в тумане его не видно. -- "Галлия", капитан, стоит в трех кабельтовых южнее. -- Благодарю вас. Честь имею. Французские матросы угрюмо молчали. -- Ну, что вы на это скажете? -- спросил доктор. -- Скажу, что нисколько не удивлен. -- Я думаю, что у них навязчивая идея -- опередить соперников, причем весьма странными способами. -- О да, так их опознавательный знак стоит на двести метров дальше, чем у Локвуда, а здесь их корабль расположен дальше к северу, чем наш. -- Ну, едва ли на двести метров. Это сущие пустяки. Мы наверстаем упущенное и легко обгоним их, я в этом твердо уверен. -- Но если придется зимовать, вам не кажется, что будет очень неприятно каждую минуту видеть наших победителей, у нас под носом зубоскалящих победителей, кичащихся своими смехотворными результатами. -- Но мы имеем своеобразную компенсацию. У нас есть великолепная якорная стоянка, чем они похвастаться не могут. Последние слова доктора сопровождались громким радостным "Ура!". Показалась "Галлия". Как бы для того, чтобы увеличить всеобщую радость, появилось солнце, лучи которого наконец пробили туманную завесу, и перед восхищенными взглядами французов появилось расцвеченное флагами судно. Затем раздался новый крик: "Да здравствует капитан!" Чтобы быстрее приступить к празднеству, вновь прибывшие, забыв об усталости, пошли переодеваться, и веселье началось. Сначала устроили настоящий пир, на котором присутствовало все начальство, причем командиры гуляли не меньше матросов. Потом стали произносить тосты за Французскую республику, за капитана, за покорение полюса. После еды на площадке, где стояло пианино, начался концерт. Сцена была более двух метров длиной с двойным занавесом. Начались выступления. Лейтенант, господин Вассер, играл на пианино. Однако он был из тех виртуозов, которые останавливаются, открыв рот, не осмеливаясь из уважения к дисциплине возвысить голос, когда играет их начальник. Колоссальный успех имел Плюмован. Он спел арию, которой был обязан своим прозвищем. Аплодировали изо всех сил, не боясь отбить огрубевшие от работы ладони, и ему пришлось три раза спеть знаменитый куплет из "Риголетто": Сердце красавиц склонно к измене И к перемене, как ветер в мае... -- Браво, парижанин, браво! -- Эй, Плюмован, да это же ты, это же твоя песня. Ты не говорил нам, что участвовал в знаменитой опере. Прерванный таким образом, парижанин перешел на прозаический язык: -- Знаете, друзья, тут есть чем похвастаться. Вы мне напомнили прискорбный случай, который погубил мою драматическую карьеру. -- Расскажи! -- Как-то мне пришла в голову странная идея -- пойти петь в Опере славного города Орлеана, и я должен был исполнять роль герцога, который поет[62] "...плюм о ван...". И в тот момент, когда я беру самые высокие ноты, сильный запах уксуса бьет в нос публике, и вот... я атакован целой бурей свистков. Черт, какая неудача! Вы, конечно, представляете, что на этом мой дебют закончился, к великой радости товарищей по театру, которые сильно завидовали моему успеху. Вот после этого меня и прозвали "Плюмован" в память о провале. Прошло некоторое время. Из Орлеана я перебрался аж в Буэнос-Айрес, где и преуспел в том... что нашел директора, который "забыл" заплатить мне жалованье. Однако надо было как-то жить. Я подвизался поваром, но, честно говоря, даже не умел почистить копченой селедки. И... оказался на улице. Пришлось стать цирюльником, но я так здорово брил моих клиентов, что после каждого сеанса они уходили с изрезанными ушами и носами. Ничего не оставалось, как сложить оружие. Я вернулся во Францию кочегаром на борту транспортного судна, чтобы оплатить свой проезд. Профессия мне понравилась, я проработал восемь лет и не раскаиваюсь, потому что сегодня имею честь работать под началом нашего славного капитана. Вот и вся моя история. Излишне говорить, что рассказ удостоился не меньшей похвалы, чем ария. Концерт продолжался. Пели патриотические, сентиментальные и шутливые песни. Потом Дюма своим почти органным басом спел прованский романс, в котором никто ничего не понял, но зато аплодировали от всего сердца. Затем началась стрельба по мишеням с довольно заманчивыми призами, среди которых особо выделялась пеньковая трубка. Призы подогревали пыл и азарт соперников. Дюма, обычно не принимавший участия в конкурсах, промазал, а парижанин, который не мог задеть ни одной фигурки в ярмарочном балагане, попал в самую точку. Он выиграл трубку и любезно подарил се бравому эльзасцу Фрицу Герману, который время от времени показывал кулак немецкому кораблю, стоявшему у края прибрежных льдов. Этот подарок немного успокоил храброго малого и заставил на время забыть о недавней ране. Накануне, видя, как пришла "Германия", он в гневе разбил свою фарфоровую трубку. Позже Фриц предложил пойти перевернуть вверх дном злополучный корабль, "чтобы достойно закончить праздник". -- Не переворачивай ничего, мой дорогой,-- мягко вмешался де Амбрие,-- и наберись терпения в ожидании реванша. -- До этого еще далеко, капитан, а жизнь коротка... -- А мы начнем прямо завтра, и я уверен -- победа будет за нами. -- Прекрасно, за победу! Конец первой части * Часть вторая. ЗИМОВКА В ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ *  ГЛАВА 1 Светит, но не греет.-- Капитан хочет прорезать ледяное поле.-- Пила.-- Французское изобретение.-- Электрический аппарат.-- Первые пятнадцать метров.-- Опять динамит.-- Тяжелый труд.-- Незваные гости.-- Предложение со стороны офицеров "Германии".-- Решительный отказ. Полярный день продолжал тянуться. В полночь, как и в полдень, ослепительно ярко светило солнце. Все вокруг сверкало и искрилось. Только не было здесь ни ласкового тепла, ни душистых цветов, ни резвых зверьков, ни щебечущих птиц, ни букашек -- ничего, что радует летом душу. Сплошной лед, куда ни кинь взгляд. Окаменевший и неподвижный. На всем печать смерти. Само солнце, казалось, оледенело. Арктическое лето короткое. Уже не за горами зима, с ее жестокими холодами и долгой полярной ночью... Через месяц, к пятнадцатому -- двадцатому августа, подтаявшая слегка льдина вновь сделается нерушимой, как скала. Неровности ушли под снежный покров. Зажглась в небе первая звезда, наступила ночь, и исчезли последние приметы жизни. Но ничего не пугало наших путешественников. Ни бесконечные сумерки, ни лютый мороз, ни вечные льды. В борьбе со стихией они выходили победителями. С удивлением смотрели матросы "Германии" на то, как трудятся французские моряки. Однако капитан де Амбрие считал это делом обычным. Раз уж встала на пути льдина, надо, пока не началось лето, пробить в ней канал в три километра длиной и метров двенадцать шириной. Вот и все. В ход были пущены пилы, топоры, ножи, колуны, все, чем можно долбить и рубить. Динамит пока не трогали, приберегали на крайний случай. Неужели капитан думает, что можно обойтись лишь усилиями людей? Разве возьмет пила лед? Но пила на "Галлии" особая, с громадными зубьями, по десяти сантиметров каждый. И не голыми руками приводят ее в движение! Для этого можно было бы использовать паровую машину "Галлии", но пилой придется работать на расстоянии пятнадцати, двадцати, а то и сорока метров от судна. А туда машину не потащишь. Еще можно воспользоваться электричеством. Этот способ основан на открытии, сделанном в 1875 году французским инженером Марселем Депре[63]. Сообщите динамо-машине[64] движение, и она даст вам электричество, сообщите ей электричество -- и она даст вам движение. Представьте себе динамо-машину, приводимую в действие газом, водой, сжатым воздухом, паром. Под влиянием полученного движения она выработает известное количество тока; отсюда и название этой машины -- генератор. Затем с помощью проволоки установите сообщение между этой машиной и другой, такой же. Вторая машина, или рецептор, воспримет переданное ей электричество и выполнит механическую работу. Правда, при такой передаче тридцать -- сорок процентов энергии теряется. Но разве не чудо -- передать силу, пусть с некоторой потерей, на расстояние сотен, тысяч, десятков тысяч километров и более, как передают телеграмму? Готовясь к полярной экспедиции, де Амбрие взял с собой две динамо-машины системы Депре, способные передавать на определенное расстояние шесть лошадиных сил. И вот пришло время эти машины использовать. Их установили, соединив проволокой; приготовили механические пилы. Вооружившись подзорными трубами и биноклями, за своими собратьями наблюдали немецкие моряки. Фриц, взявшись рукой за регулятор, пустил по свистку пары. Пила с визгом, легко и свободно врезалась в лед. Только сейчас матросы поняли замысел де Амбрие и пришли в восторг. -- Ай да капитан! -- восклицали они.-- Надо же такое придумать!.. -- Пила-то, пила! Лед режет, как масло! Через четверть часа в льдине образовался надрез в пятнадцать метров длиной. -- Стоп! -- скомандовал капитан. Машину остановили, чтобы изменить направление, и вскоре надпиленный кусок льдины был вырезан напрочь. Когда пила таким образом вычертила дугу окружности диаметром примерно в два метра, капитан опять скомандовал: -- Стоп! Снова изменили направление машины, параллельно прежнему, и от льдины отделилась первая глыба. Работа для моряков хоть и была непривычной, результаты для первого раза оказались как нельзя лучше. Теперь встал вопрос; куда девать отпиленную глыбу? -- Капитан что-нибудь придумает,-- говорили матросы. И он придумал, решив прибегнуть к динамиту. Все инструменты и приспособления перенесли на следующий участок и, не теряя времени, стали дальше пилить, а в отпиленной глыбе просверлили пять отверстий и заложили в каждое по десять зарядов. Взрыв оказался не таким мощным, как в бухте Мельвиля, но цель была достигнута. Глыба разлетелась на куски, которые судно во время движения могло без труда разбросать. Если хватит динамита, можно и дальше действовать таким же способом. Де Амбрие высчитал, что если в середине лед не окажется толще, то на весь канал потребуется около тысячи снарядов. Иначе придется израсходовать еще некоторое количество динамита. После шестнадцати часов усиленной работы образовался канал длиной в шестьдесят метров. Это был прекрасный результат, принимая во внимание сложность дела. Учитывая, что ледяное поле было длиной около трех километров, на всю работу, при существующих условиях, потребовалось бы не менее пятидесяти дней. А это уже будет седьмое сентября, зима. Распиленные льдины снова смерзнутся. И весь труд пропадет даром. Необходимо во что бы то ни стало выиграть время. Капитан пока не знал, как это сделать, но, как всегда, надеялся что-нибудь придумать, а пока велел продолжать работу. Приказано было выдавать экипажу двойной рацион. Матросы работали с неистовством. Восемнадцатого числа канал удлинился на сто метров, девятнадцатого -- еще на сто десять. Но чего это стоило! Люди трудились до седьмого пота! Немцы, сидевшие у себя на корабле и даже носа не показывавшие, стали подавать признаки жизни: то выезжали на лед на санях, то бегали на коньках, не скрывая своего желания приблизиться к французам. -- Черт меня побери! -- проворчал Фриц, достойный эльзасец, который всегда говорил все, что думал.-- Проклятые псы готовы уже на нашу территорию перебраться. Ну, подождите же! -- Эй, друг, спокойствие, не впутывай нас в неприятную историю. -- Да какую там историю, всего-то одно и нужно -- набить бы бока этого кашалота динамитом и поджечь, пусть я бы даже взорвался вместе с ним! -- Вот черт, что ты мелешь? -- Что вы хотите, у меня просто кровь закипает, когда я вижу этих прусских ворон. И подумать только, надо было добраться до Северного полюса, чтобы встретить их здесь! -- Гляди-ка, двое с той стороны идут сюда. -- Да они совсем обнаглели! -- Гром и молния! Если бы я был на месте капитана, я бы их встретил парочкой выстрелов. -- Старина Фриц, еще раз прошу тебя, успокойся! -- Жаль, что мы не на войне, иначе бы я... -- Ну вот, они уже здесь! Немцы были аккуратно одеты в голубую форму, которую обычно носят офицеры морского флота. Начались переговоры с капитаном. Де Амбрие человек очень сдержанный и. не выносящий фамильярности, холодно ответил на их приветствие и спокойно ждал, что будет дальше. -- Господин капитан,-- сказал один из немцев,-- благодарю за то, что посетили Форт-Конжер, и хочу представить вам командира "Германии", капитана Вальтера. -- Весьма рад познакомиться,-- поспешил представиться Вальтер, не дожидаясь ответа де Амбрие.-- Спасибо господину Фогелю за то, что он способствовал сближению соперников. Согласитесь, господин капитан, соперничество вовсе не вражда. Де Амбрие был слишком хорошо воспитан, чтобы выказать Вальтеру свою неприязнь. Он произнес в ответ несколько банальных фраз и хотел откланяться, сославшись на дела. -- О, мы не хотели бы вам мешать,-- промолвил Вальтер,-- тем более что вы затеяли поистине грандиозное дело. -- Стараюсь как могу проложить себе путь,-- ответил де Амбрие. -- Но ведь такое не всякому по плечу. -- Вы сомневаетесь в успехе дела? -- Напротив. Но я смущен. -- Почему? -- Ведь тогда мне придется воспользоваться плодами вашего титанического труда, чтобы продвинуться следом за вами к северу. -- Ах, вот оно что!.. Понимаю. Что же, на здоровье. Своих следов я ни от кого не прячу! -- Но, господин капитан, с моей стороны было бы в высшей степени несправедливо не предложить вам вознаграждение. -- Убытка я не несу и, следовательно, не претендую на вознаграждение. -- Извините, господин капитан, может быть, я не так выразился из-за плохого знания французского. -- Чего же, собственно, вы хотите? -- Хочу предложить вам... -- Мне? Что же именно? -- Своих матросов, в помощь вашим. Я не смею воспользоваться плодами ваших трудов, не приняв в них участия. -- Вы хотите, чтобы ваши люди работали вместе с моими?.. Но это невозможно! -- Почему же? Мы будем следить, чтобы они вам повиновались. -- Нет, нет. Здесь все должны делать только французы. -- Но послушайте. Ведь нам придется идти следом за вами. -- Пожалуйста. -- Еще одно слово, капитан! Вообразите, что этот канал сделан немцами! Стали бы вы им пользоваться? -- Ни за что! ГЛАВА 2 Французские матросы возмущены.-- Немецкая бесцеремонность.-- Военная хитрость.-- Понижение температуры.-- Приметы ранней зимы.-- Обморожение.-- Экскурсия. Капитан и офицеры "Галлии" не могли нахвалиться своим экипажем. Матросы безропотно преодолевали все трудности. А между тем дело, которым пришлось заниматься, было для них ново и непривычно. Они не совсем понимали конечную цель своего труда, но, не щадя сил, старались продвинуться еще хоть на несколько метров к северу, к неведомой географической точке где-то там, среди льдов. Зачем? А кто его знает! Капитан приказал -- значит, надо. Вся команда обожала де Амбрие и готова была идти за ним в огонь и в воду. А тут еще немцы, пруссаки... Таращатся... Следят за каждым шагом... Как же тут не показать себя? Но однажды утром матросы увидели, что в канал, проложенный их руками, входит немецкий корабль! Только дисциплина заставила французских моряков сдержать охватившую их ярость. -- Гром и молния! -- вскричал Плюмован.-- Чужими руками жар загребают! -- Не жар, а лед,-- возразил другой матрос, тоже парижанин,-- но от этого не легче. -- Pecaire! -- буквально зарычал Дюма.-- Одно слово, капитан,-- и я всех их перестреляю... -- Carai! -- крикнули баски.-- На абордаж!.. -- На абордаж!.. Это дело! -- вторили им нормандцы. -- Maler d'oua! На абордаж! -- твердили бретонцы. -- Тихо вы, там! -- спокойно одернул их Геник.-- Не суйтесь, когда не просят! -- Как же такое терпеть, боцман? -- разом заговорили матросы. -- Тошно смотреть даже через солнечные очки! -- Сказано, не шутите! Капитан так этого не оставит! Он знает, что делает! -- Ну, если так... Оно конечно... Капитан знает... Одного упоминания о капитане было достаточно, чтобы волнение улеглось, К двенадцатому августа, после множества удач и неудач, канал уже достиг тысячи шестисот метров в длину. Чем ближе клонилось к горизонту солнце, тем становилось холоднее, но путь, проложенный с таким трудом, пока еще не сковало льдом. И "Германия" не упустила случая приблизиться к французскому кораблю на полторы тысячи метров, нисколько не заботясь об этике. Немцы не зря торопились: тринадцатого августа мороз усилился, и южный выход из канала замерз. Но в середине льда не было, и капитан Вальтер решил двигаться за французами следом, благословляя свою счастливую звезду и надеясь на успех. В тот день, когда обратного пути у "Германии" уже не было, де Амбрие, видимо, не без умысла, неожиданно изменил способ производства работ. Из опасения истратить весь динамит или же по другой причине он запретил дробить лед динамитом, у правого берега канала велел соорудить временный док, ввести в него "Галлию", а отпиленные глыбы толкать назад, мимо корабля. Таким образом, позади "Галлии" образовался ледяной затор. Немцы были удивлены, но не решились спросить, почему соперники больше не используют динамит. Они простояли двенадцать часов, а тем временем французские моряки успели протолкнуть восемь глыб, каждая метров по пятнадцати. За ночь глыбы смерзлись, встав стеной между "Галлией" и "Германией". Разрушить эту преграду капитан Вальтер не мог, не имея таких приспособлений, как у конкурентов. Задумано было ловко, не придерешься. В данном случае де Амбрие волен был действовать по собственному усмотрению. Из-за своей бесцеремонности немцы оказались в ловушке. Нечего было и думать выбраться из канала до оттепели. С "Германии" доносились проклятия и отборная зарейнская ругань. Зато экипаж "Галлии" ликовал. -- Попались, головастые! -- кричал Плюмован. -- Сидите теперь тут до второго пришествия! - гремел эльзасец. -- Здорово придумано! Верно, парижанин? -- спросил Ник. -- Еще бы! Первый сорт! -- Malar d'oue! -- засмеялся Легерн.-- Они до будущей весны тут просидят! -- И поделом им! Пусть не лезут куда не надо! -- Теперь, по крайней мере, будем стараться для себя! -- Дни стали короче, время уходит... -- Солнце едва светит! -- Ночи длинные... А холодище какой! -- А вдруг не очистим канал до конца? -- Поглядим, что будет! -- Во всяком случае, немцы теперь с места не двинутся... Погода резко менялась. Ночи становились длиннее и темнее, солнце все ниже склонялось к горизонту. Оно словно расплющилось, стало бледным и нехотя восходило над этой обездоленной землей. Через пять недель, двадцать третьего сентября, наступит осеннее равноденствие, а после него начнется страшная арктическая зима. Переход от полярного дня к полярной ночи бывает резким. Слегка оттаявшая земля мгновенно замерзает, нависшую над ней густую мглу не в силах рассеять даже солнце, то и дело валит снег, мороз по ночам крепчает. Французы ожидали, что еще недели три простоит хорошая погода, но она испортилась через десять дней. Все предвещало раннюю зиму. Минула еще неделя. Капитан поставил вторую механическую пилу, и теперь работа велась даже по ночам при электрическом освещении. Силы матросов были на исходе. Не помогал даже энтузиазм. То один, то другой отмораживал себе руки, ноги. Доктор опасался гангрены и предписал некоторым полный покой. Выбыло из строя пять человек. Больше всех пострадал бедняга Констан Гиньяр. Отмороженная нога распухла и посинела. Доктор назначил ему ледяные компрессы -- простое, но очень хорошее средство, и сказал: -- Через неделю все пройдет. Неделя, конечно, не много. Но сейчас дорог каждый день. И все же нельзя рисковать здоровьем людей. Капитан это хорошо понимал и смирился. А ведь еще какой-нибудь километр -- и "Галлия" выбралась бы в свободные воды!.. У де Амбрие оставалась одна крохотная надежда -- на оттепель. Ведь тогда можно будет продолжить работу. Иначе судно останется в ледяном плену до весны. Что будет, то будет, а пока надо хоть как-то развлечь матросов. Устроить, к примеру, небольшую охоту на санях. Свежие припасы давно кончились, да и собаки засиделись. Доктор одобрил это намерение. Сказано -- сделано. Запрягли сани. Ехать должны были: доктор, Дюма, парижанин, два баска, оружейный мастер, помощник машиниста и эскимос. Капитан со своим помощником, боцманом и машинистом оставались при больных. Погода была туманная, но в общем благоприятная для поездки. Все в один голос решили соблюдать осторожность, избегать безрассудных поступков, беречь себя и других. И вот рукопожатия, пожелания успеха... ГЛАВА 3 Дикая стая.-- Избиение.-- Мускусные быки.-- Изобилие припасов.-- Благополучное возвращение. Итак, наши путешественники кратчайшим путем направились к южной стороне земель, открытых Локвудом. Езды туда было по хорошей санной дороге не более дня. Все шло отлично. Собаки мчались с бешеной скоростью, сани легко скользили по льду, Локвудовы земли появились задолго до заката. Таким образом, у путников было достаточно времени выбрать на берегу хорошо защищенное углубление для ночевки. На следующий день по крутизне, к счастью покрытой довольно толстым слоем свежего снега, они добрались до высокого плато, защищенного от северного ветра тянувшейся на горизонте цепью гор. Здесь в углублениях, кроме мха и лишайника, виднелись головки маков, камнеломок, лютиков, До самых гор тянулись целые леса карликовых берез, тонких, как спички, и ветел величиной с мундштук. Радуясь этой находке, доктор, истый знаток ботаники, рассматривал цветы, в то время как проводник-зскимос, встав на четвереньки и разгребая руками снег, принюхивался к земле, словно собака-ищейка, со свистом втягивая воздух. Плюмован, отличавшийся любопытством, посмотрел и вскричал с отвращением: -- Вот это сообразил... -- Что там? -- подходя, спросил Дюма.-- Ах, грязное животное!.. Так и разит мускусом[65]!.. Почтенный провансалец, как и все повара, терпеть не мог духов. -- Пахнет мускусом? -- вмешался в разговор доктор.-- Это прекрасно. Значит, неподалеку есть дичь. -- Какая еще дичь? -- удивился повар.-- Позвольте спросить... -- Та самая, что пахнет мускусом, приятель. По всей вероятности, крупная, даже отборная. -- Вполне возможно, особенно если посмотреть, как облизывается наш Ужиук. Собаки тоже почуяли запах, подняли головы, навострили уши и залились лаем. Издалека донесся ответный вой. -- Черт возьми! -- вскричал Дюма.-- Да тут еще кто-то охотится!.. Вой становился все отчетливее, переходя временами в рев. Затем послышался топот, будто скакал отряд всадников. -- Внимание! -- скомандовал доктор и взвел курок. -- Смотрите в оба, лейтенант. И вы, любезный Дюма. Вам, пожалуй, придется сделать двойной выстрел. Собаки вдруг опустили хвосты и уши, задрожали и стали жаться друг к другу. На середине плато появились животные с серой шерстью. Они мчались во весь опор. За ними неслись еще какие-то четвероногие с отчаянным воем, размером поменьше, а числом во много раз больше. Они были светло-серого цвета и очень напоминали борзых. Припав на одно колено, охотники держали оружие наготове. -- Пли! -- скомандовал доктор, когда стая была метрах в двадцати. Грянул залп, еще залп. Животные заметались в смятении. -- Браво! -- вскричал лейтенант, увидев сквозь дым, как с полдюжины зверей упало на снег. -- Есть и подраненные! -- крикнул кто-то. -- Два... три... четыре... Животные, бежавшие сзади, остановились в нерешительности, поглядывая то на людей, то на собак, и бросились на подранков, пожирая их. -- Черт возьми! -- вскричал лейтенант.-- Да это волки!.. Они охотятся на... -- Мускусных быков, мой милый! -- досказал доктор. -- На мускусных быков! -- повторил лейтенант.-- Какие же они здесь громадные!.. С европейскую корову, не меньше. Охотники подумали было, что быки кажутся им такими большими из-за рефракции, но, когда подошли ближе, увидели, что туши и в самом деле гигантских размеров. Такая добыча -- настоящий клад. Каждый бык весил килограммов пятьсот, а было их семь. -- Не иначе, как этих гигантов называют мускусными за их запах? -- спросил Дюма у доктора. -- Совершенно верно, любезный. -- Смотрите!.. Что там делает наш эскимос? Покуда охотники обменивались мнениями, Ужиук всадил одному из быков в шею нож и пил еще теплую кровь. - Ну и ну! -- пробормотал лейтенант. -- Климат и привычка! -- заметил врач. -- Вы только взгляните, какие отчаянные эти волки! Пожирают быков в сотне метров от нас... Не поохотиться ли на них? -- Зачем убивать без пользы живую тварь? -- Почему без пользы? На корм собакам пойдут! -- Хватит собакам еды. У нас вон какая добыча! Части похуже скормим псам. Надо только найти способ переправить эту груду мяса на корабль. -- Здесь нам повезло, что и говорить. Теперь закатим пир на весь мир. -- А сейчас божественный Дюма приготовит нам роскошный обед, -- Сделаю соус из почек,-- объявил провансалец. -- Соус так соус. Матросы, как заправские мясники, принялись разделывать туши. Вскрыли и выпотрошили, к великому удовольствию не только собак, но и эскимоса, который тут же стал уплетать внутренности. Доктор и лейтенант между тем оживленно беседовали. -- Вот уж не думал, что здесь могут водиться такие гиганты,-- говорил лейтенант.-- Ведь климат неподходящий. -- Не забывайте, мой друг, что здесь много растительности. -- Ну, а зимой быки чем питаются? -- Достают из-под снега карликовые березы, мох и лишайник. -- Поразительно все-таки, как они переносят полярные морозы. -- Так же, как медведи, зайцы, лисицы, волки. Посмотрите, какая у быка шерсть: длиннее и гуще, чем у американского бизона. В такой шубе никакой мороз не страшен. -- Видимо так. Раз быки здесь живут. -- Они и севернее живут и прекрасно размножаются. -- А враги у них есть? -- Люди и волки, других не знаю. -- Откуда здесь люди? -- Летом заходят кочевники. -- Одно непонятно, как не боятся волки нападать на таких крупных животных? Ведь бык может раздавить волка, как муху. -- Мускусный бык страшен лишь с виду, а так вполне безобиден. Недаром в зоологии он называется ovibos moschatus. Ovibos значит овцебык. - А вот moschatus, мускусный, это не точно. Мускусом от него мало пахнет. -- Вот отведайте, тогда увидите, пахнет или не пахнет. Особенно острым бывает этот запах весной, а у старых самцов он просто невыносим. Выглядят взрослые особи как-то нелепо: лохматые, неуклюжие. Только величиной напоминают быка, а в остальном больше похожи на овцу. Скоро матросы закончили разделку туш. Собаки с раздутыми животами улеглись на снегу. Ужиук тоже объелся и еле дышал. Соус из почек оказался вкусным, но запах мускуса повар не смог отбить даже большим количеством чеснока. Впрочем, наши охотники не очень-то привередничали и съели все без остатка, после чего пустились в обратный путь и благополучно вернулись на место. ГЛАВА 4 Пленники льда.-- Наступление полярной зимы.-- Мирная перестрелка.-- Ледяная скала.-- Внутреннее устройство.-- Программа жизни.-- Питание матросов.-- Объяснение доктора. Свершилось! Полярный день сменился сумерками. Солнце больше не светило. Стало серо и тоскливо. Мороз сопровождался высокой влажностью воздуха. Тяжелые снежные тучи низко нависли над равниной, все чаще бушевали метели. Издалека доносился оглушительный треск: это мороз сковывал льдины. С тридцатого сентября ртутный столбик ни разу не поднялся выше семнадцати градусов. Началась зима. "Галлия" очутилась в ледяном плену, потерпев поражение в неравной борьбе со стихией. Тщетно силился капитан выиграть сражение. Неразумная сила одержала верх над разумной. Возможности человека не безграничны. Пришлось сложить оружие. Но люди не пали духом, готовые к суровым испытаниям полярной зимы. Все обледенело на "Галлии" -- мачты, реи[66], веревки. Если бы не дым из трубы калорифера, ее можно было бы принять за призрак корабля, долгие годы простоявшего намели. Из-за высокой плотности воздуха уже на сто метров ничего не было видно. Даже "Германию". Ранняя зима поставила соперников в одинаковое положение. Не было ни победителя, ни побежденного, разве что господин Прегель проехал в санях дальше капитана де Амбрие. Но вернулся он с пустыми руками. Вид у Прегеля был изнуренный, не говоря уже о его людях и собаках. С тех пор, к радости де Амбрие, немцы не показывались. Всякие отношения с ними претили капитану. Было девять часов утра. Подготовка к зиме продолжалась. Снега навалило много, и капитан распорядился сгрести его поближе к кораблю для защиты судна от ветра. Плотно позавтракав, матросы в прекрасном расположении духа приступили к работе. Льдина огласилась веселыми голосами. В минуты отдыха морские волки развлекались -- играли в снежки. Стоило попасть товарищу в лоб или нос, как раздавался взрыв хохота. За два дня гора снега достигла семи метров. Теперь можно было не бояться ни ветра, ни снежных заносов. Затем капитан велел заняться устройством внутренних помещений. На палубу положили просмоленное полотно, чтобы, покрыв его, снег удерживал тепло внутри корабля. Для этой цели снег утрамбовали, присыпали золой и полили из пожарной трубы. Теперь оставалось лишь счищать вновь выпавшие осадки. В помещении решено было поддерживать температуру плюс двенадцать градусов по Цельсию, а мороз порой доходит до сорока пяти -- пятидесяти градусов. Такая резкая смена температуры вредна для здоровья. Поэтому капитан предложил поставить над выходным люком палатку, чтобы люди, выходя из кают, оставались в ней некоторое время, прежде чем выйти наружу. Для собак выстроили специальное помещение из сосновых досок, и держали его на замке, чтобы туда не могли проникнуть медведи или волки. Теперь оставалось установить режим дня. В дневной распорядок входила работа, соблюдение правил гигиены и особый рацион, чтобы не заболеть скорбутом. Морозы располагают к сонливости, и лишь усилием воли с ней можно справиться. Койка -- враг зимовщиков. Поэтому первым делом были строго установлены часы сна. Разумеется, с одобрения доктора. С десяти вечера до пяти утра. Это не касалось больных и тех, кто переутомился. Каждый матрос обязан был убрать постель и вынести ее проветрить на палубу, после чего совершить туалет: вымыться холодной водой в каучуковой ванне, стоявшей на кухне. На завтрак полагалось какао, хлеб или сухари, ветчина, масло, чай и по желанию сахар. В девять часов -- две лимонные лепешки. В полдень -- капуста с уксусом или хрен, редька, рисовый суп, ветчина, мясные консервы, вино, черный кофе с коньяком, водкой или ромом. Вечером -- говядина или пеммикан (сушеное мясо в порошке), сушеные овощи, стакан вина, чай. Со стороны такое питание могло показаться слишком обильным, особенно для людей непривычных. Матросы с удивлением говорили, что им ни за что всего этого не переварить. -- Не волнуйтесь,-- успокоил их доктор.-- Через месяц попросите прибавки и получите ее. -- Не может быть! -- возразил Плюмован, слывший на "Галлии" присяжным оратором.-- Неужели у нас кишки вытянутся, как у эскимосов? -- Кишки останутся прежними, но из-за холода организму потребуется еды вдвое больше. - Извините, доктор, я не понимаю... И товарищи тоже. - Сейчас объясню. Вы, Плюмован, кажется, кочегар? - Так точно. Скажите, чем вы питаете паровую машину, чтобы давала тепло и энергию? -- Углем. -- Прекрасно. Углем... А где, по-вашему, угля уходит больше: на экваторе или у полюса? -- Конечно, у полюса. Тут холодно, значит, топлива расходуется больше. -- Совершенно верно! Человек -- тоже машина, и углем для нее служит пища. Она поддерживает жизнь и тепло организме. Когда холодно, энергии потребляется больше, значит... - Понял, доктор, понял!.. Когда холодно, надо больше есть... Иначе машина перестанет работать. - Замечательно! Вот почему, мои храбрые матросы, вас заставляют поглощать такое количество пищи, богатой углеродом. Как вы теперь понимаете, это нужно для того, чтобы поддерживать в организме постоянный источник тепла. Человеческий организм теряет при такой низкой температуре огромное количество энергии, и, чтобы ее сохранить, в ваш рацион включены такие продукты, как какао, сахар, масло, сало, сухие овощи и вино. О необходимости "заряжать" организм прекрасно знают эскимосы. Вы, вероятно, не раз видели, как они до отвала наедаются салом или жиром. -- Да, господин доктор, но, честно говоря, я предпочитаю ваши методы методам Ужиука. -- Э, мой мальчик, никто не знает, в каких условиях нам предстоит оказаться, но я надеюсь, что все будет нормально. К тому же маринованная капуста, хрен, редька и лимонный сок должны спасти вас от скорбута, но поговорим об этом позже, если будет необходимость. И вот еще что. Наблюдая за вами, я заметил опасную привычку -- утолять жажду снегом. Конечно, я не отрицаю, что в сильный холод жажда бывает просто непереносимой, но пейте только горячее, и чем горячее, тем лучше. Чай -- отличный напиток, и у вас его вдоволь. Что же касается снега, то это довольно жалкое средство, им не напьешься, притом употребление снега приводит к изъязвлению языка, портит зубы и желудок, так что, сами видите, лекарство хуже некуда. На тридцати пяти или сорокаградусном морозе снег обжигает слизистую оболочку так же, как раскаленный металл. Он разогревает слизистую сверх меры, и немного спустя мучительная жажда возобновляется с новой силой. Вы ведь знаете, чтобы согреть руки, их растирают снегом. Эскимосы, прекрасно приспособленные к жизни за Полярным кругом, предпочитают воздерживаться от снега, избегая тем самым страданий от мучительной жажды. ГЛАВА 5 Первая звезда.-- Какой будет зима? -- Предвестники бури. - Буря.-- Опасность.-- Пассивное ожидание. Морозы стояли сильные, но пока терпимые. Шла усиленная подготовка к зиме. Матросам приходилось подолгу бывать на воздухе, и в прогулках особой необходимости не было. Двадцать третьего сентября, в половине первого дня, в небе появилась первая звезда, а солнце между тем догорало над еще свободными водами. Однажды матросы заметили, что на северной оконечности льдины образуется новый лед, и стали с любопытством следить за этим интересным явлением. Тонкие кружевные льдинки жались друг к другу, но еще не смерзались. Постепенно они превращались в пластинку, которая, как ни странно, не ломалась от волн, а двигалась вместе с ними. Пластинка становилась все шире, а волны стихали. Еще немного, и море будет сковано льдом. Дни становились все короче. Наступил сентябрь, морозный, со студеными ветрами. На небе стали появляться огромные ложные солнца -- предвестники бурь. Атмосферное давление падало. В это время года ураганы в полярных странах -- явление обычное. Вот бы освободили они "Галлию" из ледяного плена, чтобы она могла двигаться дальше! Быть может, воды Крайнего Севера не замерзли? Предположение на первый взгляд совершенно нелепое, но кто знает, какие сюрпризы ждут исследователя в этом зловещем краю? Бывает, что круглый год океан на Севере остается подо льдом и сохраняет каменную неподвижность. Доказательством тому экспедиция сэра Нерса. Зато лейтенант Грили обнаружил бурное таяние льдов. Какой же выдастся зима 1887 года? Спокойной? Ураганной? На всякий случай де Амбрие велел оставить на месте и винт и руль. Машина тоже была приведена в полную готовность. Ветер крепчал. Мгла рассеялась, словно по волшебству. На синем бархатном небе засверкали звезды. Послышался глухой треск. Льдина дрогнула и закачалась, будто под ударами волн. Пошла рытвинами и горбами. Затишье сменялось все усиливающимся гулом. Отлетевшие глыбы, сталкиваясь, вдребезги разбивались. В огромных трещинах клокотала серо-зеленая вода. Самые невероятные звуки слились в один адский шум дьявольский оркестр. В нем слышались раскаты грома, свистки паровой машины, рев диких зверей, треск картечи, рокот водопада, стук машин, гул толпы, вой бури. Громадные ледяные глыбы катились с неимоверной быстротой, почти достигая корабля, грозя раздавить его, уничтожить. "Галлия" трещала, несмотря на всю свою прочность. Что делать, если разразится катастрофа? Ведь на судне все самое необходимое, в том числе и съестные припасы! Де Амбрие задумался. Не лучше ли выгрузить на лед провизию, оружие, лодки, инструменты, лагерные принадлежности? Тогда все же останется какая-то надежда на спасение. Но где найти безопасное место, чтобы сложить все эти поистине драгоценные вещи? Ведь лед еще недостаточно крепкий. Мало ли что может случиться. Где только сейчас высился холм, образуется впадина. Рядом -- другая. Потом появляется горб и тут же с оглушительным грохотом рушится. По склону с бешеной скоростью скользит льдина и вдруг куда-то проваливается. Целые сутки на земле, так метко прозванной Гейсом "Землей Отчаяния", царил хаос. Все попытки что-то придумать были тщетны. Оставалось лишь бесстрашно смотреть в глаза разбушевавшейся стихии и ждать гибели либо спасения... ГЛАВА 6 После бури.-- Тайна.-- Льдина плывет.-- Тревога.-- Немножко метеорологии.-- О радуге.-- Ученые собаки. Наконец ураган утих. Однако льдина все еще содрогалась и слышался треск. В чем же дело? Понять никто не мог. Но моряки -- народ беззаботный. Опасность пока миновала, а там видно будет. Одно удивляло: после бури солнце стало клониться к востоку. Но солнце ведь не комета и не меняет своей орбиты. Никому в голову не пришла самая простая мысль, что льдина плывет. Неужели ее ураганом оторвало от берега? Как бы то ни было, та часть льдины, где стояли корабли, двигалась с северо-востока на юго-запад со скоростью пятнадцать миль[67] в сутки. Капитаны сообщили об этом матросам. И те стали оживленно обсуждать этот факт. Последствия могли оказаться самыми печальными. Плыви льдина на север, это приближало бы экспедицию к цели. Но увы! Она увлекала французов в противоположном направлении. За два дня льдина продвинулась к юго-западу и повернула прямо на юг, пройдя за последующие десять дней около трехсот километров. Матросы, поначалу немного расстроившись, теперь живо комментировали сложившуюся ситуацию. Плюмован же старался использовать малейшую возможность, чтобы отточить свое остроумие. -- Одно совершенно ясно -- мы никак не можем добраться до так называемого полюса. А я-то мечтал учредить общество по эксплуатации трамвайных линий, турецких бань и построить оперный театр. -- А, еще одна пропащая идея! -- Да что ты понимаешь, Гиньяр! -- Ну это уж точно. -- Если бы господин Полюс захлопнул свои двери перед носом англичан, немцев, американцев или граждан любой другой страны, я бы и глазом не моргнул, но сыграть такую глупую шутку с французскими моряками!.. О-ля-ля, да он просто дурно воспитан!