го посмотрел на него, сурово бросил: -- А ты шел бы спать, пока пятнадцать суток не схлопотал. -- Это вы можете,-- обронил Столбов и медленно отошел к конторе, на дверях которой висела свежая клубная афиша. Кайрова будто током ударило. -- Что ты сказал? Столбов обернулся: -- Что слышали. -- А ну вернись! -- А иди ты...-- Столбов махнул рукой и спокойно стал разглядывать афишу. Лицо Кайрова побагровело, глаза расширились. Он словно удивился смелости Столбова -- очень уж небрежно тракторист от него отмахнулся. Антон, молча наблюдавший эту сцену, с упреком проговорил: -- Нельзя же так, товарищ капитан. -- Что?...-- Кайров уставился на Антона. Полоска усов ощетинилась: -- Заступник?! В рабочее время купаешься, водку с кем попало глушишь, а я должен бросать все дела и разбираться. Мальчишка! -- Не пил я,-- нахмурившись, сказал Антон. -- Оправдываться вздумал? Что, я по лицу твоему не вижу? Стоишь, как рак вареный! Антона как будто ударили. Ударили больно, неожиданно. В какой-то очень короткий миг он почувствовал на себе любопытный взгляд старика Слышки, увидел лукавую улыбку милицейского молоденького шофера, растерянное лицо Столбова, удивленно отвернувшегося от афиши. И, не отдавая отчета своим словам, неожиданно ляпнул: -- Не городите глупость, товарищ капитан. Кайров опешил: -- Оскорбление?... -- Нет, диагноз,-- по инерции съязвил Антон и только теперь отчетливо представил, каких дров только что наломал. Кайров буквально был обескуражен, но, как у боксера, случайно ударившего противника ниже пояса, у Антона не было удовлетворения от победы. Виновато оглядевшись, он увидел растерянно открывшего рот Слышку, испуганное лицо шофера. Во взгляде Столбова прочитал удивление: "Зачем ты так?" -- и, не зная, что ответить на этот немой вопрос, пожал плечами. Кайров, как говорится, рвал и метал, но Антон почти не слышал угроз. С трудом сообразив, что ему приказывают садиться в машину, вспомнил о ключе от кабинета Чернышева. Подошел к Столбову, передал ключ, подумал, что мог бы отдать его Екатерине Григорьевне, к которой все равно надо заехать за оставленными вещами. В голову почему-то пришла фраза Столбова о свадьбе. Антон улыбнулся и с наигранной веселостью сказал: -- Кина не будет, Витя. Уже из машины увидел, как к Столбову подошла Зорькина. Она была в белой кофточке и короткой черной юбке. Так же, как утром, блестели туфли-лакировки. Но вместо голубой косынки с якорьком на плечи небрежно был накинут прозрачный желтый шарф. 12. Мутное дело Подполковник Гладышев пришел на работу в хорошем настроении. Где-то около полуночи ему на квартиру звонил вернувшийся из Ярского Кайров и доложил, что Бирюков отделался легким испугом, жив и здоров. Правда, старший инспектор уголовного розыска не преминул заметить, что расследование случая с колодцем не продвинулось ни на йоту, но после хорошего сообщения о Бирюкове это ничуть не расстроило подполковника. Неприятности начались на работе, когда из Ярского позвонил Чернышев. Слышимость, как всегда, была отвратительной. Из всего разговора подполковник понял только, что Кайров, будучи в Ярском, на какого-то выпившего тракториста оформил какой-то материал, и Чернышеву уже звонили из районного суда, требуя направить парня в райцентр не то для разбора, не то для отсиживания пятнадцати суток. -- Не хулиган Витька! Понимаешь, не хулиган! -- рассерженно хрипел Чернышев через телефонную трубку.-- У меня свидетель есть, который присутствовал... -- Я разберусь, Маркел Маркелович. Разберусь! -- успокоил Чернышева подполковник и, положив трубку вызвал к себе Кайрова. Кайров выслушал подполковника: -- Узнаю Маркела Маркеловича. За каждого своего колхозника разъяренным тигром поднимается. -- Что там у вас произошло? -- Пустяки, немного погорячился я. Сейчас позвоню в суд, чтобы не вызывали Столбова. Вот с Бирюковым серьезней...-- Кайров достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и подал его подполковнику: -- Это мой рапорт. Подполковник быстро прочитал, с недоумением поднял глаза на Кайрова. -- Все правда? -- У вас нет оснований мне не верить. -- Сейчас я приглашу Бирюкова. Кайров поправил на своей тужурке и без того ровный лацкан. -- Мое присутствие будет Бирюкова смущать. Лучше, если вы переговорите с ним один на один. Подполковник нахмурился и, отпустив Кайрова, стал перечитывать рапорт. Зная горячий характер старшего инспектора уголовного розыска, он не мог вот так сразу поверить в его безгрешность и хотел найти зацепку, из-за которой разгорелся сыр-бор. Но ничего не нашел -- поведение Кайрова, судя по рапорту, было безупречным. Вызвал Бирюкова, подал ему рапорт, сердито сказал: -- Читай! Антон уставшими глазами внимательно прочитал кайровскую писанину, сильно покраснел и еле слышным голосом виновато проговорил: -- За исключением мелочей, все правильно. -- Каких мелочей?! -- Я не был пьян,-- сухо сказал Антон. -- Ничего себе мелочь! Кайров обманывает? -- Нет. Он ошибся. Столбов, можно сказать, с того света меня вытащил. Естественно, вид у меня был не совсем нормальный. Оттого, что Бирюков говорил, не выкручиваясь и не бравируя, раздражение подполковника стало проходить. -- У тебя понятие о дисциплине есть? Ты в уголовном розыске работаешь или в шарашкиной конторе? -- все еще строго, но уже с отцовским упреком спросил он Антона. -- Наказывайте. Вину свою понимаю. "Ни черта ты не понимаешь,-- подумал подполковник. -- Видно, допек чем-то тебя Кайров, коль ты...". Зазвонил телефон. Дежурный медвытрезвителя спрашивал, как поступить с одним из "клиентов", учинившим вчера вечером драку в ресторане "Сосновый бор". -- Вы что, первый день работаете? -- сердито спросил подполковник. Дежурный действительно работал в вытрезвителе чуть ли не первый день и толком не знал порядка оформления дел за хулиганство. Подполковник вдруг подумал о Гаврилове, которого вчера видел в ресторане, и спросил: -- Как фамилия этого драчуна? Гаврилов? Давай его немедленно ко мне, давай. -- Разрешите мне присутствовать,-- попросил Антон. Подполковник, словно раздумывая, помолчал и кивнул головой. Гаврилов явился в кабинет измятый, с опухшим похмельным лицом. Не глядя ни на кого, сел на предложенный ему стул, уставился в пол. Подполковник немного выждал и сказал: -- Часто к нам наведываться стали. -- Не добровольно иду. Приводят,-- недовольно проговорил Гаврилов и вдруг бурно стал возмущаться: -- Я ж этих молокососов попугать хотел. Кто им дал право в общественное место дурацкую музыку тащить? Может, я в ресторан не пьянствовать пришел, а отдохнуть после трудового дня. Может, мне с товарищем задушевно побеседовать хочется, а они мне в самое ухо весь вечер магнитофонную муру наяривают! Кто такое право им дал?! Разве это порядок? -- С кем встречались в ресторане? -- строго спросил подполковник. -- Как с кем? -- удивился Гаврилов. -- Петьку Ширямова встретил. Служили когда-то вместе. Пивка малость попили. Только деловой разговор начался, а эти зануды своей музыкой все заглушают. -- До Петьки с кем разговаривали? -- Ни с кем. -- Рыжего, кирюху, забыли? -- А-а-а...-- Гаврилов поморщился.-- Отказался, зараза, признать меня. -- Кто он? Гаврилов насторожился. На его лице мелькнула растерянность. Он словно сообразил, что болтнул лишнее. -- Откуда я знаю? Показалось, будто встречал. -- Где? -- быстро спросил подполковник. -- Во Владивостоке. -- При каких обстоятельствах? -- Это давно было. Наверно, я спутал. -- С кем спутали? Гаврилов совсем растерялся: -- Может, это сволочь, бандюга какой... -- Вы не философствуйте, рассказывайте. -- Я ж сказал, давно это было. Демобилизовавшихся ребят со своего корабля провожал. Дружок закадычный среди них был, Гошка Зорькин... Антон от неожиданности чуть не открыл рот. Позабыв, что допрос ведет подполковник, он быстро спросил: -- В Ярском у Зорькина родственники есть? -- Нет. Если вы имеете в виду Зорькиных из Ярского, то это фамилия моей старшей сестры по мужу? -- А Марина Зорькина кем вам доводится? -- Племянницей. Гаврилов немного успокоился, достал из кармана портсигар и попросил разрешения закурить. Подполковник кивнул головой. Внимание Антона привлек гавриловский портсигар, массивный, из потемневшего серебра, с рисунком крейсера "Аврора" на крышке. Заинтересовал портсигар и подполковника. Гаврилов заметил это. -- Гошкин подарок,-- сказал он и протянул портсигар подполковнику.-- Тут даже надпись есть. Перед демобилизацией он мне подарил, а я такой же ему. Антон заглянул через плечо подполковника и на внутренней стороне верхней крышки портсигара прочитал витиеватую вязь, сделанную гравером: "Иннокентию на память от Георгия. Сентябрь. 1966 г.". -- Тут такое дело,-- заговорил Гаврилов.-- Дружили мы с Гошкой с первого года службы. Парень он детдомовский, родных нет. Даже в отпуск ехать некуда было. А у меня родни хоть отбавляй. Ну я и уговорил его однажды махнуть со мной. Тут у него любовный роман произошел. Врюхался Гошка в мою племянницу, Маришку. И она вроде к нему неравнодушна была. Переписку вели. Я уж рассчитывал на свадьбе гульнуть, только свадьба не состоялась. Прислал кто-то из Ярского Гошке письмо, будто Марина с Витькой Столбовым любовь закрутила. Гошка ей упрек закатил по такому поводу, а она ему -- отходную. Не веришь, мол, моей честности -- катись на все четыре стороны! Пробовал я их мирить, но нашла коса на камень,-- Гаврилов помолчал, разглядывая папиросу.-- А рыжего, о котором спрашиваете, Гошка на вокзале встретил. Тот, вроде, геологом был. Деньжонки то ли прокутил, то ли украли у него. Короче говоря, даже билет из Владика не на что было купить. Гошка -- парень добрейший, предложил сброситься кирюхе на билет. Так рыжий с ними и уехал. В один вагон к ним еще Юрка Резкин подсел, знакомый парень из Ярского. Тоже демобилизовался. -- Как Резкин оказался во Владивостоке? -- спросил Антон.-- Он же на Сахалине служил. Осведомленность, казалось, сбила с толку Гаврилова. Туго соображая, он посмотрел на Антона. -- Отвечайте,-- поторопил подполковник. -- Солдаты же с Сахалина все через Владик в то время ездили. На вокзале, можно сказать, случайно встретились. Я Гошку с Резкиным познакомил. -- Резкин в Ярское ехал? -- опять спросил Антон. -- Нет. Проездные у него были до Томска. Решил после армии в город перемахнуть. В Томске у Резкина кореш какой-то жил, раньше его демобилизовался. Ну, они списались, тот ему работу, вроде, на каком-то крупном заводе подыскал. -- Когда это было? -- теперь уже задал вопрос подполковник. -- В шестьдесят шестом, в начале сентября. -- Внешность Зорькина можете описать? Гаврилов пожал плечами, посмотрел на Антона: -- Вроде на него похож. Даже лицом такой же, только немного потемнее. -- У него вставные зубы были? -- Были,-- Гаврилов показал пальцем.-- Эти вот. Помню, боезапас грузили. Накат сильный шел. Ящик краном застропили, корабль накренился. Гошка хотел ящик удержать, но неудачно. Зубы выбило и ногу, кажется, правую помяло. С полгода в госпитале лежал, там и зубы вставил. -- Он прихрамывал после этого? -- Нет. Врачи сами удивлялись, как удачно кость срослась. Антон, чтобы скрыть волнение, отвернулся к окну. Приметы, указанные Гавриловым, совпадали с теми, что дала медицинская экспертиза. Об этом же подумал и подполковник, но голос его ничуть не изменился. -- До какого пункта у Зорькина были оформлены проездные документы? -- продолжал спрашивать он, -- До города Ивдель, который на Урале. Гошка там до службы работал, туда и после службы уехал. -- Попутно не заезжал к вашей племяннице? -- Нет. -- Письма вам присылал с Урала? -- Тоже нет. Видно, из-за Маришки и на меня обиделся. Вообще-то, глупо Маришка с ним поступила. Такого парня ей в жизни не найти. Интересно то, что и фамилии даже одинаковые были. На корабле над Гошкой, помню, подтрунивали: "Жена на твою фамилию перейдет при регистрации или ты на ее?". Подполковник не давал Гаврилову слишком отвлекаться. -- Почему вы решили, что владивостокский геолог и вчерашний рыжий -- одно и то же лицо? -- Приметная больно рожа у него. К тому же, цвет волос у нас одинаковый. Только я не утверждаю, что это он. -- Какие он вам деньги в ресторане предлагал? Гаврилов побагровел. -- Это ж он, зараза, чтоб от меня отвязаться. "Первый раз,-- говорит, -- тебя вижу. Если выпить хочешь, на червонец". Он, можно сказать, этим мне в душу плюнул. Оттого я и на молокососов с музыкой попер. -- У вас фотография Зорькина есть? -- Была где-то. На вокзале всей оравой перед отъездом снимались. -- И геолог на снимок попал? Гаврилов задумался. -- Нет. Он, по-моему, щелкал нас. А карточку мне прислал Юрка Резкин. Фотоаппарат его был. -- Вот что, Гаврилов,-- строго сказал подполковник,-- идите сейчас домой и принесите нам эту фотографию. Гаврилов поднялся, -- А как же это... ресторан? -- Все будет по закону. -- Пятнадцать суток или штраф? -- Это уж как суд решит. Гаврилов ушел. Подполковник откинулся к спинке кресла, посмотрел на Антона и спросил: -- Что скажешь? -- Судя по приметам, в колодце найдены останки Зорькина,-- быстро ответил Антон.-- Только как он попал в наш район, если на Урал ехал? Туман какой-то... Подполковник вздохнул. -- Да-а... Мутное дело. Очень мутное, но... Послушаем, что Граф-Булочкин скажет. 13. Железное алиби Слава Голубев был прав, когда говорил подполковнику, что от Булочкина не пахнет водкой. Медицинская экспертиза, проведенная перед допросом, установила, что Булочкин клинически трезв, но от злоупотребления мепробаматом находится в сильном шоке. В этом подполковник с Антоном убедились и сами, как только конвоир доставил Графа в кабинет. Обхватив ладонями локти рук, Булочкин трясся, как в сильном приступе лихорадки. Не дожидаясь разрешения, сел, попросил воды. Выпил подряд два стакана, крупными, жадными глотками. Несколько секунд просидел сгорбившись, уткнув лицо в ладони рук. Подполковник с Антоном молчали. -- Могу я узнать, чем заинтересовал районную милицию? -- медленно приходя в себя, спросил Булочкин. -- Вопросы будем задавать мы,-- сказал подполковник. -- Тем лучше. -- Что вас привело в наш город? -- Разве в него без визы МВД нельзя въезжать? -- губы Графа иронически дернулись.-- Или мы живем в Германии, где существуют два государства и въезд из одного в другое представляет определенные трудности? -- Бросьте паясничать! -- оборвал подполковник. Булочкин высокомерно вскинул голову. Сухое горбоносое лицо его было невозмутимым, только в глазах затаилась плохо скрываемая настороженность. -- В вашем паспорте одесская прописка. Что вас занесло из Одессы в такую даль? -- Вы видите мое скверное здоровье,-- не меняя тона, продолжал Граф,-- а у вас тишина, нет копоти заводов и столичной суеты. Говорил Булочкин медленно, лениво. Казалось, язык с трудом подчиняется ему и не успевает за мыслью. -- С кем вчера встречались в "Сосновом бору"? -- Гражданин начальник, я повторяю, что приехал к вам отдохнуть, а не работать. Поэтому никаких деловых встреч не назначал. -- С кем встречались в ресторане и какие предлагали деньги? -- требовательно повторил подполковник. Булочкин попытался изобразить еще большее равнодушие, но это ему не удалось. Сильнее задрожали руки, и он крепко сжал ладони. -- Небольшое уточнение. Я не предлагал денег, а подавал их так, как подаю нищим, один вид которых у меня вызывает сострадание...-- Булочкин наигранно вздохнул.-- Вы, конечно, хотите знать, кому именно я подавал? Охотно отвечаю. Какой-то местный алкоголик узнал во мне друга детства, рассчитывая, что брошусь к нему на шею и стану угощать болгарским коньяком. Увы!... К его разочарованию, этого не произошло. -- Какого Юру вы искали в военкомате? Булочкин удивленно посмотрел на подполковника. -- Вот тут уже я хотел увидеть друга, но тоже неудачно... У вас грубый военком, мою болезнь он посчитал за опьянение и не захотел со мной разговаривать. -- Кто этот друг и почему вы ищете его в нашем районе? -- К моему стыду, фамилии друга не знаю, но я, как сейчас, слышу приятный баритон: "Юра, если тебе захочется меня обнять, приезжай в этот чудесный сибирский уголок". -- И вы уже не первый раз приезжаете к нам? -- Да. Повидать Юру -- цель моей жизни. К сожалению, до сих пор не могу напасть на его след. Но я умею добиваться цели, и наша встреча с Юрой рано или поздно состоится. Мне надо вернуть ему долг. Подполковник, заметив, что Антону не терпится что-то сказать, кивнул головой. Антон посмотрел на Графа. -- Первый раз вы были в нашем районе вместе с другом тринадцатого сентября шестьдесят шестого года. -- В это может поверить только ребенок,-- Булочкин вяло ухмыльнулся.-- И то, если он не из Одессы. -- У вас есть алиби? -- быстро спросил подполковник. -- Железное. Накануне той даты, которую только что упомянул этот молодой лейтенант, я, проводив друга Юру на электричке в ваш район, скучал на Новосибирском вокзале, ожидая, когда на табло вспыхнут часы отправления одесского поезда. Еще не миновала полночь, как ко мне подошел невзрачный милицейский сержант и с упреком сказал: "Булочкин, ты раньше времени уехал с Сахалина. Наши ребята истоптали весь остров, отыскивая тебя". Что я мог сказать сержанту в свое оправдание? Пришлось вернуться на Сахалин, обнять соскучившихся телохранителей и сверх того срока, который я так нелепо пытался укоротить, пробыть с ними еще пять лет. В прошлом году я, наконец, распрощался с сахалинскими друзьями по всем джентльменским обычаям. Возвращаясь на родину, в Новосибирске отчетливо вспомнил Юру, доброту которого даже годы не затерли в моей памяти. Вспомнил, как в сентябре шестьдесят шестого, расставаясь с ним на этом неуютном перроне, взял у него взаимообразно незначительную сумму презренных денег и поклялся сединами своей несчастной матери, что верну долг. На этот раз я был при деньгах. Не раздумывая, тут же попытался отыскать Юру. Но, как говорят спортивные комментаторы, попытка не увенчалась успехом,-- Булочкин тяжело вздохнул.-- Пришлось продолжать путь на родину. Приехав туда, я не узнал милой Одессы. Вдобавок меня не полюбила одесская милиция. Я ответил ей тем же. А жить с нелюбимой милицией, скажу вам, труднее, чем с нелюбимой женщиной. По мере того, как Булочкин говорил, сонливость его проходила, речь становилась оживленней, витиеватей. Теперь он уже, казалось, сдерживал язык, чтобы тот не опережал мысль. Подполковник достал из стола фотографию, принесенную Гавриловым, и показал ее Булочкину. -- Вам знаком этот снимок? Граф глянул на фото рассеянным взглядом. -- Работа явно принадлежит неквалифицированному фотографу. -- Никого на ней не узнаете? Булочкин долго вглядывался в снимок и вдруг всплеснул руками: -- Ба-а! Я вижу Юру! -- и посмотрел на подполковника.-- Вы снимали о нем короткометражный фильм? -- Покажите его,-- потребовал подполковник. Граф ткнул пальцем в Зорькина, еще несколько секунд посмотрел на фотографию и опять удивился: -- Да тут и другой Юра,-- ткнул в Резкина.-- Какой букет благородных людей! -- Которого из них вы искали? Булочкин показал на Зорькина. -- Имя его не путаете? -- Я не могу этого сделать уже потому, что мы с ним тезки. -- Итак...-- подполковник внимательно посмотрел не Булочкина.-- Давайте уточним детали: вы ищете в нашем районе Георгия Зорькина, который в шестьдесят шестом году помог вам, назвавшему себя геологом, уехать из Владивостока. С вами ехал еще один знакомый, Юрий Резкин. Он сошел на станции Тайга, чтобы пересесть на поезд, идущий в Томск. Вы с Зорькиным расстались двенадцатого сентября в Новосибирске, а через сутки он был убит. Вам не кажется странным финал дружбы?... Булочкин слушал внимательно. На его лице, когда подполковник сказал об убийстве, отразилось такое удивление, что Антон подумал: "Для Графа, видимо, это неожиданность". Булочкин кулаком потер лоб. -- Я давно заметил, что работники милиции на редкость не умеют шутить. Ваша шутка, гражданин начальник, по поводу смерти Юры, которого вы почему-то называете Георгием -- да еще и Зорькиным, в Одессе не вызвала бы улыбки даже у дошкольника. В остальном вы правы, и если проанализируете мои ответы, то придете к выводу, что я не темнил перед вами. -- Остается выяснить последнее,-- продолжал подполковник.-- Что же все-таки побудило вас столько лет спустя искать Георгия Зорькина? -- Никакого Георгия Зорькина я не знаю,-- твердо сказал Булочкин.-- Искал я Юру, фамилию которого не удосужился спросить, чтобы вернуть ему долг. Это вопрос моей чести. Подполковник внимательно посмотрел на него. -- Мы разберемся во всем этом. И с убийством женщины, труп которой нашли в канализационном колодце, разберемся. -- Гражданин начальник! -- Булочкин приложил трясущиеся ладони к груди.-- Не шейте мне канализационный колодец. Это не мое дело. Пусть им занимается новосибирский уголовный розыск. -- Откуда вам известно, что это произошло в Новосибирске? -- быстро спросил Антон, и по тому, как ободряюще взглянул на него подполковник, понял, что угодил в точку. Булочкин болезненно поморщился. -- Несмотря на отвратительное здоровье, я не утратил чутья и, едва появился в Новосибирске, заметил, что одесситы успели накапать сибирякам о моей популярности. Вдобавок в Новосибирске я имел неосторожность встретиться с человеком, на хвосту которого уже висел уголовный розыск. Поверьте, отвечать за чужие грехи тяжелее, чем за свои. И я -- человек спокойный -- заметался по Новосибирску, как незадачливый композитор, премьера оперы которого с треском провалилась. В период этого отчаяния и пришла светлая мысль -- сделать еще одну попытку отыскать Юру. Буду с вами более откровенен -- я хотел отсидеться у Юры, пока уголовный розыск размотает дело с канализационным колодцем и воздаст должное подлинному убийце. К концу допроса Булочкин опять обхватил ладонями локти, заметно стал ежиться, вздрагивать. Подполковник вызвал конвойного, и Графа увели. Просматривая записи, сделанные при допросе, подполковник насупил густые брови. Наконец посмотрел на Антона. -- Похоже, говорил правду. Но почему он Георгия Зорькина упорно называет Юрой? -- Товарищ подполковник! -- вырвалось у Антона.-- Георгий и Юрий -- это же имена-синонимы. -- Я давно об этом уже подумал, но тут одна неувязочка есть. Гаврилов называет Зорькина Георгием, Гошкой, а Булочкин -- Юрием. Обычно принято называть человека каким-то одним именем, хотя бы у него и синонимы были. Если уж Георгий так Георгий, если Юрий так Юрий. Согласен? Антон утвердительно кивнул головой. -- И еще одно: как Зорькин оказался в нашем районе? Почему? Он же не собирался заезжать в Ярское. -- Может, Резкин ясность внесет? Подполковник задумался, долго разглядывал фотографию. -- Давай сделаем так,-- он повернулся к Антону,-- запроси воинскую часть, где служил Зорькин, до какого пункта при демобилизации он получил проездные документы. Потом дай телеграмму в тот пункт, куда должен был приехать Зорькин. Узнай, становился ли он там на воинский учет, и одновременно запроси адресный стол. Если никаких сведений о Зорькине не окажется, заказывай междугородный разговор с Резкиным. Предложи ему приехать к бабушке. И обрати внимание, как он на это откликнется. -- Ясно, товарищ подполковник. -- И потом вот еще что: надо проверить алиби Булочкина. Если он в самом деле двенадцатого сентября шестьдесят шестого года был задержан в Новосибирске за побег, то алиби его действительно железное. Антон ушел, и почти тотчас в кабинет заявился Кайров. Как всегда, сел к столу подполковника, спросил: -- Вы тоже, Николай Сергеевич, заразились этим делом? Смотрю, допрос сами проводите... Подполковник улыбнулся. -- Вспоминаю молодость. Я ведь пятнадцать лет в уголовном розыске проработал,-- чуточку помолчал.-- А дело это, кажется, очень запутанное и серьезное. Думаю, и тебе придется им заразиться. -- А прокуратура не заинтересуется этим делом? -- Случай, как по заказу, для уголовного розыска. Никаких доказательств о насильственной смерти нет. Ты же знаешь положение: пока факт преднамеренного убийства не станет очевидным, ни о какой передаче дела в прокуратуру не может быть и речи. Кайров слушал спокойно. На его лице не было видно даже тени недовольства или обиды. Когда подполковник замолчал, он только улыбнулся. -- Я все распоряжения выполняю добросовестно. Выполню и это, если вам так угодно. -- Это угодно не мне, а общему делу. Если хочешь, это касается чести милиции. А честь милиции -- и твоя честь, капитан. Бирюков молод. Тыкается, как слепой котенок. Наша с тобой задача -- не дать ему на первых шагах разбить нос. -- Я вас понял,-- четко, по-уставному, произнес Кайров. Собираясь уходить, поднялся и спросил: -- Кстати, по моему рапорту с Бирюковым говорили? -- Да. Ты только за этим ко мне пришел? -- Не только. Хотел узнать в каком состоянии дело с расследованием колодца. Как-никак я все-таки старший инспектор уголовного розыска. -- Тогда садись, поговорим по душам. Кайров вернулся на свое место. Подполковник достал из стола рапорт, еще раз прочитал его и, глядя Кайрову в глаза, заговорил: -- Понимаешь, не указан в твоем рапорте тот импульс, который вывел Бирюкова из равновесия. Вот я с тобой разговариваю, не кричу на тебя, не унижаю твоего достоинства. Скажи, можешь ты в такой ситуации, ни с того ни с сего, нагрубить мне? Кайров нахмурился. -- Там ситуация была иная. Увидев Бирюкова пьяным, я вспылил, но это не дает ему права... -- Вот видишь! -- живо перебил подполковник.-- Бирюкову это не дает права. А кто нам с тобой дал право вспылить? Не обижайся, и себя имею в виду. Бывает, тоже срываюсь, а когда одумаюсь, стыдно становится. Понимаешь, сами того не замечая, привыкаем мы к этакому барскому тону в обращении с подчиненными. А те в свою очередь, становясь руководителями, будут копировать нас. Плохо это, капитан, ой плохо... -- Вас не устраивает моя работа? -- насторожился Кайров. -- Зачем так ставить вопрос? Ты исполнителен, дело знаешь свое. Скажу больше: мне легко с тобою работать. А вот подчиненным... твоим подчиненным, видишь ли, трудно. -- Не красное солнышко, всех не обогреешь. -- На нашей работе греть и не надо. Надо требовать, но без крика и топанья ногами. Прервал подполковника Борис Медников. Торопливо ворвавшись в кабинет, он сел против Кайрова, отдышался и, заметив, что Кайров с подполковником молчат, спросил: -- Я помешал? Серьезный разговор был? -- Нет, Боря, не помешал,-- ответил подполковник.-- Толкуем вот о взаимоотношениях руководителей с подчиненными. -- О-о! Интересная тема. По-моему, здесь все должно строиться на доверии. Есть интересный пример. Во время второй мировой войны в Америке создали два завода по выпуску нового оружия. Поскольку специалистов-рабочих в этой области не было, решили укомплектовать штат молодыми девушками и обучить их мастерству. Решено -- сделано. И вот что интересно. На одном заводе девушки уже через месяц освоили производство и стали перевыполнять план, а на другом дело застопорилось. Стали искать причину. Оказывается, там, где не получалось, девушек запугали ответственностью. Им говорили примерно так: "Малейшая ваша ошибка приведет к катастрофе!" На первом же заводе тоже предупредили об ответственности, но постоянно подбадривали: "Осторожность соблюдайте, но работайте смелее. Не будет получаться, спрашивайте. Подскажем, научим". И дело совсем по-иному пошло. Вот такие пироги. Разные подходы -- разные результаты. А возьмите творческий подход к делу... -- Медников посмотрел на подполковника: -- Собственно, я к вам, Николай Сергеевич, на минутку забежал. Вы читали что-нибудь о восстановлении портрета по черепу? -- Конечно, читал. -- Так вот. В Москве живет один мой знакомый, учились вместе. Он у Герасимова кандидатскую защищал. На днях я еду в Москву в командировку. Хочу увезти череп, найденный в колодце, и попросить хотя бы ориентировочный портрет вылепить. Поможет это вам? -- Конечно, Боря! -- подполковник улыбнулся.-- Смотри только, чтобы в дороге чемодан у тебя не украли, а то станет какой-нибудь жулик заикой. Медников засмеялся и направился к двери. Проводив его взглядом, подполковник живо повернулся к Кайрову: -- Слышал, капитан? Новое оружие лично нам изобретать и осваивать не нужно, бездельников у нас нет, все работают с полной отдачей. А что касается создания у сотрудников творческого настроя, полета мысли -- нам с тобою крепко надо подумать... Вот тебе характерный пример -- Медников. Что ему до наших забот? А ведь думает! Интересом к делу человек живет. Коротко звякнул телефон. Гладышев снял трубку. Бирюков доложил, что из областного управления подтвердили: Булочкин был задержан за побег в Новосибирске 12 сентября шестьдесят шестого года. -- Значит, непосредственного участия в истории Зорькина он принимать не мог,-- сказал подполковник и положил трубку. -- Вы уже знаете фамилию погибшего? -- удивленно спросил Кайров. -- Пока ориентировочно, но узнаем и точно. Уверяю тебя...-- подполковник встал из-за стола, прошелся по кабинету.-- Нет безнадежных дел, капитан. 14. "Допрос" под звездами Из воинской части сообщили, что старшина второй статьи Зорькин Георгий Иванович демобилизовался 6 сентября 1966 г. и получил проездные документы до станции Ивдель Свердловской железной дороги. Никаких сведений о нем после демобилизации в часть не поступало. Антон запросил адресный стол Ивделя, городской и областной военкоматы. Из всех трех мест пришли одинаковые ответы. Зорькин в 1966 и в последующие годы в области на воинском учете не состоял и прописан не был. Показания Графа-Булочкина подтверждались -- Зорькин до Урала не доехал. Но по-прежнему оставалось невыясненным: почему вдруг он решил свернуть в район. По нелепой случайности попал в колодец или был убит? Ясность по первому вопросу мог внести внук Агриппины Резкиной. Он ехал с Зорькиным до станции Тайга, и если тот надумал вдруг заехать в Ярское к своей невесте, то не в один же миг принял такое решение. Надо было срочно звонить в Томск. Разговор состоялся через сутки после того, как Антон сделал заказ на междугородной. Поведение Резкина после демобилизации казалось странным: ни разу не приехал в Ярское, совершенно забыл о своей бабушке. Поэтому, на всякий случай, Антон отрекомендовался работником райсобеса и с упреком спросил Резкина: -- Что ж вы, Юрий Михайлович, о своей бабушке забыли? -- Забыл? -- удивился Резкин, какое-то время помолчал и выпалил бойкой скороговоркой: -- Ничего я не забыл. Всегда бабусю помню. Как-то вот недавно другу письмо писал в Ярское, привет ей передавал. -- Почему вы ей самой не пишете? -- Она ж неграмотная, все равно не прочитает. -- Считаете, это оправдывает вас? -- Да ну какое там, елки с палками, может быть оправдание. -- Вы о ее здоровье знаете? -- Нет...-- растерянно ответил Резкин и тревожно спросил: -- Что с бабусей? -- Пока ничего страшного,-- стараясь не переиграть, успокоил Антон,-- но прибаливать часто стала. Переживает за своего внука. -- Вы передайте ей,-- заторопился Резкин,-- что я на днях ее навещу. Откровенно говоря, давно хочется в Ярском побывать. Как-никак родные места там. Да вот разные дела засосали: то квартиру ждал, то к родственникам жены ездил. В общем, елки с палками, не оправдание, конечно. -- А не получится это пустым обещанием? -- Ну, елки с палками! Капитально приеду. И Резкин сдержал слово. О его приезде Антон узнал от Чернышева и сразу же выехал в Ярское. Выехал с каким-то смутным, тревожным настроением, мучаясь различными предположениями, что-то даст эта, третья по счету, поездка. Чернышев по-настоящему обрадовался встрече, будто сына родного увидел. -- Жив, голубчик? Здоров? Ну и слава богу. Ужинал? -- Спасибо. -- Все равно садись к столу. Не станем нарушать наш обычай: хочешь не хочешь, гость, а с дороги -- за стол. После ужина Маркел Маркелович по привычке взялся за газеты, но быстро отложил их. -- Что Зорькина насчет моряка прошлый раз сказала?-- неожиданно спросил он Антона. Выслушав, покачал головой: -- Я тебя предупреждал, палец ей в рот не клади. Остра, хитра и... умом не обижена. Работу на птицеферме ведет -- разлюли малина! По области в передовиках ходит. Птичницы к ней с уважением: "Наша Марина Васильевна". Уверен, поставь председателем, за милую душу колхоз потянет, не каждый мужик с ней потягается,-- Чернышев ладонью взъерошил свой седой ежик.-- Неужто напутал я с женихом? Может, и не из моряков он вовсе... -- Из моряков. В райцентре живет дядя Зорькиной, Гаврилов... -- Вспомнил! -- Чернышев хлопнул по коленке.-- Кешка Гаврилов! Моряк же с ним в отпуск приезжал,-- и улыбнулся.-- Склероз старческий, совсем забыл. Хорошо, про Кешку напомнил. Знаю Иннокентия, знаю. Говорят, запился последнее время? -- Из милиции почти не вылазит. -- Ишь ты... Деньги мужика сгубили. Он же долго на сверхсрочной служил, получал крепко. Бывало, в отпуск приедет -- всю деревню упоит. А такие, как Проня Тодырев, кроме выпивки, еще и в долг без отдачи у него деньжонок прихватывали. -- Это не тот Проня, который у Столбова на восстановление здоровья пятьдесят рублей взял? -- улыбнулся Антон. -- Он самый. Ходячий анекдот, а не мужик. -- Зря вы тогда суда испугались. Ничего бы Столбову не было, Проня на него с ножом лез. -- Кто тебе сказал, что я испугался? Не хотел волокиту затевать. Это ж надо в райцентр людей на суд везти, а они мне на работе нужны. На суде день пропадет, да пока следствие будет. Хорошо, ты вот уже который раз сюда приезжаешь разбираться. А у вашего Кайрова, к примеру, другая метода: один раз побывает, а потом повесточку в зубы -- и здоров будь к нему являться... К слову пришлось, не везет Столбову с Кайровым. Прошлый раз возьми. Хорошо, что Гладышев мне верит. Позвонил ему, разобрался -- дело заглохло. А то, чего доброго, упекли бы парня на пятнадцать суток. Под горячую руку он Кайрову попадается, что ли? -- Чернышев потер ладонью подбородок и снова заговорил о Зорькиной: -- Не пойму, отчего она моряка скрывает? Видимо, не так ты с ней начал. А может, девичья гордость, а? Антон пожал плечами, прислушался к голосам девчат, остановившихся у самого дома Чернышева. Послышался разговор на крыльце. Екатерина Григорьевна кому-то сказала: "Да ты проходи, проходи в избу. Там он". По веранде стукнули каблучки, и, к удивлению Антона, в комнату вошла Зорькина. Бойко поздоровалась: -- Добрый вечер, Маркел Маркелович,-- и, заметив Антона, смутилась.-- У вас гости? -- Милости просим, -- ответил Чернышев, хотел что-то добавить, но Зорькина опередила его: -- Знаете, зачем я к вам пришла? -- Знаю,-- с самым серьезным видом сказал Чернышев и наклонил голову в сторону Антона.-- Жених у меня какой нынче гостит, а? Молодой, симпатичный -- и, вдобавок, холост, как выстреленный патрон... Зорькина засмеялась: -- Где уж нам уж выйти замуж, мы и в девках проживем. -- Да ты что, Марина Васильевна! -- Чернышев шутливо протянул к ней руки.-- Личное обязательство беру: в будущем году, а то и раньше, выдать тебя замуж. -- Ох, всыпят вам за невыполнение личных обязательств!-- в тон ему ответила Зорькина и сразу стала серьезной: -- Мне, Маркел Маркелович, завтра до зарезу надо Витьку Столбова на ферму. Пусть он нам бульдозером площадку разровняет. -- У нас же на бульдозере Проня числится. -- Вот именно, числится. Витька за час сделает, а Проня неделю прокочевряжится. А чего доброго, еще и птицеферму снесет. У него же бульдозер то не заводится, то не останавливается. Пошлете завтра Столбова или мне самой с ним договариваться? -- Что ж сразу не договорилась? -- Субординацию соблюдаю. Откажете, тогда инициативу проявлю. -- Как тебе, голуба моя, откажешь? Будет завтра у тебя на ферме Столбов, но...-- Чернышев хитро подмигнул:-- За это ты должна моего гостя сегодня в клуб сводить. Согласна? -- Сегодня там интересного ничего не будет. В магазин пиво привезли. Любимчик ваш Сенечка Щелчков весь вечер будет анекдоты рассказывать. А кроме него, на баяне никто не играет. -- Пригрози Сеньке, завтра к рулю не допущу! -- Ему хоть загрозись,-- Зорькина отбросила со лба прядку волос, улыбнувшись, посмотрела на Антона: -- Идемте, если хотите. Вы ведь как-то уже обещали. В клубе и в самом деле было невесело. Несколько девичьих пар танцевали под радиолу что-то непонятное, скорее не танцевали, а толклись на месте. Четверо парней, поочередно передавая друг другу кий, гоняли шары на бильярде. Возле них толпились болельщики, среди которых Антон сразу узнал шофера председательского "газика". Шофер был навеселе. Увидев Зорькину с Антоном, он так обрадовался, будто ждал их весь вечер. -- М-марина, слышала п-последнюю хохму с Проней? -- заикнувшись, спросил он. -- Как бульдозером хату свою чуть не снес? -- С-старо! Сегодня сама Фроська новый с-случай рассказывала. 3-значит, пришла она на днях с работы, Степка-пацан с-сметаны запросил. Фроська -- в погреб, развязывает одну молочную кринку, другую, третью, а там с-сметаной и не пахнет, во всех -- одна п-простокваша. Степка в погреб с-спускаться мал еще. Кто с-сметану снял? Кроме Прони, некому. Ну Фроська и давай его к-костерить! Проня христом-богом клянется, отпирается. Прошло несколько дней, все нормально. А вчера вечером приходит Фроська с работы, Проня, как м-министр, сидит в хате, показывает под стол: "Смотри!" Фроська заглядывает -- под столом кот. Вся м-морда в сметане, облизывается. Фроська в погреб: кринки развязаны, и с-сметану -- как корова языком слизнула. Спрашивает: "Ты в погребе был?" Проня: "Нет. Кот оттуда выскочил".-- "А кто научил кота кринки развязывать?" Проня к-кулаком по с-столу: "И тут на меня прешь! Кто я?! Дрессировщик?!". -- Значит, с-сегодня баяна не будет? -- засмеявшись, спросила Зорькина. -- А да ну его! -- шофер махнул рукой.-- Не дразнись. П-поговорить охота. -- Я вот передам Маркелу Маркеловичу. -- Н-не вздумай! 3-завтра как огурчик буду. -- Придется домой идти,-- Зорькина посмотрела на Антона: -- Вы останетесь? -- Нет,-- торопливо ответил Антон. Они вышли из клуба и молча пошли вдоль сумеречной засыпающей деревни. Поравнявшись с домом Чернышева, Антон хотел проститься, но Зорькина шла так, будто была уверена, что он не оставит ее одну до тех пор, пока сама она этого не захочет. И Антон подчинился, хотя все время, находясь рядом с ней, чувствовал непривычную скованность. Казалось, Зорькина вот-вот отпустит, как в прошлый раз, какую-нибудь злую остроту. И она действительно сказала: -- Вы удивительный собеседник. Вот бы вас со Столбовым одних оставить. Было бы выразительнейшее молчание. Антон улыбнулся: -- Не такой уж Столбов молчун. -- В сравнении с вами -- да,-- Зорькина вздохнула.-- Что-то происходит с Витькой в последнее время. Будто совсем язык проглотил. -- Раньше не таким был? -- Особой разговорчивостью не отличался, но с д