ловой игры членов Общества ЗОХиЭС со слушателями Института повышения квалификации прокуратуры России. Сегодня было бы преувеличением считать проведенные ОСП полигоном судебно-правовой реформы, но они могут им стать, если привлекут большее внимание к себе со стороны юридической общественности. Март 1992 г. Социолог Яковлева Л.М. (аналитик Фонда "Общественное мнение") 3-4 апреля 1993 г. в 15 городах России Фонд "Общественное мнение" по заказу ОЗОХиЭС провел опрос населения по трем типичным с точки зрения заказчика ситуациям осужденных хозяйственников. Были опрошены 996 человек по выборке, репрезентирующей взрослое городское население страны. Опрос проводился в технике формализованного интервью дома у респондента. В качестве вопросов респондентам предлагались конкретные ситуации, и его (респондента) задачей было выбрать тот ответ- подсказку, с которой он согласен в большей степени. Надо отметить, что хотя все три ситуации были связаны с уголовными делами хозяйственников, реакция населения на решения суда по каждому конкретному случаю была не вполне одинаковой. И хотя все трое осужденных с точки зрения опрошенных сегодня должны быть бесспорно освобождены, степень личной вины каждого в глазах населения неодинакова. Менее всего виновным признан студент, купивший на улице у иностранца 70$ (5% опрошенных считают, что он осужден правильно и должен полностью отбыть назначенный ему срок лишения свободы, а 56%, напротив, полагают, что его необходимо освободить и реабилитировать). Эта история представляется нелепой большинству опрошенных, так как пункты по обмену валюты сегодня можно видеть почти на каждом углу, а за курсом доллара к рублю (по данным опросов Фонда "Общественное мнение") следит сегодня почти все население России. Вина человека, продавшего арендному предприятию непригодную для завода медь, представляется респондентам несколько более очевидной (7% считают, что он должен отсидеть до конца срок, а 32% высказываются за его освобождение и реабилитацию). Мотивы опрошенных мы определить не можем, однако вероятно, что здесь решающим оказалось то, что продавалось так называемое "государственное" сырье, а человек, его продавший, занимал официальную должность, пусть и небольшую. Скорее всего этот же фактор определил отношение опрошенных к делу совхозного бригадира, реализовавшего пропадающие яблоки. Одно дело - частное лицо, приобретшее валюту у другого частного лица, другое дело - должностные лица, в той или иной мере пользующиеся служебным положением. А теперь о самом интересном. При анализе результатов опросов общественного мнения исследователи пользуются таблицами, в которых респонденты разделяются на группы в зависимости от заданного условия (например пол, возраст, образование и т.д.). Если ответы на какой-либо вопрос приблизительно одинаковы в разных группах опрошенных, значит общественное мнение по этой проблеме на данный момент стабилизировалось. Если же мужчины, и женщины, и пожилые, и молодые, и горожане, и сельские жители отвечают на вопрос совершенно по-разному, значит общественного мнения по этому вопросу еще нет. В описываемом опросе практически во всех группах населения (и по полу, и по возрасту, и по образованию, и по доходу), разница в ответах минимальная. Разница в ответах на вопросы заметна только у респондентов, относящихся к разным группам по роду деятельности. Так, различного ранга руководители государственных предприятий, как правило, чаще других выбирают концепцию "он виновен, но не в том, за что был осужден, его нельзя лишать свободы." Предприниматели чуть больше других осуждают совхозного бригадира, но по двум другим ситуациям высказываться категорически за освобождение и реабилитацию. Учащиеся особенно категоричны в случае со студентом, впрочем, и в других ситуациях они не видят вины осужденных. Для рабочих нелепой оказывается история с медью. Очевидно, что люди, работающие непосредственно на производстве, знают, какой необходимостью это могло быть вызвано. У специалистов с высшим образованием довольно ровное распределение ответов на вопросы. То же наблюдается также у пенсионеров и служащих без высшего образования. Особенно интересна позиция группы сотрудников правоохранительных органов. Эти люди гораздо реже остальных считают, что наши осужденные должны полностью отбыть наказание, они чаще других говорят, что наказание не соответствует вине, однако к реабилитации не призывают. Скорее всего знание существующего законодательства обязывает их признать виновными героев наших историй, но здравый смысл диктует необходимость их освобождения. Конечно, сегодня такие истории большинству людей представляются нелепыми. По-видимому, люди в первую очередь руководствуются здесь не знанием законов, а собственным чувством справедливости (совести). Насколько правовое сознание России стало сегодня более просвещенным, чем пять лет назад, можно только гадать. А можно и исследовать, в том числе и при помощи опросов общественного мнения. 1993 г. Французский политолог Жила Ф.Г. (доктор политических наук, Париж) Я с большим удовольствием ознакомился с работой исследовательского суда присяжных (ИСП) 4.06.96 г. в Москве на правах иностранного наблюдателя. Я считаю проведенный эксперимент во многом удачным положительным и перспективным. Очень понравилось, что мероприятие хорошо организовано, все присяжные сразу понимают серьезность их участия в этом эксперименте. Я ожидал больше неформальности и недисциплинированности от присяжных, а оказывается, все они очень правильно воспринимают роль своих должностей, потому что организаторы успели создать обстановку серьезности. Наверное, присяжных впечатляют такие факты, как: - висит российский флаг за судьей, - все получили денежное пособие за присутствие, - судья, прокурор, адвокат являются опытными юристами, - процесс снимался видеокамерой. Несомненно, эти факторы положительно влияют на поведение присяжных, а созданная обстановка совпадает с целями организаторов мероприятия. Также убедительным оказывается процесс принятия решения. Участники обсуждения независимы от организаторов. Присяжные очень стараются убеждать друг друга, повлиять на конечное решение, но весь процесс проходит демократично. Несмотря на эту в целом положительную оценку, будет полезным высказать и некоторую критику, чтобы улучшить это мероприятия, хотя, возможно, и сами организаторы сознают эти недостатки. Недостаточна репрезентативность в подборе участников эксперимента. Так, в мероприятии 4.06.96 г. участвовали 10 присяжных, в том числе 3 мужчин и 7 женщин, 6 молодых и 4 зрелых лица, 5 человек с высшим образованием и 3 со средним. Эти цифры не соответствуют структуре российского населения. Тем не менее мы замечаем, что и с таким набором присяжных можно все- таки работать: дискуссия между присяжными имеет смысл. И хотя эта группа присяжных не точно отражала русское общество (достаточно сказать, что все - москвичи и, кроме того, из одного района города), она кристаллизует различные слои и мнения российского общества. Весьма показательна дискуссия о понятии "взятки" между одним предпринимателем и одной пенсионеркой: подарок это или преступление? Представление фактов судьей, прокурором и защитником иногда не соответствует требованиям объективности. Понятно, что все организаторы, в том числе и прокурор этого мероприятия, хотят, чтобы в российском обществе более гуманно относились к некоторым преступлениям. Поэтому иногда чувствуется, что прокурор и судья чуть-чуть (слишком) мягко представляют аргументы за суровое наказание подсудимого. Такое представление, видимо, влияет на присяжных, которые чувствуют, что даже обвинитель считает, что совершенное преступление вызывает у него снисходительность. Думаю, что позиции обвинителя и защитника должны быть более твердыми для того, чтобы этот суд еще более полно мог отразить реальность мнений. В процессе, на котором я присутствовал, судья и обвинитель были профессиональными юристами, а защитник - экономистом. Мне объяснили, что обычно только юристы играют все процессуальные роли. Так и должно быть, потому что "асимметрия компетенций" между защитником и обвинителем сразу чувствуется и может отрицательно повлиять на поведении присяжных. В заключение я благодарю за приглашение, поддерживаю и поздравляю организаторов этого мероприятия за удачный проект и перспективный эксперимент. Хотя я не юрист, но знаком с российской системой правосудия. Я занимаюсь исследованиями российской криминальной политики и знаю недостатки судебной системы России, разницу между юридическим и общественным определениями понятия "преступления". Я считаю необходимыми и очень полезными такие инициативы и дискуссии вокруг них. 1996 г. К.ю.н. Пашин С.А. (в 1992-95 годы - руководитель отдела судебной реформы ГПУ при Президенте РФ, ныне - судья Мосгорсуда) Первые 4 дела, рассмотренные исследовательским судом присяжных, безусловно, содержат в себе серьезные правовые проблемы, точно выделенные устроителями мероприятий. Участие в проекте депутатов Государственной Думы и экспертов, работающих с ее комитетами и комиссиями, повышает ценность исследовательских результатов и, кроме того, позволяет надеяться на их использование в законотворческом процессе. Особенностью данного проекта выступает применение суда присяжных как исследовательского механизма; большая же часть заседаний неофициальных судов присяжных, о которых мне известно, носила имитационный характер. Соответственно, процедуры, использованные при рассмотрении уголовных дел, далеки от какой-либо реальной юридической практики. В частности, установление фактических обстоятельств дела здесь упразднено, хотя, судя по вопросам, которые ставят некоторые присяжные заседатели, они нуждались в уточнении тех или иных фактов, проверке возникших у них догадок. Как следствие, не обсуждается и вопрос о допустимости доказательств. По сути, эксплуатируется лишь одно из свойств суда присяжных, редко проявляющееся в развитых странах: возможность так называемой нулификации ("nullification"), т.е. предотвращения присяжными применения закона к данному конкретному случаю и безмотивного оправдания подсудимого, очевидно нарушившего юридическую норму. От традиционных социологических опросов ИСП отличаются тем, что "респонденты", во-первых, принимают коллективное решение, а во-вторых, предварительно выслушивают мнения сторон и председательствующего. Из исследовательского, а не имитационного статуса мероприятий вытекает неправомерность их оценки с точки зрения соблюдения законодательства о суде присяжных, что, однако, не исключает критики в рамках предложенного устроителями замысла. И тут важно определить границы употребления получаемых в подобной игровой форме результатов. Изначальная установка и последующие выводы организаторов заседаний ИСП, видящих в вердиктах последних "глас народа", выражение общественного мнения и урок законодателям, по-моему, не имеют строго научного основания. Данное пессимистическое заключение подкрепляется следующими доводами. Во-первых, вердикт суда присяжных выражает волю народа не в теоретической, а в ее практической энергии. Оправдание подсудимого само по себе актуально лишь в рамках данного дела, здесь и теперь. Перенесение выводов присяжных заседателей, к которым они пришли по одному делу, на все население методологически ошибочно. Совсем не случайно известный судебный деятель А.Ф. Кони утверждал, что лишь систематически повторяющиеся многочисленные оправдательные вердикты по однородным делам могут рассматриваться как проявления народного правового чувства. Во-вторых, решение суда присяжных в принципе способно дать срез общественного мнения населения только данной местности. Правовые оценки должностных и хозяйственных нарушений, полученные, например, от городских и сельских присяжных заседателей, могут весьма отличаться. Поэтому, кстати, американские психологи, консультирующие стороны, начинают с социологических исследований населения местности, откуда будут призваны присяжные заседатели. В-третьих, лишь 2-е заседание суда присяжных проходило с участием лиц, "избранных согласно рекомендациям социологов", так до конца и не выполненным. Случайный подбор присяжных заседателей, среди которых, к тому же встречаются студенты и другие юные особы, не достигшие минимального для судей 25-летнего возраста, ставит под сомнение возможность интерпретации получаемых результатов, кроме как в качестве вердикта, вынесенного данным составом заседателей; никаких гарантий солидарности с их решением других составов присяжных заседателей нет. К сожалению, видимо, по причине организационных трудностей не производится отбор присяжных заседателей с участием сторон, в результате чего в состав суда попадают люди с невыясненными предубеждениями и даже явно предубежденные. В-четвертых, выступления экспертов (обвинение, защита, судья) носят, по-видимому, спонтанный, импровизированный характер, т.е. не являются частью исследовательского механизма. Если эксперты вольны выбирать аргументацию и психологические приемы воздействия на аудиторию, а не придерживаются стандартных, заранее определенных правил поведения и высказываний, их активность служит мощным неучтенным фактором, влияющим на содержание вердикта. В-пятых, устроители не разработали механизма рефлексии полученных результатов, хотя в этом вопросе, несомненно, могут и должны сыграть свое слово эксперты - юристы и социальные психологи, специализирующиеся на проблемах коммуникации и принятия решений малыми группами. Что касается либеральных взглядов присяжных заседателей относительно мер наказания, то известно и многократно подтверждено исследованиями, что в нормальных условиях представители народа склонны требовать интенсивной кары для лиц, совершивших насильственные, а не корыстные преступления; они склонны мягче относиться к людям, имеющим средний общественный статус ("полезным членам общества"), нежели к бродягам, безработным, опустившимся гражданам. Разумеется, эта закономерность проявляется не во всех местностях и не в каждом составе присяжных заседателей (случайное попадание на скамью присяжных лиц, пострадавших от финансовых мошенничеств, вынужденных в недавнем прошлом дать взятку вымогателю, способно резко изменить содержание вердикта по вопросу о наказании. Вот, кстати, почему важно наладить отбор кандидатов в присяжные заседатели ad hoc, исключив необъективность представителей населения. Благородное начинание, предпринятое руководством Общества ЗОХиЭС, нуждается, таким образом, в более тщательной научной проработке, надежном организационном обеспечении, корректной интерпретации результатов. Полагаю, что в имеющемся виде заседания ИСП дают парадоксальный, не планировавшийся устроителями результат: научную и практическую ценность приобретают не вердикты нерационально сформированных коллегий присяжных заседателей, а мнения экспертов, перед ними выступающих. Присутствие на дебатах посторонних лиц, наделенных "властью" разрешить дело, придает прениям пикантность, служит катализатором для умственных упражнений сторон, вынуждает их оттачивать аргументы. Определенное значение для указанных целей имеют и вопросы присяжных заседателей, адресованные судье и сторонам. 25.11.1996 г. К.ю.н. В.В. Похмелкин (член Комитета по законодательству Государственной Думы РФ) И сама идея проекта, и форма ее реализации представляются мне очень интересными. К сожалению, мы пока не располагаем апробированным механизмом изучения и учета общественного мнения в законотворческой деятельности и правовой политике в целом. Поэтому любые исследования, дающие представления об уровне массового правосознания, об отношении людей к закону и практике его применения, заслуживают нашего самого пристального внимания. Что касается первых результатов проводимого эксперимента, то они с очевидностью развенчивают некоторые мифы, прочно укоренившиеся в профессиональной юридической среде. Во-первых, это миф о неспособности людей, не имеющих специального образования и специальной подготовки, разобраться в сложных правовых вопросах. Скорее наоборот. По моим наблюдениям, они могут дать фору некоторым профессиональным юристам. Там, где мы подчас механически оперируем готовыми юридическими формулами, не вникая в их социальный смысл, присяжные стараются вникнуть и в суть закона, и в суть совершенного деяния, разобраться в том, какой вред оно причиняет, и в чем этот вред может выражаться. Кстати, именно таким подходом руководствовались авторы проекта Уголовного кодекса, пытаясь конкретизировать понятие общественной опасности преступления как в общей части Кодекса, так и применительно к отдельным видам уголовно-наказуемых деяний. Во-вторых, это миф о репрессивности массового сознания. Многие политики и представители правоприменительных ведомств не устают повторять, что люди требуют решительных мер в борьбе с преступностью, сводя это только к ужесточению уголовного наказания. Проект нового Уголовного кодекса неоднократно подвергался критике по поводу якобы недостаточно суровых санкций за экономические преступления. А вот подавляющее большинство присяжных полагает, что экономические преступления должны влечь за собой санкции, главным образом, имущественного характера. Обращает на себя внимание и такая интересная деталь. Часто, вынося оправдательный вердикт, присяжные выражают моральное порицание содеянному, но полагают, что такие действия требуют не уголовного наказания, а иных мер правового воздействия. Для нас это урок более разумного и более нравственного подхода к проблемам уголовной политики. 1996 г. К.ю.н. Сидоренко Е.Н. (заместитель министра юстиции РФ) Начинание института "Открытое общество" и "Общества защиты осужденных хозяйственников" заслуживает внимания и поддержки. Интересна сама идея: в форме импровизированного суда присяжных изучить общественное мнение по сложной и важной для законодательства и правоприменительной практики проблеме ответственности за экономические преступления. "Пропуская" материалы конкретных уголовных дел через "суд присяжных", авторы проекта вполне обоснованно рассчитывают получить представление о том, как общественное сознание оценивает процессы, происходящие в экономике, как оно формулирует понятие допустимого, общественно полезного и общественно опасного в действиях субъектов экономических отношений. Конечно, форма, используемая участниками проекта, далека от реального суда присяжных. Скорее она напоминает процедуру рассмотрения дела в порядке надзора. Но, принимая во внимание заявленные исследовательские цели, ее следует признать вполне удачной. Организация обсуждения дела максимально подчинена тому, чтобы точно и объективно выявить взгляды участников, их позиции, критерии, которыми они руководствуются. При этом получается, что присяжные оценивают не только совершенное деяние, но и закон, устанавливающий его наказуемость. И отмахиваться от такой оценки, какой бы нелицеприятной она ни была, нельзя. Эффективно будут работать только такие законы, которые принимает и одобряет большинство членов общества. Нельзя не обратить внимание на то, что многие вердикты присяжных разительно расходятся с официально постановленными приговорами. По крайней мере над этим стоит задуматься. Не получается ли так, что критерии и установки, которыми руководствуется профессиональный суд, не соответствуют происходящим в обществе изменениям, а вот массовое сознание реагирует на них более чутко? 1996 г. К.ю.н. Кореневский (научный сотрудник Института прокуратуры РФ) Первые впечатления о проекте "Исследовательский суд присяжных" вселяют надежду. Надежду на то, что суд присяжных займет достойное место в нашей правовой и общественной жизни. Присяжные, состав которых в данном случае определяется в полном смысле (если пользоваться терминологией закона) методом случайной выборки, в своих вердиктах проявляют здравый смысл и чувство справедливости. Они доискиваются до сути дела, руководствуясь не формальными признаками, а пытаясь понять подлинную природу совершенного деяния. Им не присущи конформизм, безусловная вера в любую официальную бумагу, любое официальное мнение, вера, которая воспитывалась в нас десятилетиями и которая давила на двух народных заседателей в традиционном советском суде. Может быть, это один из лучших путей формирования гражданского самосознания, которого нам так не хватает. Представляют интерес вырабатываемые присяжными оценки преступности или непреступности тех или иных действий, сравнительной тяжести преступлений. Эти оценки далеко не всегда совпадают с действующим уголовным законодательством и судебной практикой. Их не худо бы знать законодателям, высшим судебным и прокурорским инстанциям. Достаточно строго, например, относясь к взяточникам из числа представителей власти, так называемых публичных должностных лиц, присяжные оказываются гораздо терпимее к руководителям предприятий, в том числе и государственных, получающих пусть даже и незаконное вознаграждение за совершение той или иной сделки. Присяжные отказываются признавать виновными в воровстве тех, кто получил доход за счет неразрешенного использования чужого имущества, но на само это имущество не посягал и никакого ущерба собственнику не причинил. К сожалению, следователи, прокуроры и судьи это учитывают далеко не всегда. 1996 г. Анкудинов О.Т. (заместитель начальника управления Генпрокуратуры РФ, старший советник юстиции) Я отдаю себе отчет в том, что этот проект уязвим для критики, начиная с сомнений в репрезентативности выводов, кончая прямыми упреками в тенденциозности. Действительно, главным исполнителем проекта является правозащитная организация, основной целью которой заявлено содействие реабилитации необоснованно осужденных хозяйственников. Однако многолетний опыт их работы показал, что защита осужденных хозяйственников гармонично увязывается с объективной правовой позицией, с пониманием, что субъекты хозяйственных отношений нуждаются в защите не только от государственного произвола, но и от жуликов самых различных мастей. Вполне возможно, что этому способствовала многолетняя практика проведения этой организацией "общественных судов присяжных", прислушивание к доводам простых людей. Известно, что именно Общество ЗОХиЭС было одним из активных инициаторов включения в проект Уголовного кодекса РФ ряда новых статей, предусматривающих наказуемость ряда экономических правонарушений, и, кстати говоря, не во всем нашли поддержку. Власти проявляют недопустимый либерализм по отношению к строителям всевозможных "финансовых пирамид", к злостным неплательщикам долгов и иным деятелям, приносящим вред громадной массе людей и дискредитирующих саму идею цивилизованного рынка, хотя и здесь положение может измениться. 1996 г.