дни и будет рад, если ты разделишь его одиночество... Слова гетмана были вполне определенны и ясны. Однако оставалось непонятным: предлагает ли он этой молодой красивой турчанке руку и сердце или старается лишь вскружить ей голову? Златка не знала, как ответить. Рядом с ней дрожала, съежившись, Стеха. Мучительную, тягостную тишину прервал сам гетман. - Ну, что же ты ответишь, моя пташка? - Юрась приблизился вплотную и заглянул девушке в глаза. Златка застыла в гордом молчании. И вдруг порывисто поднялся Ненко, быстро заговорил по-турецки, обращаясь больше к Азем-аге, чем к гетману. - Высокочтимый пан гетман, я не настолько владею вашим языком, чтобы ответить на только что сказанные слова, но достаточно хорошо знаю его, чтобы понять, как они оскорбительны для моей сестры и меня... Все, кто понимал по-турецки (а понимали многие, и сам гетман), вытаращились на молодого турка, который посмел поучать гетмана. У Азем-аги полезли на лоб черные лохматые брови. Многогрешный от удивления разинул рот и застыл так, придурковато хлопая веками. А Юрась Хмельницкий продолжал стоять перед растерянной Златкой, с гневом смотря через ее голову на красивого молодого чорбаджию*, который своей внешностью был очень похож на него самого и которого он сам пожелал иметь у себя на службе. ______________ * Чорбаджия (турецк.) - старшина, офицер. - Ага понимает, с кем он говорит? - холодно спросил Юрась. - Понимаю, безусловно. И прошу извинения за резкие слова. Но я вынужден вступиться за свою сестру... Вслед за Ненко встали Младен и Якуб, но Ненко едва заметным жестом призвал их молчать. - Твоей сестре ничто не угрожает, - сдержанно, но холодно ответил гетман. - И никто здесь не оскорбляет ее... - Значит, это вышло помимо вашей воли, гетман... Мы думаем и заботимся о будущем Адике, - продолжал Ненко. - А разве я желаю ей плохого будущего? - перебил Юрась. - Эта девушка завтра может стать гетманшей и скрепить наш союз с высокой Портой! В гостиной воцарилась напряженная тишина. Потом кто-то охнул. Прошелестел осторожный, придушенный шепот. Полковник Яненченко, который лучше чем кто-либо из присутствующих знал Юрия, покачал головой. "Ну и ну! Вот это дела! Наш Юрась влюбился! - подумал он ехидно. - Давненько за ним не водилось такого греха... Неужели его намерение серьезно? Или это очередная прихоть сумасброда?" Однако промолчал, поскольку чувствовал, что и над ним собираются тучи. Мурза Кучук тоже ни малейшим движением не выдал своих чувств, только многозначительно взглянул на Чору, а тот в ответ слегка опустил густые черные ресницы. Никто не видел этого диалога взглядов, а если б и видел, то не придал бы значения, так как понятен он был только отцу и сыну. Кроме того, все были так поражены словами гетмана, что никому и в голову не пришло наблюдать за белгородским мурзой... Первым нарушил молчание Ненко: - Но ясновельможный пан гетман забывает одно обстоятельство... - Какое? - Адике мусульманка... - Ну и что? - А гетман христианин... - Глупости! - выкрикнул раздраженно Юрась. - Припомни, сколько девчат-христианок было взято в жены наивысшими сановниками Порты! А украинка Настя Лисовская стала даже султаншей Роксоланой... Так почему же в этом случае вера должна стать преградой? К тому же, мне кажется, последнее слово должно остаться за Адике... Но она - все тому свидетели - не проронила ни слова. Ведь издавна известно, что молчание - знак согласия! Взгляды всех устремились на девушку. Златка была ни жива ни мертва. Только мелко дрожал бокал в ее руке, из него выплескивался багряный, как кровь, напиток. Она подняла голову. В ее широко раскрытых глазах стояли слезы. Но голос прозвучал твердо: - Я никогда не буду гетманшей! Никогда! - Адике! - вскрикнул Юрась. - Запомните - никогда! - повысила голос Златка. - Самая злейшая кара не заставит меня отдать вам сердце и руку. Я люблю другого! Она поставила свой бокал на стол и смело смотрела гетману в лицо. Все замерли. Ненко, Младен и Якуб побледнели. За гетманским столом назревала буря. Азем-ага и татарские салтаны с любопытством ждали - что будет дальше? Многогрешный положил руку на саблю и, весь в напряжении, подался вперед, следя, как верный пес, за своим хозяином. У Юрася вдруг перехватило дыхание. Его душило бешенство. Но не успел он вымолвить и слова, как распахнулись двери - и в покои ввалились трое подвыпивших старшин, выходивших до ветру, а с ними - высокий незнакомец в дубленом кожухе и бараньей шапке. - Мы поймали запорожца, пан гетман! - Заглядывал в окна! Старшины подтолкнули запорошенного снегом казака на середину гостиной, поближе к гетману. Когда незнакомец снял шапку и поклонился, послышался легкий девичий вскрик: это Златка и Стеха не смогли удержаться от невольного возгласа. Но никто из присутствующих, кроме Младена, Ненко и Якуба, не обратил на это внимания, поскольку для гетмана и его окружения значительно большей неожиданностью, чем девичий испуг, было появление в Немирове, да еще в доме гетмана, запорожца. Все смотрел" на красивого молодца и ждали, что он скажет. Но он молчал, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. ЯМА 1 Приказав отряду из тридцати казаков дожидаться их в Краковецком лесу (Самусь, Абазин и Искра со своими небольшими отрядами отделились раньше и разъехались каждый в свою сторону), Семен Палий с Арсеном и его друзьями прибыл вечером в Немиров. Когда посильнее стемнело, они спустились в долину, осторожно перевели коней через замерзший пруд и, поднявшись на взгорье, где начинался город, прокрались окольными тропинками к крайней убогой хатке, что одиноко стояла у обрыва. В ее маленьких окошках мерцал едва заметный в плотной вечерней тьме огонек... На их стук в окно из хаты донесся слабый женский голос: - Кто там? - Открой, мать! Не бойся. Мы люди свои - не басурманы. Зла не причиним, - сказал Палий. В сенях загремел засов. - Заходите, коль вы добрые люди, - послышался в темноте тот же голос. Оставив Яцько с лошадьми, казаки вошли в хату. В челе печки горел жгут соломы, освещавший маленькую сгорбленную бабусю, худую, сморщенную, одетую в какие-то лохмотья. Она испуганно прижималась к шестку, пропуская четырех незнакомцев. - Добрый вечер, мать, - поздоровались казаки, оглядывая хату. - Вечер добрый. - А в хате не жарко, - заметил Палий, указывая на пар, струящийся изо рта. - Нечем протопить... А в лес идти сил нету уже... Соломки малость осталось в клуне - вот и подтапливаю, - тихо ответила старушка. - Так что ж, одна живешь, мать? - Одна... - А где семья? Бабуся помолчала. Всхлипнула: - Семья... Семейка моя... Были у меня три сына и две дочки... Были невестки, зятья, внуки... Полна хата людей была... А теперь вот одна-одинешенька осталась... Как перст... Как богом проклятая... Нету никого!.. - Ясно. - Палий тяжело вздохнул, осматривая закопченные, облупленные стены. Старуха вытерла кончиком платка мокрые, воспаленные от слез глаза, спросила: - Вы кто будете, люди добрые? Вижу не Юраськовы пособники... - Нет, мать. Мы запорожцы... Издалека прибились... Думаю, пустишь нас переночевать? - Ночуйте. Только ведь и души не согреете. Да и угостить вас нечем... - Не беспокойся, мать, - весело ответил Палий и повернулся к друзьям. - Ну-ка, хлопцы, айда за дровами! За соломой, за водой!.. Ховайте коней в поветь, чтоб ни одна собака не заметила их! Саквы* в хату!.. А я тут пока с бабусей побалакаю... ______________ * Сак, саквы (укр.) - переметные сумы. Час спустя в печи потрескивал сухой валежник, в большом горшке булькал пшенный кулеш, заправленный салом. Кроме пшена и солонины, в казацких саквах нашлись коврига хлеба и несколько головок чеснока. Палий походным ножом разрезал хлеб на шесть равных кусков, на каждый из них положил по зубчику чеснока, в большую глиняную миску, что принесла бабуся из кладовки, налил кулеша, дразнящего ноздри проголодавшихся людей вкусным запахом жареного сала, и пригласил всех к столу. - Мать! Друзья! Угощайтесь чем бог послал... Если б еще по чарке горилочки - так и вовсе был бы отменный ужин! Ярко пылал хворост. В хате стало тепло, уютно. Даже закопченные стены казались не такими мрачными, неприветливыми. - Мать, ты прожила в Немирове всю жизнь, - сказал Палий, облизав ложку и запихав ее за голенище, рядом с ножом. - Так, верно, многих здесь знаешь? - Не многих, а почитай, всех, сынок, - ответила старушка, вытирая сухой морщинистой рукой губы. - Разве что позабыла ныне кого... Укоротил бог память к старости... - Когда-то знавал я тут одного человека... Давненько, правда, это было. Поди, лет десять, а то и пятнадцать минуло, как видел его последний раз... - Кто это? - Мирон Семашко... - Как не знать... Я всех Семашков знала... Еще когда девкою была, то с Мироновым батькой вместе на вечерницах гуляла. - Вот и хорошо... Мирон живой? - Вот этого не ведаю, голубчик... А жинка его, Федоська, живет на Шполовцах. - Да, да, Феодосия, - обрадовался Палий. - Так, может, проводишь нас к ней? - Миленький, я по сугробам и до колодца едва ль доберусь, а ты хочешь, чтоб я вас провела аж до Семашков... Не близкий свет! Но тут по соседству живет Савва Грицай, Федоськин брат... До него я, может, как-нибудь и добреду. А он человек молодой. Быстренько доведет вас до Семашков... - Что ж, и это неплохо, - поднялся Палий. - Пошли, мать... Арсен, ты со мной! Хата Грицая и вправду оказалась недалеко. После того как старушка обогрелась и поела кулеша, она быстренько семенила по снегу, опираясь на палочку. В окнах света не было. На стук бабуси никто не отозвался. Тогда Палий трахнул по раме кулаком так, что стекла задрожали. И сразу же послышался густой мужской голос, будто хозяин, притаившись, стоял у окна: - Кого там черт носит? - Савва, открой! Это я!.. - прошамкала старушка. - Ты, бабка Секлета? - голос звучал недовольно. - И чего шастаешь среди ночи? Дверь приоткрылась, на пороге появилась высокая фигура в длинной белой рубахе. - А это кто с тобой? - испуганно отшатнулся хозяин, норовя захлопнуть дверь. Но Арсен мигом просунул ногу в щель, навалился плечом, вошел в сени. Палий поспешил успокоить мужчину: - Не бойся, хозяин! Я товарищ Мирона Семашко. - Ты знаешь Мирона Семашко? - недоверчиво прогудел голос из темноты. - Еще бы! Однокашники по Киевской коллегии... - Вот как! Тогда заходите... Палий повернулся к старушке, спросил: - Мать, сама добежишь до дому или проводить? Мы тут малость задержимся... Если встретишь кого - про нас ни гугу! - Сама, касатик, сама доковыляю как-нибудь... И не сумлевайся - буду молчать, как рыба! Когда за старухой скрипнула калитка, Палий и Звенигора прикрыли дверь в сени. - В хате уже спят? - А мы зайдем в боковушку, - ответил хозяин. - Погодите минутку, я принесу огня... Вскоре он пришел со свечкой и впустил гостей в небольшую холодную комнату рядом с кладовкой. Здесь пахло высушенными травами и мышами. Поставив свечу на стол, смел тряпкой с широкой лавки пыль, предложил: - Садитесь... Что вас привело ко мне в такую позднюю пору? Савва смотрел прямо и твердо. В его взгляде все еще таилось недоверие. Это был сильный мужчина лет тридцати. Под белой рубахой проступали широкие мускулистые плечи. Копна густых черных волос закрывала половину лба и придавала лицу суровое выражение. Было видно, что он очень встревожен приходом незнакомцев и с нетерпением ждет ответа на свой вопрос. - Друже мой, - Палий говорил мягко, доверительно, стараясь и голосом, и всем видом рассеять тревогу хозяина хаты, - мы прибыли из-за самого Днепра... Понятно, что привело нас сюда не одно только желание повидаться со своим старым товарищем... Привело нас в Немиров очень важное дело, связанное с жизнью и свободой близких нам людей. А чтобы их вызволить, нам нужна помощь. Вот зачем мы хотим встретиться с Мироном Семашко. Думаю, он не откажет нам... - Он не сумеет пособить. - Почему? - Ему самому нужно помогать. - То есть?.. - Люди Юрася Хмельницкого схватили его и бросили в тюрьму. - За что? - Кто его знает... Видать, за то, что запорожец, да и деньжата у него прежде водились. Сестра уже носила выкуп, но Мирона не отпустили. Юрась говорит - опасный преступник... Запорожец! - Во-о-он как! - Палий задумался. - Что же делать? Я очень надеялся на Мирона... А тут, оказывается, его самого выручать надобно... Так вот, нам позарез нужны глаза и уши, чтобы знать, что делается в Немирове, особенно в окружении гетмана. Савва поднялся. Облегченно вздохнул. - Теперь мне понятно... Кажется, я смогу быть полезным вам. С одним условием... Если вы поможете освободить Мирона... - Друже, давай не будем говорить об условиях, - перебил его Палий. - Мирон - мой давешний приятель, и дело моей чести помочь ему! Но сам знаешь: иногда не все сбывается, что намечается. - Ладно. Я согласен. Пожалуй, сейчас, не откладывая до утра, мы сходим к Феодосии, Мироновой жене, а моей старшей сестре. Она, поди, узнала что-нибудь новое о Мироне... Там и договоримся о дальнейшем. 2 В хате их было пятеро: трое пропахших морозом мужчин, сестра Саввы Феодосия и ее пятнадцатилетний сын. Сидели на лавках и скамьях вокруг стола, застеленного белой скатертью. В темном бронзовом подсвечнике пламенела свеча. По комнате расплывался приятный запах воска. Зеленовато-желтый огонек слегка колебался от дыхания людей и отбрасывал на стены подвижные колышущиеся тени. Взаимное доверие было установлено сразу же, как только гости, переступив порог, поздоровались с хозяйкой. - Я хорошо помню тебя, пан Семен! - сказала Феодосия, крепко, по-мужски, пожимая руку Палия. - Только раз заглянул ты к нам, лет двенадцать назад, еще в старой хате, у свекров, но мы все частенько вспоминали об этом. Как вы тогда с Мироном красиво пели!.. - Было такое, было! - посветлел Палий, разглядывая стройную, красивую молодицу. Хотя, правду говоря, сам он плохо помнил ее, молоденькую в то время, худенькую жену Мирона, но то, что она не забыла его, облегчало дело. - И должен сказать, что ты с тех пор похорошела, даже помолодела, пани Феодосия! Женщина грустно улыбнулась: - Где уж там... За вас, мужчин, переживая, похорошеешь... Вот и дочурок малых пришлось к Савве отправить... Садитесь, прошу. Разговор сразу принял нужное направление. Запорожцы рассказали о цели своего приезда. Не скрыли и того, что задерживаться в Немирове не намерены. - Только освободим своих - и айда назад! - закончил Арсен. - Я видел обоз переселенцев, - включился в разговор младший Семашко. - Наверно, и ваши были среди них. - Где ты их видел? - быстро спросил Палий. - На Выкотке. - Так ты бываешь на подворье гетмана? - Бываю. Я ношу батьке обед. - Это хорошо... Вот кто сможет все выведать! На хлопца меньше обратят внимания. Он проскользнет и там, где нашему брату, взрослому, и нос показать опасно... Думаю, завтра ты нам расскажешь больше? - Отчего же, расскажу! - серьезно ответил паренек. - Вот и славно. Будешь, друг мой, нашим тайным разведчиком... А что с батькой? - Батьку кинули в яму... - В яму? Какую яму? - Гетман приказал у себя на подворье выкопать глубоченную яму, которая заменяет тюрьму. В ней всегда полно узников... Бросают туда и за провинность, и без вины... Как узнает Юрась, у кого деньги есть, беднягу мигом хватают и засаживают в яму! И каждый день бьют палками, пока родичи не принесут выкуп или узник не помрет от голода, холода и побоев... Батьку тоже бьют... Каждый день... На глазах у паренька заблестели слезы. Как и мать, он был чернявый, с выразительными, красивыми чертами лица. Верхнюю губу его покрывал густой темный пушок. - Ну, ну, Василек, не плачь. Ты ведь у меня казак, - обняла его мать. - Вызволим твоего батьку! - стукнул кулаком по столу Савва. - Раз уж на то пошло, скажу вам: есть у меня хлопцы отчаянные. Такие, что и черту рога обломают!.. Ждем мы весны - готовим оружие, подбираем надежных людей. Но до весны далеко! Придется зимой еще пугануть малость ордынцев и Юрася Хмельниченко, чтоб помнили, на чьей земле живут, проклятущие!.. И у вас отряд, - кивнул он на казаков. - Это уже немало! С такой ватагой можно кое-что сотворить! - А про твоих родных, Арсен, я сама проведаю, - сказала Феодосия. - Женщине это сподручнее сделать... Да и Василек не будет дремать. - Спасибо, хозяюшка, - поблагодарил Звенигора. На сердце у него полегчало. От тепла и предчувствия того, что все складывается к лучшему, на исхудалом, обтянутом обветренной кожей лице заиграл румянец, а холод и строгость во взгляде сменились выражением мягкости и тихой задумчивости. Нужно было решить, где остановиться казакам. Феодосия сразу же предложила свой дом, достаточно просторный. Но Палий возразил: - Если за Мирона требуют выкуп, то со дня на день сюда могут пожаловать непрошеные гости. Что им скажешь, когда они застукают нас здесь?.. Сначала и я имел намерение просить тебя, хозяюшка, об этом, а теперь вижу - никак нельзя. И для вас с сыном будет неспокойно и для нас небезопасно... Хатка бабушки Секлеты - самое удобное пристанище: на околице, у леса, в удалении от соседей. Для коней есть поветка, а в ней немножко сена и соломы... Перебудем какое-то время у нее. На том и порешили. Когда пропели вторые петухи, со двора вышли три фигуры и, убедившись, что на дороге ни души, нырнули в синюю морозную ночь. 3 Несколько дней ни младший Семашко, ни Феодосия, ни Савва Грицай не могли пробраться на Выкотку. Юрась Хмельницкий всюду поставил усиленную стражу. Что делалось за частоколом крепости, никто не знал. Однако жители Немирова догадывались, что там ведутся кровавые допросы и истязания. Арсен Звенигора места себе не находил. Печальной тенью за ним бродил Яцько. Каждый вечер, когда прибегал Семашко или появлялся Савва, опять без определенных известий, казак в бессильной ярости сжимал кулаки. Арсен готов был немедля внезапно напасть на укрепление, потому что ожидание причиняло ему неимоверные душевные муки. Распаленное воображение рисовало одну картину страшнее другой. Особенно переживал он за Златку и Стеху. Где они? Как обращаются с ними люди Юрася и сам шальной гетман? С ним был согласен и Роман. Но Палий не одобрял их горячности. - Поспешишь - людей насмешишь, - говорил он. - Ну разве можем мы с такими жалкими силами нападать на тысячный гарнизон? Это безумие! Пока мы не будем иметь надежной связи с твоими, Арсен, до тех пор... - А когда свяжемся, будет поздно! - Что же ты советуешь? - Мы сами должны установить связь! - Как? - Я тайно проберусь на Выкотку. - Легко сказать! - А ждать еще тяжелее!.. Если сегодня не будет ничего нового, ночью я иду в замок. Под вечер прибежали взволнованные Василь Семашко и Савва Грицай. Все кинулись к ним. Даже бабуся Секлета слезла с печи. - Ну? - Татары выволокли из замка четыре трупа и сбросили в прорубь на Нижнем пруду! - Вы узнали, кто это был? - Нет, - всхлипнул Василек. Звенигора обнял парнишку за плечи: - Не плачь! Слезами горю не поможешь... Ночью мы проберемся на Выкотку и что-нибудь выведаем. Вот и Яцько нам поможет. Палий промолчал. А у пареньков радостно заблестели глаза. - Правда? - воскликнули они вместе. - Да. Для этого нужно иметь веревочную лестницу с прочным крюком и длинную жердь, чтобы зацепить этот крюк за верх частокола. - Лестница с крюком у меня найдется, - сказал Савва. - А я достану жердь, - заговорщически прошептал Семашко, будто и здесь его мог кто-то подслушать. - Вот и прекрасно. Приходите, как стемнеет. Поздно вечером несколько фигур прокрались темными закоулками и задворками до Выкотки. Чтобы не подвергать всех опасности, Арсен настоял, что в замок пойдет он один, а до стены его проводят только Роман, Яцько и Семашко. Другие останутся в засаде на берегу пруда, в зарослях ивняка и ольшаника. Семашко - так, как взрослого, теперь звали запорожцы парнишку - уверенно шел впереди. За два дня до этого он разведал все подступы к крепости и уверился, что удобнее всего будет подойти со стороны Верхнего пруда. Они спустились с крутого берега вниз, на лед, припорошенный снегом, миновали узкий перешеек, которым Выкотка соединяется со Шполовцами и центром города и где, как Василек знал наверняка, днем и ночью дежурили сеймены, и направились к зубчатой стене крепости. Ночь была безлунная. Резкий ветер глухо шумел в разлапистых ветвях яворов, обдавал снежной крупой. Ни огонька, ни единой души. Казалось, весь Немиров вымер или заснул. Они взобрались по крутому склону вверх и остановились под темной деревянной стеной. - Тут! - уверенно произнес Семашко. Арсен развернул лестницу, длинным шестом поднял один ее конец и зацепил за верх частокола. Наступив ногой на нижнюю перекладину и убедившись, что крюк держится крепко, он обнял Яцько, Романа и Семашко, прошептал: - Ожидайте меня здесь до вторых петухов. Если не вернусь, уходите... Прощайте! Палисад* был невысоким - всего сажени две с половиной, Арсен быстро взобрался на него. Перелез через острия кольев на внутреннюю земляную насыпь, поднял лестницу. Потом, глянув на Романа и Семашко, которые едва виднелись внизу под стеной, осторожно спустился во двор крепости. ______________ * Палисад - оборонительное сооружение в виде частокола из толстых бревен, заостренных сверху. Где-то залаяла собака, перекликнулись часовые - и снова наступила тишина, нарушаемая только посвистом ветра. Арсен стряхнул с одежды снег и начал пробираться за хлевами к площади, где в окнах хатенок мигали желтоватые огоньки. Метель усиливалась и споро заметала следы, надежно скрывала от вражьего глаза. На площади безлюдно. Только вдали, у крепостных ворот, какое-то движение, шум - это в Выкотку въезжал небольшой татарский отряд, очевидно возвращавшийся с добычей из окрестных сел. До ворот было далеко, и, конечно, никто на таком расстоянии не мог заметить человека, крадущегося вдоль домов, осторожно заглядывающего в освещенные окна. Арсену долго не везло. Но вот, обогнув угол одной хаты, приблизился к замерзшему окну боковой стены и увидел неясные тени. Тогда он припал к стеклу ртом, горячими губами отогревая его. Вскоре на белом стекле зачернел небольшой кружок. Арсен посмотрел в него - и чуть не вскрикнул от радости: за столом, как раз напротив окна, сидел, подперев лысую голову руками, дедусь Оноприй. Только бы не было посторонних в хате! Сразу вывел бы своих к стене, где ждут Роман и молодой Семашко, пробрались бы к хате бабушки Секлеты - и айда в степи! Метель мигом занесет следы, и никто не догадается, куда делись беглецы... Ищи ветра в поле! Он даже переступил с ноги на ногу от нетерпения. Потом еще раз заглянул в оконце. Да, это дедушка Оноприй. Сидит, как и раньше, подпирая голову... А там в глубине, в полутьме - мать... И кажется, больше никого... Легкий стук ногтем по стеклу заставил дедушку вздрогнуть, поднять голову. Он долго прислушивался, что-то сказал. К нему подошла мать. Арсен постучал снова, на этот раз громче. Дедусь встал из-за стола и приблизился к окну. - Кто там? - донеслось чуть слышно. - Это я, Арсен, - прошептал казак и с досадой махнул рукой: тут хоть кричи - не услышат. Видел, как переговариваются встревоженные дедуся и мать, как она метнулась к выходу. Арсен выглянул из-за угла. На площади пусто. Ордынцев уже не было. Только у ворот весело смеялись часовые... Он легко перемахнул через плетень и взбежал на высокое крыльцо. Дверь скрипнула, несмело приоткрылась и... распахнулась. - Арсен, ты? - Я, мама! Я! - Боже мой! Она впустила его в сени. - В хате чужих нет? - Нету. - И, загремев засовом, мать припала в темноте к холодному кожуху сына. Прошептала: - Арсенчик, сын мой! Вошли в хату. Дед Оноприй торопился к внуку, всхлипывая. - Соколик! Откуда ты? Арсен обнял дедушку. Больше никто не спешил к нему навстречу. - А где же Златка? Стеха?.. Где Младен, Ненко, Якуб? В ответ - молчание. Лишь потрескивает лучина, и от ее желтоватого пламени по стенам колышутся причудливые, загадочные тени. Почему не отвечают мать и дедусь? Арсену стало страшно. - Н-ну? Говорите же! - Позвали их к гетману... А что там - не ведаем. Только приказали одеться по-праздничному, - сокрушенно промолвила мать. Арсен обмер. - И что же - их каждый вечер зовут к гетману? - Нет, сегодня первый раз. - А Младен, Ненко, Якуб?.. Что они там делают? - Они поступили на службу к янычарам... Сказали - так надо... Потому и их позвали сегодня... - А-а, вот как... - Арсен облегченно вздохнул. Но тревога не оставляла его. Разве место молодым красивым девушкам среди кровожадных вояк Юрася Хмельницкого, людей без роду, без племени, которые слетелись сюда отовсюду, как шакалы вслед за волчьей османской стаей. - Мама, дедусь, слушайте меня внимательно, - сказал Арсен, садясь на скамью и усаживая их рядом с собой. - Я здесь не один... Со мной - и Роман, и пан Мартын, и Яцько, и нежинский казак Гурко, которого запорожцы прозвали Палием. Передайте Младену, Ненко и Якубу, что мы приехали, чтобы освободить вас. Мои товарищи остались у одной старенькой бабуси, которая живет на околице у пруда... - Арсен рассказал, как найти хату бабки Секлеты. - Если я не увижу их, пусть придут завтра вечером к нам... А сейчас я должен идти... Где живет гетман? - Арсен, что ты надумал?! Идти к гетману? - всполошилась мать. - Мне нужно все разведать. Возможно, им нужна моя помощь... Так где живет гетман? - Его дом на той стороне площади. Как раз перед его крыльцом - два высоких тополя, а на подворье - конюшня да военный склад, - объяснил дедушка Оноприй. - А охрана? - Охрана только внутри... Да возле ворот. - Хорошо... За меня не бойтесь, родные мои... Пожалуй, уже в эту ночь все мы будем в безопасном месте. Эх, посчастливилось бы... Он обнял мать и деда и вышел из хаты. Вьюга не стихала. Арсен поднял воротник кожуха и, подталкиваемый ветром, пошел через заснеженную площадь. Дом гетмана, несмотря на снежную мглу, найти было нетрудно: все окна в нем светились. А перед крыльцом, как и сказал дедусь Оноприй, высились два стройных тополя. Убедившись, что поблизости никого нет, Арсен смело приблизился к освещенному окну и прильнул к нему. Однако ничего не увидел: на окнах занавески... Он перешел к другому окну. Но и здесь его ждало разочарование. Обойдя полдома, он оказался во дворе. Не видя ничего подозрительного, через сугроб перебрался к двум ярче других освещенным окнам, из-за которых слышались голоса, и взобрался на засыпанную снегом поленницу, чтобы заглянуть поверх занавесок. Вдруг из-за дома вышли трое. Арсен сразу понял, что это подвыпившие старшины, и мысленно выругал себя за неосторожность. Теперь остается либо убегать (а это означало бы, что минуту спустя поднимется на ноги вся Выкотка), либо пойти на рискованный шаг и спокойно, выдумав правдоподобную причину, объяснить, почему очутился здесь, под окнами гетманского дома. Заметив незнакомца, которого хорошо было видно на фоне освещенного окна, старшины растерялись и, остановившись, молча смотрели на него. Потом один из них спросил: - Эй, ты кто такой? Чего тут делаешь? Они окружили Арсена. - Добрый вечер, - миролюбиво поздоровался казак. - Добрый вечер, - озадаченно ответили старшины, приглядываясь к незнакомцу. - Мне нужно к гетману... Я прибыл из Запорожья. - Запорожец?! Как ты сюда попал, чертяка? Ворота ж охраняются? - А меня пропустили вместе с отрядом, который только что входил в посад... Никто и внимания не обратил. - Ах, дьявол!.. Тс-с-с! Никому про это ни слова! А то гетману донесут - головы нам поснимает... Леший бы тебя побрал! Старшины были напуганы. Гетман шутить не любил: услышит такое, тут же пропишет сотню киев! - Пошли с нами! - дернул один Арсена за рукав. - Куда? - Как куда? Ты же хотел к гетману? - Но сейчас... Поздно уже!.. - Ничего. Как раз все старшины у гетмана. Да и сам ясновельможный будет, должно быть, не против того, чтобы побалакать с запорожцем. Послы с Запорожья тут не часто бывают... 4 За то короткое время, пока старшины докладывали о нем Юрию Хмельницкому, Арсен успел осмотреть светлицу. От него не укрылись ни растерянность Златки, стоявшей перед гетманом, ни испуг в глазах Стеши, которая сразу узнала брата, ни безмерное удивление на лицах Ненко, Младена и Якуба. Конечно, никто из них никак не ожидал увидеть его здесь, в Немирове, в эту тревожную минуту, когда решались Златкина и их судьбы. Однако, заметив предостерегающий взгляд Арсена, они прикусили языки, и ни единый их жест или звук не выдали его. Но Арсена знали здесь не только его друзья, но и враги. Мурза Кучук, Яненченко и Многогрешный с изумлением вытаращились на казака. - Кара-джигит? - не поверил себе мурза. - Черный всадник! - выкрикнул полковник Яненченко. - Ей-богу, это он! Провалиться мне на этом месте! А Многогрешный, в недоумении хлопая своими птичьими, без ресниц, веками, пробормотал: - Арсен Звенигора! Арсен молчал. Юрась Хмельницкий шагнул к нему, спрашивая: - Ты действительно запорожец? - Да, ваша ясновельможность, - поклонился Арсен. - Почему тебя называют Черным всадником? - Каждый волен называть другого, как ему вздумается... Но его перебил Свирид Многогрешный: - Не верьте ему, пан гетман! Не верьте!.. Никакой это не Черный всадник. Всем известно - у запорожцев имен, как блох у бездомной собаки. Сегодня он Степан, завтра Иван, а послезавтра Гаврила... На самом же деле это Арсен Звенигора. Я давно его знаю как облупленного... Это не рядовой запорожец, а доверенный кошевого Серко! - Вот как! - Юрась, словно оценивая, осмотрел Арсена с ног до головы. А Многогрешный придвинулся почти вплотную: - Салям, молодчик! Вот и встретились мы с тобою. Узнаешь? - Конечно, пан Многогрешный! - сдержанно ответил Арсен, про себя проклиная его. - Я рад видеть тебя в здравии... - Рад или не рад, деваться тебе некуда! - В глазах Многогрешного загорелись злые огоньки. - Сошлись, как говорят, на узкой дорожке... Теперь по-мирному не разойдемся! Юрась отстранил сотника в сторону. - С чем прибыл, казак, из Сечи? Арсен замялся с ответом. - Но... ясновельможный пан гетман... - он взглядом недвусмысленно указал на старшин и салтанов, прислушивавшихся к каждому его слову. - Я устал с дороги и... думаю, уместно ли сейчас говорить о делах? - А может, я вообще не желаю разговаривать с запорожцами ни о чем! - раздраженно воскликнул Юрий Хмельницкий. - Они изменили мне! Не захотели поддержать, когда я осаждал Чигирин!.. Как же посмел Серко присылать ко мне своих послов после того, как с оружием выступил против меня и моих союзников?! Иль у него от старости голова пошла кругом? - Ясновельможный пан гетман... Арсен хотел перевести беседу на другое или совсем прекратить ее, но возбужденный до крайности Юрась заорал изо всех сил: - Молчи, запорожская собака!.. Я знаю, ты приехал уговаривать меня изменить моим теперешним союзникам и покровителям и переметнуться на сторону Серко или презренного поповича! - Пан гетман, я... - И слушать не хочу!.. Вы все желаете моей смерти!.. Вместо того чтобы поддержать своего законного властителя, вы готовы, как кровожадные псы, рвать его живьем в клочья!.. Ничтожные людишки!.. Негодяи!.. - Позвольте, ясновельможный пан... Но Юрась и на этот раз не дал Арсену говорить. - Не ты первый приезжаешь из Запорожья! На днях тут был уже один посол... Или лазутчик... Переговаривался с наказным атаманом Астаматием за моей спиной... И знаешь, где он теперь? - Юрась помедлил, пристально глядя казаку в лицо. - В яме!.. Так можешь утешиться, что не один будешь болтаться на перекладине, а вместе со своим братчиком! Многогрешный наклонился к гетману и тихо, но так, чтобы все слышали, произнес: - Этот казак дерзко оскорблял вас в Стамбуле, а меня в присутствии Серко, когда я был послом вашей ясновельможности на Запорожье прошлым летом... Может, позволите мне теперь побеседовать с ним малость? - Полностью поручаю его тебе, - подумав, ответил Юрась. - Пускай все мои друзья видят, что я не поддерживаю никаких связей с врагами нашими, а с послами их расправляюсь беспощадно, как с коварными гиенами... Возьми его и брось в яму! Стражники схватили Арсена за руки, отобрали оружие. Поначалу он хотел вырваться, бежать, но быстро сообразил, что на побег нет никакой надежды. Держали его крепко. Многогрешный больно ткнул казака в спину. - Иди! Арсен выразительно взглянул на Златку и Стешу, будто просил их молчать, а потом - на Юрия Хмельницкого. Но как ни кипело сердце от досады, Арсен сдерживал себя, понимая, что сам попал в западню. - Прощайте, пан гетман, - кинул он через плечо, так как Многогрешный уже выталкивал его из комнаты. - Думаю, мы все-таки продолжим наш разговор для обоюдной пользы. - Иди, иди! - прикрикнул Многогрешный. - Станет ясновельможный пан гетман с каждым разговаривать! Как же!.. Хватит, если я с тобой побалакаю, парень! Арсен шагнул через порог. Ему показалось, что позади тихо вскрикнула Златка. Но в гостиной сразу же загудели мужские голоса, в сенях грохнули двери - и слабый возглас Златки потонул в шуме и завывании вьюги, дохнувшей в лицо снегом и холодом. 5 Лестницу не поставили. Многогрешный обеими руками толкнул запорожца в яму, обдавшую запахом прелой соломы, плесенью, смрадной духотой, и он полетел вниз. Яма оказалась глубокой, как колодец. Арсен упал на людей, которые лежали на толстой соломенной подстилке, тесно прижавшись друг к другу. Кто-то вскрикнул от боли, кто-то выругался. И яма наполнилась гамом: те, кому больше всех досталось при падении Арсена, стонали и охали, другие щелкали зубами от холода, пытались получше укутаться жалкими лохмотьями, проклинали Юрася, судьбу и все на свете. Наверху стражники закрыли яму матами. Никого и ничего не видя, опасаясь наступить на кого-нибудь, Арсен привалился спиной к стене, сидел, потирая ушибленное колено. Чья-то рука нащупала в темноте полу его дубленого кожуха, перебралась выше и сжала его локоть. А хриплый простуженный голос спросил: - Это ты, мил человек, свалился на меня, как снег на голову? - Я. - Да, не каждого среди ночи приводят сюда и кидают, как бревно, людям на головы. Кто ж ты такой, что тебе оказана такая честь? - Пугу-пугу, казак с Лугу*, - ответил Арсен запорожским паролем, не зная, с кем говорит и кто еще слушает их разговор. ______________ * Луг - низовье Днепра, поросшее лесом. - Правда?.. Из какого куреня? - Из Переяславского. - А я из Мышастовского... - Так ты тоже запорожец? - Да, Мирон Семашко... Арсен пожал братчику руку, наклонился к его уху, зашептал: - Доброго здоровья, брат... Привет тебе от семьи! - Ты был у моих? - удивился Семашко. - Как попал? Что там у них? Опираясь на руки, узник подтянулся ближе и сел рядом с Арсеном. - Все живы и здоровы. Беспокоятся о тебе... Мы заходили к ним с Семеном Гурко. - С Семеном Гурко? - еще больше удивился Семашко. - А он как тут очутился? Арсен рассказал о встрече с Семеном и о причине их приезда в Немиров. Когда все узники, возбужденные неожиданным появлением запорожца, успокоились и забылись тяжелым сном, Арсен встал и вытянул руку вверх, пытаясь дотянуться до края ямы. Но как он ни поднимался на цыпочки, как ни подпрыгивал, усилия его были тщетными. Мирон Семашко горько заметил: - Напрасно, брат, стараешься! Тут ничего не придумаешь: яма глубже твоего роста вдвое. И стены гладкие - зацепиться не за что... - А если встать на плечи друг другу? - Так получишь от стражника боздуганом или саблей по голове! А поутру вытащат окоченевшего и бросят в прорубь... ракам на поживу... Нет, брат, оставь эту затею, если не хочешь раньше времени отправиться на тот свет... - Гм, значит, без посторонней помощи никак не выбраться отсюда? - Нечего и мечтать... Не яма - настоящая могила! - Мирон закашлялся. Легкие его свистели, как кузнечные мехи. Когда кашель утих, он добавил: - Сам сатана не придумал бы мучений более тяжких, а Юрась выдумал Проклятущий! "И вправду могила, - вздохнул Арсен, ощупывая рукой холодную стену, которая вверху взялась тонким ледком. - И попал-то я сюда благодаря своему старому знакомцу - Многогрешному! Интересно, что он придумает завтра? Неужели будет пытать?" Осторожно лег рядом с Мироном Семашко, прижался к нему плотнее, и они долго еще шептались, пока их не сморил сон. 6 Для многих в Немирове эта ночь была тревожной. Своим неожиданным появлением в доме гетмана Арсен отвел на некоторое время грозу от Златки, и весь приступ гетманской ярости обрушился на него. Как только Свирид Многогрешный со стражниками вывел Звенигору, Юрась окинул жестким взглядом присутствующих, дольше, чем на других, задержал его на Златке со Стешей и, ничего не сказав, стремительно вышел в соседнюю комнату. Гости начали расходиться. Младен, Якуб и Ненко повели девушек домой. Дом опустел. Один Азем-ага молча сидел на лавке у края стола, подперев тяжелую челюсть кулаком. Вскоре вернулся Многогрешный, примостился на другом конце стола. Они долго ждали, думая каждый о своем. Наконец скрипнула дверь, неслышной походкой вошел Юрась Хмельницкий. Многогрешный подскочил как ужаленный. Азем-ага поднялся медленно, степенно, но поклонился с почтением. Юрась остановился посреди гостиной, поманил пальцем своих подчиненных и, когда те приблизились, наполнил вином три бокала. - За вас, моих верных и преданных друзей и помощников. За ваше здоровье! - Спасибо, - коротко ответил Азем-ага. - За здоровье ясновельможного пана гетмана! - воскликнул Многогрешный. Выпили. Вытерев рукой губы и переведя дух, Юрась поставил бокал, поднял голову. - Кажется, я сегодня пьян и наделал глупостей, - тихо произнес он. - Что вы, что вы, пан гетман! - замахал руками Многогрешный. - Каждое ваше слово было мудрым и сказано с достоинством! - А-а!.. - Юрась поморщился. - Помолчи, Свирид! Исполнитель ты превосходный, а советчик никудышный... - И обратился к турку: - Что ты скажешь, Азем-ага? Как распишешь меня в донесении великому визирю о сегодняшнем вечере? Азем-ага и глазом не моргнул, услышав не просто намек на свою тайную роль соглядатая при гетмане, а прямое утверждение этого. Ответил расчетливо: - Я согласен со Свиридом-агой. Ты вел себя с достоинством, как и подобает верному подданному падишаха. А что касается той дивчины, то вот что скажу... Если твои намерения серьезны, мой повелитель, то, безусловно, нужно писать и каменецкому паше, и великому визирю, и муфтию,