информировать о ходе дела, то это вызвано не праздным любопытством или мелочной опекой. У меня нет привычки опекать следственное отделение и уголовный розыск, но чем занимаются мои сотрудники -- я должен знать,-- подполковник повернулся к Кайрову.-- "Так, капитан? Кайров утвердительно наклонил голову. Подполковник показал ему пряжку: -- Что об этом думаешь? -- По всей вероятности, случай аналогичен тому, когда при раскорчевке поля в колхозе "Гранит" разрыли старую могилку. Помните? -- А если преднамеренное убийство? -- Надо расследовать,-- пожав плечами, ответил Кайров. -- Кому поручим? -- Поручите мне, товарищ подполковник,-- непроизвольно вырвалось у Антона. -- Вот оптимист! -- Кайров засмеялся.-- Строгача за просрочку схватишь -- куда твоя бодрость денется. Подполковник строго посмотрел на него: -- Не надо строгачами запугивать подчиненных, капитан. -- Я не запугиваю, Николай Сергеевич,-- Кайров, будто подчеркивая перед Антоном близость отношений с подполковником, назвал его по имени-отчеству,-- Я лишь хочу предупредить Бирюкова, чтобы не рассчитывал на легкий успех. Распутать такое дело даже опытному криминалисту нелегко, а Бирюкову тем более. Опыт у него не ахти какой. -- Да... Спустя рукава тут ничего не добьешься,-- согласился подполковник, повертел в руках пряжку и вдруг ободряюще подмигнул Антону: -- Что касается опыта, то это дело наживное. Кстати,-- вдруг вспомнил он,-- труп женщины, о которой я упоминал на оперативном совещании, был сброшен в канализационный колодец. Подполковник аккуратно завернул в бумагу пуговицу и пряжку, передал их Антону и посоветовал: -- Сходи-ка в военкомат и выпиши там все адреса моряков, которые живут в нашем районе. Из кабинета подполковника Кайров вышел первым. Пройдя по коридору несколько шагов, он обернулся к идущему следом Антону и сочувствующе сказал: -- Взял ты, родной мой, на себя обузу. Но это к лучшему: оскомину набьешь -- поумнеешь. С улыбкой сказал Кайров, вроде бы не в упрек, но на душе у Антона вдруг стало муторно, противно заворочалось сомнение. Захотелось вернуться к подполковнику и сказать, что, мол, сдуру напросился на непосильное дело. Однако тут же заговорило самолюбие: зря, что ли, в институте учился? Нет опыта... Опыт -- дело наживное, как сказал подполковник. Правильно сказал! Надо гореть на работе в хорошем смысле этого слова, а не тлеть, как тлеет Кайров. Все у него без сучка, без задоринки -- никакого интереса! "Нет, капитан, кровь из носа, а тайну старого колодца разгадаю",-- упрямо решил Антон. Он сел за свой стол и, энергично придвинув к себе телефон, стал звонить в аптеку -- не появлялся ли там Граф-Булочкин? Управляющий аптеки, узнав, что звонят из милиции, заволновался. -- Знаете,-- не дослушав Антона, заговорил он,-- вчера, перед самым закрытием, этот гражданин взял у нас по рецепту пять пробирок с таблетками мепробамата. -- Не заметили, куда он направился из аптеки? -- спросил Антон, словно это имело какое-то значение. -- К сожалению, нет. Хотя посетитель сразу показался мне странным. Этакая неприятная рожа наркомана. Дрожащие руки, землистый цвет лица, глаза мутные и все такое... -- С какой целью применяют мепробамат? -- Это лекарство импортного производства. Рекомендуется для успокоения нервной системы при сильных волнениях. Доза: по одной-две таблетки на прием. -- Зачем же ему так много понадобилось? -- Видимо, глушит возбужденные нервы. Этим-то он и привлек мое внимание. -- Кем выписан рецепт? -- Областной поликлиникой. На фамилию... не то Бубликов, не то Булочкин. Сомнений не оставалось. Попросив управляющего, если где-то встретит странного посетителя, немедленно сообщить дежурному милиции, Антон на всякий случай позвонил в больницу, затем переговорил со всеми заведующими медицинскими пунктами, номера телефонов которых были в справочнике. Ни к кому из них Граф-Булочкин не наведывался. Незаметно промахнуло полдня. Перед обедом Антон заглянул к дежурному. У телефона скучающе сидел Слава Голубев. -- Ничего пока нет,-- ответил он на вопрос.-- Да и вряд ли этот "граф" днем объявится. Думаешь, он дурак? Кстати, знаешь, сколько было случаев, когда областные работники зевали преступников, а наши брали их как сусликов! Видел, как сегодня подполковник всех на ноги поднял? А коллектив -- это сила! Согласен? -- Точно, Славочка,-- Антон улыбнулся.-- Ну, я пошел на обед, а потом -- прямо в военкомат. Военком -- худощавый, с большими залысинами майор, выслушав Антона, спросил: -- И милицию что-то к морякам потянуло? -- Почему -- и милицию? -- сделав ударение на "и", в свою очередь, задал вопрос Антон.-- Разве еще кто интересовался моряками? -- Вчера один гражданин моряка Юру искал. -- Что за гражданин? -- Кто его знает. Мы не милиция, паспорта не проверяем. -- Для чего ему этот Юра потребовался? -- Давние друзья, сказал. Только фамилию вспомнить не мог. Хотел его в вытрезвитель направить, да некогда было. Заявился -- лыка не вяжет,-- военком открыл картотеку.-- Тебе всех моряков или тоже Юру? -- Всех. -- Всех так всех. У нас их не густо. Военком пересчитал и подал Антону восемь учетных карточек. "Гаврилов Иннокентий Иванович. Воинское звание "мичман",-- прочитал Антон в одной и заглянул в графу "Домашний адрес", чтобы убедиться, тот ли это Гаврилов, который "распечатывал" молокососам носы. Адрес совпадал. Антон вспомнил рослую фигуру Гаврилова с огненно-рыжей шевелюрой и усмехнулся тому, как иногда случай сводит людей. Ни один из моряков не жил ни в Ярском, ни даже близко от него. Не было среди них и с именем Юра. Вздохнув, Антон отложил последнюю карточку, задумался, и вдруг, по необъяснимой ассоциации, рядом с Гавриловым возник рыжеволосый Граф-Булочкин, каким он представлялся по словесному портрету, сделанному подполковником на утреннем оперативном совещании. -- Скажите, товарищ майор,-- обратился Антон к военкому,-- как выглядел этот... который моряка Юру искал? -- Худой, длинный,-- занимаясь своими делами, ответил военком.-- Собственно, я к нему не приглядывался. -- А волосы у него какие? -- Густые... по-моему, рыжеватые,-- военком не сдержал любопытства: -- А что случилось? -- Областное управление разыскивает опасного рецидивиста. Похоже, он-то и наведывался к вам. -- Что ж вы раньше молчали?! -- возмутился военком.-- Милиция называется. Я бы его под пистолетом привел! -- Сами только сегодня утром узнали,-- виновато сказал Антон. -- Плохо ваша служба работает, коль этот гастролер вас опережает,-- военком досадливо рубанул рукой воздух.-- Как сердце чувствовало! Уже было трубку телефона взял, чтобы вызвать патруль из вытрезвителя, а потом думаю, пусть катится на все четыре стороны,-- и в сердцах ругнул себя: -- Вот шляпа! Весь остаток дня Антон пытался логически обосновать связь между Графом-Булочкиным, моряком Юрой, флотской пряжкой, пуговицей и колодцем. Раздумывая, чертил на бумаге кружки и стрелки. От кружка "Граф" стрелка упиралась в кружок "Юра", затем в "Пряжку, пуговицу" и ныряла в "Колодец". Первый и последние кружки Антон обвел жирными линиями, а кружок "Юра" -- пунктиром. Моряка с таким именем в районе не было, но он должен быть, коль его ищет Булочкин. Следовательно... Резко звякнул телефон -- подполковник срочно приглашал к себе. Едва Антон вошел в его кабинет, как он спросил: -- Предполагаешь, Булочкин был в военкомате? -- Так точно. -- Сейчас мне звонил военком. Оказывается, этот рыжий тип ищет в нашем районе какого-то моряка не первый раз. В прошлом или позапрошлом году -- точно военком не помнит -- он уже был у них с подобным же вопросом. -- Ребус какой-то,-- сказал Антон. -- Уголовному розыску сплошь и рядом с подобными ребусами приходится сталкиваться. Иногда такая шарада подзакрутится...-- подполковник открыл коробку "Казбека", постучал по ней папиросой и неторопливо прикурил.-- Насколько мне известно, закоренелые наркоманы не употребляют спиртного. Булочкин -- наркоман, а в военкомат пришел пьяным. Упускать его нельзя. Вполне возможно, что этот "граф" окажется необходимой для нас ниточкой от колодца. Настораживает меня флотская пряжка, пуговица и... моряк Юра. -- Я только что об этом думал,-- опять сказал Антон и передал содержание разговора с управляющим аптекой. -- Выходит, неладно у Графа с нервами,-- подполковник стряхнул с папиросы пепел, помолчал.-- Хотя наркоманы, как и алкоголики, изобретательны до удивительности. Не глотает ли Булочкин мепробамат вместо наркотика?... С работы Антон уходил поздно. В комнате дежурного У телефона подремывал Слава Голубев. О Булочкине новых сведений не поступило. 6. Заключение экспертизы Гаврилов явился в райотдел по повестке Славы Голубева, которому Кайров передал дело о "распечатанных" носах, но Антон, встретив его в коридоре, пригласил в свой кабинет, чтобы выяснить, не знает ли бывший мичман кого из моряков по имени Юра. От Гаврилова на три версты несло перегаром, и по кумачовому, с маслеными глазами лицу было видно, что, несмотря на раннее время, бывший моряк успел изрядно опохмелиться. О флотской службе Гаврилов заговорил охотно. Знакомых моряков у него было "тысяча и один". Были среди них и Юры, но никакого отношения к району они не имели. На флоте, включая срочную службу, Гаврилов "оттрубил" пятнадцать лет, а после демобилизации уже четвертый год "тянул лямку" по снабженческой части в райпотребсоюзе. С пьяной откровенностью он признался, что демобилизовали его за "неумеренное употребление антигрустина". -- Судя по вашему поведению, урок, как говорится, не пошел вам впрок,-- усмехнулся Антон и строго добавил:-- Надо исправляться, мичман. -- Горбатого могила исправит,-- басом прогудел Гаврилов и громко расхохотался, будто невесть как удачно сострил. -- В могиле исправляться поздно. -- А сейчас рано. У нас же, снабженцев, как? Не подмажешь -- не достанешь. А когда мажешь, и сам намажешься. -- Это до поры до времени. Попадете на глаза начальству... -- Начальству что? Ему давай-давай! Мы ж, снабженцы, как шахтеры,-- Гаврилов опять захохотал.-- Можно сказать, из-под земли достаем. Беседу прервал телефонный звонок -- начальник райотдела приглашал к себе. Проводив Гаврилова, Антон подошел к окну и закрыл форточку. По стеклу барабанили крупные дождевые капли. В кабинете начальника, кроме подполковника Гладышева, сосредоточенно читающего какой-то листок, сидел Борис Медников. -- Испортилась погодка,-- пожав его влажную от дождя руку, сказал Антон.-- Не размок, пока к нам шел? -- Не сахарный,-- равнодушно проговорил Медников и покосился на коробку "Казбека", лежащую у подполковника на столе.-- У нас дождик, как слеза, чистый. А вот мне приходилось читать, что над Лондоном постоянно висит смог. Чуть всевышний побрызгает, и на тебя будто ведро разведенной сажи вылили. Подполковник дочитал обратную сторону листа и стал закуривать. Заметив просящий взгляд Медникова, подвинул к нему коробку "Казбека". Медников прижег папиросу, блаженно затянулся и, поперхнувшись дымом, надсадно закашлял. _ Не торопись, Боря,-- посоветовал Антон. -- Угощают чем попало...-- вытирая появившиеся от кашля слезы, с упреком сказал Медников.-- Кто "Памир" подсунет, кто -- "Казбек". Подполковник засмеялся, опять взял бумагу, которую только что читал, и подал ее Антону. Уже мельком взглянув на текст, Антон понял, что это заключение медицинской экспертизы. Большую часть текста занимали служебные титулы экспертов, перечисление представленного на экспертизу. Само же заключение было лаконичным. Найденные в колодце кости скелета принадлежали мужчине возраста двадцати пяти -- тридцати лет, роста -- приблизительно один метр семьдесят сантиметров, физически хорошо развитому. Из характерных примет указывались два вставных передних зуба и старая травма голеностопного сустава правой ноги, на которую при ходьбе мужчина должен был прихрамывать. Особо отмечался пролом черепа. Но эксперты не смогли установить, произошел он до смерти или после. Кости пролежали в колодце около шести-семи лет. Труп был засыпан теплой влажной землей, поэтому быстро разложился. Когда Антон дочитал заключение, Медников поднялся и мрачно сказал: -- Я ухожу. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться. -- Подожди в моем кабинете,-- попросил Антон. Вторично просмотрев заключение, подполковник отложил его в сторону и неторопливо заговорил, обращаясь к Антону: -- Завтра с утра поезжай в Ярское и займись-ка этим делом по-настоящему. Обстоятельно поговори со стариком Стрельниковым. Мне думается, если к нему найти подход, он припомнит многое из того, что другие давным-давно забыли. Со всей серьезностью отнесись к показаниям бригадира Ведерникова, который дал задание Столбову засыпать колодец. Учти, Ведерников, опасаясь ответственности за то, что поздно закрыл колодец, возможно, начнет крутить, сваливать на Столбова. Не каждое его слово принимай за чистую монету. Однако и не забывай, что предвзятость навредит расследованию еще больше,-- подполковник опять взял листок с заключением экспертизы.-- Настораживает земля в колодце. Будто умышленно ее туда засыпали... -- Как со Столбовым быть? -- спросил Антон. -- Смотри по ходу дела. Потребуется, допроси официально, с протоколом. Прислушайся, что народ в деревне говорит, но сплетен не собирай. Словом, действуй как работник уголовного розыска. Время пока не ограничиваю, однако резину не тяни. Если преступник местный, нужно не дать ему времени опомниться, если залетный -- оперативность и в этом случае не повредит. И еще одно: не настраивай себя, что это -- непременно преступление. Иди от обратного. Жизнь полна случайностей. Когда Антон вернулся в свой кабинет, по оконному стеклу все еще барабанил дождь. Не обратив внимания на хмурое замечание Медникова, что так долго заставляют себя ждать только короли, невоспитанные люди и милицейские, Антон стал собираться в Ярское. Складывая в папку чистые листы протоколов допроса, он спросил Медникова: -- Боря, ты знаком с таблетками мепробамата? -- Покейфовать хочешь? -- усмехнулся тот. -- Понимаешь, один тип закупил в нашей аптеке тьму этих самых таблеток. Для чего ему столько могло потребоваться? -- Людские потребности безграничны,-- философски изрек Медников.-- Лекарство импортное, толком еще не изучено. -- В качестве наркотика его нельзя применять? -- Люди находят лекарствам самое невероятное применение,-- с серьезным видом начал Медников.-- Недавно приходит на прием ветхая такая старушенция и просит: (Сынок, пропиши каких ни есть противузачаточных таблеток от головной боли". Выпучил я на нее глаза, а она доверительно поясняет: "Внучка, сынок, на выданье, того и гляди принесет подарок в подоле. А с таблетками -- милое дело. Дам ей перед вечеркой парочку, у меня и голова не болит". -- Ты анекдоты не рассказывай,-- засмеялся Антон. -- Что анекдоты. Обрати внимание, как по осени старушки в аптеках аспирин чуть не килограммами покупают. Знаешь, для чего? В качестве антисептика применяют при мариновании разных там грибочков да огуречков. -- То аспирин, а то импортное лекарство. Не спекуляцией ли попахивает? Медников небрежно махнул рукой: -- Уж очень ты подозрительно на всех смотришь. В каждом человеке готов потенциального преступника узреть. Мепробамат при употреблении в больших дозах может вызвать расслабление скелетной мускулатуры и состояние вроде шокового. В какой-то степени это заменяет, конечно, наркотик,-- сказал он и поднялся, собираясь уходить. -- А что к заключению экспертизы можешь добавить?-- задержал его Антон.-- Так остроумно написали, что не поймешь, то ли от удара по черепу человек скончался, то ли его живого в колодец сбросили. -- На нашем месте ты не лучше бы сострил. Был бы труп, а то -- разрозненные кости. -- Неважнецкие ваши дела,-- шутливо посочувствовал Антон. -- Твои, по-моему, не лучше,-- в тон ему сказал Медников. 7. Матросское письмо -- Гостиницы у нас нет,-- встретив Антона, сказал Чернышев.-- Жить у меня в доме будешь, места хватит. Для работы занимай председательский кабинет, все одно мне в нем засиживаться некогда.-- И тут же спросил:-- Видать, дело серьезное, а? Антон рассказал об экспертизе. Чернышев долго молчал, по привычке тер седые виски, словно у него болела голова, и наконец задумчиво проговорил: -- Ну, голубчик, загадку наш колодец загадал. Ума не приложу, что там могло произойти. Народ у нас в селе добрый, порядочный. Трудно даже предположить, что кто-то из наших убийство мог совершить. Нет, тут что-то другое, что-то непонятное. Первым Антон вызвал на допрос бригадира Ведерникова. Он почему-то представлял его важным полным мужчиной с властным характером. На самом же деле Ведерников был высоким худым стариком. Обвисшие с желтизной усы и сросшиеся на переносице два пучка бровей делали его похожим на одного из репинских запорожцев. Для полного сходства Ведерникову не хватало казацкой свитки и шаровар. Записывая в протокол допроса биографические данные, Антон задал стандартный вопрос: -- Раньше судимы были? -- Нет,-- хмуро ответил Ведерников и, подумав, уточнил:-- Гражданским судом не судим, а под трибуналом был. -- За что? -- спросил Антон. -- Фашиста одного не вовремя прикончил. Ведерников кашлянул и неторопливо стал рассказывать. Всю Отечественную он провел в снайперах. Девятого мая в сорок пятом году, когда война уже кончилась официально и поступил приказ применять оружие только по особому указанию, на его боевом счету не хватало одного фашиста до круглой цифры. Эту цифру Ведерников не назвал, а сказал только, что он не стерпел такого "недокомплекта" и, несмотря на запрещение, израсходовал еще патрон. Под снайперскую пулю угодил эсэсовский генерал, которого, как потом оказалось, во что бы то ни стало надо было взять живым. За нарушение воинской дисциплины дело младшего лейтенанта Ведерникова разбирал военно-полевой суд. О колодце Ведерников никаких новых сведений не сообщил. Вопреки предупреждению подполковника, он не стал "крутить" и честно сознался, что дал Столбову распоряжение засыпать колодец только через неделю -- а, может, и позже -- после того, как из него достали кота. На вопрос: "Мог ли за это время человек случайно упасть в колодец?" -- ответил неопределенно: -- Кто его знает...-- Задумчиво погладил усы и продолжил: -- Сколько лет колодец существовал, никто не падал. Из наших деревенских даже вся ребятня его знала, а из приезжих... человек же не иголка, чтобы исчез и никто этого не заметил. Держался во время допроса Ведерников спокойно, но порою в его глазах и жестах длинных костистых рук замечалась нервозность, свойственная очень вспыльчивым, несдержанным людям. Говорил он медленно, чуть хрипловато. Чувствовалось, что его настораживает ведение протокольной записи. О Столбове отозвался хорошо: -- Все бы такими работягами были, как Витька, колхоз бы наш по Союзу гремел.-- И пояснил: -- Я и распоряжение ему на засыпку колодца только потому дал, что Витька безотказный. Другого уговаривать надо, потом проверять -- хорошо ли сделал. А этому только скажи -- все на совесть сделает. Для примеру, такая штука: когда экскаватор сломался и землю грузить в самосвал стало нечем, Витька сам нагрузил бревен, привез и накрыл ими колодец. Другой бы трудодень за это попросил начислить, а Столбов даже не заикнулся. -- А вот на помощь к соседям съездить Маркел Маркелович еле уговорил его,-- вспомнив прошлую встречу со Столбовым, сказал Антон. -- Свадьбу человек затевает, подготовиться надо. У него, кроме больной матери, никого нет. Все хозяйство на нем держится. В таком разе любой заартачится. К концу допроса Антону стало как-то неловко. Сколько раз он слышал и читал о следовательской интуиции, о находчивости и наблюдательности работников уголовного розыска, сколько раз говорили ему, что толково и вовремя поставленный вопрос часто решает судьбу расследования. Антон всячески приглядывался к Ведерникову, мучительно искал этот самый вопрос, но так и не мог его найти. Егора Кузьмича Стрельникова Антон решил не вызывать для допроса в контору, рассчитывая, что в домашней обстановке разговорчивый старик еще больше разоткровенничается. Жил Стрельников в небольшой крепенькой избенке, в самом конце села. Когда Антон, постучав, открыл дверь в избу, Егор Кузьмич помогал старухе -- дородной, по комплекции раза в три солидней его -- сматывать на клубок самодельную пряжу. Смутившись немужского занятия, он бросил пряжу на лавку и гостеприимно разулыбался, поглаживая при этом лысую макушку. -- Ты чой-то, старый, ощерился? -- сурово спросила старуха.-- Спутаешь моток, я ить и при чужом человеке веретеном по лысине огрею! -- Ну-ну! -- запетушился Егор Кузьмич. -- Человек пришел не иначе при исполнении обязанностей. Чем грубить; лучше оставь одних -- служебный разговор, как понимаю, при посторонних не ведется. -- Это я тебе, старый, посторонняя? -- Андреевна, ты очень даже часто неправильно меня понимаешь. Пришел товарищ офицер из милиции, пришел, как понимаю, ко мне, и, возможно быть, у нас состоится очень даже серьезный разговор. -- Только бы и чесал язык, трепач старый,-- проворчала старуха, но пряжу отложила.-- Вы, товарищ милиционер,-- обратилась она к Антону,-- шибко ему не верьте. Смолоду трепачом был, а к старости совсем рехнулся. Старуха сердито ухмыльнулась, не спеша подошла к русской печи, взяла пустое ведро и, выходя из избы, будто сама себе проговорила: -- Сурьезный разговор у него, видишь ли, могет состояться. Трепач, ну трепач... -- С норовом баба,-- смущенно поглаживая макушку, Стрельников кашлянул.-- Никакого такту не знает, один конфуз от нее. И захлопотал возле Антона, приглашая сесть на узенькую лавку у стола. Антон повесил на вбитый в дверной косяк гвоздь фуражку. -- Я ведь, Егор Кузьмич, пришел насчет колодца. Кроме уже рассказанного, ничего не припомнили? -- Слышь-ка, а?...-- Стрельников пораженно развел руками.-- Даже имя-отчество мое помнишь! Что ни говори, городской житель отличается от деревенского. Деревенский он ить без прозвищев не может. И худому человеку прозвище даст, и хорошему. До чего Маркел Маркелович -- душевный председатель, а и его прозвали Головой. Голова -- прозвище, ясно дело, не плохое, однако все ж таки есть прозвище. Антон не перебивал старика, и тот говорил взахлеб. Только через несколько минут он вдруг осекся и смущенно сказал: -- Стало быть, антересует колодец. Дак, пожалуй, нового ничего сказать не могу. Прошлый раз, слышь-ка, всю правду-матку изложил,-- Егор Кузьмич на секунду замялся, кашлянул: -- Сбрехнул самую малую толику -- по части ермаковских воинов. А почему сбрехнул? Опять же из-за любопытства своего. Меня ужас как антересует, с умным человеком говорю или с глупым. Умный сразу брехню определит. Вот прошлый раз ты приметил, что Ермак в нашенских местах не воевал. К тому же, с первого раза запомнил мое имя-отчество. Стало быть, мужик ты -- неглупый, хотя и молодой. С тобой по-серьезному надо вести разговор. А глупому подряд городи, он всему поверит. Так вот, чтобы тебя не заблуждать, скажу: которые перед Отечественной войной из Новосибирска были, искали в курганах не ермаковских воинов, а поселения древнего человека. -- Меня интересует, кто мог оказаться в колодце?-- вставил Антон. -- Дак мне ж самому эта история никакого спокоя не дает! -- воскликнул Егор Кузьмич.-- Страсть любопытно, какого бедолагу туда занесло. Никто ж у нас в округе не терялся, Андреевна моя не даст соврать... -- Вы до пенсии в колхозе работали? -- стараясь перевести разговор ближе к делу, спросил Антон. -- Нет, слышь-ка, не в колхозе,-- с гордостью ответил Егор Кузьмич.-- Трудился я два десятка годов в министерстве связи. По-деревенски говоря, письмоносцем был. -- Все новости знали? -- А то как же! Любая корреспонденция,-- он с трудом выговорил это слово,-- в Ярское через меня доставлялась. И хорошие сообщения, и плохие... Упоминание о прежней работе вызвало у Егора Кузьмича грусть, и он опять отклонился от интересующей Антона темы. -- Бывалочи, принесешь весточку неграмотному, тот с просьбой: "Прочти, Кузьмич". Сообщение хорошее -- чарку подаст, плохое -- вместе погорюешь. Девчата, бывалочи, тоже встречают: "Письмишка нет, Кузьмич?" Передашь весточку от жениха, плясать перед тобой готовы. Нужный обчеству я человек был, за то и Кузьмичом величали. Сейчас же, кроме как Слышкой, никто не зовет. -- Не помните, в тот год, когда колодец закрыли, гостей в Ярском никто не ожидал? -- ухватившись за неожиданную мысль, спросил Антон. В избу вошла старуха, загремела у печки ведром. Она услышала вопрос и опередила гладившего в раздумье лысину Кузьмича: -- В нашем селе гостей со всех волостей. Летом у нас благодать, со всех городов родственники на отдых съезжаются. -- А такого не было, чтобы пообещал кто приехать и не приехал? -- К нам все приезжают. До райцентру едут поездом, а оттуда до Ярского на машинах. Правда, автобусы к нам не ездят, зато грузовиков и легковушек попутных полно. Чего к нам не приехать-то?... -- А к Агриппине Резкиной внук Юрка сколь годов обещал приехать? -- ехидно ввинтил Егор Кузьмич.-- И до этих пор не приехал. -- Эк чо, старый, вспомнил! Внук -- отрезанный ломоть. Чего ему у старухи делать? Узнав, что Резкина живет неподалеку от Стрельниковых, Антон собрался идти к ней, но Егор Кузьмич запротестовал. Ободренный разговорчивостью и, видимо, хорошим настроением своей старухи, он осмелел: -- На стол бы накрыла, Андреевна, что ли. Гостю, по сибирским обычаям, перекусить полагается. Антон стал отказываться, но старуха обидчиво посмотрела на него: -- Или мы нелюди какие? Думаете, ежели старики -- пенсионеры, то и на стол подать нечего? Егор Кузьмич вскочил с места и засуетился по избе. -- Не стриги ногами! -- прикрикнула на него старуха.-- Сама управлюсь. Из русской печи она быстро достала чугунок с наваристой похлебкой, выставила на стол большую миску мяса и крупно нарезанные ломти деревенского хлеба. Еда источала такой аромат, что у Антона засосало под ложечкой. Старуха оглядела стол, откинула крышку окованного железом старинного сундука, порылась в его глубине и торжественно достала бутылку водки. -- С майских праздников казенка осталась,-- сказала она и первый раз в присутствии Антона невесело улыбнулась.-- К нам-то со старым никто не наезжает. Безродные мы, всю жизнь вдвоем мыкаемся. -- Андреевна у меня золото! -- при виде бутылки воскликнул Егор Кузьмич. -- Ежели б не гость, я тебя озолотила бы,-- проворчала старуха. Антон хотел отказаться от водки, но побоялся обидеть "безродных стариков", к которым "никто не наезжает". От Стрельниковых он ушел под вечер. Хотел сразу пойти к Резкиной, но за околицей, у Потеряева озера, слышался звонкий разнобой ребячьих голосов. Чтобы проветриться, Антон пошел к озеру. Ребятишки, отчаянно брызгая друг на друга водой, купались. Озеро было широким и длинным. В его середине чернела низкая полоска острова, закрывая расположенную на противоположном берегу Березовку -- деревню, в которой Антон родился и вырос. "Интересно, доплыл бы я сейчас до острова?" -- подумал Антон и, расстегнув форменную тужурку, сел на пахнущий разнотравьем берег. Вспомнилось, как в детстве вот так же целыми днями не вылезал из озера, а мать, чтобы не плавал далеко от берега, почти каждый раз, уходя утром на работу, пугала холодными донными родниками, которые судороги сводят руки и ноги. Антон лениво перебирал в памяти болтовню Егора Кузьмича. Пока сидели за столом, старик вспоминал что попало, но упорно избегал ответа на вопрос, почему именно тринадцатого сентября он ушел на пенсию. "Подожди, старый краснобай! Все расскажешь"...-- самоуверенно подумал Антон, поднялся, застегнул тужурку и пошел к Агриппине Резкиной. Резкина -- низенькая, полная старушка -- встретила настороженно, даже испуганно. Антон не раз замечал в людях затаенную робость при встрече с работниками милиции и всегда недоумевал -- отчего эта робость возникает. Почти полчаса толковал он со старушкой на различные житейские темы, прежде чем она прониклась к нему доверием. Мало-помалу Резкина разговорилась и рассказала, что "унучек Юрка служит коло самой Японии, на острове Сахалине". -- Письма от него часто получаете? -- спросил Антон.-- Приехать к вам внук не собирался? -- Денег я ему не дала,-- призналась Резкина.-- Шибко Юрка моциклет с люлькой хотел купить, а я пожадничала. Ругаю теперь себя за жадность, да что поделаешь. Обиделся унучек, с тех пор и писать перестал, и домой не едет. До армии-то со мной жил, родители его рано померли. -- У вас писем не сохранилось? -- Где-то на божничке последнее письмо лежало. Сама я неграмотная. Слышка каждый раз мне читал, он тогда письмоносцем у нас работал. Много уж годов с того времени минуло. Старушка подошла к нахмурившейся в углу избы почерневшей иконе, достала из-за нее серый от пыли конверт и подала Антону. -- Вот такие все письма унучек слал. Наместо почтовой марки печатка трехугольничком поставлена,-- пояснила Резкина.-- А счас уж какой год ни слуху ни духу не подает. Хочу в розыск послать, да все не соберусь упросить кого, чтобы написали куда там следует. "Матросское" -- прочитал на треугольном штампе Антон, быстро взглянул на адрес отправителя и почувствовал, как от волнения кровь прилила к лицу. "Резкин Юрий Михайлович",-- было написано пониже номера воинской части. Письмо, начинавшееся трафаретно "Во первых строках...", занимало тетрадную страничку. Резкин писал, что служба кончилась, и через несколько дней он уже полностью станет гражданским. Упоминался и мотоцикл: "А денег ты зря, бабуся, пожалела. Привез бы я отсюда новенький "Урал" с люлькой. В Ярском таких мотоциклов днем с огнем не сыщешь, а тут есть возможность купить. Ну да ладно -- на бабку надейся, но сам не плошай. Заработаю, тогда и куплю". Письмо было отправлено 1 сентября 1966 года. За тринадцать дней до того, как забросили культстановский колодец. 8. Жених-заочник Дом Чернышева стоял в центре села, рядом с клубом. Добротный, под шиферной крышей, он выделялся среди других таких же домов ярко-зелеными резными наличниками. Видимо, предупрежденная о приезде сотрудника милиции жена Чернышева -- полнеющая, но моложавая на вид -- встретила Антона гостеприимно, как давнего знакомого. -- Екатерина Григорьевна,-- подавая руку, отрекомендовалась она и провела Антона в отведенную ему комнату. Никелированная кровать, застеленная узорным покрывалом; письменный стол с высокой стопой фотоальбомов; этажерка, плотно забитая книгами, да крепкой работы стул составляли всю обстановку комнаты. Над столом в узкой черной раме висела почти метровая фотопанорама села, на переднем плане которой Антон сразу узнал дом Чернышева. -- Сын снимал,-- пояснила Екатерина Григорьевна, заметив, как Антон с интересом разглядывает фотографию. -- Институт недавно закончил, сейчас инженер. Сам Чернышев, с утра мотавшийся на "газике" по колхозным полям, вернулся домой поздно. Гремя во дворе рукомойником и шумно фыркая, долго отмывался от пыли и так же долго растирал полотенцем обнаженное до пояса мускулистое тело. Пригладив ладонью седой ежик волос, он повернулся к вышедшему на крыльцо Антону и строго спросил: -- С выпивки следствие начал? -- Как с выпивки?...-- растерялся Антон. Чернышев надел рубаху. -- У конторы Стрельников во всеуслышанье треплется, что с милицейским следователем бутылку казенки раздавил. -- Я не следователь, а инспектор уголовного розыска. -- Какая разница? -- Следователю положено вести допрос только официальным путем, инспектор же уголовного розыска имеет право... Как бы вам яснее сказать? Прощупывать почву, что ли... -- Щупать-то ты щупай, а водку все-таки с кем попало не пей. Сам рос в деревне, должен знать, что здесь все на виду. -- Не хотел отказом стариков обидеть. -- Ты работник милиции или сестра милосердия? -- хмуро поинтересовался Чернышев, но тут же подобрел:-- Ладно, пошли ужинать. На утренней зорьке сегодня окунишек добыл, Григорьевна приготовила. В озере у нас добрые окуни водятся. После ужина Маркел Маркелович зашуршал свежими газетами. Выписывал он их много. Антон тоже развернул одну из газет, но желание поделиться своим успехом в отношении внука Агриппины Резкиной не давало покоя. Чтобы не отвлекать Чернышева, Антон ушел в отведенную ему комнату. Постояв у открытого окна, взял один из альбомов с фотографиями. "Работа сына Маркела Маркеловича",-- догадался Антон, разглядывая хорошо отпечатанные любительские снимки. Все они были сделаны в школьные годы: ребятишки в классе за партами, купающиеся в озере,-- вон даже полоска острова на горизонте видна, в поле с лошадьми, у трактора в каких-то механических мастерских, с рюкзаками, видимо, в туристическом походе. На одном из снимков на фоне дома с резными наличниками, чуть склонившись на правую ногу, позировал чубатый крепкий парень. Щурясь от солнца, он выставил в улыбке ровный, с едва приметной щербинкой, верхний ряд зубов. Антон впился взглядом в снимок -- сквозь легкую, похоже, нейлоновую рубаху отчетливо просвечивали полоски флотской тельняшки. -- Кто это, Маркел Маркелович? -- спросил Антон, показывая снимок Чернышеву. -- Сынов одноклассник,-- взглянув на фотографию, ответил Чернышев,-- Юрка Резкин. -- Вы знаете, что он своей бабушке с сентября шестьдесят шестого года ни одного письма не прислал? -- Он и до сентября шестьдесят шестого не особо баловал ее письмами. Баламут и шалопай Юрка отменный, потому и не пишет. -- Давно этот снимок сделан? -- Лет семь, наверное, назад. Может, побольше. Когда Юрка в отпуск из армии приезжал. -- Он на флоте служил? Тельняшка на снимке видна. Чернышев отложил газету. -- Помнится, в тельняшке я его видел, а вот форма на нем сухопутная была. Мы же с тобой прошлый раз говорили, что среди ярских моряков нет. Юрка, должно быть, в береговой обороне служил или купил у кого-нибудь тельняшку. -- Куда он после армии делся? -- Кто его знает. Мы уж привыкли, что отслужившие солдаты редко возвращаются в село. И этот где-нибудь в городе пристроился. -- А не может быть такого, что он возвращался в Ярское и... -- Имеешь в виду колодец? -- Чернышев задумался.-- Такое даже трудно предположить. Хотя... чем черт не шутит, когда бог спит. -- Резкин прихрамывал на правую ногу, и у него два вставных передних зуба. -- Хромых в армию не берут,-- серьезно сказал Чернышев и внимательно посмотрел на снимок.-- А выбитый зуб у Юрки и на фотографии виден. Антон мысленно ругнул себя за невнимательность, но уверенность в том, что в расследовании наконец-то появилась зацепка, не исчезла. В конце концов Резкин мог повредить ногу на службе, там же и зубы вставить. Маркел Маркелович сложил газеты, устало потянулся. -- Давай-ка, следователь из уголовного розыска,-- Предложил он Антону,-- срежемся в шахматишки на сон грядущий. -- Давайте. Игра затянулась. Из открытого окна тянуло ночной прохладой. У клуба громко наигрывала радиола. Затем джазовый гул умолк. Послышался веселый смех, неуверенно всхлипнул баян, и тотчас звонко плеснулся сильный женский голос: В тихой роще, у ручья, целовалась с милым я, И никто на белом свете мне, девчонке, не судья! Несколько девичьих голосов дружно подхватили, Ой-люли, ой-люли, у меня, Марины, Губы алы от любви, словно от малины... Голоса прозвучали так задористо и звонко, что, когда они неожиданно смолкли, Антону показалось, будто где-то у озера откликнулось эхо. Не отрывая взгляда от шахматной доски, Чернышев улыбнулся и сказал: -- Марина Зорькина. -- Звезда колхозной самодеятельности? -- спросил Антон. -- Заведующая птицефермой. Красавица наша. Голос, что у Людмилы Зыкиной. На всех фестивалях первые места берет,-- Чернышев переставил на шахматной доске коня.-- К слову, бывшая любовь тракториста Витьки Столбова, а сейчас всех женихов отшивает. -- Почему? -- Еще до Витьки произошло у нее что-то. Кажется, нарвалась в молодости на непорядочность и до сих пор переживает. -- Сколько ж ей лет? -- Твоего возраста. Быть может, чуток постарше. -- Рано отчаиваться. -- Да она и не отчаивается. Только вот ухажеров не подпускает к себе, будто обет дала. Чернышев пошел ферзем. Антон -- пешкой. Чернышев ответил ходом слона. -- А ведь Юрка Резкин мальчишкой ломал ногу,-- вдруг сказал он.-- С лошади упал. Помнится, и зуб тогда выбил. Антон оторвал взгляд от шахматной доски. -- Я же говорил... -- Неужели он?... -- Чернышев сделал очередной ход и тихо добавил: -- Вы проиграли, следователь. -- Почему проиграл? -- не понял Антон. -- Вам мат. Ворочаясь в постели, Антон никак не мог заснуть -- слишком много накопилось за день впечатлений. За стенкой, покашливая, о чем-то переговаривался с Екатериной Григорьевной Чернышев -- видимо, и к нему не шел сон. Молодежь у клуба стала расходиться. Баян и девичьи голоса приблизились к дому Чернышева. Антон прислушался. День пролетел, месяц прошел -- время растаяло. Значит, и мной на берегу что-то оставлено... Пела Зорькина, как и прежде, уверенно и сильно, только Антону показалось, что теперь в ее голосе сквозит тоска. Кто же ты есть, как тебя звать? Что ж ты скрываешься?... Песня удалилась и затихла, а в памяти Антона, как на "заевшей" пластинке, все звучали одни и те же слова: "Кто же ты есть, как тебя звать? Что ж ты скрываешься?". За стенкой громче, чем обычно, кашлянул Чернышев. Скрипнули половицы. -- Не спишь, Антон? Понимаешь, услышал сейчас песню и вспомнил: несколько лет назад переписывалась Марина Зорькина с каким-то женихом-заочником. Не то солдатом, не то моряком. Антон рывком сбросил с себя простыню, сел на кровати. Чернышев помолчал, вздохнул: -- И приехать он к ней, вроде бы, обещался... 9. Сон в руку Заснул Антон только под утро. Но и короткий его сон был заполнен путаным кошмаром. Первым приснился бригадир Ведерников. Сердито прикусывая свои казацкие усы, он показывал снайперскую винтовку и объяснял, как из нее стреляют. Затем появилась старушка Резкина и просила помочь ей вытащить из грязи застрявший "Урал" с люлькой. "Унучику моциклет купила, не стала жадничать",-- объясняла она. Антон, Ведерников и Резкина изо всех сил толкали мотоцикл, но тот -- как в землю врос. Невесть откуда взявшийся старик Стрельников наливал всем по стакану водки и говорил: "Выпейте, не обижайте. Сил прибавится". Антон пить отказывался. Егор Кузьмич укоризненно качал головой: "А я, слышь-ка, считал тебя неглупым человеком. Хотел всю правду о колодце рассказать. Столбова и Зорькину заставил, чтобы на бумаге обрисовали эту антересную историю". Антон хмурился: "Опять, как с ермаковскими воинами, обманываешь. Столбов помогать соседям уехал. Как ты его мог заставить?" Стрельников гладил голую макушку, хитро подмигивал: "Обманул Витька Маркела Маркелыча. Трактор у колодца спрятал, а сам с Зорькиной уплыл на остров, что посередке Потеряева озера. Витьку Зорьки