х большие дела с ограниченными средствами,-- вот в чем ваша беда! Вы ощущаете нехватку капиталов всякий раз, когда они больше всего вам нужны. Явление весьма распространенное, и вы не представляете собою исключения. Вы вложили уже немало денег в свое хозяйство, вам предстоит вложить еще, быть может, столько же, прежде чем вы достигнете желанных результатов. Так вот, вам не хватает оборотных средств -- у меня излишек денег, и я предлагаю их вам. Ваш отказ обидел бы меня: неужели вы сомневаетесь в чистоте моих намерений? -- Конечно, нет; но я и без того уже много должен вам,-- пробормотал маркиз. -- Экая беда! Вы будете должны мне немного больше, только и всего! -- Я высоко ценю ваше благосклонное и доброжелательное отношение ко мне, но я боюсь... -- Чего? Что я потребую возврата в какой-нибудь тяжелый для вас час? -- Не скрою от вас... -- Напрасно!.. Послушайте, дон Фернандо, вы, кажется, должны мне семьдесят пять тысяч пиастров, не так ли? --Увы! -- При чем тут "увы"? -- засмеялся сенатор.-- Семьдесят пять тысяч пиастров плюс пятьдесят тысяч, которые я вручу вам сейчас в виде шести векселей на предъявителя, подлежащих оплате банкирским домом "Вильсон и сын" в городе Эрмосильо, составят круглую сумму в... Словом, извольте подписать мне вексель сроком... Простите, какой срок вас лучше всего устроит? Дон Фернандо колебался. Было ясно, что необычайным своим предложением дон Руфино преследовал какую-то цель, но в чем она заключалась, этого маркиз не мог разгадать. Любовь сенатора к его дочери не могла сама по себе вызвать прилив такой щедрости. За этой услужливостью таилась ловушка. Но какая? Дон Руфино не спускал глаз с маркиза, стараясь проник- нуть в его тайные мысли. -- Не решаетесь? -- начал снова сенатор.-- Напрасно! Давайте раскроем наши карты. Вы не рассчитываете на поступление доходов раньше, чем через восемь-девять месяцев? И опасаетесь, что до этого срока не будете в силах возвратить мне такую крупную сумму? Отлично! -- продолжал дон Руфино, доставая из бумажника векселя и выкладывая их на стол.-- Получайте ваши пятьдесят тысяч пиастров и подпишите мне вексель на сто двадцать пять тысяч пиастров сроком на один год. Как видите, я не очень стесняю вас во времени! И, Боже мой, допустим даже -- хотя это маловероятно,-- что к этому сроку вы не будете располагать необходимой наличностью! Ничего страшного! Мы перепишем ваш вексель, только и всего! Не такой уж я жестокий заимодавец! Ну так как же, по рукам? Или прикажете взять обратно мои векселя? Известно, какой неодолимой притягательной силой обладают деньги, каково бы ни было их происхождение, в глазах предпринимателя, особенно предпринимателя, ограниченного в своих средствах. Дон Фернандо знал, что, несмотря на все свои труды, невзирая на сделанные уже крупные капиталовложения, он неудержимо скользит в бездну разорения. Спасти его могло одно только время. А дон Руфино, каковы бы ни были его тайные побуждения, предоставлял ему не только время, но и крайне необходимые деньги, которые маркиз нигде не мог раздобыть. Дальнейшее колебание было бы безумием. Де Тобар де Могюер взял векселя дона Руфино в обмен на свой вексель. -- Вот и делу конец! -- сказал дон Руфино, тщательно складывая и пряча в свой бумажник вексель должника.-- Уф!.. В жизни не видал такого чудака. Дорогой мой сеньор, вас труднее заставить принять деньги, чем иного -- уплатить их. -- Я положительно не знаю, как отблагодарить вас, дон Руфино... Теперь уж я могу вам признаться: эти деньги пришлись мне как нельзя более кстати. -- Деньги всегда кстати! -- смеялся сенатор.-- Прекратим, однако, разговор о них. Если есть у вас надежный человек, пошлите его в Эрмосильо получить по векселям. И как можно скорей: деньги слишком дороги нынче, чтобы позволить им залеживаться. -- Сегодня же я отправлю дона Хосе Паредеса в город. -- Отлично! А теперь и у меня к вам просьба. -- Просьба? Ко мне? Так говорите же скорей! Мне не терпится доказать вам свою признательность. -- Дело в том, что, покончив с вопросом о вашем долге, я лишился формального предлога оставаться дольше в асиенде. -- Какое это имеет значение? -- Немаловажное, ибо мне хотелось бы провести в вашем приятном обществе еще несколько дней. -- Вы шутите, дон Руфино! Ваше пребывание в асиенде -- высокая честь для нас. Чем дольше будете вы гостить у нас, тем больше радости доставите нам. О каких там нескольких днях вы говорите! Оставайтесь сколько вам вздумается! -- Вот и хорошо! Только этого я и добивался. А теперь позвольте мне удалиться: не буду больше мешать вашим занятиям. В одиннадцать часов, лишь только управитель вернулся с полей, маркиз послал за ним. -- Есть у нас надежный конь? -- спросил дон Фернандо поспешившего явиться управителя.-- Я подразумеваю,-- продолжал маркиз, заметив, как усмехнулся дон Хосе,-- выносливого коня, способного совершить путешествие в Эрмосильо. -- Конечно, ваша светлость. У нас есть мустанг, который может на полном скаку пройти расстояние до Эрмосильо и обратно, передохнув лишь в часы стоянки в городе. Когда прикажете выехать? -- Чем скорее, тем лучше; как только отдохнете. -- Отдохнуть от чего, ми амо?' -- Разве вы мало наездились сегодня в поле? -- Это никогда не утомляет меня, ваша светлость! -- весело сказал дон Хосе.-- На коне я отдыхаю. За полчаса я, пожалуй, успею заарканить и оседлать моего мустанга и смогу отправиться в дорогу, если только вашей светлости не угодно будет отложить мое путешествие. -- Но ведь приближается час сиесты и невыносимого полуденного зноя. -- Вам хорошо известно, ваша светлость, что мы, полуиндейцы,-- дети огня. Солнце ласкает, но не обжигает нас. -- У вас всегда готов ответ на все. Благодарю вас, дон Хосе. Вы знаете, как глубоко я ценю и уважаю вас, и поймете, почему я выбрал именно вас для одного важного поручения. -- Можете быть уверены, ваша светлость, что оно будет исполнено. -- Отлично! Итак, вам придется без промедления отправиться в Эрмосильо, где вы получите по этим векселям пятьдесят тысяч пиастров в английском банке "Вильсон и сын". -- "Пятьдесят тысяч пиастров"! -- изумился дон Хосе. -- Вас это удивляет, не правда ли, мой друг? Вы в курсе моих дел и потому, вероятно, спрашиваете себя, откуда мог я раздобыть такую уйму денег? -- Я ни о чем себя не спрашиваю, ваша светлость. Вы приказываете -- я исполняю. Все остальное меня не касается. -- Этими деньгами меня ссудил один друг, щедрость которого, как видите, воистину не знает пределов. ' Мой господин. -- Дай Бог, чтобы вы не ошиблись, ваша светлость. -- Что хотите вы сказать, дон Хосе? На что намекаете? -- Я ни на что не намекаю, ми амо. Мне только кажется, что по нынешним временам чрезвычайно трудно встретить друзей, которые из одного лишь желания помочь ссужали бы пятьюдесятью тысячами пиастров человека,-- простите за откровенность, ваша светлость,-- дела которого находятся в таком положении, как ваши. Я думаю, что не мешало бы разобраться в мотивах столь необычайной щедрости. Дон Фернандо вздохнул. В глубине души он сам разделял опасения дона Хосе. Но, следуя тактике людей, не желающих сознаться в своей ошибке и не знающих, как оправдать ее, маркиз круто перевел разговор на другую тему: -- Возьмите с собой трех... пожалуй, даже четырех пеонов. -- К чему, ваша светлость? -- Они будут охранять вас на обратном пути. -- Полноте, ваша светлость! -- рассмеялся дон Хосе.-- Охрана мне ни к чему. Здесь вам эти пеоны будут полезнее, чем мне. В Эрмосильо я куплю для перевозки золота вьючного мула... И хотел бы я увидеть того ловкача, который сумел бы отбить его у меня! -- Я все же полагаю, что вам не мешает захватить с собой конвой. -- Позвольте вам заметить, ваша светлость, что тогда уж на меня наверное нападут разбойники. -- Что хотите вы сказать? Любопытно! -- Очень просто, ми амо: одинокому путнику легче проскочить незамеченным по нашим дорогам, которые нынче кишат разбойниками всех видов и мастей. Дон Фернандо невольно улыбнулся -- до того забавным показалось ему рассуждение управителя. -- Ну, знаете, дон Хосе, в том, что вы сказали, мало убедительного. -- Напротив,-- возразил дон Хосе.-- Видите ли, ваша светлость, эти разбойники прерий -- хитроумный народ, даже слишком хитроумный, что весьма часто и губит их. Им никогда и на ум не придет, что какой-то несчастный метис, с жалким мулом в поводу, везет с собой пятьдесят тысяч пиастров. Но конвой из вооруженных пеонов обязательно вызовет их подозрения, они захотят проверить, по какому случаю снаряжена такая пышная свита, и я буду ограблен. -- Возможно, вы правы, дон Хосе. -- Я безусловно прав. -- Ладно, не буду больше настаивать, дон Хосе; поступайте как знаете. -- Будьте спокойны, ваша светлость, я вручу вам все ваши деньги, до последнего пиастра. Ручаюсь вам! -- Дай Бог! Вот вам векселя. Поедете, когда сочтете нужным. Счастливого пути! -- Через час я буду уже в дороге, ваша светлость. Дон Хосе аккуратно сложил векселя, засунул их за пазуху и, поклонившись маркизу, вышел. Он направился прямо в кораль, где в несколько минут заарканил мустанга с тонкими ногами, небольшой головой и пылающим взором и, тщательно почистив, оседлал его. Затем дон Хосе проверил свое оружие, пополнил запасы пороха и пуль в своей альфорхе и, уложив туда же дорожную провизию, вскочил в седло. Но прежде чем покинуть асиенду, он подъехал к одному из строений, стоявшему немного поодаль от главных зданий, и, остановив здесь коня, осторожно стукнул два раза в окно. Из отворившегося окна выглянула голова дона Руиса. -- О, да это дон Паредес! -- воскликнул он.-- На плантацию? Подождите меня, поедем вместе. -- Не беспокойтесь, ниньо. На плантацию еще рано. Я со брался в дальнюю дорогу. -- Уезжаете? -- Да, всего на несколько дней, по поручению его светлости. -- А по какому делу и куда? |- Маркиз сам расскажет вам обо всем, ниньо. -- Ладно. Но разве одно только желание проститься со мной заставило вас постучаться в мое окно? -- Нет, конечно. Я намеревался дать вам один совет, прежде чем покинуть асиенду. --Совет? -- Да, и весьма серьезный. В мое отсутствие, ниньо, следите внимательно за вашим гостем. -- За сенатором? -- Да, за доном Руфино Контрерас. -- А в чем дело? -- Следите за ним, ниньо, не упускайте его из виду. Вот и все. До свиданья, ниньо! -- И, явно не желая отвечать на дальнейшие вопросы молодого человека, дон Хосе дал шпоры коню и галопом поскакал из ворот асиенды. Глава XI В ПУТИ Мексика, если принять во внимание соотношение между ее населением и территорией,-- одна из самых безлюдных стран земного шара. В европейских странах существует множество различных и удобных видов транспорта, Мексика же знает только один способ передвижения -- коня. В центральных штатах, а также в штатах, расположенных близ берегов Атлантического океана, некоторые города связаны еще между собой дилижансами. Эти экипажи меняют лошадей в тавернах или на постоялых дворах, где путешественники могут заночевать. Но в этих тавернах, напоминающих сицилийские харчевни или испанские корчмы, путешественник, кроме крыши для ночлега, не найдет ничего, разве только обеденный прибор, к тому же весьма примитивный. Другими словами, помимо лровизии, путешественник вынужден таскать с собой и постель, если только он не предпочитает спать, закутавшись в свой плащ, на голой земле, которая заменяет пол в помещениях мексиканского постоялого двора. Однако в штатах, примыкающих к берегам Тихого океана, путешественник лишен даже таких элементарных удобств. В этих краях путник на расстоянии от пятидесяти до шестидесяти лье, которое он должен проделать верхом, отправляясь из одного города в другой, не встретит ни одной таверны, ни даже самого жалкого ранчо, где он мог бы укрыться от непогоды, от палящего дневного зноя, от пронизывающей ночной --стужи и ледяной росы. Путник устраивается на ночлег там, где застает его ночь, спит под открытым небом, а наутро возобновляет свое путешествие. Дороги центральных штатов буквально наводнены грабителями и разбойниками всех мастей. Эти рыцари больших дорог чувствуют себя здесь господами положения и среди белого дня совершенно безнаказанно грабят и убивают путешественников. В Соноре воры и грабители -- более редкое явление. На дорогах здесь царит относительная безопасность. Однако и здесь путешественникам грозит немало опасных встреч, особенно во время восстания индейцев или в те дни, когда какое-нибудь очередное пронунсиаменто спускает с цепи разнузданные толпы солдат. Солдаты, идя по стопам профессиональных грабителей и убийц, без всякого стеснения грабят и убивают всех, кто бы ни попался им в руки. Дону Хосе Паредесу предстоял путь не более, чем в пятьдесят лье. Но при плохих дорогах и при тех предосторожностях, которые ему приходилось принимать, путешествие в Эрмосильо должно было отнять у него не менее четырех дней. Для человека, избалованного всеми удобствами европейской цивилизации, четырехдневное путешествие верхом без крова над головой было бы тяжким испытанием. Но для нашего достойного управителя, привыкшего ночевать чаще под открытым небом, чем под крышей, наделенного к тому же могучим здоровьем, позволяющим ему безболезненно переносить всякого рода трудности и неудобства, подобное путешествие представляло скорее приятную прогулку. И действительно, дон Хосе ехал, беззаботно покачиваясь в седле, то покуривая пахитоску, то мурлыча себе под нос какую-нибудь знакомую песенку. Все это не мешало ему зорко осматриваться по сторонам и предусмотрительно не спускать пальца с курка ружья, лежавшего перед ним поперек седла. Второй день его путешествия был на исходе. Дон Хосе уже миновал Ариспу. Близился закат; порывистый и сильный ветер часто поднимал облака пыли, ослеплявшие путника и окутывавшие его непроницаемой пеленой. День угасал, но в воздухе все еще стояла томительная жара. Потемневшее небо приняло синевато-свинцовую окраску. Сбившиеся в кучу желтоватые облака стали быстро заволакивать горизонт. Птицы с тревожными и жалобными криками сновали в воздухе, пронзительный свист и какие-то неясные шумы то и дело возникали среди скал, окаймлявших справа и слева узкое ущелье, по которому следовал в эту минуту дон Хосе; обожженная земля жадно глотала первые крупные капли дождя. Конь пугливо прядал ушами, мотал головой и беспокойно пофыркивал. Все предвещало одну из тех бурь, которые можно наблюдать только в этих широтах. Это настоящие катаклизмы, в несколько часов изменяющие пейзаж тех мест, на которые они обрушиваются со свирепостью африканского самума. Неистовый ветер гнет и ломает или вырывает с корнем гигантские деревья, реки выходят из берегов; кажется, что сама земля содрогается в страшных объятиях взбесившейся природы. -- Если я не ошибаюсь,-- пробормотал дон Хосе, беспокойно озираясь по сторонам,-- не пройдет и часа, как нас настигнет кордоннасо', и это будет самый свирепый из всех, которые когда-либо посещали эти края. Весьма приятная для меня перспектива! В веселенькое положение поставил ты ме .ня, проклятый ураган! Не-мог задержаться еще на какиенибудь сорок восемь часов, чертов кум! Впрочем, управитель не стал терять времени на бесполезные причитания. Положение его становилось критическим. Он знал, что ураган будет свирепствовать с особой силой в узком и глубоком ущелье, по которому он теперь следовал. Дон Хосе понимал, как трудно будет ему уцелеть, если буря застигнет его здесь. Он решил во что бы то ни стало выбраться из этой мышеловки. Он располагал считанными минутами; не оставалось времени даже для малейших колебаний. Паредес был человек решительный, с давних пор привыкший полагаться только на самого себя, на свою смелость, силу и энергию. Он плотно завернулся в свой плащ, надвинул на голову шляпу и, припав к луке, вонзил шпоры в коня и зычным голосом гикнул: --Сантьяго!2 Кровный мустанг, не привыкший к такого рода понуканию, заржал от обиды и вихрем ринулся вперед. Тучи между тем совсем заволокли небо, все более и более темнело, лучи солнца сразу потеряли свою теплоту. Конь, взбесившийся от ударов, непрерывно наносимых шпорами дона Хосе, мчался, не меняя аллюра. 1 Буквально: удар веревкой Святого Франциска. Так называют здесь буйный юго-западный ветер, который с сентября по октябрь дует в областях Калифорнийского залива. Примеч. авт. 2 Крик, которым в Мексике понукают лошадей. Примеч. авт. Но вот дон Хосе выбрался из ущелья. При виде расстилавшейся перед ним степи, упиравшейся на горизонте в высокие горы, он громко вскрикнул от радости. Туда, к этим горам, и хотел добраться управитель: только там и мог он обрести свое спасение. Слов нет, положение вырвавшегося из ущелья путника заметно улучшилось; тем не менее впереди его ожидали еще тяжкие испытания. С первого же взгляда дон Хосе убедился, что на всем протяжении этой голой и дикой степи, пересеченной лишь несколькими реками и речками, не было ни одного убежища, где он мог бы, не подвергая себя опасности, встретить готовую разразиться грозу. Не теряя времени, дон Хосе повторил свое пронзительное гиканье, и мустанг с еще большей лихостью понесся вперед. Умное животное, словно понимая, что от него одного зависит спасение и его самого, и всадника, мчалось почти с фантастической быстротой легендарных коней. Вдруг белесоватая молния пронзила тучи и грянул оглушительный удар. Испуганный мустанг шарахнулся было в сторону, но властная рука наездника привела его в себя, и вот уж он снова пожирает пространство под потоками хлынувшего ливня. Солнце заволокло тучами, наступила тьма, но Паредес не падал духом, его воля закалялась в борьбе со стихией. Он словно прирос к седлу, когда, понукая коня то гиканьем, то шпорами, он смело вступил в схватку с подстерегающей его гибелью. Только нахмуренные брови да буравившие мглу глаза выдавали его напряженное состояние. Но черты лица его были спокойны и бесстрастны; можно было подумать, что он переживает одно из обычных происшествий, которыми так изобиловала его богатая приключениями жизнь обитателя прерий. Буря между тем перешла в свирепый ураган. Ветер, словно дикий зверь, спущенный с цепи, дул с неистовой силой, подхлестывая дождь и вздымая пласты липкой грязи. Внезапно до слуха злополучного путника стало доноситься зловещее хлюпанье; то был признак начавшегося наводнения. Там и сям замелькали серовато-свинцовые лужи; освещенные белесоватым светом непрерывно сверкающих молний, постепенно расширяясь, они все теснее замыкали вокруг путника свое кольцо. И все явственнее слышалось дону Хосе дальнее громыхание, доносимое к нему на крыльях ветра. Опасения путника усилились: один только час времени отделял его от гибели, которая неминуемо настигнет его, когда равнина пре- вратится в бурлящее озеро. При свете молнии Паредес заметил множество метавшихся то тут то там силуэтов: то дикие звери, инстинктивно почуявшие приближение катастрофы, покинули свои норы и с диким рыканием, обезумев от страха, метались по равнине. Все вокруг бесновалось и ревело; гул потревоженных вод сливался с раскатистыми ударами грома и пронзительным завыванием ветра; все шумы бури сталкивались с неимоверным грохотом. А мустанг дона Хосе все мчался напрямик, гонимый страхом, который подгонял его лучше, чем самые острые шпоры. Чтобы получить хотя бы отдаленное представление об этой фантасмагорической скачке, надо хотя бы раз воочию наблюдать ураган в этих низких широтах, когда за несколько часов воды реки, поднятые ветром с их ложа, вздымаются, клокочут и, хлынув из своих берегов, затопляют равнину на несколько лье в окружности. Вдруг крик ужаса и гнева вырвался из груди управителя. В то же мгновение он выпрямился и с такой силой натянул поводья, что конь его застыл как вкопанный. Дону Паредесу послышался звон далекого колокола. В низинах во время больших наводнений владельцы асиенд приказывают бить в колокола, чтобы указать заблудившимся путникам путь к спасению. С минуту дон Хосе прислушивался; наконец, он уловил звук, тихий, как стон. Чуткий слух управителя не обманул его: то был, действительно, далекий, как бы умирающий звон колокола. Но он доносился со стороны, прямо противоположной направлению, по которому следовал наш путник. Очевидно, в этой непроглядной тьме он сбился с пути и теперь затерялся в затопленной равнине, где нельзя было ожидать никакой помощи, где его ожидала верная гибель. При всей своей беззаветной храбрости Паредес невольно содрогнулся; холодная испарина выступила на его лбу. Одна только мысль волновала дона Хосе в этот роковой час: мучительная мысль о том, что он унесет с собой в пучину вверенное ему достояние целой семьи. Несколько минут этот человек с сердцем льва, этот мужественный путешественник, изъездивший прерию вдоль и поперек, умевший, не дрогнув, встречать самые страшные опасности, испытывал полный упадок сил, почти ребячью слабость. Однако, это состояние длилось недолго; реакция не заставила себя ждать: дон Хосе воспрянул духом, внутренне пристыженный своей минутной слабостью. В этот момент, когда все, казалось, ополчилось против него, он решил сам постоять за себя. Никогда еще его воля не была так тверда, как теперь, когда он поклялся бороться до последней крайности, до последнего вздоха, до смертного часа. Минуту назад от сильного прилива крови сердце храбреца готово было разорваться; теперь мужественное решение вдохнуло в него новые силы. Тыльной стороной руки Паредес стер пот с лица и, не двигаясь с места, стал дожидаться очередной молнии, чтобы при свете ее оглядеться и определить, в какую сторону ему следует двигаться дальше. Он невольно вскрикнул от радости, когда при вспышке молнии, осветившей окрестности, заметил вправо от себя, всего в нескольких шагах, высокий холм, на вершине которого ему почудился всадник, неподвижный, словно каменное изваяние. Вода быстро настигала дона Хосе, его конь стоял уже по брюхо в воде; тем не менее с хладнокровием, присущим только сильным натурам в часы великих испытаний, он решил не действовать наобум. А может быть, это просто мираж, обычно посещающий людей в минуты крайнего нервного возбуждения? В ожидании второй вспышки молнии он не сводил глаз с того места, где увидел холм. Внезапно в тот самый миг, когда желанная на этот раз молния озарила мрак, до слуха дона Хосе, заглушая вой бури, ясно донесся зычный голос, насыщенный той звучностью, которую человеческий голос приобретает при исключительных обстоятельствах. -- Смелей! Вперед! Напрямик ко мне! -- услышал дон Хосе. С радостным криком, напоминавшим торжествующий рев хищника, он поднял своего коня и, понукая его поводьями и шпорами, помчался к холму, преследуемый по пятам ревущим потоком. Менее чем в десять минут дон Хосе взлетел на вершину и повалился без чувств на руки человека, чей призыв спас его от гибели. Теперь путнику ничто не грозило: вода не могла настигнуть его, здесь он находился в надежном убежище. Глава XII. НОЧНАЯ БЕСЕДА Обморок дона Хосе, вызванный скорее душевным потрясением, чем физическим утомлением, продолжался недолго. Он открыл глаза и увидел, что лежит один на вершине холма, укрытый одеялом. Очевидно, кто-то позаботился предохра нить его от пронизывающей стужи. Сбросив с себя одеяло, дон Хосе стал с любопытством обозревать местность. Гроза все еще бушевала, но сила ее значительно ослабла. Дождь прекратился. Темно-синее небо заискрилось звездами. Их неверный мерцающий свет накладывал на весь окрестный пейзаж отпечаток какой-то дикости и обреченности. Ветер дул с прежним бешенством, вздымая пенящиеся волны на поверхности воды, уровень которой достигал почти самой вершины холма. Конь управителя мирно пасся в нескольких шагах от своего господина; он с видимым удовольствием объедал молодые побеги деревьев и густую траву, зеленым ковром расстилавшуюся по земле. Рядом с ним паслась другая лошадь. "Отлично! -- подумал дон Хосе.-- Мой храбрый спаситель, очевидно, не уехал, он где-то неподалеку. Значит, я еще увижу его. Но где бы он мог быть? Какие у него могут быть здесь дела? Впрочем, проще всего спокойно ждать его". Не успели пронестись эти мысли в голове Паредеса, как на фоне полумрака смутно обрисовался черный контур человека, о котором он только что подумал. -- Уже на ногах! -- весело воскликнул незнакомец.-- Отлично! По мне, во всяком случае, такое положение лучше того, в котором я оставил вас. -- Благодарю,-- тепло отозвался дон Хосе.-- А ведь, вероятно, жалкий был у меня вид, когда я свалился, как полузаколотый бычок! Такой здоровяк, а падает в обморок не хуже женщины или слабого ребенка. Стыдно, не так ли? -- Нисколько, приятель,-- возразил незнакомец.-- Мне случайно довелось наблюдать вашу борьбу со стихией. Я был лишен возможности прийти вам на помощь, но, Бог свидетель, готов поклясться честью охотника в том, что вы сильный боец! Вы смело встретили бурю. Могу вас заверить: многие на вашем месте, в том числе и я, так легко не отделались бы. Этот ответ разрушил принужденность между ними и помог им с первого же знакомства стать друзьями. Такова уж природа человека. Дружба возможна лишь между людьми, равными по силе и уму. При всей своей благодарности к незнакомцу Паредес не мог бы так свободно общаться с ним, если бы заподозрил в нем какое-либо превосходство над собой. Откровенность его спасителя вернула дону Хосе ту веру в себя, без которой жизнь в пустыне вообще немыслима. Он сразу почувствовал себя непринужденно. -- Должен, однако, сознаться, что была минута, когда я потерял надежду на спасение,-- сказал дон Хосе, протягивая руку своему новому другу.-- Не случись тут вы, я бы, действительно, погиб. -- Ба, ба! -- возразил незнакомец, пожимая протянутую ему руку.-- Вы ничем не обязаны мне. Да, черт возьми, вы же самостоятельно выбрались из беды!.. Но перейдем к другой теме. Мы, конечно, находимся здесь в безопасности. Тем не менее положение весьма незавидное. Недурно бы подумать о том, как нам выбраться отсюда. -- Я того же мнения; к несчастью, мы располагаем весьма ограниченными средствами. -- Возможно. Но прежде всего я предложил бы сесть и "держать совет" по индейскому обычаю. Согласны? -- Разумеется. Ничего лучшего в нашем положении, пожалуй, не придумаешь. Тем более,-- продолжал дон Хосе, взглянув на небо,-- что до рассвета еще добрых три часа. -- Да, времени у нас достаточно. Пока длился этот короткий разговор, буря совсем затихла, и ветер дул только порывами. -- Начнем с того,-- предложил Паредес,-- что разведем костер. Теперь, когда ветер стих, хищники, хотя бы вплавь, станут добираться до этого холма. Непогрешимый инстинкт зверья приведет их в это убежище. Если мы не примем заранее мер предосторожности, они нападут на нас. -- Прекрасная мысль! Сразу сказывается охотник! -- Да, я много лет охотился,-- со вздохом ответил дон Хосе.-- Но теперь все это в прошлом; кончились мои странствия по прерии. -- От души жалею вас,-- проникновенно произнес незнакомец,-- никакое существование не может сравниться с этой жизнью. -- Кому вы это говорите! Самые прекрасные годы моей жизни прошли в прерии. Не прерывая беседы, два приятеля пустили в ход свои мачете и выкопали глубокую яму для костра у подножия исполинского дуба. Они заложили ее до отказа смолистым хворостом и развели огонь, взорвав небольшую щепотку пороха, уложенную на дне ямы в дубовом листке. Пламя длинным снопом радостно взвилось к небу, а хворост весело потрескивал, выбрасывая миллионы искорок. Огонь имеет огромное значение в жизни человека. Кроме всех прочих благ, он обладает еще свойством веселить ум и душу людей. Согретый его живительным пламенем, человек забывает о перенесенных им тяжелых и опасных испытаниях. Довольно долго оба путника молча сушили свою промокшую до нитки одежду. С неизъяснимым наслаждением каждый из них ощущал, как приятная теплота мало-помалу проникала во все поры, согревала кровь и возвращала жизнь застывшим конечностям. -- Viva Dios! -- заговорил наконец дон Хосе, весело встряхнувшись.-- Я, кажется, снова становлюсь человеком. Что за прелесть этот огонь, особенно когда продрогнешь! А не употребить ли нам его в дело? -- Не возражаю,-- ответил незнакомец.-- Но только как? -- Разве вы не голодны? . . -- Карай! Вот уже четырнадцать часов, как у меня во рту ничего не было. Но, к сожалению, у меня нет никаких съестных припасов. -- Зато у меня есть! Мы поделимся! -- Тогда действуйте! Вы, я вижу, добрый товарищ! Управитель достал захваченную с собой дорожную провизию. -- Вот! -- не без самодовольства произнес он, разложив всю снедь у костра. -- Карамба!' -- радостно воскликнул незнакомец.-- Никогда еще еда не появлялась так кстати! ' Черт возьми! Эта еда, доставившая столько радости обоим путникам, вызвала бы презрительную гримасу у любого европейского гурмана'. Все угощение состояло из небольшого количества солонины и копченого мяса, кусочка козьего сыра и нескольких маисовых лепешек. Кроме того, из альфорхи был извлечен небольшой бурдюк, наполненный превосходнейшим мескалем2, что окончательно развеселило наших путников. Соорудив вертел, на котором быстро поджарилась солонина, приятели весело принялись за еду. Свой скромный ужин они запили несколькими глотками ароматного мескаля, побратски передавая друг другу бурдюк. Затем появились пахитоски -- это неизбежное завершение всякой мексиканской трапезы. Покуривая, приятели внимательно наблюдали за горизонтом; край небосклона забрезжил уже широкими полосками блеклого света. -- Теперь, с вашего разрешения, мы можем открыть наш совет,-- сказал незнакомец, наслаждаясь глубокой затяжкой табака и выпуская клубы дыма через нос и рот. -- Вы первый заняли эту территорию,-- смеясь, сказал дон Хосе,-- и вам, следовательно, должны быть лучше известны все ее ресурсы. За вами и первое слово. -- Хорошо!.. Так вот: мы окружены со всех сторон водой. Ураган затих, но пройдет еще немало часов, прежде чем вся эта масса воды частью войдет в свои берега, а частью будет поглощена песками равнины. -- Верно! -- ответил дон Хосе.-- Однако нам надо же какнибудь выбраться отсюда! -- В этом-то вся штука! У нас есть две возможности: ждать, пока не просохнет земля... -- Отвергается,-- перебил управитель.-- Слишком много драгоценного времени отнимет это у нас, а такая потеря будет особенно чувствительна для меня. Нет, уж лучше с восходом солнца смело пуститься вплавь к тем горам -- к счастью, кажется, не очень отдаленным от нас. -- Вы забываете, что в нашем распоряжении есть еще одно средство: мы можем поплыть в пироге, а лошадей взять на буксир. Для них это будет несравненно менее утомительно, 'Гурман -- любитель хорошо поесть. 2 М е с к а л ь -- мексиканский хмельной напиток. чем плыть и тянуть за собой ездока. Таким способом мы безусловно доберемся до тех гор, которые, как вы правильно заметили, отстоят от нас не далее полутора или двух лье. -- Разумеется, это хорошая мысль, и я полностью присоединяюсь к ней. К сожалению, для ее практического осуществления нам недостает одной только вещи. -- Какой? -- О, сущей безделицы -- пироги! -- Ошибаетесь, товарищ. -- Что вы сказали? -- Пока вы лежали тут без чувств, я разведал наши владения. Вы, вероятно, слышали, что перед сезоном дождей местные жители имеют обыкновение оставлять пироги в помощь путникам, застигнутым наводнением. Они укрывают их на высоких местах, часто на деревьях. -- В самом деле? И вам удалось найти такую пирогу? -- Да! И представьте, на том самом дереве, под которым мы расположились. Пирога в отличном состоянии, и при ней имеются две пары новеньких весел. -- Браво! Значит, с рассветом мы сможем пуститься в путь, если только это устраивает и вас. -- Вполне, хотя мне и не к спеху. По некоторым причинам мне бы надо пробыть в этих местах еще несколько дней. -- Значит, решено. А пока воспользуемся затянувшимся рассветом и немного вздремнем. -- Спите, пожалуйста, а мне не хочется; я посторожу за нас двоих. -- Охотно принимаю ваше предложение, но не сомкну глаз раньше, чем мы не познакомимся с вами поближе. -- Да ведь мы с вами и так уже друзья! -- Разумеется. За себя я, во всяком случае, ручаюсь. Но ни один из нас ничего не знает о другом, никто из нас даже не назвал себя. -- О Господи... такого рода формальности -- совершенно излишняя роскошь в прерии. -- А вдруг мы еще понадобимся друг другу? -- Пожалуй, вы правы. Так вот: я простой охотник, лесной бродяга. Товарищи прозвали меня Твердой Рукой, "потому что,-- говорят они,-- друг, которому протянута эта рука, может смело на нее положиться". -- Бог свидетель, кабальеро, вы заслужили это прозвище! Мне не раз приходилось слышать о вас. Я давно уже сгорал желанием познакомиться с вами и счастлив, что судьба свела нас вместе. Ну, а теперь наступила моя очередь: меня зовут Хосе Паредес, я служу управителем у маркиза де Могюер. --Что?! --с нескрываемым изумлением воскликнул Твердая Рука.-- Так это вы и есть управитель маркиза?! -- И никто иной! Почему это вас удивляет? -- Тот самый, которого маркиз два дня назад послал в Эрмосильо получить по векселям у одного английского банкира довольно крупную сумму? -- Откуда вы это узнали? -- воскликнул в свою очередь немало удивленный дон Хосе. |- Не все ли равно, раз уж я знаю! -- ответил охотник.-- Поверьте мне,-- продолжал он с многозначительностью, которая невольно заставила насторожиться дона Хосе,-- сама судьба намеренно свела нас вместе. -- Странно,-- пробормотал дон Хосе.-- Как могло случиться, что тайна, доверенная мне одному моим господином, стала известна вам. -- Тайна, известная трем лицам,-- улыбаясь, ответил Твердая Рука,-- перестает быть тайной. -- Но то третье лицо, о котором вы говорите, отнюдь не заинтересовано в разглашении этой тайны. -- Как знать! -- возразил Твердая Рука.-- Впрочем, удовлетворитесь пока тем, что мне известна цель вашего путешествия. Вы говорили, что слышали обо мне до нашей встречи. Скажите, как же отзывались обо мне люди? -- С наилучшей стороны. Говорят, что вы человек безупречной порядочности и испытанной храбрости. --Верите вы этим отзывам? Доверяете мне? -- Вполне; вы благородный человек, я в этом не сомневаюсь. -- Надеюсь, ваше мнение обо мне не изменится. Скоро вы убедитесь, что сама судьба свела нас для блага вашего маркиза. Знайте же, я искал встречи с вами! -- Ничего не понимаю! -- И не надо! В недалеком будущем все само собой объяснится. -- Хотелось бы! Будьте уверены! Преданы ли вы маркизу де Могюер? -- Душой и телом! Я готов отдать жизнь за него! -- Отлично! Слушайте же меня внимательно, сеньор Паредес. Вашему господину грозит полное разорение. Он стал игрушкой в руках негодяев, замысливших погубить его. Вас намереваются ограбить на обратном пути, негодяи подготовили гнусную ловушку, в которой вас ожидает неминуемая гибель. -- Не может быть! -- вскричал пораженный Паредес. -- Повторяю, мне известно все. Люди, сговорившиеся об этом, не подозревали, что я подслушиваю их. --Подлецы! -- Вполне с вами согласен. Именно поэтому я здесь, вместо того чтобы спокойно расставлять свои капканы. Я намерен расстроить их коварные замыслы. -- Но что заставляет вас действовать таким образом? -- с оттенком недоверия произнес дон Хосе. -- Этот вопрос останется без ответа. Вам придется на время отказаться от всякого любопытства. Вы должны слепо довериться мне и помогать мне во всем, что я буду предпринимать в защиту ваших же интересов. Идет? Мне кажется, что уговор этот весь в вашу пользу, а рискуете вы при этом не больше, чем я. Последовало довольно продолжительное молчание. Управитель размышлял, стараясь вникнуть в смысл всего услышанного; охотник не спускал с него глаз, терпеливо выжидая, когда снова заговорит его приятель. Наконец дон Хосе доверчиво протянул руку своему собеседнику, который поспешил горячо пожать ее. -- Послушайте, Твердая Рука,-- сказал Паредес,-- прежде всего я должен признаться, что ваши разоблачения кажутся мне довольно странными. Но в вашем голосе звучит такая неподдельная искренность, а ваша репутация так прочно утвердилась среди обитателей прерии, что я без колебаний вручаю свою судьбу в ваши руки. Нет, вы не способны предать меня! Отныне и до того часа, когда вы сами сочтете возможным открыть мне имена негодяев, решивших погубить меня вместе с моим господином, я полностью отрекаюсь от собственной воли. Смотрите на меня, как на свою вещь, исчезайте и появляйтесь, когда вам будет угодно, действуйте как знаете,-- я повинуюсь вам во всем, не спрашивая никаких объяснений. Вас это устраивает? -- Прекрасно, мой добрый друг! Вы угадали мои желания. Такая свобода действий необходима для успеха моих начинаний; и, верьте слову честного человека, никто более, чем я, не дорожит благополучием и счастьем маркиза де Могюер. -- Итак, решено,-- вместо ответа сказал дон Хосе,-- с рассветом мы тронемся в путь? -- Да, но не прямо в Эрмосильо. Прежде чем отправиться в этот город, нам надо замести следы. Не забывайте, что мы имеем дело с опытными пограничными разбойниками. Они следят за нами. Мы должны перехитрить хитрецов, на каждый их ход ответить своим ходом. -- О-о! Прекрасный случай для меня вспомнить свою профессию охотника. -- Вспомните лучше излюбленную поговорку прерий: "деревья имеют глаза, а листья -- уши". Наше счастье, что охотящиеся за вами негодяи ничего не подозревают о моей заинтересованности в вашем деле. На это я рассчитываю и в дальнейшем. -- Но если не в Эрмосильо, то куда же? -- осведомился дон Хосе. -- Я скажу вам это утром, когда при свете дня смогу убедиться, что никто не подслушивает нас. А теперь ложитесь спать и отдыхайте. Надо набраться сил: вам еще предстоит утомительное путешествие. И, как бы желая положить конец дальнейшим расспросам, Твердая Рука плотно завернулся в свой плащ, прислонился спиной к стволу дуба, протянул ноги к костру и закрыл глаза. Несмотря на сильное желание продолжать этот разговор, Паредесу ничего другого не оставалось, как последовать примеру охотника. Не прошло и нескольких минут, как дон Хосе, измотанный бурей, заснул богатырским сном. Глава XIII ЛАГЕРЬ РУДОКОПОВ По своим запасам драгоценных металлов Сонора -- одна из самых богатых областей мира. Как нам удалось убедиться по официальному отчету, за один только 1839 год в пробирную серебра и шестьдесят слитков золота общей стоимостью более чем в миллион пиастров. Эту огромную цифру надо удвоить за счет так называемого контрабандного металла, который умышленно не представляют в палату, чтобы избежать уплаты налога. Эти места богаты также медной рудой. Однако население, всецело поглощенное золотоискательством, пренебрегает ее разработкой. -- Ни одна страна в целом свете не обладает такими богатыми и многочисленными залежами золота. Золото здесь встречается в наносном речном иле, в размытых дождями оврагах, а чаще всего прямо на поверхности земли или же на глубине в несколько футов. В северной части провинции Ариспы находятся россыпи Квитовак и Соноитак, о которых нам придется еще немало говорить ниже. Открытые в 1836 году, они в течение трех лет давали ежедневно по двести унций чистого золо