Есть. - Кто такой? - Я. - Ты? Молодец! Умница! - Яков обнял парня. - Ты понимаешь, какой салют можно устроить? - Понимаю. - Вот и хорошо. А наших людей не прихлопнет взрывом? - забеспокоился Яков. - Что вы! До них далеко. - Ну тогда порядок! - сказал Яков, клявший себя потом за то, что точно не узнал, каково расстояние от склада до людей. - Вот дам я тебе небольшую штучку. Сегодня у нас какой день? - Среда. - Значит, рванет в пятницу под вечер. Но ты завтра сюда приходи. После взрыва никакой черт тебе там больше не доверит. Будешь жить с нами в лесу, а потом свое отделение в отряде примешь. Ясно? - Ясно. - Ну, тогда шагом марш! - И Яков крепко пожал руку парню. Бондаренко тут же ушел. А Яков и Филатов стали составлять донесение о результатах похода, из которого только что возвратились. Нелегким был этот поход и только случайно не стал он для разведчиков последним. Отправились они на этот раз далеко: в деревню Поля, где надо было разведать войска противника и убедиться в том, насколько укреплены ими северная часть Заонежья и Повенецкий залив Онежского озера. В Полях у Филатова был знакомый. Поэтому разведчики надеялись, что можно будет без особого риска проникнуть в самую деревню. Тем более, что Филатов тамошние места знал отлично. Отправились. Долго лежали у магистральной дороги, наблюдая за тем, какие части передвигаются по ней. - Что-то многовато их, - заметил Николай, откидывая назад свои рыжеватые волосы. - Не готовят ли наступления? - Это что же? Десант на тот берег? - А что?.. - Нет, дорогой, они и в лучшие времена на это не решались, когда прочный ледок был под ногами. А теперь куда им! Нет, тут не наступлением пахнет, а отступлением. Это надо хорошо проверить и сообщить своим. И пошли дальше. Часа два ночи было, когда достигли деревни Поля. Зайдя со стороны озера, ловко обошли часовых, а затем, выбрав момент и убедившись, что у знакомого Филатова на постое солдат нет, постучали в окно. Открыл тот, кого искали. - Какими судьбами! Откуда взялись? - воскликнул он, увидев перед собой двоих одетых в финские кителя и вооруженных автоматами. В одном из них он признал знакомого. - Оттуда, - только и ответил Николай. Уселись за стол, на котором появилась кое-какая еда, начатая бутылка самогона. Выпили. - Как поживаете? - спросил Яков. - Ничего, Яков... Как вас по батюшке-то? - Матвеевич. - Работаю начальником лесопункта, Яков Матвеевич. Четыреста марок платят. Не жирно, конечно. - Вижу, что не жирно. - И Яков глянул вниз. А тот как был в момент встречи в нижнем белье, так и сидел сейчас за столом. На коленях его зияли дыры. - Насчет одежды плоховато, - смущенно сказал он. - Вижу. Вот вам тысяча марок. Пока на них что-то купить можно, пользуйтесь. Только поторапливайтесь. - Это почему? - А как бы финская лавка не закрылась, - ответил Яков. - В нашей, советской, на них можно будет только дырку от бублика купить. - Брось шутить, Яша, - вступил в беседу Николай Филатов. - Про дело давай расспросим. - А это самое дело и есть. Пора уже мужичкам нашим просыпаться. К рассвету дело идет. А какой просыпаться не захочет, пусть потом не обижается. Гости подробно расспросили хозяина обо всем. Выяснилось, что в Полях стоит целый батальон. Поинтересовались укреплениями. Хозяин знал многое, но на вопросы отвечал как-то неохотно. Впрочем, гости понимали: "Боится мужик. Они уйдут, а ему здесь с семьей оставаться". Яков сладко зевнул: - Эх, семи смертям не бывать... Не переночевать ли нам, Коля, под крышей. Уж очень ко сну клонит. Тело по матрасу истосковалось. "Не плохо бы?" - подумал Николай, но какое-то тревожное чувство, не покидавшее его все время, внезапно усилилось и подсказало иное решение: - А я так думаю: пойдем, - вдруг проговорил он. Яков испытующе посмотрел в глаза своего друга, немного поразмыслил и согласился. Через пять минут они уже были на улице. Филатов вывел Якова к озерку и шепнул: - Чтобы оторваться от преследования, лучше всего переправиться на тот берег. Лодка нужна. - Что ты, чудак! Пока нас никто не преследует. А лодка вон в заливчике темнеет. - Ладно, не смейся. Айда к лодке! Подошли. Но лодка была на замке. Не долго думая, Яков несколько раз рубанул своим тесаком по заклепкам. Цепь повисла. Оба вскочили в лодку, и тут со стороны деревни послышались громкие голоса, прокатилась автоматная очередь, тяжелые сапоги затопали по дороге, идущей к озеру. Захватив вместо весел по доске, разведчики оттолкнулись от берега. Озеро километра на три растянулось вдоль деревни, а в ширину оно было метров сто пятьдесят не больше. С берега легко можно было обстрелять лодку. Однако то ли стрелки собрались здесь далеко не первоклассные, то ли слишком торопились они, но ни одна пуля "беглецов" не задела. Они благополучно достигли противоположного берега и углубились в лес. - Вовремя ушли, - сказал Яков. - Красиво бы мы выглядели, если бы заночевали. Так что спасибочко тебе за догадливость. - После войны сочтемся, - ответил Николай. Данные о противнике, полученные в результате похода в деревню Поля, были высоко оценены командованием. А вот на сообщение о предполагаемом взрыве склада очень скоро пришел ответ. Из центра просили срочно сообщить, на каком расстоянии от склада живут рабочие, согнанные оккупантами на строительство дороги. Яков уточнил это обстоятельство у Самойлова и, успокоенный, тут же сообщил, что расстояние около полутора километров. На это последовал совершенно неожиданный и категорический приказ: "Взрыв проводить запрещаю". Теперь все надежды возлагались на Бондаренко. Вскоре он пришел. - Ну как? - спросил Яков. - Порядок. - Эх, какой уж тут порядок! Центр требует, чтобы мы обезвредили мину. В противном случае пострадают наши люди. Бондаренко свистнул: - Легко сказать - обезвредить! А если она тут-то и громыхнет? - Чтобы не громыхнула, надо делать умеючи. Поэтому-то пойду туда я. - Вы? Вас, Яков Матвеевич, не пропустят к складу, да и мину вы не найдете. - А мы с тобой помозгуем, как сделать, чтобы и пропустили и чтобы мину я нашел. Но тут в разговор вмешался Филатов: - Я категорически возражаю против того, чтобы ты, Яков, сейчас так рисковал собой. У тебя в руках все явки. Нет, тут другое нужно придумать. - И думать нечего, - сказал Бондаренко. - Я заложил мину. Я ее и заберу оттуда. - Хорошо, - решил Яков после недолгого раздумья. - Пусть будет так. Но я буду ожидать в непосредственной близости и приму у тебя мину, как говорится, тепленькую. Все поняли, что это решение командира является окончательным и не пытались больше возражать. Орлов и Бондаренко тут же отправились к складу и на следующий день вернулись обратно. Здесь их ждали хорошие вести, самые радостные за все эти годы. Карельский фронт пришел в движение. Итак, настал решающий час. Выполняя задание центра, разведчики из района Мунозера вышли к Ламбасручью и, поднявшись на возвышенность, стали наблюдать. Да, здесь шла лихорадочная погрузка. Войска и снаряжение - все это заглатывалось стоящими у пристани баржами. Враг торопился, очень торопился. По всему было видно, что он начал массовую эвакуацию из Заонежья. - Драпают господа фашисты, - сказал Яков. - Скипидарчиком их надо подмазать, скипидарчиком... Чтобы атаковать Ламбасручей, нужны были значительные силы. Ими разведчики не располагали. Но выход есть. Связались с центром и стали передавать туда данные об отходе противника. Вскоре появились самолеты, и у пристани загрохотали взрывы, баржи окутались дымом. Теперь необходимо было достать оружие. Решение этой задачи взяли на себя Яков Ефимов и два Николая - Филатов и Бондаренко. Они устроили засаду километрах в пятнадцати от Ламбасручья. Под вечер появился конный обоз с оружием. Его сопровождало отделение автоматчиков. Никому из солдат не пришло в голову, что трое одетых в финскую форму людей намерены атаковать обоз, в котором вместе с охраной было до пятнадцати вооруженных людей. Все решили буквально секунды. Стоящий впереди коренастый крепыш в распахнутом кителе махнул рукой: зарокотали автоматы, а потом одна за другой в ошалевших фашистов полетели гранаты. Лишь нескольким уцелевшим охранникам удалось унести ноги. Обоз был захвачен. Так раздобыли оружие, необходимое для людей, вступивших в сформированный Яковом отряд. Накануне ухода из Мунозера последний раз собрались под гостеприимной крышей сергинского дома. Здесь были Яков, Николай, обе радистки, старик Самойлов с невесткой, Сергин и его домочадцы. Мария Антоновна и Александра Федоровна для такого торжественного случая поставили на стол все, что было в доме. На самом видном месте стояло большое блюдо с рыбниками. Первый тост, конечно, подняли за победу, за то, чтобы, когда отгремит война, вновь собраться здесь. - С женой приезжай, Яшенька, - сказала Мария Антоновна. - Отдохнете за милую душу. - Для рыбалки и охоты лучшего места нет, - поддержал Самойлов. - Помнится мне, Дмитрий Гаврилович, ты на рыбалку в другое место ездил... - намекнул Яков на недавние подвиги Самойлова. - Тогда я рыбу глушил, - отшутился старик, лукаво улыбаясь. - А тут мы с тобой по-старинному, с удочкой будем баловаться. Яков смотрел на всех сидящих за столом, и на душе у него было по-праздничному тепло. Какие замечательные люди. Вот хотя бы Николай Степанович. Такой груз нес на своих плечах, особенно эти последние месяцы. А ведь никогда и вида не подал, на лезвии бритвы ходил и молчал. Сколько раз бывали облавы, сколько раз над всеми нависала опасность. Они-то, разведчики, знали, на что шли; такая уж у них рисковая работа... Но Сергины рисковали ничуть не меньше. В случае провала всех их расстреляли бы оккупанты. О пережитом думал в эти минуты и Николай Степанович: о том, что нашел все-таки настоящее место в строю, о том, что сможет теперь смело глядеть в глаза дочери, когда встретится с ней, что навсегда родными, близкими останутся для него люди, с кем делил опасность, что помогли ему вновь уверовать в свои силы. - Живем, Яша! - весело сказал бесконечно счастливый Сергин. - Не столько Яша, сколько Алеша. - Как? - А так. Разрешите познакомиться: Алексей Орлов. - Орлов?! Что я говорил! Дмитрий Гаврилович, Яшка-то и есть Орлов! - крикнул Сергин Самойлову. И все враз заговорили, стали чокаться с Алексеем, пожимать ему руки. - Так вот он какой - Орлов, - вслух выразил то, о чем думали все, Дмитрий Гаврилович. И ростом не шибко высок, и в плечах не косая сажень. Человек как человек. Вроде нас. А какие дела воротил! Здорово ты, Алексей... По батюшке-то как? - Михайлович. - Здорово ты, Алексей Михайлович, оккупантам насолил. То-то они твою головушку в марках на тысячи оценили, да еще муки в придачу предлагали. Не вышел ихний номерок! Никто на их муку не позарился. - Потому не вышел, что народ у нас замечательный. А я что: рядовой солдат. - Это ты брось, Алеша, - прервал его Сергин. - Не знаю, в каких ты званиях ходишь, какие лычки нашиваешь, а только, если нас спросить, то мы тебя не менее чем в генералах числим. - Это ты уж слишком хватил, - смущенно заговорил Алексей. - А о делах - правильно сказано. Много у нас дел впереди. Вот я молотобойцем и кузнецом до войны был. Уж сделаешь вещь, так видно: вещь! Истосковались руки по настоящей работе, по такой работе, что жизнь украшает, людей кормит, силу стране дает. Я, между прочим, в начале войны у одного учителя скрывался. Хороший человек. Так вот от нечего делать прочитал я там старинную книгу о нашей Карелии. В ней рассказывалось, как писец Никита Панин и подьячий Семен Копылов лет триста назад этот край заонежский описывали и по цареву указу каждой деревне название давали. Едут они через одну деревню и видят: двое с молотом управляются. Вот и решили дать этой деревне название - Кузнецы. А Толвую они так назвали, потому что видели - толкутся там люди... Так вот и подумал я: живи Никита Панин в нынешнее время, какие бы замечательные названия нашим деревням и селам мог бы он дать. Потому что со смыслом привыкли жить люди у нас, с большим смыслом. Вот ваше Мунозеро я бы Героевым назвал. Потому что все вы - герои. - Вот кончится война, - продолжал Алексей мечтательно, - вернутся домой солдаты, и такие дела пойдут, - закачаешься! - Верно, Коля? - Верно, - ответил Филатов и предложил выпить за то, что после войны будет. Долго шла в этот вечер задушевная беседа в сергинском доме, как будто хотели люди высказать все, что накопилось на душе за эти трудные годы. А с первыми лучами солнца все уже были на ногах. Предстояло завершить формирование отряда, позаботиться о том, чтобы в окрестных деревнях поскорее наладилась прерванная войной привычная советская жизнь. И еще одна цель была у Орлова: выяснить, не скрывается ли где в этих местах Зайков, повинный в гибели стольких хороших людей. От деревни к деревне двигались Орлов и его товарищи. И всюду, куда они приходили, их радостно встречало население, освобожденное от фашистского рабства. За всю свою жизнь не произнес Яков столько речей, не пожал столько рук, сколько в эти немногие дни. На следы Зайкова так и не смог напасть Человека со сходными приметами многие видели вместе с полицейскими. Известно было также, что участвовал он и в допросах, и в обысках. А вот куда затем скрылся, никто не знал. Другого же своего давнего "приятеля" Орлов как-то встретил. Проводя митинг в одной из деревень, он обратил внимание на румяного человека, растягивающего сочные губы в улыбке. Он непрерывно аплодировал и громче всех кричал "ура". "Где я его видел? - мучительно думал Орлов. - Где?" Когда окончился митинг, он будто невзначай вплотную подошел к этому человеку и пристально поглядел в его круглые красноватые глаза. Тот сразу же перехватил этот взгляд и как ни в чем не бывало сказал: - Поздравляю, дорогой товарищ Орлов! Всех вас, дорогие освободители, поздравляю! Заходите, заходите. Гостями будете. У нас так принято: гость на порог, ставь чай да пирог... "Лимонов! Он!" - осенило Орлова. Вслух сказал: - Значит, чай да пирог будут? - Что за вопрос! И самогончик найдется! Первый сорт! Помните, вы у меня чаевничали, а потом еще в Ламбасручей отправились... - Помню, помню... А вы, кажется, после этого тоже кой-куда подались? Припоминаете?.. В глазах у Лимонова на мгновенье вспыхнули беспокойные огоньки, но он продолжал словесную игру, делая вид, что не понял, о чем ведет речь разведчик. - Домосед я. Вас проводил и на боковую... - Врешь, мразь! - сорвался Орлов. - Кто по моему следу карателей с собаками пустил? Кто всю деревню в кулак зажал? Кто в полиции сребреники получал? Лимонов побледнел и неожиданно бухнулся на колени. - Простите, товарищ Орлов. Невиновный я. Они заставили меня и старостой и доносчиком быть. Не доложил бы про вас, самому головы не сносить. Алексей с омерзением смотрел на предателя, который готов был валяться в ногах у любого, от кого зависело его благополучие. И волк, и шакал жили в этом человеке одновременно. - Не мне тебя прощать, Лимонов, не мне тебя судить. Народ, вот кто решит твою судьбу, - и Орлов указал на тесно обступивших их людей. - Не меня ты продал оккупантам. Всех их продал, Родиной торговал. А за это никто не простит. Так что умел пакостить, умей и ответ держать перед советской нашей властью. И теперь, уже обращаясь ко всем, добавил: - А нам в поход пора. Война еще не окончилась. Вскоре отряд сосредоточился в покинутом противником Ламбасручье. Это село хорошо было знакомо Орлову: ведь именно он возглавлял рейд, в результате которого здесь был уничтожен фашистский наместник Пернанен. Алексей рассказывал Сергину и Самойлову о своей встрече с Лимоновым, когда в комнату вошла Маша. - Шифровка. Срочная! - сказала она, протягивая разведчику листок, покрытый цифрами. Орлов склонился над радиограммой. - Порядок, - сказал он, - полный порядок! Приказано двигаться к Петрозаводску. Так что к разлуке, дорогие мои товарищи, дело идет... Крепко обнялись боевые друзья. А на следующее утро с рассветом на восьми лодках отплыл отряд Орлова в Петрозаводск. День обещал быть исключительно ясным. Глядя на то, как празднично золотится горизонт, Алексей заметил: - Взгляните, солнце снова взошло над Заонежьем. Глава 11 ЗДРАВСТВУЙ, ПЕТРОЗАВОДСК! Еще до отплытия из преобразившегося, как бы проснувшегося после долгого и тяжелого сна, Ламбасручья разведчики вновь связались по радио со своим командованием. Интересовал один вопрос: если врат еще не изгнан из Петрозаводска, что предпринимать группе Орлова. Ответ последовал незамедлительно: двигаться к Ивановским островам и постоянно поддерживать связь. И вот уже плещет онежская волна за бортом. Алексей Орлов то и дело посматривает на небо. Не угрожает ли шторм его маленькой флотилии. Нет, погода на редкость хорошая, такая же ясная и солнечная, как в первый день войны. Орлов окидывает взглядом своих боевых товарищей. Да, к мирной жизни дело идет. Вот и Маша с Ларисой заговорили между собой о нарядах. Что ж, скоро и наряды понадобятся. Девушки мужественно вынесли все тяготы нелегкой работы в тылу у врага. И выглядят неплохо. Машина нога почти поправилась. А вот у Филатова очень болезненный вид. Надо будет показать его врачу. А самому первым делом к семье съездить, - думает Орлов. - Только бы поскорее добить врага. Ночевали на островах. А утром тридцатого июня снова пустились в путь. К полудню достигли Ивановских островов. Снова связались по радио и получили указание направиться в город. И вот - Петрозаводск, озаренный солнцем и людской радостью. Увидел Орлов, что город превращен в развалины. Руины кругом: и на набережной, и там, где когда-то полной грудью дышал родной завод. На проспекте Карла Маркса - ни одного уцелевшего здания. На месте прекрасной гостиницы - какие-то обломки. И еще одно бросилось тогда в глаза Орлову. Город только освобожден, а тысячи людей, которые еще два дня назад были узниками концлагерей, трудятся на разборке развалин, на восстановлении мостов. Когда Алексей проходил мимо одной из таких развалин, навстречу ему бросилась женщина в темном платке. На ее исхудавшем лице лихорадочно светились большие, широко раскрытые глаза. - Алексей! - Татьяна! - Орлов сразу узнал жену учителя Чеснокова из деревни Середка. Это в их доме он укрывался глубокой осенью 1941 года. - Недели через две после вашей последней встречи с моим мужем, - рассказала учительница, - к нам в деревню явились оккупанты. Они приказали готовиться в дорогу. Уверяли, что вещей с собой брать не нужно. Все лучшее оставить в домах. Уехать, мол, предстоит ненадолго: недели на две. "А с коровами как быть?" - спрашивали люди. "Их отведите на общий двор. Но только не забудьте написать на бирке, чья корова, какой масти, ее возраст, кличку". Все это, как выяснилось впоследствии, сделано было для отвода глаз: вещи разграбили, а коров забили на мясо для солдат. Через озеро население перевозили на машинах. Сотни людей в ожидании транспорта скопились в одной деревне. А потом всех нас доставили в концлагерь номер четыре, за колючую проволоку. И потекла лагерная жизнь. 200 граммов полусырого хлеба, замороженный картофель - вот и вся пища. Голодные люди ели кошек, собак. Каждый день в лагере кто-нибудь умирал, покойников вывозить разрешали только три раза в неделю. Семен в лагере был переводчиком. Чем мог, он помогал своим людям. Если что доставал из продовольствия, отдавал больным и детям. Ребят он ухитрялся пропускать в город за проволоку, а потом встречал их. Однажды это заметил финский часовой и доложил коменданту. Семена зверски избили. И еще рассказала Татьяна о том, что впоследствии их перевели в другой лагерь. Здесь Семена тоже назначили переводчиком. Он отказывался. Но его все же заставили. Выдали карельский паспорт, с которым можно было бывать в городе. Позднее Семен Чесноков в этом лагере создал подпольную группу. Каждый день, включая спрятанный в подвале приемник, он слушал передачи из Москвы. В это время кто-нибудь стоял на посту, а остальные стремились громко разговаривать, чтобы на улице ничего не было слышно. Среди находившихся в лагерях оккупанты распространяли газету "Северное слово". Первую букву Семен аккуратно переделывал на "Н". Получалось - "Неверное слово". Люди смеялись над газеткой и не верили ни одному ее слову. Все тянулись к тайно распространяемым подпольщиками листовкам со сводками Информбюро. Впоследствии Семену удалось связаться с советской армейской разведкой, задания которой он успешно выполнял. Когда потребовалось, он отдал нашему разведчику свой карельский паспорт, чтобы тот мог добраться до линии фронта. Но, видно, был задержан. Через сутки полицейские арестовали Семена. За бараком, где жила Татьяна, установили слежку, не раз приходили с обысками, но ничего не нашли. Гранаты были закопаны в сарае. Пистолет он успел передать другому члену подпольной группы. - Били его страшно, - рассказывала женщина. - Все тело - сплошная рана. Несколько раз я ходила в тюрьму с передачей, но свидания так и не дали. Судили его вместе с супругами Посадковыми. Это были совсем старые люди. Им финские власти предложили писать прошение о помиловании, но они отказались. Расстреляли стариков. И Семена вместе с ними. Татьяна зарыдала. Орлов не находил слов, чтобы утешить ее. Успокоившись, она достала из записной книжки уже пожелтевшие обрывки бумаги. - Вот его записки, что из тюрьмы писал. Орлов бережно взял в руки эти реликвии, напоминающие о человеке добрейшего сердца и железного мужества. "Таня, главное не расстраивайся, - писал он в одной из них. - Быть может, все уладится, как лучше. Пока же ты заботься о сыне. Будь верна ему, как я тебе". Так писал на пороге смерти учитель Чесноков. Уже расставшись с Татьяной, Орлов долго еще припоминал ее печальный рассказ и видел перед глазами небольшие обрывки бумаги с полустертыми следами карандаша. Но жизнь есть жизнь: она не ждала. Надо было устроить своих людей, доложить командованию о сделанном в Заонежье. На это и ушло несколько дней. Почти все бойцы сформированного Орловым отряда вскоре вступили в ряды регулярной Советской Армии. Что же касается Алексея и других чекистов, то они вновь включились в боевую оперативную работу. И тут Орлова поджидала еще одна встреча. Как-то вечером окружили дом, где скрывался один прихвостень оккупантов, повинный в гибели многих наших людей. Когда подошли к двери, из соседней квартиры показался человек: тонкая фигура, бледное лицо. - Лугачев? - сразу узнал Орлов переводчика из Ламбасручья, того самого, что доставил ему ценные сведения и документы. - Я. - То-то, что ты. А чем изволишь заниматься? - Вот, наших ждал... - И дождался. Ну, пойдем, расскажешь о своих дальнейших приключениях. О той помощи, что ты нам оказывал, командованию известно... А еще через пару суток встретил Орлова знакомый оперуполномоченный. - Тебя я и искал. Тут такая история... Понимаешь, осматривали мы тюрьму. В камерах надписей много. Пойдем посмотрим. Может быть про тех, о ком ты справлялся, что-нибудь узнаешь. Пошли. И вот камера Э 13. На стене чернеет надпись. Первое же слово резануло Орлова как ножом по сердцу. Он прочитал все, не отрываясь, кое-где с трудом разбирая полустершийся текст: Ржанский Александр. Нас судьба озарила новизной - За решеткой сидеть у окна, Наслаждаться любимой отчизной, Ожидая расстрел от врага. Я работал в сельском хозяйстве, Получая за это гроши. Мало слышал о партизанстве, Но скоро они к нам пришли. С тех пор я с ними встречался. Разговоры вел с ними в лесу. А зимой один из них сдался, Очень многих в тюрьму затянул. Крепко били меня на допросе. Много дней продолжали пытать. Приговорили с отцом к расстрелу, А мать на вечную каторгу сослать.* (* Стихи Александра Ржанского даются с некоторыми сокращениями.) Напротив строчки "А зимой один из них сдался" совсем мелко было написано - "Зайков". Только в эту минуту, здесь, в темной камере, Орлов особенно зримо ощутил, что тот самый Зайков, который был его боевым товарищем, скатился на грязную тропу предательства. И привели его на эту тропу трусость и эгоизм. Так неужели преступник окажется безнаказанным, неужели удастся укрыться ему от гнева народного? В первые дни после освобождения Петрозаводска Орлов вновь встретился с полковником. - Вы хорошо выполнили свой долг, - сказал ему Александр Михайлович. - И знаете почему это вам удалось? Почему вы уцелели в тылу у врага, хотя вражеские ищейки всегда шли по вашим следам? Знаете? - Мне кажется - знаю. - Небось, думаете потому, что ловкий, смелый? Думаете, ведь? Признайтесь. Орлов улыбнулся. - Думаю, не только это. - Правильно. Главное, что дало вам возможность выполнить свой долг - поддержка народная. Основное ваше положительное качество - умение находить путь к сердцам простых людей. - Я это понимаю, товарищ полковник, - тихо сказал Орлов. - Понимаю. Благодаря таким, как Саша Ржанский, Сюкалин, Чесноков, я сегодня стою перед вами. А их нет... - Да, их нет. Они погибли, как солдаты. А вы же - в строю... Поэтому выслушайте боевой приказ. Послезавтра самолетом вылетайте в Москву. Явитесь по этому адресу. - Он протянул Орлову листок бумаги. - Там получите ответственное задание. Да, да, дорогой, снова в тыл врага. И в глубокий тыл... Желаю успеха. Итак, завтра лететь в Москву. Значит, встречу с семьей снова придется отложить. Что делать. Война еще продолжается. Вечером, укладывая свои вещи, он бережно извлек из планшета карту Заонежья. На ней столько пометок, сделанных его рукой в разное время! Твердые пальцы разведчика скользили по карте. И он снова и снова мысленно возвращался в заонежские леса, где провел все эти нелегкие годы, борясь за то, чтобы непроглядная ночь вражеской оккупации поскорее сменилась ярким утром освобождения. В комнату вошли Филатов и обе радистки. Окружили его, запели: "Темная ночь..." - Вот что, ребята, - сказал он, когда все расселись за столом и разлили по стаканам содержимое филатовской фляжки. С ночью мы, кажется, расправились. Большая земля услышала наши позывные, и вот, пожалуйста, всюду наступаем... Праздник! А теперь слушайте. По секрету сообщаю: завтра утром товарищ Орлов следует к новому месту службы. - Куда? - В энском направлении. Ну, за дружбу. Боевую. Орлов подошел к окну. По проспекту Ленина шли и шли войска. Шли туда, на Запад, где в эти дни решалась судьба большого сражения, развернувшегося по всему Карельскому фронту. Стайка ребятишек провожала солдат, идущих в бой. Окончательная победа была уже близка. ПО СЛЕДАМ ПОДВИГА Самолет коснулся лыжами гладкой поверхности ледяной площадки и, покачиваясь, заскользил к тому месту, где его ожидала целая толпа пассажиров. Желающих лететь до Петрозаводска было много, а воздушное такси могло взять только троих. - Ничего, сегодня будет еще несколько рейсов, - успокоил летчик людей. - Двенадцатиместные придут. Человек в черном полушубке огляделся. Каждый раз, когда он приезжал в Сенную Губу, зимой это было или летом, в памяти его вставали воспоминания о боевом прошлом. Ведь именно здесь, в Сенногубском сельсовете, он, Орлов, был перед войной участковым уполномоченным милиции. Здесь началась его боевая биография. Здесь он приобретал надежных друзей, а затем нередко терял их, терял потому, что шел смертельный поединок, шла война. Сейчас он решил в поездке по заонежским местам провести несколько дней своего отпуска. Как приземлился в Сенной Губе, ему сразу припомнилась зоотехник Галина Глебова. Почему же именно она? Да потому что отсюда, от Сенной, начался тогда, в сорок первом, их путь по оккупированному Заонежью, потому что именно с ней скрывался он в квартире середкинского учителя Чеснокова. Глебова вот уже многие годы проживает в Вологодской области. Была и на советской работе, и председателем колхоза. А сейчас уже давненько нет от нее известий. В Петрозаводске работает учительницей жена Чеснокова - Татьяна. Но многих из тех, с кем познакомила эта повесть, не суждено уже было Алексею Михайловичу увидеть. Во время одной из боевых операций погиб второй секретарь Заонежского подпольного райкома Тойво Куйвонен. Он и его товарищи, окруженные со всех сторон, дрались до последнего, но не сдались врагу. Умерли в преклонных годах Епифанов, Самойлов, Сергин. Тяжелая болезнь унесла Николая Филатова. А вот Васильев, - помните радиста Васильева, - он и сейчас в железной когорте чекистов. В Карелии живет Романов, участвовавший вместе с Орловым в отважном рейде в Ламбасручей. Радистка Мария Деллер работает в петрозаводском финотделе, а ее подруга Лариса Карачева (Богданова) заведует столовой. Если доведется вам побывать в нашем городе, Петрозаводске, загляните сюда: от гостиницы "Северная" до этой столовой рукой подать. Родина высоко оценила подвиги тех, о ком мы поведали здесь. Многие из них были награждены орденами и медалями. Когда страна отмечала двадцатилетие великой победы, среди тысяч имен, вырванных из небытия, было три имени героев этой повести. Орденами Отечественной войны посмертно награждены: карельский молодогвардеец Александр Ржанский, Петр Захарович Сюкалин, Семен Степанович Чесноков. Сыновьям Сюкалина и Чеснокова Родина вручила эти ордена. Во время этой поездки Орлов встретился с некоторыми из тех, с кем его свела война. Первая такая встреча состоялась в деревне Воробьи. Здесь ему сказали: - А знаете, Алексей Михайлович, тут ваш добрый знакомый есть. - Кто? - Качанов. - Степан Иванович? - Он самый. И вот уже Орлов крепко жмет руки супругам Качановым. На столе появляется обильная деревенская закуска, графинчик с водкой. Разговор идет о тех днях, когда Епифанов и Качанов оказывали неоценимую помощь нашим разведчикам. А ведь как иногда получается: тогда каждый из них считал другого не достойным доверия. - Время было сложное, - замечает Алексей Михайлович. - Ошевнев в старостах ходил, а сестра его всю войну в партизанском отряде провела. На совхозном газике поехал Орлов в Ламбасручей, где когда-то была резиденция "барина" Пернанена. Сейчас в этом большом, разросшемся поселке размещается лесопункт Петрозаводского леспромхоза. Километрах в трех от Ламбасручья увидел женщину. Она стояла у обочины дороги, подняв руку. Екатерина Федоровна Мамонтова, дочь старика-смолокура, который провел разведчиков к штабу, хорошо помнила ту ночь, когда Орлов и его группа громили здесь оккупантов. Без труда нашел Орлов тот дом, в котором тогда размещался белофинский штаб. Нынешние жильцы показывали угол, где разорвалась когда-то противотанковая граната. А в той комнате, где разведчики застали Пернанена, до сих пор в потолке заметны следы пуль... В Ламбасручье многое удерживало Орлова, но еще больше хотелось ему попасть в Мунозеро, где разведчики провели не один месяц. Добраться туда, правда, было нелегко. Как раз в это время за почтой с Черкасского мастерского участка приехал Владимир Ефимович Логинов. От него-то и узнал Орлов, что Надежда Ивановна Синявина, невестка Дмитрия Гавриловича Самойлова, та, которую Маша обучала искусству радиосвязи, сейчас живет в поселке Черкасы. В Мунозеро приезжает на лето, размещается в самойловском доме. А сергинский пустует. - Впрочем, дочка Николая Степановича иногда наведывается сюда, - сказал Логинов. И вот машина подошла к небольшому дому в Черкасах. На крыльце стояла женщина, невысокая, средних лет. Она бросила на приезжего довольно равнодушный взгляд. А Орлов подошел к ней ближе, пригляделся и тихо сказал: - Никак Надежда... Женщина вскинула глаза, и все лицо ее вдруг озарилось каким-то внутренним светом. - Яша! - громко сказала она. - Ты? - И шагнула к Орлову. Воспоминаниям не было конца. Потом успевший отдохнуть Логинов повез Алексея Михайловича на санях в Мунозеро. Километра три продвигались по накатанной дороге, а затем по едва заметной тропе, окруженной сказочным зимним лесом. Дом Сергина снаружи почти не изменился. Иное дело внутри: все-таки никто не живет здесь постоянно. Вот комнатка, где так долго скрывались Орлов и его товарищи. Здесь, сжимая оружие, они готовились к смертельной схватке с карателями. Здесь Орлов ожидал вестей от старика Самойлова, ушедшего подрывать вражескую казарму. Отсюда уходили в эфир позывные партизанской радиостанции. Возвратившись в Великую Губу и переночевав там, Орлов на попутной машине выехал в Медвежьегорск. Там у него была запланирована очень важная встреча. В райотделе милиции работает Степан Егорович Гайдин. Старый боевой товарищ. Это с ним ходил Орлов в разведку на лыжах, прыгал с парашютом, участвовал в том походе, когда в Заонежье вел свою работу подпольный райком партии. Такое не забывается... Гайдин, невысокий, подтянутый, очень моложавый, еще раз во всех деталях рассказал Алексею Михайловичу о том, как он, Куйвонен, Бородкин и Дарья Дудкова выбирались из Заонежья. Сквозь сто смертей прошли... - А моего отца после нашего ухода знаешь кто допрашивал? - Нет. - Зайков. В финскую контрразведку пристроился, подлец! - А какова дальнейшая судьба Зайкова? - Этот вопрос задал один из сослуживцев Гайдина, молодой парень в новенькой милицейской форме. - Незавидная судьба, - вступил в беседу Орлов. - Долгое время он был игрушкой в руках вражеской контрразведки, а потом вместе со своими хозяевами бежал в Финляндию. После войны был в числе возвращенных в СССР. Следственные органы искали его и нашли. Суд приговорил его к расстрелу. Еще бы: ведь скольких людей предал! В тот же день Орлов возвратился в Петрозаводск. Это был совсем не тот город, каким увидел его Алексей Михайлович в июне 1944 года: красивый, преображенный! - Еще с Дарьей Дудковой надо бы повидаться, - задумчиво сказал Алексей Михайлович жене. - Жаль, что не сделал остановки в Кондопоге. Она там председателем горсовета. Мэр города. Когда-то воевала с финнами. А сейчас, когда приезжают финские делегации, Дарья - самая гостеприимная хозяйка. Вот и подошла к концу повесть о хороших и смелых людях, кого свела боевая судьба на островах Заонежья и кто скромно, без громких фраз, не ради славы делал то, что в масштабах страны теперь мы называем - подвиг народа. СОДЕРЖАНИЕ По следам подвига  * Часть 1 *  ОСТРОВА ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ Глава 1. Шуга Глава 2. Кто друг? Глава 3. Десять дней Глава 4. В строй Глава 5. Невидимый фронт Глава 6. На гидросамолете Глава 7. Ржанские Глава 8. Все шире круг бойцов Глава 9. Пароль: "Я вернусь..." Глава 10. Тревога! Глава 11. Вызов к коменданту Глава 12. Через лес Глава 13. Ни слова! Глава 14. У мельницы  * Часть 2 *  ЛИЦОМ К ЛИЦУ Глава 1. Удар по штабу Глава 2 Трус Глава 3. Свои и чужие Глава 4. "Прощайте, товарищи!" Глава 5. Надежная явка Глава б. Расплата Глава 7. "Вам привет от Якова" Глава 8. Снова Яков Глава 9. Еще двое Глава 10. Перемены Глава 11. Здравствуй, Петрозаводск! По следам подвига АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ КЛИКАЧЕВ ИСААК МАРКОВИЧ БАЦЕР ПОЗЫВНЫЕ ИЗ НОЧИ Редактор О. А. Петтинен. Художник И. А. Ефремов. Художественный редактор Р. С. Киселева. Технический редактор К. М. Подъельская. Корректор Г. А. Проводина OCR - Андрей из Архангельска Карельское книжное издательство Петрозаводск, пл. им. В. И. Ленина, 1. Типография им. Анохина Управления по печати при Совете Министров Карельской АССР Петрозаводск, ул. "Правды", 4