казалось обтянутым желтым пергаментом. Он раскачивался, словно от зубной боли, придерживая левой рукой правую. -- Где Музыка? -- Нет его!.. Гад!.. Нет!.. Он тебя найдет... Слышишь? Найдет! -- Где он? -- Ищи!.. Гад... Ищи!.. Понял?.. Ух! -- Горский застонал. -- Слушайте меня. Ты у Нинки убил моего лучшего друга. Я знаю, что меня накажут, но по военному времени дальше фронта не пошлют. Я тебе теперь трибунал. Данилов ладонью взвел курок маузера и начал медленно поднимать ствол. -- Нет, -- крикнул Горский, -- нет, -- он прижался к стене. -- Адрес! Ствол пистолета поднялся на уровень его груди. -- Нет... Сокольнический вал, дом шесть... квартира девять, Он там будет завтра. -- Так-то, -- Данилов опустил маузер, -- мразь! Он повернулся и вышел. Потом опять была дрезина, машина, которую Быков вел на предельной скорости. Уже стало совсем светло, когда они подъехали к райотделу. Данилов сразу же вошел к дежурному. -- Москву. Через десять минут он докладывал о ликвидации банды. Начальник слушал не перебивая. Только когда Иван Александрович назвал адрес, он сказал спокойно: -- Мы знаем, там уже Муравьев дежурит. -- Завтра туда приедет Музыка. -- Понял тебя. Выезжай. У машины его ждал Белов. -- Останешься здесь. Я в Москву. Оформишь документы как положено и возвращайся. -- Есть. Когда Данилов сидел в машине, Сережа спросил: -- Вы бы его убили, Иван Александрович? Данилов помолчал немного, посмотрел на Белова как-то странно и ответил: -- Не знаю. МОСКВА (тем же утром) Девушка в синей форменной курточке с зелеными петлицами ходила по квартирам. В большую амбарную книгу она заносила фамилии фильцов, номера телефонов, количество окон в каждой квартире. Новый уполномоченный штаба МПВО при домоуправлении. Когда-то этим делом занимался в доме старик-пенсионер Соколов, но после того, как его по состоянию здоровья эвакуировали в Пермь, место это несколько месяцев пустовало. Правда, жильцы не особенно жаловались. Старик Соколов был личность въедливая и крайне пунктуальная. Память, несмотря на преклонный возраст, у него была на зависть светлая, и график дежурств он просто держал в голове. Новым же уполномоченным была веселая и, видимо, добрая девушка. Дело это для нее новое, поэтому она не стеснялась, у всех спрашивала совета, интересовалась, как работал ее предшественник. Слух о ее появлении немедленно распространился по дому, и жильцы втайне радовались, что теперь можно хоть немного отдохнуть от железной руки старика Соколова. Так ходил новый уполномоченный с этажа на этаж, из квартиры в квартиру. Настала очередь и девятой квартиры. Сначала дверь приоткрылась на ширину цепочки. -- Я новый уполномоченный штаба НПВО Дмитриева, разрешите войти к вам. -- Я слышала, слышала, -- хозяйка распахнула дверь, -- проходите. -- Да я не надолго, хочу сегодня пораньше все закончить, и домой. Ой, какой у вас халат миленький! Прелесть просто! Сами шили? -- Вам нравится? -- хозяйка, высокая, статная блондинка, довольно улыбнулась. -- Нет, это я перед войной купила в комиссионном. -- Наверное, или львовский, или рижский. Чудная вещь! Мне в ателье дней за десять до начала войны принес один знакомый целую кучу ихних журналов мод с выкройками. Да, вот, началось, не до шитья. Клиентки разъехались, -- вздохнула Дмитриева. -- А вы портниха? -- Была, даже в Доме моделей работала, а теперь нет, -- она провела руками по куртке, -- дядя устроил, чтобы не забрали на трудфронт. -- Страшное время, милая, страшное, -- вздохнула хозяйка. -- Смотрите, что вам надо, ради бога, не стесняйтесь. Вот кухня, одно окно. Теперь прошу сюда. Проходите. Комната, два окна. А в другой спит мой друг. Вы понимаете? -- Ой, конечно, конечно, -- Дмитриева прижала ладонь к губам, -- конечно. -- Там одно окно. Заходите. Всегда буду вам рада. Они подошли к дверям, и хозяйка начала поворачивать ручки замков. -- Тоже местная оборона, -- улыбнулась она. -- И правильно, жулья-то развелось. Дверь распахнулась, и с площадки в квартиру шагнул человек. Хозяйка даже не успела вскрикнуть, как твердая ладонь зажала ей рот. -- Спокойно, -- сказал вошедший. -- НКВД. Где? -- повернулся он к Дмитриевой. -- Там, товарищ майор, -- показала она на дверь. -- Пошли, Муравьев. Прихожая заполнилась людьми, но двигались они бесшумно, словно их вообще не было. Королев подошел к двери осторожно, приоткрыл ее. В небольшой, со вкусом обставленной комнате на диване спал человек. Гимнастерка с петлицами НКВД висела на стуле, там же лежал пояс с кобурой. Осторожно ступая, Королев подошел к дивану, взял пояс, передал его Игорю, сунул руку под подушку, достал второй пистолет. Спящий только замычал во сне. -- Хороший сон -- признак здоровых нервов, -- усмехнулся Королев и потряс спящего за плечо. -- Что... -- спросил тот, вскакивая, -- куда? -- В НКВД, Генрих Карлович, на Лубянку, -- усмехнулся майор. Гоппе сел на диване, просто так, скорее по привычке, чем на что-то надеясь, сунул руку под подушку. -- Красиво работаете, -- еще неокрепшим спросонья голосом сказал он, -- красиво. -- Стараемся. Одевайтесь. Гоппе встал, подошел к окну На веревочке, натянутой между рам, висело красное махровое полотенце. Он снял его, вытер лицо, бросил на диван. -- Вы это зря, Генрих Карлович, честное слово, зря, -- Королев сел на стул, -- мы же ведь тоже не от конфирмации, повесьте-ка полотенчико. А то завтра его Музыка не увидит и сбежит к себе на болота. -- Все знаете, -- Гоппе тяжело посмотрел на Королева, -- все. -- Нет, кое-что еще нет. Придется вам поделиться с нами. -- Ну это как сказать. -- Там посмотрим, а пока одевайтесь. ДАНИЛОВ По улице шли люди. Мужчины, женщины, старики и дети. Военные и штатские. А он глядел на них из окна квартиры, постоянно ожидая, стараясь узнать в одном из прохожих Музыку. За эти дни он так устал, что даже перестал нервничать. Особенно последние сутки. Дом на болоте, бешеная гонка по разбитой дороге в Москву, еще одна ночь без сна. Он боялся только одного: Музыка не придет. Не потому, что информация может оказаться неточной, нет. В такое время опасно шататься по тылам. Милиция, госбезопасность, патрули, заставы по охране тыла. В любой момент может возникнуть перестрелка, и какой-нибудь боец-патрульный завалит с первого выстрела так необходимого МУРу руководителя банды Бронислава Музыку. На кухне капала вода из крана, за окном на повороте скрежетали колеса трамваев. Шло время. Вернее, тянулось однообразно и напряженно. За спиной Данилова вполголоса переговаривались оперативники, кто-то кипятил чай, кто-то рассказывал о родне. Он не поворачивался, он ждал, а время шло. Данилов его узнал сразу. Высокий, худощавый военный, перебегая улицу, на секунду остановился и поглядел на окна дома... Полотенце висело на месте. Ветер чуть трепал его красные края, и оно, покачиваясь, светилось на солнце, словно глаз светофора. Музыка посмотрел на него и усмехнулся. Это надо же додуматься, такой маяк. Ну что, можно и передохнуть. Сейчас он поднимется к Шантрелю, выпьет, закусит и ляжет спать. Завтра возьмет документы, деньги за золотишко получит, и все. Прощай, болота, прощай, райцентр. В Ташкент он подастся. Так начальство велело. Горский знает, где его найти, а остальные... Да черт с ними! Сейчас время такое, людей найти можно. Конечно, лучше бы всего совсем затаиться. Даже от Шантреля. Неизвестно, как дело-то повернется. Вот уж второй год войны пошел, а где победа? Завязли немцы. По таким временам самое лучшее сколотить банду, стволов пять, да тряхнуть тех, кто камушки припрятал. А политика... От нее похмелье плохое. Он еще раз поглядел на окно и направился к подъезду. В дверях остановился, прислушался. На лестнице играла гитара: И в вальсе мы кружимся, Играл на мостовой Военного училища Оркестр наш духовой. Пели два голоса, мужской и женский, а аккорды гитары догоняли их, потом сливались и отступали вновь. Музыка вошел в подъезд, начал медленно подниматься по лестнице. А над головой продолжалась песня: Ушла далеко конница, На запад воевать, Пока война не кончится, Нам свадьбы не сыграть... Два курсанта артиллерийского училища и девушка спускались ему навстречу. Они были совсем молоденькие, и форма на них не обмялась и сидела мешковато. Впереди шли высокий парень в зеленой шерстяной пилотке, он и играл на гитаре, и девушка. Второй чуть отставал от них -- спускался, отбивая чечетку в такт песне. Увидев командира, курсанты, как по команде, прервали песню и прижались к перилам. -- Виноват, товарищ капитан, -- сказал гитарист. -- Ничего, -- снисходительно махнул рукой Музыка, -- веселитесь пока. Он шагнул вверх, обходя курсантов, и сначала не понял, что случилось с его рукой, почему вдруг ее разорвала острая, ломящая боль. Он захрипел, опускаясь на колени, увидел руку девушки, расстегивающую его кобуру, ствол нагана в руке второго курсанта. Дверь квартиры Шантреля распахнулась, и из нее вышел высокий командир милиции. Он посмотрел на него и сказал буднично, как будто ничего не случилось: -- Здравствуйте, Музыка, вот и довелось встретиться, а я боялся, что вас по дороге подстрелят. И только тогда Бронислав понял все и закричал надрывно и страшно... -- Езжайте, -- приказал Данилов. Он еще раз взглянул на Музыку, сидящего в машине между Муравьевым и Парамоновым. -- Езжайте. -- А вы? -- крикнул Игорь. -- Я потом, позже. Он пошел по улице, не видя людей и не замечая дороги. Спроси его, куда он идет, Данилов бы не ответил. Повинуясь внутреннему автоматизму, переходил улицы, пережидал машины у перекрестка. Наконец вышел к Сокольническому парку и только сейчас понял, что именно сюда собирался уже целый год. Иван Александрович миновал трамвайный круг, вошел в ворота. С каждым шагом он углублялся все дальше и дальше в заросшие, давно не убиравшиеся аллеи. Но именно такими они нравились ему больше, они стали напоминать настоящий лес. Людей почти не было. Только в березовой роще сидел на складном стульчике старичок и что-то рисовал. Данилову очень захотелось подойти к нему, но он постеснялся. Прошел еще метров двести и сел на лавочку. Вокруг умирало лето. Желтые листья засыпали дорожку, остро пахло свежестью и прелью. Данилов глядел на аллею и пытался вспомнить, где он уже видел все это. Пытался вспомнить и не мог. Тишина успокоила его, и он задремал. А когда раскрыл глаза, то вспомнил, что видел такие же деревья, и лавочку, и аллею в лесничестве у отца. В его кабинете висела цветная литография картины Левитана "Осенний день. Сокольники". ================================================================ Хруцкий Э. А. Х95. ОББ-1: Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая. -- М.: Изд-во "Надежда-1", 1994. -- 544 с. Тираж 100 000 экз.; ISBN 5-86150-006-1; ББК 84 Р7 ================================================================