в, поданных за кандидатов Союза трудового народа, составил 99,19 в Литве, 97,8 - в Латвии и 92,8 - в Эстонии. Ни на одних выборах, ранее проводившихся в этих государствах, не было достигнуто таких высоких показателей, и советская пропаганда очень гордилась этим достижением. Однако, даже если сомнительные цифры были истинными, а не сфабрикованными, хвастаться этими показателями все же не было оснований. "Уклонение от выборов будет вызывающим шагом: в нынешнем положении пассивность может расцениваться как враждебность по отношению к рабочему народу, пассивными могут оставаться лишь те, кто выступает против трудящихся", - было написано, например, 14 июля в редакционной статье "Рахва Хяэль", официальном органе эстонского марионеточного правительства. <...> Тем, кто не хотел быть смещенными с должности, лишенными любой возможности найти работу или обреченными на всякого рода гонения, не исключая тюремного заключения и смерти, естественно, приходилось избегать того, чтобы их занесли в список "врагов народа". Как в таких условиях возможно было массовое уклонение от выборов? <. -> Ни угрозы, ни другие предпринятые меры не способны были оказать воздействие, желательное для Москвы. Циничное попрание законности, справедливости и порядочности в инсценировке пародии на выборы так глубоко взволновало умы людей и пробудило чувство такого непреодолимого отвращения, что сотни тысяч предпочли опасность преследования участию в омерзительном спектакле. Следовательно, то, что не удалось получить с помощью угроз и других предпринятых мер, приходилось подделывать. Истинный процент участия в выборах и поданных голосов необходимо было "скорректировать" или, иными словами, фальсифицировать. Уже в то время, в июле 1940 года, ни для кого не было секретом, что по приказу марионеточного правительства как подчиненные, так и верховные, или центральные избирательные органы широко прибегали к фальсификациям. Теперь это подтверждают данные под присягой показания ряда беженцев из Балтийских государств, опрошенных в качестве свидетелей Комиссией по коммунистической агрессии Палаты представителей США. Чтобы подготовить почву для этих манипуляций, подсчет голосов производился за закрытыми дверями, хотя статью закона о выборах, согласно которой он должен происходить публично, не отменили. Ничто не препятствовало процессу фальсификации, требуемой Москвой: в избирательных комиссиях заправляли коммунисты и им сочувствующие, а 274 некоммунисты, входившие в состав комиссий, были напуганы атмосферой беззакония, царившей в стране, и угрозами, ежедневно звучавшими в адрес тех, кто отважится выступить против "победоносного марша трудящихся". "Местные коммунисты получили приказ продемонстрировать участие в выборах на 90%", - свидетельствует один их тех, кто был связан с выборами в Эстонии. Другой свидетель добавляет: "В сельской местности, где людям легче было уклоняться от голосования, часто приходило голосовать всего 40-60%." Обобщая показания свидетелей, отчет констатирует: "В случаях, когда избирательные комиссии давали истинные результаты голосования, окружной комитет "корректировал" данные в сторону увеличения. Так многие избирательные округа достигли в конце концов 100% участия, хотя на самом деле на выборы пришло всего 50-60% избирателей". <...> Тайна голосования на избирательных участках практически не соблюдалась. Рядом с входившими в комиссии коммунистами везде сидели политруки Красной Армии, которые строго следили за поведением избирателей и делали письменные заметки. Даже воспользовавшись отделенным ширмой углом для того, чтобы положить бюллетень в конверт перед вручением его комиссии, можно было навлечь на себя опасность попасть в список подозреваемых или "врагов народа". В то же время, не заходя за ширму, было почти невозможно вычеркнуть имя кандидата или написать что-то на избирательном бюллетене, заменить один бюллетень другим, не положить бюллетень в конверт или как-нибудь иначе выразить желание голосовать против кандидата и остаться при этом незамеченным членами комиссии. В таких обстоятельствах величайшего восхищения заслуживают 43 400 граждан Эстонии, которые все же отважились так или иначе выказать свое осуждение кандидату и комедии "выборов" по-советски. Согласно официальной информации, 43 399 голосов были признаны недействительными, все эти аннулированные голоса - знак того, что они были отданы против намеченного кандидата. На самом деле проголосовать против кандидатов отважилось значительно больше избирателей, поскольку некоторые избирательные комитеты объявили действительными большое количество - тысячи - бюллетеней, относительно которых не могло быть сомнений в намерении избирателей выступить против кандидатов (например, бюллетени, на которых было зачеркнуто или вырезано имя кандидата, приписаны слова "против", "нехороший" и т.д.). Многие избирательные бюллетени содержали пометки, составленные весьма саркастически или язвительно, выражавшие крайнее отвращение избирателей к унизительному спектаклю и их полное презрение к кандидатам и коммунистическим правителям, которые рассматривались как изменники своей страны. Из: "1940 год в Эстонии...", с. 152-153. Выписка из фонограммы телепередачи "Депутаты Государственной думы свидетельствуют " от 7 декабря 1989г.: Вопрос: Избирательная платформа была популярной, но почему она не была реализована? Лембит Люйс (заместитель министра социальных дел, в дальнейшем - народный комиссар): "Это было за два дня до выборов. Неэме Руус (министр социальных дел) сказал мне, что в Эстонии не удастся установить народно-демократический строй по примеру Монголии (как раньше было обещано - Прим. изд.). Он сказал, что нам следует войти в состав Советского Союза. Я спросил: "Как же это так вдруг? Ведь были выборы, была и избирательная платформа". Он ответил, что ничего нельзя сделать, таково требование Жданова, и мы не имеем возможности противостоять этому. Одно из двух: либо мы будем согласны, либо нам здесь придется очень плохо. Ситуация чрезвычайно усугубляется. Другого выхода сейчас нет. Позже я слышал, что перед заседанием Государственной думы ее члены были вызваны в ЦК (КПЭ - Прим. изд.), и там им разъяснили, что следует голосовать за установление советского строя и вступление в СССР. Меня в ЦК не вызывали. Очевидно, считалось достаточным, что Неэме Руус мне уже все разъяснил". Из материала, направленного в адрес комиссии Президиума Верховного Совета Эстонской ССР по выработке историко-правовой оценки событий 1940 года в Эстонии: 275 17 июля 1940 года по требованию эмиссаров Советского Союза в столицах Прибалтийских республик впервые появились лозунги о вступлении в состав СССР. Рабочий завода "Ф.Крулль" Э.Леэт вспоминает: Я принимал участие и в митинге на площади Вабадузе 17 июля. Когда мы колонной шли с рабочими на митинг на площадь Вабадузе, нам дали с собой свернутый в трубку лозунг, который не было разрешено разворачивать. Когда мы пришли на площадь, нам приказали развернуть лозунг, и его текст нас очень удивил. А именно, в нем требовалось "Вступить в состав Советского Союза". Из: "Eesti riikja rahvas II ntaailmasojas... ", Ik, 139-140, ^8Ш1Ш. (пер. с энс/п.) <0 Банке Эстонии> К. Тунгал В первые дни мая (1940 г. -Прим. сост.) в руководство банка неожиданно пришел какой-то человек еврейской внешности, который назвался Симакиным и представился представителем Госбанка Советского Союза. Это было совершенной неожиданностью как для руководства Банка Эстонии, так и для его сотрудников. Шло время военных баз и пришедшее новое лицо приняли со смешанным чувством. Представитель очень интересовался нашими внешними долгами. Особенно его интересовали долги перед Германией, какие мы заказывали оттуда товары и сколько нам еще надо было заплатить. Как известно, начиная с сентября 1931 г. контроль всех внешних платежных средств государства был под надзором Банка Эстонии. Он оставался у нас до 4-5 июня 1940 г., затем исчез так же внезапно, как и появился, ничего не сообщив и не попрощавшись. Первым шагом правительства Иоханеса Барбаруса-Вареса в отношении Банка Эстонии было увольнение тогдашнего руководства и назначение комиссара, которым оказался прежний бухгалтер Городского банка Зигфрид Пант. Сотрудникам Банка Эстонии Зигфрид Пант был известен как честный и корректный человек, патриот Эстонии, который, будучи комиссаром нового правительства и выполняя свои прямые обязанности, защищал Банк Эстонии больше, чем интересы "красного правительства". Сотрудники Банка Эстонии были поэтому по-настоящему обрадованы, хотя и старались скрыть это. Позже "правительство республики" назначило еще нескольких "помощников" комиссара. 15 июля 1940 г. на стадионе Кадриорга в Таллинне состоялись международные соревнования по футболу между Эстонией и Латвией. Их организатором было Эстонское спортивное общество "Калев" в Таллинне. Как известно, эти международные соревнования закончились большой патриотической демонстрацией с сине-черно-белыми флажками и с исполнением гимна Эстонии. Из руководства Банка Эстонии в руководство спортивного общества "Калев" входили директор Кристиан Каарна, помощник директора Людвиг Паркас и сотрудник отдела внешних связей Вольдемар Рыке. В следующую ночь после массовой демонстрации на стадионе Кадриорга Людвиг Паркас и Кристиан Каарна были арестованы у себя дома. Месяцем позже на улице арестовали Вольдемара Рыкса. <0 событиях на стадионе Кадриорга> Г.Пярнпуу Руководство Центрального спортивного союза Эстонии было арестовано почти в полном составе, главным образом в связи со спонтанной народной демонстрацией 18 июля 1940 г. на таллиннском стадионе, где проходили соревнования по футболу между Эстонией и Латвией. Эти международные соревнования, которые были последними в республике, собрали, как известно, на стадионе Кадриорга, свыше 10000 зрителей. Хотя в последнее время латыши в футболе были сильнее нас, команда Эстонии в белых майках играла с необычайным воодушевлением и выиграла со счетом 2:1, причем уже в первой половине матча эстонская команда вела со счетом 1:0. Первый гол от Эстонии забил Р.Куремаа, второй - Й.Сименсон. В 276 состав команды со стороны Эстонии входили Карп, Тепп, Неерис, Матсалу, Парбо, Пийсанг, Сименсон, Ууккиви, Куремаа, Вейдеманн, Касс. Во второй половине матча игра была весьма напряженной, народ горячо сопереживал. К тому же энтузиасты спорта находились в каком-то наэлектризованном состоянии, поскольку некоторые места в ложе были заняты уже новыми государственными и спортивными деятелями, там сидели Н.Руус, А.Пирсон, А.Антсон и др., которым ранее приходилось бывать на больших спортивных мероприятиях, не выделяясь из толпы на задних рядах трибуны. Откуда-то появились маленькие сине-черно-белые бумажные флажки, которые передавались по трибуне из рук в руки. Теперь, если команда Эстонии шла в наступление, то ее успешные атаки сопровождались неслыханными ранее на стадионе поощрительными криками и размахиванием флажками. Сборная команда Эстонии играла, будто окрыленная какой-то волшебной силой, и в результате победила. Когда команда уходила с поля, в одном из углов трибуны начали петь гимн, который, конечно, пели и перед матчем, но теперь к гимну присоединился хор из 10 000 голосов. Народ не желал расходиться, когда все же начали покидать стадион, раздалось несколько призывов: "Пойдем к президенту!" Часть народа двинулась в направлении Кадриоргского дворца, часть направилась в сторону города. Дойти до дворца демонстранты не успели, безоружных патриотов спорта разогнали бронемашины Красной армии, двигавшиеся по дорожкам Кадриорга близ дворца президента. Последствия этой спонтанной демонстрации были очень тяжелыми. Большинство руководства Футбольного союза Эстонии, а также почти все руководство Центрального спортивного союза Эстонии арестовали и увели на допрос. Немногие вернулись после этого посещения штаб-квартиры НКВД. Из: A.Ots. "Miks kaotasime iseseisvuse. Eestluse probleeme eksiilis" ("Почему мы потеряли независимость. Проблемы эстонского сознания в изгнании" ), Stockholm, Vdlis-Eesti & EMP, 1982, lk. 95-97. (пер. с зет.) Уничтожение К.Пятсом администрации Эстонской республики Сразу после прихода к власти правительства Вареса президент Пяте, по предложению коммунистического премьер-министра и для создания новой коммунистической администрации, начал уничтожение администрации Эстонской республики периода независимости с массового увольнения руководящих государственных служащих. Он сделал это несмотря на заявление эмиссара Советского Союза Жданова о том, что "с назначением Вареса премьер-министром в Эстонии ничего не меняется. Советский Союз соблюдает условия пакта о взаимопомощи и не вмешивается во внутренние дела Эстонии". Пяте сам рассказал об этом посланнику Аугусту Рею и члену Государственной думы Михкелю Юхкаму, о чем я уже подробнее писал в книге "Люди на поворотах истории". Требованием ультиматума Советского Союза было: 1) "Сформировать новое правительство, которое способно и готово честно выполнять пакт о взаимопомощи, заключенный между Советским Союзом и Эстонией, и 2) беспрепятственно пропустить советские войска в Эстонию". Однако статья 5 пакта о взаимопомощи четко определяла: "Проведение в жизнь настоящего пакта ни в какой мере не должно затрагивать суверенных прав договаривающихся сторон, в частности, их экономической системы и государственного устройства". Но тем не менее президент Пяте, подхалимствуя перед коммунистами, начал, по предложению премьер-министра Вареса, "освобождать" (читай: увольнять) от должностей всех государственных служащих из числа руководства периода независимости, мотивируя определениями "по личной просьбе" или "по собственному желанию". Хотя все приказы об увольнении, подписанные К.Пятсом, были опубликованы в "Рийги Театая", на родине многими уволенными это осталось незамеченным. И лишь в изгнании, 40 лет спустя, листая эти "Рийги Театая", я узнал, что К.Пяте уволил по личной просьбе: 1. Помощников министров, директоров отделов министерств, заместителей директоров, советников и чиновников по особым поручениям всех министерств Эстонии. 277 2. Уездных старейшин, префектов и комиссаров полиции всех уездов Эстонии. 3. Всех высших военачальников Эстонии и командиров воинских частей, начиная с генералов и полковников, и более низких по званию специалистов. 4. Членов правления и исполнительных директоров всех государственных предприятий Эстонии - президента Банка Эстонии, руководителя Государственной типографии и др. 5. Всех посланников и консулов Эстонской республики он отозвал из-за границы на родину. Однако они, предвидя и опасность увольнения, и возможность ареста, не вернулись на родину, за исключением Яана Латтика из Литвы. Непокорных посланников он уволил со службы, а их посольства в зарубежных государствах передал местным полпредам Советского Союза. Посланник в Швеции Ларетей искал политического убежища в этой нейтральной стране, которое было ему предоставлено, в то время как ведение дел в посольстве, с согласия шведского социалистического правительства, взял на себя посол Советского Союза. Политическое убежище в Швеции нашли также эстонский посланник в Италии Леппик и посланник в Москве Рей, после второй оккупации туда приехал и Варма из Финляндии. Только посланник в Лондоне Торма оставался на месте, поскольку британское правительство отказалось признать оккупацию Эстонской республики Советским Союзом. Остался на месте и консул в США Йоханнес Кайв, правительством США ему даже была предоставлена возможность исполнять обязанности политического представителя Эстонии, хотя Эстония вообще не имела посланника в США. Пяте отозвал из зарубежных государств на родину также всех представителей наших вооруженных сил, в случае неповиновения он освобождал их от должности. Президенту Пятсу должно было быть очень хорошо известно, чем было обусловлено такое массовое "освобождение от должности по личной просьбе" государственных служащих периода независимости. Предложения об их увольнении представлял ему на подпись коммунистический премьер-министр Варес с сопроводительной подписью соответствующего министра, но он ни разу не отказался подписать увольнение и продолжал автоматически подписывать подносимые приказы до последнего. Из государственных служащих периода независимости не уволенными остались только те, кто уже перешел на сторону коммунистов, например, служащий министерства иностранных дел Эльмар Киротар - в награду за выдачу эстонских государственных секретных документов и пересылку их из Стокгольма. На своем месте оставили также первого секретаря главного комитета по выборам в Государственную думу Артура Мяги, которого коммунисты во время выборов в красную Государственную думу использовали для обнародования сообщений об исключении кандидатур, оппозиционных коммунистам. Освобождение государственных служащих от должности "по личной просьбе", кроме, как по политическим причинам, осуществляли еще и потому, что в таком случае государство не обязано было платить специальное возмещение в размере нескольких месячных окладов, как это было предусмотрено в законе о государственной службе. При подписании приказов об увольнении с должности государственных служащих периода независимости президенту Пятсу должны были быть ясны политическая цель и причина того, что сразу весь состав руководящих государственных служащих желает уволиться со службы "по личной просьбе". Он должен был бы догадаться, что в такой ситуации обязанность уволиться со службы "по личной просьбе" когда-нибудь коснется и его, о чем он, по-видимому, не подумал, может быть, надеясь в награду за предательство государства остаться коммунистическим президентом! К большому разочарованию, именно сам Пяте и оказался тем единственным, кто вынужден был уйти со службы "по личной просьбе", как свидетельствует об этом начальник его канцелярии Э.Тамбек. Листая "Рийги Театая" времен правительства Вареса, я был поражен, обнаружив, что президент Пяте освободил меня от должности советника министерства экономики по личной просьбе без моего заявления. Министр Нихтиг вызвал меня тогда в свой кабинет и сообщил, что я должен уйти со службы. При этом добавил, что это не его личное желание, ибо он получил такое распоряжение, но не сказал, от кого. Я долгое время знал Нихтига как директора ЭТК, поэтому в личной беседе я сказал ему, что это во власти нового правительства, и простился, пожав ему руку. Приказы президента Пятса о массовом освобождении от должности государственных служащих <...> были противозаконными актами, целью которых было очистить 278 государственную администрацию от служащих периода независимости и помочь прийти к власти в Эстонской республике коммунистическому режиму. Из: I.Raamot. "Malestused...", lk. 166-170, 172-174 (пер. с эст.) Вторжение советских войск в Эстонию В понедельник, 17 июня 1940 года, началось вторжение советских войск в Эстонию.<...> В последние дни распространялись разного рода слухи о новых требованиях русских в отношении Эстонии. Опасались увеличения числа советских войск, находившихся на базах Эстонии, но в оккупацию в прямом смысле верить еще не хотелось. <.. .> Рано утром зазвонил телефон, и мы узнали, что происходит. Раяский молочник, как обычно, вернулся из Тарту около десяти и привез нам всякие новости. Самой удручающей из них была та, что советские войска уже к обеду этого дня ожидались в Тарту со стороны Ряпинаского шоссе. Мне до сих пор непонятно, почему наша военная контрразведка была настолько слаба, что правительству республики даже за 24 часа не было известно о вторжении русских. Весь этот исторический день, т.е. 17 июня, мы провели в Рая и Юленурме в недоумении. Слушали радио и обсуждали, что теперь будет с Эстонией и со всеми нами и что предпринять, но никто из нас так и не смог предложить какой-нибудь выход... В тот же или на следующий день пришло известие, что колонна советских войск движется по Вырускому шоссе в направлении Тарту. Когда ее стало видно у нас в Реола, мы вышли на край шоссе, чтобы стать свидетелями этого печального для Эстонии исторического события. <...> Семьи поселенцев с Запада расположились на нашей стороне шоссе, а народ с мызы -- на своей стороне. Таким образом, несколько десятков человек по обе стороны шоссе следило за вступлением русских. <...> При виде длинной моторизованной колонны, двигавшейся мимо нас, любопытство постепенно уменьшалось, и на смену ему все больше и больше приходило беспокойство о завтрашнем дне и о будущем. Число любопытных мало-помалу стало сокращаться, и мы с женой в тревожном раздумье тоже отправились назад в Рая. Я сразу потерял веру в свободу нашего народа и почувствовал, что мы оказались полностью во власти русских. Утешительные слова президента Пятса и правительства Вареса на следующий день нисколько меня не успокоили, так как сопровождавшие их постановления и законы говорили прямо противоположное. <.. .> Одновременно с военной оккупацией Эстонии началось и установление в ней коммунистического режима. Основной политической целью была инкорпорация Эстонской республики в состав Союза ССР в качестве одной из "свободных" республик. Это было осуществлено, в нарушение эстонского законодательства, уже 6 августа 1940 года. Началась советизация Эстонии, сопровождавшаяся арестами, убийствами и ссылками в концлагеря в Сибирь, как это уже более 20 лет происходило в Советском Союзе. Все предвещало эстонскому народу беды и страдания, а помощи против оккупантов ждать было неоткуда. Жизнь брала свое, и ничего другого не оставалось, как подчиниться судьбе, надеяться на лучшее будущее и, насколько возможно, продолжать свою работу. Началась пора сенокоса... Я приехал в Рая, чтобы воспользоваться плодами своих трудов и порадоваться им, как обычно, но теперь все эти чувства исчезли, вместо них появился страх за свою семью и собственную жизнь. По ночам я больше не мог как следует заснуть. Такими бессонными ночами взвешивал я любые возможности вырваться из когтей русских. Не хотелось так легко поддаваться судьбе. Днем пытался с головой уйти в работу и повседневные хлопоты, как это делали все, кто меня окружал. <.. .> Из Тарту поступали сообщения, что русские солдаты отправлены в казармы и что им запрещено грабить и убивать в городе. Поговаривали об арестах полицейских и тюремных охранников. Известное утешение находили в том, что железнодорожное сообщение с Таллинном поддерживалось и было достаточно регулярным. 279 Я поехал в Таллинн разузнать, как оценивают наше положение мои таллиннские друзья и что они собираются предпринять. В Таллинне, как и в Тарту, общество по-прежнему собиралось в кафе. Поскольку о политических новостях, новых декретах и постановлениях и в Таллинне, и в Тарту узнавали из одних и тех же газет, различий в информации не было. Сообщения и рассказы о немногочисленных арестах, передаче магазинов и домов тоже не были новостью, так как в то тревожное время разного рода известия или слухи распространялись повсюду из уст в уста с удивительной скоростью. Главной целью моей поездки в Таллинн был вовсе не сбор слухов и многочисленных анекдотов о русских, на самом деле я хотел потихоньку выяснить, можно ли мне надеяться на бегство - в первую очередь через залив в Финляндию. Поговаривали тогда и о переселении вслед за немцами. Но в это мне тогда не особенно верилось. На первом месте стояло все же бегство на лодке в Финляндию или Швецию. Оставаться на родине я не желал ни в коем случае. Я просто не мог себе представить, чтобы коммунисты могли вести себя в Эстонии по-человечески и чтобы они рано или поздно не начали уничтожать буржуазию. Я знал, что в Советском Союзе тюрьмы и лагеря смерти работали как и прежде, хотя после революции 1917 года прошло уже более двадцати лет. В отношении бегства трудным для меня было то, что как человек из Тартумаа, я был мало знаком с жителями побережья. Другом, с которым я хотел откровенно поделиться мыслями о политическом положении, был Рудольф Пенно. Пенно находился в Таллинне, мы долго и доверительно беседовали. Мы оба были пессимистами и наши взгляды совпадали. Оба мы видели возможность спасения от русской оккупации в войне между Германией и Советским Союзом. Я был убежден, что война начнется. Пенно не был в этом уверен. Однако мы оба сходились во мнении, что как только Советский Союз бесшумно, но последовательно ликвидирует в Эстонии все возможности противодействия и полностью отрежет Эстонию от внешнего мира, заигрывание с народом прекратится и коммунистический режим начнут насаждать насильственно. Так мы дошли до вопроса о том, что мог бы любой из нас в таком положении предпринять для спасения своей жизни и жизни своей семьи. Я открыл свои карты, сказав, что подумываю о бегстве из Эстонии, и спросил Пенно, может ли он помочь мне в этом через своих знакомых среди жителей побережья. Пенно посерьезнел, замолчал и, казалось, задумался, что мне ответить. Ответ Пенно был коротким и ясным - он уже договорился с одним рыбаком с побережья. Он не собирается ставить об этом в известность семью прежде, чем они выйдут в открытое море. Лодка вместительная, на ней хватит места также для меня и моей семьи, если я захочу разделить с ним его судьбу. Теперь была моя очередь серьезно задуматься, могу ли я принять такое решение без участия своей семьи. Я решил согласиться и дал ему слово. При более подробном обсуждении этого вопроса Пенно сказал, что бегство намечено на конец лета, когда ночи станут более длинными и темными. Мы договорились, что Пенно даст мне знать, когда мне с семьей ехать к нему в гости. Там он устроит так, что мы вместе отправимся на море, чтобы показать море и берег моим сыновьям. Мы только условились, что я не стану предупреждать о бегстве свою семью и не возьму с собой никакого имущества, которое, в случае, если нас поймают, дало бы повод предположить, что семья знала о нашем намерении. Курс лодки и причину поездки также необходимо было как можно дольше держать в тайне от домашних. Решено было направиться в Финляндию. Договоренность с Пенно оказалась для меня неожиданной, тут было о чем задуматься, но лучшего решения я не нашел и поэтому отказываться не стал. В середине июля мне сообщили, что Рудольф Пенно арестован... Пенно пришлось пробыть в тюрьме с июля по ноябрь 1940 года - чуть меньше четырех месяцев. После освобождения из тюрьмы Пенно еще энергичнее приступил к организации нового плана бегства из Эстонии и вскоре после того договорился с одним рыбаком, включив и мою семью. В качестве места назначения предусматривался остров Готланд, бегство должно было состояться ранней весной 1941 года из одного пункта на южной стороне, который я не могу назвать. Почему это не удалось осуществить Пенно, я не знаю. Я со своей семьей в то время уже находился в Германии. 280 Из: A.Aarelaid. "Ikka kultuurilemoeldes" ("Думая о культуре"), Tallinn, Virgela, 1998, lk. 123-131. (пер. с эст.) Воспоминания: ВАЙНО ВЯЛЬЯС, р. в 1931 г. (общественный деятель, лидер ЦК КПЭ, посол СССР в странах Латинской Америки). Это политическое противостояние 1940 года проявилось и в том, что у нас больше не было своего государства, пусть даже этот факт сам по себе не сразу дошел до сознания людей. Государственный флаг использовали по-прежнему, исчезновение государства еще не стало настолько очевидным. Думали, что июньский переворот означает официальное установление советской власти, а что Россия теперь снова подомнет нас под себя - так не думали. С детства в памяти остались рассказы старших, в то время это было не так болезненно. Как бы дико это сейчас ни звучало, но в 1939 году многим на Хийумаа базы дали работу. Теперь мы о таких вещах вообще не думаем! На островах работы не хватало, рабочие руки все время были в избытке. Базы дали крестьянам работу и возможность заработка, с лошадью за трудодни платили хорошо. Люди зарабатывали и благодарили новый порядок. В наших местах, в Тахкуна, выселения из сел и принудительного отчуждения не было, ведь военные пришли на пустое место и при этом платили за землю. На Пакри и в Палдиски людей высылали, а на Хийумаа -- нет. Говоря о 1940 годе, мы теперь забываем о земельном голоде, а ведь весь вопрос как раз в земельной реформе и в тех, кто получал новую землю, их было довольно значительное количество. На Хийумаа такого острого противостояния не возникло. Я опять же не могу сказать, что повсюду так было, могу говорить только о своем окружении. На Хийумаа больших, то есть свыше 60 гектаров, хуторов было не так уж много. У нас в селе было одно место - Нууди, тамошний хозяин просто сказал батраку, слушай, все равно отнимут, подай заявление и бери этот кусок себе. ФЕРДИНАНД ЭЙЗЕН, р. в 1914 г. (общественный деятель, министр образования Эстонской ССР в 1960-1978 гг.) В 1940 году я только что женился, и мы с женой как раз решили отправиться путешествовать на велосипедах, когда где-то по дороге услышали по радио, что произошло. Мы сразу же вернулись назад в Таллинн, и мне как сыну безземельного крестьянина поручили восстанавливать общегосударственный союз трудового крестьянства. Первой нашей задачей был вопрос о заработной плате рабочих государственных земледельческих хозяйств, с ним мы немного замешкались, я еще получил за это по шапке. Вторым был вопрос обеспечения землей безземельных - новоземельцев. Я тоже входил в состав комиссии, которая этим занималась. Число желающих получить землю было так велико, что у нас никогда не хватало времени, чтобы каждый раз кого-то посылать на места. Ведь режим Пятса был очень суровый и жесткий, а поскольку теперь все так повернулось, то это казалось неимоверной свободой. Я нигде об этом раньше не говорил, но Яан Тыниссон приходил ко мне в Союз безземельного крестьянства - и как же он ругал Пятса. Раз Пяте запретил все партии, то это он был виноват в том, что случилось. Тыниссон говорил, что был бы полностью согласен с этим переворотом, возникни он под сине-черно-белым флагом. ЭВАЛЬД ТЫНИССОН, р. в 1928 г. (доктор археологии) В июне 1940 года люди не понимали, что происходило, даже те, от кого этого следовало бы ожидать. Например, каждый год проходило собрание кавалеров Креста свободы. Они имели право брать с собой сыновей. Мне посчастливилось побывать на двух таких собраниях, в последний раз - в Пярну, 16 июня 1940 года. Люди там, на собрании, вообще не сознавали, что происходило в то же самое время. В народе бытовало такое мнение, что куда-то Эстония примкнуть все равно должна, то ли к востоку, то ли к западу. Рассуждали скорее о том, с кем лучше идти дальше - с немцами или с русскими. Кто побогаче - склонялись к немцам, кто победнее - к русским. Ни в коем случае нельзя утверждать, что настроенность против русских была у эстонцев в национальном самосознании, если не говорить об отдельных группах. Левая 281 интеллигенция и печать хорошо делали свое дело. Очень многие находились в оппозиции к власти Пятса. Не было ясности в отношении будущего. Изменение настроений стало заметно уже осенью 1940 года. Земельная реформа оказалась сравнительно сдержанной. Ярвамаа она особо не коснулась - там были мелкие хутора. С осени начались аресты. Лично для меня ясность в происходящее внесло то, что случилось с эстонскими военными, с офицерами. А также то, что все стало каким-то законспирированным, начали говорить шепотом. Открыто больше ничего не обсуждалось, хотя раньше это было в селе обычным делом. Ясность наступила постепенно, по истечении месяцев. Еще в 1940 году стало очевидным, что за спиной у нашего правительства стоит кто-то другой. Запрещение флага привело к нагнетанию страстей. Но в остальном люди занимались своим обычным делом -- время летнее, в селах работы было много. Пора сенокоса отвлекала внимание крестьянина от всего остального. К известию о начале войны отнеслись с воодушевлением, в общем-то, война уже какое-то время витала в воздухе. Может быть, с воодушевлением - это слишком сильно сказано, скорее, с облегчением. Многие мужчины ушли в лес, и в нашей семье подумывали об этом, но никто не ушел. Надеялись, что война прекратит эту русскую чушь. В нашей семье к немцам никогда хорошо не относились. Что-то должно было быть слишком уж наперекосяк, чтобы их теперь ожидали с таким нетерпением. Надеялись все же на их помощь, на освобождение. Опять же люди не отдавали себе ясного отчета в том, что может произойти. Ведь все было так неопределенно, непредсказуемо, запутано. ЭАЯНСЕН,р. в 1921 г. (доктор исторических наук) По-моему, все эти события были для людей настоящим шоком. После каждого крутого поворота испытывали ужас, он и держал в узде. Потом наступали привыкание и приспособление, на это уже требовались годы. То, что происходило в 1940 году, было очень чужим для меня. И когда стали приходить вразброд солдаты частей Красной Армии и от них дурно пахло, когда с устрашающим грохотом стали прилетать самолеты, это потрясало, как столкновение с чем-то чужеродным. Дело было даже не в идеологии. 21 июня 1940 года я стояла перед дворцом в Кадриорге, когда туда, зажатое танками, прибыло это жалкое войско -бесчисленная русская солдатня. В ту же секунду стало понятно, что происходит. Пяте вышел на балкон и пропищал, мол, дорогие сограждане и пр. Внизу стояли люди с красными флагами, которые что-то орали в ответ. И тогда я заплакала, о республике, конечно, и о несчастном Пятсе. Хотя в наших кругах Пятса не жаловали, но все-таки он был свой. Потом пришло ужасное и чужое. ИНГРИД РЮЙТЕЛЬ, р. в 1935 г. (доктор фольклористики) Помню, в четыре года я спросила отца, что такое Россия и Германия. Отец ответил: "Это два волкодава, которые хотят проглотить Эстонию. Нам надо выбрать кого-то одного. Один, может быть, еще даст нам выжить, а вдвоем они нас на кусочки раздерут". Этот рассказ вызвал гнетущий ужас. ХАЛЬЯНД УДАМ, р. в 1936 г. (писатель, составитель энциклопедии) Установление советского строя - это мое первое воспоминание о себе. У моих родителей был хутор недалеко от Равила. Бабушка с дедушкой из Виру-Нигула были у нас в гостях и как раз в то воскресенье собрались пойти в церковь. В воскресенье к вечеру они все еще не вернулись, и мы были страшно напуганы. Начиная с 16 июня, они в течение трех дней не могли перейти через шоссе Таллинн-Нарва, так как дорога была забита русскими войсками. С тех пор во мне фундаментально запечатлелся ужас перед этой чуждой силой. Всеобъемлющий ужас перед чуждым миром. Этот ужас возник и возвращался снова и снова. Особенно жуткими были поворотные моменты: в сентябре 1944 года снова возникло острое чувство ужаса, в марте 1949 года я почувствовал страх смерти. 282 Из: "Минувшее. Исторический альманах...", с. 148-149. Обращение президента Эстонской республики К.Пятса к эстонскому народу в июле 1940 г.: Так как теперь перешли к совсем иному государственному строю, я считаю свои полномочия оконченными. Благодарю народ за оказанное мне доверие и прошу отныне вверить себя заботам премьер-министра Й.Вареса. К.Пятс. Президент Э.Р. Опубликование обращения было запрещено. Из: H.Laretei. "Saatuse indnguka.nmks...", lk. 211-216. (пер. сэст.) Закрытие посольства Все эстонские посольства в странах, в которых из-за их отношения к оккупационному режиму невозможно было продолжать деятельность посольств, прекратили свою деятельность одновременно и без получения предварительных инструкций из Таллинна. Это произошло после того, как коммунистическая Государственная дума решила выдвинуть просьбу о принятии Эстонии в состав Советского Союза. 24 июля 1940 года в Стокгольме я передал заместителю министра иностранных дел К.Г.Вестману ноту следующего содержания: "Как Вам известно, учреждение, называющее себя Государственной думой Эстонии, 21 и 22 июля решило провозгласить Эстонскую Республику советской социалистической республикой и присоединить ее к Советскому Союзу, представив правительству соответствующую просьбу о принятии. Эти решения нельзя считать законными и отвечающими воле народа по следующим причинам: А. Избрание этой так называемой думы проходило на основе незаконно измененного закона о выборах и под давлением советских воинских частей, что противоречит пакту о взаимопомощи, подписанному 28 сентября 1939 г., в котором Советский Союз обязался не нарушать суверенитета и не вмешиваться во внутренние дела Эстонской Республики. В. На выборах не соблюдался даже измененный закон о выборах, поскольку был представлен только один список "Союза трудового народа", а все другие были не допущены по различным абсурдным причинам. На выборах также не была обеспечена секретность и свобода участия в выборах. Нет смысла перечислять все другие нарушения, характеризовавшие выборы 14 и 15 июля. С. В платформе, опубликованной перед выборами и содержавшей план деятельности выдвинутых монопольных кандидатов, не говорилось ни слова о намерении покончить с независимостью Эстонской Республики и присоединить ее к Советскому Союзу, такие лозунги появились лишь после выборов, тем самым избиратели были обмануты. Уже то, что правительство прибегло к такой низменной, лживой политике, ясно показывает, что лидеры, хотя и использовали максимум возможностей, все же не хотели раскрывать свои секретные намерения, боясь сильного противостояния. D. Даже в случае, если бы Государственную думу избрали законно, у нее не было бы права изменить государственный строй и определенно не было бы полномочий объединять Эстонию с иностранным государством, так как закон требует, чтобы два парламента сначала утвердили изменения в Конституции и лишь потом провозгласили их. Кроме того, по имеющимся у меня сведениям, президент Эстонской Республики находится сейчас под стражей советских военных, и этот факт позволяет сомневаться, что законы, изданные начиная с 21 июня, изданы с его одобрения и вообще содержат его подпись. 283 Учитывая все это, я считаю, что у этих законов так называемой Государственной думы, которые были приняты вопреки Конституции Эстонии и при обмане народа, нет морального и правового основания, и что эти решения не выражают действительной воли эстонского народа, следовательно я не могу считать эти решения, принятые при помощи обмана, насилия и нарушения законодательства, имеющими силу в отношении эстонского народа и меня как его представителя. Поэтому я выражаю желание эстонского народа и обращаюсь с просьбой к правительству Его Величества не признавать изменений, принятых в отношении международного статуса моей страны при помощи насилия и давления. Прошу вас принять, господин министр, выражение моей самой глубокой признательности."