до единого! И вы еще смеете называть себя солдатами! Вы - уланы майора Колвилла, достойные помощники этого золотопогонного убийцы! Сраженные жестокой, но вполне заслуженной отповедью Жана, и к тому же весьма неважно чувствовавшие себя под дулами двух карабинов, все три улана беспреко-словно сдали оружие. Сорви-голова овладел собой и снова обратился к ним более спокойным тоном: - Чего, собственно, вам было от нас нужно и кто вас послал в погоню? Ведь в английском лагере мы сошли за пастушек. - Дело в том,-ответил один из улан,-что после вашего ухода к водохранилищу прибыл майор Колвилл. Он увидел на своем объявлении подпись капитана Сорви-голова. У него возникли подозрения. Он приказал нагнать вас и во что бы то ни стало доставить к нему. - Значит, только для того, чтобы поймать каких-то жалких пастушек, он рискнул целым взводом? - Выходит, так, - подтвердил улан. - Что ж! Если Колвиллу так нужны три пастушки, я, пожалуй, отправлю их к нему. При этих словах лукавая улыбка озарила лицо капитана Сорви-голова. - Разденьтесь!-приказал он улану.-Снимите с себя доломан, брюки, сапоги. - Но, мистер Брейк-нек... - Без возражений! А то сами видите-сестрица Наати уже косо поглядывает на вас и играет собачкой своего карабина. Поспешите же... Вы рискуете жизнью. В мгновение ока солдат сбросил с себя военную форму, а Сорви-голова столь же быстро освободился от одежды сестрицы Бетие. - Теперь, - с насмешливой серьезностью продолжал Сорви-голова, - получайте мою одежду в обмен на ва-шу. Поворачивайтесь, поворачивайтесь!.. Натяните корсет... Влезайте в юбку.. Да не забудьте чепчик, эту существенную принадлежность женского наряда. В полном отчаянии, подавленный смешной и жалкой ролью, которую заставил его играть неумолимый победитель, улан угрюмо повиновался, а Сорви-голова облачился тем временем в военную форму цвета хаки. - Отлично! Если бы не усы, вы вполне сошли бы за кузину Бетие. Не угодно ли вам для такого случая срезать их?. А теперь подержите лошадей, да смотрите - без предательства... Эй, номер два! Ваша очередь! Снимайте форму... А ты, Фанфан, отдай этому джентльмену свои тряпки. Номер второй заколебался было, но Сорви-голова навел на упрямца карабин и холодно произнес: - Считаю до трех. Если при счете "три" вы не будете раздеты, я всажу вам пулю в лоб. Раз... два... Отлично! Вы чудесно поняли меня. И этот улан разделся в мгновение ока. - Теперь твоя очередь, Фанфан, - продолжал, улыбаясь, Сорви-голова. Второй улан был высокого роста и плотного телосложения, Фанфан же тощ, как скелет, а ростом - от горшка два вершка. Доломан улана почти прикрыл его ляжки, а брюки пришлось подтянуть до самых подмышек, и все же они волочились по земле. Сорви-голова залился гомерическим хохотом; даже на губах серьезного Поля появилось что-то вроде улыбки - до того потешно выглядел парижанин. Но Фанфан не растерялся. Засучив рукава и подвернув края брюк, он иронически, с комизмом подлинного Гавроша разглядывал свой наряд. А злосчастный улан, невообразимо смешной в слишком коротком и узком женском платье, походил на одну из тех жалких марионеток, которых сваливают ударом мяча на деревенских ярмарках. Третий улан сам догадался, что самое лучшее для него- как можно скорее покончить с переодеванием. Обмен одежды с Полем произошел без инцидентов, и в две минуты все было закончено. Сорви-голова снова стал серьезным. - Вы свободны! - властно, с достоинством сказал он уланам. - Садитесь на коней и возвращайтесь в лагерь. Поклонитесь от меня майору Колвиллу и скажите ему, что вместо пастушек я посылаю ему их тряпье. Ничего большего на этот раз, к сожалению, сделать для него не могу. Взбешенные, подавленные стыдом и совсем одуревшие от всего пережитого, уланы вскочили на коней и, путаясь в юбках, из-под которых свешивались их босые ноги, во всю прыть помчались к лагерю. А Сорви-голова, Фанфан и Поль, вскинув за плечи карабины, вернулись на ферму. ГЛАВА 3 Старые друзья. - Саперы роты Молокососов. - Наполеон - Неосторожность - Окружены! - Парламентер - "Капитулируйте!" - Гордый ответ. - Под артиллерийским обстрелом - Пролом - Сорви-голова покупает стадо - Прихоть, которая обходится в тридцать тысяч флоринов - О том зачем понадобилась эта покупка - Необыкновенные приготовления. - Куда пойдут коровы? - Томительное ожидание. Там их ожидал приятный сюрприз. Во дворе фермы они увидели восемь оседланных, снаряженных по-военному лошадей, с наслаждением жевавших початки кукурузы То были бурские пони. А когда три друга вошли в парадную комнату, их встретили радостным "ура". Из-за стола встали восемь человек. Двое из них, обладатели длинных бород, протянули руки и воскликнули: - Сорви-голова! Дружище! Принимайте первых волонтеров нового эскадрона Молокососов! - Доктор Тромп! Переводчик Папаша!.. Рад вас видеть! Но что же это за Молокососы с бородищами, широкими, как лопаты? - Они вполне могут быть саперами, - вмешался Фанфан. - Браво! Молодец, парижанин! - воскликнул доктор. - Да, - продолжал он, - в госпитале я почувствовал, что старею. Дайте мне боевое дело. Поражать одной рукой и исцелять другой - вот мое призвание! Папаша с набитым едою ртом перебил его: - Приказ генерала Бота был объявлен нам третьего дня, и вот мы уже тут, а с нами и Жан Пьер, и Карел, и Элиас, и Гюго, и Иохем, и Финьоле, бежавший с понто-нов, а скоро прибудут и остальные. Сорви-голова, сияя, пожимал протянутые к нему со всех сторон руки: - Ого! Да нас уже и так одиннадцать человек! Ну и крепко же мы ударим теперь по англичанам! - Смерть врагу! - Да. И особенно смерть уланам! - воскликнул Сорви-голова. - С этого дня мы объявляем им беспощадную и непрестанную войну - войну на уничтожение. Как я их ненавижу! - И тем не менее носите их форму. - Так же, как Поль и Фанфан. - О, я не очень-то задираю от этого нос! - рассмеялся парижанин. - Вы только взгляните на меня: хорош на-рядик, а? Что за чучело, друзья мои! Видали вы когда-нибудь такого урода? - Но каким чудом попали к вам эти мундиры? - Уморительная история! Сейчас расскажу... Можно, хозяин? - Валяй, только покороче. Все равно поесть надо: от тартинок сестрицы Бетие давно уж и след простыл. По-жуем - и в путь! Фанфан с жаром рассказал об их смелом налете на во-дохранилище Таба-Нгу, об их отступлении и переодевании улан. Нетрудно догадаться, какой успех имел его рассказ. Потом Молокососы плотно закусили, запивая еду кафрским пивом. Принесли также две бутылки старого капского вина, и все чокнулись за успех кампании и за "дядю Поля", почтенного президента Трансвааля. Это имя вызвало взрыв энтузиазма. - Да здравствует дядя Поль!.. Да здравствует бурский Наполеон! - орал Фанфан, пьянея от собственных слов. Наполеон! Сравнение это прозвучало слишком высокопарно, почти фантастично, так что даже сам парижанин почувствовал необходимость объясниться хотя бы перед теми из гостей, которые понимали по-французски: - Да, Наполеон! Я не отказываюсь от своих слов. Доказательство? Пожалуйста! У Наполеона была единственная в своем роде треуголка, а у дяди Поля - цилиндр, подобного которому не сыщешь на всем белом свете. Надо быть гением, чтобы решиться носить такую шляпу... И еще доказательство: Наполеон смертельно ненавидел англичан, которым его треуголка внушала ужас, и дядя Поль так же ненавидит их, а его колпак тоже повергает их в дикий ужас. Что, здорово мы расщелкали англичанишек?.. Будут помнить Молокососов! - сам захлебываясь от восторга, закончил Фанфан свой рассказ, вызвавший бурное одобрение слушателей. Но тут в залу вихрем ворвалась сестрица Гриэт - настоящая - и одним словом прервала бурную овацию: - Уланы! Бог мой! О них совсем позабыли. А много их? Наверно, какой-нибудь сторожевой патруль... Сейчас Молокососы хорошенько их проучат. Сорви-голова стремительно вышел, взобрался на гребень стены и взглянул на равнину. Черт возьми, дело серьезное! Улан было больше сотни. Они мчались развернутым строем, обходя ферму, чтобы отрезать ее от Таба-Нгу. Бежать было поздно. Молокососы попали в окружение. И Сорви-голова, вернувшись, скомандовал: - К оружию! Молокососы тотчас же повскакивали с мест, разобрали карабины и, выбежав во двор, закрыли тяжелые ворота, подперев их для верности трехдюймовыми досками. Впрочем, бурские фермы благодаря своим высоким и толстым стенам вообще представляли собой настоящие маленькие крепости, в которых жители могли отражать неожиданные налеты врага. Уланы быстро приближались, со всех сторон обходя ферму. За ними показались другие кавалеристы, вероятно, драгуны; издали они выглядели совсем крошечными, точ-но оловянные солдатики. - Уж не думают ли эти джентльмены почтить нас осадой? - сказал доктор Тромп, заряжая маузер. - Я должен был расставить часовых! - сокрушался Сорви-голова. - Такая ошибка непростительна для командира разведчиков. А впрочем, не все ли равно, где сражаться - здесь или в поле... Главное - драться. К тому же нас целых одиннадцать человек, - продолжал успокаивать себя Сорви-голова, - и мы, хотя и Молокососы, не дадим перерезать себя, как цыплят. Сорви-голова не знал колебаний, и его самообладание в подобных обстоятельствах было прямо-таки непостижимым. - Сколько у вас патронов. Папаша? - спросил он. - Около двухсот на человека. - Отлично! А у нашей тройки - по двести пятьдесят. В общем тысяча девятьсот патронов. И, уж конечно, мы не станем стрелять ими по воробьям. Уланы все приближались. Сорви-голова умело выбрал позиции для десяти бойцов, составлявших гарнизон маленькой крепости, а сам решил остаться в резерве, чтобы иметь возможность поспеть на помощь каждому ослабленному или подвергающемуся угрозе посту. Все меры защиты были приняты. Беготня прекратилась, Наступила мертвая тишина. Издалека донесся пронзительный звук рожка. В сопровождении трубача к ферме приближался улан с белым платком на острие пики. - Парламентер, - сказал Сорви-голова, потирая от удовольствия руки. - И, конечно, с требованием капитуляции. Ну ничего, мы устроим ему достойный прием! Узнают, с кем имеют дело. Вместе с Фанфаном, украсившим свой штык белой салфеткой сестрицы Бетие настоящей, Сорви-голова поднялся на гребень стены. - Жаль, нет у меня дудочки, - пошутил Фанфан, - не то сыграл бы я им песенку! - Лейтенант Фанфан, смирно! - с насмешливой торжественностью скомандовал Сорви-голова. Английский парламентер, осадив коня в пятнадцати шагах от фермы, закричал зычным голосом: - По приказу его милости майора Колвилла я тре-бую от обитателей этой фермы открыть ворота и безоговорочно выдать человека, именуемого капитаном Сорвиголова. В случае неповиновения дом будет взят штурмом и сожжен, а жители его будут судимы со всей строгостью законов военного времени. Ответ не заставил себя долго ждать: - Я, капитан Сорви-голова, взорвавший водохранилище Таба-Нгу, оценивший всего в пенни голову человека, именуемого Колвиллом, и уничтоживший взвод улан, по-сланный в погоню за мною, предлагаю вам немедленно убраться отсюда! В противном случае я буду стрелять. Парламентер должен быть вежлив, а вы невоспитанный грубиян. Что же касается Колвилла, то я приговорил его к смертной казни, и потому его слова не имеют для меня ровно никакого значения. Видимо смущенный, парламентер отвечал более мягким тоном: - Должен предупредить, что нас пятьсот человек и мы в случае сопротивления пленных брать не будем. - Пятьсот человек - это не так уж много. А пленных у вас не будет хотя бы по той простой причине; что вам не удастся их взять. - Это ваше последнее слово? - Yes, sir!* Убедившись, что настаивать бесполезно, парламентер повернул коня и ускакал в сопровождении трубача. Прошло четверть часа. Англичане были еще далеко, но кольцо осады постепенно сужалось. Они приближались очень осторожно и не решались идти напролом, не зная, сколько буров на ферме. А один уланский взвод из двенадцати человек застыл неподвижно примерно в полутора тысячах метров от фермы. Непростительное легкомыслие! Сорви-голова, желая показать осаждавшим, на что способны Молокососы, не мог противостоять желанию послать им приветственный залп. Он подозвал к себе самых метких стрелков, то-есть всех буров, кроме "Фанфана, Финьоле и Жана Пьера, и, указывая им на группу улан, сказал: - Положите ружья на стену, цельтесь хорошенько и стреляйте по моей команде. Напрасная и безрассудная попытка, скажут иные. Действительно, мишень была настолько далека, что контуры людей расплывались, а цвет хаки делал их почти неви-димыми. Но ведь буры - лучшие в мире стрелки, а маузер - замечательное оружие. Это ружье весом в четыре килограмма имеет в длину, не считая штыка, 1,23 метра. Калибр его 7 миллиметров, В его патроне 2,5 грамма бездымного пороха, а пуля из твердого свинца в рубашке из никелированной стали весит 11,2 грамма. Первоначальная скорость полета его пули достигает внушительной цифры в 728 метров в секунду, тогда как скорость пули английского ли-метфорда не превышает 610 метров. Пуля маузера смертельна даже на расстоянии 4000 метров, между тем как ли-метфорды бьют всего на 3200 метров. Наконец, траектория полета пули маузера более отлогая, чем английская, что позволяет попадать в цель с невероятно большой дистанции. Следовательно, при наличии таких метких стрелков, как десять Молокососов, взвод английских улан не должен был чувствовать себя в безопасности. - Огонь! - вполголоса скомандовал Сорви-голова. И вот один за другим, почти единым протяжным звуком прогремели шесть выстрелов. Еще секунда - и группа улан пришла в полное замешательство. Выбитые из седла всадники кувырком полетели наземь, в то время как их испуганные кони понеслись по полю. Несмотря на солидное расстояние, ни одна пуля не пропала даром. И кто знает, не сразила ли какая-нибудь из них сразу нескольких жертв? Маузер - чудесное и страшное оружие. На такой большой дистанции все это выглядело, правда, не так уж драматично. Создавалось впечатление, будто ребенок бросил горстку шариков в кучку оловянных солдатиков. Выстрелы сделали англичан более осторожными. Они мгновенно разделились на мелкие группы, чтобы не представлять столь легкую мишень для пуль, Впрочем, и Молокососы, чувствуя, что в них со всех сторон целятся, как улитки, попрятали головы. Сложилась вполне ясная стратегическая обстановка: пятьсот англичан против одиннадцати Молокососов, обложенных на ферме, будто крысы в норе. В малом масштабе повторилась картина окружения армии Кронье при Воль-верскраале, с тою, однако, разницей, что Молокососы, не связанные обозом, сохранили подвижность, да и кольцо окружения на этот раз не было таким плотным. Впрочем, любая попытка пробиться сквозь ряды англичан заранее была обречена на неудачу. Что же думает делать противник? Он, разумеется, не станет тратить времени на осаду, которая задержала бы его на несколько дней, а предпримет нападение, попытается сделать брешь в стене и штурмом овладеть фермой. И этой атаке должны противостоять всего одиннадцать человек. Было около пяти часов пополудни. Очевидно Колвилл, желая избежать лишних жертв, предпочитал ночную атаку. Сорви-голова предвидел это, и хотя положение на первый взгляд казалось безнадежным, он не терял присутствия духа. О хорошем настроении говорила улыбка, светившаяся на его красивом юношеском лице. - О, мы еще повоюем! - сказал он Папаше, который с невозмутимым спокойствием философа курил свою трубку. С поля донесся вой летящего снаряда, усиливавшийся по мере его приближения. В ста метрах от фермы раздался глухой взрыв. - Недолет! - крикнул Фанфан при виде взметенных снарядом земли и камней. Снова выстрел. На этот раз снаряд, пролетев над самыми стенами, взорвался в двухстах метрах позади фермы. - Перелет! - с важным видом знатока крикнул Фанфан. Третий выстрел. Бум!.. Теперь уже не до смеха. Орудия англичан наведены с математической точностью. Снаряд угодил в самый гребень стены и вспорол около кубического метра каменной кладки. Люди на ферме вели себя с поразительным спокойствием Женщины и девушки, давно уже свыкшиеся с превратностями и ужасами войны, проявляли замечательное мужество. Пройдет несколько часов, и старинное жилище их предков будет захвачено врагом, разграблено, сравнено с землей, а сами они будут искалечены, быть может, даже убиты. Те же, кто останется в живых, лишатся крова, потеряют все свое имущество, будут обречены на нищенское существование. Но нигде не слышно ни жалоб, ни единого слова отчаяния. Никаких проявлений страха! Хозяйка собрала в столовой своих дочерей и кафрских служанок. Все они, окружив большой стол, стояли как на вечерней молитве. А мать, заменив ушедшего на войну отца, открыла старинную библию и торжественно читала ее вслух. Время от времени весь дом сотрясался от выстрелов. Взрыв заглушал слова матери, но голос ее ни разу не дрогнул. Снаряды непрестанно долбили по одному и тому же месту, намеченному врагом для бреши. Стена осыпалась, обваливалась, рушилась. Скоро пролом будет достаточно широк, и англичане смогут ворваться через него во двор фермы. Чем же занимались в это время Молокососы? Они наблюдали за неприятелем и время от времени забавлялись тем, что подстреливали какого-нибудь неосторожного вражеского пехотинца или кавалериста. Да, они забавлялись. Мы не преувеличиваем, ибо мир еще не видывал столь невозмутимых осажденных, так мало озабоченных происходившим, так равнодушно, по крайней мере внешне, относившихся к страшной беде, которая надвигалась на них. Молокососы безгранично доверяли своему юному командиру, непоколебимая бодрость которого передалась всему маленькому гарнизону осажденной фермы. Сорви-голова сказал Молокососам: - Я все беру на себя! Мы пройдем, не оставив за со-бой отстающих; майор Колвилл надолго запомнит встречу с нами. Сам Сорви-голова с помощью Фанфана занялся какой-то таинственной возней в отдаленном строении фермы. Остальные защитники затеяли по приказу Жана пе-рестрелку, чтобы отвлечь внимание осаждавших и внушить им преувеличенное представление о численном составе гарнизона фермы. Покончив со своей загадочной работой, Сорви-голова отослал Фанфана к защитникам, а сам попросил Папашу пройти с ним к тетке Поля Поттера. Участие переводчика в переговорах с ней было необходимо, так как эта добрая женщина ни слова не понимала по-французски. Жан почтительно поклонился ей и как человек, которому дорого время, без всяких предисловий приступил к деловому разговору: - У вас полтораста голов скота - коров и телок. Хотите продать их мне? - Но, дорогой мой мальчик, англичане все равно заберут их и сожрут. Если коровы могут вам на что-нибудь пригодиться, возьмите их даром. - Во сколько цените вы каждую корову? - По меньшей мере, флоринов в двести... Но зачем говорить о цене, когда... - Двести флоринов, помноженные на сто пятьдесят, составят тридцать тысяч флоринов. Да, так - ровно тридцать тысяч. А теперь будьте любезны вернуть мне кни-жечку, которую я отдал вам на хранение, перед тем как отправиться к водохранилищу в наряде сестрицы Бетие... Благодарю вас, милая тетя! - сказал он, получив свою чековую книжку. Он открыл ее, набросал на чеке несколько слов, потом оторвал листок и передал хозяйке: - Вот чек на тридцать тысяч флоринов. Вы можете предъявить его банку Претории или банку Лоренцо-Мар-кеса. В любом из них вам выплатят указанную здесь сумму. Это плата за стадо, которое принадлежит теперь мне. - Но ведь я хочу подарить его вам! - Хорошо, хорошо... Благодарю вас, до свидания! Я спешу. А бумажку вы все-таки припрячьте. К этому времени снаряды снесли уже огромный участок стены. Образовалась пригодная для атаки брешь. Близился закат. Через час будет совсем темно, а у англичан не видно никаких приготовлений к штурму. Сорви-голова не ошибся. Колвилл думал, что на ферме не менее сотни Молокососов. Желая избежать слишком больших потерь, он решил идти на приступ под покровом ночи. Сорви-голова между тем не принимал никаких, даже самых элементарных, мер для отражения атаки. А ведь он, несмотря на свою юность, был опытным командиром. Напротив! Можно было подумать, что он бесконечно радовался бреши, пробитой в стене снарядами англичан. Если бы не беспрерывный обстрел из пушек, он, пожа-луй, отдал бы даже приказ очистить пролом изнутри и снаружи от щебня и камней. Фанфан, ровно ничего не понимавший во всем этом, пришел в изумление, услышав, как Сорви-голова бормочет: - Если они пройдут здесь без колебания, их уже ничто не остановит, и они помчатся... - Кто "они"? - спросил Фанфан. - Скоро увидишь, - ответил Сорви-голова, с лукавой улыбкой потирая руки. Солнце зашло. Сумерки быстро сгущались. - В нашем распоряжении еще час, - сказал Сорвиголова - За дело! Он велел Молокососам нарезать веток с колючих деревьев, окружавших двор (буры окрестили эти деревья именем "подожди немного", ботаники называют их acacia detinens), а сам попросил старую мать семейства и многочисленное племя двоюродных сестер Поля пройти с ним в то самое отдаленное строеньице, где он недавно работал с Фанфаном, Там на столе в симметричном порядке были разложены двести динамитных патронов, снабженных фитилями разной длины. Сопровождавший их Папаша изумился при виде такого количества этого чудовищной силы взрывчатого вещества. - Генерал Бота прислал эти патроны для уничтожения водохранилища. Мы израсходовали тогда всего двенадцать штук. А теперь пустим в ход остальные. Объясните им, пожалуйста, Папаша, что такое динамит. - Да тут даже малые ребята знакомы с динамитом и умеют с ним обращаться, - ответил Папаша-переводчик. - Отлично! Пусть женщины привяжут покрепче толстым шпагатом по патрону к одному из рогов каждой коровы. Крепко и быстро. У самого основания рогов. И, главное, побыстрей. Понял? Коровы знают своих хозяек и будут спокойно стоять во время этой операции. Папаша раскусил наконец замысел командира. Широкая, во весь рот, улыбка озарила его лицо. В английском лагере по-прежнему царила мертвая тишина. Неприятель продвигался вперед медленно и методично, массированными частями. Артиллерия замолчала. Прекратилась и ружейная пальба. Колвилл намеревался взять Молокососов живьем и опасался, как бы шальная пуля не уложила кого-нибудь из них. Женщины с непостижимым мужеством и такой же быстротой принялись за свою страшную работу. Коровы доверчиво позволяли производить над собой операцию, грозившую им неминуемой гибелью. Прошло около получаса. - Кончили наконец? - беспокоился Сорви-голова. Ночь лишила его обычного спокойствия, и время тянулось теперь для него слишком медленно. Принесли фонари. В помещении стало светло. - Скорей! Скорей!.. Прошло еще с четверть часа. Враг приближался. Уже ясно слышалась ритмичная поступь солдат. Доносилось даже бряцание оружия. - Поджигайте фитили! Живей! Все сюда!.. Тащите из камина головешки!.. Мужчины и женщины бросились в столовую, схватили. горящие поленья и стали поджигать фитили. Испуганные коровы тревожно мычали. Хозяйки успокаивали их ласковым, хорошо им знакомым тремоло и пощелкиванием языка. Смелые женщины бесстрашно сновали с горящими головешками среди разгоравшихся с треском фитилей и бикфордовых шнуров. А ведь достаточно было догореть одному из этих шнуров, чтобы все погибли. По просьбе Папаши старая мать семейства открыла загон. А Молокососы и двоюродные сестры Поля привязывали в это время к хвостам попадавшихся им под руку коров ветки с дерева "подожди немного": при первом же ударе хвостом колючки, впившись в тело животных, приведут их в бешенство и погонят неистовым галопом. Англичане подошли уже совсем близко к ферме и сомкнули ряды. Передовые цепи передвигались ползком, все еще не решаясь подняться в атаку. Тишина, прерываемая лишь мычаньем коров, пугала их гораздо больше ружейного огня. - Forward! - раздался вдруг в темноте голос, пронзительный, как звук рожка. Это сигнал к атаке. - Гоните стадо в пролом! - скомандовал Сорви-голова. Если коровы направятся в брешь, английское войско будет истреблено. Если же они заупрямятся и бешенство, которое уже начинает овладевать ими, погонит их по территории фермы, - все здесь будет уничтожено: строения, люди, стадо. Взорвется сорок фунтов динамита! Где это произойдет? Невыразимая тревога охватила людей... ГЛАВА 4 Когда в дело вмешиваются женщины.-Героическое самопожертвование матери и дочерей. - Взрывы. - Победа, купленная слишком дорогой ценой. - Похороны патриоток. - Пожар. - Стычка - Опять уланы! - Окружены. - Молокососы на краю гибели.- Конец ли это? Раздраженные колючками, напуганные горящими фитилями, которые потрескивали у них возле самых ушей и, как светляки, сверкали перед глазами, коровы сначала отказывались идти вперед. Несколько животных бросилось врассыпную по двору фермы, грозя увлечь за собой все стадо. Сорви-голова содрогнулся. Его тело, лицо, руки мгновенно покрылись ледяным потом, появилось противное ощущение прилипшей одежды. Еще несколько секунд - и все здесь будет взорвано, уничтожено, стерто с лица земли. - Да, - с грустью прошептал Сорви-голова, - я оказался слишком самонадеянным... Все пропало! Но так ли это? В ответ на только что прозвучавшую команду англичанина раздался звонкий и суровый голос, покрывший и бряцание оружия, и топот людей, ринувшихся на приступ, и мычание стада. То был голос женщины; - За мной, дочки! За мной!.. И старая мать, сохранившая, несмотря на преклонный возраст, свою подвижность, с фонарем в руке бросилась к пролому. Она появилась в бреши с развевающимися по ветру волосами, трагически прекрасная, и еще раз повторила призыв. - Спасем мужчин! - кричала бесстрашная женщи-на. - Спасем защитников нашего Отечества! Ее дочери без колебаний прибежали к ней, хотя отлич-но понимали, что идут на верную смерть. С тылу на женщин вихрем надвигались англичане, бросившиеся в штыковую атаку. Впереди металось и ревело обезумевшее стадо. - Forward!.. Forward!!..-кричали офицеры. Старая мать созывала коров привычным для них ласковым тремоло. Дочери помогали ей, всячески стараясь их успокоить. Ошалевшие коровы узнали наконец своих хозяек, стали прислушиваться и пошли на их голоса. Они сгрудились у пролома, и вдруг, снова обезумев от необычной обстановки, ринулись на англичан в тот самый миг, когда последние вбегали во двор фермы. Героические женщины очутились между англичанами и стадом. С одной стороны на них неотвратимо надвигалась щетина штыков, с другой - наваливалась живая лавина из сотен острых коровьих рогов... Крик сострадания и ужаса вырвался из уст Жана Грандье и его товарищей, которые теперь только разгадали отважный замысел этих мужественных бурских патриоток. - Нет, нет!.. Только не это!.. - срывающимся от слез голосом крикнул Сорви-голова. - Спасем защитников нашего Отечества, да здрав-ствует свобода! - еще раз отчетливо и громко прозвучал голос матери. - Да здравствует свобода! - звонким эхом откликнулись голоса дочерей. То был последний их крик. Ошалев от уколов привя-занных к хвостам колючек, коровы ринулись в поле через брешь. Несчастные женщины были повалены и растоптаны стадом, которое вихрем промчалось по ним и с разбегу налетело на англичан, опрокинув первые ряды солдат ее величества. Стадо неслось огромной неудержимой лавиной. Коровы обдирали себе бока об острые углы пролома, ревели от бешенства и боли и разбегались во все стороны по полю. А вслед за ними прорвались и Молокососы, мгновенно вскочившие в седла. Героическое самопожертвование женщин не пропало даром. Оно обеспечило мужчинам время, необходимое для того, чтобы проскочить через линии англичан, среди которых набег стада произвел опустошение, ничуть не меньшее, чем то, какое мог бы причинить ураганный артиллерийский огонь. Однако английским солдатам нельзя отказать в отваге и упорстве. Рожок проиграл сбор, офицеры перестроили ряды солдат и снова бросили их в атаку. На все это потребовалось не более пяти минут. Вдруг где-то вспыхнуло пламя и раздался сильный взрыв. За ним - второй, третий... Да так и пошло! Каждый миг то там, то здесь что-то рвалось. Вспышки возникали в самых неожиданных местах, даже на артиллерийских позициях, превращая в труху зарядные ящики и упряжки. Со всех сторон летели страшные останки людей и животных, перемешанные с землей и камнями Перепуганные и оглушенные английские солдаты не слышали ни слов команды, ни человеческих криков: все заглушало мычанье коров, то и дело прерываемое взрывами. Не в силах разобраться в страшной и таинственной сумятице, животные разбегались, охваченные паникой. Замысел Жана Грандье удался на славу. Правда, ужасной ценой, он все же одержал победу. И хотя взрывы динамита становились все реже и отдаленнее, англичане решили, что они наткнулись на целую армию, и отступили до самого водохранилища. Наскоро стянув туда все свои силы, они провели остаток ночи в тревоге, ежеминутно ожидая нападения. Не спали и Молокососы, остановившиеся поблизости, немного восточнее Таба-Нгу. Им предстояло еще предать земле тела женщин, спасших им жизнь, и они не хотели удаляться от фермы, прежде чем не исполнят этот священный долг. Чуть забрезжили первые лучи рассвета, Молокососы отправились обратно на ферму. Они приближались к ней с величайшими предосторожностями, так как ферма могла оказаться занятой неприятелем. Сорви-голова шел впереди. Одной рукою он вел пони, в другой держал наготове маузер. На ферме царила мертвая тишина, наступающая обычно после великих бурь и потрясений; ни одного живого существа, ни людей, ни животных... Домашняя птица - и та разбежалась из птичника. Глазам Жана представилось жуткое зрелище. В поле, невдалеке от пролома, лежало десятка два искалеченных трупов, истоптанных копытами коров. То были англичане. Повсюду виднелись пятна крови, исковерканное оружие. А в усадьбе, у самой стены, Сорви-голова увидел жестоко изуродованные тела старой матери и ее дочерей. Жан снял шляпу и знаками подозвал своих товарищей, не в силах вымолвить ни слова. Те подошли с обнаженными головами и, упав на колени, зарыдали при виде этих неузнаваемых тел. Но время шло. Надо было поторопиться выполнить горестный долг. Враг был совсем рядом. Каждую минуту он мог вернуться и лишить Молокососов столь дорого купленной ими свободы. Сорви-голова отер слезы и, стараясь придать голосу твердость, тихо произнес: - Довольно слез, друзья. Выроем могилу... А ты, Фанфан, стань в дозор за стеной. Отыскав на ферме лопаты и кирки, Молокососы с каким-то неистовым ожесточением принялись рыть рыхлую землю. Казалось, она вся была пропитана людской кровью. Вскоре могила была вырыта. Сорви-голова и Поль застлали ее белоснежной простыней, извлеченной из массивного шкафа, где старая мать хранила свои сокровища. Потом с бесконечными предосторожностями и трогательной почтительностью Молокососы подняли одно за другим тела героинь, опустили их в могилу и прикрыли второй простыней. Жан, сорвав со своей фетровой шляпы кокарду расцветки национального трансваальского знамени, бросил ее на простыню и дрожащим от волнения голосом произнес: - Прощайте, благородные и дорогие нашему сердцу жертвы бесчеловечной войны! Прощайте! Покойтесь с миром... Все Молокососы последовали примеру своего командира и, сорвав кокарды, побросали их на саван, который засверкал ярким созвездием красного, белого и зеленого цветов - символов измученной, окровавленной, но все еще живой родины буров. Потом они снова вооружились лопатами и, бледные, задыхаясь от подступавших к горлу рыданий, молча засыпали могилу. Сорви-голова хотел уже дать приказ об отходе, но Поль Поттер, срезав с акации длинную ветку, остановил его. - Погоди! - крикнул он командиру, а сам побежал на сеновал, схватил там охапку сена, накрутил его на палку, устроив что-то вроде факела, и бросился в дом, все поджигая на своем пути: занавески, постели, одежду в шкафах, - словом, все, способное быстро воспламеняться Потом он понесся в конюшню, где запалил сено под стойлами, потом в сарай и, наконец, вернувшись к сеновалу, с размаху швырнул туда пылающий факел. - Теперь можно уходить! - сказал он, покончив с этим разрушительным делом. Вскоре все вокруг запылало; послышался треск горя-щего дерева, полетели искры. Из-под крыши, из дверей и окон строений вырвались густые клубы темного дыма В несколько минут пожар охватил всю огромную ферму Не обращая внимания на подступавшее к ним со всех сторон пламя, Молокососы выстроились перед свежей могилой Раздалась команда их капитана: - На-караул!.. Это последняя почесть, которую юные бойцы воздали мужественным патриоткам, павшим смертью храбрых за свободу своей Отчизны. Отдав последний долг. Молокососы церемониальным шагом двинулись через пролом к своим встревоженным пожаром лошадям, которые уже начали нервно рыть копытами землю. Миновав пролом, Поль обернулся и, побледнев сильнее прежнего, произнес своим хрипловатым голосом, задрожавшим от гнева и боли: - Пусть эти развалины будут их гробницей. Да не осквернит нога завоевателя землю, в которой они покоятся! В это мгновенье раздался пронзительный возглас Фанфана: - Тревога!.. Неприятель!.. Среди высоких трав мелкой рысцой трусил отряд в десяток улан. - По коням! - скомандовал Сорви-голова. - Отступать! Он торопился донести генералу Бота об исполнении возложенной на него задачи. Только это обстоятельство и вынудило его повторить свой приказ вскочившим в седла Молокососам. - Отступать! - крикнул он. Но чего это ему стоило! Ускакать, не дав боя этим жестоким грабителям, которых он так давно и так люто ненавидел. - Неужели каждый из нас не уничтожит хотя бы по одному из них? - пробормотал Сорви-голова. - А почему бы и не попробовать? - вкрадчиво произнес доктор Тромп, расслышавший его слова - Но генерал ждет.. - Ба! Четвертью часа раньше или позже - что за важность! Зато маленькая стычка даст превосходную разрядку нашим нервам. - Да меня и самого дьявольски это соблазняет. Я и спорю-то больше для проформы. Пока длился этот короткий диалог, Молокососы удалились уже метров на триста. Уланам, принявшим их отступление за трусливое бегство, взбрела мысль напасть на них самим. Между тем Молокососы, продолжая свой путь, очутились перед двумя широкими, словно от взрыва мины, ямами, вокруг которых были навалены кучи камней и земли, а на дне виднелись куски изодранного мяса и обломки костей. - Динамит, - вполголоса заметил доктор. - Да, он самый. По-видимому, здесь были уничтожены динамитными патронами, прикрепленными к их рогам, две ошалевшие коровы, - подтвердил Сорви-голова. - Превосходная засада для стрелков, - заметил Папаша - Идея! - вскричал Сорви-голова. Одним прыжком он соскочил с пони и скомандовал: - Спешиться! Уложить коней! Молокососы с изумительной быстротой выполнили приказ своего командира. Прекрасно выдрессированные бурские лошади, услышав знакомый свист, повалились в траву, прижались друг к другу, как зайцы в норе, и замерли. Неподвижная масса их тел напоминала чудовищные кротовые насыпи. Зная, что они теперь не шелохнутся, что бы ни случилось, и потому не заботясь о них больше, Молокососы прыгнули в ямы и стали спокойно поджидать приближения улан. Уланы, скакавшие галопом в атаку, были поражены этим мгновенным исчезновением противника. Они заподозрили военную хитрость и несколько сбавили аллюр. В довершение всего, уланы, как нередко бывает в подобных случаях, сбились с курса и утратили чувство расстояния Именно на это и рассчитывал Сорви-голова, превратившийся за время войны в превосходного командира партизан. Он отлично знал, что по ровной степи почти невозможно скакать, не сбившись с прямой линии, когда не имеешь перед глазами ориентира, что невидимая цель всегда кажется дальше, чем она есть в действительности. Англичане скоро испытали это на своей шкуре. Сами того не замечая, они отклонились вправо и объехали ямы, в которых засели буры. Приподняв головы. Молокососы навели ружья прямо им в спины и по команде "огонь" дружно выстрелили. - Беглый огонь! - крикнул Сорви-голова, выскочив из ямы, как чертенок из шкатулки с секретом. Раздался новый залп, а за ним третий и четвертый... Уланский отряд таял на глазах. Люди падали, лошади опрокидывались, раненые вопили от ужаса и боли. Они цеплялись за изувеченных животных и снова валились, скошенные не знавшими пощады стрелками. В две минуты взвод был полностью уничтожен. - Больше нет? Жаль! - воскликнул Сорви-голова, жажда мести которого все еще не была утолена. - Другие попадутся, - ответил Поль, перезаряжая свой маузер. Он не думал, вероятно, что его слова так скоро подтвердятся. Справа, на расстоянии метров восьмисот, вынырнул откуда-то второй отряд улан. - Вот здорово! - радостно воскликнул Фанфан. - Ты думаешь? - заметил чем-то внезапно озабоченный Сорви-голова. - А почему бы и нет? Переколотим и этих! Они для того и созданы, чтобы их колотить. Но лицо юного командира все больше мрачнело: он заметил показавшийся слева третий отряд, еще более многочисленный, чем оба первых. Этот отряд насчитывал не менее тридцати человек. Было бы чистейшим безумием атаковать улан. Сорви-голова с явным сожалением отдал приказ отступать. Свободным теперь оставался только путь на север. - На север! - вполголоса скомандовал Сорви-голова. - Генерал Бота стоит, вероятно, под Винбургом. Мы встретим его где-нибудь на железнодорожной линии. Но не успели Молокососы повернуться, как навстречу им показался четвертый отряд. Опять уланы! Везде и всюду эти уланы! - Гром и молния! Мы окружены! - воскликнул Сорви-голова. - По-видимому, так, - своим обычным, спокойным тоном подтвердил Папаша. С первого же взгляда было ясно, что обстановка создалась если не безнадежная, то, во всяком случае, опасная. Англичан было почти в десять раз больше. Пытаться прорвать это кольцо ощетинившихся пик - значило бы безрассудно жертвовать собой. Несмотря на всю отчаянную храбрость Молокососов, их продырявили бы, как куропаток. Пустой затеей оказалась бы и стрельба на таком расстоянии по мчавшимся во весь опор уланам. К тому же запасы патронов близились к концу. А бушевавший на ферме пожар отрезал Молокососам даже возможность отступления. Между тем отряды улан, несясь галопом, все теснее смыкали кольцо вокруг того места, где неподвижно лежали Молокососы, молча и с тревогой посматривавшие на своего командира. Буры уже различали поблескивание пик, к ним отчетливо доносились воинственные возгласы кавалеристов, рассчитывавших на легкую победу. И действительно, гибель молодых людей казалась неизбежной. Еще несколько минут - и все будет кончено: Сорвиголова и Молокососы будут взяты в плен и перебиты. Колвилл восторжествует, а дело независимости потеряет своих самых бесстрашных защитников. ГЛАВА 5 Возвращение на пылающую ферму. - Среди пламени.-Опять динамит - Новый пролом. - Карьером! - Прощальный залп - Спасены! - Бурскии картофель. - Замысел напитана Сорви-голова. - Трогательное прощанье. - Переодевание. Оставался единственный выход. Единственный, страшный, отчаянный Но Сорви-голова, со свойственной ему решительностью, не колебался. Он сорвал с себя уланский доломан, накинул его на голову своего пони, плотно закрыв им глаза и ноздри животного, а рукава обвязал вокруг шеи лошади. - Сделайте то же! - приказал Жан своим удивленным товарищам. Те ничего не понимали, но, не колеблясь, повиновались. - За