втор. Без? А в чем же тогда наказание? Капитан Соколов В. И. А в том, что из заработка осужденного производятся удержания в доход государства -- от пяти до двадцати процентов. Автор. Ничего страшного! Капитан Соколов В. И. Да, это сравнительно легкое наказание. Оно обычно назначается тогда, когда преступник нанес какой-то материальный ущерб. Например, уклонялся от уплаты алиментов или от оказания помощи нетрудоспособным родителям... Вот и пусть возмещает таким способом! Далее: лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью... Автор. Например? Капитан Соколов В. И. Работать в торговле, руководить, заниматься воспитанием детей... Автор. Понятно. Капитан Соколов В. И. Далее: штраф. Автор. Понятно. Капитан Соколов В. И. Увольнение от должности. Автор. Я уже где-то слышал о таком наказании... Не помню, где... Капитан Соколов В. И. Далее: возложение обязанности загладить причиненный вред. Автор. Понятно. Поломал -- почини... Капитан Соколов В. И. Или оплати ремонт. Но учтите, вред бывает разный. Если, например, один человек оскорбил, унизил другого при людях, суд может потребовать публичного извинения перед потерпевшим. Автор. Разумно. Капитан Соколов В. И. По-моему, тоже. Далее: общественное порицание. Автор. И такое есть? Капитан Соколов В. И. Да. Причем суд имеет право довести об этом до сведения общественности даже через печать. Автор. Понятно. Капитан Соколов В. И. Далее: конфискация имущества. Автор. Это когда все забирают? Капитан Соколов В. И. Ну уж и "все"... Нельзя лишать человека, как говорится, последней рубахи и крыши над головой. Тем более у осужденного может быть семья, дети... Есть специальный перечень предметов, не подлежащих конфискации. Например, оставляется жилой дом, корова, корм для скота; одежда: одно летнее пальто на каждого, одно зимнее, один летний костюм, по одной кровати и стулу... Автор. Прямо так все и расписано? Капитан Соколов В. И. А как же иначе? Закон -- дело точное. Не подлежат также конфискации все детские вещи. Автор. Понятно. Капитан Соколов В. И. Далее: лишение воинского или специального звания. Автор. Понятно. Капитан Соколов В. И. Суд может лишить осужденного также и орденов, и медалей, и почетных званий, например, "Заслуженного мастера спорта СССР". К сожалению, такие случаи бывали... Автор. Надо же сколько всяких наказаний? А я-то думал!.. Капитан Соколов В. И. ...что преступников только в тюрьму сажают? Сажают, конечно... Но по возможности стараются обойтись без этого. Давно доказано: человек, если он не закоренелый преступник, гораздо быстрее исправляется в нормальной обстановке, среди хороших людей, чем в зоне среди уголовников... Поэтому существует еще один вид лишения свободы -- условное. Автор. А как это можно -- условно посадить? Капитан Соколов В. И. Преступник остается на свободе. Но он знает: при малейших нарушениях он отправится в лагерь. Это, как вы сами понимаете, действует. Автор. Владимир Иванович! Я знаю, что существует еще один вид наказания... Правда, моим будущим читателям, видимо, не стоит о нем рассказывать... Капитан Соколов В. И. Вы имеете в виду смертную казнь? Автор. Да. Капитан Соколов В. И. А почему не стоит? Ваши читатели должны знать, что существуют еще, к сожалению, опасные преступники, которые совершают особо тяжелые, иногда страшные вещи... К ним и применяется этот вид наказания, конечно, как исключительная, крайняя мера! С другой стороны -- сейчас активно обсуждается вопрос об отмене смертной казни. Многие юристы, и не только они, высказываются за то, чтобы эта отмена состоялась. Автор. Но ведь вы сами сказали, существуют очень опасные люди... Капитан Соколов В. И. Во-первых, если преступник знает, что его ждет расстрел, то, спасая жизнь, он может пойти буквально на все. В результате -- новые убийства... Хотя бы из этих соображений, я думаю, смертную казнь следует отменить. Автор. А еще из каких? Капитан Соколов В. И. Главное, конечно, -- это гуманность, человеколюбие... Да- да, по отношению к преступнику! Вы поймите: ведь будущий уголовник когда-то рос среди нас, ходил в обычную школу, отдыхал с другими ребятами в пионерском лагере... Значит, что-то из нашей с вами жизни сделало его преступником! Это мы с вами недоглядели, что -- предположим -- его родители пьют, или, наоборот, излишне ребенка балуют, или трезво и хладнокровно издеваются над ним, и такое бывает! В том, что человек становится на преступный путь, есть и наша общая вина! Хотя, конечно, я ни в малейшей степени не оправдываю нарушителей закона... А смертная казнь означает, что всю ответственность мы перекладываем на плечи осужденного... Правильно ли это? Автор. Пожалуй, вы правы... Последний вопрос, Владимир Иванович! Капитан Соколов В. И. Пожалуйста. Автор. Николай Николаевич рассказывал мне, что уголовная ответственность наступает с шестнадцати, а за некоторые преступления с четырнадцати лет. Капитан Соколов В. И. Именно так. Автор. Значит, и к подросткам применяются уголовные наказания? Капитан Соколов В. И. Разумеется. Автор. Неужели они такие же, как для взрослых людей? Капитан Соколов В. И. Хорошо, что вы об этом спросили... Вашим будущим читателям важно это знать,.. Нет, конечно, не такие. Возрастная граница здесь восемнадцать лет. А до восемнадцати -- наказание значительно мягче. Наибольший срок лишения свободы -- десять лет. Ни ссылка, ни высылка, ни, разумеется, смертная казнь не применяются. По возможности суд старается использовать право на отсрочку исполнения приговора. То есть отложить лишение свободы на год или на два. Автор. Это то же самое, что и условное осуждение? Капитан Соколов В. И. Нет, не то же самое. Если преступник осужден условно, то он попадает в тюрьму, совершив новое преступление А при отсрочке достаточно, предположим, нарушить дисциплину в школе или на улице, попасться на мелком хулиганстве, прогулять работу -- и приговор вступит в силу. Автор. А если ничего этого не было? Капитан Соколов В. И. Тогда осужденный освобождается от наказания. Вот в общих чертах и все... Автор. Спасибо, Владимир Иванович! Капитан Соколов В. И Не за что А в заключение разговора хочу напомнить вам слова выдающегося русского юриста Александра Федоровича Кони "Нет такого преступника и падшего человека, в котором безвозвратно был бы затемнен человеческий образ." При назначении наказания нельзя забывать об этом! 11. ЗАКОН и честь. 2 МАРТА Сижу и чуть не плачу. Сегодня в молочном магазине на меня накричала продавщица. Из-за сущей ерунды: я сначала попросил один сорт сыра, а потом -- другой (не заметил, что есть "пошехонский"). Она ни взвесить не успела, ни нарезать, только в руку взяла головку "костромского", потом отложила и всего-то! Но что началось! И главное -- неважно, что она конкретно говорила (вернее, орала). Чувствуешь себя идиотом, кретином, ничтожеством, вот что ужасно! Ведь все это происходило при людях, очередь стояла! Я попытался что-то возразить -- все на меня же и накинулись! "Не мешайте работать, сами виноваты, соображать надо!" Как будто с каждым из них не может произойти что-нибудь подобное! Я нормальный человек. Учусь в университете. Товарищи меня уважают, преподаватели тоже. Прокурор района, начальник угрозыска, даже такие люди говорят со мной вежливо, предупредительно и, по-моему, с охотой! Почему же из-за одной грубой выходки нахальной тетки, которая меня не знает, и, следовательно, хотя бы поэтому сказать ничего по-настоящему обидного попросту не может, -- почему вся моя жизнь кажется мне перечеркнутой? И главное -- совершенно непонятно: что в таких случаях делать? Пытаться переорать продавщицу? Бесполезно, да и унизительно. Драться с ней? Нельзя: женщина. Прилавок расколотить -- глупо. Какая-то дикая ситуация: от убийцы, бандита, вора можно защититься, в том числе и при помощи закона, а от обыкновенной хамки -- нет! Ладно. Все. Наплевать. Работаю. Плохо, что руки трясутся... От автора. Я ошибался: закон может защитить нас и в подобных случаях. Правда, иной раз это оказывается посложнее, чем обезвредить бандита... РАССКАЗ ОЛИ КРУГЛОВОЙ - РЫЖЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ С БАНТИКОМ -- Мы с мамой и папой живем в трехкомнатной квартире. Но квартира не вся наша. Одну комнату занимает соседка -- Алевтина Степановна. Раньше там жили два мальчика с мамой, но потом им дали квартиру. У меня папа -- учитель, мама -- врач, и они очень хорошие, и я тоже хорошо учусь, и слушаюсь, и мы каждое лето на юг ездим, а папа даже книжку написал -- "Методика педагогического воздействия..." Не помню только, на кого... Мы могли бы замечательно жить, если бы не эта самая Алевтина Степановна. Причем, она не какая-нибудь пьяница или хулиганка. Нет. Она с высшим образованием, "специалист по специальным системам" -- так она нам представилась при первом знакомстве. На самом деле она сидит в каком-то институте и проектирует водопровод и канализацию. И очень хорошо, это все должно быть, а как же? У Алевтины Степановны есть только один недостаток: она редкая зараза. Вот я прихожу из школы в субботу. Папа и мама на работе, она дома. -- Ну почему, -- кричит Алевтина Степановна, -- надо обязательно хлопать дверью?! Я имею право на отдых! По Конституции! Я всю неделю работала! У меня умственный труд! Я говорю: -- Я не хлопаю! -- Ну почему, -- кричит Алевтина Степановна, -- какая-то девчонка мне перечит?! У меня тридцать лет непрерывного стажа! Я заслуженный работник! А она мне перечит! Я молчу. -- Ну почему, -- опять кричит Алевтина Степановна, -- я к ней обращаюсь, а она, видите ли, даже не соизволит мне ответить?! Как будто я пустое место! Ну что тут делать? По вечерам, когда мама и папа приходят с работы, Алевтина Степановна "переключается" на них. -- Ну почему, -- кричит она, -- надо занимать конфорку именно тогда, когда я собираюсь поставить чайник?! Это хулиганство! Я вот напишу в школу, как некоторые ведут себя в быту! Знаем мы этих учителей! Интеллигентами прикидываются, а сами взятки берут с учеников и родителей! -- С чего мы это решили?! -- вспыхивает папа. -- Как вам не стыдно?! -- Он меня будет еще стыдить! -- Алевтина Степановна кончает кричать и начинает орать. -- Лучше бы за женой смотрел! Врачи до трех принимают, а она в семь вечера домой является! Кого это, интересно знать, она лечит? -- Это неправда! -- мамины глаза наливаются слезами. -- Я работаю на полторы ставки. У меня есть разрешение от главного врача. -- За какие такие заслуги?! -- вопит Алевтина Степановна. -- Небось конвертик поднесла! Знаем мы эту бесплатную медицину! И вот так каждый вечер... -- Я не понимаю, -- говорит мама папе, -- почему она себя так ведет? Что ей надо? Ведь мы ничего плохого ей не сделали. -- Она несчастный человек, -- вдруг заявляет папа. -- Мне, ты знаешь, жаль ее. Ведь она совсем одна. Никто к ней не ходит, ни друзья, ни знакомые... Дочь, и та ее избегает... (У Алевтины Степановны есть дочь Карина и внук Вова. Они приходят перед Новым годом и перед Женским днем. Вове восемь лет, и он моментально убегает от бабушки к нам. Бабушка ругает его, кричит, Карина плачет, хватает сына и пропадает на несколько месяцев.) -- Еще бы! -- говорит мама. -- Еще бы ее не избегать! Я как-то встретила Карину на улице... Они много лет жили вместе, разъехались недавно... Ведь Алевтина Степановна довела Карининого мужа, отца Вовки, до того, что он ушел от них... Из-за нее Карина осталась одна. Чему же тут удивляться?! Я спрашиваю: -- А может быть, она больная? Ненормальная? -- Не думаю, -- отвечает мама-врач. -- Это, скорее всего, въевшаяся с детства распущенность. Вовремя не сказали "нельзя", и вот пожалуйста! -- А знаете, что? -- как-то предложила я. -- Давайте устроим ей бойкот! Она кричит, а мы будто ее и не слышим! Но "бойкот" привел к тому, что Алевтина Степановна распоясалась окончательно. То займет все четыре конфорки на целый вечер, то замочит белье в ванной, и трое суток оно там мокнет, то вдруг вставила в телефонный провод выключатель и в девять вечера стала отключать телефон... Папа попробовал поговорить с ней по- хорошему -- что было!!! Тогда я решила действовать сама. Однажды вечером я вышла на кухню, поставила чайник, но в комнату не пошла, а нарочно осталась ждать, когда он закипит. Сейчас, сейчас начнется! -- Ну почему, -- немедленно завелась Алевтина Степановна, -- надо обязательно торчать на кухне, чтобы другим повернуться было негде?! Нахалка малолетняя! Так. Очень хорошо. Что и требовалось доказать. -- Сами вы нахалка! -- громко ответила я. -- И скандалистка! -- Что??? -- взвизгнула соседка. -- Что слышала! -- крикнула я. -- Ах ты дрянь этакая! -- завопила Алевтина Степановна. -- Хулиганка! -- Сама ты дрянь! -- Я тоже завопила что было сил. Пускай папа с мамой услышат, как я их защищаю. -- Ну погоди! Я тебе, мерзавке этакой, все уши оборву! -- А я тебе мусор в суп насыплю! Или вообще всю посуду перебью! На кухню прибежал папа. "Отлично! -- подумала я. -- Сейчас мы вдвоем на нее навалимся. А если еще и мама подключится, мы точно победим!" Но папа крепко и больно схватил меня за руку, уволок в комнату и швырнул на диван. -- Как тебе не стыдно?! -- шепотом крикнул он. -- Как ты можешь?! Я, помню, ужасно обиделась. Ради них воюешь, горло надрываешь,а они... -- Струсили, да? -- сквозь слезы проговорила я. -- Струсили? Эх вы!.. Папа с мамой переглянулись. -- Вот это самое ужасное, -- тихо сказала мама. -- Это хуже всего. Папа сел на диван и положил руку мне на голову. -- Пойми, -- сказал он неожиданно мягко. -- Пойми и запомни. Ни в коем случае нельзя уподобляться таким, как эта... Алевтина... Нельзя становиться с ними на одну доску. Это... -- он замялся, подбирая нужные слова, -- да это просто гражданская гибель! Ты, как личность, можешь оказаться искалеченной на всю жизнь! Сегодня ты поругалась с соседкой... Пусть ты права, а она нет, но ты вела себя как хамка! А завтра ты подобным же образом отреагируешь на слова учителя? Опять же, пусть он будет и неправ -- и такое бывает, -- но привычка к хамству укоренится в тебе. А потом ты оборвешь подругу, оскорбишь попутчика в поезде, устроишь базарную склоку с продавцом... И будешь думать: раз я права, значит, мне так можно, вернее, вот только так и надо! Тебя ожидает кошмарная жизнь. Все нормальные люди будут попросту шарахаться от тебя. Да вот, за примерами не надо далеко ходить!.. -- Очень трудно, -- добавила мама, -- сохранить свое достоинство, когда тебя вот так поливают грязью. Очень трудно!.. И все-таки надо оставаться порядочным человеком, что бы ни случилось! -- Ну ладно, -- хмуро сказала я, шмыгая носом. -- Предположим, я больше не буду... Но с ней-то что делать? Ведь она на каждом шагу нас оскорбляет! Терпеть, что ли? Папа вздохнул и развел руками. -- Терпеть, невесело улыбнулся он. -- Подожди! - возразила мама. -- Что за христианское всепрощенчество? Мы же в конце концов не в каменном веке живем. Ведь существует же ответственность за оскорбления! Даже, кажется, уголовная. Может быть, обратиться в суд? А где свидетели? -- мрачно спросил папа. -- И оскорбление, и клевета уголовно наказуемые деяния, говоря языком юристов. Но свидетелей-то нет! Придем мы в суд, станем жаловаться, а она нам скажет: "Неправда" и все тут! И нас еще в клевете обвинят! Ведь при посторонних она молчит... Действительно, если к нам кто-нибудь приходит, Алевтина Степановна тише воды, ниже травы... Я однажды спросила у Виктории Андреевны -- это наша соседка за стеной, -- не слышит ли она Алевтинины вопли? "Нет, -- говорит, -- шум доносится, но кто кричит и что именно -- не разобрать. Научились строить", -- говорит... Вот так мы и жили до тех пор, пока не настал мамин день рождения. Были гости, пели песни, Алевтина Степановна при гостях молчала, потом два дня орала. Все, как обычно. А через несколько дней папу вызвали в милицию. Вернулся он оттуда, как ни странно, очень веселый. -- Все! -- заявил он с порога. -- Теперь порядок! Выяснилось вот что. Невысокий, худощавый лейтенант молча протянул папе заявление. В заявлении было написано, что мои родители "...систематически организуют дома пьянки, устраивают дебоши и оргии, приглашают в коммунальную квартиру сомнительных личностей..." В общем, необходимо оградить ребенка -- это меня -- от разлагающего влияния родителей, папе запретить преподавать, а маме -- лечить... Папа говорит, он сначала даже обрадовался. -- Это же клевета, -- сказал он лейтенанту. -- Я могу обратиться в суд. -- Вы, пожалуйста, -- попросил лейтенант, -- сперва расскажите поподробнее, что происходит у вас в квартире. Папа рассказал. -- Вы знаете, -- задумчиво сказал лейтенант, выслушав папу, -- вы меня, конечно, извините, но ведь может оказаться, что в заявлении-то правда написана... Я ведь, еще раз извините, вас не знаю... -- Позвольте, товарищ лейтенант! -- возмутился папа. -- По поводу данного случая есть прямые свидетели. Наши гости! Они подтвердят, что мы пили чай, что вели себя пристойно... И таким образом факт клеветы будет доказан! Лейтенант усмехнулся и раскрыл уголовный кодекс. -- "Статья сто тридцатая -- клевета, -- прочитал он, -- то есть распространение заведомо ложных, позорящих другое лицо измышлений"... -- Вот! -- воскликнул папа. -- Ложных и позорящих! Все правильно! -- Все, да не все... -- вздохнул лейтенант. -- Слово "заведомо" не случайно здесь присутствует. То есть если вы докажете, что ваша соседка знала, не могла не знать, что вы пьете чай, и тем не менее написала, что вы пьете водку, вот тогда это клевета. -- А как же вообще можно это доказать? -- удивился папа. -- Ну, предположим, -- сказал лейтенант, -- это заявление написал кто-либо из ваших гостей. Он сидел с вами за столом, принимал участие в разговоре, он не мог не видеть, что обстановка вполне приличная, и тем не менее заявляет, что имел место скандал, дебош и пьянка. Вот тогда можно привлекать за клевету. А так... Возьмет ваша соседка и скажет на суде: "Мне показалось. Послышалось". И это уже не клевета, а добросовестное заблуждение! И ей ничего не будет. А на вас пятно останется. Тем более что суд обязательно пригласит кого-нибудь с вашего места работы, чтобы выяснить мнение коллектива о вас. Пойдут слухи, разговоры... Кто- то может решить: про меня не пишут, а про него пишут... Дыма без огня, мол, не бывает! Такие авторы, -- он помахал заявлением, -- на это как раз и рассчитывают. -- Что же делать, товарищ лейтенант? -- спросил папа. -- Ведь так дальше жить невозможно! Мы уже начали с женой ссориться. Она говорит: "Ты -- мужчина, призови ее к порядку!" Хотя как раз жена, как женщина, могла бы сама найти с ней общий язык. -- Да... -- протянул лейтенант. - Сложные это случаи... Ну, предположим, вызову я ее, побеседую. Она, конечно, заявит, что сама она ангел, а вы -- такие-сякие... А если я к вам приду, при мне все будет тихо-мирно... -- Какой-то юридический казус! -- вздохнул папа. -- Все, как я понимаю, упирается в то, что нет свидетелей ее хамства! Но свидетелей и не может быть! При посторонних-то она молчит... -- Естественно, -- опять вздохнул лейтенант. -- Я тут, перед тем как вас вызвать, побеседовал с вашими соседями по дому -- сверху, снизу, за стенкой... Все в один голос говорят -- ни шуму, ни пьянок не было. -- И то хорошо, -- невесело усмехнулся папа. -- Пьянствовать и тихо можно, -- возразил лейтенант. -- И шепотом ругаться... В общем, так, -- сказал он в завершение разговора. -- Я, конечно, дело начинать не буду. Но мой вам совет: постарайтесь с ней как-нибудь найти общий язык. Ну, не знаю... подружитесь, на чай ее пригласите, что ли... -- С какой это стати? -- возмутился папа. -- Почему мы должны дружить с этой... грубиянкой?! И тут, говорит папа, лейтенант, который до этого вел себя очень серьезно, вдруг улыбнулся и подмигнул. -- Ладно! -- сказал он папе. -- Будет у вас свидетель! Объективный и нелицеприятный! Значит, так!.. ...Мы с мамой немедленно стали приставать к папе, что посоветовал ему лейтенант. Но папа отмалчивался. И мы с мамой решили, что это он нарочно успокаивает нас. Тем более что все оставалось по-прежнему. Но вот однажды... Папа пришел из школы довольно поздно: у них был педсовет. Обычно мы переодеваемся в комнате, чтобы не было лишнего крику. А тут папа повесил пальто в прихожей и даже оставил под вешалкой свой огромный учительский портфель. Алевтина Степановна была на кухне... -- "...Я не знала, что тебе мешала, -- пела она противным голосом, гремя тарелками. -- Мы чужие, обо мне забудь..." Папа вошел в комнату и сказал маме: -- Иди на кухню! -- Ты что? -- удивилась мама. -- Там же... эта... -- Иди! -- потребовал папа. -- Чайник поставь. И даже... -- он задумался, -- и даже картошку начни чистить. А вымой ее под краном. В раковине! -- Ты с ума сошел! -- воскликнула мама. -- Ты знаешь, что будет? -- Знаю! -- весело ответил папа. -- Иди! И постарайся продержаться как можно дольше. Мама пожала плечами и вышла. -- Папа, -- сказала я. -- Как тебе не стыдно! Зачем ты маму посылаешь на заведомый скандал?! -- Т-с-с! -- вместо ответа прошептал папа. -- Слушай! Но слышно было и так. -- Обнаглели! -- орала Алевтина Степановна. -- Хулиганы! Мерзавцы! Придурки интеллигентские! Мало того, что она больных калечит в поликлинике, так и дома от нее покоя нет! А я еще раз в милицию напишу! И муженьку твоему в школу! И в горздрав! Что вы самогонку гоните! А ты с работы спирт носишь! -- Но ведь это неправда, -- послышался усталый мамин голос. -- Зачем вы?.. -- Ну и пусть неправда! -- продолжала орать соседка. -- А зато как тебя потаскают, так узнаешь! Чтобы не лезла на кухню не в свое время! В столовке питайтесь, не подохнете! Я не хочу, чтобы у меня под носом кто-то шастал! Когда я готовлю! -- Это -- коммунальная квартира, -- тихо сказала мама. -- Мы имеем такое же право... -- Что??? -- взревела Алевтина Степановна. -- Я вам покажу право! Я вас всех из города выселю! За моральное разложение! Я еще и в газету напишу, как вы трудящуюся женщину заедаете! Узнаете вы меня! Мама вернулась в комнату. У нее дрожали руки. -- Доволен? -- спросила она папу. -- Ты этого хотел? -- Именно этого! -- радостно сказал папа. -- Теперь все! Доигралась' И он пошел на кухню. Мы с мамой переглянулись: что с нашим папой? Неужели ему стали нравиться скандалы? -- Теперь этот вылез! -- бушевала Алевтина Степановна. -- Сморчок очкастый! Что, жену обидели?! Заступаться пришел? И ничего ты мне не сделаешь! Попробуй только пальцем тронь -- посажу на десять лет! Вот нарочно шишку на лбу набью, а скажу, что ты меня ударил! Хулиганы! На экспертизу пойду! Мерзавцы! Придурки интеллигентские! Сейчас же в милицию позвоню! Мало того, что она больных в поликлинике... -- Ничего не понимаю! -- вдруг сказала мама, прислушавшись. -- Там что, две Алевтины Степановны, что ли? Мы выбежали на кухню и увидели потрясающую картину. Алевтина Степановна с выпученными глазами и раскрытым ртом стояла и молчала. Папа, торжествующе улыбаясь, держал двумя руками свой огромный портфель. А портфель голосом соседки визгливо орал:...И муженьку твоему в школу! И в горздрав! Что вы самогонку гоните, а ты!.. -- Магнитофон! -- догадалась я. -- Ой, как здорово! Папа сунул руку в портфель -- и крик прекратился. - Вот он, свидетель, -- сказал папа. -- Объективный и нелицеприятный! Молодец, лейтенант, здорово придумал! Мама не выдержала и расхохоталась, уж больно смешной был у Алевтины Степановны вид. -- Учтите, -- сурово сказал папа соседке, -- если вы немедленно не прекратите свои безобразные выходки, эта пленка окажется в суде. А статья сто тридцать первая, как мне разъяснил юрист, предусматривает за оскорбления уголовную ответственность. Алевтина Степановна аккуратно положила на стол полотенце, которым она вытирала посуду, и молча пошла к себе в комнату. -- Ура! -- закричала я. -- Да здравствует наша юстиция! Соседка, уже взявшись за ручку двери, оглянулась. -- Радуетесь? -- неожиданно тихо сказала она. -- Ну и правильно... Заела я вашу жизнь, сама понимаю... Не дура... А только я с малых лет по коммуналкам... Бывало, в квартире тридцать человек, а кран один, и плита одна... Тут если за горло не возьмешь, и немытый ходить будешь, и голодный, и со свету тебя сживут... А я еще с дочкой маленькой... Вот и привыкла... Она ушла к себе в комнату, а мы к себе. -- Как-то нехорошо получилось, -- сказала мама. -- Жалко ее... -- Ничего себе! -- возмутилась я. -- Можно подумать: она одна в коммуналке выросла! Наша бабушка тоже всю жизнь в коммуналке прожила -- а разве она такая?! -- Что и говорить, -- вздохнул папа, -- жалко ее, но и себя тоже пожалеть надо... Теперь действительно в нашей квартире мир. Алевтина Степановна оказалась, в общем, неплохой теткой и даже научила маму делать заварной крем. Правда, иногда она все-таки срывается на крик. Тогда папа молча выносит на кухню свой огромный портфель, и Алевтина Степановна первая смеется и, махнув рукой, замолкает. 5 МАРТА Откуда все-таки берутся подобные Алевтины? И что, главное, делать, чтобы их было поменьше? Ясно что -- воспитывать. С детства прививать уважение к людям, умение общаться, и все будет в порядке. Кстати, та продавщица, которая меня обхамила, молодая женщина. Она училась в такой же школе, как и я, смотрела те же фильмы, жила среди тех же людей... Наверняка ее воспитывали, хотя бы в школе... Но если целый день стоять у прилавка, разрываясь на части между сыром, колбасой, вопросами, криками, претензиями; если целый день смотреть на злые, недовольные лица, поневоле озвереешь! А лица, конечно, злые и недовольные -- очередь! А если, предположим, встать около очереди и начать воспитывать: мол, товарищи, не толкайтесь, не ругайтесь, любите друг друга, все люди братья -- что будет? Может быть, даже и не побьют. Но что не подействует такое "воспитание" -- это точно... А что подействует? А подействует, если очереди не будет. Или нет? Да. Безусловно. Тогда продавщица, конечно, улыбнется симпатичному молодому человеку -- это мне, -- посоветует, какой сыр выбрать, какую колбасу... У нее на это будут -- элементарно! -- силы и время. А каково жить в коммуналке? Когда кругом очень многие в отдельных квартирах? А давиться, садясь в автобус? А смотреть, как кто-то получает "дефицит" с черного хода или из-под прилавка? Делаю вывод: для того чтобы изменились люди, надо изменить условия, в которых они живут. Не будет очередей, коммуналок и транспортной давки -- не будет хамства, склок и скандалов. Правильно? Правильно. 27 МАРТА Люди звереют от житья в коммунальных квартирах, потому что это ненормально. А что будет дальше? А дальше -- рано или поздно -- коммунальные квартиры исчезнут. У всех будут отдельные либо -- собственные дома. Да, но те, у кого нет собственного дома, могут озвереть от того, что за стеной их отдельной квартиры кто-то включает музыку, забивает гвозди, смеется, плачет, играет в домино, грохая костяшками о стол... Хорошо -- звукоизоляция. А необходимость сталкиваться с соседями на лестнице? Ожидать занятого кем-то лифта? Вытирать лужи и менять обои из-за того, что кто-то наверху по рассеянности забыл закрыть кран? Значит, мой потомок из двадцать первого века, сочиняющий подобную книгу, может сделать вывод: пока у каждой семьи не будет отдельного дома, хамство не исчезнет? Может!.. Дальше. Предположим -- у всех отдельные дома. Но если мимо моего дома проезжают соседи на автомобилях или пролетают на вертолетах; если соседская собака забежала в мой сад; если рядом в своем саду справляют день рождения под музыку -- можно озвереть? Раз плюнуть. Значит, что же получается -- хамство вечно и бесконечно? Да нет Просто условия условиями, но прежде всего надо быть человеком. В любых условиях. 12. ЗАКОН и самозащита. 20 АПРЕЛЯ Как летит время! Кажется, вчера только я познакомился с прокурором Кирилловым, с ребятами из 6-го "в", начал работать над книгой -- а вот уже апрель! Уже весна/ Ну и дела... 21 АПРЕЛЯ Заходил сегодня к капитану Соколову, он обещал рассказать про криминалистику. Заглянул в кабинет; капитан сидит мрачнее тучи, перед ним лейтенант Ивченко навытяжку стоит, тут же Леша Волков и Андрей Киселев, явно перепуганные!.. Хотел спросить, что случилось, а капитан так посмотрел! По-моему, он меня просто не узнал! Правильно я сделал, что ушел. Не до меня им было. Что же там такое, интересно знать, стряслось? РАССКАЗ УЧЕНИКА 6-го "В" КЛАССА АНДРЕЯ КИСЕЛЕВА -- МАЛЕНЬКОГО МАЛЬЧИКА С БОЛЬШИМ НОСОМ Обычно они появляются около восьми часов вечера, когда с детской площадки уходят последние бабушки с внуками. Расположившись на скамейке, они курят, лениво переговариваются, а иногда начинают визгливо, на весь двор, хохотать. Их трое. Им лет по семнадцать, но выглядят они, как взрослые мужики. Паша-папаша вообще под метр девяносто и весит за центнер. Валера поменьше, но тоже здоровенный. А главный у них -- Шурик. Он не такой слон, как Паша, но зато уже два года занимается каратэ по какой-то книжке. Иногда, встав со скамейки, он бьет ногами выше головы, а его ладони со свистом рассекают воздух. По вечерам они сидят на скамейке и развлекаются. -- Дядя! -- кричит Валера прохожему, повизгивая от смеха. -- А ну подойди! Прохожий подходит, останавливается. -- Куришь? -- спрашивает его Валера. -- А твое какое дело? возмущается тот. -- Чего грубишь? сквозь зубы цедит Паша. -- Напрашиваешься? -- Не пугай, -- усмехается прохожий. -- Видали мы таких! Думаешь, управы на вас нет? И тут он натыкается на спокойный, изучающий взгляд Шурика. Этот взгляд -- как подножка. -- Садитесь, -- тихо говорит Шурик. -- Отдохните. Вы не ответили на вопрос: курите вы или нет? -- Ну... курю. -- А вы знаете, что курение вредит вашему здоровью? -- спрашивает Шурик. -- Ну-ка, достаньте сигареты. -- А ну доставай! -- шипит здоровенный Паша. -- Кому сказано?! -- Тихо, тихо, -- останавливает его Шурик. -- Товарищ достанет. Прохожий достает сигареты. -- Прочитайте, что написано на пачке, - просит Шурик. -- Ну... это и написано... Прохожий вытирает пот со лба. -- "Минздрав СССР предупреждает..." -- Громче! -- велит Шурик. -- "Минздрав СССР предупреждает..." -- У вас что, голоса нет? -- удивляется Шурик. -- Я же сказал, громче! Валера уже давно чуть не катается от хохота. -- Курение, -- на весь двор кричит прохожий, -- вредит вашему здоровью! -- Вот это другое дело, -- одобрительно говорит Шурик. -- У нас, знаете ли, много молодежи во дворе, ребятишек... Пусть все знают, что курить вредно... Возьми, Паша, у товарища сигареты. Он больше не будет курить. Не будете, правда? -- Чего вам надо? -- мужчина вскакивает со скамейки. -- Бить будете? Ну, бейте!.. Сопляки! -- А ведь мы вас не обзывали, -- говорит Шурик. -- Мы вам добра хотим. Идите, товарищ. Спокойно идите домой. Вас никто не тронет. -- Погоди. За такие слова... -- приподымается Паша-папаша. Шурик неодобрительно смотрит на него, и Паша садится. Прохожий, оглядываясь, спешит прочь, а Валера лениво свистит ему вслед. Вот так они проводят время. Шофер дядя Петя -- он живет напротив нас -- не выдержал как-то, крикнул из окна: Эй вы, паразиты! Хватит над людьми издеваться! А ночью мы проснулись от звона разбитого стекла. Все три окна дяди Петиной квартиры оказались выбитыми. Хулиганы! -- кричал дядя Петя в темноту. -- В милицию заявлю! Ответите! Он и действительно заявил в милицию. Приходил участковый, осматривал двор, вызывал, говорят, к себе всех троих, но доказать ничего не удалось: ночь, свидетелей нет, а они, конечно, все отрицали, возмущались даже. ...Я хожу мимо них три раза в неделю, когда возвращаюсь из музыкальной школы. Изо всех сил стараюсь не бежать и не бегу, но шаг ускоряю и с этим ничего не могу поделать. "Иди-ка сюда, мальчик", -- мерещится мне тихий голос Шурика, и от этого меня начинает колотить. Я боюсь даже не за себя, а за маму. Она не может выйти встретить меня, потому что нельзя оставить маленького Гришу, моего братика -- ему восемь месяцев, -- но она смотрит на меня и на них из окна, и я просто не представляю, что с ней будет, если они меня позовут. -- Иди-ка сюда, мальчик, -- раздался однажды тихий голос Шурика за моей спиной. Я подошел, чувствуя, как что-то остановилось у меня внутри. -- Музыкой занимаешься? -- ласково спросил Шурик, взглянув на папку с нотами. Я кивнул. -- А на чем играешь? -- На рояле, -- сказал я. -- Вот какой молодец! -- похвалил меня Шурик. -- Трудно небось? Я кивнул. -- Еще бы! -- понимающе улыбнулся Шурик. -- Это не на гитаре брякать. Ноты знаешь? -- Знаю, -- сказал я и подумал: "Вовсе не такие они и страшные. Интересуются..." - Ну, а что сейчас учишь? -- спросил Шурик. "Времена года" Чайковского. Поняли? -- посмотрел Шурик на своих. -- А ты, дубина, -- это он Паше, -- небось и не знаешь, какое сейчас время года? -- Осень! -- гоготнул Валера. -- Осень... -- задумчиво повторил Шурик, протянул руку, снял с моей головы кепку и аккуратно почистил ею свой ботинок. - Прекратите! Хулиганы! Как вам не стыдно?! Ко мне бежала мама -- она все-таки оставила Гришу одного. Но Шурик, не взглянув на нее, так же аккуратно почистил моей кепкой свой второй ботинок. А что вы здесь стоите? -- удивился он. -- А-а, вы кепку ждете. Пожалуйста. И он, привстав, натянул мне на голову мокрую, грязную кепку. - Как вы можете?! -- заплакала мама. -- Как вы можете? Я не знаю, что со мной сделалось, но я сжал кулаки и кинулся на Шурика. И тут же согнулся от страшной боли в животе, -- это Шурик выставил мне навстречу только что начищенный ботинок. -- Что за дети пошли! -- вздохнул Шурик. -- Такой маленький, а уже на людей кидается. А ведь небось пионер... Идите, мамаша! -- сказал он маме. -- Не утомляйте. А сына надо лучше воспитывать. Музыке учится, а вести себя не умеет! Идите. Когда мы пришли домой, я заплакал. Не от боли. От бессилия. -- Ты молодец! -- повторяла мне мама. -- Ты молодец! Ты их не испугался. Ты пытался защитить свою маму. Только я тебя умоляю, -- она схватила меня за руки, -- ничего не рассказывай папе, когда он вернется. Слышишь? Ни единого слова!.. Папа у нас уже полгода в плавании, он торговый моряк, радист на теплоходе. -- Он, конечно, захочет вмешаться, -- шептала мама, пойдет к ним, это может кончиться чем угодно... -- Тут заплакал Гриша, и мама убежала его успокаивать. ...Я не мог заснуть до полуночи, все думал: "Неужели ничего нельзя с ними сделать? Неужели они так и будут надо всеми издеваться? Ведь дядя Петя пытался их остановить, даже в милицию ходил..." Он потом рассказывал маме, что сказал участковый. "Пожалуйста, -- говорит, -- я их мигом за хулиганство привлеку. Только свидетели нужны". Но никто из нашего двора идти в свидетели не захотел. Боятся, что ли, или связываться не хотят? Я прочел много разных книг, посмотрел много фильмов и в кино, и по телевизору. И в книгах, и в фильмах всегда кто-нибудь приходит на помощь. Летит в развевающейся бурке на выручку своему отряду Чапаев, впереди, на лихом коне!.. А на толстом ишаке трусит веселый Ходжа Насреддин -- он один, безоружный, вступает в бой с падишахами и эмирами!.. Грозно сверкают шпаги мушкетеров, звенят стрелы Робина Гуда, без промаха бьет длинный карабин Натти-Зверобоя! В самый последний час, когда и надеяться уже не на что, стоит только позвать: "На помощь, друг!" -- и в воздух поднимутся самолеты, вспенят волну корабли, под грохот барабанов пойдут в атаку полки с развевающимися знаменами, и враг будет раздавлен, смят, уничтожен!.. Так -- в книгах. Так -- в кино. А в жизни, выходит, совсем не так!.. И назавтра, сидя на уроках, я все продолжал думать обо всем этом -- Ты что такой пришибленный? -- спросил меня мой друг Лешка Волков, с которым мы все шесть лет сидим за одним столом -- Заболел? -- Слушай, Лешка, -- неожиданно для самого себя попросил я, -- запиши меня в дзюдо, а? Или куда ты там ходишь? Лешка за последнее время здорово изменился. Раньше он был просто толстым, а теперь стал еще и надутым, как индюк Шутка сказать -- дзюдоист! - Тебе нельзя в дзюдо, -- авторитетно заявил Лешка -- Ты же пианист! А у нас, в борьбе, всякое бывает. Палец вывихнешь -- и привет роялю... А что случилось-то? Выслушав меня, Лешка задумался и вроде даже слегка похудел. -- Вот гады! -- несколько раз повторил он. -- Вот гады! -- Потом еще подумал и вдруг решительно сказал: -- Где зал борьбы, знаешь? -- Ну, знаю, -- сказал я. -- В спорткомплексе. -- К шести часам подходи туда. -- Так мне же нельзя! -- удивился я. -- Ты сам сказал. -- Да не заниматься. Посоветуемся. Обязательно приходи, слышишь? ...В борцовской раздевалке, распахнув кимоно и тяжело дыша, сидел на длинной скамейке Лешкин тренер лейтенант Ивченко. Видимо, у него только что кончилась тренировка. -- Друга, что ли, заниматься привел? Так это не сегодня надо... -- Мы посоветоваться, Владимир Петрович, -- сказал Лешка. -- Давай, Андрей, рассказывай... Пока я рассказывал, лейтенант успел отдышаться и начал прогуливаться по раздевалке. -- Мама, говоришь, плачет, а ты с кулаками бросаешься? И сколько их, ты говоришь? -- Трое. -- Маловато, -- вздохнул Ивченко. -- Ну ладно... А оружие, случайно, никто из них не носит? Нож, например? -- У Шурика есть нож! -- вспомнил я. -- Но он никогда его не применяет, -- добавил я поспешно, чтобы все было по-честному. -- Так только... ребятам своим показывает. Из окна видно... -- Если носит, значит, рано или поздно применит. Лучше не дожидаться. Где живешь? Я назвал адрес. -- Идите, ребята, -- сказал лейтенант. -- Я все понял. Часов в восемь, думаю, навещу ваш двор... ...В полвосьмого мы с Лешкой сели в нашей кухне у окна, погасили свет, чтобы лучше было видно, и стали смотреть. Появились они -- все трое. Сели на скамейку. Закурили. Валера забренчал на гитаре. Шурик с Пашей о чем-то лениво заспорили. И тут во дворе появился наш лейтенант в штатском. Был он не один. Рядом с ним шла худенькая светловолосая девушка с сумочкой через плечо. -- Это -- Нина Александрова, невеста его, -- пояснил Лешка моей маме. -- Журналистка... Тетя Таня, можно мы окно откроем? А то ничего не слышно. -- Ты, Ниночка, вот тут постой, -- раздался снизу голос Ивченко, -- а и быстренько... -- Сеанс двадцать один сорок, -- строго сказала Нина. -- Учти! -- И она осталась стоять возле нашей парадной. Ивченко подошел к площадке, внимательно огляделся, прошелся взад-вперед мимо них, сел на ближайшую скамейку и развернул газету. Они переглянулись. -- Эй, друг! -- крикнул Валера. -- Чего читаешь? -- Газету, -- ответил Ивченко. -- Ну и как, интересно? -- гоготнул Валера. -- Интересно, -- кивнул лейтенант. -- Что же вы, товарищ, -- негромко сказал Шурик, -- сами читаете, а другим, значит, не надо? Ну-ка почитайте вслух! -- Не могу, ребята, -- вежливо ответил Ивченко. -- Голоса нет. Простудился. -- Голоса нет! -- засмеялся Валера. -- Так сейчас будет голос! Сейчас вылечим! А ну, иди сюда! Ивченко встал, сунул газету в карман и подошел к ним -- Зачем же он... так близко! -- заволновалась мама. -- Ничего, тетя Таня. Так задумано, -- авторитетно заявил Лешка. -- Сейчас кинет кого-нибудь... -- Будешь читать? -- рявкнул Паша-папаша. -- Да нет, не буду, -- подумав, сказал Ивченко. -- Темновато. Паша-папаша встал со скамейки, не спеша подошел к лейтенанту и сгреб своей огромной лапищей плащ у него на груди. Напротив нас с треском распахнулось окно. -- Опять к людям пристаете! -- раздался голос дяди Пети. -- Ну подождите, голубчики! -- Не лезь! -- закричала на дядю Петю его жена тетя Валя. -- Твое какое дело? Окно захлопнулось. -- Будешь читать? -- еще раз спросил Паша. Лейтенант помотал головой: -- Нет. -- Смотрите, смотрите, -- в азарте зашептал Лешка. -- Сейчас ка-ак кинет! Паша рванул лейтенанта на себя, наотмашь ударил по лицу и резко оттолкнул. Ивченко, с трудом устояв на ногах, зашатался и медленно провел по лицу ладонью: кровь была и на разбитой губе, и на светлом плаще лейтенанта. -- Чего это он? -- удивился Лешка. -- Такой простой удар поймать не мог? Дяди Петино окно опять распахнулось. -- Втроем