идет. Сил больше нету ехать, все нутро отбило... Китаец кинул все еще сердитый взгляд на наших героев. Их измученный, потрепанный вид не внушал особого доверия. Да еще эти странные машины... Правда, в Чите он видел такие. Но то город. А чтобы в тайге... Присматривался китаец долго. А ребята терпеливо ждали. А что поделать? Может быть, их судьба в руках этого единственного за весь день встреченного человека! - Прииск идете, - выдавил наконец из себя китаец и пошел своим путем. - Да, не велика справка, - озабоченно, проговорил Королев. - Но ничего не поделаешь, надо ехать. До прииска оказалось совсем недалеко. Но здесь тоже ничего толком объяснить не могли. Сказали лишь, что дальше, километрах в пятидесяти, снова прииск, а куда вообще заведет дорога - не знают. Ребята решили провести "военный совет". Время, их торопило. До настоящих морозов необходимо было добраться до Владивостока. - Рисковать мы не можем, - начал Королев. - Вряд ли путь ведет на Шилку. Иначе кто-нибудь из местных знал бы об этом. Вернемся назад, к развилке. - Но... - Жорж хотел было перебить Александра. - Знаю, жаль затраченных часов. Однако потерять мы можем еще больше. - Правильно, Саша, какой разговор] - поддержал Илья. - Назад надо. Плющ сделал поначалу обиженное лицо, - дескать, не доверяете мне... Но затем согласился, правда, как он не упустил случая заметить, из уважения к демократии: подчиняюсь большинству. От злополучного перекрестка покатили во весь дух, несмотря на ухабы, рытвины и коряги. Ребята спешили, но разве угонишься за осенним быстрым солнцем! Вскоре они уже потеряли друг друга в кромешной таежной мгле. Лишь треск сучьев под шинами да проклятья, срывающиеся порой с языка, напоминали каждому, что товарищи где-то рядом. Королев шел первым. Первым и остановился он, когда понял, что продолжать езду в таких условиях - безумие: разбиться недолго и машины потерять. Придется ждать луны. Илья, нагнавший друга, согласился с его доводами. А что скажет Жорж? Но Плющ ничем не выдавал своего присутствия. Как ни вслушивались ребята в темноту, они не улавливали звуков движущегося велосипеда. Илья не выдержал, крикнул: - Жо-о-ра! Ответило лишь глухое эхо. - Что такое? - встревожился Александр. - Неужели он так отстал? - Ты что, не знаешь Плюща? - возразил Бромберг. - Его силы хватит на нас двоих и еще кое на кого. Не мог он отстать. Видимо, стряслось что-то. Ты побудь здесь, а я потихоньку двинусь ему навстречу. Что же, пожалуй, ты прав. Только не забывай, Илья, покрикивай почаще да погромче. А то растеряемся совсем. - Хорошее дело, что ж я дурной какой? Орать буду так, что шишки с кедров попадают. Вот так: "Са-а-ня!" С этим диким криком Илья отъехал от Королева. Еще в течение нескольких минут до Александра долетал голос Бромберга. А затем все стихло. Стихло ли? Оставшись один, Королев вдруг почувствовал, как сумрачная молчаливая днем тайга стала оживать. Отчетливо вспомнились слова, сказанные знакомым охотником: тайга - это загадка. В ней все иначе, все наоборот. Не первый луч солнца пробуждает к жизни, а последний. Лишь в темноте обитатели дебрей чувствуют себя хозяевами лесных просторов, а человек трепещет в паутине звуков, не ведая, с какой стороны крадется к нему опасность. Королев жадно прислушивался к темноте. Где-то совсем рядом глухо ухнуло что-то, странная возня послышалась за спиной. Кто-то невидимый тяжело засопел, фыркнул. Смачно хрустнула сухая ветка. И Саша отчетливо услышал слабые удаляющиеся шаги. Каждая минута рождала новые тревожные шорохи, всплески непонятных, таинственных звуков рождались то тут, то там, заставляли тревожно сжиматься сердце. Нет, Королев не был из робкого десятка. Но здесь, в безграничном царстве лесов, отгороженном от всего света плотным кольцом ночи, он вдруг почувствовал себя безнадежно одиноким, откровенно слабым перед силами природы, и ему стало жутко. Ища опоры и поддержки, Саша прижался спиной к шершавому стволу какого-то могучего дерева. И странное дело, обезопасив тыл, он почувствовал себя увереннее! Страшен удар в спину. Встречая опасность лицом к лицу, ты сохраняешь шансы на защиту... И ночные шорохи теперь уже не казались предвестниками несчастья. Наоборот, в них угадывалось соседство живых существ. А значит, уходило прочь самое тягостное в жизни - одиночество. Совсем растворилась тревога, когда над вершинами деревьев сверкнул стальным лезвием краешек лунного диска. И вот он уже все смелее и смелее выползает из своего логова, серебря хвою. Высветил ночной хозяин и лесной просек. Надо сказать, в самый раз. В сотне метров от себя разглядел Королев дорожный поворот и увидел, как из-за него появились фигуры медленно бредущих людей. Тут же раздавшийся крик "Саша" убедил его в том, что это ребята. Но почему они идут, а не едут, ведь путь достаточно хорошо освещается? Задержка Плюща объяснялась просто: в темноте он не заметил огромной коряги, налетел на нее со всего маха и свалился, да так здорово, что исковеркал руль. Пока осматривал машину, Саша с Ильей уехали далеко. Естественно, крика приятеля о помощи они не услышали. Пришлось ему одному ковылять пешком по дороге с велосипедом на плече. Версты три отмахал. Замученного, грязного встретил его Илья... - Так что теперь будем делать? - спросил Королев. - Заночуем здесь, в лесу, а утром отремонтируем руль? - Брр... - поежился Жорж. - Здесь довольно прохладно, насморк схватить можно, да, кроме того, - он постучал по рулю, - эту железку голыми руками не выправить, кузнец требуется. Нужно до жилья добираться. - А как? Пешком? - Зачем же пешком? - вмешался в разговор Илья. - Разберем Жорину машину, навьючим на твой багажник, Саша, а гражданин Плющ устроится у меня на раме. Надеюсь, выдержит? Так и сделали. На этот раз ехали медленно, осторожно. Королев замыкал колонну: едешь сзади - не потеряешь товарищей. А тайга становилась все гуще, все мрачнее. Дорогу совсем сдавили деревья. Их лохматые лапы то и дело хватали велосипедистов за полы изрядно потрепанных плащей, больно стегали по лицам. Того и гляди без глаза останешься! Езда превращалась в сплошное мучение: от постоянной тряски нестерпимо мутило, казалось, пустой желудок хотел вывернуться наружу. Ныли суставы, уставшие мышцы ног отказывались повиноваться. Ребята с тревогой ждали того момента, когда судорога стянет обручем икры. Тогда все, тогда вались на бок. Не дай бог случиться этому! А тут еще постоянное ожидание удара по лицу, хлестко обжигающего, словно кнутом... И все же самое страшное произошло позже, когда по логике вещей не должно было произойти, когда тайга неожиданно расступилась, раздалась, заманивая вдаль: вот вам простор, о котором вы мечтали, езжайте себе спокойно и быстро. Но в лесном царстве своя логика. На просторах свои хозяева, те, кого быстрые ноги носят; те, чье присутствие Королев ощутил всем своим существом. Он не видел их, не слышал, а именно ощущал и боялся оглянуться. Лишь прибавил скорость, когда выехали на открытое место. Но разум подсказывал: оглянись человек, так надо. И он оглянулся. И увидел за спиной две распластанные над дорогой тени, четыре горящих в темноте уголька. Леденящий ужас пронзил сердце. Тревожный крик рванулся вдогонку за ушедшими вперед велосипедистами: - Волки!!! * * * Спиридон Лукич не спеша, по-хозяйски навесил замок на ворота кузницы. Снял с пояса ключ и осторожно, словно это была не железяка в две ладони, а хрупкая фарфоровая вещица, сунул его в скважину... Кряк... Хрипло тявкнул замок, сжав свои могучие челюсти. "Ну вот, и еще день с божьей помощью прожит", -подумал кузнец. Это чугунное "кряк" звучало для него дважды в сутки - спозаранку утром и около полуночи. Оно стало для Лукича своеобразным мерилом времени. Все, что существовало вокруг, чем жил и дышал кузнец, делилось для него на две неравные половины: до открытия кузницы и после начала работы. Как-то незаметно для себя, но день ото дня Спиридон все дольше и дольше задерживался у горна. - Совсем изведешь себя, Спиридонушка, - ныла жена. - Ведь не видим дома хозяина, забудем скоро, с лица каков. - Не забудете, - усмехался в бороду кузнец. - Коли что, они напомнят. - И Спиридон весело позвякивал в карманах серебряными рублями. Ради них и простаивал он долгими часами в деревенской кузнице. Работы в первые послевоенные годы было хоть отбавляй! Соскучился мужик по земле. Остервенело брался за свой крестьянский труд. А как обойтись тут без плуга остроотточенного, без телеги крепкой, без бороны, без кирки, без лопаты! Да мало ли что нужно в хозяйстве... Вот, и спешили мужики к Спиридону, низко кланялись в пояс, просили: "Не откажи, Любезный". Лукич поломается для солидности: "Рад бы, да металлу нет..." Но заказ всегда возьмет. Жаден до работы, а до денег особо. Кузница стояла на пригорке. Отсюда, с высокого места, деревня, щедро залита лунным светом, была как на ладони. Серебрится деревянная чешуя крыш. Кое-где керосиново-тускло мерцают окна. Дымок в безветрии струится прямо ввысь. И ни души, на длинной-предлинной, версты в три, сельской улице. Лишь он, Лукич, пройдется сейчас неторопливо, степенно. А что спешить - путь неблизкий, через все село! Его избы даже от кузницы не видно. И всю дорогу будет веселить душу перезвон в карманах. День опять удачливый выдался... Удивился. Спиридон, когда подошел к дому: три окна горницы залиты светом. "Чо это выдумали керосин жечь на ночь глядя?" - поначалу рассердился он. А потом встревожился: уж не стряслось ли чего? Поспешал к крыльцу. Дернул дверь и еще больше удивился: не заперта. Рванул в тревоге да так и замер. Вокруг стола - честна компания. Жена сидит подперев голову руками. Рядом Митька, его старшой, устроился. И еще три мужика. Да не свои, а, по всему видать, городские. Один, чернявый такой, что-то быстро и громко говорит. Те, за столом, и не заметили даже, как вошел хозяин. - ...как услышали мы это "волки", так словно крылья обрели. Не верите, потом покажу! Неслись сломя голову; Уже и вой чудился и кляцанье зубов. Шутка ли, в городе о волках лишь читали, ну в зверинцах видели! А здесь на тебе, по пятам идут. В общем, перетрусили здорово. Так, ребята? - Так, - согласно, ничуть не стесняясь пережитого, поддержали двое. - Если начистоту - чудо спасло нас. Слышим лай собачий. И свора от деревни навстречу летит. Мы с испуга, видно, и не заметили, что к селу подъезжаем. Чтобы не врезаться в собак, пришлось резко затормозить, да так, что кубарем свалились на землю. Оглянулись, а волков и след простыл. Испугались, видать, собак, не меньше, чем мы их... Спиридон шагнул в горницу. Его хриплый бас заглушил голос рассказчика: - А что волка бояться? Мы вот за ними сами бегаем: шкура в три целковых ценится... При этих словах хозяйка вскочила из-за стола, засуетилась. - Вот и работничек мой пришел, умаялся небось, мигом на стол соберу. Митьку со скамьи как ветром сдуло, рванулся на печь, к меньшим братьям, чьи русые головы при появлении отца тотчас скрылись в темном проеме. Отец же грузно опустился на освобожденное сыном место, рядом с "городскими". - Так вот я и говорю, не волка бояться надо - людей лихих: пошаливают на наших дорогах, золотишко ищут... А вы кто, собственно, будете? - спросил Спиридон. Илья протянул хозяину руку. - Бромберг, студент из Москвы, со мной мои товарищи. - Королев, - представился Саша. - Плющ, - кивнул головой Жорж. - Из самой столицы, значит? - удивился Лукич и бросил недоверчивый взгляд на гостей. Их затрапезный вид не внушал кузнецу доверия. Худые, грязные, в изрядно потрепанной одежде, они скорее походили на беглых каторжников, коих на своем веку Спиридон повидал великое множество. Видя замешательство кузнеца, Королев протянул ему бумагу и проговорил для убедительности: - Мы на велосипедах путешествуем. И с документами все в порядке. А что потрепались немного, сам знаешь, через тайгу пробираться - не в тройке кататься по Тверской. Спиридон долго и внимательно рассматривал бумагу. Разобрать слов он не мог по причине полной безграмотности, но печать произвела на него должное впечатление. Минут пять кузнец не отводил от нее глаз. - Это ничего, что оборвались, - выдавил он из себя наконец. - Прасковья что надо зашьет. - Вот здорово! - обрадовался Илья. - Хозяюшка что надо зашьет ну, а хозяин поможет нам... - О чем это ты? - насторожился Спиридон. - Сказывают, большой вы мастер по кузнечному делу. Лукич спрятал довольную усмешку в пышных усах, понял: баба хвалилась. - Ну, кузнец. А что? Илья выскочил из-за стола, отыскал в углу исковерканный руль машины Плюща и протянул его хозяину. - Вот, жертва тайги, так сказать. Надо привести эту штуковину, папаша, в первоначальный вид. - В какой это? - В такой, - Илья показал руль своего велосипеда. Лукич придирчиво разглядывал обе детали. Постучал ногтем по металлу, прислушался, заглянул внутрь металлических трубок, дунул в них зачем-то. У каждого мастера свои секреты. - Что ж, бывала тяжелее работа... - Только нам к утру надо, - перебил Илья кузнеца. Спиридон бросил из-под косматых бровей на студента оценивающий взгляд и медленно протянул. - Можно и к утру... Только в трояк вам это обойдется... Ребята переглянулись. Трояк - это катастрофа. Нет у них трояка. Два рубля едва наберется. На хлеб да на сахар. Поняли они друг друга без слов. - Ну, а если без трояка? - сформулировал общую мысль Илья. Кузнец неторопливо поднялся из-за стола. Огладил бороду, смачно зевнул, произнес лениво: - Не пойдет без трояка... Ко сну мне пора, да и вам тоже. Керосин нынче дорогой. Прасковья! - крикнул он вдруг жене. - Не буду я ужинать, стели гостям на полу... Ребята лежали, плотно прижавшись друг к другу, под двумя хозяйскими тулупами, В соседней комнате раздавался свистящий храп. - Заснул, черт, кулачище проклятый, - пробурчал Жорж. - Ему что, а нам хоть пропадай. Или здесь зимовать прикажете? -- Что зря бубнить? - отозвался Саша. - Попробуем утром уговорить кузнеца, должна же совесть у него быть... -- Совесть-то у батьки есть, но даром делать ничего не станет, - чей-то тихий голос прозвучал в темноте над самым ухом Королева. -- Кто это? - спросил он удивленно. -- Да Митька я. А на батьку крест положите. Жаден он больно до грошей, беда право... - А ты чего с печки слез? -- Да вот, подсобить вам задумал. Дайте-ка мне ваши железяки. Я в кузню сбегаю... -- Вот еще что придумал! Отец услышит - влепит тебе по первое число... Королев ощутил на своей щеке теплое дыхание подростка и теперь уже совсем рядом услышал его просительный голос: - Дайте железки, дяденька. Вот, ей-богу, не хуже тятьки сделаю! Кузнечил я уже... Илья толкнул в бок Королева и прошептал на ухо: - Не пропадать же нам, в самом деле! До большого снега не доберемся к Владивостоку - крышка. А парень дело предлагает. Справится - "спасибо" скажем, нет - значит... - Считай, что уговорил... Ночью в домах, что прижимались поближе к кузнице, ворчали разбуженные домочадцы: "Совсем спятил Спиридон: ни сна, ни отдыха, стучит да стучит. Что деньги с людьми делают, господи..." Над деревенской околицей раздавались равномерные приглушенные удары молота. Выправил-таки руль Митька! Не зря хвастался. И принес его еще до восхода солнца, пока отец не встал. А с зарей выкатили москвичи машины на двор, выстланный первым снегом. - Вот тебе на! - удивились ребята. Королев ласково потрепал русую голову Митьки, выбежавшего проводить гостей. - Молодец ты, парень. Крепко выручил нас. Вишь, зима поклон прислала, торопит. Ну, а чем отблагодарить тебя? Сам знаешь, с деньгами у нас туго... - А пошто мне деньги? - обиделся Митька. - Вот если... - Глаза у подростка загорелись озорным огнем. - Вот если... - Он боялся высказать свою мысль. Илья пришел на помощь пареньку: - Да ты не бойся, говори! - Вот если прокатиться мне дадите... - выдавил наконец, из себя Митька. - Садись! - Жорж с готовностью подставил ему машину. - Только на раму. Сам не сможешь, учиться надо. Я тебя прокачу. - Нет, я сам хочу, - упрямо проговорил Митька. - Правильно, пацан, - поддержал Королев. - Что за езда на раме! Для человека седло предусмотрено. Ну-ка влезай! Александр подставил велосипед. Еще не веря своему счастью, сын кузнеца ухватился руками за руль. Но тут же разжал ладони и провел ими по холодному металлу, словно поглаживая. Да так нежно, как будто перед ним было живое существо. Пальцы подростка трепетно дрожали, лицо лучилось восторгом. Об одном, пожалуй, жалел Митька в этот блаженный момент - что пустынны улицы села, что не увидят его верхом на диковинной машине товарищи, не позавидуют... - Ну, что же ты стоишь? - Королев легонько под толкнул Митьку. - Смелее! Но парень медлил... Москвичу и невдомек было, что не знал тот, как влезть на это самое седло. Ведь не лошадь - за гриву не уцепишься! Митькины глаза ощупывали машину. Примерялся он, да все без толку. Даже зубы стиснул с досады. И вновь Илья выручил: - Саша, так ведь он не знает, как сесть. Королев сильными руками подхватил оробевшего подростка и усадил в седло. - Ну, крепче держись за руль и жми на педали. Александр подтолкнул машину и, держась за седло, побежал за ней. - Ух! - только и крикнул Митька. Дыхание у него перехватило, руки судорожно сдавили руль. О педалях он и забыл. Ноги, как две длинные жерди, болтались сами по себе по обе стороны велосипеда. Честно говоря, вид у Митьки был совсем не бравый. Ну да черт с ним, с видом! Главное, он... ехал. Да, да, ехал на машине, которую лишь вчера увидел первый раз в жизни! И холодный ветер бил в лицо, и трясло на камешках, и тихо было вокруг. Сердце трепыхалось в груди, радость рвалась наружу. Хотелось петь, кричать, веселиться. О, незабываемый миг первого знакомства с неизведанным! Кто из нас не переживал его, кто не запомнил на всю жизнь! И в Митькину память накрепко, навсегда врежутся прохладное утро, славные люди из Москвы и эта замечательная езда по крепкой, дубленной первым морозом дороге. Что с того, что на крыльце появился насупившийся отец! Сердится? Будет крепко ругать за ночную кузнечную работу? Обязательно будет. Но уже не в силах он помешать тому, что свершилось. ВПЕРЕД! ТОЛЬКО ВПЕРЕД! Ветер, изловчившись, сдернул кепку с головы Королева и кинул под ноги. Александр с трудом наклонился, одеревеневшими пальцами нащупал головной убор и вдруг рухнул рядом с ним на откос насыпи. Он смертельно устал. "Белые мухи" тотчас слетелись к повергнутому человеку. Снег плотно укутывал Королева, норовясь своим предательским теплом усыпить его. Еще миг, еще мгновенье, и человек закроет глаза... Тогда все. Тогда конец... Вот уже целую неделю они, будто маньяки, тупо и упорно шли по шпалам. С небес, как из разорванного мешка, без конца валила снежная вата. Временами казалось, что кто-то задался целью укрыть землю солидно, добротно. Ехать на машинах невозможно. А идти и того труднее. С каждым шагом проваливаешься по пояс. С усталостью пришло безразличие. Люди идут, не замечая друг друга, не оглядываясь по сторонам... Есть ли предел человеческим силам? Видимо, да, так как свалился самый сильный. А его товарищи? Может быть, они тоже лежат, может быть, их тоже пеленает снег? Александр с трудом расцепил слипнувшиеся веки. В мутной пелене он ничего не разобрал. Но отчетливо различил голос разума: "Надо встать! Надо идти! Только в движении спасение!" Александр нащупал брошенную машину. Невероятным мышечным усилием подтянул ее к себе, поставил. Уцепился руками за раму, и встал, стряхнув с себя кажущееся пудовым снежное одеяло... Вперед, только вперед!.. Бромберг шел низко опустив голову, пряча от надоедливых хлопьев лицо. Лишь они напоминали ему о реальности. А может быть, это все-таки сон? Ведь слышит же Илья радостный смех, крики ребят... Конечно, вот они, совсем рядом, затеяли на горе веселые игры... Как лихо скользят на санках вниз! Кто-то толкает в бок: твоя очередь. Форменная шинель - нараспашку, фуражка с гербом осталась там, наверху. Он, Илья, в свисте ветра несется под гору. Салазки дрожат, как живые, подпрыгивают на ухабах. Последний крутой поворот и... головой в сугроб. Рядом, откуда ни возьмись, мама. Заботливо ворчит: "Вы посмотрите на этого упрямца. Сколько раз ему говорят: "Надень теплую шапку, иначе схватишь насморк". Так он и шапку не надел и головой в снег. Нет, он не слышит ласковый голос. Только чувствует, как снег щекочет разгоряченные щеки, и совсем не хочется освобождаться от его уютных объятий. - Илюша, вставай! Вставай, дружище! - Теперь уже Бромберг различает слова. Но это не мама. А кто же так хрипло, простуженно говорит? Он открывает глаза и видит Сашу. - Вставай, Илья, идти надо... - Да, да... - машинально отвечает Илья. Он уже понял, где сон, а где явь. - Пойдем, Саня, обязательно пойдем. А где же Жора? Он шел впереди. Королев протянул Бромбергу руку... Плющ сидел на рельсе и смотрел невидящими глазами куда-то вдаль. Вздрогнул, когда ощутил на своем плече прикосновение Сашиной руки, Александр понимал, что нужно что-то сказать товарищу, ободрить, как полагается старшему. Но Королев не мог пошевелить языком, он вновь ощутил безумную усталость и не находил силы даже для одного-единственного слова, Саша лишь вытянул вперед руку. - Зачем? - прошептал потрескавшимися до крови губами Жорж. - Зачем все это? Королев не ответил, он все так же молча, но настойчиво тянул Плюща за рукав. Трудно сказать, надолго ли хватило бы друзьям энергии, пробужденной желанием жить, скорее всего через два-три километра они опять улеглись бы на мерзлую землю, на этот раз навсегда. Но судьба сжалилась над путешественниками. На какое-то время метель вдруг стихла, опустился огромный снежный занавес, и измученным людям открылась величественная картина. Пологий, заросший кустарником берег лениво спускался к могучей реке, что горделиво гнала свои темные воды мимо песчаных отмелей, слизывая с них второпях сугробы свежего снега. Она была непривычно широка для европейцев, эта неудержимая река, и удивительно красива в своей дикой буйности. Казалось, время обошло стороной ее берега, оставило их в первозданном виде. Но стоило перевести взгляд вперед по течению, и он обнаруживал следы человека в этой глухомани: огромные каменные "быки" держали на своих могучих плечах стальные фермы шагнувшего через двухкилометровую ширь моста. - Мост, - чуть слышно прошептал Плющ. И его обожженное ледяным ветром лицо осветилось едва уловимой улыбкой. - Это же Амур, ребята! - последние слова неожиданно вырвались у Жоры криком. В нем звучала надежда... Перед ними действительно был Амур, или, по-монгольски, Хара-Мурэн - Черная река, или, по-китайски, Хэй-лун-цзян - Река Черного дракона. Мост оказался исковерканным войной. Несколько его ферм, разорванных посредине, обрывались к бездонной воде. Крепкие стальные настилы уступили место зыбким деревянным мосткам, перекинутым через зияющие провалы и закрепленным лишь канатами. Мостки - метр с небольшим шириной. И это на многометровой высоте. Александр посмотрел на зыбкие конструкции с берега и понял, что путь к их спасению еще не близок, хотя до жилья, как говорится, рукой подать: дымки на том берегу просматриваются. Королеву вдруг вспомнился цирк, последнее представление, на которое они пошли всей группой перед самым отъездом из Москвы. Жонглеры сменяли акробатов, музыкальные эксцентрики - жонглеров. Под самым куполом известная воздушная гимнастка, играя на нервах зрителей, без какой-либо страховки проделывала головокружительные упражнения. Но вот на арене укрепили две небольшие площадки на высоких столбах. Между ними натянули проволоку. И тогда на площадках появились два человека с велосипедами. Проволока предназначалась им, по ней они должны были ездить на машине, и не просто ездить, но и выполнять замысловатые трюки. Зал напряженно следил за каждым движением отважных велосипедистов, награждая их аплодисментами. - Вот это работа! - крикнул тогда, не удержавшись, Илья. И вот такая "работа" предстояла им здесь, над могучей рекой. До предела уставшим, голодным... - Что делать будем? - спросил Саша. Вместо ответа Плющ подтолкнул велосипед вперед и двинулся вслед за ним к мосту. Илья сделал тоже самое. "А все-таки они молодцы у меня", - подумал Королев, и от этой мысли теплее стало на душе и сил будто прибавилось. Погода словно ждала этого вызова. Лишь только друзья ступили на стальной настил, как посыпал густой снег, задуло. Метель, бушевавшая и там, на узкоколейке, здесь, на высоте, неистовствовала невероятно. Снежные острые иглы вонзались в лицо. Стыли руки, леденела кровь. Но спортсмены, нахлобучив кепки, сели на машины. Они ехали медленно, с трудом преодолевая тяжелый напор ветра. Их покачивало из стороны в сторону, как на хорошей волне, но ребята все же двигались вперед, метр за метром, ожесточенно стиснув зубы. Не слезая с машины, на едином дыхании проскочили первый деревянный мосток. Второй метров через сто. Плющ устремился к нему, заметно прибавив скорость. Близость долгожданного жилья подхлестывала, подзадоривала. В движениях Георгия появилась привычная азартность. Но азарт - плохой помощник: он не дружит с осмотрительностью. Влетев на зыбкие доски, Плющ не заметил на них поперечную перекладину. Неожиданный удар вышиб лихого велосипедиста из седла. Илья, ехавший следом успел лишь заметить, как Георгий, перелетев через руль, провалился куда-то вниз. Его машина чудом осталась лежать на мостике; колеса, сохраняя инерцию движения, еще вращались, блестящими спицами отбрасывая в стороны падающий снег. Бромберг на ходу, чуть-чуть не доехав до злополучных досок, спрыгнул. Рядом остановился Королев. На его лице застыл испуг: он также все видел и теперь откровенно боялся взглянуть вниз, опасаясь самого страшного. Так и застыли друзья в оцепенении на краю пропасти... Нет, судьба определенно была благосклонна к ним в этот ненастный день! Снизу, откуда-то из бездны, донесся сдавленный крик Плюща. - Где вы там, черти? Да помогите мне выбраться! Вмиг отступил страх: раз кричит, значит, жив. Королев первым пришел в себя и выбежал на деревянный мостик, к велосипеду Плюща. Здесь Александр опустился на доски и свесился вниз. Сначала он ничего не увидел, лишь дух захватило от непривычной высоты. Но вот метрах в двух под собой, в переплетении металлических конструкций, он заметил застрявшего Жору. Тот висел скрючившись, боясь пошевельнуться. Пальцы Плюща судорожно вцепились в какой-то толстый железный прут. Георгий что-то сказал, но Королев его не расслышал, так как внезапно усилившийся ветер надрывно загудел. Да, собственно, что было слышать? Дело ясное! Александр вскочил на ноги и, подобрав машину Плюща, вернулся к Илье. Бромберг дожидался его у края разрушенной фермы. Он вовремя смекнул что вдвоем на хлипком мостике делать нечего: можно последовать за Жорой, а то и дальше. Но времени зря не терял, достал из своего багажника кусок веревки, у Королева вытащил ремень. Связал все это... - Держись! - крикнул Саша. - Крепче держись! Плющ с трудом оторвал пальцы от стылого железа. По ладоням заструилась кровь: примерзла-таки кожа! Но Жорж не ощущал боли. Он напряженно следил за медленно опускающимся концом веревки. Ветер, словно котенок, играл им, раскачивал из стороны в сторону. Поймать конец из того положения, в котором висел Плющ, было делом нелегким. Пограничник не мог позволить себе ни одного резкого движения, ему оставалось лишь ждать того момента, когда веревка приблизится к нему. И не упустить ее. А ветер наглел. Вот он так швырнул самодельную конструкцию, что привязанный где-то посредине ремень плетью стегнул Плюща по лицу. И тут Жорж скорее инстинктивно, чем сознательно, ухватился за него... зубами. ...В тот час, несмотря на непогоду, на противоположном берегу Амура собралось немало всякого народа. Дело в том, что в определенный час с разных сторон к мосту подходили два поезда, транзитным пассажирам для продолжения пути следовало перебежать с вещицами через исковерканные фермы и сделать пересадку. И когда велосипедисты тихо, будто призраки, съехали с моста, они показались выходцами с того света. Судите сами, кругом люди как люди, в теплых шубах, в унтах, в шапках меховых с длинными ушами - зима все-таки на дворе! А эти трое - в рваных резиновых плащах, в кепчонках изодранных, изможденные. В чем душа-то держится! Да еще верхом на чудных машинах! Смотрят дальневосточники на велосипедистов молча, вежливо уступают дорогу, а за внешним выражением почтения читается в их глазах затаенное: "Уж не сумасшедшие ли?" * * * Кажется, все, кажется, конец транссибирскому пробегу. Вот она бухта, скованная ледовым панцирем. Если ехать через нее напрямик, то Владивосток совсем рядом. Так и решили. Спустились на лед. Ветер, постоянный их спутник, так сказать, четвертый член группы, посвистывает заливисто. Ни кустов тебе, ни гор - есть где поразгуляться! Но сегодня помогает ветрило, подпирает в спину. Расстегни плащ - полетишь на парусах. Хорошо идут машины по твердому насту, быстро и ровно. Пять километров как не бывало. Вон уж и берег высокий виднеется. Ощетинился частоколом дачных крыш. Рукой подать до города. Быстро едут, а Плющу еще быстрее хочется. Подналег на педали. В спицах радуга играет, переливается. И вдруг из-под колес брызги веером. Даже вскрикнул Жорж от неожиданности и чуть притормозил. Обернулся назад - друзья рядом, значит, тоже заметили воду: Конечно. Королев уже кричит: - Осторожнее, где-то полынья! Ледяная ванна перед самым финишем совсем некстати. Это Плющ понимает. Но и поворачивать назад не хочется: слишком манит Владивосток. Показал ребятам жестом: так что, вперед? Те кивнули утвердительно. - Только тише, - снова крикнул Саша, - и держаться подальше друг от друга, чтобы всем в одну дырку не нырнуть! А воды становилось все больше и больше, ехать стало трудно - скользят колеса. Впереди маячат черные фигурки людей, тоже в город спешат: день субботний. Семеня смешно, словно грачи. А вот собрались в кучу. С чего бы это? Королев все ближе подъезжал к людям. Уже отчетливо видно, что они машут руками, слышно, кричат что-то. Заметили велосипедистов. - Назад, назад!! - донеслось до Королева. Он сразу же дал знак друзьям остановиться. Подбежал запыхавшийся парень в черном полушубке. - Беда, человек тонет! А подсобить трудно, лед хрупкий... Вот, значит, отчего собрались люди! Что ж, помочь надо. Не зря в институте учили, как спасать утопающих. Применим знания на практике. - Жора, Илья, машины на плечи и за мной!- скомандовал Королев. План у него созрел почти мгновенно: положить машины на лед и по ним, как по настилу, подползти к потерпевшему. Так и сделали. Операцию проводил Илья, как самый легкий. Чтоб не промок, на велосипеды расстелили плащи. Изгибаясь словно ящерица, Бромберг в считанные секунды оказался на краю полыньи. Люди одобрительно загудели: "Ну и ловок, однако!" Польщенный Илья уже протягивал руку тонущему. Тот судорожно вцепился в нее. - Тяни! - крикнул кто-то. Человек был почти без сознания, наглотался-таки воды... Королев с Плющом уложили его на лед и по всем правилам стали делать искусственное дыхание. Мужики удивлялись: "Во, колдуны выискались!" - А "колдуны" знали свое дело: очухался утопленник, задышал прерывисто. - Будет жить! - гаркнул парень в черном полушубке и вынул из кармана штоф с самогоном. - Вот еще чуток полечим! Идти с таким народом было легко и радостно. На сухом льду распрощались, кивнули друг другу. Ребята вновь оседлали свои машины и лихо умчались к маячащим невдалеке сопкам. После Яблоневого хребта езда по ним походила на увеселительную прогулку. Один подъем, другой, и вот он, последний. Остановились, слезли с велосипедов, взобрались на самую высокую точку, чтобы налюбоваться открывшейся панорамой. Прямо под ними серой стальной грудью глубоко дышал хмурый океан. А город, что смело подступал к его седым волнам, еще кутался в утренний туман. Туман мешал. Он не давал возможности по-настоящему увидеть Владивосток. Ну и что из того? Все равно для них это самый прекрасный город в мире! Иначе просто не может быть. Ведь не зря же через тысячи километров они упорно шли к нему, рассчитывая только на силу собственных ног и надежность машин... Спортсмены стояли недвижно. Несмотря на крепкий свежий ветер, на усиливающийся с каждой минутой снегопад, промоченные насквозь ноги, ребята не чувствовали холода. Они знали - одно - самая трудная часть пути осталась позади. Экзамен выдержан. Саша заговорил первым. - Жора, помнишь, - спросил он полушепотом, словно боясь спугнуть торжественную тишину, - там, на узкоколейке, ты задал вопрос: зачем, зачем нужно, было идти вперед? Я отвечаю тебе сейчас. Ради вот этого? Ради океана на краю света, ради города, который, я уверен в этом, ждет нас. Плющ ничего не сказал, он лишь подошел к Александру и крепко-крепко сжал его руку. - По-е-ха-ли!.. - разнесся вдруг над сопками голос Ильи. Стремительно завертелись колеса. Лихо неслись велосипедисты под гору, весело перегоняя друг друга. И все бы хорошо, да подвел "Резинотрест", впервые за весь пробег. Жорж, идущий, что называется "на колесе" за Королевым, вдруг заметил, как у Сашиной машины лопнула покрышка. Мгновение - и ее разорвет. Но Плющ в каком-то акробатическом прыжке соскочил с велосипеда и буквально схватил товарища за ногу. Тот, естественно, бухнулся в снег. Проклятия готовы были сорваться с языка Королева, но, заметив, как Жорж зажал рукой покрышку упавшей машины, прикусил язык. А в общем-то даже это небольшое происшествие не испортило настроения. Они въезжали во Владивосток! К ВСТРЕЧЕ ГОТОВЯТСЯ ЗАГОДЯ Телеграмму ему передали с нарочным поздно вечером, поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, Сергей Нилыч прямо с утра направился к секретарю консульства. Петр Лукич доедал за письменным столом завтрак и не сразу заметил вошедшего Никитина. По правде сказать, поначалу он даже не увидел, а ощутил присутствие специалиста по торговле. Тонкий аромат духов, заполнивший комнатку, заставил поморщиться ее хозяина. Он поднял недовольное лицо от излюбленного чая с размокшим сухарем. - А, это вы, Никитин? Неужели успели забежать к брадобрею? В такую-то рань... - На углу парикмахерская Чан-бо-да открывается ровно в час по Гринвичу. Очень рекомендую-с... - Нет уж увольте. Есть дела поважнее. Лукич смахнул ладонью крошки со стола, поудобнее устроился в кресле и положил тяжелые руки на стекло, давая этим понять, что неофициальная часть разговора окончена, пора приступать к делу. - Вы, Никитин, - секретарь упорно не хотел называть специалиста ни товарищем, ни по имени-отчеству, - собственно, зачем ко мне? - Видите ли, Петр Лукич, из Владивостока получена депеша. В ней говорится, что днями к нам прибывают дорогие гости... - Это те мальчишки, о которых трубят газеты? - перебил секретарь. - Вы правы, едут наши уважаемые спортсмены, - ровным голосом, словно не замечая издевки в словах Лукича, продолжал Никитин. - И когда же они будут в Шанхае? - опять прервал Потапов. - Вот здесь в телеграмме сказано, - все так же невозмутимо проговорил Сергей Нилыч. - Но дело не столько в самом факте прибытия, сколько в маленьких формальностях, исполнение которых консул возложил на вас... При слове "консул" лицо Потапова вытянулось. - Что требуется? - спросил он. - Совсем немногое. Товарищами буду заниматься я. Вам следует лишь подготовить жилье и проинструктировать технический персонал о встрече. В какой бы час дня или ночи велосипедисты ни появились в Шанхае, они должны найти в консульстве теплый приют. "Вот еще не хватало всяких чудаков встречать!" - недовольно подумал секретарь, но вслух ничего не сказал, а лишь сделал какую-то заметочку карандашом в блокноте. * * * Для этого человека двери Американского консульства были всегда открыты. Вот и сейчас швейцар вежливым жестом пригласил его в тускло освещенный холл. - Пройдите, консул ждет вас. Неслышно ступая по пружинящим коврам, гость последовал за неизвестно откуда вдруг появившимся лакеем, здоровенным молодым человеком. В присутствии такого или чувствуешь себя в полной безопасности, или... бр-р... - гость не хотел и думать об этом втором. - Прошу! - прогромыхал над самым ухом лакей, распахнул дверь и с необычайной для своего веса ловкостью отступил в сторону. В кабинете царил полумрак. Комната освещалась лишь пляшущим светом камина. Причудливые тени, рожденные его огнем, бегали по высоким стенам, как фигуры немого кинематографа. Гость не сразу различил хозяина, утонувшего в глубоком, массивном кресле, но отчетливо услышал его сиплый голос: - Что нового? - Те трое уже взяли билеты на пароход. Они живы, здоровы. И машины, как это ни странно, отлично выдержали первое испытание. - Почему же странно? - Ну, знаете ли, война, разруха, отсутствие интеллектуальных людей, технической интеллигенции... если хотите... - Вы плохо связаны с Россией, - сказал, чуть повысив голос, хозяин. В его тоне сквозило недовольство. - Возможно, - согласился гость, - учтем. По нашим сведениям, спортсмены должны обратиться к вам с просьбой выдать визы для въезда в Соединенные Штаты. И... - говоривший в этом месте сделал паузу, как бы готовя собеседника к продолжению разговора. Тот поторопил: - Короче. - Наш центр, исходя из своих планов и общих интересов, считает невозможным удовлетворение этой просьбы. Надеюсь, консульство США понимает нас? Хозяин молчал... * * * Суденышко было утлое, старое, грязное. По нынешним временам его бы в каботажное плавание не пустили, не то что в "загранку". Но тогда у причалов Владивостока еще не швартовались океанские красавцы лайнеры. Гавань только-только оживала после войны, и каждая уцелевшая посудина бралась на учет, работала на революцию, на молодую республику. Им, правда, предлагали подождать дня четыре, до прихода более комфортабельного - относительно, конечно, - парохода. Однако четыре дня жизни - это уйма излишне потраченных денег. Да и времени жаль... В общем, погрузились велосипедисты на корабль. По указанию добродушного боцмана прикрутили машины на палубе к каким-то кронштейнам, чтобы не слизнуло случайной волной. Огляделись: теснотища кругом невероятная: ящики, тюки, людей тьма-тьмущая, все больше китайцы и корейцы. Словом, не продохнуть на местах третьего класса. Но ведь есть, как ни странно, на этой калоше и второй класс! Илья кивнул головой в сторону дверцы, украшенной массивной римской двойкой. - Может, попробуем? - Чем черт не шутит!- поддержал Жорж. Вошли. Спустились по узенькому трапу в довольно просторное помещение. Оказалось, попали в кают-компанию. Пустую, как порожняя бочка. Вот благодать! Только что-то уж больно грозно смотрит на них китаец-буфетчик. Не понравились, одежонка не та? И точно. Как гаркнет из-за стойки: - Твоя что надо? Твоя билета показывай! - Зачем кричать? - успокаивал Саша. - Вот тебе билеты. Китаец снова ругается: - Другая билета надо! Давай уходи! - Вот ведь чудак попался, - удивился Жорж. - В пустой комнате сидит и места жалеет. Буфетчик уже вышел из-за стойки и толкает ребят: - Уходи,