Исключительно трагична история Тимура Утеева, казаха, ему сейчас около 30 лет. От чудовищных унижений в армии (солдаты второго года службы побоями заставляли его заниматься, как они это называли, "ночной тактикой": ночью, после отбоя, выливать на пол спального помещения воду и полностью экипированным ползать по полу, одеждой собирая воду (выжимать воду из одежды, затем опять надевать эту влажную форму и опять ползать по воде), он сбежал в Китай, там ему предложили работать на китайскую разведку, Утеев согласился, его заслали в Союз, он прямо на границе сдался пограничникам (сам к ним пришел), был суд, на котором солдат, подтверждавших показания Утеева о преступном обращении с ним в армии, тут же, в присутствии Утеева начинали запугивать и грозить посадить рядом с Утеевым, солдаты сдавались и давали нужные "суду" показания. Итог? -- 14 лет строгого режима. Я сам сидел с Утеевым в одной камере в Чистопольской тюрьме в 83-84 годах. Об этих людях надо говорить, требовать их немедленного освобождения. Дорогие Диана и Джон, пишите о себе, о деятельности вашей группы Эмнисти Интернешнл, передайте мои приветы и благодарность за письма вашим друзьям, мне писавшим, пусть пишут еще! Диана пишет, что улицы наших городов безопасней улиц городов Англии, -- думаю, что скоро мы это отставание ликвидируем (если уже не ликвидировали): Махачкала небольшой город, но уже и у нас начались перестрелки соперничающих банд, месяц назад об этом сообщало местное телевидение. То, о чем я не успел написать в этом письме, я напишу в следующем. Желаю вам бодрости и мира в душе. Еще раз привет всем вашим друзьям. 5 апреля 1989 года. Вазиф Мейланов. ПИСЬМО ДЖОНА 01.09.89. Дорогой Вазиф, Мы очень рады были услышать от Вас и узнать более подробно о Вашей жизни в Намцах и позже, в Махачкале. Мы также были счастливы получить Вашу фотографию, присланную Светланой. Мы думаем, это замечательно, что Вы были в достаточно хорошем состоянии для того, чтоб участвовать в соревнованиях по бегу после лишений, которые Вы перенесли. Мы были очарованы, услышав о Вашей демонстрации в Махачкале в годовщину Вашего ареста. Удовлетворителен, по крайней мере, тот факт, что хотя Вы были арестованы и допрошены, но все же позже освобождены. Это предполагает некоторый прогресс, и мы счастливы, что Вы до сих пор на свободе. Нам были очень интересны Ваши комментарии к Щаранскому. В его телевизионном интервью он выступил как очень уравновешенный и приятный человек, но мы понимаем Вашу сдержанность к его позиции по отношению к тюремным воспоминаниям, ведь многие люди, которых Вы знали в тюрьме, серьезно пострадали. Из четырех заключенных, которых Вы упоминаете, мы осведомлены только о Б.Климчаке и Л.Лубмане. У нас нет достаточно полной информации о В. Смирнове и мы совсем ничего не знаем о Т.Казанке. Мы были бы рады узнать больше подробностей о последних двух -- когда и где они были арестованы, где состоялся суд, и каким было обвинение. Также нам интересно было бы узнать любые подробности, такие как домашние адреса и даты рождения. Нам повезло найти нового переводчика, живущего рядом с нами. Он преподает общественные науки, русские язык, литературу и современную историю. К сожалению, сейчас он в длительном отпуске, но он дал нам краткое изложение Ваших писем до того, как уехал, и даст их полный перевод после своего возвращения в конце сентября. Я передал некоторые Ваши записи ответственному редактору отдела политических наук Лидского университета. Он редактор широко распространяемых изданий об отношениях Запада и Востока. Он обещал прислать мне копию следующего выпуска, и, я думаю, он воспользуется некоторыми из Ваших материалов. Мы были поражены политическими изменениями в Польше и тем, в какой мере были удовлетворены требования автономии Балтийских республик. Мы горячо надеемся, что эти преобразования пройдут мирно. Один из наших коллег женат на китаянке. Их сын был в Пекине во время резни 4-го июня. Сейчас он живет в Соединенном Королевстве. Он выступил на публичном митинге в Бишоп Кастл, где рассказал о пережитом. Мы собрали 100 фунтов стерлингов в фонд поддержки китайских студентов. Мой кузен и его жена только что вернулись с каникул, которые они проводили в России. В течение их короткого пребывания в Москве они встретились с Александром и были очень рады поговорить с ним. Мы надеемся когда-нибудь услышать, что Вы заняли подобающее место в ваших академических кругах. Мы ожидаем новостей от Вас с большим интересом и шлем Вам наши наилучшие пожелания здоровья и благополучия. Мы также надеемся, что с Вашими родителями все в порядке. Искренне Ваш, Джон. ПИСЬМО ДИАНЫ 1.09.89. Дорогой Вазиф, Читая Ваше последнее письмо, я особо отмечала, как точны были сообщения, которые мы получали во все время Вашего заключения и ссылки. Мы слышали о неприятностях с уголовником, который делил с Вами квартиру и о Ваших демонстрациях в Намцах. Я не знаю, как эти новости шли, но они доходили до нас быстро. Было приятно услышать, что все доходившее было абсолютно точным. Сейчас мы получаем сведения только непосредственно от Вас. Мы все еще ждем переводов ваших эссе и стихов. В это время года многие уезжают на праздники и больше задержек с переводом. Интересно, нашли ли Вы работу? Я думаю, что почти во всех странах тому, кто считается разрушителем, трудно найти работу в системе образования. У нас любому, кто имел долгий перерыв в карьере по любой причине, трудно вернуться к прежней работе. По этой причине часто встречаются высококвалифицированные женщины, выполняющие работу много ниже их возможностей.Мне повезло, что мне, как музыканту, нет необходимости наниматься к кому-либо. Мне платят непосредственно люди, которых я учу. Я преподавала и в государственных, и в частных школах, но всегда сама распоряжалась своим временем, давая уроки по несколько часов здесь и там. Сейчас, когда я на пенсии, я беру только тех учеников, что живут поблизости. Я согласна с Вами, что свобода слова важнее, чем такая вещь, как свобода передвижения. Без свободы слова мысли должны скрываться, и жизнь становится нечестной. Только в свободной дискуссии проблемы общества могут быть поставлены и, возможно, решены. Это напоминает мне недавнее утверждение миссис Тэтчер: "Нет такой вещи как "общество", есть только личности и семьи". Я не могу с этим согласиться. Интересно, каково ваше мнение? Мне интересно, на что похожа Махачкала? Многие из англичан проводят отпуски в России, но, если они едут куда-либо помимо Москвы и Ленинграда, то только в Ялту, Киев и Самарканд. Один из моих друзей поехал в Киев отпраздновать свое 80-летие.Я думаю, мы могли бы провести каникулы в России, если бы мы не были вынуждены так часто ездить в Канаду. Мы собираемся опять туда 26 сентября примерно на месяц. Я нахожу Канаду, политически и социально, наиболее близкой к моему идеалу страны. В ней нет того насилия и бешеного темпа жизни, той пропасти между богатыми и бедными, как в США. На этот раз я собираюсь посетить старинные, не испорченные новостройками места в Новом Брунсвике, которые должны сильно отличаться от полностью обновившегося Калгари. Я жду новых впечатлений. Вам, может быть, будет приятно услышать о людях, которые писали о Вас властям все эти годы. Хотя в это дело были вовлечены сотни людей, многие из них писали только по разу, во время организуемых нами специальных кампаний. Одними из тех, кто работал неустанно, были Роберт и Мириям Витфилд, Барбара Найт, Хилари Хаукрофт и Крис Ричардс. Мириям Витфилд -- немецкая еврейка по рождению, прибывшая в Англию перед войной, была медсестрой. Никто не сделал больше, чем она. Она организовала группу, которая работала с детьми: как ужасно, что дети могут быть политическими заключенными, но это так. Ее муж Роберт основал частную школу для умственно отсталых детей. Барбара Найт -- вдова священника. Ей больше 80 лет, но она делает простую работу лучше, чем многие молодые люди, и ее часто можно видеть ведущей свою машину от одного места, где она оказывала добровольную помощь, к другому такому же месту. Когда Вы были в Намцах, она написала Вам длинное письмо, но оно прибыло в Намцы после Вашего освобождения. Хилари Хаукрофт -- жена врача и мать двух маленьких детей. Она сейчас взяла на себя работу Джона и ведет дело нашего нового заключенного, он грек (отказался от военной службы по религиозным соображениям). Крис Ричардс живет за 30 миль от нас, и мы лично с ним не знакомы. Мы думаем, что он работает в органе местного самоуправления. Все, что он делает, тем более достойно похвалы, что все это он делает по телефону и с помощью писем. Он не имеет близкого друга, с которым мог бы обсуждать свои дела. Члены нашей группы, встречаясь, поддерживают энтузиазм друг друга. Джон сейчас поговорил с Хилари как с казначеем нашей группы, и я получила новую работу в кампании по отмене смертной казни. На этом я заканчиваю пожеланиями Вам добра в будущем. Диана. ПЕРВОЕ СООБЩЕНИЕ О ВЫСТУПЛЕНИИ И АРЕСТЕ Копия. Выписка из передачи радиовещательной станции Би-Би-Си, принятой 28.01.80 г. в 16.30 мск на русском языке. Московские диссиденты сообщают, что в городе Махачкале, в Дагестане, был арестован человек, который пытался публично протестовать против высылки академика Сахарова. В пятницу 25 января Базиф1 Мейланов вышел на улицу перед зданием Дагестанского обкома КПСС, держа в руках плакат со словами протеста. Мейланова сразу же арестовали и увезли в неизвестном направлении. На его квартире, как сообщают, был произведен обыск. Мейланов, которому 42 года2, выпускник Московского Государственного университета и до 1978 года он преподавал математику в политехническом институте Махачкалы. Сообщение из Москвы корреспондента Би-Би-Си Кевина Руейна. Копия верна. В.П.Воротилов 16 апреля 1980 года. ПЕРВЫЙ РАЗГОВОР СО СЛЕДОВАТЕЛЕМ В ДЕНЬ АРЕСТА, МОИ ПИСЬМЕННЫЕ ОБЪЯСНЕНИЯ СВОЕГО ВЫХОДА НА ПЛОЩАДЬ И ТЕКСТА ПЛАКАТА Том I, лист дела 114 . Написано моей рукой только нижеследующее: Я выразил протест против решения правительства о высылке А.Д.Сахарова из Москвы. Мотивы? Я считаю, что за идеи нельзя карать административно. С идеями надо бороться идеями. Газета "Известия" (24.1.80.) обвиняет Сахарова во всех смертных грехах (тут и клевета и, в неявной форме, шпионаж, и ненависть к советскому народу, и "продался"), но обвинения голословны и не убеждают. Газета хочет заставить поверить советского читателя в то, что решение об административной высылке А.Сахарова --"справедливое решение". Не могу с этим согласиться. Не должен советский читатель делать вывод: "да, справедливое", не выслушав доводов обвиняемой стороны, в нашем случае, доводов и объяснений А.Д.Сахарова. Напрашивается аналогия с судебным заседанием: ведь даже обвиняемым в тягчайших преступлениях предоставляется слово для защиты. В наших газетах я читал, что А.Д.Сахаров на свой страх и риск пытался осуществлять контроль над правильностью, законностью самого советского правосудия. Я одобряю эту деятельность, ибо официальные органы контроля стоящие в том же ряду, что и ими контролируемые, не беспристрастны и не бескорыстны в своем контроле. Административная иерархия должна замыкаться на широкие низы, на организации стоящие вне официальной государственности. Такой организацией был возглавлявшийся Сахаровым комитет по надзору за законностью действий самих органов законности. Правильная линия поведения государства состояла бы в предоставлении печатного органа этой группе (комитету) и в ответах по существу Сахаровскому комитету через официозы. Ничего страшного во всем этом не было бы. Это единственно-возможный путь избежать злоупотреблений самих судебных органов. Бесконечное надстраивание официальных органов контроля ничего не дает и не даст и в будущем. Еще раз повторяю: мой протест был не по существу обвинений предъявленных Сахарову, а по форме идущего по стране дела Сахарова. Протест был направлен против того, что самому обвиняемому не предоставляется слова. Плакат я изготовил на тексте Конституции СССР, предоставляющей мне, как и каждому гражданину СССР, право на свободу слова, право на выражение своего мнения, право на участие в политической жизни моей страны. Я простоял с этим плакатом на площади минут десять. Подходившие (около 20 чел.) читали текст и молча уходили, один подошел и спросил: "А милиция не заберет?" Мои действия читавшими никак не оценивались, часть читавших читала плакат с некоторой опаской. Естественно, что выход с плакатом на народ был актом моей свободной воли, моего желания послужить справедливости. Меня об этом никто не просил, никто мне не помогал, я "все" сделал сам. "Такие свои действия" считаю правомерными, законными, актом зрелого гражданского сознания, актом, продиктованным заботой и тревогой о путях развития моей страны. Объяснение написано мною собственноручно. Вазиф Мейланов. 25.1.1980. Опрос начат в 13 ч. 45 мин., окончен в 17 час 35 мин. ПЕРВЫЙ ДОПРОС В ДЕНЬ АРЕСТА СРАЗУ ПОСЛЕ ПРЕДЪЯВЛЕНИЯ ОБВИНЕНИЯ ПО СТ.190-1. Том I, листы 118-119 г.Махачкала 25 января 1980 года Следователь прокуратуры Дагестанской АССР юрист I класса Палий В.А. в помещении КГБ ДАССР, допрос начат в 22 ч. 50 мин., окончен в 24 часа 00 мин. (далее моей рукой написано:) Не было никаких "ложных измышлений". И от чего это высказывание того , что всем известно, считается измышлением? Далеко заведет нас такая игра в прятки. Идея о противопоказанности нашему строю свободы слова высказана, признана, подтверждена Лениным в письме Мясникову. Косвенно этот факт (отсутствие свободы слова) признал в своем выступлении писатель А.Б.Чаковский. Ведя спор с поборниками свободы слова он защищается не на линии есть или нет у нас свободы слова --эту линию он сдает без боя (т.е. признает, что нет), а защиту ведет на другой линии: спрашивает: "Ну, а что ж дает свобода слова западному жителю?" и т.д. Да и, смешно сказать, если реально гарантирована свобода слова, то отчего ж меня арестовали и предъявили дикие обвинения в распространении "заведомо ложных измышлений"? Пора бы нам всем задуматься над тем что мы делаем, не желая слушать тех, кто думает не по-нашему. Каждый следователь КГБ, прокуратуры должен осознать свою личную ответственность в умножении и укреплении лжи. Мы сами говорим, что демократия у нас развивается. Так вот: развиваться она должна в сторону большей свободы слова, в сторону меньшей платы за свободное слово. Я считаю, что такое увеличение свободы слова даст нам колоссальный экономический эффект, а уж благотворное влияние увеличения свободы слова на духовную жизнь общества нельзя переоценить. О "свободе слова для идейных противников коммунизма". На сегодняшний день фраза выглядит "страшно". Но задумаемся: разве не даем мы слова идейным противникам коммунизма: Достоевскому, Гоголю, Толстому, Булгакову? Сколько ценнейшего у этих мыслителей. Отчего ж сегодняшним оппонентам идеи коммунизма не предоставить слова? Вы не согласны с ними? Так победите их в открытом идейном бою. Слово это тем более должно предоставляться, что эти люди знают нашу жизнь, живут рядом с нами, болеют нашими болезнями. Прислушаться -- не значит принять, но выслушать, на мой взгляд, надо обязательно. На мой взгляд, большая свобода слова не изменит сразу структуру общества, но в рамках той же структуры большая свобода печати (слова) даст решение многих без нее не разрешимых проблем, освежит общество. Непосредственным поводом к изложению в плакате этих мыслей послужило сообщение газеты "Известия" о высылке А.Сахарова из Москвы. Газета считает это решение "справедливым", хотя широкой общественности не было предоставлено возможности услышать объяснений самого Сахарова, разобраться в том чего же он хочет, какова его программа, стоит ли его за нее наказывать (думаю ни за какую программу нельзя наказывать административно). С целью выразить свой протест против преследования А.Сахарова я и составил плакат, в котором разъясняю почему я протестую, в чем я вижу корень зла. Я вышел с плакатом на площадь часов в 12. Подошло и прочитало его человек 20-ть. Молча прочитали и пошли. Один спросил: "А милиция не арестует?" Минут через 10 подошли трое человек, предъявили удостоверения работников горкома партии и предложили зайти в горком побеседовать по существу поднятых в плакате вопросов. Плакат написал я самолично. Никто меня к этому не побуждал, кроме моей же собственной совести: мне было бы тяжело жить не скажи я того что думаю о событиях в стране. Купил плакат о конституции СССР в военторге 24.1.80. Писал на чистой стороне его тоже 24.1.80, гуашью. Черновой вариант текста был у меня дома, сейчас он в КГБ. Текст обвинения я прочитал, с обвинением, конечно же, не согласен, поэтому его не подписал. Считаю, что в моем тексте нет "заведомо ложных измышлений", есть правда, быть может горькая. Поэтому виновным себя в предъявленном мне обвинении от 25.1.80 по ст. 190-1 не признаю. Протокол мною написан собственноручно. Дополнений пока не имею. 24 часа 25.1.80. Вазиф Мейланов ПИСЬМО ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ "ИЗВЕСТИЯ" Главному редактору газеты "Известия". Направляю Вам текст моего открытого письма Президиуму Верховного Совета СССР: Президиуму Верховного Совета СССР. Я протестую против нарушения гласности в процессах Орлова и Щаранского. В делах такой важности гласность обеспечилась бы только предоставлением Дворца Спорта под зал заседаний и прямой трансляцией суда по центральному телевидению. Из шитого белыми нитками централизованного отчета ("По заслугам") становится абсолютно ясно, что "суды" эти -- репрессии за общественную деятельность, стоящую вне рамок официальной государственности. "Клеветнические" заявления Орлова и Щаранского не цитируются, а без цитат как же можно вам верить. Нам нужны Орловы и Щаранские -- они осуществляют неформальный надзор общества за деятельностью государственных органов. Смертный приговор Филатову противоречит сегодняшнему уровню гуманности и милосердия в мире и заявлениям советских руководителей о желании жить в мире и дружбе со всеми народами: если вы действительно хотите жить в мире и дружбе, то откуда такая нетерпимость к разглашению ваших военных приготовлений. Мир изменился со времен казни Пеньковского, и расстрелом Филатова вы отбрасываете его ко дням ненависти и недоверия народов друг к другу. Смертный приговор Филатову должен быть отменен. Орлов и Щаранский должны быть выпущены на свободу. Вазиф Мейланов. Адрес: Махачкала, проспект Калинина,29, квартира 36. Лето 1978 года. ЗАПРОС И.О. НАчАЛЬНИКА СЛЕДОТДЕЛЕНИЯ КГБ ДАССР В.Н.ГРИГОРЬЕВА В СЛЕДОТДЕЛ КГБ СССР Секретно экз.No 2 7.08.80. 4/01720 Старшему помощнику начальника следственного отдела КГБ СССР полковнику юстиции т. Кузьмину А.И. г.Москва. Нами расследуется уголовное дело по обвинению Мейланова Вазифа Сиражутдиновича в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст.70 УК РСФСР. Из материалов дела усматривается, что в 1978 году Мейланов В.С. направил в Президиум Верховного Совета СССР и редакцию газеты "Известия" письмо клеветнического содержания, в котором утверждает, что уголовное преследование в отношении Орлова и Щаранского -- это "репрессии за общественную деятельность, стоящую вне рамок официальной государственности". В связи с изложенным просим выслать в наш адрес, для приобщения к материалам уголовного дела, выписки из приговоров по указанным делам, о преступных действиях обвиняемых. И.О.Начальника следотделения КГБ Дагестаской АССР ст. лейтенант В.Григорьев. ЗАЯВЛЕНИЕ НАчАЛЬНИКУ ИТК -- 35 ОТ 3.09.81 г. Начальнику ИТК -- 35 от Вазифа Мейланова В спецчасть. Приложить к постановлению о водворении в ШИЗО. майор Н.Осин. 3.09.81год. Заявление Я отказываюсь работать в лагере в знак протеста против принудительности лагерного труда, противоречащей статусу политзаключенных. Требую следующих изменений в Правилах внутреннего распорядка ИТК и в исправительно-трудовом кодексе (для политзаключенных): 1. установление принципа добровольности участия в трудовой деятельности. 2. прекращения вычетов из зарплаты политзаключенных на содержание лагерной администрации и охраны. Комментарий. Процент вычетов должен быть тот же, что на воле. Если общество меня боится, то... пусть платит за свой страх! Так уж жизнь устроена -- за свои страхи надо платить самому. Так и передайте рабочим и крестьянам. 3. прекращения позорной практики пыток голодом в ШИЗО. Комментарий. Норма питания в ШИЗО должна быть та же, что в зоне (2А). Сейчас ШИЗО, придуманное для усмирения уголовников-хулиганов, используют против политзаключенных. Одно дело однократное применение ШИЗО к отъевшемуся, пышащему силой, неудержимому хулигану, и другое дело систематическое, многократное, месяцами длящееся применение его к одному и тому же политзаключенному, отстаивающему в лагере свое человеческое достоинство. Это хладнокровное, математически размеченное разрушение здоровья людей, думающих не по газете. 4. Немедленного прекращения беспрецедентной, негуманной, враждебной цивилизации и культуре практики -- запрещения передавать помещенному в ШИЗО без вывода на работу книги, газеты, журналы. Комментарий. Это ухудшение режима. На вопрос Квецко: "Как же так? Раньше давали, а теперь вдруг нет..." -- капитан Чайка отвечает: "Мало чего раньше было!" Так легко, капитан, вам не отделаться: Я считаю внутренние положения в странах источниками внешнеполитических напряжений. США, Западная Европа, весь Западный Мир боятся жить по нашему: рабами, думать забывшими о человеческом достоинстве. Поэтому решающими для мирового климата являются не широковещательные "мирные инициативы СССР", а тайные человеконенавистнические инициативы в лагерях, ужесточающие режимы содержания политзаключенных. Они, эти человеконенавистнические инициативы, и есть источники ненависти и страха. Против этих враждебных человечеству инициатив должно стоять насмерть. Здесь проходит линия борьбы за человеческое достоинство, за сохранение старого понятия (понимания) человека. В.И.Ленин в работе "Еще раз об ошибках т. Троцкого..." говорил о необходимости для рабочих защищаться от своего же собственного рабочего государства. Точь-в-точь по тем же соображениям необходимо защищать наш народ от его же собственного общенародного государства. Я это делаю борясь за установление принятого всем цивилизованным миром "статуса политзаключенных" и для советских политзаключенных. Не давать книги, не давать газеты и журналы, не давать читать -- вон оно какую "новую", "высшую" гуманность предлагает нам "общество будущего". Да не нужна нам новая. Нам старую! Вы вот набиваетесь на переговоры, на "взаимоприемлемые копромиссы", а... вы у себя в стране покажите, как это делается. Я предлагал вам компромисс: я делаю 200 мешочков в день при норме питания 9А и по выполнении этой нормы возвращаюсь в камеру -- вы отказались, мало -- перевели меня в карцер. Конечно, мое предложение не противоречило сегодняшней моей позиции: оно было точкой на той же прямой: просто я сторонник постепенности и хотел сделать переход к сносным условиям существования политзаключенных менее болезненным и для вас, и для себя. Но боги лишили вас разума. Не внемлющие доводам разума внутри страны -- что ж вы удивляетесь, что вне ее с ними к вам не обращаются. 28.08.81 год. Вазиф Мейланов Личное дело заключенного, том 1, листы дела 177-178. ЗАЯВЛЕНИЕ НАчАЛЬНИКУ ИТК -- 35 ОТ 30.10.81 г. Начальнику ИТК -- 35 м. Осину от Вазифа Мейланова т.Салохиной С.А. Снять копию, после чего -- в личное дело. майор Н.Осин. 30.10.1981г. Заявление Пользуюсь поводом, чтобы сказать: насильственное удерживание меня в лагере считаю большой социальной ошибкой, порчей, запугиванием и развращением народа. Я говорил это на суде, скажу и в лагере: статьи 70 и 190-1 УК РСФСР изжили себя, сегодня они суть узаконенное беззаконие. Изжило себя -- сегодня -- преследование за мысль, за свободно высказанное мнение о мире, о стране, о человеке. Пагубой для сегодняшнего нашего общества являются "законы", запугивающие народ арестом за "неправильную" мысль, за "неправильное" слово, за "ошибочный" плакат. Эти законы лишают советский народ чувства глубины жизни, истинного человеческого достоинства, радости бытия. Я не голодаю в день 30 октября, чтобы не создавать иллюзии, что я нормально питался во все остальные дни лагерной жизни. Нет! Кому-то придется ответить за морение меня голодом. За все те дни, что я -- не по собственной воле -- сидел на воде да на 450 граммах хлеба. За то, что гуманный строй издевался над моим здоровьем, оскорблял насилием мое достоинство и достоинство моих близких, людей, которые любят меня и... предположить не могут, что меня здесь морят голодом, вынуждают худеть, держат взаперти. А все почему? Потому, что я не гнусь, не сдаюсь, не приобщаюсь и не причащаюсь к коммунистическому взгляду на жизнь. А как меня хотят убедить в истинности коммунистического мировоззрения? -- Через желудок. С безмерным цинизмом исполнители коммунистического государства говорят мне: "Что ж... Не понимаете через голову -- поймете через живот... До многих так легче доходит..." Вот вам и ваше собственное противоречие (любите вы искать у других -- не угодно ли взглянуть на себя): заявляя о гордости, достоинстве, несломленности советского человека, как же вы пополняете парк советских людей людьми согласившимися с вами через желудок, людьми сдавшимися, сломленными, на все готовыми за пайку в 600 граммов? И что это за гордость, достоинство и уважение к себе у народа "убежденного" боязнью коммунистического насилия, ареста, голода. Да и вы-то сами, исполнители коммунистического государства, -- вы ведь тоже боитесь, у вас ведь тоже один аргумент, одно оправдание -- страх. Страх лишиться зарплаты, страх сесть самим за человеческое проявление. Как же получается, что самые гуманные, самые человечные люди на земле морят меня голодом, спокойно взирают на то, как я худею, как разрушается мое здоровье? И тут же печатают в "Литературке": "Делиться как хлебом", а в "Правде": "Давайте посмотрим в глаза друг другу: все ли мы сделали для утверждения добра?" "Делиться как хлебом" -- что ж вы не делитесь? Или это и есть ваше "добро" -- морить голодом, не давать досыта хлеба за то, что я вышел на площадь с плакатом требующим свободы слова и для людей некоммунистических мировоззрений? За то, что я написал работу, в которой разбил основы и опоры коммунистической идеологии? Кого в споре победить не можем, того уморим голодом -- вот оно какое ваше добро, вот оно о чем вы договариваетесь, глядя в глаза друг другу. "Правительства падают ото лжи" -- говорил Карлейль. Ложь ваших жизней, ложь ваших самооправданий ясна и вам самим и все яснее другим, многим уже. Вам, исполнителям зла, надо перестать лгать себе, отринуть неправедную зарплату, вернуться в человеки, обрести душевное равновесие в таких простых человеческих делах, как дележ хлеба с голодающими. А вы как думали? Бесплатно звание человека не дается! Вы сделали наши животы ареной "идеологической" борьбы, но я-то сам вовсе не желаю убеждать вас через свой живот. Нет! Пусть этот "метод аргументации" навсегда останется атрибутом коммунистического образа жизни, коммунистической "науки убеждать", примером коммунистического "уважения" к человеку. Я же приму все меры к культивированию старого уважения к человеку, подчеркну неприемлемость для меня экстремистских, ирландских1, подающих пример неуважения к себе, средств борьбы с бесчеловечием. 30 октября 1981. Вазиф Мейланов. Личное дело заключенного, том 1, листы дела 224-225. ЗАЯВЛЕНИЕ НАчАЛЬНИКУ ЧИСТОПОЛЬСКОЙ ТЮРЬМЫ ОТ 10.09.82 г. Начальнику Чистопольской тюрьмы капитану Романову от Вазифа Мейланова Заявление "Нет прав без обязанностей и нет обязанностей без прав", -- так написано в конституции. -- Ну так вот: права жить в своей квартире у меня нет? -- Нет... -- Значит нет и никаких обязанностей. Пробуют мне говорить, что, мол, у нас общество стоит на принципе "кто не работает, тот не ест". Отвечу. Общество может заявлять свои претензии только к членам общества, а я ведь изолирован, отлучен от общества, я поставлен вне общества -- ну так не подходите ко мне с правилами общества, в котором я не живу. Пустите меня в общество и я начну зарабатывать себе на хлеб, как делал это до 25 января 1980 года. "Сердцевина зла" коммунизма в том, что коммунизм, лишая человека всего, еще с него, человека, смеет чего-то требовать. Во всех странах принята одна форма насилия: запрещение делать нечто, вы, коммунисты, выводите насилие на качественно-новую ступень: вы насилием пытаетесь заставить делать нечто. Заставлять не делать -- это одна ступень насилия, низшая. Заставлять делать -- это другая ступень насилия, высшая, на ней насилуется душа. А я ведь ставлю себе целью понижать уровень насилия в мире, тем паче насилия духовного. Потому не работаю: я требую, чтобы вы сошли с этой ступеньки насилия -- не принуждали людей делать то, чего они делать не хотят. Да и как вы принуждаете? Самым гуманным способом (без пролития крови) -- через желудок. Как говорит лейтенант Дускаев: "До многих через желудок доходит легче, чем через голову". Увы, я к тому подклассу не принадлежу. Когда мне объясняют через желудок, я просто худею... и только (ха-ха!). Понимаю же я только через голову. "Таков мой организм -- извольте мне простить невольный прозаизм". Далее. А... так ли уж я бездельничаю и деградирую в камере? Внимательный наблюдатель (а таковые у вас есть) заметит, что 16 часов в сутки я читаю, пишу, хожу и всегда -- думаю. Разве это не работа? Старший лейтенант Чурбанов говорит, что это я "для себя работаю, а надо чтобы "общественно-полезно". Ну, а я считаю, что все, что я делаю лично для себя полезно и для общества, в частности, тяжелая работа отказа от работы (а ведь наверное и старший лейтенант Чурбанов согласится, что работа эта ой какая тяжелая) крайне полезна "всему нашему советскому народу" Говорят, что я же ведь "ем хлеб, а не работаю". Видите ли, если рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция меня боятся, то платить за этот страх должны они сами. Так уж жизнь устроена, что каждый платит (и расплачивается) за свои страхи сам. Иначе у нас получится, что я плачу за страхи трех наших неантагонистических классов -- это будет несправедливо! Давайте бросим лукавить -- ведь не мой труд вам надобен, не созданные мной "материальные ценности", -- вы этим трудом хотите меня "исправить". Простите мне, но я не хочу исправляться; ну-у, если уж вы так хотите, есть, наверное, и у меня недостатки, я борюсь с ними, но не плетением сеток под страхом голода! Видите ли, я в детстве прочитал много книг классиков советской литературы, которые, как я теперь вижу, сослужили-таки мне добрую службу. "Какую?" -- спросите вы. А такую, что не уступать насилию. Ну что мне скажут Гайдар и Фадеев, если я из одного страха голода, то бишь, подчинившись насилию, изменю своим убеждениям? Видите, как дело оборачивается: вы хотите меня заставить пойти против учивших хорошему Гайдара и Фадеева (а разве не учили они жизни не щадить за человеческое достоинство?). Вот и получается, что это именно я защищаю Улю Громову и Любку Шевцову, а вам достается роль их оппонентов (я улыбаюсь). Помнится, у нас в конституции говорится о гармонии личных и общественных интересов. Ну так давайте я буду заниматься интеллектуальным трудом: писать статьи "по математике" и "по литературе", переводить с английского. Нет, вы на это, не идете и не пойдете. Ибо этот труд меня не исправит. Меня исправит только вязание сеток. Позвольте тут с вами не согласиться. Давайте бросим играть в прятки и признаем, что я политзаключенный. Меня арестовали за то, что я написал работу "Заметки на полях советских газет", каждая страница которой была подписана моим именем и фамилией, и за то, что я вышел на площадь в Махачкале с плакатом, объясняющим все беды нашей страны отсутствием свободы слова и протестующим против преследования властями академика Сахарова. Это политические действия, разрешенные во всех цивилизованных странах. Ну а если вы за них все же сажаете, то и держите посаженных, как положено держать политзаключенных: ни о какой работе речи не заводите (другое дело, если человек сам желает работать, -- такая возможность должна ему быть предоставлена), не ограничивайте количества продуктовых посылок, не ограничивайте свиданий с родственниками и близкими и со всеми желающими встретиться с политзаключенным. Перестаньте применять пытки голодом к политзаключенным, перестаньте голодом разрушать их здоровье. Я имею право говорить об этом, ибо из 15 месяцев проведенных в колонии 9 месяцев отсидел в ШИЗО, был доведен до дистрофии, до больницы. Чурбанов говорит мне: "Не мы Вас посадили -- Вас посадил народный суд". -- Этому народному суду я дал отвод, заявив, что "уголовный суд не полномочен судить книги и плакаты" и что сидящую за столом троицу я признаю не за суд, а за президиум собрания посвященного встрече некоммунистического мыслителя с общественностью. Не признав суда над собою, не стал я писать и кассации. Так что разговоры о "народном суде" давайте оставим. И останется у нас только одно: из понимающих через голову вы хотите сделать понимающих через живот, людей желали бы вы перевоспитать в морских свинок, за порцию корма пляшущих на задних лапках. Я борюсь против этого. 10 сентября 1982 года. Вазиф Мейланов. Личное дело заключенного, том 2, листы дела 170-172. ЗАПИСКИ ГУЛЯКИ 3-го апреля 1988 года. Вчера зашли ко мне замначальника Верхневилюйского отделения милиции О.А.Агеев и местный участковый Д.Д.Кривошапкин, так это, по-приятельски, заодно сообщили, что надо работать, я ответил, что почему бы, раз так, государству не дать мне работать, они сказали, что не знают, но работать надо, иначе они будут вынуждены меня привлечь к суду за тунеядство, ну, мою позицию они знают, поэтому я развлекся тем, что перебрал цепочку событий, я потребовал у завроно Н.Ф. Иванова предоставить мне работу по специальности, дескать, в вашей конституции записано: "каждый имеет право работать в избранной им сфере общественно-полезной деятельности", вот и обеспечьте мне мое право. Иванов сказал, что вакансий для математиков в районе нет, тогда я написал письмо районному прокурору Васильеву и уже от него потребовал обеспечить мне право работать по специальности и самому зарабатывать себе на жизнь, дескать, раз вы, государство, мешаете мне самому искать себе работу по специальности, держа в селе Намцы, то вы и найдите работу мне лю/бую, прокурор шапку на брови надвинул и навек замолк, тогда подошел ко мне с разговором приятным поставленный на догляд за мною лейтенант А.И.Доктороу и сказал так, не знаю, уврачую ль сей недуг, но позвольте посоветовать, попросите родителей, чтобы выслали ваш диплом, а уже тогда с дипломом сходить в ту ж рону, оно мож быть и выйдет, хорошо -- написал я родителям и месячишко ждал диплома, пришел он, прислали родители и оттиски двух моих статеюшек математических, со всем этим пришел я опять к рону, посмотрел роно мои диплом-статеюшки и говорит, да-а-а, и зачем вы деянья-то свои совершали, жили бы сейчас на родине, занимались чем хотели... а я сказал, ну дак как, Николай Федорыч, он тогда сказал, нет у меня места математика, но есть местечко физика в селе Оросу, пятнадцать километров от Намцев, не возьметесь ли, можно, но я все ж хотел бы вести математику, так и порешим, но узнайте у Докторова, можно ли вам работать в Оросу, тогда Докторов полетел в Якутск узнавать и привез оттуда ответ, зизя, и вот после зизи пришли Агей и Кривая Шапка насчет работы интересоваться. Гулял в снегах и вспомнил словечко Федора Достоевского, мое направление, дескать, такое, за которое чинов не дают, та-а-к, а у меня работа такая, что чем больше я работаю, тем больше не дают, мне кушать, почему бы не быть такому, дадут мне за тунеядство парочку лет, pourquoi pas, сегодня был суд над местным тунеядцем, что ж нашим нельзя, а Мейланову можно, где правда, где социальная справедливость, получится удачно, уже не по политической, а по уголовной, пошлют в уголовный лагерь, там предложат работать, я поблагодарю и откажусь, быть рабом, меня в карцер, много о себе понимающего, чтоб через день кушал, там я помираю, Артур Миллер интересуется у Чингиза Айтматова как так, вроде на Иссык-куле1 об этом не договаривались, Чингиз Айтматов отвечает, что виноват не Иссык-куль, а инерция жизни, несогласованность в действиях ведомств и самодеятельность местных властей, что партия и советские писатели сами с этим борются и что не будем поминовением досадных и нетипичных случаев мешать благородному делу сближения и взаимопонимания наших народов, Артур Миллер тут же соглашается, и дружба между двумя великими народами укрепляется. Вазиф Мейланов, снега. Из письма Светлане Балашовой. ПИСЬМО РУССКИМ ПИСАТЕЛЯМ 27 января 1988 г. В тюрьме, моримому голодом мне все хотелось к писателям советским обратиться (читаю ж их слова всякие). Валентин Распутин! Виктор Астафьев!.. Кто там еще у вас в человеколюбцах... Чингиз Айтматов! Димитр Сергеич Лихачев! Вам не надо ни голодать, ни сидеть в тюрьмах, ни расставаться с близкими, с детьми, с женами -- это, понятно, все мне, но сказать, что вы, мол, против, чтобы сажали за слово, чтобы морили голодом за отказ мой от принудительного исправительного труда -- это можно человеколюбцу сказать? Нет? Неужели вот этого-то никак и нельзя? Очень хотелось сказать вам в тюрьме: "Дорогие мои. Хорошие. Вы вот слова говорите, а мне нельзя. Вы на постелях спите, а мне нельзя. Вы с родными видитесь, а мне нельзя. Ни с родными, ни с дочками -- семь лет! Дорогие мои! Хорошие мои! Учители народа! Это и есть что ли те самые общечеловеческие ценности ваши, которые все до единой вобрал социализм? Это и есть тот самый ненасильственный мир что ли? Вы на моем-то примере... на моем-то примере нельзя ли... чтоб не в мировом масштабе, а с фамилиями. Я ведь для того все и делаю, чтобы на примере показать, чего слова ваши значат, с чем они диалектически уживаются. Перестройка у вас. Праздник. Духовное возрождение. Гласность. Демократия. А я-то почему в ссылке? Если гласность и свобода выражать любое мнение. Или это только иностранцам такая льгота... пока у них ракеты средней дальности не уничтожили? Ах, демократия у нас социалистицкая -- говорить можно только за социализм, а против -- как и до духовного возрождения -- нельзя? Понятно. Так хорошо объяснили, что как не понять. Значит, говорите "не претендуем на владение истиной в конечной инстанции, однако говорить против учения нашего не позволим и не наши ценности подс