Уже погасили огни. (С тоской.) Как это будет прекрасно! Я столько ждал, а теперь не вижу. Почему ты его обманула? Невеста. Я не обманывала его. Отец. Пять лет, изо дня в день. Боже мой! Торопливо входит Служанка, она бежит к балкону. За сценой слышны голоса. Служанка. Они там спорят. Отец. Кто? Служанка. Он уже здесь. (Быстро уходит.) Отец. Что такое? Невеста. Куда ты? (С тоской.) Закрой дверь. Отец. Зачем? Невеста. Ах! Появляется Юноша в дорожном костюме. Он поправляет волосы. Когда он входит, сцена сразу освещается; в руках ангелов зажигаются лампы. Все трое стоят и молча смотрят друг на друга. Юноша. Простите. Пауза. Отец (в замешательстве). Садитесь. Входит Служанка и останавливается, нервно стиснув руки. Юноша (протягивает руку Невесте). Такое долгое путешествие... Невеста (пристально глядя на него, не отнимая руки). Да. И такое холодное. Много выпало снега за последние годы. (Отнимает руку.) Юноша. Простите, я немного взволнован, от суеты, от спешки, и еще... там на улице мальчишки кидали камнями в котенка, я их разогнал. Отец предлагает ему сесть. Невеста (Служанке). Какая холодная рука. Как восковая. Служанка. Тише, он услышит! Невеста. И тот же взгляд, рассыпающийся, как крыло мертвой бабочки. Юноша. Нет, я не могу сидеть. Мне хочется говорить. Сейчас, когда я поднимался сюда, мне вдруг вспомнились все песни, которые я давно забыл, и мне хотелось спеть их все разом. (Подходит к Невесте.) Твои косы... Невеста. У меня никогда не было кос. Юноша. То был лунный свет. То были губы ветра, целовавшие тебя. Служанка уходит в глубь сцены. Отец, высунувшись с балкона, смотрит в бинокль. Невеста. Разве ты не был выше ростом? Юноша. Нет. Невеста. И не было у тебя улыбки, грозной, как тень сокола? Юноша. Нет. Невеста. И ты не играл в регби? Юноша. Никогда. Невеста (страстно). И у тебя не было коня и ты не убивал за день три тысячи фазанов? Юноша. Никогда. Невеста. Тогда зачем... Зачем ты пришел? Все руки в кольцах! И хоть бы капля крови. Юноша. Кровь прольется, если захочешь. Невеста (с силой). Не твоя! Моя кровь! Юноша. Никакая сила теперь не оторвет от тебя мои руки. Невеста. Это не твои, а мои руки. Это я хочу сгореть в чужом огне. Юноша. Есть только один огонь - мой. (Обнимает ее.) Потому что я ждал тебя, и теперь сбываются мои сны, и уже не сон твои косы, я сам заплету их, и не сон твое тело, в нем поет моя кровь, это моя кровь, так долго я шел к ней сквозь дожди, и этот сон - мой. Невеста (высвобождаясь). Оставь меня. Ты можешь говорить о чем угодно, только не о снах. Здесь не видят снов. Я не хочу их видеть. Юноша. Но здесь любят! Невеста. И не любят. Уходи! Юноша (пораженный). Что ты сказала? Невеста. Найди себе другую и заплетай ей косы. Юноша (как бы просыпаясь). Нет. Невеста. Как же я пущу тебя в спальню, где был другой? Юноша. О! (Закрывает лицо руками.) Невеста. Двух дней хватило, чтобы заковать меня в цепи. За зеркалами, в шорохе простыней и кружев я слышу плач ребенка, и он преследует меня. Юноша. Я строил дом. Я сам складывал стены. И пусть там гуляет ветер? Невеста. Чем я виновата? Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? Юноша (он очень подавлен, садится). Да, да, пойдем. Невеста. Зеркало, стол будут ближе тебе, чем я. Юноша. Что мне делать теперь? Невеста. Любить. Юноша. Кого? Невеста. Ищи. На улице, в поле. Юноша (в порыве). Я не стану искать. У меня есть ты. Ты здесь, со мной, ты со мной сейчас, и ты не закроешь передо мной двери, потому что я вымок под пятилетним дождем. Потому что потом не будет ничего, потому что потом я не смогу любить, потому что потом кончится все... Невеста. Пусти! Юноша. Мне больно не потому, что ты обманула. Ты не злая. Ты ничего не значишь. Это мое потерянное счастье. Моя любовь, я не знаю к кому. Но ты пойдешь! Невеста. Не пойду. Юноша. Чтобы я не начинал все сначала. Я чувствую, что уже забываю буквы. Невеста. Не пойду. Юноша. Чтобы я не умер. Слышишь? Чтобы я не умер. Невеста. Оставь меня. Служанка (входя). Сеньорита! Сеньор! Юноша отпускает Невесту. Отец (входя). Что случилось? Невеста. Ничего. Отец. Вы... Юноша. Мы разговаривали. (Он подавлен.) Невеста. Нужно вернуть подарки. Юноша делает какое-то движение. Все. Иначе будет несправедливо... только вот веера... сломались. Юноша (припоминая). Два веера. Невеста. Голубой... Юноша. С тремя потонувшими гондолами. Невеста. И белый. Юноша. С головой тигра. Они... сломались? Служанка. Обломки отдали сыну угольщика. Отец. Это были хорошие веера, но... Юноша (улыбаясь). Неважно, что их нет. От них и сейчас такой ветер, что обжигает лицо. Служанка (Невесте). А свадебное платье? Невеста. Конечно. Служанка (почти плача). Оно там, на манекене. Отец (Юноше). Я хотел бы... Юноша. Не стоит. Отец. Как бы то ни было, здесь вы у себя дома. Юноша. Благодарю. Отец (все время смотрит на балкон). Уже, должно быть, началось. Простите. (Невесте.) Ты идешь? Невеста. Да. (Юноше.) Прощай! Юноша. Прощай! (Уходят.) Голос (за сценой). Прощай! Юноша. Прощай... что же дальше? Надвигается час, которого я не знаю... что мне с ним делать? Куда идти? На сцене темнеет. Лампы с ангелами начинают светиться голубым. Лунный свет с балкона к концу акта становится все ярче. Слышится стон. Юноша (смотрит на дверь). Кто это? Появляется Манекен в свадебном платье. Брови и губы у него позолочены, как у манекенов с дорогих витрин. Манекен (поет и плачет). Не одеть серебром моим руки темноглазой и гибкой подруги. Белый шлейф поглотили трясины, у луны мой цветок апельсинный, а колечко, сеньор мой, колечко в зеркалах потонуло навечно. Не согреться шелкам моим тканым. В них венчаться реке с океаном. Юноша. О чем ты поешь? Манекен. О смерти, которой не знала прежде, о сирой фате ненужной, о слезной моей одежде. О той кружевной рубашке, от инея задубелой, которой не взмыть на солнце, как облако пены белой. Шелка вместо теплой плоти достанутся мертвой глине. И шорох горячей крови заменят осколки ливней. Не одеть моим шелком упругим темноглазой и гибкой подруги. Юноша. Раздарит ветер наряды: зарю невестой оденет, луне - чулки и подвязки, а с терном ленты поделит. А свой убор подвенечный отдай в паучьи гнездовья - пускай силки для голубок плетут себе на здоровье. Его никто не наденет, и шелк, холодный, как иней, не станет больше, не станет живой упругостью линий. Манекен. Белый шлейф мой хоронят трясины. Юноша. Рвет луна твой цветок апельсинный. Манекен (гневно). Но я не хочу! Ты слышишь? Шелка мои каждой складкой зовут, чтобы их ласкали и мучили зло и сладко. Но где они, эти руки, обугленные от зноя? Юноша. Не знаю. Молчи. Не знаю. Манекен. Ты лжешь. Это ты виною. Каким ты ко мне приходишь? Как бешеный конь с разгона - закушен зубами ветер, из пены морской попона? И звонкое эхо зова ты вдаль не послал ни разу? Ты сонный затон под тиной, где гнить моему атласу. А колечко, сеньор мой, колечко... Юноша. В зеркалах потонуло навечно... Манекен. Зачем не пришел ты раньше? Так долго она, нагая, ждала - словно змейка ветра, тянулась, изнемогая. Юноша (вставая). Довольно! Ступай отсюда. Иначе я вырву с мясом твои вензеля из нардов, задернутые атласом. Замолкни! Ступай на площадь искать невинные плечи, и пусть ночные гитары тебе заплачут навстречу. Никто твой шелк не наденет. Манекен. Тебя я настигну снова. Я буду твоею тенью. Всегда. Юноша. Никогда. Манекен. Два слова, еще только два!.. Юноша. Пустое. Не тронут меня нимало. Манекен. Гляди же. Юноша. Что это? Манекен. Видишь? Тайком у швеи украла. (Показывает розовое детское платьице.) Молочный ручей сбегает по талому снегу шелка, и грудь болит от ожогов - и боль как белая пчелка. Где сын мой? Дайте мне сына! Мой сын. Как нежно и властно его черты проступают под опояской атласной! Он твой. Это сын твой. Юноша. Сын мой. Тот самый предел последний, где спят на цветах сознанья безумные птицы бредней. (С тоской и тревогой.) А если не будет сына? Гонимая бурей птица не может парить. Манекен. Не может. Юноша. А если не будет сына? Гонимая бурей барка не может доплыть. Манекен. Не может. Юноша. Молчат дождевые струны. И вдруг каменеет море под гаснущий смех лагуны. Манекен. Кто же в шелк мой оденется тканый? Юноша (воодушевленно, с уверенностью). Та, что ждет на краю океана. Манекен. Всегда она ждет. Ты вспомнил? Часы, и дни, и недели. Уходит немо - как любит. Твой сын поет в колыбели. Но он холоднее снега, он ждет твоей крови жадно. Иди же скорей за нею, нагой приведи обратно и дай ее мне, нагую, чтоб розой зашелестели шелка моего наряда на розовом теплом теле. Юноша. Я должен жить! Манекен. Но не медли. Юноша. Мой сын поет в колыбели, но он холоднее снега и ждет, чтоб его согрели. Манекен. Дай платьице. Юноша (мягко). Нет. Манекен (отнимая детское платье). Отдай мне. Пока вернешься с победой, я буду петь ему песни. (Целует его.) Юноша. Но где мне искать? Манекен. Разведай. Иди на площадь! Юноша. И прежде, чем выйдет месяц багряный, омытый кровью ночною, к тебе вернусь я с любимой, с моей нагою женою. Сцена залита синим светом. Слева входит Служанка со свечой, и постепенно освещение становится обычным, хотя лунный свет по-прежнему проникает через балкон. Когда входит Служанка, Манекен застывает, как на витрине, - голова наклонена, руки изящно подняты. Служанка оставляет свечу на туалетном столике. Она все время с состраданием смотрит на Юношу. Справа появляется Старик. Свет становится ярче. Юноша (удивленно). Вы? Старик (очень волнуется, прижимает руки к груди, в руках - шелковый платок). Да, я. Юноша (сухо). Вы мне не нужны. Старик. Больше, чем когда-либо. Ах, в самое сердце ты меня ранил! Ну зачем ты пошел? Ведь я знал, что так будет... Ах! Юноша (мягко). Что с вами? Старик (собравшись с силами). Ничего. Так, ничего. Только вот рана... но кровь высыхает, а прошлое проходит. Юноша хочет уйти. Но куда ты? Юноша (весело). Искать. Старик. Кого? Юноша. Ту, что любит меня. Вы ее видели - там, помните? Старик. Не помню. Но подожди. Юноша. Нет. Я пойду. Старик хватает его за руку. Отец (входя). Дочь моя! Где ты? Дочь моя! Слышен автомобильный рожок. Служанка (на балконе). Сеньорита! Сеньорита! Отец (идет на балкон). Дочь моя! Подожди! Подожди! (Выходит.) Юноша. И я иду. Я тоже пойду искать новый цветок моей крови. (Быстро уходит.) Старик. Подожди! Подожди! Не оставляй меня, я умираю. Подожди! Подожди! (Уходит. Его крики затихают.) Служанка (быстро входит, берет свечу и идет к балкону). О господи! Сеньорита! Сеньорита! Вдали автомобильный рожок. Манекен. А колечко, сеньор мой, колечко... Пауза. ...в зеркалах потонуло навечно. Не согреться шелкам моим тканым. Пауза. Плачет. В них венчаться реке с океаном. (Падает на диван.) Голос (вдали). Подожди-и! Быстро опускается занавес ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ КАРТИНА ПЕРВАЯ Лес. Тяжелые стволы. В центре театральный помост, причудливо задрапированный, с опущенным занавесом. Лесенка соединяет его со сценой. При поднятии занавеса за деревьями сходятся две фигуры в черном с белыми гипсовыми лицами и белыми руками. Вдали звучит музыка. Входит Арлекин. Он в черном и зеленом, в руках у него по маске, которые он прячет за спину; движения пластичны, как у танцора. Арлекин. Сны рассекают время лунным серпом челна. Кто распознает семя, скрытое в сердце сна? (Надевает смеющуюся маску.) О, как заря поет! Как застилает сумерки синий лед! (Снимает маску.) Сны рассекает время гребнем подводных гряд. В траурной пене гребня обе зари горят. (Надевает спящую маску.) О, как закат поет! Как холодны анемоны у синих вод! (Снимает маску.) Стоя на пьедестале, время целует сон. Вторит седой печали новорожденный стон. (Надевает первую маску.) О, как заря поет! (Надевает вторую маску.) Как холодны анемоны у синих вод! Если знамена развеет сон на валу крепостном, время слукавить сумеет, что рождено оно сном. О, как закат поет! Как застилает сумерки синий лед! С этого момента и до конца картины в глубине звучат, попеременно приближаясь и удаляясь, глухие охотничьи рога. Прыгая через гирлянду цветов, появляется Девушка в черной тунике. Девушка. Ах, чей это голос? На дно, в синеву, зовет меня милый. Арлекин (шутливо). Во сне. Девушка. Наяву. Скатилось колечко, упало с руки. Нашла я колечко в лесу у реки. Арлекин (насмешливо). Веревочка, вейся - моря глубоки! Девушка. Там соль и акулы, коралл и вода. Арлекин. Он там? Девушка. Еще глубже. Арлекин. Он спит. Девушка. Никогда! Зеленое знамя, морскую траву, несет капитан мой. Арлекин (громко и насмешливо). Во сне. Девушка. Наяву. Скатилось колечко, никак не найдем. Вернулось колечко окольным путем. Арлекин. Минутку, минутку! Девушка. Чего еще ждать? Арлекин. Дорогою с моря, дорогою вспять вернется твой милый. Девушка (испуганно). Во сне. Арлекин. Наяву. Девушка. Ему не вернуться. Арлекин. Сейчас позову. Девушка. Туда не дозваться. Никто из людей туда не заглянет. Арлекин (оглушительно, словно на цирковой арене). Сеньор лицедей! Появляется разодетый Паяц, весь в блестках. Напудренное лицо создает впечатление черепа. Он раскатисто хохочет. Арлекин. Ей нужен жених, доставай хоть со дна! Паяц (засучивая рукава). За лестницей дело! Девушка (испуганно). На что вам она? Паяц (Девушке). Сподручней. (К публике.) Сеньоры, приятного сна! Арлекин. Блестяще! Паяц (Арлекину). Разиня! Взгляни-ка на них! Арлекин, смеясь, оборачивается. Сыграл бы! (Бьет в ладоши.) Арлекин. Охотно!.. О, где ты, жених? Арлекин играет на белой скрипке, большой и плоской, с двумя золотыми струнами, покачивая в такт головой. Арлекин (меняя голос). Вдогонку медузам плыву и плыву в соцветия соли, в морскую траву. Девушка (пугаясь яви). Не надо! Паяц. Замолкни. Арлекин хохочет. Девушка (Паяцу, со страхом). Сперва на лугу в траве поиграю и в лес забегу. А после и к морю. Арлекин (с издевкой). Во сне. Девушка (Паяцу). Я не лгу. (Удаляется, плача.) Скатился венок, и найти не могу. Пропало колечко, пропало опять. Арлекин (грустно). Дорогою с моря, дорогою вспять. Девушка уходит. Паяц. И вся недолг_а_! (С повелительным жестом.) За дело! Арлекин. Какое? Паяц. Начнем балаган. Как малые дети на сизую сталь свой пряник меняют, сеньорам представь. Арлекин. Во сне. Паяц (сурово). Это явь. Потеряны кольца, и выжата гроздь, и розы сменяет слоновая кость. Арлекин (принимая цирковую позу, кричит, словно зовет ребенка). Ау! Паяц (громким голосом, приближаясь к Арлекину и глядя в лес). Что за крики? Приветствуем вас! (Тихо.) Играй. Арлекин. Начинаю. Паяц (громко). Пожалуйста, вальс! Арлекин начинает играть. Паяц (тихо). Быстрей. (Громким голосом.) Мы представим... Арлекин. Как костью слоновой мертвеет былое... Паяц. Сейчас мы представим... (Уходит.) Арлекин (уходя). Как море и ветер играют юлою. Вдали охотничьи рога. Выходит Стенографистка в костюме для игры в теннис и ярком берете, на плечи накинут длинный плащ. Она разговаривает с Маской, одетой по моде начала века в ослепительно желтое платье с длинным шлейфом; волосы цвета желтого шелка до плеч, белая гипсовая маска, белые перчатки до локтя, желтая шляпа, грудь усыпана золотыми блестками. На фоне голубых лунных пятен и ночного леса она похожа на язык пламени. Говорит с легким итальянским акцентом. Маска (смеясь). Это прелестно. Стенографистка. Я ушла от него. Помню, в тот вечер была ужасная гроза, и умер сын консьержки. Он сказал: "Ты звала меня?" - а я ответила, не глядя: "Нет". А потом, уже в дверях, он спросил: "Я нужен тебе?" - и я ответила: "Нет, не нужен". Маска. Прекрасно. Стенографистка. Ночами он стоял под окнами и ждал... Маска. А вы, сеньорита Стенографистка? Стенографистка. Я задернула шторы. Но... в щель было видно... он стоял (вынимает платок), а глаза его... Ветер полосовал ножом, но я не могла с ним говорить. Маска. Почему? Стенографистка. Он слишком любил меня. Маска. "О, дио мио!" Совсем как граф Артуро из Италии. О, любовь! Стенографистка. Да? Маска. В фойе парижской Оперы огромные балюстрады выходят к морю. Граф Артуро с камелией во рту плыл в лодке и с ним - маленький сын, я бросила их обоих. Но я раздвинула гардины и кинула им бриллиант. О, что за сладкая мука! (Плачет.) Граф с маленьким сыном голодали, они спали в кустах рядом с борзой, которую мне подарил русский князь. (Резко и умоляюще.) У тебя нет кусочка хлеба для меня? У тебя нет кусочка хлеба для моего сына? Для ребенка, которого граф Артуро бросил умирать на снегу? (Все больше волнуясь.) Уже в больнице я узнала, что в Риме граф женился на знатной даме, а потом я просила милостыню и жила с босяками, грузившими в порту уголь. Стенографистка. О чем ты? Зачем ты это говоришь? Маска (успокаиваясь). Я говорю, граф Артуро так любил меня, что плакал вместе с маленьким сыном за гардинами, а я, как серебряный полумесяц, блистала среди огней и биноклей парижской Гранд Опера. Стенографистка. Чудесно. А когда прибудет твой граф? Маска. А когда прибудет твой друг? Стенографистка. Поздно. Маска. И Артуро поздно. На левой ладони у него шрам от ножа... его ранили из-за меня. (Показывает ей свою руку.) Видишь? (Показывает на горло.) А здесь другой. Видишь? Стенографистка. Да. Но откуда это? Маска. Как откуда? И ты спрашиваешь? Как же мне без них? Разве раны моего графа не мои? Стенографистка. Твои. Правда. Пять лет он ждет меня, но... Как прекрасно ждать того дня, когда станешь любимой, и знаешь, что это будет. Маска. И это будет! Стенографистка. Да. И потому нам весело. Когда я была маленькой, я прятала сласти, чтобы съесть их потом. Маска. Ха-ха-ха! Так вкуснее, не правда ли? Слышны звуки рогов. Стенографистка (уходя). Если придет мой друг - он высокий, и волосы у него вьются, но вьются совсем особенно, - ты сделаешь вид, что не знаешь его. Маска (подбирая шлейф). Конечно! Появляется Юноша. На нем серый костюм и носки в синюю клетку. Арлекин (входя). Эй! Юноша. Что? Арлекин. Куда вы? Юноша. К себе. Арлекин (с иронией). Да ну? Юноша. Да. (Идет.) Арлекин. Эй! Туда нельзя. Юноша. Проход закрыт? Арлекин. Там цирк. Юноша. Хорошо. (Возвращается.) Арлекин. И в цирке зрители, замершие навеки. (Любезно.) Сеньор не желает войти? Юноша. Нет. Арлекин (напыщенно). Поэт Вергилий выдумал золотую муху, и мухи, отравлявшие воздух Неаполя, умерли. Там, в цирке, столько жидкого золота, что можно отлить статую размером... с вас. Юноша. А по тополиной аллее нельзя пройти? Арлекин. Там повозки и клетки со змеями. Юноша. Я вернусь назад. (Идет к кулисам.) Паяц (входя с противоположной стороны). Куда это он? Ха-ха-ха! Арлекин. Говорит, к себе. Паяц (по-клоунски дает Арлекину затрещину). А это тебе! Арлекин (падает на пол, кричит). Ай, как больно, как больно! Паяц (Юноше). Идите сюда. Юноша (раздраженно). Может быть, вы мне объясните, что здесь происходит? Я шел к себе, не в том смысле, что я шел к себе, то есть я шел не к себе, а... Паяц (перебивает). К другому? Юноша. Да, потому что мне надо. Мне надо найти. Паяц (весело). Ищи. Найдешь позади. Голос Стенографистки (нараспев). Куда, любовь, уходишь, откликнись, любовь, куда? В бокале пенится ветер, стекло - морская вода. Арлекин уже поднялся с земли. Юноша стоит спиной к Арлекину и Паяцу, а они уходят на цыпочках, танцевальным шагом, повернувшись лицом к зрителям и приложив палец к губам. Юноша (растерянный). Куда, моя жизнь, уходишь, откликнись, любовь, куда? В бокале пенится ветер, стекло - морская вода. Стенографистка (появляясь). Куда иду? На встречу. Юноша. Любовь моя! Стенографистка. С тобою. Юноша. Туда, где выпал иней на полотно тугое, тебя, мой цвет осенний, я приведу нагою. Скорей! Пока не поздно! Скорей! Пока от пенья у соловьиных веток не пожелтели перья! Стенографистка. О да, ведь солнце - коршун. Вернее, гриф стеклянный. Нет, это ствол высокий, а ты - туман поляны. Да почему и вправду от твоего объятья не зацветают воды, не выцветают платья? Но я сыта туманом, оставь меня на взгорье. И заслони мне небо, высокое, как горе. Юноша. Не говори так, радость! Не траться на пустое! Светлеет кровь от жара. Я жить хочу. Стенографистка. Мечтою? Юноша. Тобой. Стенографистка. Что там запело, так далеко и смутно? Юноша. Любовь моя, светает, опять вернулось утро. Стенографистка. В ветвях заглохшей тени поет туман вечерний, мой соловей осенний. Мой соловей. Я слышу. Я услыхала рано. Я ухожу. Юноша. За мною? Стенографистка. За пеленой тумана. (С тоской прижимаясь к груди Юноши.) Что там запело смутно таким далеким горном? Юноша. Запела кровь, подруга, и скоро хлынет горлом. Стенографистка. Навеки так, навеки! До смертного порога! Юноша. Ах, поздно, слишком поздно! Идем! Стенографистка. Еще немного! Юноша. Любовь не ждет! Стенографистка (отстраняясь). И уходит. И кто ответит, куда? В бокале пенится ветер, стекло - морская вода. Она идет к лесенке. Занавес маленького театра поднимается, открывая библиотеку первого действия в уменьшенном виде и более бледных тонах. На подмостках появляется Желтая Маска, она держит в руке кружевной платок и без конца нюхает флакон с солью. Маска (Стенографистке). Я только что навсегда оставила графа, он там, с маленьким сыном. (Спускается по лесенке.) Убеждена, что он умрет. Но он так меня любил, так любил! (Плачет.) (Стенографистке.) Ты этого не знала? Его сын умрет на снегу. Я бросила их. Видишь, как я рада? Видишь, мне весело! (Плачет.) Сейчас он всюду ищет меня. Я спрячусь в зарослях ежевики (тихо), в зарослях ежевики. Я говорю тихо, потому что не хочу, чтобы Артуро слышал. (Громко.) Не хочу! Я же сказала тебе, что не люблю тебя! (Уходит, плача.) Да, ты - любишь, но я не люблю, нет. Появляются двое слуг в синих ливреях с необычайно бледными лицами. Слева от театрального помоста, по которому на цыпочках проходит Слуга из первого действия, они ставят два белых табурета. Стенографистка (поднимаясь по лесенке, Слуге). Если придет сеньор, пропустите. (Уже на сцене.) Хотя он не придет до тех пор, пока не придет время. Юноша медленно поднимается по лесенке. Юноша (на сцене, страстно). Тебе хорошо здесь? Стенографистка. Ты отправил письма? Юноша. Там будет лучше. Идем! Стенографистка. Я так тебя любила! Юноша. Я так тебя люблю! Стенографистка. Я так буду тебя любить! Юноша. Когда тебя нет, у меня начинается агония. Если ты бросишь меня, куда я пойду? Я ничего не помню. больше никого нет, есть только ты, потому что ты любишь меня. Стенографистка. Я любила тебя, милый. Я вечно буду тебя любить. Юноша. Сейчас... Стенографистка. Зачем ты говоришь сейчас? Появляется Старик. Он в синем, в руках у него большой платок с пятнами крови, который он прижимает к груди и к лицу, Он взволнован и медленно озирается. Юноша. Я ждал и умирал. Стенографистка. Я умирала от ожиданья. Юноша. А сейчас кровь огненными пальцами стучит мне в виски, и ты со мной. Голос (за сценой). Сын мой! Сын мой! По маленькой сцене проходит Мертвый Мальчик. Он один, без Кошки. Уходит в левую дверь. Юноша. Мой сын. Он мечется здесь, внутри, как муравьенок, запертый в коробку. (Стенографистке.) Дай хоть немного света моему сыну. Пожалуйста. Он такой маленький... он прижался к окну моего сердца, и все равно ему не хватает воздуха. Желтая Маска (появляясь на большой сцене). Сын мой! Выходят еще две маски. Стенографистка (отчужденно и властно). Ты отправил письма? Это не сын, это я. Ты ждал, когда я уходила, ты не остановил меня, ты всегда знал, что я люблю тебя. Разве не так? Юноша (с беспокойством). Да, но... Стенографистка. А я всегда знала, что ты меня не любишь. Но я растила свою любовь, и она подняла меня - так высоко, что изменила тебя, и вот я вижу, как ты бродишь у моего дома. (Страстно.) Я люблю тебя, но я так от тебя далеко. Я так долго уходила, что теперь мне надо увидеть море, чтобы вспомнить дрожь твоих губ. Старик. Ему двадцать лет, а может быть, двадцать лун. Стенографистка (лирично). Двадцать роз, двадцать ледяных ветров. Юноша (раздраженно). Замолчи. Ты пойдешь со мной. Потому что ты любишь меня, потому что я должен жить. Стенографистка. Да, я люблю тебя, но только сильнее. B твоим глазам не увидеть моей наготы, и твоим губам не целовать мое вечное тело. Оставь меня! Я слишком сильно люблю тебя, чтобы быть рядом. Юноша. Довольно. Идем. (Хватает ее за руку.) Стенографистка. Мне больно, милый. Юноша. Но так ты почувствуешь... Стенографистка (нежно). Подожди... Я приду... Навсегда. (Обнимает его.) Старик. Она придет. Сядь, друг мой. Подожди. Юноша (опечаленно). Нет. Стенографистка. Я так высоко сейчас. Зачем ты дал мне уйти? Я умирала от холода. Там, где никого не было, я искала твоей любви. Но я приду. Дай мне потихоньку спуститься к тебе. Появляются Паяц и Арлекин. Паяц несет ширму, а Арлекин белую скрипку. Садятся на табуреты. Паяц. Опять запело. Арлекин. Это время. Паяц. Глухие дальние моря. Арлекин. А позади? Паяц. Лишь саван ветра. Арлекин. И скрипка грустная моя. Юноша (очнувшись). Идем. Стенографистка. Да... Ты ли это? Так вдруг, как будто и нет этого чуда - завтра? И тебе не жаль меня? Юноша. Там, кажется, гнездо. Слышно, как поет соловей... даже если и не слышно, даже если летучие мыши бьются в стекла... Стенографистка. Да, да, но... Юноша (решительно). Твои губы! (Целует ее.) Стенографистка. Потом. Юноша (страстно). Да, ночью. Стенографистка. Я приду. Юноша. Пока не поздно! Стенографистка. Я люблю!.. Послушай. Юноша. Идем. Стенографистка. Но... Юноша. Что? Стенографистка. Я приду. Юноша. Любовь моя. Стенографистка (робко). Когда пройдет пять лет. Юноша. Ах! (Хватается за голову.) Старик (тихо). Браво. Юноша медленно спускается по лесенке. Стенографистка оцепенела. На цыпочках подходит Слуга и укрывает ее большим белым плащом. Паяц. Опять запело. Арлекин. Это время. Паяц. Глухие лунные моря. Арлекин. А позади? Паяц. Лишь саван ветра. Арлекин. И скрипка грустная моя. (Играет.) Маска. Граф целует мой портрет, я там в костюме амазонки. Старик. Нужно идти, но не приходить. Юноша (в отчаянье, Паяцу). Где выход отсюда? Стенографистка (на маленькой сцене, как будто во сне). Любовь, любовь! Юноша (дрожа). Покажите мне дорогу. Паяц (с иронией, указывая налево). Туда. Арлекин (указывая направо). Туда. Стенографистка. Я жду тебя, любимый! Я жду тебя! Возвращайся скорее! Арлекин (с иронией). Туда. Юноша (Паяцу). Я разобью твои клетки и разорву занавески. Сумею разрушить стены. Старик (печально). Сюда! Юноша. Я хочу уйти. Оставь меня! Паяц. Остался ветер. Арлекин. И скрипка грустная моя. Занавес КАРТИНА ВТОРАЯ Та же библиотека, что и в первом действии. Слева на безголовом и безруком манекене - свадебное платье. Несколько открытых чемоданов. Справа стол. Входят Слуга и Служанка. Служанка (удивленно). Да ну? Слуга. Сейчас она консьержка, а раньше была знатной дамой. Она долго жила с итальянским графом, ужасно богатым. Это отец ребенка, которого похоронили. Служанка. Бедняжка. Такой был красивенький! Слуга. С тех пор у нее эта мания величия. Поэтому и потратила все, что было, на гроб и на платье мальчику. Служанка. И на цветы! Я ей принесла букетик роз, но они были маленькие, и она их даже в комнату не внесла. Юноша (входя). Хуан. Слуга. Да, сеньор. Служанка уходит. Юноша. Дай мне стакан холодной воды. (Его силы. на исходе, он в отчаянье.) Слуга подает ему стакан. Юноша. Разве это окно не было больше? Слуга. Нет. Юноша. Странно, что оно такое узкое. Возле дома был большой двор, я там играл в лошадки. Через двадцать лет я его снова увидел таким маленьким... и не верится, что там можно было так носиться. Слуга. Сеньору нехорошо? Юноша. А хорошо фонтану, когда он истекает водой? Как по-твоему? Слуга. Я не знаю. Юноша. А хорошо ли флюгеру крутиться, куда ветер дунет? Слуга. Сеньор приводит в пример... Я тоже позволил бы себе спросить, если вы разрешите... Хорошо ли самому ветру? Юноша (сухо). Мне хорошо. Слуга. Вы уже отдохнули с дороги? Юноша. Да. Слуга. Я очень рад. (Идет к двери.) Юноша. Хуан, мой костюм готов? Слуга. Да, сеньор. Он в спальне. Юноша. Что ты приготовил? Слуга. Фрак. Я положил его на кровать. Юноша (волнуясь). Убери. Я не пойду туда, я не хочу ложиться на эту кровать, она большая, пустая. Не знаю, кому вздумалось ее купить. У меня раньше была другая, маленькая. Помнишь? Слуга. Да, сеньор. Резная, из ореха. Юноша. Да. Резная, из ореха. Как хорошо тогда спалось. Помню, когда я был маленьким, я смотрел, как за ее резной спинкой вставала луна. А может, за балконной решеткой? Забыл... Где она? Слуга. Вы ее отдали. Юноша (задумчиво). Кому? Слуга (строго). Вашей прежней стенографистке. Юноша в раздумье замолкает. Юноша (отпуская Слугу). Иди. Слуга уходит. Юноша (с тоской). Хуан. Слуга (сур