, пожалуйста, с Ириной Семеновной и попросите ее ко мне зайти. Как можно скорее! 8 ДЕКАБРЯ ...Позавчера Юлина мама была у Николая Николаевича. Интересно, как прошла встреча. Можно ли в этой ситуации что-то сделать? РАССКАЗ ИРИНЫ СЕМЕНОВНЫ ПЕТРОВОЙ -- Спасибо вам, Олег. Ну такое спасибо, прямо я и не знаю! И товарищу прокурору, конечно, само собой! Такой он хороший человек!.. Вот как дальше дело было... Вхожу я в кабинет и нашему "любимому" Сергею Прокофьевичу говорю: "Я передумала!" Он не понял сначала. Я еще раз повторяю: "Передумала! Отдайте мое заявление обратно!" Он даже в лице изменился. "Шутки шутите? -- усмехнулся. -- А вы забыли?" -- И мои объяснительные из стола достает. Я говорю: "А какое сегодня число? Двадцатое? А когда мои объяснительные написаны? Посмотрите, пятнадцатого прошлого месяца. Понятно?" -- спрашиваю. Ну, он-то законы знает почти как Николай Николаевич. Если с того момента, когда он узнал о нарушении, прошло больше месяца -- объявлять взыскание нельзя. А увольнять с работы тем более! Так что теперь его угрозы просто ерунда! В чем наш Сергей Прокофьевич молодец, так это в том, что держать себя умеет. Моментально успокоился, улыбнулся. "Все к лучшему, дорогая Ирина Семеновна! -- говорит. -- Оставайтесь, спокойно работайте..." И заявление мое об уходе обратно мне вручил. "На память!" -- говорит. И теперь все в порядке. Почувствовал Филимонов, что у меня хороший советчик появился, заступник. Улыбается теперь, о детях спрашивает... А я что? Работаю себе. Но конечно, больше не опаздываю. Мало ли что... И насчет выступлений хватит. Уж извините!.. 14 ДЕКАБРЯ Почему возможны такие случаи? Ведь в Конституции специально записано право на свободу слова. Более того, там еще добавлено, что преследование за критику запрещается, а тех, кто все-таки это делает, можно наказывать. И вот пожалуйста!.. Хорошо, что вмешался Николай Николаевич. Он мне, кстати, потом объяснил, что Ирину Семеновну нельзя было уволить за такие сравнительно мелкие, нарушения, что Филимонов специально ее запугивал, чтобы вынудить уйти по собственному желанию... Но, с другой стороны, он мог продолжать ее подлавливать, эти мелкие нарушения накапливались бы -- придраться-то можно ко всему! -- и в итоге Филимонов все-таки подвел бы Петрову под увольнение! Неужели прокурор должен сидеть на каждом собрании или обсуждении, а потом следить, что будет с теми сотрудниками, которые критикуют руководство? Но это невозможно: сколько же тогда понадобится прокуроров?! Может быть, законы плохие? Несовершенные? Но, с другой стороны, начальник должен иметь право уволить плохого работника! И никакой закон не в состоянии учесть и предусмотреть все до мелочей... Значит, все-таки правы Игорь и Андрей: в Конституции -- одно, в жизни -- другое, и ничего тут не поделаешь? Надо все это обдумать. Такой вопрос нельзя оставить без ответа... От автора. Вот что я тогда в итоге понял. Никакая Конституция, никакие законы не могут действовать сами по себе. Все зависит от конкретных людей -- от всех вместе и каждого в отдельности. Почему стал возможен случай с Петровой? Да потому, что никто из сотрудников КБ не заступился за нее! Никто не сказал: "Хватит, товарищ начальник! Прекратите это безобразие! Мы, трудовой коллектив, не дадим Ирину Семеновну в обиду!" Каждый решил: "Неохота связываться"... Чтобы лучше осмыслить подобные явления, я написал рассказ, в котором опять действовали Человек, Закон и Время. ...Человек сидел за столом, обхватив голову руками. "Что за жизнь! Что со мной происходит? Ну, предположим, был бы я лентяем, прогульщиком, тогда, как говорится, поделом мне! Но ведь я честно работаю, нормально себя веду, делаю все, что от меня требуют! Может быть, мне просто не везет? Да, наверное, я самый обыкновенный неудачник!.. Не зря жена меня так называет". -- Привет тебе, Человек! -- раздался уверенный голос, и перед расстроенным Человеком появился его старый знакомый -- Закон. -- Что случилось? -- спросил он. -- Почему ты такой грустный? Может быть, я помогу тебе? Человек махнул рукой и тяжело вздохнул. -- Не первый раз мы с тобой разговариваем, -- сказал он. -- И ты меня извини, но я начинаю сомневаться в твоих силах. Все у тебя на словах получается хорошо, справедливо, а на деле!.. -- Говори конкретно! -- потребовал Закон. -- Что случилось? -- Я -- врач, -- стал рассказывать Человек, -- работаю в клинике. Я уже десять лет работаю, и опыт у меня накопился, и умение. Да и способности есть, чего скромничать. А что получилось? Наш главный врач ушел три года назад на пенсию. Назначили другого. У него опыта нет, с людьми он ужиться не может, и тем не менее он -- главный! А я за время работы придумал очень интересный метод лечения: голодание плюс иглоукалывание... А главный врач узнал и категорически запретил мне этим заниматься. "Вы с ума сошли! -- закричал. -- Что за самодеятельность, еще, не дай бог, что-нибудь случится!" И статью в медицинский журнал запретил писать: мол, прочтут другие врачи, к нам за опытом поедут, а у нас эта методика не применяется, а применять ее не надо, еще, не дай бог... -- и все в таком роде. Разве это справедливо? -- Нет, несправедливо! -- согласился Закон. -- Это все? Во дворе раздался шум мотора. Новенькие, сверкающие хромом и лаком "Жигули" остановились у подъезда. Из машины вышел плотный, краснолицый тип в кожаном пиджаке с пакетом в руках. -- Вот! -- заявил Человек. -- Полюбуйся! Сосед!. -- А кто он? -- поинтересовался Закон. -- Где работает? -- А вот представь себе -- не знаю! -- зло сказал Человек. -- Хотя знаком с ним очень хорошо. Судя по всему, нигде не работает, а у него машина, две дубленки, золотой перстень на пальце... Скажешь, справедливо? -- Нет! -- снова согласился с Человеком Закон. -- А еще у меня есть Друг, -- сказал Человек. -- Живет в однокомнатной квартире с женой и двумя детьми. Месяц назад в нашем доме освободилась двухкомнатная квартира: люди, которые там жили, уехали на Дальний Восток. Все мы были уверены, что квартиру эту дадут моему Другу с семьей, ведь он имеет на это право! И что ты думаешь? -- Не дали? -- удивился Закон. -- Нет! Дали вот этому... с машиной. Одному человеку -- двухкомнатную! Справедливо? Нет! -- в третий раз согласился с Человеком Закон. -- Конечно нет -- Вот то-то и оно! -- печально сказал Человек. -- А теперь вспомни что ты мне говорил раньше? "Законы действуют в интересах трудящихся" Ты обещал помогать мне, меня поддерживать. А получается, что в жизни совсем по-другому!.. -- Ты прав в одном, -- заметил Закон, -- я обещал помогать тебе. И я это сделаю. Вместе со своим старым товарищем -- Временем! Эй, Время. Где ты? -- Я здесь! -- раздался голос Времени. -- Я всегда рядом! Что тебе нужно, Закон? -- Мы с тобой должны помочь Человеку, -- сказал Закон. -- Поэтому вот что! Вернись немного назад! Что для тебя каких-то полгода! -- Хорошо, -- ответило Время. -- Я вернусь. Действуйте, Человек и Закон! ...В конференц-зале клиники сидели врачи в белых халатах и шапочках, среди них Человек. Рядом с ним, незаметно для остальных, стоял Закон. -- Товарищи! -- на трибуне появился толстенький, добродушный глав врач. -- За ту неделю, что я проработал, возглавляя клинику, я изучил темы некоторых разработок. В частности, вашу! -- он вежливо кивнул в сторону Человека. -- Вы предлагаете применять... э-э-э... иглоголодание... то есть, виноват... голодоукалывание... в общем, короче говоря, мне ваш метод показался бесперспективным. Однако, -- продолжал он, -- я бы не хотел решать этот вопрос единолично и готов выслушать и ваше мнение и мнение коллег. Прошу выступать! Все врачи посмотрели на Человека -- ведь речь шла о его методе! -- Давай! -- тихо сказал Закон. -- Встань и скажи то, что считаешь нужным! Человек встал. -- Мне казалось... -- запинаясь, проговорил он, -- что метод нужный... И анализы показывают... И из других больниц интересовались, торопили даже... Но если вы, товарищ главный врач, считаете, что работу нужно прекратить, то действительно... вам видней. Я возражать не буду... -- Молодец! -- удовлетворенно сказал главврач. -- Надо уметь признавать свои ошибки! Продолжим, товарищи!.. - Что же ты, Человек? -- спросил Закон. -- Ведь ты не согласен с ним? Почему ты прямо не сказал ему об этом? Твои коллеги тебя бы поддержали. За новое всегда нужно бороться! Человек усмехнулся: -- Ты что, Закон? Хочешь, чтобы я поссорился с главным? Что я, по-твоему, ненормальный? Мы с женой и с сыном собираемся в августе к морю, а он возьмет и передвинет мне отпуск на ноябрь! -- Не имеет права! -- заявил Закон. -- Не имеет! -- согласился Человек. -- А если я начну возражать да спорить, мне вообще житья не будет. Лучше жить потише... Так спокойнее. ...В отделе учета и распределения жилой площади было людно и шумно. Человек сидел у стола инспектора -- пожилой усталой женщины -- и громко возмущался. Рядом с ним, незаметно для окружающих, стоял Закон. -- Да... -- кивала головой женщина-инспектор. -- Да... Безобразие... Возмутительно... Решение вашего кооператива надо было отменить... Безусловно, ваш Друг с женой и детьми имеет все права! А почему он сам не пришел? Он говорит, неловко ему самому! -- объяснил Человек. -- Так в чем дело? -- Видите ли... -- женщина понизила голос, -- по поводу этой квартиры был звонок. Нас очень просили... И мы пошли навстречу. -- А кто звонил? -- хмуро поинтересовался Человек. -- Не знаю, -- замялась женщина, -- я не разобрала. -- Так может быть, -- воскликнул Человек, -- этот жулик вас обманул? Взял и сам позвонил? -- Не исключено, -- задумалась женщина. -- Но, с другой стороны... Кто знает... А вдруг?.. Впрочем, вас этот звонок не касается. Если вы обратитесь в горсовет, в газету, наконец, в суд! -- права вашего Друга будут восстановлены. -- Действуй, Человек! -- сказал Закон. -- Я тебе обещаю, ты добьешься своего! Я на твоей стороне! -- Ага! -- опять усмехнулся Человек. -- Тебе легко! А разве в горсовете нет телефона? -- Есть, конечно! -- удивился Закон. -- А при чем тут телефон? -- А при том, что и в горсовете может раздаться звонок... И в редакции. И в суде. Я начну требовать, только время потеряю. А то еще хуже -- кляузником объявят. Нет уж... Ему надо -- пусть и ходит... ...Человек, нагруженный портфелем и авоськой с продуктами, шел по двору домой. Рядом с ним шагал Закон. -- Привет соседу! -- окликнул Человека краснолицый тип, высунувшись из "Жигулей". -- А ведь у меня к вам дело. Ведь вы врач? -- Да, -- подтвердил Человек. Краснолицый протянул ему листок бумаги -- рецепт. -- Беда, доктор, -- пожаловался он, -- заболел один приятель, нужно вот такое лекарство, а достать не удается. Может быть, вы у себя в больнице отыщете? Человек взглянул на рецепт. -- У нас есть такое лекарство, -- сказал он, -- но оно выдается только тяжелобольным, по специальному разрешению... А что с вашим приятелем? Чем он болен? -- Да не знаю, -- отмахнулся краснолицый, -- по-моему, здоров как бык, просто любит лечиться, почему не доставить другу удовольствие, за его же деньги... Он взял Человека за локоть и стал осматривать с головы до ног. -- Брюки у вас, -- вздохнул он, -- ширпотреб... Да и ботиночки не того... Отстает наша легкая промышленность от мирового уровня!.. Могу предложить, -- он понизил голос, -- итальянские сапоги фирмы "Крокодайл"... Ватничек французский для супруги... Американские "бананы"... Для вас все это без наценки! А для начала сувенирчик! Он открыл лежащий на сиденье машины дипломат и достал оттуда баночку черной икры и яркий заграничный пакетик с растворимым кофе. -- Обидите, обидите! -- категорически заявил он, когда Человек стал отказываться и предлагать деньги. -- И слушать не желаю! Подарок -- святое дело! И вообще, если возникнут проблемы, обращайтесь без всякого стеснения! Соседи должны помогать друг другу! А насчет лекарства попробуйте, ладно? -- Что же ты, Человек? -- возмутился Закон. -- А ну-ка поинтересуйся, откуда у этого типа дефицитные продукты и заграничные тряпки? И кто он вообще такой? И на какие средства живет? Ты имеешь на это право! Но Человек сунул рецепт в карман, вежливо попрощался с краснолицым и пошел прочь. Кто он такой? -- с усмешкой переспросил Человек, когда они с Законом отошли от машины. -- По-моему, ясно! Типичный спекулянт. Но ведь наверняка тоже не лыком шит. У него и справки есть, и на работе он где-нибудь числится. Станешь в это во все влезать, сам в дурачках останешься! А про лекарство скажу, что кончилось... Все! -- сказал Закон. -- Хватит. Эй, Время! Возвращайся! Человек, печальный и растерянный, сидел за столом. Сурово смотрели на него Закон и Время. -- Да, -- сказал наконец Закон. -- Хорош ты, нечего сказать... Ну вот все и выяснилось! Ты жаловался на несправедливость! Но скажи, разве не ты сам виноват в том, что с тобой случилось? Ты мог разоблачить малограмотного главврача и промолчал! Ты мог обжаловать незаконное действие трусливой чиновницы и не сделал этого! Ты мог, наконец, схватить за руку спекулянта, а сам чуть не вступил с ним в сговор! Чему же тут удивляться? -- В конце концов это мое личное дело! -- заявил Человек. -- Ну, не стал автором нового метода, что же делать? Значит, не судьба... -- Нет, Человек, -- возразил Закон, -- ты ошибаешься. Не только в том беда, что ты не получил авторское свидетельство. А в том, что наши больные не получили новую, более эффективную систему лечения! -- Ну, предположим, -- неохотно согласился Человек. -- А история с квартирой? Друг сам виноват, что он такой стеснительный! Он и пострадал. -- Нет! -- опять возразил Закон. -- Пострадал не только твой Друг. Где гарантия, что напуганная инспекторша и дальше будет верить жульническим звонкам? Ее не остановили вовремя -- и она будет действовать в том же духе... Про спекулянта я вообще не говорю -- он систематически обворовывает множество людей! Вот тебе и личное дело... -- Интересно ты рассуждаешь! -- возмутился Человек. -- Почему все я? Схватить -- я, разоблачить -- я!.. А ты, Закон, для чего тогда существуешь? Закон нахмурился и сокрушенно вздохнул. -- Да, -- сказал он. -- К сожалению, это довольно распространенное заблуждение, не ты один так думаешь. Дескать, Закон сам по себе, я сам по себе. Есть суд, прокуратура, милиция, народный контроль, вот они пускай и разбираются. Так, что ли? -- Так! -- с вызовом сказал Человек. -- Именно! -- Помни! -- произнес Закон. -- Я, Закон, могу очень многое. Все обязаны меня слушаться и мне подчиняться. Но скажи, как я могу уволить твоего начальника за неправильное решение, если ты сам это решение поддерживаешь? -- Ну, это верно, -- подумав, согласился Человек. -- А с квартирой? Ведь ты сам сказал, что это явное беззаконие! -- Правильно! -- подтвердил Закон. -- А кто об этом знает? -- Да, -- опять задумался Человек. -- Выходит, так... И этого жулика, моего соседа, я давно мог схватить за руку! Потребовать, чтобы сказал, где он работает, на какие средства живет, откуда у него дефицитные товары!.. Ты думаешь, Закон, я сам всего этого не понимаю? Связываться неохота, вот в чем дело!.. -- Очень жаль! -- сурово произнес Закон. -- Ты о многом забыл, Человек! Когда-то ты, не страшась крови и смерти, палачей и карателей, смело шел на борьбу за справедливость. Так почему же теперь ты "не хочешь связываться"? Что с тобой случилось, Человек? -- Ты, Закон, слишком суров, -- вмешалось в разговор Время. -- Человека можно понять Я думаю, он не потому пассивен, что боится неприятностей. Дело тут в другом... Разные бывают времена, и я хочу напомнить тебе последнее время. В последнее время -- еще пять-шесть лет назад! -- кто-то пожалуется, а его же и наказывают. Начальник глуп и малограмотен, его поддерживают. Что-то достать, получить, чего-то добиться можно было только по знакомству, "по блату". Вот некоторые люди и подумали: ждать справедливости бесполезно. Так, Человек? -- Так, -- подтвердил Человек. -- Верно! -- Но сейчас, -- продолжало Время, -- я изменилось. Не само по себе, конечно, меня изменили люди. Те люди, которые решили покончить с этим последним временем, которые поняли, что дальше так жить нельзя. И наступило другое время -- время перемен. Оглянись вокруг, Человек! Пойми, все зависит от тебя и от таких, как ты! В твоих силах восстановить справедливость там, где она нарушена. Закон -- твой первый помощник в этом деле. Но главный здесь ты сам! Вперед, Человек! За дело! Я, Время, требую этого! -- Я понял! -- воскликнул Человек. -- Я буду действовать! И вместе с Законом мы добьемся порядка и справедливости! -- Так и будет! -- уверенно сказал Закон. -- Этим спекулянтом я займусь сам, -- пообещал он, -- достаточно того, что я о нем узнал. А про квартирные дела своего Друга пиши заявление. -- Но тогда, -- засмущался Человек, -- получается, что я требую выселения этого типа из квартиры... -- Именно, -- подтвердил Закон. -- И стесняться тут нечего. Иначе Он будет продолжать в том же духе. Пиши! Человек написал заявление в отдел учета и распределения жилой площади и вручил его Закону. -- Дату поставь! -- указал Закон. -- Теперь порядок. Ну, а что же будет с твоим методом? Человек пододвинул к шкафу стул, залез на него и достал кипу мелко исписанных листков бумаги. Вот мои черновики, -- сказал он. -- Я забросил их... А теперь восстановлю то, что сделал... Или нет: лучше я разработаю новый вариант. У меня появились новые идеи, чувствую, они мне пригодятся. И как только новый вариант будет готов, добьюсь его внедрения! Человек сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги, взял ручку и задумался. Написал несколько слов... перечеркнул... написал снова... снял с полки медицинский справочник... перелистал его... нашел нужную страницу... -- Все в порядке, Закон! -- заметило Время. -- Он понял. Он работает. Не будем ему мешать! 14 ДЕКАБРЯ Что же все-таки главное в рассказе о Конституции? Главное, видимо, вот что. Хозяин нашей страны -- народ. Но быть настоящим хозяином очень трудно. Мы еще, к сожалению, не очень-то умеем думать сначала о благе государства, а потом уже о собственной выгоде. Не умеем ради пользы дела говорить правду в глаза тем, кто нашему общему делу мешает. Наконец, не умеем хорошо, с полной отдачей работать -- а ведь мощь и процветание страны зависит от трудового вклада любого из нас. Учиться всему этому надо с детства. Потому что потом будет поздно. 6. ЗАКОН и коллектив 15 ДЕКАБРЯ Вспомнилась история увольнения Ирины Семеновны Петровой. Вспомнилась -- и открылась вдруг с неожиданной стороны. И в связи с этим опять возник вопрос: как связаны между собой закон и совесть? Ход мысли следующий. Да, начальник КБ Филимонов распоясался потому, что молчали сотрудники. Да, они поступили, как трусы и подлецы. Но они действовали по закону! Ни одной нормы права они не нарушили! Значит, их совесть должна быть чиста? Но ведь это исключено! Вопрос... От автора. Вопрос! И жизнь заставляла меня снова и снова возвращаться к нему... Ведь и следующая дневниковая запись, и та история, которая вскоре будет рассказана, -- все, по сути, о том же самом... 16 ДЕКАБРЯ Просто возмутительно! Черт знает что! Над нами живет некий Миша Афанасьев, двадцатипятилетний оболтус. По специальности токарь. Как я ни приду домой, над головой топот, музыка орет, вопли раздаются. И это -- днем! Правда, стоит подняться, сказать -- немедленно становится тише. Мишка -- парень вежливый. Я ему сколько раз говорил: "Опомнись, ведь тебя за прогулы с завода выгонят!" И точно -- выгнали. Он ко мне как-то зашел трешку занять и сказал, что очень переживает, и больше не будет прогуливать, а будет работать. И три рубля отдаст. И буквально через неделю -- опять топот, и грохот, и музыка!.. Я к нему поднялся, а он заявляет -- все в порядке. Устроился в контору слесарем, если выгонят -- еще куда-нибудь, говорит, пойдет! "У нас, -- говорит, -- не Америка, безработных нет, не пропаду! А что шумно, извини!" А сам еле на ногах стоит... Из жилконторы его, конечно, тоже выгнали. Стал он письма разносить, сумку потерял... И грузчиком он был в магазине, и сторожем, и дворником, и еще кем-то... И везде, я так понимаю, он только портит и вредит. А сейчас я его встретил на лестнице. -- Чего-то ты, Олег, -- говорит, -- бледный какой-то!.. Работаешь, наверное, много! Давай-давай! -- говорит. -- Дураков работа любит!Сам-то он, конечно, не бледный: рожа, как помидор, и перегаром разит. Вот что с ним делать? И с такими, как он? Помню, когда мы. с Кирилловым про Конституцию говорили, Николай Николаевич идею безработицы осудил. Право на труд должно соблюдаться. Вот Мишка Афанасьев и использует право на труд! Потому и безобразничает, что прекрасно знает -- куда-нибудь обязательно возьмут! 18 ДЕКАБРЯ Общался с ребятами из 6-го "в". Занятную историю рассказал один паренек. Оказывается, рабочие собрания тоже разные бывают, не только такие безнадежные, как - то, что мы с Николаем Николаевичем посетили!.. РАССКАЗ УЧЕНИКА 6-ГО "В" КЛАССА ИГОРЯ БОНДАРЕНКО -- МАЛЬЧИКА В ОЧКАХ -- Недавно к нам в школу приехал ужасно суматошный дядька в кожаном пиджаке. Выяснилось, что он работает на киностудии и называется "помреж" (помощник режиссера). А приехал он для того, чтобы найти для съемок фильма "Тяжелая расплата" мальчика тринадцати лет. Наши, как об этом узнали, кто галстук нацепил, кто пробор соорудил... И все, как один, только помрежа в коридоре увидят, сейчас давай орать, как ненормальные, и по-всякому выставляться, чтобы их заметили. А помреж, между прочим, выбрал меня. Хотя я не орал, стихи на всю школу не выкрикивал, мускулы не надувал. Он подошел ко мне прямо в коридоре и говорит: -- Мальчик, хочешь сниматься в кино? Я говорю: -- А как же мне сниматься, если я в очках? -- Это, -- говорит он, -- не важно, а вернее, как раз хорошо, более жизненно. Главное, ты хочешь или не хочешь? Я говорю: "Хочу". Интересно, а кто не хочет? Он мне сказал, куда приходить, и исчез. Ребята, конечно, начали сразу же издеваться. -- Тоже мне, Бельмондо! -- кричат. -- Жан-Поль Бондаренко! .. А сниматься в кино сначала оказалось довольно скучно. Познакомили меня с режиссером. Вы его, конечно, знаете, толстый такой. Он меня заставил перед ним ходить, сидеть, хохотать, суп есть прямо и I кастрюли... Потом кинопробы начались! Когда свет из всех юпитеров дали, думал -- ослепну. Но привык быстро. На экране я себя сначала не узнал. Я-то думал, что кино -- как зеркало. Оказывается, ничего подобного. Совершенно незнакомый мальчишка передо мной. И кривляется так, что смотреть противно. -- Хочешь сниматься, -- сказал мне режиссер, -- запомни: экран все преувеличивает примерно раз в десять. Улыбнешься, а получится, что ты со смеху помираешь. Имей это в виду! Кинопробы кончились, на роль меня утвердили. На первой репетиции режиссер подвел меня к высокому мужчине в кожаном пиджаке. -- Познакомьтесь, -- говорит, -- это, Игорь, твой отец. По картине, конечно. А это, дорогой Олег, твой сыночек. Я на своего "отца" взглянул и ахнул. Я же этого Олега в десятках фильмов видел! Он стройный, подтянутый, улыбка во все лицо. Да вы его знаете! Его все знают! -- А вот и "мама", -- говорит режиссер. -- Людочка! Иди сюда! Тут я вообще чуть не упал! Кинозвезда, на весь мир известная! И вот я с ними сниматься буду! -- Слушай, Игорь, -- стал рассказывать режиссер, -- по сценарию, твой отец -- рабочий. Плохой рабочий, пьяница и прогульщик. Такое бывает, к сожалению... Он приходит домой пьяный, скандалит с женой, к тебе придирается. На работе план не выполняет, подводит всю бригаду... И кончается фильм тем, что рабочие собирают собрание, обсуждают и решают, что такому в коллективе не место. Требуют его увольнения. И тебя с мамой на собрание приглашают. Она о его домашних художествах расскажет, а Ты должен всем заявить: мне не нужен такой отец! Вот тогда коллектив и примет окончательное решение -- выгнать! И он за свои безобразия лишится и семьи, и работы. Останется один, поскольку сам себя вычеркнул ил жизни своим пьянством. Понял? Я кивнул. -- Попробуем, -- предложил режиссер. -- Дай, Люда, ему реплику. -- Сил моих больше нет! -- сказала "мама" рыдающим голосом. -- Мне не нужен такой папа! -- выкрикнул я. -- Гениально! -- воскликнул режиссер. -- Но не очень. Главное в этой фразе -- что? -- Ну, что он мне "не нужен"... -- неуверенно сказал я. -- Вот. Значит, "не нужен" выдели голосом. Понял? -- Сил моих больше нет! -- опять сказала "мама". -- Мне НЕ НУЖЕН такой папа! -- опять выкрикнул я. -- Вот! -- воскликнул режиссер. -- Это достаточно гениально. -- А по-моему, -- вмешался Олег, -- главное, что ему ТАКОЙ папа не нужен. -- Попробуем, -- предложил режиссер. -- Сил моих больше нет! -- сказала "мама". -- Мне не нужен ТАКОЙ папа! -- выкрикнул я. -- Нет, это менее гениально, -- заметил режиссер. -- Видишь, Олег, мальчик чувствует материал... Вот эту сцену мы завтра и будем снимать. На настоящем заводе, прямо в цехе. -- Как? -- удивился я. -- Это же последняя сцена! -- А снимать будем первой, -- улыбнулся режиссер. -- В кино так часто бывает. ...На следующий день прямо к школе подкатил автобус с надписью "киносъемочный". Когда ребята увидели автобус, а в нем и Олега, и Людмилу, и режиссера, с ними случился массовый столбняк. Я, конечно, в раздевалке подольше покопался, пускай, думаю, полюбуются. В автобусе меня ожидал сюрприз. На последней скамейке, забившись в угол и явно растерявшись среди весело переговаривавшихся актеров, сидел -- кто бы вы думали? -- капитан милиции Соколов! Я его сразу узнал -- запомнил, когда мы к нему Серегу Иванова привели. Соколов махнул мне рукой, и я сел с ним рядом. Автобус тронулся. -- Это, значит, ты юная кинозвезда?! -- сказал капитан. -- А меня, видишь, тоже пригласили... -- А вы кого играть будете? -- поинтересовался я. -- Наверное, милиционера, который моего отца забирает? -- Куда уж мне играть! -- засмущался Соколов. -- Режиссер, правда, предлагал... У вас, говорит, фактура выигрышная... Да ну, со страху помрешь перед камерой! Меня как консультанта пригласили. Главный герой -- пьяница, в милицию попадает, и все такое... Я должен следить, чтобы все было по закону. Какое-то время мы ехали молча. -- Слушай! -- спросил меня капитан Соколов. -- А как там ваш Сережа Иванов? -- Да ничего, -- пожал я плечами. -- Тихий стал... На уроках сидит молчит... Экономикой стал увлекаться! -- Экономикой? -- переспросил капитан. -- Это в чем выражается? -- К нашей библиотекарше все пристает, просит книжки про планирование, про отчетность предприятий, про какую-то... как ее... финансовую дисциплину... Она говорит: "Нет у нас такого!" Так он добился, что ему направление дали в Публичную библиотеку... Торчит там... Странно! - Да нет... -- нахмурился капитан. -- Это, брат Игорь, совсем не странно. Я стал к нему приставать, пусть расскажет! Ведь знает что-то про Серегу! Но капитан только махнул рукой и стал смотреть в окно. В красном уголке одного из цехов уже стояли осветительные приборы, кинокамеры, по полу тянулись провода, а среди всего этого суетился знакомый помреж. В зале сидели люди. Как объяснил нам по дороге режиссер, сниматься будут и настоящие рабочие, из цеха, -- это придаст фильму достоверность. Нас провели на сцену. За длинный стол уселись актеры: "начальник цеха", "знатный рабочий", "девушка-комсомолка". Олег-отец сел в углу сцены на стул. Мы с "мамой" -- с другой стороны президиума. Капитан Соколов примостился где-то сзади, в последнем ряду. -- Товарищи! -- сказал режиссер, обращаясь к сидящим в зале. -- Снимается эпизод "Рабочее собрание". Попрошу вас живо, непосредственно на все реагировать, как будто обсуждают вашего товарища. Мы снимаем одновременно с нескольких точек, так что вы все тоже в кадре! Внимание! Камера! Мотор! Начали! -- Товарищи! -- поднялся начальник цеха. -- Этого, с позволения сказать, деятеля вы все знаете... -- Слава богу, насмотрелись! -- выкрикнул кто-то. -- И насмотрелись, и натерпелись! -- подхватил начальник цеха. -- Какие меры наказания к нему применяли? -- спросила девушка-комсомолка. -- Согласно законодательству о труде, -- ответил начальник цеха, -- выговор объявляли, строгий выговор... На нижеоплачиваемую работу переводили, на три месяца... Летний отпуск передвинули на зимнее время... Сами видите, товарищи: не помогло это все... Вы Закон о трудовых коллективах знаете. Там прямо сказано, если что, рабочее собрание может и крайнюю меру потребовать. Вам решать, товарищи! Дальше будем с ним нянчиться или как? -- А чего с такими возиться, -- вздохнул пожилой усатый дядька, сидевший в проходе. -- Вот и привыкают, что им все дозволено... Дядька актером не был. Значит, рабочие начали постепенно включаться. - Я так скажу! -- поднялся актер -- "рабочий -- ударник". -- Коллектив у нас передовой. По всем показателям. Так скажите на милость, зачем нам этого разгильдяя терпеть? С какой стати? Верно! -- зашумели в зале. -- Зачем нам этот балласт нужен? Гнать такого в шею! -- Давайте жену заслушаем, -- предложил начальник цеха. -- Как он дома себя ведет? Людмила встала, прижимая к глазам платочек. -- Не могу больше! -- рыдающим голосом заговорила она. -- Каждый вечер пьяный, каждый вечер! И ругала, и кричала, и -- что скрывать! -- била... Ничего на него не действует! Друзья-приятели ему всего дороже! Решайте, как знаете... Сил моих больше нет! -- И с этими словами она незаметно подтолкнула меня в спину. Я вскочил со стула. -- Товарищи! -- выкрикнул я на весь зал и повернулся к отцу, чтобы сказать свой текст ему в лицо, как учил меня режиссер. Я посмотрел на Олега, -- и заученные слова застряли у меня в горле. Олега не было. Маленький, жалкий, потерянно улыбавшийся человек сидел на краешке стула, изо всех сил прижимая к коленям дрожащие руки. Бесформенный серый пиджак с оторванным карманом свисал у него с плеча. Он купил этот пиджак, когда еще был сильным, здоровым мужчиной, а сейчас он исхудал, ссохся от пьянства, и пиджак болтается на нем... Он еще старается выглядеть прилично, этот человек: мятую, жеваную, когда-то белую рубашку он застегнул на все пуговицы, а пуговицы -- разные, пришитые кое-как, а самая верхняя -- от наволочки... Он пытался побриться перед собранием, но из-за того, что руки дрожали, порезался и бросил -- половина лица чистая, половина в какой-то сизой щетине... Сынок!.. -- еле слышно сказал он тонким надорванным голосом. -- Сыночек!.. Мой собственный папа -- инженер, руководитель группы в одном проектном институте. Никогда в жизни не видел я его пьяным. Они с мамой живут дружно и весело, любят друг друга и меня тоже. У нас трехкомнатная квартира, красивая мебель, папа и мама любят хорошо одеваться, часто ходят в театр, а скоро мы, наверное, купим машину... Я потом все думал: откуда же взялась другая жизнь, которая так ясно и в один миг представилась мне?! Пустая, почти без мебели, комната, с провисшими, выгоревшими шторами. Вечно скандалящая, озлобленная мать. "Иди ужинать, олух!" -- кричит она, с грохотом швыряя прямо на стол сковородку с макаронами. И этот человек, мой "отец", всюду чужой -- и дома, и на заводе. Всюду никому не нужный, лишний... -- Да сядь ты как следует! -- закричал я на него. -- Что ты их испугался?! Зал мгновенно затих. Отец взглянул на меня, и что-то вдруг мелькнуло в том взгляде, что-то прежнее, оставшееся от сильного, красивого человека, самого сильного и красивого на свете... -- Эх, вы! -- тихо сказал я в зал. -- Выгнать хотите?! Да выгоняйте! Если вас только показатели.. если вы... не нужно нам... Он тоже без вас обойдется... Да что вы все на него кричите?.. А ты не смей ничего просить... уходи и все... И от нее уходи, -- кивнул я на мать. -- Она тебе за всю жизнь пуговицы не пришила! В день рождения хоть бы подарок принесла! Хоть бы что-нибудь! Тоже, кричит только!.. Найдешь работу, другую... и пить не будешь, понял?.. -- Ага! -- язвительно произнес усатый дядька. -- Не будет он! -- Не будет! -- твердо сказал я. Мать вскочила со стула. Лицо ее пошло пятнами, руки зло комкали и рвали платочек. -- Много ты понимаешь! -- взвизгнула она. -- Папочку жалко?! А что папочка жизнь мою загубил? Скажите на милость, обидели его! Вы не знаете, -- повернулась она к рабочим в зале, -- это еще на прежней работе было... Бригадир его... Жесть хотел с завода вывезти... Какое твое дело было? -- закричала она на отца. -- Кто тебя просил соваться? Ничего не доказал. Со всеми переругался. А через два месяца его же под увольнение и подвели!.. -- Как же так получилось? -- спросил высокий парень в ковбойке. -- В квартире трубу прорвало. Пока пытался починить, пока водопроводчика дожидался -- день и прошел. Прогул! А за один прогул уволить можно, сами знаете... Вот его и уволили по статье... -- Погоди! -- поднялась пожилая работница. -- Уволить можно, если без уважительной причины прогул. А у него -- причина! В суд надо было обращаться. -- А я про что?! -- подхватила мать. -- Просила, умоляла: напиши в суд заявление, там разберутся, восстановят тебя, еще и те дни оплатят, которые ты пропустил, как уволили... Специально у юриста узнавала... -- Правильно! -- послышалось сразу несколько голосов. -- Это называется "вынужденный прогул". По вине администрации! За их счет! -- Так нет! -- опять закричала мать. -- Он, видите ли, гордый! Он перед ними унижаться не желает! Он лучше будет пьянствовать и на весь белый свет обижаться! Вот и докатился, что и отсюда выгоняют... -- И выгоним! -- строго сказал усатый дядька. -- Здесь завод, а не детский сад! Свои обиды за проходной оставляй! Сюда люди работать приходят. Не хочешь -- не держим! Он встал и повернулся лицом к залу. -- Как там его уволили, дело прошлое! А теперь что получается? Вот, допустим, он у меня в бригаде. А мы на бригадном подряде находимся. За свою работу вместе отвечаем и премию на всех делим, по коэффициенту трудового участия. Значит, мы за него работать должны! Ведь какую-никакую зарплату, минимум, надо ему выписать! И плюс к тому из-за его художеств нам премию по итогам года режут. А это, сами знаете, деньги не-малые! Так почему из-за него мы должны домой только ползарплаты приносить? И вообще, -- продолжал дядька, -- не понимаю я системы этой... Чего мы тут обсуждаем? Наше дело -- работать! А такими деятелями пускай милиция занимается! Прогульщик, тунеядец, значит, надо органы подключать! Вот вы нас собрали, не позабыли: а где, интересно знать, милиция? Об этом не подумали? - Здесь милиция! -- раздался вдруг из заднего ряда голос капитана Соколова. Он встал и, провожаемый удивленными взглядами, прошел через весь зал и поднялся на сцену. -- Начальник уголовного розыска райотдела внутренних дел капитан Соколов, -- представился он. -- Ого! -- воскликнул кто-то. -- Спасибо, товарищи, что пригласили, -- вежливо сказал капитан. -- Большое спасибо! Мы, угрозыск, как известно, преступников ловим. Сотворит человек что- нибудь противозаконное -- наша служба подключается. Прямо скажу, трудно бывает. Находим, конечно, но повозиться приходится. А вы нам работу облегчаете! Помогаете правоохранительным органам! -- Это как? -- насторожился усатый дядька. -- Да очень просто! -- пояснил капитан. -- Сейчас вы этого "друга" выгоните. Он, конечно, с горя пить начнет, еще больше, чем пил. По пьянке или в драку ввяжется, или в семье дебош устроит... А то и на кражу пойдет, вслед за дружками. Терять-то ему нечего! Значит, надо нам сейчас наблюдение за ним установить и можно брать, еще тепленького. Не сразу, конечно, пускай сначала натворит лет так на восемь! Чтобы вы его долго не увидали! -- Интересно! -- воскликнула пожилая работница. -- Он будет творить, а вы дожидаться! -- Подожди, Маша, -- остановил пожилую работницу усатый дядька. -- Не поняла ты... Товарищ капитан тут перед нами аллегорию развел... Дескать, вы уволите и вот чем это кончится. Поэтому не увольняйте, а мучайтесь с ним до скончания века! Только, извините, время сейчас другое! Везде прямо говорят: нянчиться с такими нечего! По залу прошел сдержанный гул. Люди явно заволновались. Послышались голоса: -- Человек все-таки! -- А мы чем виноваты? -- А ты забыл, как в прошлом году напился и два дня гулял? -- Так я на свадьбе!.. -- А все равно под увольнение подходил! -- Одного выгонишь -- другим неповадно будет! -- Вот что! -- сказал капитан, легко перекрывая гомон. -- Я в производстве не силен. Но знаю, когда брак случается, прежде всего, стараются его исправить. Переделать. А в отходы отправляют, когда все средства испробованы. Детали, узлы и то сохранить стараетесь! Как же вы можете живым человеком швыряться?! О зарплате думаете, рубли считаете: а про товарища забыли? Трудовой коллектив может увольнения требовать. Верно! И хорошо, что это законом предусмотрено. Но это -- крайняя мера, когда уже ничего не помогает! -- Так ничего и не помогает! -- выкрикнул усатый дядька. -- Говорил же начальник цеха: и выговоры объявляли, и отпуск передвинули... Не действует на него! -- Это не действует, -- согласился капитан. -- А вот приставить к нему двоих, кто поздоровей! Чтобы с работы и на работу его провожали, пока пить не отвыкнет. И в наркологический кабинет водили бы да смотрели, чтобы лечился как следует, процедуры не пропускал! А дружкам его чтобы морды понабивали и раз навсегда от дома отвадили! -- Хорошие советы милиция дает! -- выкрикнул кто-то. -- Это я так, -- смутился капитан. -- Образно говоря... В зале засмеялись. -- Ничего, -- поднялся парень в ковбойке. -- Надо будет, мы и не образно... Я бы, честно говоря, не его выгнал, а тех, кто из-за рубля ничего вокруг не видит. Ты вот, -- он резко повернулся к усатому дядьке, -- о производстве заботишься. А чего же ты о нем не позаботился, когда тебя в бригаду Стешенко перейти попросили? -- Умный какой! -- обозлился дядька. -- Собрали пацанов зеленых, сам бригадир только-только после армии. Они наработают, пожалуй! С какой стати я из-за них в заработке терять должен? -- Ты вот на Закон о трудовых коллективах ссылался, -- сказал парень, -- так там не только про пьяниц сказано... Тех, кто коллектив разлагает рвачеством своим, ведь тоже попросить кое о чем можно... Дядька дернулся было, но промолчал. -- А ты чего сидишь, как пыльным мешком вдаренный? -- сказал парень моему отцу. -- Чувствую, и вправду придется тебя на веревочке водить. Пощады не жди! Умрешь, а человеком станешь! -- Камера -- стоп! -- раздался вдруг голос режиссера. -- Снято! И я, и все в зале к этому времени напрочь забыли, что идет киносъемка. Всех как будто холодным душем окатили. Режиссер вылетел на сцену. -- Ну, товарищи! -- воскликнул он, радостно потирая руки. -- Сказать, что гениально, значит, ничего не сказать! Абсолютно живой, подлинный эпизод! Прекрасный финал для картины! Взволнованный, страстный!.. Огромное вам спасибо! -- Тьфу, черт! -- опомнился парень в ковбойке. -- А я-то... -- Вы старались не зря, -- успокоил его режиссер. -- Поймите: зрители, сидящие в зале, благодаря вам и вашим товарищам будут активно сопереживать происходящему на экране. А кое-кто переосмыслит свою жизнь... Мы этот эпизод домонтируем крупными планами, и когда рабочее собрание все-таки примет решение уволить этого человека с завода, для него это будет еще большей трагедией! Ведь нашлись люди, которые вступились за него. -- Чего, чего? -- переспросил парень. -- Как это уволить?! -- У нас есть утвержденный сценарий, -- терпеливо стал объяснять режиссер, -- согласно которому этот эпизод в картине -- последний. -- Значит, -- спросил кто-то из рабочих, -- если в кино, предположим, пьяница или прогульщик забредет, то он на экране что увидит? Как таких в шею гонят? -- Именно, -- подтвердил режиссер. -- Тяжелая расплата! -- Получается: надеяться ему больше не на что? И к нормальной жизни не вернуться? -- Все в его руках, -- возразил режиссер. -- Если он захочет... -- Вот что, товарищи киношники, -- сказал парень. -- Как отдельные личности пьют, прогуливают и увольняются постоянно -- это мы и так знаем. И в кино ходить не надо. И не пойдет никто на такой