 18 Я вижу снова цепи синих гор, Луга, долины, светлые потоки, Береты, пледы, непокорный взор - Младенческой романтики уроки! И Дий, и Дон я помню до сих пор, И мост Балгунский, черный и высокий, И "Auld Lang Syne", как отблеск юных дней, Сияет снова в памяти моей. 19 Не поминайте ж мне, что я когда - то, В приливе бурных юношеских сил, С досады оскорбил насмешкой брата, Когда меня он слишком раздразнил. Признаться, мы ведь оба виноваты, И я не мог сдержать драчливый пыл: Во мне шотландца сердце закипело, Когда шотландца брань меня задела. 20 Я не сужу, реален или нет Мой Дон-Жуан, да и не в этом дело - Когда умрет ученый иль поэт, Что в нем реальней - мысли или тело? Причудливо устроен белый свет! Еще пытливость наша не сумела Решить проблему вечности, и нам Невнятна суть вещей ни здесь, ни там. 21 Жуан мой стал российским дворянином, Не спрашивайте, как и почему, - Балы, пиры, изысканные вина Согрели даже русскую зиму! В такой момент способны ли мужчины Противиться соблазну своему? Подушке даже лестно я приятно Лежать на царском троне, вероятно. 22 Жуану льстила царская любовь; Хотя ему порой бывало трудно, Не, будучи и молод и здоров, Справлялся он с обязанностью чудно; Он цвел, как деревце, и был готов Любить, блистать, сражаться безрассудно. Лишь в старости унылой и скупой Всего дороже деньги и покой. 23 Но, видя (что отнюдь не удивительно!) Заманчиво-опасные примеры, Он начал наслаждаться расточительно И пользоваться жизнью свыше меры. Оно и для здоровья ощутительно; Слаб человек, а во хмелю карьеры Себялюбив становишься порой, И сердце покрывается корой. 24 Я рад заняться нашей странной парой; Но офицера юного союз С императрицей, в сущности нестарой, Подробно описать я не решусь. Не восстановит молодости чары Ни власть монарха, ни усердье муз. Морщины - эти злые демократы - Не станут льстить ни за какую плату! 25 А Смерть - владыка всех земных владык, Вселенский Гракх - умело управляет. Любого как бы ни был он велик, Она своим законам подчиняет Аграрным. И вельможа и мужик Надел один и тот же получают, Безропотно реформе подчинясь, - И никакой не спорит с нею князь. 26 Жуан мой жил, не тяготясь нимало, В чаду безумств, балов и баловства, В стране, где все же иногда мелькала Сквозь тонкие шелка и кружева Медвежья шкура. Роскошь обожала Российская, - подобные слова, Быть может, неприличны для царицы, - Российская венчанная блудница. 27 О чем же мне писать? Кого судить? Как сложен мой роман замысловатый! Притом я сам готов уже вступить В сей Дантов лес, дремучий и проклятый, Где лошадей приходится сменить И, умеряя жизненные траты, В последний раз на молодость взглянуть - Смахнуть слезу и... грань перешагнуть! 28 Я вспоминать об этом не хочу, Но одержим сей мыслью бесполезной; Так скалы покоряются плющу, А любящим устам - уста любезной. Я знаю, скоро и мою свечу Погасит ветер, веющий из бездны. Но полно! Не хочу морочить свет! Я все же не философ, а поэт. 29 Заискивать Жуану не случалось; Другие все заискивали в нем. Его порода всем в глаза бросалась, Как в жеребце хорошем племенном. В нем красота отлично сочеталась С мундиром; он сиял в мундире том, Как солнце. Расцветал он, как в теплице, От милостей стареющей царицы. 30 Он написал в Испанию к родным, И все они, как только услыхали, Что он судьбою взыскан и любим, - Ему ответы сразу написали. Иные в предвкушенье русских зим Мороженым здоровье укрепляли, Твердя, что меж Мадридом и Москвой Различья мало - в шубе меховой! 31 Премудрая Инеса с одобреньем О процветанье первенца прочла. Он бросил якорь с подлинным уменьем, Исправив сразу все свои дела; Его благоразумным поведеньем Инеса нахвалиться не могла И впредь ему советовала нежно Держаться так же мудро и прилежно. 32 Вручала, по обычаю отцов, Его судьбу мадонне и просила Не забывать в стране еретиков Того, чему религия учила; Об отчиме, не тратя лишних слов, И о рожденье братца сообщила И в заключенье - похвалила вновь Царицы материнскую любовь. 33 Она бы этих чувств не одобряла И не хвалила, но царицын сан, Ее лета, подарки - все смиряло Злословие, как верный талисман. Притом себя Инеса уверяла, Что в климате таких холодных стран Все чувства замирают в человеке, Как тяжким льдом окопанные реки. 34 О, дайте сорок мне поповских сил Прославить Лицемерие прекрасное, - Я б гимны Добродетели трубил, Как сонмы херувимов сладкогласные! И в бабушкин рожок я б не забыл Трубить хвалы: глуха была, несчастная, А все внучат любила заставлять Божественные книги ей читать. 35 В ней было лицемерия не много; Всю жизнь она попасть мечтала в рай И ревностно выплачивала богу Свой маленький, но неизменный пай. Расчет разумный, рассуждая строго" Кто заслужил, тому и подавай! Вильгельм Завоеватель без стесненья Использовал сей принцип поощренья. 36 Он отобрал, не объяснив причин, Обширные саксонские владенья И роздал, как хороший господин, Норманнам за усердное служенье. Сия потеря сотен десятин Несчастных саксов ввергла в разоренье, Норманны, впрочем, на земле своей, По счастью, понастроили церквей. 37 Жуан, как виды нежные растений, Суровый климат плохо выносил (Так не выносят короли творений. Которые не Саути настрочил). Быть может, в вихре зимних развлечений На льду Невы о юге он грустил? Быть может, забывая долг для страсти, - Вздыхал о Красоте в объятьях Власти? 38 Быть может... Но к чему искать причину? Уж если заведется червячок, Он не щадит ни возраста, ни чина И точит жизни радостный росток. Так повар заставляет господина Оплачивать счета в законный срок, И возражать на это неуместно: Ты кушал каждый день? Плати же честно! 39 Однажды он почувствовал с утра Озноб и сильный жар. Царица, в горе, Врача, который пользовал Петра, К нему послала. С важностью во взоре, К великому смятению двора, Жуана осмотрев, сказал он вскоре, Что частый пульс, и жар, и ломота Внушают спасенья неспроста! 40 Пошли догадки, сплетни, обсужденья. Иные на Потемкина кивали, Его подозревая в отравленье; Иные величаво толковали О напряженье, переутомленье И разные примеры называли; Другие полагали, будто он Кампанией последней утомлен. 41 Его лечили тщательно, по плану, Микстурами заполнив пузырьки: Пилюли, капли Ipecacuanhae, Tincturae Sennae Haustus*, порошки... Рецепты у постели Дон-Жуана Звучали, как латинские стихи: Bolus Potassae Sulphuret sumendus, Et haustus ter in die capiendus**. {* Смесь из ипекакуаны и настойки сенны (лат.).} {** Принимать пилюли сернокислого калия и трижды в день пить микстуру (лат.).} 42 Так доктора нас лечат и калечат Secundum artem* - все вольны шутить, Пока здоровы, а больной лепечет, Что доктора бы надо пригласить! Когда судьба о жизни жребии мечет И бездна нас готова поглотить, Мы закоцитных стран не воспеваем, А робко Эскулапа призываем. {* По правилам искусства (лат.).} 43 Мой Дон-Жуан едва не умер, но Упорная натура одолела Болезнь, хоть это было мудрено. Однако на щеках его алело Здоровье слабым отблеском - оно Пока еще лишь теплилось несмело; Врачи усердно стали посему Твердить о путешествиях ему. 44 "Южанам климат севера вредит!" - Решили все. Царица поначалу Имела хмурый, недовольный вид (Она терять любимца не желала!); Но, видя, как теряет аппетит И тает он, - она затрепетала И сразу средство мудрое нашла: Развлечь Жуана должностью посла! 45 В то время шли как раз переговоры Меж русским и английским кабинетом. Все дипломаты - нации опора - Им помогали делом и советом; О Балтике велись большие споры И о правах торговли в море этом (Известно, что Фетиду бритт любой Считает юридически рабой). 46 Екатерина даром обладала Друзей и фаворитов ублажать. Она Жуана в Англию послала - Чтоб собственную славу поддержать И отличить его; она желала Его в достойном блеске показать И посему казны не пожалела Для пользы государственного дела. 47 Ей все давалось; дива в этом нет - Ей было все покорно и подвластно, Но прихоти свои на склоне лет Она переживала очень страстно И, как легко заметил высший свет, Жуана проводив, была несчастна. Она, не перестав его любить, Его была не в силах заменить. 48 Но время все залечивает раны, А кандидатам не было числа; Когда настала ночь, и без Жуана Она прекрасно время провела. Носителя желаемого сана Она еще наметить не могла: Она их примеряла, и меняла, И состязаться им предоставляла! 49 Пока на пост героя моего Вакансии, как видите, открыты, Мы проводить попробуем его. Из Петербурга ехал он со свитой; Он получил в подарок, сверх всего, Возок Екатерины знаменитый, Украшенный царицыным гербом. Она Тавриду посещала в нем. 50 Он вез с собой бульдога, горностая И снегиря; веселый мой герой, К зверям пристрастье нежное питая, Охотно с ними тешился игрой. (Пусть мудрецы определят, какая Тому причина, сложная порой.) Котят и птиц он обожал до страсти - Был вроде старых дев по этой части! 51 Его сопровождали пять возков, В которые царица поместила Секретарей и бравых гайдуков; А с ним была турчаночка Леила, Которую от сабель казаков Он спас во время штурма Измаила. (Ты улыбнулась, муза, вижу я; Тебе по сердцу девочка моя!) 52 Она была скромней и тише всех: Нежна, бледна, серьезна и уныла. Так выглядел, наверно, человек Средь мамонтов и древних крокодилов Великого Кювье. Земных утех И радостей не ведала Леила. Особенного дива в этом нет - Бедняжке было только десять лет. 53 Жуан ее любил. Да и она Его любила. Но, скрывать не стану, Любви такой природа мне темна: Для нежности отцовской - будто рано, А братская любовь - не столь нежна! Но, впрочем, будь сестра у Дон-Жуана, - Я, в общем, даже склонен допустить, Он мог бы горячо ее любить. 54 Но чувственности в нем, вполне понятно, Леила не могла бы вызывать; Лишь старым греховодникам приятно Плоды совсем незрелые срывать: Кислоты им полезны, вероятно, Чтоб стынущую кровь разогревать. Жуан был платоничен, я ручаюсь, Хоть забывал об этом, увлекаясь. 55 В душе Жуана нежность расцвела, И был он чужд греховным искушеньям. Ему сиротка - девочка была Обязана свободой и спасеньем. Она была покорна и мила, И лишь одно он встретил с огорченьем: Турчаночка, упрямая как бес, Креститься отказалась наотрез. 56 Пережитые ужасы едва ли Любовь к аллаху в ней искоренили: Три пастыря ее увещевали, Но отвращенья в ней не победили К святой воде. Леилу не прельщали Попы; что б ей они ни говорили, Она твердила сумрачно в ответ, Что выше всех пророков Магомет. 57 Жуана одного она избрала Из христиан и одному ему Бесхитростное сердце доверяла, Сама не понимая почему. Конечно, эта парочка являла Забавный вид: герою моему. По молодости лет, приятно было, Что им оберегаема Леила. 58 Итак, в Европу поспешает он; Вот миновал плененную Варшаву, Курляндию, где с именем "Бирон" Всплывает фарс постыдный и кровавый... Здесь в наше время Марс - Наполеон Шел на Россию за сиреной Славой Отдать за месяц стужи лучший цвет Всей гвардии и двадцать лет побед. 59 Тогда разбитый бог воскликнул: "О! Ма vieille Garde!"* - только не примите Анжамбеман в насмешку и во зло: Пал громовержец, что ни говорите, Убийце Каслрею повезло. Замерзла наша слава. Но внемлите - Костюшко! Это слово, как вулкан, Пылает и во льдах полярных стран. {* "Моя старая гвардия!" (франц.)} 60 Жуан увидел Пруссию впервые И Кенигсберг проездом посетил, Где в те поры цвела металлургия И жил профессор Кант Иммануил; Но, презирая диспуты сухие, В Германию герой мой покатил, Где мелкие князья неугомонно Пришпоривают подданных мильоны. 61 Потом, минуя Дрезден и Берлин, Они достигли гордых замков Рейна... Готический пейзаж! Не без причин Поэты чтут тебя благоговейно! Прекрасен вид торжественных руин - Ворота, башни, стен изгиб затейный! Тут унестись мечтой могу и я Куда-нибудь на грани бытия. 62 Но милый мой Жуан стремился мимо. Проехал Маннгейм он, увидел Бонн И Драхенфельс, глядящий нелюдимо, Как привиденье рыцарских времен; Был в Кельне; каждый там неотвратимо Почтить святые кости принужден Одиннадцати тысяч дев - блаженных И потому, наверное, нетленных! 63 Голландия - страна больших плотин - Открылась путешественника взгляду. Там много водки пьет простолюдин И видит в этом высшую награду; Сенаты без особенных причин Стремятся запретить сию отраду, Которая способна заменить Дрова, обед - и шубу, может быть! 64 И вот - пролива пенистые воды И пляшущего шторма озорство Под парусами к острову свободы Уже несут героя моего. Он не боится ветреной погоды, Морской недуг не трогает его; Он только хочет первым, как влюбленный, Увидеть белый берег Альбиона! 65 И берег вырос длинною стеной У края моря. Сердце Дон-Жуана Забилось. Меловою белизной Залюбовался он. Сквозь дым тумана Все путники любуются страной, Где смелые купцы и капитаны, Сноровки предприимчивой полны. Берут налоги чуть ли не с волны. 66 Я, правда, не имею основанья Сей остров с должной нежностью любить, Хотя и признаю, что англичане Прекрасной нацией могли бы быть: Но за семь лет - обычный срок изгнанья И высылки - пора бы позабыть Минувшие обиды, ясно зная: Летит ко всем чертям страна родная. 67 О, знает ли она, что каждый ждет Несчастия, которое б сломило Ее величье? Что любой народ Ее считает злой, враждебной силой За то, что всем, кто видел в ней оплот, Она, как друг коварный, изменила И, перестав к свободе призывать, Теперь и мысль готова заковать. 68 Она тюремщик наций. Я ничуть Ее свободе призрачной не верю; Не велика свобода - повернуть Железный ключ в замке тяжелой двери. Тюремщику ведь тоже давит грудь Унылый гнет тоски и недоверья, Он тоже обречен на вечный плен Замков, решеток и унылых стен. 69 Жуан увидел гордость Альбиона - Твои утесы, Дувр мой дорогой, Твои таможни, пристани, притоны, Где грабят простаков наперебой, Твоих лакеев бойких батальоны, Довольных и добычей и судьбой. Твои непостижимые отели, Где можно разориться за неделю! 70 Жуан - беспечен, молод и богат Брильянтами, кредитом и рублями - Стеснялся мало суммами затрат; Но и его огромными счетами Порядком озадачил, говорят, Хозяин - грек с веселыми глазами. Бесплатен воздух, но права дышать Никто не может даром получать. 71 Скорее! Лошадей в Кентербери! Цок - цок по гравию, топ - топ по лужам! Отлично скачут! Что ни говори, У немцев кучера гораздо хуже: Они за Schnaps'ом *, черт их побери, Судачат, как мы, путники, ни тужим На станциях, и наш унылый крик "Verfluchter Hund!"** не действует на них. {* Водкой (нем.).} {** "Проклятая собака!" (нем.).} 72 Ничто на свете так не тешит глаз Веселостью живого опьяненья, Как быстрая езда; чарует нас Неудержимо - буйное движенье. Мы забываем с легкостью подчас И цель свою, и место назначенья, И радостно волнуют нас мечты В стремительном полете быстроты. 73 В Кентербери спокойно и уныло Им служка показал большой собор, Шлем Эдуарда,