шка, обычно застенчивая и малоразговорчивая. Случилось это, когда госпожа Матильда кокетливо сетовала на непомерные капризы некоторых непатриотичных израильских женщин: в своих требованиях к бытовому комфорту эти дамы опережают самых избалованных бельгийских домохозяек. Знай наших! Но тут старушка, привыкшая по своей отсталости читать в письмах лишь то, что в них написано, отважилась прервать гастролершу: - Кстати, о комфорте. Мне сын писал о страшном маабароте в городе Акко. Вы не можете сказать, когда будет покончено с этими чудовищными жилищами? Госпожа Матильда очень кратко и очень кротко ответила, что малозначительный городок Акко близ Хайфы действительно существует. Что же касается какого-то там "маабарота-шмаабарота" - никогда она о таковом не слыхала и посему просит уважаемую слушательницу не мешать ей закончить лекцию. Но строптивые слушатели рассудили почему-то иначе. Помогли седенькой старушке взобраться впервые в жизни на трибуну и попросили прочитать письмо сына о таинственном маабароте. И услышали прелюбопытнейшие подробности о шалостях израильской фортуны. Лет двадцать тому назад в Акко на так называемой наполеоновской горке из бракованных асбестовых плит наскоро соорудили барачный поселок. Такие скопища лачуг в газетах называют маабаротами - неужели же высокоуважаемая госпожа Матильда не читает своей прессы? В аккском маабароте поселились сначала сто сорок семей переселенцев. Хайфские власти давали клятвенные обещания снести лачуги и на этом основании не ремонтировали их. А на деле вскоре сколотили еще двести таких лачуг, и на наполеоновской горке оказалось уже 2300 переселенцев. Сейчас бараки совершенно развалились, в них кишмя кишат крысы, змеи, скорпионы. Недавно наполеоновцам удалось затащить на горку нескользких журналистов, и те убедились, что многие лачуги стали прибежищем для воров, наркоманов, проституток. Старейший житель этих "временных" жилищ Ицхак Окайон рассказал журналистам: - Моих родителей поселили в маабароте еще в 1960 году. Сотрудники "Сохнута" уверяли, что всего на полгода. А как видите, уже и моим детям приходится здесь прозябать. Если даже нас и переселят, то лачугу, где я укорачиваю себе жизнь, все равно не снесут. На нее найдутся охотники, хотя они знают, что женщинам нельзя ни на час отлучаться из развалившихся лачуг: надо охранять вещи от воров, а детей от проституток. Старушка умолкла. Паузу нарушила гастролерша. Невнятно пробормотав что-то о фортуне, имеющей капризное обыкновение не ко всем поворачиваться лицом, она поспешила ретироваться из зала. Итак, из всего десанта эмоционалок избежала в Брюсселе обструкции только одна - госпожа Ципора, та, что столь душещипательно поведала о Гаруналь-Айзеке, вашингтонском миллионере, влюбившемся в Золушку из бейтшемешской сионистской семьи. Почему так произошло именно с Ципорой? Неужели опять фортуна? Нет, объясняется это гораздо прозаичней, обыденней, грубей. Тель-авивская Шахерезада просто упустила в финале своего повествования маленькую деталь, совсем-совсем крохотную. Что ж, простим гастролерше легкий склероз и восполним ее упущение. Оказывается, отец счастливой невесты, услышав, что зять-миллионер открыл ему кредит в знаменитом "Хилтоне", покачал головой и застенчиво сказал ему: - А-а, зачем бедному еврею "Хилтон"! Вы можете, дорогой зять, отблагодарить меня гораздо лучше, и главное-вам дешевле обойдется. Ваш отец - умница, он еще полсотни лет тому назад эмигрировал из наших мест. Но говорят, лучше поздно, чем никогда. Вывезите меня отсюда с моим грузом из пяти дочерей - и я тогда поверю, что вы действительно любите мою шестую дочь!.. Рассказав мне об этом, брюссельский бухгалтер, недавно вернувшийся из туристской поездки в Израиль, уверенно добавил: - Вряд ли стоит осуждать проверенного сиониста и религиозного ортодокса Харара за такие "дезертирские" настроения. Если уж человеку привалила израильская фортуна, то из нее надо выжать самое полезное, самое насущное! ПОЭЗИЯ ПРИМИТИВНАЯ, НО ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ Я вынужден вновь вернуться к зловещим маабаротам - ведь несмотря на то, что число беженцев из страны вот уже несколько лет подряд намного превышает число прибывающих олим, жилья для них катастрофически не хватает. Это можно видеть и в Иерусалиме, незаконно провозглашенном израильской столицей. Как и в Тель-Авиве, там есть еврейские кварталы нищеты. Условия жизни ужасающие. Некоторые дома давно уже подлежат сносу, но семьи бедняков вынуждены обитать там под угрозой обвала крыш и потолков. Полноправные соседи жильцов - полчища крыс. Порою в этих кварталах происходят бунты обреченных на жизнь среди мусора и крыс жильцов - впрочем, правильнее было бы назвать их бездомными. Полиция усмиряет очередной бунт, власти дают очередное обещание предоставить обитателям трущоб другое жилье, и... все остается по-прежнему. Нетрудно представить себе, с какой горечью узнала иерусалимская беднота, что построенная в городе летом 1982 года "самая роскошная и самая красивая в мире синагога" обошлась в 14,5 миллиона долларов. "Чего тут только нет! - умиляется "Джерузалем пост". - 1700 дубовых кресел, обитых плюшем, хрустальная люстра весом 3,5 тонны, уникальное устройство, позволяющее сдвигать потолок, чтобы сыграть пышную свадьбу под открытым небом, итальянский и греческий мрамор... За дверьми с витражами и бронзовыми медальонами - вестибюль, ведущий в овальный зал с мозаичным мраморным полом, который освещают пятнадцать итальянских канделябров: их собрали итальянские специалисты. Есть в синагоге зал, выложенный дубовыми панелями и украшенный витражами. За элегантными круглыми столами могут одновременно разместиться 600 человек. Зал предназначен для свадеб, банкетов и т. п.". Под "и т. п." подразумеваются занятия сионистских вечерних школ для взрослых и встречи с сионистскими эмиссарами из США. Но особенно неимоверный восторг сионистской газеты вызывает такая сверхсовременная деталь: "В женскую галерею можно попасть на "субботнем" эскалаторе или "субботнем" лифте, устроенных так, что могут действовать автоматически, без участия человека". Бездомная беднота недоумевает: как же это городские власти, не располагающие, по их утверждениям, несколькими тысячами долларов на ремонт опасных для проживания домов, ухитрились найти колоссальные средства на постройку роскошнейшей синагоги. В ответ на эти горькие недоумения следует такое разъяснение: - Около восьми миллионов долларов специально на новую синагогу пожертвовали зарубежные богачи сэр и леди Вольфсон, что, как видите, увековечено на иврите и английском массивной плитой у входа. И жителям иерусалимских трущоб остается только подсчитывать, сколько домов для них можно было бы построить на остальные шесть с половиной миллионов. Когда заходит речь о катастрофической нехватке жилья для олим, сохнутовцы взваливают вину на чиновников министерства абсорбции, во главе с министром Узаном, а те - на сохнутовцев. Но и те и другие в одинаковой мере ненавидят жалующихся на скверное жилье новоприбывших "непатриотов". В Остии мне рассказал беженец из Израиля, бывший рижанин: - В Хайфе приехавший из Каунаса пожилой человек заработал большие неприятности и от "Сохнута", и от мисрада абсорбции. Власти перехватили его письмо в Литву, где черным по белому было написано приблизительно так: "Передайте всем, кто собирается в Израиль, чтобы не забыли прихватить с собой палатку. Тогда они наверняка будут обеспечены жильем". Конечно, крамольника как следует проработали, но квартиры он как не имел, так и не имеет. Ох, с жильем для олим дело в Эрец-Исроэль обстоит безнадежно. На этот счет среди недавних израильтян, подумывающих о бегстве куда глаза глядят, в ходу старая притча на новый лад. Один еврей пожаловался раввину на страшную тесноту в своей жалкой лачуге. Раввин посоветовал ему: посели у себя сначала кошку, потом собаку, потом козу. А затем по одной выгоняй. Жаждавший мудрого совета так и поступил. Когда он, наконец, выгнал козу, то действительно почувствовал облегчение... - В чем же новый лад этой и впрямь старой притчи? - Такой вопрос задают все. Отвечаю: в том, что вместе с козой очутился на улице сам жилец лачуги. Вероятно, он жил в тель-авивском квартале трущоб - Кфар-Шалеме или Шабази, в доме, предназначенном на слом. Но какой-то олим, потуже подтянув живот, предложил хозяину дома пять шекелей надбавки, и хозяин выбросил своего старого жильца на улицу. И тут уж ему не мог помочь самый мудрый раввин. Единственное для бедняка утешение - то, что у нового жильца тесной лачуги семья на двух человек больше... Кстати, о кварталах нищеты Кфар-Шалеме и Шабази. Осенью 1982 года тамошние жители подняли массовый бунт и вместе с детьми и престарелыми родственниками направились к мэру. Им преградила путь полиция. Не подействовало. Полицейские прибегнули к слезоточивому газу. Демонстранты разбегались с возгласами: "Из своих вилл вы не видите наших лачуг! Ваша "машканда" - дыра в кармане и фальшивая льгота!" "Машкандой" именуется широко рекламируемая министерством абсорбции ипотечная ссуда, то есть выданная под залог недвижимого имущества денежная ссуда на приобретение квартиры. Таким образом, еще не полученная квартира уже оказывается заложенной. Причем на кабальных для олим условиях, ибо от дня получения ссуды до дня вселения в квартиру строительные фирмы чуть ли не ежемесячно повышают расценки на свои работы, стараясь не отстать ни на шаг от чудовищного роста инфляции (по этому показателю Израиль вот уже много лет никому в мире не уступает первенства). В итоге "машканда" обесценивается чуть ли не до нуля и поддавшийся на банковскую удочку олим должен влезать все в новые долги, намного превышающие сумму ипотечной ссуды. Не знаю, опутал ли себя "машкандой" Саадия Шмуилов, вот уже почти пять лет ютящийся с семьей из семи человек в маленькой комнатке за номером 410 барака Пеэр в городе Хадере. Временами работает Шмуилов, правда в Хайфе, но там не смог получить даже комнатенки. О своих неудачных попытках добиться от пакидов (чиновников) хадерского отделения "Сохнута" хоть какого-нибудь жилья он поведал в стишках, получивших широкое распространение среди бывших советских граждан, пока еще не бежавших из "страны отцов". Поэзия, естественно, сверхпримитивная, но поистине документальная - в этом можно убедиться по таким отрывкам: Не тревожь ты "Сохнут", не тревожь, Анекдотов о нем не рассказывай, Так как этим его не проймешь, И дебатов ему не навязывай. Грубость слышна на каждом шагу: "Кто вас звал и зачем понаехали? Я помочь вам ничем не могу - Отправляйтесь, откуда приехали", Встань, "Сохнут", пробудись ото сна, Обрати на олим ты внимание, Ведь оставив родных и дома, Получили мы боль и страдание. Письма пишем родным и друзьям С описанием страшных волнений Воздержитесь, не ездите к нам, Избегайте ужасных мучений! ТАК ГДЕ ЖЕ СУЩЕСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС? "...К вечеру первого дня в вагон советских корреспондентов явились два вестника капиталистического мира: представитель свободомыслящей австрийской газеты господин Гейнрих и американец Хирам Бурман... Для разгона заговорили о Художественном театре. Гейнрих театр похвалил, а мистер Бурман уклончиво заметил, что в СССР его, как сиониста, больше всего интересует еврейский вопрос. - У нас такого вопроса уже нет, - сказал Паламидов. - Как же может не быть еврейского вопроса? - удивился Хирам. - Нету. Не существует. Мистер Бурман взволновался. Всю жизнь он писал в своей газете статьи по еврейскому вопросу, и расстаться с этим вопросом ему было бы больно. - Но ведь в России есть евреи? - сказал он осторожно. - Есть, - ответил Паламидов. - Значит, есть и вопрос? - Нет, евреи есть, а вопроса нету... Из купе вышли совжурналисты, из соседнего вагона явилось несколько ударников, пришли еще два иностранца... Фронт спора был очень широк - от строительства социализма в СССР до входящих на Западе в моду мужских беретов... Мистер Хирам Бурман стоял, прислонившись к тисненому кожаному простенку, и безучастно глядел на спорящих. Еврейский вопрос провалился в какую-то дискуссионную трещину в самом же начале разговора, а другие темы не вызывали в его душе никаких эмоций..." Читатели, конечно, узнали строки из "Золотого теленка", сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Очень многое в этом романе - плоды неистощимой фантазии талантливых сатириков. Но диалог американского сиониста Бурмана с советским журналистом Паламидовым принадлежит к непридуманным эпизодам. Подобного американского публициста Ильф и Петров встретили в апреле 1930 года в специальном поезде, который вез на пуск Турксиба советских и иностранных журналистов и гостей. Об этом рассказывал поэтессе Зинаиде Николаевне Александровой и мне советский прозаик Арон Исаевич Эрлих, друживший с Ильей Арнольдовичем Ильфом и Евгением Петровичем Петровым еще со времен совместной работы в "Гудке": - Принося в "Гудок" очерки о пуске Турксиба, Евгений Петров частенько делился с гудковцами своими меткими наблюдениями над пассажирами специального поезда. Очень смешно описывал Петров американского журналиста из сионистов, которого прозвал провинциалом из местечка Нью-Йорк. А Ильф утверждал, что тот корреспондент отважился поехать на открытие новой советской магистрали с единственной целью: вдохновиться на какую-нибудь сенсацию по "еврейскому вопросу" в духе среднеазиатской экзотики. Живой прообраз Хирама Бурмана был, рассказывали Ильф и Петров, не столько удивлен тем, что в Советском Союзе нет "еврейского вопроса", сколько разочарован, даже обижен этим. Словом, как сказано в романе, расстаться с этим вопросом американцу было больно... Ох, многим, очень многим борзописцам было больно расстаться с "еврейским вопросом" в Советской стране за десятилетия, что прошли со дня встречи замечательных наших сатириков с сионистским писакой из Америки! И те, кто не может просуществовать без пресловутого "вопроса", продолжают упорно и методично придумывать и раздувать его. Под диктовку главаря координационного комитета сионистских организаций Бельгии Зусскинда, являющегося президентом, руководителем, шефом многочисленных советов, лиг, объединений и прочая, и прочая, антверпенские сионисты выпустили обширный манифест о "еврейском вопросе" в Советском Союзе. Это совпало с наивысшим пиком активности брюссельского филиала хулиганской "Лиги защиты евреев", созданной небезызвестным террористом Кахане. Достойную отповедь разнузданной клевете дала Антверпенская федерация Коммунистической партии Бельгии в специальном обращении к жителям своего города: "То, что в Европе не были уничтожены все евреи, так это благодаря победоносным советским армиям, освободившим их из концентрационных лагерей. Может быть, кое-что прояснит и тот факт, что Советский Союз был одной из первых стран, признавших Израиль де-юре и де-факто. Однако это признание не означало, что Советское правительство могло когда-нибудь поддержать агрессивную политику израильского правительства. Ясно только одно: истеричная антисоветская пропаганда, проводимая американским раввином Кахане и нашим Зусскиндом, действует, как бумеранг. Народу Израиля нужна политика дружбы с советским народом, а также с другими народами, в том числе с бельгийским". И все же бельгийские и голландские сионисты лихорадочно мечутся в поисках "еврейского вопроса". И, не найдя, придумывают. Зачем же, однако, придумывать, если на нашей планете есть страна, где "еврейский вопрос" - наболевший, жгучий, тревожный, с подлинно расовыми отгенками - реально существует. И день ото дня обрастает, как снежный ком, все новыми и новыми конфликтами, катаклизмами, трагедиями. Какая же это страна? Та, где власть в руках сионистов. - То, что я сейчас скажу, на первый взгляд может показаться чудовищным, но Израиль раздирают, да, да, именно раздирают и ранят дикие противоречия самого острого "еврейского вопроса". Я убедилась в этом еще до войны 1967 года, когда переехала из Голландии в Израиль. Моей собеседнице сейчас тридцать один год, хотя выглядит она гораздо старше - глаза тусклые, потухшие. Восемнадцатилетней девушкой, со всем пылом юности впитав в себя сионистские убеждения, она однажды резко выступила на собрании молодых сионистов одной из еврейских общин Амстердама: - Мы все твердим и твердим: надо жить на родине отцов, надо возродить и укрепить страну предков, надо все силы отдать священной земле Израиля! Все слова, слова. Когда же начнутся дела? Как же мы сагитируем других, когда сами остаемся в Голландии! Я решила показать пример: уезжаю в Израиль! Послышались дружные рукоплескания. - Кто со мной? А вот этот вопрос встретили томительным и гнетущим молчанием. Даже юноша, которому незадолго до того был отдан первый в жизни поцелуй, юноша, слывший самым красноречивым оратором общины и еще вчера под звездами уверявший девушку, что не мыслит своей жизни без нее, даже этот юноша, несколько минут тому назад казавшийся ей самым близким и дорогим человеком на свете, молчаливо смотрел отрешенным взглядом куда-то в сторону. А после собрания остывший поклонник пытался образумить девушку: - Ты привыкла к благам цивилизации. Ты не выдержишь жизнь в палатках. В ответ он услышал: - Теперь-то я уж обязательно поеду. И в значительной степени назло тебе! Девушке устроили торжественные проводы. Родители подруг, втайне косясь на нее, задарили девушку подарками. Богатый коммерсант, в текстильной фирме которого служил ее отец, пообещал ей периодически присылать в Израиль денежное вспомоществование. Она поселилась в Иерусалиме и, хотя по своему образованию и склонностям могла рассчитывать на более высокооплачиваемую работу, сразу же согласилась пойти медицинской сестрой в инфекционное отделение госпиталя. Ее обнадеживали радужными перспективами: ведь она принадлежит к уважаемой прослойке ашкенази - выходцам из Европы. А ее дети будут уже совсем привилегированными израильтянами - сабрами: они ведь родятся в Израиле. И девушка... Почему я не называю ее по имени и фамилии? Не могу. Дал ей слово. Впрочем, не уверен, что при нашем знакомстве девушка не назвала вымышленное имя, настолько боится сейчас сионистов. Бежавшая обратно в Голландию из "страны предков", она причислена амстердамскими сионистами к ренегатам и находится под их неослабным подозрением. Владелец фирмы, где она работает, и без того намерен избавиться от нее, посмевшей разочароваться в сионизме, да еще и в самом Израиле. Вот почему она согласилась встретиться со мной только в Гаагеблаго не так уж далеко от Амстердама. И не в отеле, не у своих родственников, а на глухой улочке близ памятника Свелинку - известному композитору XVI-XVII веков. В тот апрельский полдень дул холодный зимний ветер, вперемешку с дождевыми каплями падали неправдоподобно продолговатые снежные хлопья, но я не решился предложить своей собеседнице укрыться в кафе: там бы у нас разговора совсем не получилось. Моя новая знакомая проявила себя в Израиле усердной, как она о себе говорит, экзальтированной сионисткой. Закрывала глаза на бытовые невзгоды, на очень многое, что ей не нравилось в Израиле, - уж очень оно расходилось с ее пониманием человечности и гуманизма. Главное, ей удалось необратимо вырвать из своего сердца молодого амстердамского, как она говорит, сиониста "на словах". Воспоминания о его велеречивых призывах посвятить жизнь "земле предков" вызывали в ней горький смех, ибо она уже знала, что пылкий проповедник счастья на "родине отцов" благополучно поступил на юридический факультет Амстердамского университета. К девушке в Иерусалиме пришла настоящая любовь. Действительно взаимная. Девушка всем сердцем чувствовала, что смуглый работящий юноша, неизменно встречающий любую неприятность ослепительной улыбкой, в ней души не чает. Но... КАК РАСТОПТАЛИ ЛЮБОВЬ Нет, нет, он не обманул девушку. Не оказался краснобаем и пустозвоном. Не отказался разделить с ней тяготы жизни в неблагоустроенной тогда еврейской части Иерусалима. Почему же новые друзья девушки, пожилые и молодые, назойливо уговаривали ее навсегда забыть о существовании полюбившегося ей юноши? Почему вдруг ею так заинтересовались профессиональные и добровольные свахи, оглушившие скромную медсестру ворохом блестящих кандидатур в мужья? Почему из Голландии посыпались письма от амстердамских друзей и родных: он недостоин тебя, забудь его, не калечь себе жизнь! Почему амстердамский коммерсант, у которого служил отец, прекратил присылку денежного пособия? Ответ - для страны, где власть в руках сионистов, - предельно простой: улыбчивый, прямодушный парень был сефардом, семитом "третьего сорта", выходцем из Марокко. В Америке его называли бы "черным", в Израиле его назвали "грязным". И брак такого еврея с девушкой-ашкенази считается в Израиле смешанным. А ведь еще гитлеровские "генетики" настойчиво доказывали, что при смешанном браке ребенок наследует только недостатки обеих рас! Сделаю небольшое отступление и замечу, что иногда "грязный" марокканский еврей неожиданно для него возводится в высокий ранг "чистокровного" семита. Это бывает в тех случаях, когда религиозные инстанции Израиля пытаются предотвратить брак марокканца с еще более "нечистой" еврейкой. Такую метаморфозу испытал на себе Ханои Тургеман, вывезенный среди тысяч подростков в Израиль из марокканского города Касабланки. Три военизированных лагеря. Мучительное существование в необжитой пустыне Негев, где жилье переселенцев окружали шакалы. Бродяжничество, безработица, служба в "усмирявшей" арабов воинской части. Изнурительная работа в типографии - она принадлежала ярому сионисту Арону Прессу, виртуозно выжимавшему все соки из своих рабочих... "Лишь один раз за все эти годы мне, казалось, блеснул светлый луч счастья, надежды, - рассказал Ханон Тургеман журналистам. - В городке Петах-Тиква я познакомился с девушкой, которая пришлась по сердцу. Мы решили соединить свои судьбы, вместе идти по жизни. И тут выяснилась дикая вещь. Главный раввин города господин Кац вызвал меня к себе. "Ваша избранница не чистокровная еврейка, ее мать принадлежит к другой национальности. Наш закон запрещает смешанные браки". Мы с невестой были потрясены до глубины души. Пытались добиться справедливости в высших инстанциях. Все напрасно. Мы решили пойти наперекор этому расистскому закону. Но раввины не дремали. Нам объявили, что наш ребенок будет считаться "незаконнорожденным". Возвращаюсь к моей собеседнице. Она не сдавалась, хотя друзья, более сведущие в израильских порядках, отговаривали ее от дальнейшей борьбы: "Ты никак не хочешь понять, что у нас иудаизм - государственная религия и бороться с ее канонами бесполезно". Но девушка продолжала метаться из одной организации в другую. Просила, умоляла, требовала. А сотруднику министерства религии, знавшему в юности ее отца, недвусмысленно выложила: - Подумайте, дядя Зельман, мне не только не хотят помочь, но еще доказывают, что сефардов следует селить в отдельных районах, что по своему низкому культурному уровню они полудикари и не могут ужиться с сабрами и ашкенази. Мне хотят внушить, что я совершила преступление, полюбив "нестопроцентного" еврея. От таких разговоров отдает нацистскими законами о "чистоте расы"! Такие взгляды - это же чуть ли не желание воскресить в Израиле гетто и страшную традицию черты оседлости! И дядя Зельман пришел в негодование... оттого, что девушка так резко критикует обычаи и взгляды самых чистокровных и избранных израильтян. Он указал несчастной влюбленной на дверь. Ее, правда, поддержали две девушки из больничного персонала но они, естественно, оказались ничтожными песчинками в сравнении с могучей лавиной взращенного на сионистских корнях и взошедшего на шовинистических дрожжах израильского "общественного мнения". Отчаяние толкнуло девушку на дерзкий шаг - она пошла искать правду в раввинате. И услышала такую ласковую сентенцию: - Будь ты юношей, желающим жениться на нееврейке, мы бы выгнали тебя из раввината, даже не разговаривали бы с тобой. Запомни: еврейский юноша, соединившись с гойкой, делает наше святое семя нечистым. Иное дело - девушка, выходящая замуж за нееврея: она хоть помогает этим укрепиться своему племени в чужом стане. Так что, милая, если уж ты такая блудливая, что решаешься разделить ложе с сефардом, то выходи лучше замуж за самого обыкновенного гоя. А сефардам еще рано считать себя достойными девушки из ашкенази. Скверный пример ты подаешь нашим девушкам... Разрыдавшись, девушка выбежала из раввината. Наконец, вместе с влюбленным в нее юношей обратилась она к сионистскому деятелю из прогрессистов. Личность сугубо современная, он не скрывал, а среди молодежи даже афишировал, свое равнодушие к религии и ее канонам. Участливо выслушав бедных влюбленных, "прогрессивный" сионист со вздохом сказал: - Сердцем я с вами, дорогие мои. Сам был молодым и знаю, что такое любовь. Но сейчас, увы, не время бросать вызов раввинату и, главное, верующему крылу сионистов, отстаивающим чистоту еврейской нации. Большинство за ними. И они вмешиваются во все, их волнует все. Даже то, как обязан прославлять субботний день настоящий еврей, если очутится в этот день на космическом корабле... - Вы так любили друг друга - почему же не могли жить в гражданском браке? - чуть не сорвалось у меня с языка. Но я вовремя остановил себя, вспомнив, что гражданский брак в Израиле категорически не признают, что женщина и мужчина, основавшие семью, пусть самую дружную и крепкую, но не получившие благословения в раввинате, становятся париями израильского общества. И как бы в ответ на свои мысли я услышал: - Если бы, не "освятив" брака по иудейским канонам, я родила от любимого человека, ребенка всю жизнь преследовала бы страшная кличка "мамзер". Ох как тяжело жить в сионистском государстве незаконнорожденным "мамзерам"! Раввинат заносит их в особые списки отверженных. А если один из родителей несчастного ребенка принадлежит к сефардам, то незаконнорожденный становится дважды отверженным. И так будет с ним до самого преклонного возраста, до самых последних дней жизни. Найдут предлог лишить его права на высшее образование, ему откажут в "законной" регистрации брака, перед ним захлопнут двери в "хорошее общество"! Этот печальный рассказ молодой голландки напомнил мне беседу в Вене с бывшим венгерским гражданином Ласло Шемлером. Ему пришлось бежать из Израиля прежде всего из-за того, что он полюбил женщину, числившуюся в "законном", освященном раввинатом браке. Ревекка, правда, еще за два года до встречи с Ласло оставила нелюбимого мужа, чьей женой стала по принуждению вызвавших ее в Израиль родственников. В разводе ей, конечно, было отказано, а осведомительница раввината (подобные имеются чуть ли не на каждой улице, причем выполняют свою миссию не только из религиозных чувств!) донесла раввину, что "нечестивая жена" вступила в незаконное сожительство с Шемлером. Грешников порознь вызвали в раввинат и сделали публичное внушение. Влюбленные, однако, стояли на своем: - Главное, мы любим друг друга. И никаким религиозным канонам не помешать нашей любви! Ревекка забеременела. И тут травля "благочестивых" соседок достигла такого ожесточения, что женщина покушалась на самоубийство. И Ласло поспешил увезти свою любимую, но "неугодную богу" жену из страны, где безжалостные религиозные каноны стали мстительным оружием в руках правящих страной сионистов... Вернемся, однако, к печальной любви девушки из Голландии и парня из Марокко: чем же закончилась она? - Нас все-таки разлучили, - услышал я под холодным дождем в Гааге. - И пелена спала с моих глаз! Все сионистские догмы и законы раскрылись мне в истинном свете. Оказывается, сионисты сами же возрождают проклятый "еврейский вопрос". Они делят нас на сорта и категории. В те тяжелые для меня дни как раз проходило бурное обсуждение в кнессете чрезвычайного вопроса "Кого считать настоящим евреем?". И я с ужасом узнала, как наиболее фанатичные сионистские круги оперируют теми самыми, прямо говоря, расистскими доводами, которыми нацисты обосновали свой звериный нюрнбергский закон о том, кого считать настоящим немцем. Какой стыд! Газеты начали тогда печатать отчеты о нашумевшем деле военно-морского капитана Вениамина Шалита. Он посмел попросить, чтобы его детей, родившихся от смешанного брака, записали в документах евреями. Начались долгие дебаты. Капитана поливали грязью. И наконец суд отказал ему. А тут еще мне не давали покоя всяческие толки и пересуды о делении выходцев из разных стран на соответствующие группы, об израильтянах "коренных", "старых" и "пришлых", "новых". Не хватило человеческих сил перенести все это. И я решила покинуть Израиль и вернуться в Голландию! Как можно скорее! "Как можно скорее". Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: около полугода девушку мытарили и под всякими предлогами не выпускали из страны. Причем главную роль в этом сыграли амстердамские сионистские круги. Специально для беседы с ней прилетел из Голландии видный сионистский публицист. По его настоянию девушке дали хорошо оплачиваемую работу в Яффе, нравившейся ей больше всех израильских городов. Прилетом "уговаривающего" дело не ограничилось. Последовали непрерывные звонки из Амстердама, письма, телеграммы. Даже живущие в Роттердаме родственники дали понять нарушительнице устоев, что своим бегством из страны, где на деле осуществляются сионистские догмы, она поставит своих близких в неловкое положение. И только когда обстоятельства сложились так, что на плечи девушки пали заботы о младшей сестренке, ей удалось вернуться в Амстердам. Здесь ее вежливо, но весьма внушительно попросили поменьше рассказывать о своих израильских впечатлениях, а выводы об израильской модели модернизированного "еврейского вопроса" сочли попросту антисемитскими. - С той поры, как вы уехали из Израиля, прошло несколько лет, - сказал я своей собеседнице. - Может, тамошние сионисты уже смягчили свое отношение к евреям "второго сорта"? Может, перестали настаивать на изоляции сефардов от сабров и ашкенази? В ответ я увидел горькую усмешку. - Увы! Люди, вернувшиеся из Израиля гораздо позднее меня, говорят совершенно другое. Сейчас наиболее ревностные поборники "чистопородного" еврейства относят к "второсортным" еще и евреев из Грузии и Бухары. В сионистских газетах не раз появлялись предложения поселять их в отдельных местностях. Так мне рассказывала женщина, вернувшаяся в Роттердам из Хайфы четыре месяца... нет, три месяца тому назад... - Три месяца тому назад? Вы уверены? Расслышав в моем голосе нотки сомнения, бывшая сионистка даже обиделась: - А почему, скажите, вы не верите мне? - Только вчера в Гааге я слышал, что за последние пять лет ни один голландский еврей, уехавший в Израиль, не покинул этой страны. Это сказала мне израильтянка. - Израильтянка нагло и бессовестно лжет, так и скажите ей! От имени бывшей, к счастью, израильтянки. Боже мой, я сама знаю несколько семей голландских евреев, покинувших Израиль сразу же после осенней войны семьдесят третьего! - Моя собеседница стала считать по пальцам, причем одной руки оказалось мало. - Амстердамцев я вам не назову, вы знаете почему - они напуганы так же, как и я. А вот если вы можете поехать в Утрехт, я готова созвониться со знакомой семьей. Мне кажется, они согласятся встретиться с вами. Кстати, они с большим убытком распродали свое имущество, только бы поскорее вернуться в Голландию... И многих пугают не только частые войны. Гораздо больше их беспокоит антагонизм во взаимоотношениях различных групп иммигрантов и коренных израильтян. Прибывающие в Израиль иммигранты резко отличаются друг от друга. Хотя все считаются евреями, у них очень мало общего. И по привычному образу жизни, и по месту рождения, и воспитанию, и по культурным запросам. Даже по внешним признакам. Посмотришь на них, потом в зеркало на себя - так и не поймешь, кто же из нас, как говорится, типичный еврей. Но каждый подбавляет масла в огонь, разожженный сионистами. А те раздувают его. Конечно, говорят при этом не об "еврейском вопросе", а о благородной борьбе за "чистое еврейство". Можете себе представить положение и настроение того, в чьей "чистоте" сомневаются?! Моя собеседница умолкла, взгляд устремила куда-то вдаль и потянулась к сумочке за платочком. Может быть, вспомнила о своей большой любви, беспощадно растоптанной сионистскими ревнителями старого "еврейского вопроса" на новый лад. В ОДНОЙ ИЗ ДЕВЯТИ КОМНАТ Израильтянку, которой я должен был от имени бывшей гражданки того же государства сказать, что она наглая лгунья, зовут Дора Моисеевна Баркай. Так как сионисты в Голландии чувствуют себя несравненно уверенней, нежели те, кого они преследуют, Дора Моисеевна не просила меня засекретить от читателей ее имя. Мало того, там же, в Гааге, она пригласила меня к себе, на Ройхроклан, 102, в уютный двухэтажный дом с девятью комнатами. О количестве комнат упоминаю не случайно - об этом мне было сказано в первые же секунды нашего знакомства. Видимо, с точки зрения госпожи Баркай, высокая материальная обеспеченность должна была поднять ее авторитет в моих глазах. Почему я охотно принимал редкие приглашения сионистов, читатель уже знает. А к Доре Моисеевне я даже поспешил - она свободно изъясняется по-русски. Могу также объяснить, почему госпожа Баркай пригласила меня к себе. Ей стало известно, что советский драматург хочет написать пьесу о трагической судьбе советской девушки, вынужденной уехать вместе с родителями в Израиль. А Дора Моисеевна не совсем чужда театральному искусству. По ее словам, она работает в отделе или секторе гаагского муниципалитета, ведающем культурным обслуживанием иностранных туристов. Это связывает ее с концертными залами, варьете и, конечно, театрами. Правда, свою культработу она частенько прерывает из-за экстренных отъездов за границу - то в Лондон, то в Бангкок, то в Тель-Авив. - Ваша пьеса никакого успеха иметь не будет. - Такова была вторая или третья фраза, услышанная мною в доме госпожи Баркай. - Скажете, "непридуманная ситуация"? Допустим. Но неинтересная, непоучительная, не трогающая зрителей. Они ничего для себя не почерпнут. И без театра каждый знает, как в новой стране, да еще находящейся на военном положении, трудно урвать свой кусок хлеба, найти свое место на земле. И, положа руку на сердце, хочу вас предостеречь: пьеса ваша не очень понравится в Израиле, зачем же вам нужно, чтобы вас занесли в кондуит наших активных идейных противников? Не нужно вам этого! Если вам так уж хочется написать пьесу из еврейской жизни, я вам порекомендую такую тему, такой сюжет, что зрители ахнут. Просто не понимаю, как никто из драматургов до сих пор не додумался до него!.. Истины ради должен сразу признать: Дора Моисеевна действительно предложила мне сенсационный сюжет, но к нему я вернусь несколько позже. Сейчас более важно изложить, почему трагедию вывезенной в Израиль молодой советской девушки она считает неинтересной, непоучительной, не трогающей зрителя. - Писать надо о сильной личности. О такой, что и голод выдержит, и у другого из горла кусок вытащит, но своего добьется. И такие люди в Израиле есть. Конечно, не так много, как, допустим, в Америке, но они есть. Я Израиль знаю как свои пять пальцев. И хотя в Гааге я живу, как видите, совсем неплохо в своих девяти комнатах, вот уже восьмой год я считаю дни, когда англо-американо-голландская химическая фирма наконец освободит моего мужа Андрэ от работы в Нидерландах и мы сможем снова жить в Израиле. Там я знакома и с носильщиками в аэропорту, и с министрами. В Яффе меня ждет наш собственный дом, где родилась моя дочь. Как я сожалею, что она вынуждена жить в Лондоне, а не в Яффе! Моя доченька там была бы в почете. Она, слава богу, и ашкенази - родители ведь европейцы, и сабра - родилась в Палестине. Да, я знаю в Израиле все категории населения, в том числе и олим-хадашим из Советского Союза, то есть самых свеженьких приезжих, - возвращается Дора Моисеевна к теме нашего разговора. - Поверьте мне, ни один из них не достоин быть героем пьесы. Мало в них европеизма. Не хотят, например, понять, что в современном цивилизованном обществе на поверхность выбиваются только сильнейшие, что за все блага жизни нужно бороться, сжав кулаки, что сливок хватает не для всех, некоторым достается только снятое молоко. А они совсем не такие. Возможно, это оттого, что к нам, в Израиль, в основном едут те, кто у вас попался. - Заметив мое недоумение, Дора Моисеевна снисходительно подмигивает: - Вы же прекрасно знаете, что один попался на недостаче товаров, другой получил взятку, третий тоже попался на чем-то горячем. Ваши евреи разучились приспосабливаться. Надо иногда, допустим, показать себя верующим. Положа руку на сердце, среди израильтян истинно верующих процентов десять-пятнадцать. Даже среди тех, кого вы называете сионистскими активистами, больше неверующих... Неужели вы меня не понимаете? Словом, если религия помогает нам тверже стоять на ногах, никого не убудет, если люди лишний раз увидят его у святой стены или в синагоге... - Значит, вы, - прервал я горячий монолог Доры Моисеевны, - убежденная и активная сионистка, сами не верите призывам вашей же прессы, изо дня в день помещаемым в разделах "Тора и сегодняшний Израиль" или "Современность и вечность торы". Зачем же тогда беспрерывно вдалбливать в головы читателей, что "тора не подвержена колебаниям времени и идеологии и сегодня она стоит незыблемо - так же, как дана была богом нашему народу"? Госпожа Баркай кокетливо опустила глаза книзу: - Боже мой, эти лозунги ведь рассчитаны на менее интеллигентных людей, чем мы с вами. - Ища поддержки у мужа, она воскликнула: - Андрэ, ну зачем наш гость притворяется, будто не понимает, как и для чего делается политическая пропаганда! - Но людей менее интеллигентных, чем мы с вами, - возразил я, - такая фанатически безотчетная пропаганда древних религиозных устоев нередко толкает на страшные преступления. Надеюсь, вам, не менее, чем мне, знакома трагедия Регины Поляковской?.. Расскажу читателям об этой трагедии самым беглым образом. РАСПРАВА С "ГРЕШНИЦЕЙ" Муж Регины - моряк торгового флота - отправился в дальнее плавание. Накануне отплытия ему удалось выгодно купить подержанную машину, о чем он и жена давно мечтали. Желая сделать мужу приятный сюрприз, Регина решила в его отсутствие сдать экзамен и получить права на вождение автомашины. Однако два инструктора назвали непомерно высокий, как показалось Поляковской, размер платы за обучение. Она обратилась к шоферу арабской национальности - и не ошиблась в своих расчетах: обрадованный неожиданной возможностью подзаработать, палес