уху. Где вы пропадали, Рудольф Рудольфович? Я не успел ответить, как чьи-то сильные руки схватили меня и встряхнули, словно деревцо. Так приветствовал меня Петр Андреевич Чижов! Он был среднего роста, лет около сорока. Смуглая кожа покрывала слегка выступающие скулы его лица, а несколько морщинок в уголках глаз подчеркивали их живость. Брови у него были такие густые, что, казалось, они бросают тень на веки. Черные волосы на висках тронул легкий серебристый налет. Сразу же после приветствий он сказал: - Бьюсь об заклад, что вы застряли в Казачьем болоте или блуждали по Минайскому ельнику!.. Раздался веселый смех. Нас окружило несколько местных жителей, по-видимому узнавших от водителя о моем приезде. - Подтверждаю без пари, - отвечал я, - заблудился в вашей тайге. - Э, батенька, тайга не тетка. Она не нянчится даже с родными детьми, не говоря уже о чужих, и сразу выпускает когти. Приехал Илюша, шофер, а где, дескать, вы? Я сразу понял, куда вас занесло. Уже хотели вас разыскивать, только я отговорил. Вы же ведь охотник, сообразите осмотреться откуда-нибудь свысока. Вот и затопили мы покрепче печь сырыми дровами, чтобы вы почуяли домашний очаг. Как, помогло? - Помогло, - подтвердил я. - Итак, будьте нашим гостем. Чем богаты, тем и рады служить. Пожалуйста, проходите. Я вошел в добротную избу сибирского охотника. Обнесенная изгородью, она стояла на самом берегу реки. Изба была срублена из крупных бревен и снаружи обшита досками в елочку, Веранда, наличники окон и крыльцо изобиловали резными украшениями, свидетельствовавшими об искусстве сибирских плотников. Мне отвели просторную комнату, пол которой был застелен медвежьими шкурами. Их было пять штук. Диван покрывала великолепная тигровая шкура. Богатые трофеи говорили, что Петр Андреевич принадлежит к числу охотников, которые имеют заслуженное право похвастаться своими успехами. После таежного испытания я привел себя в порядок, и мы сели за большой накрытый стол. Петр Андреевич сожалел, что Олег задержался в Чите, а когда я рассказал ему, при каких обстоятельствах встретился с ним в московском поезде, он рассмеялся: - Ведь вы же могли еще в Ленинграде обо всем договориться. По телефону! Затем я подробно рассказал о своих первых шагах по тайге. Упомянул я также о намерении Олега охотиться на соболя, что, по мнению нашего попутчика, меховщика Рогаткина, было почти безнадежным занятием. Мой хозяин ответил не сразу. Он задумался, и у меня снова усилилось подозрение, что за этими разговорами о соболях что-то кроется. Однако Петр Андреевич заметил: - Теперь, в начале осени, охотнику на соболя трудно добиться чего-либо стоящего. Но, наверное, ученый себе на уме. - С чего бы это геолог взялся за такую нелегкую работу? - Сибиряк махнул рукой и пробурчал: - Я имею в виду биолога Реткина. А что касается его племянника, то, вполне возможно, он чересчур увлекся этим делом... Вдруг мы услышали, как совсем низко пролетел самолет. Следя за его полетом, Петр Андреевич воскликнул: - Смотрите! Кружит! Он сядет на лугу у реки... Интересно, кого нам принесло из облаков. К нашему приходу на лугу уже было многолюдно. Жители, главным образом молодежь, бежали к самолету, из которого вышли два человека. Мы подошли ближе. К своему величайшему изумлению, я узнал одного из них: Олега Андреевича. Жизнерадостный, улыбающийся, он махал мне рукой и кричал: - Итак, я здесь и, как видите, порядком торопился, чтобы не заставлять вас долго ждать. Подошел Петр Андреевич и протянул Олегу руки. - От души рад вас видеть, редкий гость с неба. И только тут мне пришло в голову, насколько необычным был прилет Олега в глухую таежную деревню. Где и как раздобыл он самолет и почему так спешил? На кончике языка у меня уже вертелся вопрос, не связан ли его полет через тайгу с соболями, но геолог засмеялся, взял летчика под руку и объяснил: - Позвольте представить вам Михаила Дмитриевича Карасика, пилота нашей геологической авиаразведки. Благодаря его любезности мне не пришлось трястись по таежным дорогам. Он прилетел вместе со мной из Читы, потому что должен произвести заброску продуктов и приборов для экспедиции в окрестностях Алдана. Олег тоже остановился у Чижова. Положив вещи, он вместе с хозяином отправился навестить старейшего жителя деревни - Родиона Родионовича Орлова. Вернулись они нескоро. Мы уселись в просторной горнице за стол, на котором, по сибирскому обычаю, было так много блюд, что у меня разбегались глаза. Тут и блюда с дичью, жареной и печеной рыбой, пирог из дичи, ветчина, свиное жаркое, огурцы с чесноком, черемша в сметане, икра, соленые грузди и маринованные грибки. Кроме меня, за столом сидело девять человек, из них я знал только хозяина, Олега, шофера Илюшу и пилота. Остальных мне лишь представили, и за столом мы познакомились ближе. Младший брат Чижова, Тит Андреевич, статный, широкоплечий мужчина, председатель сельсовета. С ним пришли замечательный охотник Фома Кузьмич, учитель Борис Михайлович Антонов и его жена Светлана Александровна - фельдшер сельской амбулатории. Самым интересным гостем был старый охотник Родион Родионович Орлов. Он пришел вместе с Олегом, сел рядом с ним и весело сказал: - Я вижу, вы приготовили небольшое угощение. Что ж, одобряю. Для далеких гостей да будет мед. Ведь у нас тут, наконец, находится Олег Андреевич Феклистов, внук славного Ивана Фомича Феклистова! Слова старика вызвали аплодисменты, а у меня вполне понятное удивление, поскольку о знаменитом предке Олега я до сих пор ничего не слышал. Прежде чем я успел расспросить о подробностях, наш хозяин живо добавил: - Этому обстоятельству, дорогие гости, мы обязаны прежде всего моим стараниям, а также предусмотрительности дяди Олега Андреевича, биолога Реткина, который послал его вместо себя. А теперь, пожалуйста, - разговорами сыт не будешь - угощайтесь. Еда была превосходной. Мы принялись за нее с таким аппетитом, что разговор прекратился, и только иногда кто-нибудь нарушал тишину, предлагая тост или произнося несколько в большинстве своем шутливых фраз. Сибиряки - любители шуток и расценивают их как приправу, которую необходимо добавлять даже к самому вкусному блюду. Я уже наелся, как говорится, до отвала, когда на столе появились пельмени. Каждый по вкусу поливает их уксусом или сметаной. Зимой пельмени делают в запас. Десять-пятнадцать тысяч замороженных пельменей висит в мешках на чердаке. Достаточно бросить их в кипящую воду - и вкусная еда готова. Сибиряки утверждают, что только мороз придает им настоящий вкус. Мне же пельмени нравились всегда, как зимой, так и летом. Ужин затянулся. Наконец, появился самовар. Формально это означало конец еды. Но к чаю на стол поставили всевозможные пироги, варенья, и вновь завязался разговор. Олег спросил, какое впечатление оставило у меня путешествие по тайге, и я ему вкратце рассказал о встретивших меня злоключениях. Присутствовавшие с видимым интересом следили за моим рассказом, время от времени сопровождая его смехом. Серьезным оставался только геолог, и, когда я кончил, он спросил: - Соболей случайно не видели? Я ответил отрицательно. - Если хотите теперь, в конце лета, найти соболя, вы должны иметь всевидящие глаза и семимильные сапоги, чтобы быстро забраться на пятьдесят-семьдесят километров в глубь тайги, - с улыбкой посоветовал председатель сельсовета. - Это меня не пугает, - ответил юноша. - Правильно, Олег Андреевич. Верхом на лошади вы будете там через два дня. Не тащиться же пешком по тайге, - подзадоривал геолога хозяин. Олег с ударением произнес: - Я хотел бы ознакомиться с местами, где водится соболь, и вообще со всеми особенностями вашего края. - А их у нас действительно много, - подтвердил учитель Антонов, - сами увидите, в каких местах мы живем. Куда ни обернешься, везде сотнями километров считать надо. А вокруг тайга, сопки и болота. Здесь кое-что испытаете. Летом нас мучает гнус, а зимой лютые морозы. Но это наш родной край, и мы его любим. Правда, Родион Родионович? Старый Орлов улыбнулся и поддакнул: - Правда, голубчик. - Родионыч еще молодчина, - говорил Тит Андреевич. - Прошлую зиму с нами белку промышлял. - Много-то я не настрелял... как тут усидеть дома, когда все выбираются на белку? А теперь, черт возьми, меня опять ждет немалая работа, не так ли, молодой человек, с теми, вашими... соболями. Старик смотрел на Олега, но тот молчал. Я чувствовал, что здесь дело совсем не в соболях. Разошлись гости далеко после полуночи. Прощаясь, Родион Родионович Орлов пригласил меня назавтра к себе. Прежде чем лечь спать, я выглянул в окно. Журчала речка, и откуда-то совсем близко доносилась тихая песня тайги, которую наигрывал в могучих кронах деревьев ночной ветерок. Передо мной расстилалась погруженная во тьму тайга, а из тумана над рекой возникали нереальные образы, поднимавшиеся над зеленым морем деревьев. Во тьме раздавался протяжный крик совы. Утром меня разбудил Олег. Он уже встал, так как на рассвете вылетал пилот с местным снайпером, и геолог провожал Карасика до самолета. На луг пришли многие жители Вертловки: никогда еще не случалось, чтобы кто-либо из охотников этого далекого селения летал на самолете. Я быстро оделся. После завтрака мы с Олегом осмотрели хозяйство Петра Андреевича и потом зашли к Орлову. Старик жил в новом доме вместе с внучкой, черноглазой красавицей Тамарой, которая вела его хозяйство. Она встретила нас радостной улыбкой, и мы почувствовали себя желанными гостями в доме. Родион Родионович угостил нас по-своему. На столе появилась копченая рыба, сибирский таймень, копченые дикие утки. Водка была настоена до зеленого цвета на каких-то душистых травах. Орлов утверждал, что эти корешки - излюбленное лекарство у медведей. Разговор вернулся к соболям. - Соболи, - начал Родион Родионович, - очень прожорливы. Говорят, что бодливой корове бог рог не дает. Если бы соболь был величиной, скажем, с собаку, худо бы нам пришлось! Страшно было бы войти в тайгу. Это был бы самый страшный хищник на свете. Достаточно того, что и теперь там, где водятся соболя, белкам и полевкам - конец! Мало того, тут и птицам несдобровать. Тихонько ползет он по ветвям, а потом перепрыгнет с высокого дерева на соседнее пониже, где сидит глухарь, рябчик или тетерев. И, глядишь, птица уже у него в зубах. - Хитрый зверек, - согласился Олег. - Потому он так меня и интересует. - Да только, брат, за ним набегаешься. Ног потом не чуешь, - засмеялся Петр Андреевич. - Они у меня крепкие. Лишь бы скорее очутиться там, на 135-61... - Как вы сказали? - воскликнул я. Олег запнулся. Наступила тишина, все ожидали объяснения, но вместо Олега заговорил Орлов. Говорил он медленно, рисуя рукой круги на столе: - Так вот, о чем тут разговор. О месте, об определенном месте на карте: широта, долгота и точка. Что же в этом удивительного? - Конечно, место, где водятся соболи! - поспешно подтвердил Олег. Я взглянул на Петра Андреевича, тот пожал плечами и с улыбкой добавил: - В общем разговор о бродячих таежных месторождениях. В конце концов нечего играть в прятки. Тут все свои. Вас, Олег, мы считаем за родного, и единственно только Рудольф Рудольфович среди нас новый человек. Но и его занесло к нам хорошим ветром. Поэтому я не вижу никаких оснований, чтобы и ему открыто не рассказать всего. Так вот, - он сделал паузу, - Олег привез письмо от своего дяди, где говорится, что старик Родионыч когда-то спас деда Олега. Да, спас, это написано черным по белому. Больше того, в тяжелые времена заботился также о его семье и детях. Правильно? Олег растерянно улыбнулся и поддакнул. Мы вопросительно смотрели на старого охотника. По его морщинистому лицу пробежала усмешка. Затем он уселся поудобнее на скамье и отрицательно покачал головой. - Ты, Андреич знаешь, что оказать помощь человеку, попавшему в беду, - для таежного жителя закон! Ты тоже поступил бы также. Особенно в те годы, когда тайга скрывала беглых политических ссыльных... Старик не договорил, провел пальцами по лицу, словно снимая паутинки, помолчал и только после этого начал свой рассказ.  * Часть 2 *  ТЕНИ ДРЕМУЧИХ ЛЕСОВ Шел тысяча восемьсот девяносто шестой год. Жил в тайге неустрашимый охотник на соболей и медведей Родион Родионович Орлов. Жил он один, но нелюдимостью не отличался и компании не избегал, хотя попадал в нее редко: только когда приезжал на ближайшую факторию продавать пушнину и пополнять запасы. Такие поездки продолжались недели, так как до самого близкого населенного пункта было сотни верст. Повсюду Орлов - желанный гость, благодаря своему чистосердечию он приобретал больше друзей, чем завистников. Его упрекали только в одном, особенно родные тетки и бабы-свахи. Напрасны были все уговоры: Орлов утверждал, что жениться еще успеет. - Смотри не прозевай, парень, - поговаривала тетка Агафья. Как-нибудь без вашей помощи обойдусь, на охотника, на настоящего охотника, и зверь бежит, - возражал Орлов. - Тьфу ты, подумать только, бабу со зверем сравнил. Погляди-ка на него! Не думаешь ли, что сама прискачет и будет тебя охаживать? Берегись, чтобы наоборот не вышло! - Не пугайте меня, тетушка, а то и впрямь я начну девушек бояться... И Родион оставался холостяком. x x x В тот год весна наступила рано. В апреле на пригретых солнцем местах уже пробивалась молодая травка. Почки деревьев наполняли воздух пряным ароматом, который смешивался с запахом преющих на земле осенних листьев. Родион так залюбовался красотой весеннего вечера, что прозевал первых вальдшнепов, появившихся над лесом. Впрочем, он не сожалел об этом. Не хотелось нарушать тишины громом выстрела. Но вот показалась еще стая, птицы летели низко, и Орлов не выдержал. По тайге разнеслось эхо выстрела. Птица перекувырнулась и упала на землю. Спустилась ночь. Стало прохладно. Охотник быстро набрал ветвей, и вскоре, освещая белые стволы берез, весело запылал костер. В небольшом котелке закипел чай, а ломоть черствого хлеба и кусок копченой медвежатины составили ужин. ...В чаще раздалось блеяние косули, где-то на сопке ей ответила вторая. Откуда-то издалека доносились заунывные крики сов. Подложив в огонь дров, охотник улегся на своем полушубке. Вдруг ночную тишину прервал протяжный крик совы. Он прозвучал так четко и громко, будто сова сидела где-то совсем близко. Охотник некоторое время напряженно прислушивался, когда крик повторился, схватил ружье и, пригнувшись, быстро отошел от костра. Он почувствовал опасность. Опять раздался крик, и только чуткий слух охотника мог различить, что издавал его человек. В ночной тайге это не предвещает ничего хорошего: так перекликаются люди, для которых ночь удобнее дня. Орлов спрятался за вывороченное дерево и стал ждать, что будет дальше. Вскоре в лесу затрещали ветви и послышались шаги по сухим листьям. На опушку вышел человек. Он с минуту осматривался, затем пересек полянку и остановился около костра. Освещенный красным пламенем огня, пришелец казался великаном. Оглядевшись во все стороны, скинул со спины большую сумку и крикнул: - Эй, человек, где ты? Вылазь, не съем! Орлов колебался, но в конце концов все-таки вышел из-за укрытия. - Эх! Охотник!.. К тому же из Сугурской долины, а людей боишься... Знаю тебя, парень. Не раз наблюдал, как ходишь тайгой. Охотишься на соболя? А меня, однако, ты никогда не замечал, правда? Да кто бы заметил такого карлика, как я! Орлов невольно засмеялся, потому что "карлик" был на две головы выше его и по крайней мере вдвое крепче. - Не удивляйся, - насмешливо продолжал гигант. - Я знаю прекрасное средство, как оставаться незамеченным. Затем с непринужденной простотой, снисходительным жестом, будто костер был его, пригласил Орлова сесть. Вблизи снова раздался крик совы. Неизвестный, приложив руки ко рту, закричал точно так же. Теперь лицо его приняло серьезное выражение. Насупив брови, он громко вздохнул и полушепотом сказал: - Сюда придет несколько моих друзей. Правильно поступишь, если тоже станешь их другом. Им нужно некоторое время где-нибудь переждать... А ты как раз кстати подвернулся: я бы хотел, чтобы они поселились у тебя. Об этом не пожалеешь. Орлов некоторое время колебался, но в конце концов все же присел у огня. - Я фельдшер Николай Никитич Бобров. Веду нескольких людей. Длинная дорога их изнурила, они нуждаются в отдыхе. До ближайшего селения им не дойти. Орлов смотрел на него с недоверием, и ему было совершенно непонятно, почему фельдшер тащится с больными пешком по тайге, в то время как мог получить лошадей и подводу. - Не дойти им, - продолжал утверждать фельдшер, - а, кроме того, по некоторым соображениям... лучше, чтобы они обошли селение... Орлов тихонько присвистнул. - Беглые? - спросил он. - Да... с каторги, - коротко ответил Бобров. Наступила тишина, нарушаемая лишь треском ветвей костра. - Политические? - допытывался охотник. - Да. - Я спрашиваю не из любопытства. Если мне их приютить, хочу знать, в чем дело. Кому охота сталкиваться с жандармами, сам понимаешь... - Напрасно опасаешься. Слушай, мы сибиряки, и нечего друг от друга скрывать. Я бы никогда не стал помогать уголовникам... Но эти... по закону считаются особыми преступниками, и гнить бы им на каторге пять лет. А за что? За то, что состояли членами организации, которая хочет уничтожить власть богачей. Понял, достаточно тебе этого? - Не сказал бы, что много, однако все понял. Только почему я должен заботиться о них? Прежде чем Бобров успел ответить, в чаще что-то зашумело, а затем раздались тихие шаги. На поляну вышли три человека. Они шли медленно, едва передвигая широко расставленные ноги, при ходьбе опирались на палки. С первого взгляда было понятно, что они истощены и едва стоят на ногах. - Вот они, охотник, перед тобой. А теперь скажи: приютишь их? Орлов молчал, присматриваясь к этим измученным людям, когда они усаживались у огня. Один из них, пытаясь улыбнуться, оправдывался: - Ноги отказываются служить. Распухли, понимаешь, как колоды... Он поднял штанину, ноги и впрямь отекли, приобрели темно-красный цвет и были покрыты коричневыми язвами. - Скорбут (Скорбут - цинга). . В самой тяжелой форме, - пояснил фельдшер. - Вот они, парень, последствия каторги. Изнурительная работа в рудниках, ели впроголодь. Кровеносные сосуды теряют эластичность, не выдерживают кровяного давления и лопаются. Потом происходят подкожные кровоизлияния, образуются кровоподтеки и отечность... Вот до чего доводят людей! Больше всего в жизни Орлов любил свободу и, пожалуй, именно поэтому поселился в тайге, куда редко заглядывали чиновники и уж совсем не было ни полиции, ни жандармерии... Он уже не колебался, не требовал дополнительных объяснений. И когда один из "беглецов" спросил фельдшера, когда и где они, наконец, отдохнут, ответил за него: - У меня, в моей избе. Передохните тут у огня, а я приеду за вами на телеге. Бобров встал, молча пожал охотнику руку. - Я так и знал, что ты нас не покинешь в беде. У тебя, парень, настоящее сердце! В избе Орлова измученные путники нашли все необходимое, а главное - покой и заботу. На следующий день Родион отвез Боброва в село, которое было недалеко от уездного центра: длительное отсутствие фельдшера могло вызвать нежелательное любопытство. Они попрощались еще в лесу. Осторожность была не излишней. Побег, политических ссыльных удалось осуществить благодаря деятельной помощи фельдшера, далекого родственника одного из осужденных. А Боброву помог в этом знакомый врач, обслуживающий арестантские рудники. Он поместил трех больных цингой каторжников в лазарет. Здесь с них сняли кандалы, хотя в лазарете соблюдалась строгая дисциплина, все же режим был несколько мягче: не из человеколюбия, а потому что сюда обычно попадали заключенные, которым недолго оставалось жить. Мало кому из них удавалось покинуть мрачный барак иначе, как ногами вперед. Побег был хорошо организован. Один из охранников лазарета был подкуплен и принес заключенным подпилки и ключи от двух ворот. Он задержал ночную смену часовых и тем самым облегчил незаметное бегство. На берегу реки в лодке их уже ожидал Бобров со знакомым охотником эвенком, прекрасным гребцом, хорошо знавшим реку. Политические намеревались по реке пробраться на юг, к железной дороге. Поскольку грести против течения очень трудно, колоссальная сила Боброва оказалась весьма кстати. Он неутомимо работал веслами, восхищая эвенка. Вскоре им пришлось бросить лодку и продолжать путь пешком. Для больных это было сплошное мучение. Они переоценили свои силы, которые в первый день бегства столь обманчиво и быстро возвратились к ним, но почти так же быстро иссякли. Последний день измученные люди едва передвигали ноги, и Бобров решил разыскать избу Орлова, так как знал, что живет он один в глухом таежном уголке. Орлов заботился о "беглецах", добывал для них пищу и первые дни даже сам готовил ее. Тайга щедро снабжает каждого, кто хорошо знает ее потайные "места", а Орлов знал их прекрасно. На охоту он брал трех шустрых лаек, и в амбаре у него всегда было много всевозможной дичи: глухарей, тетеревов, рябчиков, диких уток и гусей. С фактории он привез пополнение запаса и таким образом полностью обеспечил больных пищей. Запущенная болезнь очень медленно поддавалась лечению. Действительные причины этой болезни тогда были неизвестны, но жители тайги предупреждали ее появление употреблением различных растений - черемши, настоя хвои, а также тюленьего жира. Фельдшер Бобров посоветовал "беглецам" мыть отекшие ноги в теплой воде, настоенной на хвое. Орлов привез с фактории большие бочки, и "водолечебница" была в тот же день торжественно открыта. Необычную картину представляли три человека, целыми часами сидевшие в бочках! Благодаря заботливому уходу Орлова больные поправлялись и спустя два месяца стали подумывать о дальнейшем путешествии. Их пребывание в одинокой избушке никем не было замечено, и они даже совершали небольшие прогулки по тайге, охотились на рябчиков или удили рыбу. Время от времени приезжал фельдшер, привозил лекарства и осматривал больных. Он предпринимал попытки снабдить политических ссыльных документами для выезда за границу. Наиболее страстным охотником из всей тройки был Иван Фомич Феклистов, бывший школьный инспектор, большой любитель природы и прекрасный геолог. Во время своих прогулок он изучал минералы и остукивал скалы самодельным геологическим молотком. Однажды Феклистов вернулся с прогулки в радостном возбуждении: в пересохшем русле ручья обнаружен золотоносный песок! На следующий день все обитатели избушки отправились к россыпи и приступили к промывке драгоценного металла. Однако их добыча была невелика - через несколько дней золотоносный песок иссяк. Орлов утверждал, что подобных россыпей в тайге немало. Еще несколько лет назад здесь искал счастья один старатель, но его добыча была так мала, что от дальнейших попыток он отказался. Узнав об этом, Феклистов полностью посвятил себя поискам россыпей золота. "Беглецы" отложили отъезд, так как для жизни на далекой чужбине золото могло оказать существенную помощь. День за днем трое друзей бродили по тайге, карабкались по скалам, взбирались на сопки и пробирались сквозь чащу. Утомительные поиски изматывали выздоравливающих, один за другим они отказывались от дальнейших вылазок. Только Феклистов, неутомимый, всегда в хорошем настроении, продолжал поиски золотоносного песка. Как-то вечером он вернулся и сообщил: - Нашел одно местечко, где кое-что может быть. Я его еще осмотрю получше... Все вызвались ему помочь, хотя сами уже потеряли надежду и терпение. Место, о котором говорил Феклистов, было участком леса площадью свыше двух квадратных километров. Несколько причудливых скал придавали ему особую дикую красоту. Небольшая речушка пробивалась сквозь каменные преграды, подмывала их и обрушивала. Все с охотой принялись за работу. Копали, промывали песок. Результатом целого дня изнурительного труда оказалось несколько крупинок золота... В воскресенье приехал фельдшер Бобров с радостным известием, что через неделю во Владивостоке для них будут приготовлены заграничные паспорта и письма в Канаду. Это положило конец "золотой лихорадке". Однако Феклистов даже в последние дни перед отъездом продолжал поиски золотых россыпей. Возвращаясь с очередной экскурсии, он услышал у подножия крутого откоса стоны и, когда подошел, увидел человека, лежащего с искривленным от боли лицом, который ощупывал свою ногу. Это был эвенкийский охотник. Он оступился на узкой тропинке, потерял равновесие, скатился с откоса и повредил себе ногу. - Я Хатангин, - объяснял он Феклистову, - из рода Белтыр. Наш чум стоит по пути на Алтыш-Мар, отсюда девять верст. Ой, нога, нога... Феклистов сделал временную перевязку и помог охотнику дойти до стойбища эвенков. Там сердечно встретили русского друга, пригласили в чум шамана Шолеута. Шаман одновременно был костоправом и лечил все недуги своих соплеменников. Осмотрев пострадавшего, он воспользовался приходом нежданного гостя, чтобы продемонстрировать ему весь процесс заклинания злого духа, явившегося, по его мнению, причиной несчастья Хатангина. Шаман открыл две небольшие деревянные клетки, в которых держал по дюжине жаб. Он говорил, будто они прислужники "низких" шайтанов тайги. Под аккомпанемент бубна он переворачивал их одну за другой на спину и укладывал на циновку. Жабы оставались неподвижными. Шолеут, непрестанно что-то бормоча, развел на небольшой каменной подставке огонь и бросил в него смолу и какие-то ароматные зелья. Затем нагнулся к неподвижно лежавшим жабам, тихо произнося непонятные слова. Минуту он словно бы прислушивался и размышлял, затем, указав на оцепеневшие существа, объяснил: - Эти "дети" самых низких шайтанов тайги заснули по моему повелению. Сквозь сон они мне сообщили, что шайтаны расставляют сети на русского человека. Ты ходишь и смотришь вокруг воды. Ищешь семена, посеянные шайтаном для алчных людей. Природа и ее господин - человек - находятся в вечной борьбе. Задумайся над каждым своим шагом!.. Шаман дотронулся до жаб, те очнулись. На этом все колдовство было закончено, и гостю предложили чай. В кипевшую в небольшом котелке воду бросили плитку прессованного китайского чая и большой кусок масла. Напиток подали в деревянных чашках. Шолеут погрузился в молчание, а Феклистов задумался... Трюк с усыплением жаб не произвел на него никакого впечатления. Он знал этот фокус. Если быстро перевернуть жабу, а затем нажать на определенные нервные центры, возникает так называемое каталептическое состояние. Когда-то Феклистов сам усыплял таким образом голубей и кроликов, только, конечно, без бубна и заклинаний. Однако о том, что шаман знал о его частых прогулках вдоль реки, стоило задуматься. Затем он простился с Хатангином и шаманом и пустился в дорогу. Эвенки показали Феклистову узкую звериную тропу, которая, по их словам, вела кратчайшим путем к реке, а та уже приведет к избе Орлова. Весело насвистывая, Феклистов шагал по узкой тропинке. По неосторожности он неожиданно споткнулся и упал в какую-то яму, образовавшуюся от вывороченной ветром старой пихты. Природную ловушку скрывала буйно разросшаяся трава. Получив несколько ссадин и весь измазавшись, Феклистов с трудом выбрался из ямы и решил свернуть с тропинки. Ориентируясь по небольшому карманному компасу, он пошел напрямик через тайгу. По своему характеру Феклистов был мягким человеком, но решительным и даже иногда упрямым. Здравый рассудок подсказывал ему, что нужно вернуться на тропинку, а упорство толкало вперед. Идти становилось все труднее, местами приходилось пробираться сквозь густые кусты и подлесок, и только после часа усилий он все же пришел к выводу, что, покинув тропу, совершил ошибку. Время от времени спугивал то глухаря, то рябчика, несколько раз до него доносился шум убегавших животных. Места, по которым пробирался Феклистов, отличались живописностью. Белые березы стояли рядом со светло-зелеными лиственицами, из высокой травы и кустарников поднимались каменные глыбы, а среди них прокладывал себе дорогу ручеек. Феклистов присел отдохнуть у ручейка, а затем пошел по течению. Но едва он сделал несколько шагов, как услышал злобное ворчание и увидел перед собой огромного зверя. Это была медведица, лежавшая здесь с медвежонком. Феклистов хотел быстро перепрыгнуть через ручей. Но стоило ему сделать шаг, как медведица зарычала и поднялась на задние лапы. Времени на размышление не было. Он бросился к ветвистой березе и взобрался на нее. Медвежонок выскочил из логовища, но мать лапой сгребла его, и тот скатился под ее мохнатое брюхо. Заботливая мамаша приготовила здесь на ночь логово, а теперь не чувствовала себя в безопасности. Минуту медведица принюхивалась, затем взглянула на пришельца и побрела к ручью. На ходу она рычала и тихонько подгоняла малыша, чтобы тот не отставал от нее. У ручья она остановилась, вновь посмотрела на человека, затем, подтолкнув медвежонка, быстро ушла в лес. Из осторожности Феклистов переждал некоторое время, потом спустился с дерева и пошел осматривать логовище медведицы. Трава и дерн были вырваны когтями сильных лап, образовалась яма. Геолог заметил, как в углу, озаренное лучами заходящего солнца, что-то поблескивало. Он сделал несколько шагов и, не веря собственным глазам, стал на колени. Перед ним лежали самородки золота. В первый момент им овладело возбуждение. Он разгребал глину, пропуская между пальцами золотые самородки и обыкновенные камешки, и дышал при этом так, будто выполнял неимоверно тяжелую работу. Здесь оказалось такое множество золота, что его невозможно было забрать. С собой была только небольшая кожаная сумка, которую он носил на ремешке, и кисет с табаком. Он насыпал их золотом. Срубив топориком, который обычно носил за поясом, несколько тощих елочек, Феклистов завалил ими логовище. Однако ему показалось, что от этого место стало приметным, тогда он принес из лесу сухой хвои и листьев, потом с трудом прикатил к найденному кладу несколько тяжелых камней. Только теперь он мог быть спокоен, что сделал все необходимое, скрывая следы своей находки. Окружающие деревья он обозначил зарубками и после этого отправился домой. Вечерело. Сам того не замечая, Феклистов приближался к обрыву. Неожиданно он полетел вниз. От мучительной боли перед глазами у него поплыли золотисто-зеленые круги; затем он погрузился во тьму и забвение. Настала черная, беспроглядная ночь. За ужином не хватало четвертого едока. Сидящие за столом терялись в догадках, шутили, вероятно, геолог нашел огромное сокровище и теперь всю ночь будет его сторожить. Однако Феклистов не приходил, и они начали беспокоиться. Орлов напомнил, что для неискушенного ночь в тайге полна опасностей и что шутить с этим нельзя, может быть, Феклистов попал в беду... x x x Темной ночью две лайки из эвенкийского стойбища - Комбо и Кежма - рыскали по тайге. Лето для лаек - самое лучшее время отдыха, так как вылазки охотников за лесной пернатой дичью не утомительны, а лишь еще сильнее разжигают у собак охотничьи страсти. Ночная жизнь в тайге очень оживленна. Из нор и логовищ вылезают барсуки, лисы и хорьки. В гуще леса бродит величественный лось. Почуяв запах, лайки побежали медленнее. Комбо задрал морду и едва слышно заворчал, так как Кежма продолжала бежать вперед. Получив предостережение, она обернулась и теперь сама почуяла вечного врага всех собак - медведя. Собаки нырнули в чащу, беззвучно пробираясь по ней. Чувство страха им было неведомо. Охота была их потребностью. ...Ночью медведь не так опасен для собак, как среди белого дня. Более шустрый Комбо подбирался слева, в то время как Кежма оставалась сзади и продвигалась по медвежьему следу. x x x ...Феклистов постепенно приходил в сознание. Ему казалось, будто он слышит тихий звон и шум ветра. Затем он задрожал от холода и почувствовал тупую боль в затылке. Хотел ощупать голову, но не смог пошевелить рукой. Временами звон пропадал, словно его уносил ветер, шумевший в ушах. Геолог лежал лицом к земле. С огромным усилием он перевернулся навзничь, чтобы тяжесть тела не сжимала грудной клетки. Вдруг к его лицу прикоснулось что-то теплое и влажное. В первый момент он не видел ничего - его глаза были залеплены кровью и грязью. Прикосновения сопровождались хриплым ворчанием, и Феклистова охватил невольный страх. Но скоро он понял, что это собака лизала его, и обрадовался: значит, недалеко люди. Феклистов ощущал сильную боль во всем теле, с трудом поднял руку и вытер лицо. Комбо заскулил, затем побежал и исчез в темноте. Кежма не отходила от Феклистова, втягивала в себя воздух, пересаживалась с места на место и виляла хвостом. В стойбище охотников Комбо поднял настоящую тревогу. Влетел в юрту своего хозяина Хатангина, скакал, скулил, пока не разбудил всю семью. Сонный охотник прикрикнул на собаку, но, окончательно пробудившись, понял, что она принесла какое-то известие. С ушибленной ногой Хатангин не мог отправиться вместе с собакой и потому послал за своим братом Орджаном. - Ну, ну, посмотрим, что они нашли, - бросил, уходя, Орджан. - Увидишь, - сказал Хатангин, провожая брата взглядом. Через некоторое время вернулся Орджан и, едва переводя дыхание, сообщил: - Однако несчастье. Русский лежит около Черной березы. Иду запрячь оленя и разбудить кого-нибудь, чтобы мне помогли. Комбо и Кежма остались там. Вскоре был запряжен сильный олень. Он тащил за собой две длинные, сплетенные между собой жерди. Это примитивное транспортное средство, называемое волокушей, удобно тем, что оно проедет всюду и на самой плохой дороге не поломается. С Орджаном пошел еще один охотник. Собаки встретили их радостным лаем. Раненого уложили на волокушу и привязали широкими и мягкими постромками. Ехали медленно. В стойбище раненым занялся шаман. - Одному великому Торыну, богу тайги, известно, будет ли завтра еще биться сердце русского, - важно произнес он. Орджан, убежденный, что Феклистова может вылечить только Торын, начал упрашивать шамана: - Могли бы помочь жертвы, надо задобрить Торына. Шаман ответил, глядя в сторону: - Русский выручил твоего брата, Торын выручит русского. Если хочешь расположить к себе великого, принеси жертвенный дар. Орджан ушел и вернулся с двумя соболиными шкурками. Одну из них шаман положил в своем чуме, а вторую церемонно разрывал и бросал ее частички на небольшой каменный алтарь, где горел огонь. Тем временем Хатангин, поддерживаемый своей сестрой, молодой Майиул, приковылял к шаману и почтительно смотрел, как на жертвенном алтаре огонь пожирает драгоценный мех. Запах горелой кожи и шерсти смешивался с ароматом кипящей смолы, дым стелился по чуму и поднимался клубами, пока его не уносил легкий ветерок. Феклистов неподвижно лежал на ложе, застеленном оленьими шкурами, и тяжело дышал. Хатангин сидел, сочувственно покачивал головой и шептал, как бы увещевая раненого. - Русский не должен был ходить по тайге без оружия, не должен был ходить один, где никогда не бывал, В тайге не поможет ученая голова... Майиул ожидала, пока шаман не дал ей знак, и затем вошла в чум. Здесь она уселась около больного, чтобы присматривать за ним. Брат медленно встал, девушка помогла ему дойти до выхода и вернулась к Феклистову. Хотя это и противоречило обычаям племени, чтобы незамужняя девушка ухаживала за посторонним мужчиной, но Хатангин настоял на своем, доказывая, что Феклистов отнесся к нему, как к родному брату. Майиул смотрела за раненым. Русский показался ей таким несчастным, что она не выдержала и погладила его по лицу. Феклистов открыл глаза и, увидев перед собой девушку, что-то прошептал. Он говорил так тихо, что она ничего не могла понять. Девушка склонилась к нему, и ее черные волосы коснулись его лица. Нежным голосом она спросила, чего он желает. - ...воды... пить!.. - и он показал рукой на рот. Майиул улыбнулась, кивнула головой и вышла, чтобы принести утоляющий жажду напиток: холодный чай с клюквенным соком. Рано утром Орлов и его двое жильцов отправились разыскивать Феклистова. Две шустрые лайки прыгали около них. Время от времени они исчезали среди деревьев и вновь возвращались к хозяину. Охотник решил начать розыски в золотоносной долине, около безымянной речки, где геолог производил свои изыскания. Родион был опытным следопытом и обращал внимание на каждую мелочь, не пропускал ни малейшего следа и скоро обнаружил место, где Иван Фомич перешел через речку. Он догадался, что Феклистов, будучи геологом, вероятно, исследовал притоки реки, надеясь, хотя бы даже в сухих руслах, найти золотые россыпи. Дошли до небольшого ручья, извивавшегося по узкой лощине. Орлов пошел в том направлении, откуда слышался лай. По скользкому откосу все осторожно спустились в лощину, где на мягкой почве Орлов, наконец, нашел следы людей, собак, оленя и волокуши. - О, смотрите, тут все как на ладони. Два человека, олень, собаки, здесь лежал человек. Вот борозды в мягкой почве - это следы волокуши. Так, тут на нее что-то погрузили, борозды стали поглубже. Я думаю, что мы на верном пути. Давайте пойдем по этому следу!.. - говорил Орлов. - Вы думаете, эти борозды приведут нас к цели? - Будем надеяться. Когда путники добрались до стойбища эвенков, их встретили охотники. Среди них был Орджан. - Где наш человек? - нетерпеливо спросил Орлов. - Он лежит в чуме у шамана, - сказал Орджан. Шаман склонился над постелью больного и что-то бормотал. Майиул стояла на корточках перед табуреткой и процеживала в небольшую деревянную посудину оленье молоко - единственную пищу, которую шаман разрешил давать раненому. Орлова и его спутников, появившихся у входа в чум, Шолеут знаком руки пригласил войти внутрь, а сам продолжал свой обряд. - Что это шаман делает? - спросил Орджана один из пришедших. - Разговаривает с Торыном. Не мешайте ему. Хатангин объяснил, что Торын - это бог тайги. Спустя минуту Феклистов пошевелился и, увидев своих друзей, попытался улыбнуться. Все столпились вокруг него и расспрашивали, как он себя чувствует и чем они могут ему помочь. Посоветовавшись между собой, они решили поскорее связаться с фельдшером Бобровым и попросить его приехать в стойбище. Тем временем Майиул снова села у изголовья больного, держа в руках посудину с молоком. - Видно, девушка, не хочешь его будить? - спросил Орлов. Девушка взглянула на спросившего большими миндалевидными глазами. - Такая сестра, ей-богу, дороже золота, - сказал с улыбкой Орлов. - Хотя в этом мы можем быть спокойны за нашего больного. Скоро приедет фельдшер. Не вешайте головы, друзья. Насколько я заметил, у Иванушки здоровье железное. Излечился же он прошлый раз раньше вас всех. И здесь, будем надеяться, тоже поправится. Потом Родион и его спутники простились с охотниками и шаманом, попросили получше заботить