------------ [279] - Drucker P.F. The New Realities. P. 22-23, 23. [280] - См.: Bell D. The End of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties. Cambridge (Ma.)-L., 1988. P. 268. [281] - Drucker on Asia. P. X. [282] - Renner K. The Service Class // Bottomore T.B., Goode P. (Eds.) Austro- Marxism. Oxford, 1978. P. 252. [283] - Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford, 1959. P. 201, 268. [284] - Tilly Ch. Durable Inequality. P. 85. -------------------------------- ры. Р.Инглегарт в 1990 году писал: "В соответствии с марксистской моделью, ключевым политическим конфликтом индустриального общества является конфликт экономический, в основе которого лежит собственность на средства производства и распределение прибыли... С возникновением постиндустриального общества влияние экономических факторов постепенно идет на убыль. По мере того как ось политической поляризации сдвигается во внеэкономическое измерение, все большее значение получают неэкономические факторы"[285] . К началу 90-х годов в среде исследователей получила признание позиция, в соответствии с которой формирующаяся система характеризуется делением на отдельные слои не на основе отношения к собственности, как это было ранее, а на базе принадлежности человека к социальной группе, отождествляемой с определенной общественной функцией. Таким образом, оказалось, что новое общество, которое называлось даже постклассовым капитализмом, "опровергает все предсказания, содержащиеся в теориях о классах, социалистической литературе и либеральных апологиях; это общество не делится на классы, но и не является эгалитарным и гармоничным"[286] . Преодоление эксплуатации становится сегодня фактически тождественным росту самореализации личности в условиях снижения настоятельности материальных потребностей и доминирования стремления к самосовершенствованию. Вполне показательны в этом отношении некоторые тенденции, характерные для развития новых форм предпринимательства, а также изменение структуры и принципов организации современной корпорации. Оставляя в стороне проблему роли и значения интеллектуального капитала в определении активов компании[287] и, таким образом, вопрос о зависимости корпорации от ее работников[288] , остановимся на мотивации деятельности составляющих компанию творческих личностей. Хотя, по различным подсчетам, их доля в численности персонала сегодня относительно невелика (называются цифры от 5 до 10 процентов[289] ), именно их деятельность определяет облик фирмы; для нее скорее подходит определение "intrapnse", нежели "enterprise"[290] . Не случайно также современная корпо- ------------------------------ [285] - Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. P. 285, 286-288. [286] - Pakulski J., Waters M. The Death of Class. P. 147. [287] - См.: Lipnack J., Stamps J. The Age of the Network. Organizing Principles for the 21st Century. N.Y., 1994. P. 221-222; Gaudiani C.L. Wisdom as Capital in Prosperous Communities // Hesselbein F., Goldsmith M., Beckhard R., Schubert R.F. (Eds.) The Community of the Future. P. 59-60. [288] - См.: Pastemack B.A., Viscio A.J. The Centerless Corporation. P. 64. [289] - См.: Zohar D. ReWiring the Corporate Brain. Using the New Science to Rethink How We Structure and Lead Organizations. San Francisco, 1997. P. 92. [290] - См.: Pinchot G., Pinchol E. The Intelligent Organization. P. 114. -------------------------------- рация трактуется в терминах "обучающаяся (learning)"[291] , "креативная"[292] и "виртуальная"[293] . Такие компании, представляющие собой уже не столько элементы общества (society), сколько общности (communities)[294] , организуют свою деятельность не на основе решения большинства и даже не на основе консенсуса, а на базе внутренней согласованности (congruence) ориентиров и целей[295] . Впервые мотивы деятельности в значительной мере вытесняют стимулы[296] , а организация, основанная на единстве (coexistence) мировоззрения и ценностных установок ее членов, становится наиболее самодостаточной и динамичной формой производственного сообщества[297] . Считая понятие креативной корпорации наиболее удачным[298] , мы хотели бы обратить внимание на два момента. С одной стороны, это снижение роли материальных факторов в поведении руководителей компании; с другой -- снижение ее в деятельности существенной части персонала и, в частности, тех работников, которые в наибольшей степени определяют успехи рыночного благополучия фирмы. Наиболее успешно функционирующие компании нередко изображаются воплощением предпринимательского духа, причем зачастую утверждается, что наибольшие достижения имеют те фирмы, в которых управление находится в руках владельца или владельцев компании[299] , или же те, где основатель фирмы занимает руководящий пост[300] ; последнее, по мнению экспертов, свидетельствует о преимуществах соединенности собственности и управления в условиях современной рыночной среды. На наш взгляд, в этом случае исследователи допускают ошибку, обусловленную невозможностью всестороннего анализа в пределах экономических категорий. Успехи кумиров современных предпринимателей обусловлены отнюдь не тем, что они контролируют большую часть -------------------------------- [291] - См. PedlerM., BurgoyneJ., Boydell T. The Learning Company. Maidenhead, 1991. [292] - См. Robinson A.G., Stem S. Corporate Creativity. How Innovation and Improvement Actually Happen. San Francisco, 1997. P. 11. [293] - См. Hale R., Whitlam P. Towards the Virtual Organization. L.-N.Y., 1997. P. 83, 214, и др. [294] - См. Handy Ch. The Hungry Spirit. P. 179. [295] - См. Hampden-Tumer Ch., Trompenaars F. Mastering the Infinite Game. How East Asian Values Are Transforming Business Practices. Oxford, 1997. P. 195-196. [296] - См. Coulson-Thomas C. The Future of the Organisation. Achieving Excellence Through Business Transformation. L., 1997. P. 231, 234. [297] - См. Geus A., de. The Living Company. P. 103. [298] - См. Иноземцев В.Л. Творческие начала современной корпорации // Мировая экономика и международные отношения. 1997. No 11. С. 18-30. [299] - См. Cannon T. Welcome to the Revolution. Managing Paradox in the 21st Century. L., 1996. P. 179. [300] - См. Knight J.A. Value-Based Management. Developing a Systematic Approach to Creating Shareholder Value. N.Y., 1998. P. 101. ---------------------------------- капитала своих компаний, а тем, что их бизнес воспринимается ими самими как главное проявление собственной творческой деятельности, они олицетворяют созданные ими креативные по своей природе сообщества и самореализуются именно в этом своем качестве. Эти люди представляют собой живую историю компании, обладая высшим авторитетом в глазах ее работников и партнеров[301] . Отношение таких предпринимателей к бизнесу как к своему творению, обусловливающее максимальную приверженность целям организации, является важнейшей отличительной чертой креативной корпорации. В соответствующих условиях успехи компании становятся для ее руководителей не столько источником роста материального благосостояния, сколько воплощением растущего признания их достижений. Однако развитие деятельности, не подверженной эксплуатации, создает в то же время проблему, значение которой стало осознаваться лишь недавно. Когда первейшим из качеств, обеспечивающих оптимальное использование творческого потенциала работников, оказывается уже не столько информированность, сколько воображение[302] , возникает ситуация, в которой "деньги и власть не могут ни купить, ни заменить солидарность и смысл"[303] . Нельзя не согласиться с К.Келли, который пишет: "Основой сетевой экономики является технология, но по-настоящему прочным фундаментом для нее служат человеческие отношения; она начинается с микропроцессоров и заканчивается доверием"[304] . Несмотря на то, что в последние десятилетия расширяется круг компаний, где проводятся мероприятия, направленные на развитие системы нематериалистической мотивации работников, предприниматели все чаще признают, что управление творческими личностями становится основной и в определенной мере неразрешимой проблемой[305] . Рост доли нематериалистически мотивированных личностей в структуре рабочей силы вызывает потребность "в заключении совершенно нового морального соглашения между индивидом, компанией и обществом"[306] , к чему большинство современных компаний вряд ли готово. Следствием оказывается резкое снижение лояльности работников к их фирмам[307] ; согласно -------------------------------- [301] - См.: Edvinsson L., Malone M.S. Intellectual Capita]. P. 130. [302] - См.: Toffler A. The Third Wave. P. 351. [303] - Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity. Cambridge, 1995. P. 363. [304] - Kelly К. New Rules for the New Economy. P. 137. [305] - См.: Heller R. In Search for European Excellence. The 10 Key Strategies of Europe's Top Companies. L., 1998. P. 218, 224-226. [306] - Ghoshal S., Bartlett Ch. The Individualized Corporation. A Fundamentally New Approach to Management. N.Y., 1997. P. 274. [307] - См.: Norton В., Smith С. Understanding the Virtual Organization. Hauppauge (N.Y.), 1996. P. 87. ---------------------------------- последним социологическим обследованиям, в 1996 году от 58 до 70 процентов работодателей отмечали снижающуюся лояльность работников в качестве важнейшей проблемы, стоящей перед их компанией[308] . Возникающие сложности управления творческими работниками показывают, что те, кто осознал в качестве наиболее значимой для себя потребности реализацию нематериальных интересов, становятся субъектами неэкономических отношений и обретают внутреннюю свободу, немыслимую в рамках экономического общества. Именно в этом аспекте только и можно говорить о преодолении эксплуатации в рамках постэкономической модернизации общества. В то же время нельзя не учитывать, что даже сегодня экономически мотивированная часть общества остается доминирующей и не только сохраняет внутри себя все прежние конфликты, но и вступает в серьезное противоречие с неэкономической составляющей социума, причем оказывается, что преодоление эксплуатации в рассмотренном выше его понимании происходит параллельно с формированием нового комплекса серьезных социальных противоречий. Преодоление эксплуатации, которое можно расценить как выдающееся достижение социального прогресса современного типа, представляется тем не менее весьма неоднозначным явлением. Говоря о выходе за ее пределы в социопсихологическом аспекте, мы акцентировали внимание на том, что к этому способны люди, реально движимые в своих поступках постэкономическими, нематериалистическими мотивами и стимулами. Совершенно очевидно, что они составляют явное меньшинство даже в современных условиях; следовательно, они выделяются, пусть не в качестве особого общественного института, но все же, de facto, в особую социальную группу, которая, с одной стороны, определяет развитие общества и выступает его источником, а с другой -- жестко отделена от большинства его членов и противостоит им как нечто совершенно чуждое. Именно на этом этапе мы и начинаем констатировать противоречия, свидетельствующие о нарастании социального конфликта, который не принимался в расчет в большинстве постиндустриальных концепций. Во-первых, те, кто находит на своем рабочем месте возможности для самореализации и внутреннего совершенствования, выходят за пределы эксплуатации. Круг этих людей расширяется, в их руках находятся знания и информация -- важнейшие ресурсы, от которых во все большей мере зависит устойчивость социального прогресса. Стремительно формируется новая элита постэкономи- ---------------------------------- [308] - См.: Pastemack B.A., Viscio A.J. The Centerless Corporation. P. 66-67; Shaw R. B. Trust in the Balance. Building Successful Organizations on Results, Integrity, and Concern. San Francisco, 1997. P. 207. ---------------------------------- ческого общества. При этом социальный организм в целом еще управляется методами, свойственными экономической эпохе; следствием становится то, что часть людей оказывается вне рамок социальных закономерностей, обязательных для большинства населения. Общество, оставаясь внешне единым, внутренне раскалывается, и экономически мотивированная его часть начинает все более остро ощущать себя людьми второго сорта; за выход одного слоя общества за пределы эксплуатации социум платит обостряющимся ощущением угнетенности, охватывающим другие его слои. Во-вторых, группы нематериалистически ориентированных людей, которые, как мы уже отметили, не ставят своей основной целью присвоение вещного богатства, обретают реальный контроль над процессом общественного производства, и все более и более значительная часть национального достояния начинает перераспределяться в его пользу. Не определяя обогащение в качестве своей цели, новый высший класс получает от своей деятельности именно этот результат. В то же время люди, не обладающие ни способностями, необходимыми в высокотехнологичных производствах, ни образованием, позволяющим развить такие способности, пытаются решать задачи материального выживания, ограниченные вполне экономическими целями. Однако сегодня их доходы не только не повышаются, но снижаются по мере хозяйственного прогресса. Таким образом, они не получают от своей деятельности результат, к которому стремятся, и ощущают себя представителями новой угнетаемой страты. Различие между положением первых и вторых очевидно. Напряженность, возникающая в обществе, также не требует особых комментариев. С этим "багажом" постиндустриальные державы входят в XXI век. Преодоление эксплуатации -- в том смысле, как мы попытались это представить, -- тождественно формированию свободы, не ограниченной экономическими факторами и не базирующейся на экономических факторах. Являясь третьей составной частью постэкономической трансформации, оно приоткрывает завесу над тем будущим, исследованию которого посвящена наша работа. Однако за этой завесой мы находим лишь общие ориентиры, а отнюдь не ясные очертания будущего общества. Таким образом, вступая в постэкономическую эпоху, человечество в небывалой ранее степени подвергает себя самому тяжелому испытанию -- испытанию неизвестностью. * * * В этой главе мы не пытались дать исчерпывающий анализ постэкономической революции и остановились лишь на основных процессах и тенденциях, которые определяют перспективы развитых западных обществ. Мы абстрагировались при этом как от внешней среды постэкономической трансформации, так и от детализации тех противоречий, которые привносит ее развертывание в сами постиндустриальные общества. Тем самым мы стремились показать, что начавшаяся несколько десятилетий тому назад социальная трансформация обладает внутренними источниками развития, в силу чего носит долгосрочный и необратимый характер. Подытоживая, можно, следуя логике происходящих сегодня перемен, выделить пять наиболее фундаментальных изменений. Первое среди них -- это технологическая революция 60-х -90-х годов, которая обеспечила невиданное ранее развитие социума, выражающееся прежде всего не в традиционных показателях производительности, а в резко возросшей реальной власти человека над природой. С начала 80-х годов проявились тенденции, демонстрирующие, что для устойчивого развития человечества сегодня есть все предпосылки -- хозяйственные, экологические и ресурсные, не говоря уже о возможностях беспрепятственного самосовершенствования личностей. Технологический сдвиг, начавшийся около тридцати лет назад и приобретающий все больший динамизм, представляется основной материальной составляющей постэкономической революции. Второе изменение касается активной деструкции стоимостных отношений и подрыва роли рыночных закономерностей. Традиционные воспроизводимые и исчислимые факторы производства стали терять свою ведущую роль, а хозяйственный успех стал определяться информационными ресурсами, которые не могут быть оценены в стоимостных категориях и применение которых зависит не столько от характеристик самих информационных благ, сколько от способности работающих с ними людей извлечь из них новое знание, которое в состоянии двинуть вперед ту или иную отрасль производства. В этой связи денежные оценки не могут основываться на затратах труда, земли и капитала и все более определяются индивидуальными предпочтениями потребителей; цена же компаний и корпораций задается зачастую лишь ожидаемыми предпочтениями и ожидаемым характером развития. Происходящее разрушение прежней основы стоимостных отношений может быть квалифицировано в качестве первого основного направления постэкономической трансформации. Третье изменение заключается в диссимиляции частной собственности и замене ее личной собственностью на средства производства; в результате потенциальные представители класса наемных работников, способные продуцировать информацию и знания, выходят из того состояния зависимости, в котором ранее они находились по отношению к традиционным институтам индуст- риального общества. Наибольшие успехи демонстрируют информационные консорциумы и корпорации, сумевшие соединить не столько собственность и управление, сколько собственность и творчество, и воплотившие в своих достижениях талант и энергию их создателей и владельцев. Такое изменение форм и отношений собственности приводит к преодолению традиционного классового конфликта экономического общества, и это составляет второе основное направление постэкономической трансформации. Четвертое изменение связано с социальной стратификацией. Общество начинает подразделяться на группы, которые могут быть названы господствующим и отчужденным классами, причем средние слои, служившие на протяжении всего последнего столетия залогом стабильности общества, находятся под угрозой "раскола" и пополнения высшей и низшей страт общества, обособленность и отчужденность которых друг от друга будет лишь возрастать. Опасность этого нового противостояния усугубляется тем, что образуется невиданная ранее диспропорция между целями людей и их реальными возможностями. К сожалению, сегодня не видно каких-либо тенденций, обещающих возможность быстрого преодоления данного противоречия, характеризующего третье основное направление постэкономической трансформации. Наконец, пятым в этом ряду является глобальное социопсихологическое изменение, с каким никогда ранее не сталкивалось человечество. Когда удовлетворены все основные материальные потребности, когда понятна действительная роль знаний, внутренним побудительным мотивом человека становится его стремление стать значимее, чем он является, -- расширить кругозор и интеллектуальные возможности, больше знать и уметь, открыть то, что ранее не было известно, и так далее. Этот переход от труда к творчеству обеспечил невиданную степень субъективной свободы для тех, кто занят подобной деятельностью. Не предполагая материальных целей, они не подвержены эксплуатации, а зависимость общества от этих людей и результатов их творчества становится такой, что именно им достаются все материальные преимущества современной цивилизации. Становление творчества в качестве наиболее распространенной формы человеческой деятельности представляется основной нематериальной составляющей постэкономической революции. Таковы пять основных составляющих постэкономической трансформации. Вполне понятно, что роль ее движителя выполняет несколько противоречивое единство первого и пятого факторов. Можно утверждать, что технологический прогресс и прогресс социопсихологический, изменения в материальной составляющей современного общества и трансформации в сознании тех, кто в наибольшей мере ответствен за соответствующие перемены, идут сегодня параллельно, дополняют друг друга, служат друг для друга источником дальнейшего развития. Именно их сочетание и обусловливает непрерывность и динамику постэкономической трансформации. В свою очередь, второй, третий и четвертый элементы представляются скорее фоном, на котором происходят основные изменения, нежели относительно самостоятельными явлениями общественной жизни. При этом именно в них сосредоточены и отражаются те внутренние противоречия, без которых немыслимо это масштабное историческое изменение. Вот почему наиболее важные проблемы, с которыми неизбежно придется столкнуться новому обществу, будут, на наш взгляд, связаны с приведением в соответствие современных нестоимостных оценок создаваемых благ и попрежнему распространенных рыночных методов регулирования общественного производства; с неизбежной унификацией форм и отношений собственности; с устранением потенциальной угрозы социальной стабильности, исходящей от поляризации двух основных формирующихся общественных групп. Прежде чем обратиться к конкретным формам проявления постэкономической трансформации в современном мире, нам предстоит рассмотреть два важных вопроса. Во-первых, проанализировать взаимодействие описанных процессов и той среды, в которой им приходится протекать, равно как и контртенденций, с которыми они неизбежно сталкиваются. В контексте этой проблемы мы попытаемся описать новую модель взаимодействия между двумя основными регионами мира -- развитыми постиндустриальными державами, которые стоят на пороге нового социального порядка, и развивающимся миром, реалии которого весьма далеки от постэкономических стандартов. Во-вторых, обратиться к конкретным хозяйственным, социальным и политическим тенденциям последних тридцати лет и попытаться выявить некоторые закономерности развертывания постэкономической трансформации, что позволит нам выделить более и менее значимые ее аспекты. Глава третья. Потенциал самодостаточности постэкономического общества Итак, постэкономическое общество базируется на приоритете развития личности над ценностями, традиционно присущими индустриальной цивилизации. В силу этого особый интерес приобретает вопрос о том, насколько непротиворечивым и самодостаточным является становление такого общества в наиболее развитых странах и могут ли постэкономические начала не только развиваться в недрах прежней системы, но и стать основой завершенного социального организма. Следует сразу сказать, что однозначного ответа на этот вопрос в современной ситуации, на наш взгляд, не существует. Однако можно утверждать, что противоречивое взаимодействие экономических и неэкономических аспектов, имеющее место в современных постиндустриальных обществах, обеспечивает им возможность сбалансированного и успешного хозяйственного роста, резко выделяющего ведущие державы из числа прочих стран. Говоря о самодостаточности постэкономического мира, мы имеем в виду прежде всего две группы взаимосвязанных обстоятельств. С одной стороны, к середине 90-х годов оказались очевидными тенденции, свидетельствующие о том, что постиндустриальный мир обрел стабильные источники внутреннего динамизма и отныне фактически свободен от необходимости поддерживать свою экономическую систему внешней хозяйственной и политической экспансией. Одновременно с этим стало ясно, что значимых источников внешней опасности, которая могла бы серьезно угрожать стабильности западного мира, более не существует. С другой стороны, последние десятилетия явили и новую, ранее не столь заметную тенденцию, которая обнаружила себя только начиная с середины 80-х годов: за масштабной глобализацией хозяйства скрывался другой процесс: нарастала замкнутость постиндустриального мира в рамках трех его основных центров -- США, Европы и Японии, -- которые с начала 90-х получили быстро укоренившееся название "the Triad". Два этих процесса -- укрепление собственно постэкономических тенденций внутри развитых стран и быстрое формирование замкнутого в своей постэкономической определенности мира -- создают два основных противоречия, которые, на наш взгляд, могут породить серьезные социальные конфликты XXI века. Остановимся подробнее на каждом из этих процессов. Автономность постэкономического мира Первый процесс -- это усиление автономности узкого круга стран, олицетворяющих наступающий мировой порядок. Существуют три группы факторов, которые в совокупности определяют этот феномен. Прежде чем приступить к его анализу, сделаем несколько предварительных замечаний, касающихся тезиса об отсутствии серьезных источников опасности, угрожающих стабильному развитию постэкономического мира извне. Общее изменение баланса сил в пользу постиндустриального мира основано на том, что именно он сегодня выступает и как абсолютный монополист в области новых технологий, сосредоточивший в себе основные инвестиционные ресурсы, и как важнейший источник спроса на продукцию большинства индустриальных или доиндустриальных стран. Хозяйственное функционирование постиндустриального мира в значительно большей мере определяет возможности экономического развития во всех иных регионах планеты, нежели усилия, предпринимаемые непосредственно в этих регионах, и поэтому появление страны или группы стран, способных бросить вызов постиндустриальному миру в чисто хозяйственном аспекте, невозможно. Важнейшим фактом современной истории является распад и крах в конце 80-х -- начале 90-х годов коммунистического блока. Он со всей убедительностью продемонстрировал, что страны, не освоившие достижений технологического прогресса или неспособные использовать их для создания общества массового потребления, оказываются на обочине мирового прогресса. Исчезновение коммунистического лагеря с мировой арены резко снизило опасность глобального военного противостояния и, тем самым, повысило стабильность постиндустриальной цивилизации. Заметим, наконец, что, несмотря на растущее в обществе внимание к развитию национализма и опасностям, исходящим от исламских фундаменталистов, сохранившихся коммунистических режимов, крепнущей военно-политической мощи Китая и т.д., все они сильно преувеличены. Все страны или группы стран, от которых такие опасности могут исходить, чрезвычайно тесно связаны сегодня с постиндустриальным миром и исключительно сильно зависимы от него. Пример относительного единства арабских стран во время противостояния в Персидском заливе в 1990-1991 годах и их фактически полного молчания в связи с новыми американскими ракетными ударами по Ираку в декабре 1998 года показывает, что обострение отношений с постиндустриальными державами гораздо более опасно для любого государства, нежели разногласия с его ближайшими соседями. Таким образом, постиндустриальный мир вступает в новое столетие в обстановке беспрецедентной внешней безопасности, которая, однако, обусловлена весьма конкретным стечением обстоятельств и не должна восприниматься как состояние вечного мира. Первая группа факторов связана с резким снижением зависимости развитых постиндустриальных стран от сырьевых и энергетических ресурсов остального мира, особенно заметным на протяжении последних нескольких лет. Это обусловлено, с одной стороны, значительным сокращением спроса на первичные ресурсы ввиду резкого повышения эффективности хозяйствования и, с другой стороны, бурным развитием информационных технологий, основанных на применении воспроизводимых ресурсов и высокой эффективности вторичного использования сырья и материалов. Снижение материалоемкости продукции, производимой в развитых странах, особенно заметное после нефтяного шока 70-х годов, в последнее время перестало жестко зависеть от цен на сырье и материалы и играет теперь роль в определенной мере независимой переменной. США при выросшем в 2,5 раза валовом национальном продукте используют сегодня меньше черных металлов, чем в 1960 году[309]; в Германии за тот же срок потребности целлюлозно-бумажной промышленности в воде сократились почти в 30 раз[310], и подобные примеры можно продолжать как угодно долго. С 1980 по 1997 год потребление нефти и газа в расчете на доллар произведенного в США валового национального продукта упало на 29 процентов, несмотря на то, что за тот же период цены ---------------------------- [309] - См.: Thurow L. Head to Head. P. 41. [310] - См.: Weiyaecker E.U., von. Levins А. В., Lovins L.H. Factor Four. P. 4-5, 8, 13, 28, 80, 83. ---------------------------- на нефть снизились весьма значительно: на 62-64 процента[311]. Хотя цены на моторное топливо в США почти в три раза ниже, чем в Европе, с 1973 по 1986 год потребление бензина средним новым американским автомобилем упало с 17,8 до 8,7 л/100 км[312]; Соединенные Штаты также лидируют в области создания природоохранных технологий, предлагая к производству в начале будущего столетия автомобили, потребляющие не более 2,1 литра бензина на 100 километров пробега. Нельзя при этом не отметить, что Япония, хотя сама и производит меньше новых технологий в области ресурсосбережения, использует более интенсивно приобретаемые в других странах методы; эта тенденция, сложившаяся после нефтяного шока, привела сегодня к тому, что энергоемкость японского промышленного производства почти на треть ниже, чем в США[313]. Удельный физический вес промышленных продуктов, представленных в американском экспорте, в расчете на один доллар их цены, снизившийся на 43 процента между 1967 и 1988 годами[314], упал еще в два раза только за последние шесть лет, с 1991 по 1997 год[315]. Та же картина наблюдается в странах-участницах Организации экономического сотрудничества и развития в целом. С 1973 по 1985 год их валовой национальный продукт увеличился на 32 процента, а потребление энергии -- всего на 5[316]; во второй половине 80-х и в 90-е годы дальнейший хозяйственный подъем происходил на фоне абсолютного сокращения энергопотребления. Правительствами этих стран одобрена стратегия, согласно которой на протяжении ближайших трех десятилетий их потребности в природных ресурсах из расчета на 100 долл. произведенного национального дохода должны снизиться в 10 раз -- до 31 килограмма по сравнению с 300 килограммами в 1996 году[317]. Снижение зависимости от материальных ресурсов становится необратимым по мере развития современного информационного производства. Его значение стало настолько велико, что некоторые экономисты предлагают даже новое членение секторов общественного производства, выделяя производство знаниеемкой продукции (knowledge goods), товаров широкого потребления (con- ---------------------------- [311] - См.: Taylor J. Sustainable Development: A Model for China? // Dom A. (Ed.) China in the New Millennium. Market Reforms and Social Development. Wash 1998 P.383. [312] - См.: Weiyaecker E. U., von, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. P. 4-5. [313] - См.: Paterson M. Global Warming and Global Politics. L.-N.Y., 1996. P. 80>. [314] - См.: Frank R.H., Cook P.J. The Winner-Take-All Society. Why the Few at the Top Get So Much More Than the Rest of Us. L., 1996. P. 46. [315] - См.: Keliy K. New Rules for the New Economy. P. 3. [316] - См.: McRae H. The World in 2020. P. 132. [317] - Cм.: World Resources 1998-1999. N.Y.-Oxford, 1998. P. 163. ------------------------------ sumption goods) и услуг (services) [318]. Такое новое деление подчеркивает различия в отношении того или иного типа производства к использованию природных ресурсов и энергии. "Производство промышленной продукции, -- пишут Дж.Д.Дэвидсон и лорд Уильям Рис-Могг, -- предусматривает использование огромного количества сырья на каждой стадии технологического процесса... Обработка информации с помощью компьютера, напротив, не требует практически никакого сырья. Новые, основанные на использовании информации производства не только потребляют очень мало природных ресурсов, но и самыми разнообразными путями вытесняют их [из производства]" [319]. Примеры изобретательно экономного отношения к невоспроизводимым ресурсам, порождаемого развитием новых технологий, можно приводить бесконечно. Если в первые послевоенные годы доля стоимости материалов и энергии в затратах на изготовление применявшегося в телефонии медного провода достигала 80 процентов, то при производстве оптоволоконного кабеля она сокращается до 10 процентов[320]; при этом медный кабель, проложенный по дну Атлантического океана в 1966 году, мог использоваться для 138 параллельных телефонных вызовов, тогда как оптоволоконный кабель, инсталлированный в начале 90-х, способен обслуживать одновременно 1,5 миллиона абонентов[321]. Крупные промышленные компании все чаще отказываются от использования материалов не столько дорогих, сколько редких и связанных с масштабным вмешательством в природу[322]. Создание корпорацией "Кодак" метода фотографирования без применения серебра резко сократило рынок этого металла; то же самое произошло, когда компания "Форд" объявила о появлении катализаторов на основе заменителя платины, а производители микросхем отказались от использования золотых контактов и проводников[323]. Информационные ресурсы играют сегодня столь большую роль, а цены на них настолько незначительны, что в современных условиях издержки на производство широчайшего круга товаров, в том числе и потребительских, фактически не меняются при весьма существенном повышении их качества[324]. ---------------------------------- [318] - См.: Galbraith James К. Created Unequal. P. 90-91. [319] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 84, 85. [320] - См.: Drucker P.F. The New Realities. P. 116. [321] - См.: Rosenberg N. Uncertainty and Technological Change // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of Economic Growth. Stanford (Ca.), 1996. P. 336. [322] - См.: Schwartz P. The Art of the Long View. Planning for the Future in an Uncertain World. Chichester-N.Y., 1996. P. 70. [323] - См.: Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 5. [324] - См.: Morgan В. W. Strategy and Enterprise Value in the Relationship Economy. P. 78-79. ---------------------------------- На этом фоне обращает на себя внимание подавляющее доминирование постиндустриального мира на рынке информационных технологий. В начале 90-х годов мировой рынок программных продуктов контролировался американскими компаниями на 57 процентов, и их доля превышала японскую более чем в четыре раза[325]; в 1995 году сумма продаж информационных услуг и услуг по обработке данных составила 95 млрд. долл. [326], из которых на долю США приходится уже три четверти[327]. В самих Соединенных Штатах также заметна исключительно высокая концентрация наукоемких производств вокруг крупнейших исследовательских центров, таких, как Силиконовая долина или Большой Бостон[328]. В последние годы США однозначно сделали развитие информационных отраслей хозяйства главным национальным приоритетом: в 1993 году был создан Национальный информационный совет, представивший президенту Б.Клинтону свой первый доклад в начале 1996 года[329]; говоря о пяти приоритетах новой эры, в которую вступает Америка, Н.Гингрич назвал среди них развитие молекулярной медицины, компьютерных баз данных, спутниковых телекоммуникаций, систем передачи информации и инфраструктуры транспорта[330], из которых только последняя может быть тем или иным образом соотнесена с традиционными ориентирами индустриальной эпохи. Развитие современных технологий изменило лицо цивилизации. В начале 90-х многие поспешили заявить, что понятие ""информационная эра" более не может служить даже символом дня сегодняшнего, не говоря уже о том, чтобы вести нас в будущее" [331], что гораздо правильнее говорить об эре солнечной энергии, в которую человечество вступает как в "мир фактически неограниченных ресурсов -- в мир неограниченного богатства" [332]. Насколько обусловлены столь сильные утверждения? Об этом можно судить на примере нефти, ресурса, относительно равномерно распределенного в пределах планеты. Развитие технологий дает возможность открывать новые ее месторождения и снижать издержки на геологоразведочные работы. Начиная с середины 70-х годов разведанные объемы природных ресурсов росли самым высоким темпом за последние сто лет. Если накануне "энергетичес- ---------------------------------- [325] - См.: Forester Т. Silicon Samurai. How Japan Conquered the World's IT Industry. Cambridge (Ma.) - Oxford, 1993. P. 44-45, 85, 96. [326] - См.: World Economic and Social Survey 1996. P. 283. [327] - См.: Barksdale J. Washington May Crash the Internet Economy // Wall Street Journal Europe. October 2. 1997. P. 8. [328] - См.: Kanter R.M. World Class. P. 207. [329] - См.: Gay M.K. The New Information Revolution. P. 18-19. [330] - См.: Gingrich N. To Renew America. N.Y., 1995. P. 180-183. [331] - Henderson H. Paradigms in Progress. P. 55. [332] - Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 1-2. -------------------------------------- кого кризиса" запасы нефти оценивались в 700 млрд. баррелей, то в 1987 году, вместо того, чтобы сократиться до 500 млрд. баррелей, они выросли до 900 млрд., причем ожидаемые дополнительные месторождения способны увеличить разведанные запасы в ближайшие десятилетия до 2 триллионов баррелей. Аналогична ситуация и с другими полезными ископаемыми. С 1970 по 1987 год оценки запасов газа выросли с 1,5 до 4 триллионов кубических футов, меди -- с 279 до 570, серебра -- с 6,7 до 10,8 млн. тонн, а