качество она тоже унаследовала от Веры. Во втором часу ночи я встал, взял на столике рядом с кроватью подготовленные заранее спички, сигару. Хоть я и давно уже бросил курить, но всегда, когда уезжал из дому, брал с собой две-три сигары. Мне нравился их запах, он как-то примирял меня с чужими комнатами, где приходилось жить, действовал по-домашнему успокаивающе. Инга сказала: в коридоре следы мела. Скорее всего, это не мел, а штукатурка. И если мое предположение верно... Я вышел в коридор, сунул в рот сигару. Чиркнул спичку о коробок. В верхнем углу против входа, между стеной и потолком, среди лепных украшений, сверкнул ответный огонек. Сверкнул и погас вслед за спичкой. Но мне уже этого было достаточно. Не спеша я раскурил сигару, пустил несколько клубов дыма. Заглянул на кухню, в ванную, повсюду зажигая спички. Подносил их к кончику дымящейся сигары, одновременно внимательно наблюдая за потолком и стенами. Нет, как будто нигде больше не отсвечивало. Вернулся в спальню, лег. Вентилятор старался вовсю, разгоняя духоту. Но разогнать тревожные мысли он не мог. Что ж, все ясно. Огонек моей спички отразился в миниатюрном объективе телевизионной камеры, установленной перед нашим вселением в коридоре квартиры. Мы с Ингой находились под наблюдением. Кому-то потребовалось поместить нас под колпак. Но почему? Зачем? Кого мог заинтересовать в Вене советский ученый, доктор исторических наук, специалист по истории коммунистических партий Прибалтики? И какую пользу для себя собирались эти люди извлечь из наблюдений за входной дверью квартиры? Или я интересую их вовсе не как ученый, не как историк, а просто как Арвид Ванаг? Как комсомолец-подпольщик, якобы подписавший некогда тайное обязательство о сотрудничестве с латвийской охранкой? Неужели это возможно? Неужели только теперь, спустя больше чем тридцать лет, выполз, наконец, на свет божий из мрака запыленных архивов этот плотный белый лист с моей собственноручной росписью под коротким, но емким текстом? А может быть, я зря ломаю себе голову? Может быть, совсем другое? Ну, например, Шимонеки, отсутствующие хозяева квартиры, привлекли к себе чье-то пристальное внимание, и мы с Ингой здесь совершенно ни при чем?.. ГРОМКИЙ ЗВОНОК раздался рано утром. Я, сразу проснувшись, ринулся в коридор к телефону. Бросил беглый взгляд на часы: четверть седьмого. Кому взбрело в голову звонить в такую рань? - Ванаг у телефона... Алло! Алло! В ответ непрерывный гудок. И снова звонок. Что за наваждение! - Домашний телефон! - подсказала Инга из гостиной. Верно! Я совсем забыл. Посторонний человек, чтобы попасть в наш дом, должен предварительно попросить через микрофон внизу, у подъезда, разрешение у хозяина соответствующей квартиры. И тот уже решает: пускать или не пускать. Я снял трубку другого телефонного аппарата, висевшего на стене у самого входа. Интересно, телевизионная камера работает круглые сутки? Или она включается автоматически, каждый раз, когда кто-то попадает в ее поле зрения? - Слушаю. - Доброе утро, Арвид. - Говорила Эллен. - Впусти меня, пожалуйста. - Ты внизу? Сейчас я спущусь. - Зачем же? Нажми красную кнопку возле телефона. - Ах, да-да! Некоторые здешние удобства казались мне лишними, ненужными. Вполне можно было обходиться без них, и поэтому я просто-напросто забывал об их существовании. И заработал от пробегавшей в ванную комнату своей злоязыкой Инги: - Деревня! Тебя в порядочное государство и пускать нельзя! - А по-моему, проще держать открытым подъезд. - Чтобы в него набегала всякая шушера? Эллен вошла свежая, улыбающаяся. Удивилась: - Еще спали? - Поздно легли вчера. - Слушай, Арвид, если здесь вам не очень удобно, Вальтер может подобрать другое место. У него десятки друзей, и каждый из них с удовольствием примет у себя советского профессора, да еще с такой милой дочуркой. - Нет, нет, нет! - Инга среагировала моментально. - Тут просто замечательно, тетя Эллен! Мы с отцом великолепно устроились. - Ну смотрите. - Эллен выложила на кухонный стол бумажный пакетик. - Свежие венские булочки к утреннему кофе... А это билет для Инги. - Рядом с пакетиком лег продолговатый желтый листок. - Экскурсия в Шенбрунн, автобус отходит в восемь. Не опоздай! - Спасибо, тетя Эллен, большое спасибо! - Инга выскочила из ванной, обняла ее порывисто. - Ну, ну!.. Я побежала. Мне в управление, это не слишком близко. За завтраком Инга без умолку разглагольствовала об Эллен. Инге казалось, что Вальтер просто недостоин такой жены. Тиран, эгоист, бессердечный сухарь. - И все-таки они живут вместе скоро тридцать лет, - заметил я. Но у Инги своя логика: - Тем хуже! Значит, скоро тридцать лет, как он ее тиранит... Скажи, а мама была с ним знакома? - Конечно. Он не раз приходил к нам на Зингерштрассе. Однажды мама даже угостила его борщом... Не пожимай плечами, в Вене тех лет это было не так-то просто. Продукты шли наравне с сигаретами, а сигареты - наравне с золотом. - Ну и как же все-таки? - Ему очень понравилось. Съел все до донышка, сказал спасибо и попросил еще. - Отец! Я не о борще! Инга сделала вид, что злится, а я, в свою очередь, изобразил на лице удивление. Это была своего рода игра, ставшая для нас уже привычной. - А о чем? - Об отношении мамы к Вальтеру. - А-а... Знаешь, он был такой веселый, такой остроумный и прекрасно танцевал... Я просто сгорал от ревности. Инга фыркнула: - Значит, он ей нравился?.. Удивительно! А ты все твердишь, что я очень похожа на маму!.. До оперного театра, откуда начинался экскурсионный маршрут, было недалеко. Я хотел проводить Ингу, но встретил решительный отпор. Время от времени у нее возникали рецидивы детства, и тогда вспыхивала война против моей мелочной опеки. А сказать ей о своем ночном открытии я не решался. Это могло ее напугать. Либо, наоборот, предприимчивая Инга приступила бы к самостоятельным действиям. Так или иначе, это внесло бы нежелательные осложнения в нашу жизнь. Надо было сначала хорошенько разобраться во всем самому. Пока еще ровным счетом ничего не случилось. Телевизионная камера, направленная на входную дверь, говорила лишь об одном: интересуются не столько мною, сколько посетителями, приходящими сюда, в квартиру. Но я никого не ждал и никого не собирался приглашать к себе. Ну, засекли приход Эллен со свежими булочками. Ну, засекут еще Вальтера. Что это может им дать? Нет, не следует ничего предпринимать. Пусть пока все идет своим чередом. Вальтер ждал меня у себя в библиотеке. На сей раз мой приезд в Австрию тоже носил частный характер, но по его просьбе я должен был выступить с публичной лекцией о Советской Прибалтике. Вальтер придавал моей лекции большое значение. И вероятно, не без оснований, так как по поводу установления Советской власти в республиках Прибалтики на Западе долгие годы извергались целые реки грязной клеветы и всевозможных измышлений. Сегодня нам предстояло вместе с ним договориться о месте и времени проведения лекции с ее устроителями из недавно созданного общества с длинным наименованием. Полностью оно звучало так: "Независимая исследовательская ассоциация по изучению связей и улучшению взаимопонимания между людьми Востока и Запада". Для удобства вместо этого чересчур уж сложного названия применяли сокращенное: "Восток - Запад". Общество не принадлежало к числу официальных институтов, а носило любительский характер, существуя за счет всевозможных частных пожертвований, и это его желание провести мое выступление под своей эгидой, как считал Вальтер, служило верным признаком усиления интереса к СССР в самых различных слоях населения Австрии. Вальтер работал научным руководителем по отделу истории одной из крупнейших библиотек Австрии. Библиотека размещалась в бывшем дворце кого-то из Габсбургов, не то брата, не то дяди последнего из императоров Франца-Иосифа. Египетские фараоны всю жизнь строили пирамиды, чтобы почить там вечным сном. Австро-венгерские кайзеры, наоборот, строили свои дворцы для того, чтобы в них наслаждаться жизнью. Но это редко кому удавалось. Здания из тщеславия и жажды славы затевались таких грандиозных размеров, что строили и достраивали их в течение нескольких поколений. В итоге они доставались совсем не тем, кому поначалу предназначались. Тот самый брат или дядя лопнул бы от злости, если бы узнал, что дворец, который должен был утвердить его славу и величие, займет какая-то библиотека, пусть даже из сотен тысяч томов. А о нем самом будет напоминать лишь безвкусный памятник из позеленевшей бронзы, каких в Вене десятки на каждой мало-мальски приличной улице и площади, и которые примелькались глазу так же, как безликие чугунные столбы с гроздьями фонарей. В кабинет к Вальтеру пройти не просто - путь пролегает через хранилище старинных рукописей. Но он предупредил смотрителя о моем предстоящем приходе, и тот, вежливо пропустив меня вперед, сразу же повел мимо полок с бесконечными рядами металлических коробок. - Господин профессор, к вам гость! - Приветствую, товарищ профессор! - Вальтер, широко улыбаясь, поднялся мне навстречу из-за просторного с резными тумбами письменного стола. - Ну как твоя эта... раскладюшка? Достаточно ли удобна? - Об этом спроси Ингу. Мне по праву старшего досталась кровать. - Я уже договорился с Францем - там, где ты жил в прошлый раз. Можешь перебираться хоть сейчас: он с семьей на даче. Правда, это почти окраина. Я предвижу, Инга будет недовольна: от Габсбургов далековато. - Не стоит, пожалуй. Эллен мне уже говорила. - Ну смотри. Здесь, конечно, удобнее... Да, я ведь вас еще не познакомил. Только теперь я заметил, что в просторном, с высоким сводчатым потолком кабинете Вальтера мы не одни. В стороне, у книжного шкафа из того же резного гарнитура, что и письменный стол, стоял тщедушного вида мужчина с седым венчиком волос вокруг розовой лысой макушки. Вальтер представил нас друг другу: - Профессор Арвид Ванаг... Профессор Отто Гербигер. - И профессор Вальтер Редлих! - рассмеялся я. - Не слишком ли много ученых мужей для одного, хоть и такого просторного, кабинета? - А! - махнул рукой Гербигер. - У нас в Вене на каждый квадратный метр площади по пять докторов и полтора профессора. - А собак на всю Вену пятьдесят тысяч! - подхватил шутку Вальтер. - Разводили бы лучше псов. И дешевле, и безопаснее - собаки, как правило, только лают. - Это он потому, что его сегодня укусили. - У Гербигера были кроткие голубые глаза; он походил на святого, сошедшего с картин мастеров Возрождения. - Какая-нибудь газета? - догадался я. - Да, рецензия в "Курире". Так, бестолковщина, элементарная неграмотность! - Все-таки по тону Вальтера чувствовалось, что он уязвлен. - Не стоит об этом. Он укоризненно посмотрел на Гербигера, тот слегка покраснел: - Извини, я с полным к тебе сочувствием. Негромко постучали в дверь. Снова вошел смотритель. - Господин профессор Редлих, вас приглашает к себе директор. Вальтер поморщился: - Еще один сочувствующий!.. Ну, вы пока побеседуйте. У вас, я думаю, найдутся общие темы для интересного разговора. А потом, Арвид, поедем с тобой в научное общество "Восток - Запад". Я условился с ними на одиннадцать. Мы остались с Гербигером вдвоем. И тут он меня поразил. - Будучи на вашем месте, я не стал бы в данный отрезок времени следовать приглашению навестить Вену, - сказал он на очень приличном, хотя и по-старомодному витиевато-церемонном русском языке. - Наша милая добрая старая Вена в настоящий период не представляет собой слишком спокойную обитель. Вы читали в прессе об этих отвратительных скандалах с клопами из ФРГ?.. Нет, нет, не с кровососущими насекомыми, - улыбнулся он, истолковав по-своему удивленное выражение на моем лице. - "Клопы", по новомодной терминологии, - это крохотные предметы для подслушивания разговоров по телефонной аппаратуре. Это ужасно! Ужасно! - Как хорошо вы говорите по-русски! - Мне нужно было выиграть время, чтобы оценить обстановку. - Откуда? - От верблюда, - прозвучало уж совсем неожиданно. - Извините меня, - снова застенчиво улыбнулся Гербигер, - но трудно было удержаться от соблазна... Дело в том, что я довольно долго жил в вашей стране. С тридцать девятого по сорок седьмой. Восемь лет. Весьма значительный срок, не правда ли? Не желаете ли знать, где именно? - Если не секрет. - В отличие от некоторых господ, с которыми вам предстоит сегодня встретиться, у меня нет решительно никаких секретов, - сказал Гербигер довольно загадочно. - В Москве. И в Свердловске. И в Сибири. - Вот как, и в Сибири тоже? - Да, в Новосибирске, во время войны. Я работал там в театре. Бутафором. Не смейтесь, пожалуйста, я и это умею. А после войны стал проситься обратно к себе в Вену. Я был вынужден покинуть Вену при владычестве Гитлера, у меня здесь никого не осталось, ни одного даже дальнего родственника. И потянуло! Зачем? Для чего? Кому я тут нужен? Кончики его век покраснели. Голубые глаза наполнились влагой. Он отвернулся, узкие плечи вздрогнули и обмякли. Я поторопился налить воды из графина. - Ничего, ничего, не извольте беспокоиться, товарищ Ванаг! - Он мягко отвел мою руку со стаканом. - Надеюсь, вы разрешите называть вас товарищем? Я ведь, собственно, не имею на это права. В компартии я не состою, советским гражданином не являюсь... Да, да, товарищ Ванаг, Вена, к превеликому нашему сожалению, перестала быть безопасным местом - я опять возвращаюсь к давешнему разговору. Даже "Восток - Запад". Вы ведь как раз туда собираетесь. То ли он зачем-то нагонял на меня страху, то ли сам был напуган до смерти. - Должен ли я вас понимать так, что меня там могут убить? Или похитить? - Напрасно изволите шутить, товарищ Ванаг. Если бы вы знали хотя бы частицу того, что ведомо мне... Я знаю по крайней мере двоих господ... - Словно сомневаясь, пойму ли я, он показал для убедительности два пальца. - Вы, разумеется, осведомлены о некоей организации с аббревиатурным названием ЦРУ?.. Так вот, эти двое - ее сотрудники. Ужасно! Ужасно! - снова запричитал он. - Конечно, доказать я ничего не могу, но почти стопроцентная гарантия. - Однако вы неплохо осведомлены. - Как же! Я ведь сам состою у них на службе. - В ЦРУ? Кроткие глаза испуганно расширились, потом он рассмеялся, тихо, почти неслышно. - В научном обществе "Восток - Запад". Ученым библиотекарем, всего-навсего... Не буду скрывать: в начальный период моей работы одним из тех двоих была произведена слегка замаскированная попытка подобраться ко мне. Но вскоре он понял, что совершает ошибку. Нужна исключительная способность к воображению, чтобы представить меня в качестве шпиона. - Гербигер снова беззвучно рассмеялся. - А вот для научного общества я вполне полезен. И не одними только своими скромными познаниями в библиотечном деле, хотя и как служащий я почти идеален: даже законными вакациями пренебрегаю - к чему мне, одинокому, отдых? Другое вполне важное обстоятельство. Общество носит название "Восток - Запад", а у них представлен почти один только Запад. Франция, Англия, США... Мало, чрезвычайно мало людей, знающих Восток. Вот тут профессор Гербигер очень и очень к месту, не правда ли? Жил в Советском Союзе, знает в какой-то мере язык, лоялен к русским, даже глубоко симпатизирует им... Коротко говоря, профессор Гербигер - это как бы лицо общества, обращенное на Восток. О-о, если бы только у вас нашлось желание и время, как много я мог бы поведать вам о нашем двуликом Янусе! Он явно напрашивался на встречу со мной. Не заметить этого, промолчать было бы бестактно, и я сказал: - Послушаю с большим удовольствием. Вижу, вы многое повидали в своей жизни. - Благодарю! - он обрадованно схватил мою руку, пожал крепко. - Вы верите мне? - Почему же я должен вам не верить? - Только, пожалуйста, пожалуйста, не говорите никому о нашем разговоре! И Вальтеру тоже, да? Нет-нет, он очень хороший человек, но у него так много знакомых... И еще одна просьба. Когда будете в нашем обществе, меня, возможно, вам представят. Пожалуйста, не подавайте виду, что вы меня уже знаете; Вальтера я тоже предупредил. Ничего особенного, просто тот человек за мной присматривает и следствием могут явиться небольшие неприятности. Зачем они, не так ли? Я вас разыщу потом, если не возражаете. Вальтер говорил мне, что вы на квартире Шимонеков. Я позвоню, их телефон наверняка есть в справочнике, и мы условимся о встрече. Хорошо? И на лекцию вашу я явлюсь всенепременнейше. Но прошу: будьте осторожны, очень осторожны! На какое-то мгновение у меня возникло желание предупредить его, чтобы не звонил: уж если там установлен телеобъектив, то и телефон наверняка прослушивается. Но все-таки я промолчал. Как объяснить, что у меня возникло такое подозрение? Сказать ему про глазок в стене? Гербигер ушел, так и не дождавшись Вальтера. Что-то уж слишком долго выражал ему сочувствие по поводу критической статьи в газете директор библиотеки! Он вернулся лишь в половине одиннадцатого. - Не беспокойся, Арвид, у нас еще уйма времени. Тут всего каких-нибудь десять минут езды. - Что твой шеф? - А! Старый осел! Он хочет, видите ли, сам написать другую рецензию, хвалебную. А у него такая научная репутация - пусть уж лучше кто-нибудь поругает. Еле отговорил... Что так смотришь? Думаешь, я расстроен? Ничуть! Наоборот! Критика всегда вызывает интерес. Некоторые тут у нас специально заказывают ругательные статьи своим добрым знакомым. А то и платят. Он снял ослепительно белый халат, который всегда носил на работе, аккуратно расправил и повесил в шкаф на плечики, сняв с них предварительно пиджак. Даже в самую жару Вальтер не позволял себе появляться на людях без пиджака. Давным-давно уже минуло то время, когда он носился по Вене на стареньком тарахтящем мотоцикле в коротких замшевых штанах на помочах, аккуратно пристроив к заднему сиденью тощий портфель с очередным книжным обозрением для нашей газеты. Машину Вальтер водил виртуозно. Ехал вроде бы и не быстро, но с тонким расчетом, всегда оказываясь возле светофора именно в тот миг, когда загорался зеленый и он мог на скорости обойти скопление автомобилей. На поворотах всегда притормаживал и вежливо пропускал пешеходов, даже если имел преимущество перед ними. И все равно каким-то непостижимым образом оказывался впереди всех лихачей, которые проскакивали, распугивая народ, раньше него. За рулем Вальтер разговаривал редко, лишь односложно отвечая на вопросы. Но тут спросил меня сам: - Как тебе Гербигер? - Еще не разобрался. Во всяком случае, интересно. - Странный человек. Всего боится, от всего бежит... Русским он действительно владеет? Или только хвастает? - Очень прилично. Я не сказал Вальтеру об архаизмах. Слишком долго объяснять. Да и не к чему. - Судьба у него - не позавидуешь. - Вальтер коротко посигналил неосторожному босоногому юнцу в джинсах. - Он тебе не сказал, что сидел при всех режимах? - Нет. - Его посадил наш Дольфус, потом одержимый Адольф. Потом он бежал в Польшу, там тоже посадили. Освободили Советы. А затем он и при Советах сел: заподозрили его в преступной связи с немцами. Ненадолго, правда. Перед самой войной выпустили... Жалкий человек. Ни семьи, ни родных - никого! Была близкая женщина, такая же одинокая, как он. Погибла недавно в автомобильной катастрофе. Он чуть не помешался... Ну, вот мы и на месте. Он замедлил ход, отыскивая свободное место для стоянки. В центре Вены это было не так-то просто. Иной раз приходилось дважды, а то и трижды объезжать квартал, чтобы хоть куда-нибудь втиснуться. На этот раз нам повезло. От тротуара отчалила какая-то дипломатическая каравелла с цветным флажком на радиаторе, и Вальтер ловко всадил свою верткую "шкоду" на освободившееся место, перед самым носом целившего сюда же черного "мерседеса" с шикарными сиденьями из красной кожи. - Зевать не надо! - заключил он весело, поворачивая замок в дверце машины. Из "мерседеса" не отозвались. Научное общество "Восток - Запад" размещалось, как и библиотека Вальтера, в великокняжеском дворце. Только не в парадных апартаментах, предназначенных для пышных приемов и балов, а в жилых помещениях бывших его владельцев, маленьких неудобных комнатах вдоль длинного коридора на самом верхнем, не видимом с улицы за шикарной колоннадой, этаже здания. До появления системы центрального отопления эти не очень-то уютные комнатенки имели одно решающее преимущество перед роскошными залами нижних этажей: их можно было натопить. Нас встретил ответственный работник общества, черноволосый, смуглый, широкоплечий атлет с короткой фамилией Кен. - О, как я рад! - рука у него была словно из стали. - Мне столько приходилось слышать о трудах господина профессора! Вряд ли он прежде слышал даже мою фамилию. Но правила хорошего тона предписывали максимальную любезность по отношению к гостю. - Президент нашего общества болен, но сегодня как раз зашел ненадолго на работу и выразил желание лично встретиться с вами... По секрету сказать, болезнь его намного серьезнее, чем он сам предполагает, - без видимой причины вдруг разоткровенничался Кен. - Да, по всей вероятности, у нас скоро откроется вакансия... Жаль, очень жаль! - торопливо, словно спохватившись, добавил он. Предупредительно распахивая двери, Кен провел нас с Вальтером в светлый душный кабинет в углу здания. - Господин президент, наш русский гость! В отличие от Кена председатель правления общества или президент, величественный старик с коротким седым бобриком, географ с мировым именем, не стал делать вид, что ему знакомы мои работы. - Мы с вами трудимся в далеко отстоящих друг от друга отраслях науки, - тактично пояснил он, мягко улыбаясь при этом. - Но я искренне рад знакомству, поверьте. И лекция ваша тоже придется как нельзя более кстати. К сожалению, мы пока очень мало преуспели в связях с гуманитарными науками социалистических стран... Господин Кен, надеюсь, все организовано должным образом? - Он нажал кнопку вентилятора, подставил розовое лицо под освежающую струю. - Извините, пожалуйста, последнее время я не очень здоров и плохо переношу жару. - О, да-да! Все готово! - засуетился Кен, быстро потирая руки, словно в предвкушении какого-то счастливого события. - Лекцию, господин президент, мы намерены провести в малом зале старой резиденции... - Но ведь там, насколько я помню, всего мест двести. - Что поделать, господин президент. Слишком сильная жара, на большой приток слушателей, к сожалению, рассчитывать не приходится. Люди стремятся за город, к воде. - Верно, - кивнул Вальтер. - Даже наша библиотека пустует. А зал резиденции я знаю. Он хоть и невелик, но очень уютен, и это дает свои преимущества. Профессору Ванагу будет там нетрудно наладить контакт с аудиторией. - Ну вот! - Кен не переставал радостно потирать руки. - Теперь о времени. Может быть, послезавтра? Оповестить мы успеем. Пресса, радио, телевидение. - Нет, послезавтра не годится, - к моему удивлению, возразил Вальтер. - Господин Ванаг отправляется в небольшое путешествие по Австрии. - Он, улыбаясь, повернулся ко мне: - Мой маленький сюрприз тебе и Инге. Мы еще поговорим об этом... Так что лекцию придется провести после возвращения в Вену. Я думаю, лучше всего во вторник. Если, разумеется, со стороны господ из общества не будет возражений. - Возражения? - Кен с преданным выжиданием уставился на своего шефа. - Ну разумеется, нет! - Президент общества так и не отрывал лица от воздушной струи; он, по-видимому, действительно очень страдал от жары. - Как удобно гостю, так удобно и нам. Уточнили тему лекции, ее продолжительность. Попрощались с президентом, и Кен повел нас знакомиться со штатными работниками. Я переходил из комнаты в комнату, пожимал руки, выслушивал любезности. Кен, не жалея красок, расписывал научные достижения общества. По его уверениям, в этой дюжине комнатушек творилось нечто грандиозное - работа таких масштабов была не под силу не то что сравнительно маломощной любительской организации, но даже и солидному исследовательскому институту на государственном бюджете. Входя в раж, Кен совершенно упустил из виду, что перед ним как-никак люди, имеющие отношение к науке. Вальтер явно забавлялся, хитро улыбаясь, но все-таки помалкивая. Мне же в конце концов надоело пребывать в роли этакого легковерного губошлепа: - Итак, насколько я понял, вы охватываете решительно все аспекты отношений между регионами. Географические, культурные, экономические... - Этнографические, - продолжая ехидно улыбаться, вставил Вальтер. - Кроме политических! - торопливо сообщил Кен, потирая руки. - Политикой мы не занимаемся. Мы ученые. Сам-то он с его могучим торсом профессионального борца не очень походил на мужа науки. Провел он меня и в библиотеку, которая помещалась в мансарде, этажом выше. Здесь было просторно и на удивление прохладно: в помещении приглушенно гудел мощный кондиционер. - А это господин Гербигер! - представил Кен библиотекаря и добавил с такой гордостью, словно демонстрировал редкий экземпляр малоизвестного животного: - Он у нас говорит по-русски. Скажите что-нибудь по-русски господину Ванагу! - скорее приказал, чем попросил он библиотекаря, из чего вытекало, что тому здесь приходится не сладко. - Здравствуйте! - покорно изрек Гербигер и поклонился. - Мы все весьма рады приветствовать вас в стенах нашего общества. В его робких голубых глазах я прочитал немую мольбу. - Здравствуйте. Рад познакомиться с вами. - Теперь дальше, - заторопил меня Кен, продолжая потирать руки. - Следующий отдел - редакционно-издательский. Там мы познакомим вас с нашими издательскими планами и вручим памятный подарок. Памятным подарком оказался брелок с эмблемой общества, к которому Кен тут же собственноручно прикрепил мои ключи от квартиры. - Нам будет приятно сознавать, что он всегда с вами. Кроме брелока, мне вручили еще кучу всяких красочных брошюр и проспектов. Часть этого добра помог нести Вальтер. Другую же кипу, несмотря на все мои протесты, взял Кен, который проводил нас до самой машины: - Нет, нет, господин Ванаг, позвольте, разве можно затруднять гостя! Мы отъехали, чудом не задев переднее крыло втиснувшегося все-таки рядом с нами "мерседеса". Кен улыбался, кивал вслед головой и радостно потирал руки. - Он что, тоже ученый? - спросил я Вальтера. - Кто?.. Кен? - Он от души расхохотался. - Какой там ученый! Обычный делец, если не хуже. Про него ходят всякие слухи. - Почему же, в таком случае, нельзя было обойтись без него? - Ну, во-первых, он работник общества, а "Восток - Запад" - это стоящая марка. Во-вторых, Кен деловой человек, толковый организатор - наша библиотека уже не раз прибегала к его услугам, и, скажу тебе, небезуспешно. В-третьих, нам, в конце концов, важна сама лекция. Это главное. А слухи есть слухи, в нынешнее бурное время от них не уберегся бы даже святой. Хотя Кен, конечно, далеко не святой, - добавил он со смешком. У площади Шварценберга, где в виде строгой полукруглой колоннады установлен памятник нашим воинам, павшим в боях за освобождение Вены, Вальтер свернул с Ринга вправо, в сторону, противоположную своей библиотеке. Я оглянулся с удивлением: - Куда мы едем? - Обеденное время. Вообще-то говоря, я рассчитывал на обед в "Востоке - Западе", но они что-то пожадничали. Ничего, тут поблизости есть одна приличная забегаловка. Дешево и вкусно. Сегодня ты мой гость, разумеется, - счел нужным уточнить Вальтер, и я почему-то сразу вспомнил о его запиской книжечке, которая так возмущала Ингу. За обедом на вольном воздухе, в маленьком тенистом дворике, зажатом со всех сторон серокаменными громадами, Вальтер рассказал мне о своем сюрпризе. В отделе печати у него есть знакомый чиновник, очень ему обязанный. Какие-то у него возникли осложнения по службе, ему грозило увольнение. Но Вальтер, используя личные связи в высоких сферах, сумел все уладить. Однако оставил чиновника у себя на крючке, и тот время от времени оказывает ему всяческие услуги. - Так, по мелочам! - Вальтер мерно разжевывал свое мясное филе. - Устроить бесплатный номер в гостинице, организовать поездку по линии отдела печати - у них там куча средств на представительство. Словом, вы с Ингой пройдете по высокому классу. - Но ведь я не журналист и в периодической печати выступаю довольно редко. - Зато у тебя десятки научных публикаций и книг... Итак, ты едешь в Зальцбург и Инсбрук, да еще в качестве гостя отдела печати. Доволен? Свозить меня на своей машине в старинный Зальцбург Вальтер обещал еще в прошлый раз. Однако помешала его сильная занятость на работе. Тем не менее в письмах он снова обещал непременно провезти меня по Австрии. Сейчас он тоже не свободен: Вальтер страстный лыжник, и свой отпуск плюс всякие отгулы приурочивает к поздней осени - началу "белого сезона". И вот нашел, оказывается, возможность! Изобретательно, ничего не скажешь: и волки сыты, и овцы целы. Смущала лишь некоторая неопределенность положения. Все-таки отдел печати. Меня будут принимать за журналиста, затевать беседы о прессе... - Ты напрасно щепетильничаешь, - убеждал Вальтер. - В Австрии нет резких разграничений между журналистикой и наукой. Печатаешься - значит, журналист или писатель. Кстати, они знают, что ты историк, я уже им сказал. Так что спросят - рассказывай о своей научной работе сколько душе угодно, всем будет интересно. А в субботу вечером мы с Эллен тоже прикатим в Инсбрук, это я тебе обещаю твердо. Обратно в Вену поедем вместе... Ну что ты такой узколобый! Не хочешь думать о себе, подумай об Инге. Зальцбург - город всемирно известных музыкальных фестивалей. Инсбрук - место зимних олимпиад... Инга меня загрызет. Да и самому интересно. После войны эти города находились в зоне оккупации западных союзников, и для нас из-за начавшейся холодной войны доступ туда был наглухо закрыт. - Ну хорошо, предположим, я соглашусь. Как же тогда все оформить? Вальтер неторопливо, маленькими глотками, смакуя, пил холодную, со льда, "коку". - Уже все оформлено; я предвидел, что ты согласишься. Зайдешь завтра к Штольцу, представишься и заберешь программу и железнодорожные билеты. Главное - билеты. У нас это целое состояние - железнодорожные билеты и гостиницы. Или ты предпочитаешь всю свою австрийскую поездку просидеть в гнезде у Шимонеков? - Он хитро прищурил глаз. - Ну уж нет! По правде сказать, в их шикарном гнездышке немножко душновато. Кстати, а кто они такие? - спросил я, поскольку подвернулся удобный случай. - Он тоже библиотекарь - разве я тебе не говорил? Конечно, рангом пониже по сравнению со мной. Не все же у нас такие ученые, как господин Редлих! - рассмеялся Вальтер. - Ну, а она... Вообще-то она служит в довольно скромной фармацевтической фирме, да и должность не ахти. Но в ней есть нечто... Сплошные загадки! Начну хотя бы с того, что она индонезийка - не правда ли, экзотично? А продолжу вот чем - смотри только со стула не упади! - Он пригнулся к самому моему уху: - Строго между нами, даже Эллен не должна знать: мадам Шимонек очень заинтересовала некие полицейские чины. - Полицейские? - Я и в самом деле удивился. - Наркотики, - произнес Вальтер тихо, одними губами, и тут же резко вскинул руки ладонями наружу: - Не знаю, не знаю, не знаю! Они живут на широкую ногу, люди завидуют; может быть, просто-напросто болтовня... Вот оно что - наркотики... Что ж, этим вполне можно объяснить такой необычный интерес к нашей венской обители. Значит, все-таки не я, а Шимонеки... - Мне пора! - заспешил Вальтер, взглянув на часы. - Еду через центр, могу тебя подбросить... Ахмед! Он рассчитался с подбежавшим официантом-турком, дав ему несколько шиллингов на чай. Домой мне было рано. Мы условились с Ингой встретиться в два. Я решил пройтись по нашим с Верой старым местам и посмотреть заодно, существует ли еще тот крохотный филателистический магазинчик, с дряхленьким хозяином которого мы были добрыми приятелями. В отличие от многих других владельцев подобных магазинов, типичных стяжателей и спекулянтов, он был настоящим коллекционером, знал и ценил марки и получал радость, когда удавалось помочь какой-нибудь редкой маркой такому же одержимому собирателю, как и он сам. Я как-то забрел в его лавчонку в поисках нужного мне знака почтовой оплаты старой Латвии. Неожиданно выяснилось, что он, как и я, коллекционирует эту, в общем-то, не слишком популярную среди австрийских филателистов страну. Общий интерес нас сблизил. Старичок оказался очень милым знающим человеком, я ему тоже понравился. Магазин был в двух шагах от нашего дома на Зингерштрассе. Когда у меня выдавалось свободное время, я забегал к старичку, и мы подолгу рассматривали марки, находя удовольствие во взаимном общении. И ни его, ни меня не смущало, что покупал я всего-то ничего. В нашем скромном семейном бюджете расходы на марки не предусматривались. Зато позднее, уже вернувшись в Советский Союз и занявшись научной деятельностью, я развернулся вовсю. Особенно после гибели Веры. Маленькая Инга и коллекция марок - вот все, что мне оставалось, не считая работы. Вечерами, с трудом уложив спать свою неугомонную девочку, я допоздна просиживал за марочными альбомами. Впоследствии, когда горе потеряло первоначальную остроту, марки перестали занимать в моей жизни такое большое место. И все-таки я по-прежнему оставался любителем коллекционирования. ...Магазинчик оказался на своем старом месте, на узенькой улочке, в доме с облупившимися лепными змеями вдоль карниза, держащими в зубах щит родового герба. Та же вывеска "Почтовые марки" над входом. Та же скромная половина витрины с филателистическими новинками в целлофановых конвертах; вторая часть витрины, отделенная перегородкой, уставлена фарфоровыми статуэтками - рядом помещается такая же крохотная антикварная лавка. Та же узкая дверь с истертым каменным порогом. А вот и новшество: за стеклом двери броская табличка с надписью: "Коллекционирование почтовых марок - лучший вид капиталовложения". И ниже таблица, показывающая, как подскочили цены на марки за последние несколько лет. Я толкнул дверь. Негромко звякнул колокольчик, опять-таки как в то далекое время. И звук у него был тот же: тонюсенький, жалобный. У меня возникло фантастическое ощущение, что время повернуло вспять. Сейчас шевельнется легкая кисейная занавеска, отделяющая торговое помещение от служебного, и появится сам хозяин, сгорбленный, седоголовый, с постоянной доброй улыбкой. И занавеска действительно шевельнулась. Но человек, который вышел из-за нее, очень мало походил на моего знакомого. Средних лет, крутой с залысинами лоб, пустой левый рукав пришпилен к легкой летней куртке. Он бросил на меня быстрый изучающий взгляд поверх массивных роговых очков. - Добрый день! Что господину угодно? - Собственно... - Объяснить было довольно трудно. Я и сам толком не знал, чего хочу. - Видите ли, я был знаком с хозяином магазина... - С хозяином? Простите, но не имею чести вас знать. - Я имею в виду - с прежним, - поторопился уточнить я. - С каким именно? - Во взгляде мелькнула совершенно откровенная ирония. - Наше предприятие существует ровно девяносто лет. За это время сменилось шесть владельцев. Я седьмой по счету. - Верно, с шестым. - С моей покойной женой? - О, простите! Тогда, наверное, с пятым. В конце сороковых годов. - Значит, с ее отцом. Он был владельцем предприятия с девятьсот десятого по пятьдесят второй год. Слово "предприятие" он произносил на полном серьезе, даже с долей гордости, словно речь шла о бог весть каком важном заводе с тысячами работающих. - Ах вот как! Наступило неловкое молчание. Я уже не рад был, что зашел. Старичку уже тогда подходило к восьмидесяти. Ну неужели действительно можно было подумать, что он жив! Хоть бы этот однорукий догадался предложить посмотреть филателистические новинки! Но он, вероятно, не видел во мне клиента и молча буравил взглядом. - Вы латыш! - вдруг произнес он облегченно, будто, наконец, решил сложную, не дававшую покоя задачу, - Да, - поразился я. - Как вы определили? - Старик часто рассказывал о вас. Я как раз тогда вернулся из русского плена. - Он показал головой в сторону пустого рукава. - Меня там долго таскали по всяким госпиталям; рана-то оказалась с гнильцой. Я вас всех ненавидел, а старик твердил и твердил о своем латыше оттуда. Вы как-то уезжали к себе в отпуск и привезли ему оттуда сигареты. Нет, не сигареты... Как это называется? Картонная коробка со всадником на фоне гор... - Папиросы... Что-то не припомню. - Зато я хорошо запомнил. Он сам был некурящий, старик, папиросы отдал мне. А я мучился: этично или неэтично курить папиросы, подаренные врагом? - Ну и как? - Мучился, пока не выкурил все. Потом перестал мучиться. - А с ненавистью как? - Я ведь не голову потерял - всего-навсего руку. Обидно, конечно, вернуться калекой... Не надо было лезть. Других гнали, а я сам напросился. Нет, не идея. Какая там идея! Молод был, сила била через край, приключений захотелось. Ну и получил приключения... Надо же! - Он снял очки, глаза потеплели. - А я все сомневался: сочиняет старик в целях моего воспитания или его латыш существует на самом деле? Даже когда он папиросы принес. Уж не купил ли, думаю, у спекулянтов, специально, чтобы меня воспитать? Хотя, с другой стороны, откуда у него такие деньги на папиросы? Наверное, помните, как мы тогда жили?.. А вы в Вене что делаете? Уж не в посольстве ли? - Нет, в гостях. У меня здесь старые друзья. - А говорят, оттуда никого не выпускают. - Ну, значит, перед вами дух бестелесный. - Во всяком случае сюда, ко мне, ни один русский за все время не заявлялся. - Это совсем другое дело. У нас филателия не так популярна. Да и с шиллингами затруднительно. Вон у вас на дверях какие цены! Он улыбнулся: - Заманиваем! "Купите сегодня за шиллинг, завтра продадите за два". Инфляция! Люди ищут, во что надежно вложить лишние деньги, чтобы они не обесценились. - А у кого их нет? - Тот не занимается филателией... Послушайте, насколько я помню, старик говорил, вы собираете Латвию. - Уже не собираю - собрал. - Все? - По-моему, все. Разве за исключением каких-либо особых разновидностей. Он, кажется, учуял возможность заработка, и в нем проснулся дух торговца. Ловко орудуя одной рукой, снял с полки большой кляссер. - Вот. На прилавок легли беззубцовые марки стандартных выпусков Латвии двадцатых и тридцатых годов. Странно! Такие марки существуют только в зубцовых вариантах. Беззубцовки не встречались мне ни в одном каталоге. Я посмотрел их на свет. Нет, не подделка. Водяной знак на месте. Хозяин магазина торжествовал. - Значит, нет? Так я и знал! - Что это такое? Впервые вижу,- признался я. - Так называемые министерские. Редкая вещь. Из листов, которые давались на подпись министру. Это целая история... Чашечку кофе? Пожалуйста, не отказывайтесь, мы ведь с вами старые знакомые, хоть и заочно. Он провел меня за зана