Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
 © 2002. Иоанн Павел II (Кароль Войтыла). Римский триптих. 2003
 Jan Pawel II. Trypyk Rzymski.
 © 2003, Переводчик Виктор Гайдук. 2003 (gaiduk-viktor-p(a)mail.ru)
 Источник: автор перевода
---------------------------------------------------------------






     Руах

     И Дух Божий носился над водою...
     Быт, 1, 2




     Лес сбегает с горных склонов
     В ритме звонкого ручья,
     Бег воды, кристальный говор
     Знак присутствия Тебя -

     Слорва, корня всех начал.
     Хору шумных одобрений
     Внемлешь, мирно промолчав,
     Автор чудного виденья.

     Вслед за лесом с горных круч,
     Дольний мир увидеть рады,
     Мчатся прочь от кромки туч,
     Радуг быстрых водопады.

     Сверху вниз летят стрелой
     В силу правил тяготенья ...
     В русле цели достоверной?
     В чем же смысл воды движенья?

     Отзыв дай скорей, ручей!
     - Оба любим смену места,
     Без движенья ты ничей...
     - Точно ль понял я известье?

     (Здесь позволь еще побыть,
     Задержаться на пороге
     неминующей дороги)

     Мой ручей не замутнен,
     Также он бежит в долину,
     Под стремнинный рокот волн
     Молча бор спешит в низины.

     Скрыть не в силах удивленья
     Только гений человека!
     Яркий Луч Отца Вселенной
     Светит в нем благословеньем
     (Ведь недаром он "Адам")

     Сам не свой - один как перст
     В круге тварей хладнокровных -
     Дни влачить их жалкий крест,
     с ними б сгинул род адамов

     Плыть готов по воле волн,
     Но способность к удивленью -
     Взмах крыла - со дна подъем,
     Слышен говор одобренья:

     "Выход - путь заветных странствий,
     Точка встречи в вечном Слове,
     Мудрый смысл не в постоянстве
     Чистой и простой природы!"




     Лес сбегает с горных склонов
     В ритме звонкого ручья...
     Хочешь ближе быть к истоку?
     Вверх шагай вразрез волнам.
     Труден поиск - будь упрям,
     Бьют ключи - подать рукой,
     Тайну выяви верховий!
     Где ж, ручей, источник твой?

     Сонных трав безмолвна тишь...
     (Нем, безгласен и задумчив
     Спрятал тайну твой язык).

     Дай мне приложить уста
     К водам родника живого,
     Жажду утолить из чаши
     Вольной влаги первородной.






     Ветер, дух (др. евр.). Зд. и далее прим. - В.Г.
     Пс 138, 6: "Удивися разум твой";  рσррσрσ (греч.) -
экстаз, удивление.








     - Мы Им живем и движемся и существуем. -
     Афин ошеломленных сдержано дыханье,
     - Поведай, Павел, речь твоя о ком? -
     - О далях, о пространствах, мирозданьи,
     неведомом Создателе, вдохнувшем жизнь в него.

     - Мы пребываем в жизненной ограде,
     Которую, изъяв из пустоты,
     Он вычитает до сих пор из хляби,
     Смиряя мрак безвидной темноты.

     "В начале было Слово" - неотложно
     ключом взыграло Таинство - почин
     Источник потаенный, Логос всех причин.

     Извечное прозрение движет Слово,
     В нем корневой нетленный смысл.
     Создатель рад - все "Хорошо!", и снова
     Иначе видит Он, чем допускает мысль:
     Он первый зрячий - ловит четким оком
     Малейший оттиск совершенства бытия,
     Всю полноту великого Созданья -
     Нет твари, сокровенной от Него,
     открыто все пред Ним, обнажено -
     Доверху чаша истины добра и красоты -
     Он видит зрением иным, чем я и ты.
     Извечный взгляд и мудрый Логос:
     "В начале было Слово,
     все чрез него начало быть" -
     Им дышим, движемся, живем.
     В нем вечного преддверья рок:
     Былого, сущего, чистейших упований.
     Здесь Отчий дом - невидимый порог.
     На то был Промысл, так за оградой Бога
     история Творенья началась -
     согласно сказанному Слову!

     Переступить готов порог Сикстинский.
     Язык великой Книги прост,
     но и Она нема без образа живого.
     Летело время - Книга Микеланджело ждала.
     Так предусмотрено Всевидящим Творцом -
     Заговорила Книга - час назначен Богом.
     Что ж, человек, теперь ты видишь сам -
     Сзываю всех, чей зренья дар доселе не угас.
     Зову маэстро Микеланджело в подмогу!
     Часовня и слепая пелена спадает с глаз!
     Маэстро воздвигает верный образ.
     Глагол стал плотью, фрески принимают нас.

     Помедлим на пороге Книги Бытия.

     Се Книга всех начал с премудрым именем Genesis.
     На свод Сикстинский дерзкий мастер перенес
     великих образов гигантское сплетенье.

     Теперь войдем в чертог и Книгу перечтем,
     Скрывать не станем изумленья.

     Созданье мастера от "а" до буквы "я" -
     Восход от бездн пустот безвидных
     Начал послушных творческому Слову
     Ведет беседу с гулких сводов свет.
     Взревел финалом грозный трубный звук -
     Свершился Суд в крещендо искаженных губ,
     Всем суждено проделать путь последний,
     И никому из правил исключенья нет.




     Творец, Его созданье рядом - человек.
     Он образ и подобье Бога,
     мужчина, женщина - нагие оба.
     Возликовал Господь - позора в этом нет.

     Кто попустил такую дерзость тела?
     В донос витий привычных не гляди,
     Узнай из первых рук маэстро его вины.
     Иль все же очевидцев расспросить,
     Задать вопрос самой Капелле? -
     Не понаслышке сведенья Сикстины!

     Зачин вне поля зренья вопреки канонам
     Свободных образов игра - свидетель гения
     Изъятого из рабства сновидений.
     В отсутствие последней точки вне амвона
     Вершится на глазах движенье Страшного Суда.
     Вопрос вопросов - как исчислять добра и зла
     Немыслимый рубеж? Одолевать препоны века?
     Неизреченная стезя от Альфы до Омеги
     Глядит на нас огнями фресок торжества!


     Им дышим, движемся, живем -
     Но разве Он всего лишь устроитель?

     Бог, сотворивший мир и все, что в нем,
     Всему дал жизнь и все дыханье
     Его рука опора друга в упованьях.
     Мы Божий род - Он жизни Вседержитель.
     Так, став среди ареопага, Павел рек
     Апостол - голос в хоре слов Завета.
     В закатный час привычно поминает человек:
     "И узрел Бог, что это хорошо".

     Духовный в мире зримом оттиск верный
     Окрест сияет, Божий свет на всем.
     Начало в Слове - Слово как преддверье,
     Войдя однажды - дышим, движемся, живем.


     Воскликнул о своем творенье:
     - "Браво!"
     Но почему история идет наперекор?
     Ужасен век двадцатый!
     Только ли двадцатый?
     Но истины столетий не унизит спор.
     И образ, и подобие - Его!

     Наемник истины - маэстро Буонарроти
     Пожизненный работник ватиканских зал,
     Не раньше снял засов и дом покинул
     чем подвиг завершил - свою Сикстину.

     "И сотворил Бог человека
     по образу своему,
     по образу Божию
     сотворил его;
     мужчину и женщину
     сотворил их.
     И были оба наги
     и не стыдились"!
     И увидел Бог,
     все, что Он создал,
     И вот - хорошо весьма!".

     "Нет твари, сокровенной от Него -
     перед Его очами все открыто".


     Раскрылись очи на пороге бытия
     Добра и зла явился смысл,
     Тел бренных нищенская нагота...

     Вбирает жадный слух Благодаренья Слово,
     Magnificat звучит - на подкрепление сердец,
     Напев надежный прочен в глубине основы:
     "Тобою дышим, движемся - Творец!".
     С Тобой пребудем до скончанья века!
     Создатель красоты, источник вод живых,
     Открой слепцам глаза, подъемли веки!

     Закончен труд, пора из Ватикана вон -
     В залог оставлено повествованье фрески,
     Разыскан шифр - подобие и образ веский,
     Он в силах одолеть непроницаемость препон.



     Так кто же Он? Неизреченный и Единый
     Творец вселенной, Единение сердец,
     В Причастии дарящий истины картину,
     Добра и красоты над временем венец.
     Он есть - Он Бог неизреченный.
     А все-таки сказал нам о Себе,
     Вдохнув жизнь в человека
     согласно образу и подобью Своему.
     На фреске явлен Он отцом -
     Пред нами всемогущий Старец,
     похожий на Адама статью и лицом.

     А кто ж они?

     "Мужчину и женщину сотворил".

     И благословил их Бог
     и дар вручил обоим.
     В себя Его приняли оба -
     Взаимной верности обет.
     И были оба наги,
     Адам, его жена,
     И не стыдились...
     пока был в силе дар.
     Вослед греху Стыд явится не медля.
     Ну, а сейчас они в блаженстве
     И рады, что владеют даром,
     Пускай не знают, как его зовут.
     Смысл жизни найден - помыслы чисты.

     "Casta placent superis: pura cum veste venite,
     manibus puris sumite fontis aquam -

     Чистое вышним богам угодно: в чистой одежде
     Шествуйте ныне к ручьям, черпайте чистой рукой" -

     Гимназия, Вадовицы - классические строки
     Читаю восемь лет подряд, но время скоротечно.
     Предчувствие Святых Даров сулит иные сроки.
     Любви дар зримый, он звучит извечно -
     знакомый шум домашнего ручья.

     И двое стали плоть одна -
     Слиянность тел, души единство,
     Возвещены иные меры естества -
     отцовства гордость, радость материнства.

     Стремленье к жизненным истокам -
     Влечение к началу Бытия -
     Адам познал свою жену,
     И зачала она и родила -
     Им ведомо уже, что, перейдя порог -
     Они ответчики пред Богом!




     Невидимо начало и последний акт незрим,
     Вселенная времен подъята Словом -
     В конце эпох возврат к нему неумолим.
     На высоте Сикстинских гулких сводов
     Неведомый конец художник начертал,
     Представив драму Страшного суда народов.
     Давно доступен зренью роковой финал -
     развязка обозначена предельно гласно:
     - Нет твари, сокровенной от Него,
     но все обнажено - открыто пред Его очами.
     Слова Матфея тоже зримый образ:
     - Благословен входящий,
     Проклятые, идите от Меня...

     Проходят поколенья чередой:
     Пришел нагим - прочь уходи такой же...
     - Ты прах и возвратишься в прах,
     Пригожесть обратится в горестный укор,
     Подвижность - в мертвый груз,
     Прекрасное во вздорный сор,
     И все же - нет, не весь умру,
     Неучтожимое во мне не сгинет!


     В Сикстине образ Страшного Суда.
     В капелле Суд царит над всеми.
     В зрачках до боли - общая судьба,
     А в апогее мастерский финал -
     Вершится в очередь замена поколений.

     Non omnis moriar -
     Нет, весь я не умру,
     Во мне неистребима,
     Та часть моя, что предстоит
     Перед лицом Того,
     Кто бытие дает!
     Толпа сжимается на фреске.
     Ты не забыл, Адам?
     Он звал тебя:
     - Где ты?
     Ответ был дан:
     - Боюсь - я наг,
     вот почему я скрылся.
     - Кто повестил, что ты нагой?
     И ты, Адам, ответил,
     Помнишь?
     - Жена... ты дал ее,
     Она мне плод вручила...

     На фреске многолюдья давка -
     Под бременем ответа человек согбен.
     Вопрос записан точно, реплика подавно!
     Совместного пути решительный разъем.


     Так повелось... В Сикстине многоцветной
     традициям верны, собрались кардиналы -
     сошлись, чтоб рассудить судьбу ключей Петра.
     Средь многих званых в зал войдет преемник,
     и Микеланджело возьмет его в полон:
     "В Нем дышим, движемся, живем ..."

     Так, кто же он?
     Рука животворящая, Творец
     Устремлены к Адаму...
     - Бог сотворил в начале ...
     ...Всевидящий Отец...

     В сияньи радуги Сикстина вторит Богу:
     "Ты Петр - внимал Симон, Ионов сын, -
     Тебе ключи вручаю".
     Чреда епископов, все мысли о ключах,
     прибудет на Конклав в чертог Сикстинский,
     Чудесной кистью Буонарроти осененный.
     Так было в августе, еще раз в октябре -
     шел год двух тайных совещаний,
     все повторится вновь, когда пробьет мой час.
     Тогда пусть выступит прославленный маэстро.
     В повестке главный пункт - наследие Петра.
     В Сикстине между первым и последним днем,
     Пролог - Творенья свет, финал - день Страшного Суда.
     Смерть суждена лишь раз, все разрешит Судья!

     За гранью судеб ровный яркий свет -
     Событий чистота и совесть без ироний
     Конклав лишь повод, смысл - Творенье,
     Запечатленное великим Буонарроти -
     Нет твари, сокровенной от Него
     но все открыто пред Его очами. -
     Всеведущий, возобнови Знаменье - научи!
     Он не преминет...












     Tibulli Liber Secundus Elegia I, 13-14.
     Heb. 4, 13.
     Mt. 23, 39; Mt. 25, 41.
     Horatius, III, 30, 6.
     Евр 9,27
     Сир 36, 5.












     В то время люди кочевали беспрестанно,
     Стада перегоняя в щедрые края,
     Туда, где наливались буйным соком травы,
     И прокормить могла отары знойная земля,
     Там было место отдыха кочующего стада
     И становище мирного труда.

     Зачем сегодня ищем постоянно
     Тот край в заброшенной земле Халдейской,
     Откуда в путь пустился Фарры сын, Аврам
     В толпе кочевников - таких же скотоводов?
     Сомненье мучило - зачем покину отчий край,
     К чему бросать привычный Ур?

     Кто знает, думал так - иначе? Был опечален?
     Украдкой слезы расставанья утирал?
     Известно только - Голос зазвучал.
     Аврам внимал: - Из земли твоей пойди!
     Веленью Голоса безропотно послушный,
     Не мешкая пустился в дальний путь Аврам.
     Призывный Голос подгонял:

     Отцом ты будешь множества народов
     Твое потомство преумножу
     и станет как песок на берегу морском.
     Ужель возможен дар отцовства? -
     Удивлен Аврам - в летах преклонных,
     стар я, и жена моя не родила мне сына
     в младые годы, и о том поныне
     тоска нас гложет.

     Не пресекал внушенья непреклонный Глас:
     Отцом ты будешь множества народов,
     Твое потомство преумножу,
     И станет как песок на берегу морском.






     Кому еще по силам столь невозмутимо
     О будущем ближайшем
     И дальнем прорицать?
     Кто тот Неведомый, решивший
     Огласить свой Глас?
     Кто обратил свои слова к Авраму,
     Ведя на равных задушевный разговор?
     Он не из тех, к которым все давно привыкли,
     Совсем иной - таким не мыслил человек Его.
     Сказал свое, а, значит, ждал ответа...

     Однажды был к нему под дуб Мамврийский
     В гости, когда Аврам сидел при входе в свой шатер.
     Возвел глаза свои - три мужа супротив.
     И поклонившись до земли, он с почестями
     Принял дорогого Гостя.
     Аврам уж знал наверно - это Он.
     Сказал: - Владыка!
     По голосу Его признал, обетованья не забыл.
     Минует год - родится у него и Сары сын,
     Несмотря на древность лет.

     Отцовства гордость, радость материнства.
     Отцом ты будешь множества народов,
     А посему отныне наречешься - "Авраам",
     Завет поставлю между нами, распложу тебя,
     Благословятся всей земли народы в семени твоем.
     Значенье имени - "надежда вопреки надежде".

     Вокруг богов творили люди, каждый по себе -
     В Египте, в Риме иль в Элладе.
     Лишь Авраам в Того поверил, Который есть,
     Беседу вел с Ним, Голосу Его внимая,
     И распахнул пред Ним он полог своего шатра
     И в гости пригласил,
     Общался с Ним, как с другом.

     Сегодня путь обратный в авраамов край,
     Туда, где Бог бывал у старца Авраама,
     Уверовал кочевник - Бог к нему пришел.

     В эпоху сотворения богов по произволу,
     Пришел тот Бог, который Есть.
     Вошел в поток событий,
     Раскрыл народам Тайный смысл,
     Сокрытый от начала мирозданья.




     Прошли три дня пути - отец и сын ведут беседу:
     - Вот и гора, где Бог велел нам жертву принести, -
     Вздохнул отец, сын промолчал - вопрос опасен:
     - При нас огонь, дрова и нож,
     где же агнец всесожжения?
     - Усмотрит агнца Бог, -  чуть  слышно прошептал  - рыдание забило комом
горло Аврааму.
     "Ты предназначен в агнцы, сын!" -
     Не проронил отец ни слова.

     Страшился тишину нарушить, желая страстно
     уловить знакомый Голос чутким ухом,
     Напрасно, нет в ответ ни звука.
     Последняя его опора - имя Авраам:
     "Надежда вопреки надежды всякой".
     Пора! Устроить жертвенник
     И разложить дрова, связать Исаака.
     Теперь совсем последнее - разжечь костер...
     "И вот я сына бездыханного родитель,
     Его мне Голос дал, а ныне отбирает?"

     Что ж, Авраам, ты, наконец, в указанной земле,
     Но есть предел всему, и есть порог отцовства -
     Преодолеть его не в силах ни один из смертных.
     Иной Отец готов принять такую жертву - Сына.
     Не бойся, Авраам, и действуй без оглядки,
     Твори свой подвиг твердо, как было велено тебе.

     Отцом ты будешь множества народов.
     Так принеси его во всесожжение,
     Сомненья прочь и действуй до конца.
     Бог сам удержит руку,
     Готовую вонзить смертельный нож...

     Зависнет в воздухе удар -
     Он сам велит тебе
     Не поднимать руки на сына
     И ничего ему не делать.
     С тех пор вершина Мориа
     Есть место упованья -
     Здесь Тайны разрешенье предстоит.



     О, Авраам -
     Взошедший в круг людских событий
     Желает одного -
     твоим поступком Тайну отворить,
     Закрытую от сотворенья мира,
     Древнее тайнопись ее, чем камень мирозданья!

     Влечемся сердцем в те ветхозаветные края,
     Откуда в путь пустился странствий Авраам,
     Где Голос некогда звучал,
     Сбылась надежда.
     Но для какой же цели?
     Подняться на порог -
     Стать ближе Упованья и Завета.
     Здесь Аврааму Бог явил смысл Жертвы
     собственного сына и Всессоженья жар.
     О, Авраам, Бог возлюбил сей мир настолько,
     Что Сына своего пожертвовал на смертный крест -
     С тем чтобы каждый, кто уверует в Него,
     Жизнь вечную обрел как животворный дар.

     - Не поднимай руки твоей -
     Во мне знак имени дарованный тебе,
     В нем свет знамения Завета,
     Назначенного Словом вековечным,
     Существовавшим прежде сотворенья мира.

     В минуту расставанья
     помни о вершине Мориа -
     она пребудет в ожиданьи дня.

     Кастель-Гандольфо
     14 сентября 2002 года































     Мориар (др. евр.)- Страх Господень, служение Господу (2 Пар 3, 1).
     "Трех  видел,  Единому  поклонился"  (лат.)  (Быт  18,  1-14)  -  "Тема
несравненной Иконы Андрея Рублева - высочайшей  вершины русского  искусства"
(Иоанн  Павел II.  Слово  на  завершение реставрации Сикстинской  капеллы, 8
апреля 1994).
     Рим 4, 18 - 25.
     Мф 13,35
     Быт 22, 12.









     По прошествии лет  перерыва  в поэтическом творчестве,  Иоанн Павел  II
обратился к миру  языком  поэзии, написав "Римский  триптих". Само  название
определяет  тему и  указывает  на место возникновения  стихов - иное,  чем у
прошлых стихов Кароля Войтылы.

     Произведение состоит из трех частей, связанных друг  с другом единством
внутреннего замысла. Открывают "Римский триптих" стихи о "Горном ручье". Это
своего  рода краткое лирическим вступлением, побуждающим читателя задуматься
над тайной рождения и смерти природы, мира и человека: "Лес сбегает с горных
склонов  / в  ритме  горного ручья, / бег  воды,  кристальный  говор /  знак
присутствия  Тебя /  Слова,  корня  всех  начал".  Так, поэт  возвращается к
лейтмотиву   своего  творчества,   навеянному   атмосферой  горных  пейзажей
где-нибудь в Татрах или  в  Бескидах. Нам неизвестно,  что подвигло  Святого
Отца  к размышлению  о  Боге в  тиши  горных  вершин  и  обратило слух его к
таинственному говору горного ручья. Как знать,  было ли это в Альпах  или во
время паломничества в польские горы?

     Окрашенная   элегическими  красками  увертюра  "Горного  ручья"  вводит
читателя в пространство  большой поэзии.  На этот раз не природа,  а великая
живопись  Микеланджело и  ее сокровенная  реальность  оказываются  в  центре
размышлений  Иоанна  Павла  II:   "Переступить  готов   порог  Сикстинский",
-подготавливает  он  читателя.. Войдя  в  Сикстинскую капеллу, он  предельно
откровенен в своих чувствах: "Скрывать не станем изумленья". Это "изумление"
перед  лицом  главных  вопросов  -  Тайны  сотворения  мира  и человека,  их
будущности.  Речь  идет о "Начале",  вызванном из  небытия  Создателем, и  о
завершении  Бытия:  "День  Страшного Суда /  смерть суждена  лишь  раз,  все
разрешит Судья".

     Размышления Иоанна Павла II,  затаившего дыхание  на пороге Сикстинской
капеллы, способны напитать ум и сердце читателя, напоминая о том восхищении,
которое  неизменно вызывают у  Папы фрески Микеланджело. Сикстинская капелла
сыграла   в  его  жизни   исключительно  важную   роль.  Так,  в  заключение
поэтического размышления  он  вспоминает год двух конклавов: в сентябре 1987
года коллегия кардиналов, собравшаяся в Сикстине, избрала Папой Иоанна Павла
II. "Все  повториться вновь, когда пробьет мой час" - с волнением  читаем мы
слова, завещанные нам на исходе 2002 года.

     Вникая в эту часть размышлений, следует принять во внимание, что фрески
Сикстинской  капеллы были  отреставрированы в  90-е  годы.  Открытие главной
стены Сикстинской капеллы состоялось 8 апреля 1994 года. Папа выступил тогда
с  приветственным словом,  поэтическим выражением  и углублением которого  и
является "Римский триптих". В выступлении, посвященном фрескам Микеланджело,
Иоанн  Павел  II  сказал,  что художественное  видение  великого  живописца,
запечатленное   на   сводах  капеллы,   открывает   беспредельные  горизонты
христианской  теологии, сосредоточенно размышляющей об "Альфе"  и "Омеге"  -
Начале  мироздания  и  Страшном Суде,  Таинстве и истории Творения  и, самое
главное, - о Христе, Искуплении и Судии мира сего.
     Заключительная третья часть "Римского триптиха", озаглавленная "Вершина
Мориа",  повествует об Аврааме, приносящем  в жертву сына. Так предвосхищена
грядущая Жертва Сына,  свершенная Богом Отцом, изливающая на  "Триптих" свет
Искупления.

     Марек Скварницки
     Краков, декабрь 2002 г.


Last-modified: Tue, 16 Sep 2003 10:43:29 GMT
Оцените этот текст: