едств, направляемых на цели инвестиционные: с 30-35 процентов прибыли в конце 20-х годов этот параметр возрос в начале 80-х до более чем 50 процентов[153]. Согласно экспертным оценкам, меры по изменению налогового законодательства снизили для большинства предпринимателей цену нового оборудования и издержки по поддержанию производственных мощностей на 6-8 процентов и повысили инвестиции в основные фонды на 25 процентов только за 1982-1984 годы. Именно в этой ---------------- [151] - См.: Kiplinger K. World Boom Ahead. Why Business and Consumers Will Prosper. Wash., 1998. P. 46. [152] - См.: Krugman P. Peddling Prosperity. P. 158. [153] - См.: Bell D. The End of Ideology. P. 44. ---------------- области отмечались самые разительные темпы перемен: в течение первого срока пребывания Р.Рейгана на посту президента инвестиции в основные фонды росли в среднем на 12,3 процента в год, тогда как в годы президентства Дж. Картера соответствующий показатель составлял всего 1,3 процента [154]. Наиболее очевидным примером эффективности рейгановской либерализации стала немедленная отмена в январе 1981 года контроля за ценами на нефть, введенного еще в 1971 году; это дало дополнительный импульс инвестициям как в энергосберегающие технологии, так и в разработку нефтяных месторождений в самих США; в результате всего за один год импорт нефти сократился более чем на треть, а ее стоимость снизилась столь значительно, что уже в 1983 году правительство ввело ряд налогов для предотвращения быстрого падения розничных цен на бензин [155]. Исключительно важную роль сыграла и активизация банковских операций -- как в финансировании структурной перестройки промышленности, так и в сфере потребительского кредитования. За период с 1981 по 1989 год ссуды, выданные банками коммерческим и производственным компаниям, выросли более чем в два раза, тогда как показатель ВНП за те же годы повысился лишь на 75 процентов [156]. Однако следует иметь в виду, что значительная их часть была использована для развития высокотехнологичных отраслей, а реальный эффект этого процесса не всегда может быть отражен в стоимостных показателях, что мы неоднократно подчеркивали выше и на чем еще не раз остановимся. Параллельно шло активное кредитование частных лиц: доля ссудных средств в сбережениях американцев существенно превосходила японский и европейский уровни; так, аналогичный показатель для ФРГ был в 7 (!) раз ниже американского [157]. Однако и в этом случае нельзя не отметить, что большая часть подобных займов направлялась на приобретение товаров длительного пользования или вкладывалась в недвижимость, тем самым повышая хозяйственную активность предпринимателей. Резко активизировались и иностранные инвесторы. Привлеченные в начале 80-х годов на американский финансовый и фондовый рынок высокими процентными ставками и возможностями эффективной биржевой спекуляции, многие из них уже к середине десятилетия переориентировались на производственные опера- ---------------- [154] - См.: Niskanen W.A. Reaganomics. P. 234. [155] - См.: Ibid. P. 120. [156] - Подробнее см.: Galbraith James K. Created Unequal. The Crisis in American Pay.N.Y., 1998. P. 225. [157] - См.: Kuttner R. The Economic Illusion. False Choices Between Prosperity and Social Justice. Philadelphia, 1991. P. 62-63. ---------------- ции, что обусловливалось как потенциалом американского рынка, так и относительно низкими, по сравнению с европейскими, издержками на найм рабочей силы. В этой сфере лидировали английские, германские и французские компании, тогда как японские инвесторы активно вкладывали средства в финансовые институты и приобретали объекты недвижимости. С 1980 по 1988 год доля иностранных капиталовложений в нефинансовые корпорации выросла почти в три раза -- с 3,5 до 8,9 процента; доля иностранных компаний в американском промышленном производстве характеризовалась в 1987 году беспрецедентной цифрой в 12,2 процента[158]. Все это также существенным образом способствовало улучшению инвестиционного климата. Новая политика привела к стремительному росту производительности в американской экономике, парадоксальному в тех условиях. Как отмечает У. Найскенен, "в первый срок пребывания Рейгана на посту президента темпы роста производительности в несельскохозяйственном секторе составили 1,2 процента в год, в то время как в годы правления Картера этот показатель не превышал 0,2 процента. В обрабатывающей промышленности производительность труда росла значительно более высокими темпами; при администрации Рейгана она увеличилась на 3,6 процента по сравнению с 1 процентом при Картере. Более того, поскольку в 1981-1984 годах почасовая заработная плата возрастала очень медленно, реальные расходы на оплату труда на единицу продукции снизились"[159]. За счет низких издержек на рабочую силу и выбраковывания неэффективных производств в 1981-1983 годах американская промышленность стала гораздо более конкурентоспособной. Оценивая тенденции, характерные для динамики производительности в то время, следует отметить три важных момента. Во-первых, повышение темпов роста производительности с 2,3 процента в 1970-1980 годах до 3,7 в 1980-1988-м не только поставило США по данному показателю выше Германии (где этот рост в 1980-1988 годах не превышал 2,8 процента), но и сделало их единственной из постиндустриальных стран, в которой в 80-е годы производительность в промышленности росла быстрее, чем в 70-е. Во-вторых, этот результат был получен в условиях, когда доля чистых сбережений в отношении к ВНП оставалась в США в 2,7 раза ниже, чем в Германии, и в 5 раз ниже, чем в Японии, а по расходам на научно-технические и опытно-конструкторские разработки (относительно ВНП) Америка отставала практически от всех постиндустриальных стран[160]. И, наконец, в-третьих, уже в этот период ------------------ [158] - См.: Richardson J.D. Trade Policy. P. 634. [159] - Niskanen W.A. Reaganomics. P. 234. [160] - См.: Krugman P. Pop Internationalism. Cambridge (Ma.)-L., 1996. P. 100. ------------------ сфера услуг в американской экономике была гораздо более развитой, нежели в других странах; между тем именно в ней рост капиталовложений далеко не всегда имеет своим результатом повышающуюся производительность. Так, между 1976 и 1987 годами инвестиции в информационные технологии выросли в США почти в 4 раза, тогда как почасовая выработка на одного работника увеличилась не более чем на 20 процентов[161]. Этот момент особенно важен, так как здесь мы сталкиваемся с тем основным ограничением макроэкономического анализа, которым служит "тот факт, что обычная мера производительности -- отраслевой объем производства, оцениваемый по тем или иным долларовым критериям, таким, как сократившийся доход или цена, деленный на производственные затраты (часто обозначаемые в категориях количества часов работы или численности работников), -- не учитывает важные аспекты эффективности сферы услуг (да и производственной сферы), которые имеют огромное значение как для клиентов, так и для руководителей отдельных предприятий, принимающих решения об инвестициях в информационные технологии"[162]. Этот тезис имеет принципиальное значение, поскольку позволяет подчеркнуть, что в 80-е годы технологический прогресс в американской экономике принял самоподдерживающийся и самодостаточный характер; он "наращивал обороты" в условиях, когда традиционные экономические показатели формально не свидетельствовали об эффективности вложений в эту сферу. С данного момента доминирование американской экономической модели в мировом масштабе стало лишь вопросом времени. Именно в 80-е годы деиндустриализация американской экономики обозначалась как явная тенденция, определившая ее позиции в следующем десятилетии. С 1975 по 1990 год доля занятых в промышленности сократилась в США с 25 до 18 процентов рабочей силы, тогда как за предшествующие 15 лет она уменьшилась лишь с 27 до 25 процентов; в этих условиях "деиндустриализация, зачастую считающаяся признаком экономического спада, стала естественным следствием экономического прогресса"[163]. Еще более характерно, что именно в эти годы большинство высоких технологий, применявшихся ранее лишь в оборонной промышленности или остававшихся слишком дорогими для их массового коммерческого использования, воплотились в продуктах, которые были в широчайшем ассортименте предложены рынку. Так, если в конце 50-х годов компьютеры, применявшиеся Министерством -------------- [161] - См.: Davis В., Wessel D. Prosperity. P. 92. [162] - Information Technology and Service Society. A Twenty-First Century Lever. P. 5-6. [163] - The Economist. 1997. April 26. P. 88. -------------- обороны, требовали для их производства дотаций, достигавших 85 процентов себестоимости, то в 70-е годы их выпуск стал приносить прибыль[164]; в 1981 году фирма "Эппл" представила первый персональный компьютер, а через несколько лет объем их продаж в США превысил 1 млн. штук. Если в 1964 году допотопная вычислительная машина IBM 7094 стоила около 6 млн. долл. в ценах 1995 года, то сегодня компьютер, обладающий в сто раз большими оперативной памятью и быстродействием, обходится не дороже 3 тыс. долл.[165] Подобные процессы интересны в контексте нашего исследования не столько как отражение растущих технических возможностей, сколько в качестве свидетельства беспрецедентной активности в инвестиционной сфере, начало которой восходит именно к 80-м годам, когда сформировалась современная система американского венчурного капитала, достигшего невероятных результатов: сегодня только в Массачусетсе в рискованные высокотехнологичные проекты инвестируется больше средств, нежели в любой европейской стране, а в Калифорнии -- больше, чем во всей Западной Европе; при этом 37 процентов начатых проектов достигают стадии промышленного производства, тогда как в европейских странах этот показатель не превосходит 12 процентов[166]. В то же время нельзя не отметить, что большинство позитивных сдвигов, возникших и отчасти проявившихся в 80-е годы, стало ощутимым для большей части американцев и было осознано в качестве важнейшего фактора повышения конкурентоспособности страны на мировой арене гораздо позже, лишь в первой половине 90-х. Непосредственно же в 80-е годы могло казаться, что новая экономическая политика не приносит явных результатов (так, нередко отмечается, что темпы роста ВНП в годы администрации Р.Рейгана оставались ниже, чем при Дж.Картере: обычно называют цифры в 2,7 и 2,9[167] или 2,3 и 2,4 процента[168]); ведь именно 80-е годы ознаменовались высокой безработицей (в среднем 7,2 процента против 6,1 процента в 70-е годы и 4,7 процента в 60-е[169]), гигантскими военными расходами (возросшими с 1980 по 1988 год на 116 процентов, со 134 до 290 млрд. долл. [170]), увеличением государственного долга, финансовыми потрясениями 1987 года, к которым мы еще вернемся, и, что самое существенное, -- возрастающим неверием американцев в способность их страны экономически противостоять давлению иностранных, и в первую очередь азиатских, конкурентов. На этих аспектах хозяйственной ситуации 80-х следует остановиться подробнее. ---------------- [164] - См.: Chomsky N. World Orders, Old and New. L., 1997. P. 105. [165] - См.: Dertouzos M.L. What Will Be. How the New World of Information Will Change Our Lives. N.Y., 1997. P. 321. [166] - См.: The Economist. 1997. December 6. P. 117. [167] - См.: Niskanen W.A. Reaganomics. P. 234. [168] - См.: Krugman P. Peddling Prosperity. P. 117. [169] - См.: Piven F.F., Cloward R.A. Regulating the Poor. P. 388. [170] - См.: Figgie H.E., Swanson G.J. Bankruptcy 1995. P. 36. ---------------- Отталкиваясь от дна В той же мере, в какой радикальное реформирование налогообложения и действия рейгановской администрации по манипулированию процентными ставками вызвали к жизни негативные процессы в национальной экономике (которые уже через несколько лет сменились устойчивыми позитивными трендами), запоздалая структурная перестройка американской промышленности и позиции доллара на международных финансовых рынках привели к серьезным нарушениям торгового баланса (восстановление которого стало делом куда более сложным). Обострение конкуренции на мировых товарных рынках в 80-е годы было обусловлено вполне объективными причинами. Начиная со второй половины 70-х по мере индустриализации стран Азии стали выкристаллизовываться мнения о том, что "модернизация экономики не воспроизводит американскую систему свободного рынка в мировом масштабе... Возникновение подлинно глобальной хозяйственной системы не предполагает распространения западных ценностей и институтов на остальное человечество, а это означает окончание эпохи глобального превосходства Запада" [171]. В условиях, когда успешное копирование технологических достижений западных стран оставалось достаточным для сохранения конкурентоспособных позиций на мировых рынках, возникло исключительно жесткое противостояние двух моделей развития -- западной, ориентированной на максимальное поощрение индивидуальной инициативы и опирающейся на научный прогресс, и той, которую условно можно назвать азиатской, основанной на экстенсивном развитии массового промышленного производства при активной поддержке государственных и полугосударственных структур. К середине 80-х вполне определились главные группы конкурентов: это были США и европейские страны, занимавшие "оборонительные" позиции, и "наступающие" на рынках товаров народного потребления Япония и иные страны, производящие примитивную продукцию производственного назначения -------------- [171] - Gray J. False Dawn. The Delusions of Global Capitalism. L., 1998. P. 3-4. -------------- (так, экспорт стали из развивающихся государств с 1960 по 1978 год рос темпами от 13 до 23 процентов в год [172]). В этих условиях все большее число западных компаний стремилось перенести свои производства, не связанные с самыми передовыми технологиями, в страны "третьего мира" [173]. Однако основным соперником на этом этапе оставалась Япония. Уже к середине 80-х она обеспечивала 82 процента мирового выпуска мотоциклов, 80,7 процента производства домашних видеосистем и около 66 процентов фотокопировального оборудования [174]; экспансия японских производителей на рынке высокотехнологичных средств производства была столь значительной, что к 1982 году их компании контролировали до 60 процентов американского рынка станков с числовым программным управлением [175]. С 1973 по 1986 год доля США в мировом производстве товаров и услуг снизилась с 23,1 до 21,4 процента, доля ЕС -- с 25,7 до 22,9 процента, а доля Японии возросла с 7,2 до 7,7 процента [176]. В отдельных высокотехнологичных отраслях ситуация выглядела еще более мрачно (см. таблицу 6-1). Соответствующим образом ухудшались и позиции американских компаний. Если в 1971 году 280 из 500 крупнейших транснациональных корпораций были американскими, то к 1991 году таковых осталось лишь 157 [177]; к этому времени Япония фактически догнала США, обладая 345 крупнейшими компаниями из 1000 (против 353 у США) [178]; в конце 80-х годов она располагала 24 крупнейшими банками при том, что в странах ЕС таковых было 17, а в Северной Америке -- всего 5; 9 из 10 крупнейших сервисных компаний также представляли Страну восходящего солнца [179]. В конце 80-х японское экономическое чудо продемонстрировало, насколько далеко может зайти страна, исповедующая индустриальную парадигму, в окружении соседей, принадлежащих постиндустриальному миру. Японские производители радикально изменили торго- -------------- [172] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial Divide. P. 208. [173] - Подробнее см.: Bamet R.J., Cavanagh J. Global Dreams. Imperial Corporations and the New World Order. N.Y., 1994. P. 275-276. [174] - См.: Forester T. Silicon Samurai. How Japan Conquered the World's IT Industry. Cambridge (Ma.)-0xford, 1993. P. 147. [175] - См.: Kuttner R. The Economic Illusion. P. 118-119. [176] - См.: Castells M. The Informational Economy and the New International Division of Labor // Carnoy M., Castells M., Cohen S.S. Cardoso F.H. The New Global Economy in the Information Age. University Park (Pa.), 1993. P. 25. [177] - См.: Greider W. One World, Ready or Not. P. 22. [178] - См.: Sayer A., Walker R. The New Social Economy: Reworking the Division of Labor. Cambridge (Ma.)-Oxford (UK), 1994. P. 154. [179] - См.: Thurow L. Head to Head. P. 30. -------------- Таблица 6-1 Сокращение доли США на рынке продукции высокотехнологичных отраслей (% мирового рынка) 1975 1980 1985 1988 Сталь 16,2 14,2 11,1 11,6 Автомобили 27,0 20,6 26,6 23,2 Станки 17,6 18,2 12,5 6,7 Волоконная оптика Н.Д. 73,0 59,2 41,9 Полупроводники Н.Д. 60,0 49,0 36,0 Запоминающее устройство произвольного выбора (ЗУПВ) 95,8 55,6 35,0 20,0 Суперкомпьютеры Н.Д. 100,0 80,0 76,0 Примечание: За исключением ЗУПВ, цифры представляют производство в Соединенных Штатах как долю в мировом производстве. Цифры по ЗУПВ представляют производство размещенных в Северной Америке компаний как долю в мировом производстве. При расчете цифр по волоконной оптике, полупроводникам, ЗУПВ и суперкомпьютерам Советский Союз и страны Восточного блока не включались в общий мировой рынок. Источник: Olmer L.H. [Remark in the discussion] // Feldstein M. (Ed.) American Economic Policy in the 1980s. P. 664. ---------------- вый баланс Соединенных Штатов. Если в годы картеровской администрации экспорт из США рос ежегодно в среднем на 8,1 процента, а импорт -- на 2,2 процента, то на протяжении восьми лет пребывания президента Р.Рейгана у власти импорт повышался на 9,5 процента в год, тогда как объем экспорта сокращался в среднем на 0,9 процента [180]. Акции японских промышленных гигантов на бирже в Токио котировались по ценам, которые обеспечивали их держателям дивиденд менее 1 процента годовых на вложенный капитал; страна имела самые большие в мире финансовые резервы [181]; результаты столь впечатляющих поначалу процессов оказались, однако, далеко не столь триумфальными, какими их рассчитывали увидеть японские лидеры. Противостояние японских и американских производителей в 80-е годы представляет собой классический пример увлеченности индустриальной нацией количественными показателями своего успеха. Мы не будем подробно останавливаться здесь на механиз- -------------- [180] - См.: Niskanen W.A. Reaganomics. P. 232. [181] - См.: Drucker P.F. Managing in a Time of Great Change. Oxford, 1997. P. 166. -------------- мах, обеспечивавших и поддерживавших японское экономическое чудо (этим вопросам посвящена восьмая глава); отметим лишь два обстоятельства, которые мы считаем наиболее существенными. Во-первых, несмотря на то, что условия торговли США с остальным миром в 80-е годы серьезно ухудшились (как отмечает П.Крагман, "за период с 1970 по 1990 год соотношение цен экспортируемых и импортируемых товаров во внешней торговле США сократилось более чем на 20 процентов; иными словами, в 1990 году США были вынуждены экспортировать на 20 процентов больше товаров, чем в 1970-м, для того, чтобы оплатить одно и то же количество импортируемых товаров; в результате такого ухудшения конъюнктуры национальный доход США сократился на 2 процента" [182]), Соединенные Штаты по-прежнему получали большую часть импортируемых товаров из стран, близких по уровню развития (согласно тому же источнику, "в 1990 году средняя заработная плата промышленных рабочих в странах, являющихся торговыми партнерами США, взвешенная по общему объему двусторонней торговли, составляла 88 процентов от уровня США" [183]), и, таким образом, формировавшийся торговый дефицит не был необратимым. Кроме того, сами американские компании, сокращавшие индустриальную занятость в США[184] и перебазировавшие рабочие места за границу, вносили, как это ни парадоксально, существенный вклад в нарастание дефицита, оказывавшегося в некоторых случаях достаточно формальным (известно, например, что IBM, использующая в Японии 18 тыс. работников и имеющая годовой объем продаж в 6 млрд. долл., стала с начала 90-х годов одним из ведущих японских экспортеров компьютерной техники, в том числе и в США[185]). Следует подчеркнуть, что этот фактор имел и имеет гораздо большее значение, чем принято считать. То, что Япония экспортировала в 1985 году в США товаров на 95 млрд. долл., а покупала только на 45 млрд. долл., не означает гигантского разрыва более чем в 100 процентов, о котором часто говорят политики и экономисты. В том же 1985 году американские компании произвели и продали в Японии товаров на 55 млрд. долл., тогда как соответствующий показатель для японских фирм в США не превышал 20 млрд. долл. С учетом этого оказывается, что японские производители реально поставили в США продукции на 115 млрд. долл., в то время как американские в Японию -- на 100 млрд. долл., и дефицит в этом случае сокращается до реалистической ---------------- [182] - Krugman P. Pop Internationalism. P. 42. [183] - Ibid. P. 47. [184] - Подробнее см.: Spulber N. The American Economy. P. 68-69. [185] - См.: Reich R.B. The Work of Nations. P. 123, 120. ---------------- величины в 15 процентов[186], а если учесть выплаты японских компаний за американские авторские права и патенты, то фактически исчезает вовсе. Во-вторых, что также весьма существенно, японские производители во многом лишь тешили себя положительным сальдо своего торгового баланса, подобно тому как это делали поставщики нефти в период высокой инфляции в США в 1977-1980 годах. Исследуя этот вопрос, следует помнить, когда возник тот дисбаланс в торговле, который считается столь серьезной проблемой американской экономики. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в 1980 году его фактически не существовало, но уже со следующего года начался бурный рост: в 1981-м он достиг уровня в 36 млрд. долл., в 1982-м -- 67 млрд. долл., а в 1983-м превысил 113 млрд. долл. Что же произошло в этот период? М.Фельдштейн, руководивший тогда группой экономических советников при президенте Р.Рейгане, отвечает на этот вопрос совершенно категорично: "Главной причиной резкого увеличения импорта в США и стагнации нашего экспорта, несомненно, является существенное повышение курса доллара". На протяжении 1981-1983 годов, когда правительство США и руководство ФРС поддерживали исключительно высокие учетные ставки, на американский финансовый рынок хлынули массированные инвестиции, что резко повысило спрос на доллар; в результате в период с середины 1979 по первый квартал 1985 года его стоимость по отношению к корзине основных мировых валют выросла на 73 процента [187]. Поэтому неудивительно, что объем потребления импортных товаров в США в отношении к общему объему потребления вырос, а объем экспорта американских товаров за границу в отношении к общему объему производства соответственно сократился по всем без исключения товарным позициям[188]. Но, расширяя в такой ситуации свое присутствие на американском рынке, иностранные (и в первую очередь японские) производители не учитывали по меньшей мере двух факторов. С одной стороны, усиление доллара не воспринималось ими как следствие временных трудностей самой американской экономики, и поэтому возможности экспортной экспансии Японии казались безграничными. С другой стороны, не учитывалось, что до тех пор, пока международные расчеты ведутся в долларах, США не имеют внешней торговли в собственном смысле слова [189], и про- -------------- [186] - См.: Ohmae К. The Borderless World. Preparing Ourselves to 21st Century Capitalism. N.Y" 1992. P. 142-143. [187] - См.: Feldstein M. American Economic Policy in the 1980s: A Personal View. P. 63,65. [188] - См.: Richardson J.D. Trade Policy. P. 632. [189] - См.: Ohmae K. The Borderless World. P. 138-139. -------------- блема "восстановления" нарушенного баланса решается до смешного просто, посредством организации спекулятивной атаки против доллара, моментально обесценивающей гигантские средства, полученные экспортерами от продажи их товаров в США; в этом случае нет даже необходимости прибегать к тому "инфляционному дефолту", который способствовал частичному решению проблемы внешнего долга США в 70-е годы. Сегодня очевидно, что подобное развитие событий было неизбежным. С 1985 года началось снижение процентных ставок, а вместе с ним и падение доллара; только за полтора года его курс снизился более чем на 25 процентов. Реакция мировых рынков оказалась очень болезненной, однако в ходе переговоров, завершившихся в нью-йоркском отеле "Плаза" 22 сентября 1985 года, министр финансов США Дж.Бейкер пришел к согласию со своими коллегами из других стран о возможности признания девальвации доллара свершившимся фактом. Однако это не остановило дальнейшего снижения ставок, которые к февралю 1987 года достигли 6,1 процента, а доллар к этому времени "отыграл назад" почти четыре пятых своего прежнего повышения. В результате только за два года, с середины 1986 по середину 1988 года, американский экспорт вырос более чем на треть, а дефицит торгового баланса сократился на 40 процентов[190]. Проявившиеся в эти годы тенденции фактически полностью устранили дефицит в торговле США с европейскими странами, а при условии снижения курса доллара еще на 15-20 процентов был бы преодолен и дефицит в торговле с Японией[191]. Таким образом, возвращение доллара к котировкам, характерным для "дорейгановского" периода, устраняло и дефицит торгового баланса, порожденный прежде всего неравными условиями конкуренции, искусственно созданными в 80-е годы. Нельзя также не учитывать, что трудности 80-х годов в значительной мере дезориентировали американских конкурентов, которые, ощутив привлекательность американского рынка, усилили свое присутствие на нем в первую очередь в сфере распределения и торговли, предпочитая отказаться от создания там производственных мощностей. Это отчетливо видно при сравнении американских и японских показателей, характеризующих экспорт готовой продукции и перенесение производства за границу. Если в 1988 году общий объем японского экспорта был всего на 20 процентов ниже американского, то масштабы торговли японскими товарами, произведенными за рубежом, почти в четыре раза уступали американским, тогда как реализация товаров через созданные за границей японские торговые конгломераты была вдвое большей, нежели аналогичный показатель для США[192]. В результате совокупный объем американских товаров, вывезенных из страны или произведенных за рубежом, почти вдвое превосходил японские достижения в этой сфере; таким образом, на фоне беспрецедентных формальных успехов японцев американские производители сумели самым серьезным образом пересмотреть прежние ориентиры, что стало залогом их достижений в 90-е годы. Однако в конце 80-х годов они не смогли в полной мере воспользоваться своими успехами по двум причинам. Во-первых, под возрастающим давлением других постиндустриальных стран в Париже в начале 1987 года было заключено так называемое Луврское соглашение, призванное стабилизировать доллар на сложившемся к тому времени уровне; идя навстречу партнерам, американское руководство предприняло повышение учетной ставки до 7,3 процента осенью 1987 года, и ситуация стабилизировалась. И, во-вторых, конец 80-х ознаменовался еще одним знаковым событием -- крахом котировок на нью-йоркской бирже в октябре 1987 года, который был воспринят многими наблюдателями как начало очередного масштабного кризиса, хотя с большим основанием он может считаться свидетельством завершения эпохи, на протяжении которой западный мир был подвержен кризисам перепроизводства в их традиционном виде. ---------------- [190] - См.: Feldstein M. American Economic Policy in the 1980s: A Personal View. P. 72-73; Niskanen W.A. Reaganomics. P. 175-176. [191] - См.: Krugman P. The Age of Diminishing Expectations. P. 140. ---------------- На пороге новой реальности В отличие от кризисов 1973-1974 и 1979-1982 годов, кризис 1987 года не был явным образом связан с изменениями конъюнктуры на мировых товарных рынках, и, хотя многие эксперты усматривали в нем ослабление позиций США, уже одно только то, что события 1987 года часто сравнивают с потрясениями времен Великой депрессии, свидетельствует о принципиально иной его природе. Мы также попытаемся использовать в своем анализе это сопоставление. ---------------- [192] - См.: Encarnation D.J. Rivals Beyond Trade. America versus Japan in Global Competition. Ithaca-L., 1992. P. 22. ---------------- Кризис 1929 года, положивший начало Великой депрессии, был наиболее острым, но в то же время фактически последним классическим кризисом индустриальной эпохи. Начало века прошло в США под знаком интенсивного промышленного развития и максимальной инвестиционной активности. Массовое индустриальное производство радикально снизило издержки, повысило уровень жизни людей и сделало многие товары, которые раньше могли позволить себе лишь наиболее состоятельные американцы, доступными широким слоям населения. Известно, например, что, несмотря на фактор неизбежной инфляции, розничные цены на дешевые автомобили (такие, как "Модель Т", производившаяся компанией "Форд"), снизились с 1908 по 1924 год с 950 до 290 долл.[193]; это обусловливалось быстро растущей в американской экономике производительностью (в 1918 году выработка угля на одного шахтера составляла в США 4,7 т, тогда как в Великобритании, Пруссии и Франции -- 1,9, 1,4 и 0,9 т соответственно; аналогичные сравнения могут быть приведены и для других отраслей). Как следствие, среднедушевой доход в США накануне первой мировой войны достигал 368 долл. в год, тогда как в Великобритании -- 250 долл., в Германии -- 178, во Франции -- 161, а в Италии -- всего 108 долл.[194]. В 20-е годы американские потребители предъявили гигантский по своим масштабам спрос на товары длительного пользования и недвижимость: расходы на их приобретение за 1921-1929 годы выросли на 116 процентов, тогда как прочие потребительские расходы повысились лишь на 34 процента[195]. В условиях активного спроса и отсутствовавшей в 20-е годы инфляции не могло не возникнуть инвестиционного бума. На протяжении нескольких лет американские компании предложили игрокам на фондовом рынке такое количество ценных бумаг -- прежде всего акций и облигаций, -- что средства, полученные от их реализации, заметно превысили объемы финансирования по банковским каналам[196]. С середины 20-х годов на фондовый рынок накатила волна сбережений населения, инвестируемых через разного рода взаимные и трастовые фонды. В результате фондовый индекс совершил рывок, который до последнего времени не имел аналогов в истории американского рынка: в 1924 году он вырос на 16 процентов, в 1925-м -- на 27, в 1926-м -- всего на 5, однако -------------- [193] - См.: Hall Т.Е. The Great Depression. An International Disaster of Perverse Economic Policies. Ann Arbor (Mi.), 1998. P. 18. [194] - См.: Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic Society. P. 121. [195] - См.: Hall Т.Е. The Great Depression. P. 19. [196] - См.: Galbraith J.K. The Great Crash 1929. L., 1992. P. 58. ---------------- затем последовала настоящая "золотая лихорадка", поднявшая индекс Доу-Джонса на 25 процентов в 1927 году, на 29 -- в 1928-м и на 30 процентов с января по сентябрь 1929 года[197]. Средства, помещенные в 1921 году в акции, на основании котировок которых рассчитывался основной американский фондовый индекс, оценивались в конце 1928 года почти в двадцать раз (!) выше, причем в этих расчетах не учитывались ни выплаченные дивиденды, ни беспрецедентный рост рынка в первой половине 1929 года[198]. Объемы торгов также увеличивались с невероятной скоростью: если 12 марта 1928 года из рук в руки на Нью-йоркской фондовой бирже перешло почти 3,86 млн. акций, то 12 июня их количество выросло до 4,89 млн., 16 ноября составило 6,64 млн., а 1929 год вошел в историю с новыми рекордами: 8,24 млн. -- 26 марта, 12,89 млн. -- 24 октября и 16,41 млн. -- 29 октября; именно этот день перечеркнул все достижения индекса за предшествующие 12 месяцев[199]. Однако в подобных условиях тенденция неизбежно должна была переломиться. Перенапряженная экономика не могла далее развиваться прежними темпами, и первые признаки спада проявились уже в августе 1929 года: в течение трех месяцев, предшествовавших биржевому краху в октябре, объем промышленного производства, оптовые цены и личные доходы населения снижались с годовым темпом в 20, 13,5и 17 процентов соответственно. Достигнув 3 сентября своего максимального значения в 452 пункта, индекс акций промышленных предприятий, рассчитываемый экспертами газеты The New York Times, опустился к середине ноября более чем вдвое, до отметки в 224 пункта[200]. Подобным образом вел себя и индекс Доу-Джонса; именно его поведение свидетельствует, что крах в октябре 1929 года оказался опасен и разрушителен не столько потому, что вызвал разовое обесценение активов, сколько в силу того, что положил начало устойчивому понижательному тренду, продолжавшемуся до середины 1932 года, когда 8 июля этот индекс достиг своего минимального значения в 41,22 пункта[201]. Совокупное падение индекса превысило в результате 82 процента, а цены на акции перешагнули свой докризисный уровень только через 25 лет, в 1954 году[202]! Фондовый обвал фактически заморозил инвестиционную активность, резко подскочил спрос на деньги, сократились все виды кредитования. Отказ Федеральной резервной системы от спасения американских банков, попавших в сложное финансовое положение, ---------------- [197] - См. Hall Т.Е. The Great Depression. P. 23. [198] - Cм. Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic Society. P. 96-97. [199] - Cм. Galbraith J.K. The Great Crash 1929. P. 43, 45, 62, 121, 133. [200] - См. Hall Т.Е. The Great Depression. P. 65-66. [201] - Cм. Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. P. 288. [202] - См. Hall Т.Е. The Great Depression. P. 7. ---------------- вызвал волну массовых банкротств кредитных учреждений, нараставшую вплоть до 1933 года, когда общее число разорившихся банков превысило 11,4 тыс., то есть более 45 процентов всех американских банковских учреждений, действовавших накануне кризиса[203]. Объем валового национального продукта сократился к этому времени более чем на 30 процентов[204], а безработица сохранялась на уровне около 20 процентов трудоспособного населения вплоть до 1938 года[205]. Кризис, порожденный нарушением пропорций в американской экономике, фактически немедленно принял всемирный масштаб. В силу сократившегося потребительского спроса американский импорт сжался к 1932 году почти в три раза относительно своего максимального объема в 1929-м -- с 5,5 до 1,9 млрд. долл. в текущих ценах, результатом чего стало значительное положительное сальдо торгового баланса США; в условиях золотого стандарта это вело к сокращению финансовых ресурсов в европейских странах и углублению кризиса. Только Япония, которая в тот период не была связана тесными торговыми отношениями с США, и Великобритания, вышедшая из режима золотого стандарта 21 сентября 1931 года, сумели пережить кризис с наименьшими потерями[206]. Японское промышленное производство к 1931 году находилось на уровне 1928-го[207], и вскоре началось оживление; в Великобритании в 1935 году экономические показатели были ниже, чем в 1928-м, всего на 6 процентов, а промышленный рост в период с 1932 по 1937 год был самым высоким в нынешнем столетии[208]. На этом фоне итоги депрессии в США и других европейских странах выглядят поистине трагическими. В Германии промышленное производство снизилось в 1933 году почти на 50 процентов, а в США -- на 60; американская экономика оказалась отброшенной на уровень 1922-го, немецкая -- 1908 (!) года[209]. Даже два года спустя, несмотря на начавшееся оживление, положение оставалось очень тяжелым: в США объем промышленного производства "не дотягивал" до докризисного на 28 процентов, в Германии -- на 24, в Австрии -- на 22, во Франции -- на 15 процентов[210]. Окончательно последствия кризиса в промышленности были преодолены лишь к концу 30-х годов на фоне активной подготовки к новой европейской войне. ---------------- [203] - См. Hall Т.Е. The Great Depression. P. 83. [204] - См. World Economic Outlook. A Survey by the Staff of the International Monetary Fund. May 1998. Wash., 1998. P. 46-47. [205] - См. Hall Т.Е. The Great Depression. P. 154. [206] - См. Ibid. P. 85-86. [207] - См. Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. P. 235. [208] - Cм. Plender J. A Stake in the Future. P. 35. [209] - См. Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great Reckoning. P. 235. [210] - Cм. Hall Т.Е. The Great Depression. P. 86. ---------------- Кризис 1987 года начался в иной ситуации, и последствия его были принципиально противоположными.