у него позволения жениться на Стехе... - Ну? Чора сжался, чуть слышно прошептал: - Мне стыдно тебе говорить, нэнэ... Мать закусила губу. От внезапной догадки отхлынула кровь от лица. Щеки побледнели. Горький клубок, подступивший к горлу, перехватил дыхание. Она поняла все. - Он отказал тебе, Чора? - Ты угадала. - И отругал тебя? - Еще как!.. - Что же он сказал? Неужели, что сам женится на той полонянке? - Да, мама... Прости, что я говорю тебе про это... На какое-то время в комнате наступило молчание. Потом женщина гордо выпрямилась, сжала кулаки и, как будто ничего не произошло, внешне спокойно спросила: - Где он сейчас? Снова поехал в Немиров? - Нет, он здесь... Скоро придет... Мы вернулись не с пустыми руками, и он делит добычу - ясырь и гурты скота: воины хотят получить свою долю немедленно... Наш ясырь я отправил домой еще с дороги. Отец заранее отобрал и отделил то, что полагалось нам... Ты знаешь, как это делается. - Боже мой! Как не знать... Разве можно забыть, как меня однажды пригнали сюда, на берег Днестра, и, как скотину, ощупывали и оглядывали чужие люди. И когда оно кончится! Каждый раз сердце кровью обливается... - с болью сказала мать. Чора обнял ее. - Мама, успокойся, дорогая! Не нужно вспоминать. Ведь я люблю тебя... Люблю и уважаю больше всех на свете! Ты у нас такая красивая, ласковая и умная, родная моя! Женщина помолчала. Нахмуренное лицо постепенно стало проясняться, а в глазах засветились теплые огоньки. - Спасибо тебе, сынок... Ты у меня добрый... Ну, так где вы побывали? - На этот раз в самом Киеве. Потрепали окрестные села, ворвались в город... О аллах, какой он большой и великолепный! Наш Аккерман в сравнении с ним кажется мне теперь маленьким и грязным. Если бы не крепость да не дома мурз, то эти бестолково разбросанные глиняные халупы стыдно было бы называть нашей столицей! - И это говоришь ты, сын мурзы? - удивилась мать. - Мама, ты сама учила меня говорить правду! - Но не презирать свой отчий дом, каким бы бедным и невзрачным он ни был... - Спасибо, мама, за науку. - Мне хотелось бы взглянуть на ясырь, Чора... И на ту... дивчину... Проводи меня! Они вышли из дома, утопавшего в зелени сада и виноградников. От Днестра тянуло прохладой и запахами рыбы, водорослей. Яркое южное солнце палило немилосердно... Пройдя широкий двор, где возле служб бродили невольники и татары-батраки, мать с сыном оказались в дальнем углу усадьбы, обнесенном высоким забором из ноздреватого ракушечника. Здесь, в мрачных низких помещениях, прилепившихся к высокой ограде, жили невольники. - Вот они, - сказал Чора, показывая рукой на группу пленников и пленниц, которые, устало поникнув, сидели в тени под стеной. Навстречу хозяйке торопился пожилой, но еще крепкий татарин-надсмотрщик. - Салям, Варвара-ханум, - согнулся он в поклоне почти до земли. - Пришла взглянуть на ясырь?.. Он чудесный! Очень хороший ясырь! Будешь довольна, ханум! Пусть аллах продлит твои золотые годы! - Я хочу, Селим, сначала увидеть дивчину по имени Стеха, - поморщилась женщина. - Покажи мне ее. - Она здесь, ханум. - Надсмотрщик указал на узенькую дверь. - Ее кормят лучше других и на работу не гоняют. Так велел молодой мурза, да будут благословенны его дни... Я берегу ее пуще глаза, ханум, это дорогая пташка! - Он отпер дверь, крикнул: - Выходи! Тебя желает видеть хозяйка, Варвара-ханум. Послышался шорох, и из двери вышла Стеха. Не поклонившись, остановилась и пристально взглянула на Чору и миловидную женщину с тяжелой, отливавшей золотом косой. Несмотря на тоску, светившуюся во взоре, Стеха была свежа и прекрасна, как только что распустившийся пион. - Как тебя звать? - спросила задетая за живое ее красотой Варвара. Стеха не ответила, только чуть повела плечами. - Тебе здесь хорошо? Никто не обижает? Девушка и на этот раз ничего не сказала. Видя, как сжались ее губы и потемнели глаза, Варвара поняла, что не добьется от нее ни слова. Чора тоже молчал, но мать заметила, как влюбленно он смотрит на прекрасную полонянку. И у Варвары в груди одновременно с чувством горькой скорби по собственной уходящей молодости росла гордость за сына, взрослого, возмужавшего, овеянного и обожженного степными ветрами, и тревога за его будущее счастье. Где оно? Неужели в этой дивчине?.. Варвара окинула быстрым взглядом ладно скроенную фигурку, прелестное личико, тугой жгут русой косы, и в душе всплыли противоречивые чувства - жалости, приязни, как к возможной жене сына, и острой ненависти, как к своей сопернице. - Ну почему ты не хочешь говорить с моей матерью, Стеха? - спросил Чора. Полонянка медленно повернулась к нему, но тут из гурьбы невольников выскочил худенький человечек с перевязанной правой рукой и воскликнул: - Стеха! Это ты, Стеха? Девушка встрепенулась, побледнела и с криком метнулась к нему. - Дядька Иваник! - Она упала мужчине на грудь, зарыдала. - И ты тут? Тоже в неволе!.. А где Арсен? Невольники взволнованно гомонили. Варвара и Чора молча наблюдали такую неожиданную для них встречу. Иваник здоровой рукой погладил Стеху по прижавшейся к нему голове. - Бедненькая!.. Разыщет тебя, дивчина, Арсен, знаешь-понимаешь. В Немирове все перевернул - не нашел. Теперича в Крым поехал, подумал, что тебя и Златку туда завез людолов-салтан... - О боже! Я тут... А Златка... Не знаю даже, где она... - Да ты не тужи, найдет он вас! Вот те крест! - Иваник с трудом перекрестился, от всего сердца желая успокоить девушку. - Хоть весь свет ему пришлось бы обшарить - найдет! Вот пускай и Кузьма скажет, он хорошо знает твоего брата!.. Рожков поздоровался, с участием посмотрел на сестру Арсена. - Не журись, девонька! Иваник правду говорит. Арсен вызволит иль выкупит тебя! Вокруг них столпились невольники. Чужое горе на некоторое время оттеснило их собственное, посыпались советы и утешения. Но скоро люди притихли, вспомнив свое жуткое положение, обернулись к хозяйке. - Здравствуйте, люди добрые! Здравствуйте, земляки и землячки! - поздоровалась Варвара-ханум. - Добрый день, милостивая пани, - кто-то несмело ответил из толпы. Невольники угрюмо рассматривали статную женщину в роскошной шелковой одежде и в расшитых бисером чириках. Кто она, почему так хорошо говорит на их языке? Варвара-ханум печально смотрела на них, и на глазах ее блестели слезы. Сколько раз уже встречала она таких же несчастных с тех пор, как сама попала сюда! Сколько тысяч их прошло перед ней, но привыкнуть к жестокому зрелищу она не смогла!.. - Боже мой, осталось хоть немного людей на Украине или там уже одна голая степь? - произнесла она с тоской. - Когда же кончится это лихолетье? Когда наша дорогая отчизна перестанет истекать кровью, от боли кричать, в нестерпимой неволе гибнуть? Всех удивили странные в устах этой незнакомой женщины слова. Вперед выступил Кузьма Рожков. - Об этом, ханум, стоило бы спросить не нас, а ялы агасу* да мурзу Кучука... Это они чаще других нападают со своей ордой на Правобережье! Это они вместе с крымчаками да янычарами так опустошают тот край, что там и вправду скоро не останется ни одной живой души... Так что вам, ханум, следует спрашивать у виновника, у своего мужа, кровавого людолова! ______________ * Ялы агасы, или каймакан (татарск.) - прибрежный ага, наместник крымского хана в Белгородской орде. - Раб! - воскликнул возмущенный Чора и схватился за саблю. - Как ты посмел сказать такое?! Но мать придержала его руку: - Стой, Чора! Этот храбрец говорит то, что есть на самом деле. - И подняла взгляд на стрельца: - Как твое имя? - Кузьма Рожков, ханум. - Кузьма Рожков... Спасибо тебе за правду... Ты смелый человек. - Мы все тут осмелели, дальше некуда, - пробурчал Иваник, - терять-то нам, кроме жизни, нечего. Чего стоит рабская жизнь, ты, ханум, сама знаешь-понимаешь... - Не зовите меня так, - тихо сказала женщина. - Какая я ханум? Я тоже полонянка, как и вы... - Федот, да не тот! - снова не сдержался Иваник. - Судьба невольников, а особенно невольниц, складывается по-разному... - Откуда сама? Не землячка, часом? - спросил Иваник. - Из Борзны, если знаешь. - Из Борзны? Как не знать... Даже хорошего знакомого имел оттуда... Близкий друг вот ее брата, - Иваник кивнул на Стеху. Глаза Варвары-ханум вспыхнули. - Знакомого? Если он моего возраста или старше, то я его, верно, знаю... Кто он? Как его зовут? - Семен Палий... - Не слыхала. - Откуда тебе, знаешь-понимаешь... Он ведь недавно стал прозываться Палием. А раньше, пока не пришел на Сечь и не вступил в низовое товариство, звался Семеном Гурко. - Что?! - Варвара-ханум побледнела и схватилась за сердце. - Как ты сказал? Семен Гурко?.. - Да, Семен Гурко. - О боже! У нее подкосились ноги. Она едва не упала. Чора поддержал ее. - Мама, что с тобой? - Семен... Братик мой дорогой! - прошептала женщина. - Значит, живой он, живой... А я-то думала, что из всего рода нашего никого и на свете нету, так давно я из дома... Что он говорил? Про кого из наших вспоминал? Расскажи мне, будь добр! Все были поражены неожиданным открытием и еще теснее обступили женщину-землячку, которая оказалась их госпожой и от которой в большой мере зависела их судьба. Иваник и Стеха поведали то, что знали про ее брата, про его семью, рассказали, как он выглядит сейчас. Не было мелочи, которая бы не интересовала женщину. А когда Иваник с восторгом вспомнил о том, как Семен хорошо играет на кобзе и поет, женщина донельзя расчувствовалась и заплакала. - Боже мой, это, конечно, он! Красавец на всю Борзну, не было ни кобзаря, ни певца, кто бы мог с ним сравниться... Ой, увижу ль я его когда-нибудь? - причитала она сквозь слезы. И в конце концов так разволновалась, что не смогла говорить. Чора взял ее под руку и повел со двора. 2 Мурза Кучук прибыл домой вечером. Хотя он, согласно мусульманским обычаям и законам, и имел четырех жен, но, по сути, его единственной любимой женой долгие годы была Варвара, приворожившая сердце сурового мурзы. Она жила как полноправная хозяйка в его просторном доме на берегу днестровского лимана, вблизи Аккерманской крепости. Остальных жен он давно отослал в далекие степные улусы приглядывать за многочисленными отарами овец и табунами лошадей. Сильный, загорелый, с круглой бритой головой, крепко сидевшей на жилистой короткой шее, пропахший после похода конским потом и дымом степных костров, он быстро вошел на женскую половину дома и, увидев на оттоманке сидевшую в глубокой задумчивости жену, радостно блеснул белыми зубами, раскинул руки для объятий. - Салям, дорогая Варвара-ханум! Варвара не бросилась, как бывало, ему на грудь, не стала горячо целовать, даже не поднялась навстречу. Холодно посмотрела на мужа и отвела глаза в сторону. Кучук остановился. - Милая моя, что случилось? Почти за два десятка лет совместной жизни он научился безошибочно угадывать значение каждого взгляда, каждого жеста своей красивой и, по правде говоря, своевольной жены. - Сам знаешь! - тихо, но многозначительно ответила Варвара. - Что ты имеешь в виду?.. Еще один поход на твою родину? Пора бы примириться с этим. Война - мое ремесло! Она приносит больше дохода, чем все мои владения. - С этим я ничего не могу поделать... - Что же тогда? Варвара гордо выпрямилась, смело глянула мужу в глаза. - Красавицу выкрал... Молодую захотелось!.. Кучук некоторое время стоял неподвижно, ничем не проявляя своих чувств. Постепенно лицо его мрачнело, становилось непроницаемым, словно окаменевшим. - А-а, вот ты о чем... Напрасно сердишься, милая. Могла бы за это время привыкнуть, что аллах позволяет мусульманам иметь не одну, как у гяуров, а две и даже четыре жены... Тебе известно, в прошлом году умерла Фатьма. Значит, я могу взять себе другую жену. И конечно, как каждый мужчина, отдам предпочтение молодой, а не старой. В этом походе я действительно выкрал в Немирове одну дивчину. Ну и что?.. Можешь не волноваться! К тебе у меня прежние чувства. Ты навсегда останешься моей старшей женой, матерью нашего любимого сына Чоры, единственного наследника, которого подарил мне аллах, ибо другие жены родили мне только девчонок... Тебе этого мало? Варвара резко вскочила с оттоманки, встала перед мужем. Лицо ее пылало, глаза горели гневом. - Если ты, мурза, думаешь, что я соглашусь на такую жизнь, то глубоко ошибаешься! Аллах мне свидетель, я никогда и ни с кем не пожелаю разделять твою любовь, как рыба никогда добровольно не захочет разлучиться с водой!.. Запомни это навсегда! Кучук засмеялся злобным смехом, от которого дрожь пробирала всех, кто его слышал. Но Варвара и бровью не повела. Гневно смотрела на мужа, сложив руки на высокой груди. Мурза вдруг перестал смеяться, подошел к жене вплотную, обнял и дважды - быстро и горячо - поцеловал в губы. - И все-таки придется тебе смириться, ханум, с тем, что произошло! Мне понравилась эта дивчина, и она будет моей. - Но ее любит Чора! - воскликнула Варвара. - Он еще ребенок, - строго ответил Кучук. - К тому же он будущий мурза, и ему не пристало первую жену брать из полонянок. В его взгляде было что-то такое, что заставило Варвару сдержаться. Она вьюном выскользнула из его рук и молча легла на мягкую кошму, застеленную пушистым пестрым ковром. Думала, что он ляжет рядом, прильнет, как прежде, попросит прощения, приласкает, приголубит. Но Кучук круто повернулся и вышел из комнаты. Она не ожидала этого. После полугодовой разлуки прийти на одну минуту, сказать, что любит другую, хочет жениться на ней, - и исчезнуть... Тяжелой волной нахлынула обида. Нет, она так легко не сдастся! Будет бороться и либо победит, либо погибнет. Преисполненная негодования, обиды, жалости к себе, Варвара стиснула зубы, чтоб не разрыдаться. Окаменев, лежала на мягкой постели и сухими глазами уставилась в густые сумерки, заполнявшие углы. Внезапно из открытого окна донесся шорох. Она вскочила, испуганно спросила: - Кто там? В окне показалась голова Чоры. - Это я, мама... Я все слышал! Юноша влез в комнату и сел рядом с матерью. Варвара привлекла его к себе, поцеловала. - Ты подслушивал наш разговор? Но это... - Я не хотел... Так получилось... - Ну, ладно, случившееся не изменишь. Может, это и к лучшему, что ты все слышал... Как нам теперь поступить? - Не знаю... - растерянно, совсем по-ребячьи ответил Чора. - А я знаю! - решимость прозвучала в ее голосе. - Мы должны отстаивать наше счастье! - Как? Варвара помолчала, словно собираясь с мыслями. Потом крепко сжала руку сына. - Слушай меня внимательно, Чора... Ты должен отказаться от этой полонянки. Ведь ты знаешь, что она тебя не любит, что у нее есть нареченный... Так неужели тебе хочется иметь жену, которая всю жизнь будет тебя ненавидеть? - Мама!.. - воскликнул с болью Чора. - Тс-с-с! Не перебивай... Перечить отцу ты не можешь, она станет его женой. Чора схватился руками за голову. - О аллах!.. - Вот что я придумала, - сказала мать. - Ты помнишь двух невольников из Киева? - Конечно. - Так вот, этой ночью приготовишь трех коней, саквы с едой, три ярлыка мурзы на свободный выезд из улусов, выведешь тех невольников и дивчину в степь и отпустишь... - Я? Сам?.. - отшатнулся потрясенный Чора. - Так нужно!.. Я понимаю, что самую большую жертву приносишь ты, отказываясь от своей любви. Но этим ты спасешь мать, отца, а может, и себя... Представь только, каково будет тебе, когда Стеха станет женой отца? Мне страшно подумать, какие муки будут терзать твое сердце! И что может произойти между вами... Чора не возражал. Мать, как всегда, мудро и правильно все оценивала. Но от сознания, что мать права, ему не становилось легче. Его молодое горячее сердце, из которого нужно было самому вырвать болезненно-сладостное чувство, громко, как молот, стучало в груди и никак не желало соглашаться с доводами разума. А мать продолжала: - И еще одно, Чора: я хочу встретиться со своим братом... - Как это сделать, мама? - Невольники знают его. И та дивчина тоже... Пусть передадут ему мое приглашение и ярлыки. Я уверена, Семен, твой дядька, узнав, что я жива, что нахожусь в Аккермане, как только получит ярлык мурзы Кучука, медлить не будет и приедет сюда. - Я исполню все, мама, - пообещал Чора. - Ну, так иди готовься! А я поговорю с Селимом да отнесу ему кувшинчик вина, чтобы спал покрепче этой ночью. Чора обнял мать и вышел из комнаты. 3 Оставив лошадей в зарослях ивняка на берегу лимана, Чора вернулся домой. Проходя мимо освещенного окна отца, не удержался, заглянул внутрь. Мурза еще не спал. Сидел на тахте и, подперев рукой подбородок, смотрел прямо перед собой. Чоре стало страшно. Ему показалось, что отец заметил его сквозь стекло и сейчас погонится за ним. Чора отступил в тень. Остановился под развесистым абрикосовым деревом, продолжая наблюдать за отцом. Но мурза не шевельнулся, сидел неподвижно, углубленный в свои думы. Чора замер. Голова пылала от тревожных мыслей. Осталось сделать еще один решительный шаг - вывести невольников и невольницу, посадить их на коней и... Сможет ли он так поступить? Хватит ли у него сил собственными руками погубить свое счастье? Ведь если Стеха уедет на Украину, он никогда уже не увидит ее. Она будет для него недостижимой... Недостижимой? А разве более близкой она будет, когда станет женой отца? От этой мысли он вздрогнул и закусил губу. Нет, как ни верти, все нехорошо. Куда ни глянь - выхода нет... Как нет?.. Постой - а почему бы не отвезти Стеху в далекий улус, ну, хотя бы к дальнему родственнику отца старому Ямгурчи, доброму седобородому аталыку* Ямгурчи, который, потеряв в походах всех сыновей, коротает одинокие годы? Он всегда так хорошо относился к нему, своему двоюродному внуку!.. Аталык, пожалуй, охотно укроет дивчину до лучших времен и, если Чора очень попросит, сохранит это в тайне и от отца, и от матери... ______________ * Аталык (татарск.) - наставник-воспитатель, обучающий детей из знатных семей военному делу. Юноша даже улыбнулся неожиданной удачной мысли, посетившей его затуманенную, растревоженную душу. Как он не подумал об этом раньше? Свет в окне погас: отец лег спать. Постояв еще некоторое время и убедившись, что вокруг все спокойно, Чора направился к загородке, за которой жили невольники. Здесь тоже было темно и тихо. Селим задавал храпака в своей каморке. Сторожевые собаки, узнав молодого хозяина, стали скулить и ластиться. Чора загнал их в пустую кухню, прикрыл дверь и подошел к зарешеченному окну помещения невольников. - Иваник! Рожков! - еле слышно позвал он. Внутри кто-то притаил дыхание, поднялся. - Кто там? - Разбуди Кузьму Рожкова и Иваника! - Я и есть Кузьма Рожков... Чего тебе? - Выходите с Иваником сюда! Я открою дверь... Да быстрее! Когда невольники вышли, Чора зашептал: - Меня не опасайтесь... Я Чора... Я помогу вам бежать домой... - С чего бы это, знаешь-понимаешь? - удивился Иваник. - Так решила моя нэнька... Я приготовил коней, харчи... Сейчас выведу вас из города, дам ярлыки на свободный выезд из Буджака, а там вы и сами доберетесь до Киева... - Гм, даже не верится, - все еще сомневался Иваник. - Ты, того... знаешь-понимаешь... хлопец, не подведешь нас, часом, не обдуришь? - Не будьте сами дурнями, - рассердился Чора. - Мать отпускает вас домой не потому, что вы ей понравились, а потому, что знаете Семена Гурко, ее брата, а моего, значит, дядьку. Передадите ему ваши ярлыки и скажете, что сестра Варвара ждет его к себе в гости... С таким ярлыком он может беспрепятственно приехать в самый Аккерман... Поняли? Иваник и Рожков чуть не пустились в пляс: о таком счастье они и помыслить не могли. - Конечно, уразумели, мурза, - ответил Кузьма Рожков, не в силах скрыть радость. - Сделаем все как положено! Пошли! Чора вывел их на берег лимана, где в густых зарослях стояли наготове две лошади с притороченными к седлам дорожными саквами. Рожков крепко пожал Чоре руку. - Спасибо тебе, хлопец! А Иваник расчувствовался: - Хоть ты и нехристь, знаешь-понимаешь, а добрый человек! Пусть бережет тебя господь бог! А матушке твоей - низенький поклон. - Счастливой дороги! - улыбнулся Чора, услыхав пожелания Иваника. Он постоял, пока не стих вдалеке стук копыт, а потом бегом помчался к дому. Тревога не покидала его. То, что он задумал, противоречило не только воле отца, но и желанию матери, приказавшей отпустить Стеху на Украину. Но, несмотря на глубокую любовь и привязанность к матери, он не в силах был перебороть свое чувство к этой дивчине-гяурке, не мог расстаться с нею и тем самым разрушить свое счастье, потому и решился на отчаянный поступок... Осторожно прокравшись к халупке, в которой спала Стеха, открыл дверь. - Ой, кто там? - испуганно вскрикнула девушка, пытаясь в темноте разглядеть позднего гостя. - Не бойся меня. Я Чора, - прошептал паренек. - Скорее одевайся и выходи! - Куда?.. Зачем?.. - Тс-с-с... Меня не опасайся, глупенькая, ничего плохого с тобой не будет. Я должен тебя спасти! - Меня? От какой такой опасности?.. Что мне еще угрожает? - Вернулся из Немирова мой отец... - Ну и что? - Он хочет жениться на тебе... - О боже! - Я не допущу этого. И моя нэнька этого не хочет... Теперь ты понимаешь? Ну, собирайся! Да не теряй время! До рассвета мы должны быть далеко... Стеха молчала. То, что сказал Чора, походило на правду. - Куда ты хочешь меня повезти? - В безопасное место... В одном степном улусе живет мой двоюродный дедушка Ямгурчи, добрый старик. Меня он очень любит и сделает все, о чем я его попрошу... - Почему ты... - Стеха, неужели ты до сих пор не догадалась, как я люблю тебя! - вырвалось у юноши. - Лучше мне видеть тебя мертвой, чем женой другого... чем женой... отца моего... Стеха давно знала, что Чора любит ее. Но поскольку он, то ли по молодости и свойственной ему замкнутости, то ли по другой какой причине, никогда не говорил ей о своем чувстве, она над этим не задумывалась. Теперь его отношение могло сыграть важную роль в ее судьбе. Влюбленного Чору ей пока что бояться нечего. Зато жестокого и наглого Кучук-бея... Нет, колебаться нельзя! Да и жизнь за последнее время научила ее быть решительной и полагаться в тяжкие минуты только на себя. Она накинула на плечи пестрый татарский халат, обулась в мягкие чирики из бараньей кожи и шагнула к двери. Чора взял Стеху за руку и, осмотрев двор, вывел в густо-синюю темноту южной безлунной ночи... БУДЖАК 1 Иваник и Рожков лишились коней еще на Днестре. Их отобрали ордынцы при переправе через реку, а самих отпустили: выручили ярлыки. Оборванные, босые, чуть живые от голода и усталости, доплелись они до Киева и первые два дня, воспользовавшись гостеприимством генерала Гордона, только и делали, что ели на кухне и спали на чердаке конюшни. А на третий день, малость восстановив силы, спустились на Подол, миновали Житный базар и направились к Киевской коллегии. За каменной стеной, на просторном дворе, вымощенном обожженным кирпичом, шныряли монахи, шумно играли спудеи младших классов. Старшие стояли группами и о чем-то разговаривали. Смех, взлетавший то там, то здесь, свидетельствовал, что разговоры их были отнюдь не на ученые темы. Иваник и Рожков подошли к ближайшей группе. - Хлопчик, поди-ка сюда, знаешь-понимаешь, - поманил Иваник упитанного парнишку, глядевшего на них черными глазами. И когда тот подошел, спросил: - Ты, часом, не знаешь тут таких... Яцько и Семашко? Паренек развернулся на одной ноге и что было сил закричал на весь двор: - Яцько-о! Сема-ашко! К вам родичи приехали! Должно, сала привезли! Эге-гей, сюда! Иваник и Рожков смущенно поглядели друг на друга: не было у них с собою никакого подарка. Да и откуда ему взяться, если каждый из них гол как сокол. Яцько и Семашко не замедлили появиться и, узнав Иваника, обрадовались, как родному. Засыпали его десятком вопросов. Наверно, хлопцам жилось несладко, они сильно похудели, вытянулись, и ко всему еще, конечно, скучали по родным и близким. - Постой, Яцько, постой! - перебил Иваник. - Мы и сами ничего не знаем ни про Арсена, ни про семью Семашко, потому как только-только вернулись из полона... - О-о! - вырвалось у Яцько. Семашко молчал, по-видимому, был более сдержанным. - Из полона, знаешь-понимаешь. Видали там Стеху, сестренку Арсена... - О-о! - еще больше удивился Яцько. - Арсен уже знает? - Еще нет! Мы сюда за тем и пришли, чтоб ты на Запорожье махнул и разыскал там Арсена... Вызволять надо дивчину. У Яцько радостно заблестели глаза. - Я это мигом!.. Василь, поедем? Медлительный Семашко ответил не сразу. Наморщил лоб, отчего черные брови его сошлись у переносицы, как крылья ворона. - А нас пан ректор отпустит? - Мы его и спрашивать не будем! - До Запорожья не близкий путь. Мы пешим ходом, пешедралом, не далеко уйдем. - Ты, Василь, как с луны свалился! - По всему видно было, что Яцько, как старший и более бывалый, верховодит. - Зачем пешком? Днепр, по-твоему, к чему?.. Плоты, бывает, вниз плывут! Попросимся, и нас возьмут. Еще харчеваться будем за то, что поможем. Яцько рассуждал, как взрослый. Иваник переглянулся с Кузьмой: их сомнения, можно ли поручить такое важное дело ребятам, развеялись. Яцько доберется до Сечи. Вдвоем с Семашко - и подавно. Арсена там найти нетрудно... - Ну, чего еще, я согласен, - сказал Семашко. Надо думать, ему тоже надоело сидеть на спудейских харчах, хотелось на свободу, на днепровское приволье. - Вот и ладно, хлопцы, - улыбнулся Кузьма Рожков. - Отойдем-ка в сторонку. Надо будет кое-что вам рассказать и передать... Они зашли за угол дома и сели на потемневшую от времени и непогоды скамейку под кустом сирени. 2 В который уже раз возвращался Арсен из ближних и дальних странствий в Сечь, но всегда его охватывало радостное возбуждение при мысли о встрече с товариством, с друзьями. Он не воспринимал такие встречи как что-то обычное, будничное. Это были для него самые счастливые дни в жизни. Когда посольство в сопровождении Гази-бея и сейменов достигло границ Крымского ханства и ступило на земли Запорожья, сторожевые казаки проводили членов посольства до Сечи, а братчики устроили им торжественную встречу. Все стены крепости были усыпаны казаками. С надвратной башни прогремела пушка. Кошевой и старшины, в праздничной одежде, с клейнодами, встретили Тяпкина и его людей на майдане и провели в посольский дом. Арсена и Романа окружили друзья. - Сынок, как ты отощал на чужеземных харчах! - Метелица прижал Арсена к груди. - Знать, нелегок посольский хлеб... Но хорошо, что живой-здоровый вернулся. Казаку лишь бы кожа да кости, а мясо нарастет... - Он тяжелым кулаком вытер слезу. - Тьфу, черт! Стареть небось начинаю, разрюмился, как баба... Арсен поцеловал его в колючую щеку. - Спасибо, батько Корней, за твое доброе сердце... Спасибо, друзья, что так встретили! Арсен и Роман переходили из одних объятий в другие, пока Палий не сказал: - Будет вам челомкаться да слезу пускать... Арсен, получена для тебя важная весть! Все смолкли. Арсен кинулся к Палию. - Какая, батько Семен? - Садитесь и слушайте. В два слова не скажешь... Вы, хлопцы, долго путешествовали, а жизнь тем временем не стояла на месте - текла и текла. Вот и накапало малость новостей... Уселись под солнцем кто где: на бревне, заменявшем скамью, на завалинке у куреня, а то и прямо на теплой весенней земле. Арсен никак не мог дождаться, когда заговорит Палий. По глазам Палия видел: что-то особенное знает. - Не томи, батько! Палий разгладил пшеничные усы. - Приезжали из Киева хлопцы - Яцько да с ним Семашко... - Что случилось? - побледнел вдруг Арсен. - Несчастье с нашими? Слух прошел - нападали на Киев людоловы... - Нет, нет, у них все в порядке. - Палий широко улыбнулся, успокаивая казака, и произнес: - Нашлась Стеха... - Стеха?.. Где она была? - В Буджаке... Она и сейчас там. - В Буджаке... - Арсен на мгновение умолк, а потом тихо спросил: - А Златка? - Про Златку ничего пока не известно. Арсен не скрывал разочарования и недоумения. - Гази-бей сказал, что Златку выкрал Чора, сын Кучук-бея. Теперь получается - опять о ней ничего не известно?.. - Вот как? - удивился Палий. - Хлопцы передали, что Чора похитил Стеху... Она теперь его полонянка. - Его полонянка?! - воскликнул Роман. - Жизни не пожалею, а доберусь до него! Своими руками придушу!.. Будь потом что будет! - Постой, Роман! Не торопись убивать. Вы далеко не все знаете, друзья. - Что еще? - Чора - мой племянник... - Племянник?! Чора?! - Арсена и Романа как громом поразило. - Его мать - моя младшая сестра Варвара. - О! О!.. - Да, моя сестра - жена Кучук-бея, буджакского мурзы. - Палий грустно покачал головой, глаза его потемнели, стали жесткими, суровыми. - Много лет назад во время разбойничьего набега попала к нему в полон да так и осталась в Аккермане до сих пор... Несчастная!.. Что может быть горше неволи! Разве что смерть... Там мужчин посылают на галеры, женщин - тоже не на легкую работу, а молодых красивых девушек беи, мурзы да сеймены забирают себе в гаремы, где в слезах, без радости и любви, они проводят молодость, постепенно привыкают, рожают детей... Нам на погибель!.. Проклятье!.. Палий разволновался, сжал кулаки. Арсен впервые видел его таким. - Не печалься, батько! Закончится когда-нибудь народное лихо, отрубим мы хищникам их загребущие лапы! - Отрубим! Сомнений нет! - согласился Палий, немного поостыв. - Жаль сестренку, любимицу всей нашей семьи. Но иногда и несчастье помогает свершиться доброму делу. Вот видите? - Он достал кусок пергамента. - Это ярлык... Он откроет нам не только дорогу в Буджак, но и двери дома белгородского мурзы. А там посмотрим, что делать... Сестра нам, конечно, поможет... - Батько, так едем скорей! - Арсен вскочил. - Не будем мешкать! Палий добродушно ухмыльнулся. - Подожди! Не спеши. Надо как следует приготовиться в дорогу. - А чего нам готовиться? - Как чего? Нужны кони, деньги, харчи... Да не помешает взять несколько пленных с собой, на случай ежели придется выкупать девчат или обменивать... Не забудь и про подарки: в гости еду, к родной сестре! Арсен почесал затылок. - И правда... А жаль! Где бы раздобыть денег? - И он вывернул карманы. - Вот, несколько шелягов... У тебя как, Роман? Роман помрачнел и развел руками: - У меня и того меньше... Но тут подхватился Секач, сорвал с головы шапку. - А братчики зачем? Пойдем по кругу, глядишь, и соберем... А ну, кто больше? - И он бросил золотой. В шапку посыпались монеты - московские серебряные рубли, выпущенные царем Алексеем Михайловичем, польские злотые, персидские риалы, итальянские динары, испанские дублоны, английские гинеи, датские и шведские кроны, немецкие таллеры, турецкие куруши и пиастры... Пожалуй, не было на свете таких монет, которые не попадали бы в те времена на Запорожье. Обойдя побратимов, Секач потряс шапкой, из которой донесся металлический звон, и направился к майдану, где бурлило людское море... - Деньги будут! - хитро подмигнул он при этом. Обрадованный удачной выдумкой Секача, Палий не мешкая начал отбирать себе спутников. - Арсен - раз, Роман - два, - загибал он пальцы на левой руке. - Метелица - три, Секач - четыре, я - пять... Ну и хватит, думаю... Иначе, чего доброго, ордынцы не за гостей нас примут, а за разбойников, - подытожил он. - Как же я? - выскочил вперед Шевчик. - Про меня ты забыл, Семен? Палий не имел желания брать с собою старика, чтобы тот не был обузой в далекой и опасной дороге. Однако и обижать его никак не хотелось. Потому сказал как можно мягче: - Не лучше бы тебе, батько, остаться дома? Охота тебе трясти свои кости аж до Днестра? Не ближний свет! Но Шевчик обиделся и подпрыгнул, как облезлый петух. - Это кто трясти будет? Я?.. Да ты знаешь, кто я такой? - Он сделал паузу, напрягся, вытянул сухую сморщенную шею, чтоб казаться повыше, а потом сам ответил на свой вопрос: - Я Шевчик! Чтобы ты знал, Гуню и Острянина помню! С батькой Хмелем за одним столом Шевчик сидел и чарку осушал... Про Серко и говорить не стану... И всюду я первый! - От заду, - вставил, посмеиваясь над расхваставшимся дедком, Метелица. - Ты что плетешь?.. - Шевчик не на шутку рассердился и выхватил саблю. - Ах ты лежебока! Жирный хвост собачий... Подь сюда, вот как ткну в твое брюхо своей железякой, тогда узнаешь, кто я такой! И он всерьез сделал выпад, целясь саблей в живот Метелице, - тот едва успел увернуться. - Да ты что, старое помело, часом, не сдурел? - Улыбка разом испарилась с изборожденного шрамами и морщинами лица Метелицы. - Уймись, не то, разрази меня гром, как схвачу за ноги, так сразу очутишься на свалке за крепостной стеной!.. Они встали друг против друга и, подпрыгивая от злости, начали вовсю ругаться. Казаки гоготали. Палий тоже смеялся от души. - Ну ладно, пускай едет старик! В дороге пригодится - кулеш варить или на часах ночью стоять... Все одно ему не спится... Шевчик обрадовался: - Неужто возьмешь, сынок? Правда? - В таких делах не шучу, - серьезно сказал Палий. - Вот молодец! Вот спасибо! Насчет кулеша не сумлевайся! Я мастак на это дело. Такой сварю, что держись! - За живот! - не устоял, чтоб опять не поддеть друга, Метелица и, заливаясь от хохота, хлопнул огромной ладонью щупленького вояку по сухим, хилым плечам; тот так и присел. - Горюшко ты мое! Шевчик расплылся в доброй улыбке и склонил голову на широкую грудь побратима. 3 Стоял жаркий южный май. Это было то время, когда степная растительность - ковыль, донник, чертополох, ромашки и все разнотравье - достигла своего расцвета. Она еще не начала высыхать под жгучими лучами солнца, буйно, как море, волновалась на безбрежных просторах. И кони плыли в этом пестром море, скрытые по самое брюхо. Дикую степь, отделявшую запорожские владения от татарских кочевий, казаки преодолели за пять дней. Шевчик и вправду не был в тягость товарищам. Несмотря на преклонный возраст, цепко держался в седле, не жаловался на усталость, а на привалах разжигал костер, устанавливал треногу, подвешивал казанок и варил пшенный кулеш, пришедшийся всем по вкусу. На Большом Куяльнике им встретились чабаны, которые, завидев казаков, припустили что есть духу в степь. Стало быть, Дикое поле осталось позади - начинались владения Буджакской орды. У переправы через Днестр, южнее Бендер, Арсен Звенигора, ехавший впереди, вдруг увидел большой конный отряд, перебиравшийся на левый берег. У всадников в сагайдаках было по два лука, не меньше чем по сотне стрел. У каждого по два, а то и по три коня. Арсену сразу стало ясно, что это чамбул людоловов выступает за добычей на Украину. Он хотел повернуть к своим, но его уже заметили - и целая сотня всадников направилась к нему. Передние, узнав в нем запорожца, выхватили сабли, некоторые на ходу накладывали стрелы на тугие луки. - Не стреляйте! - крикнул Арсен. - У меня ярлык Кучук-бея! Его быстро окружили. - Кто такой? Откуда? Покажи ярлык! - послышались голоса. Арсен достал из кармана плотный кусочек пергамента и поднял над головой. Наступила тишина. Три перекрещенные черные стрелы на красном поле - родовой знак Кучук-бея - подействовали безотказно. - Куда путь держит казак? - спросил молоденький чернобровый сеймен. - К Кучук-бею. - Эгей! - только и вырвалось у того. - Но я не один, со мною мои друзья. - И Арсен указал назад, где из-за холма медленно выезжали его товарищи. Молоденький сеймен что-то приказал двум всадникам, и те помчались навстречу запорожцам. - Зачем казаки едут к Кучук-бею? - Об этом мы скажем самому бею, - многозначительно произнес Арсен. - От меня можешь не скрывать. Я сын его - Чора! Арсен вздрогнул и впился взглядом в юношу. Так вот в чьих руках Стеха! Вот кто коварно захватил ее в Немирове и завез в далекий Буджак!.. Его подмывало сразу же узнать, что с сестрой, где она, жива ли, здорова ли, но, вспомнив, кто его сейчас окружает, сдержался. Вместо того сказал: - Очень приятно познакомиться с сыном славного Кучук-бея. Но о том, с чем едем в Буджак, все-таки поговорим только с самим беем... Чора нахмурился: - Тогда поспешим к отцу... Он на переправе. Подъехал Палий с казаками, и все вместе в сопровождении Чоры тронулись к Днестру. Кучук-бей стоял на пригорке и следил за тем, как его воины вплавь преодолевают широкую и быструю реку. Увидев направляющихся к нему запорожцев, он удивленно поднял брови. - К тебе, отец, - сказал Чора, подъехав вплотную. - Имеют ярлык... - Ярлык?.. Чей? - Твой. - Но я никогда не давал ярлык этим гяурам, этим... пусть помилует меня аллах! - В глазах мурзы вспыхнул гнев. - Ярлык дала твоя жена Варвара-ханум, мурза, - выступил вперед Семен Палий. - Варвара-ханум? - Кучук-бей ничего не понимал. - Как она посмела это сделать?! Чора побледнел, испугавшись отца. Ему до сих пор отчетливо помнился тот день, когда отец, узнав об исчезновении Стехи и двух невольников, совершенно обезумев, кинулся к жене с поднятыми кулаками. Глаза его дико сверкали, из перекошенного рта вырывался не крик, а страшный звериный рык. Казалось, еще мгновение - и он ударит Варвару-ханум... Чора видел, как в страшном ожидании напряглась мать, гордо подняв свою красивую голову, увенчанную тяжелыми русыми косами, и лицо ее озарилось нежным сиянием ее голубых очей... Одного он не осознал - какая сила бросила его, словно распрямляющуюся пружину, вперед. Он заслонил собою мать в тот миг, когда отцовские кулаки уже нависли над ней... Произошло непостижимое: отец остановился, тяжело дыша и скрипя зубами. Долго смотрел на них, будто впервые видел, потом внезапно как-то обмяк, опустил голову и, повернувшись, не сказав ни слова, вышел прочь. С этого времени он ни разу не вспоминал про полонянку, вел себя с женой и с сыном так, словно ничего не произошло, был приветлив и добр. И вот... В голосе отца Чоре послышались грозные отзвуки той далекой бури. - Не гневайся, мурза, - хладнокровно промолвил Палий. - Лучше привечай гостей. - Кого? Кого? - Всюду, во всех краях и у всех народов, когда прибывает брат жены, его встречают, как ближайшего родича и почетного гостя... Кучук-бей хмуро взглянул на казака. - Говоришь непонятное... - Ну, конечно, где тут сразу уразуметь, - невесело усмехнулся Палий. - Ведь когда брал в полон мою сестру Варвару в Нежине, не спрашивал согласия ни ее самой, ни ее родителей, ни братьев... Так откуда тебе знать ее брата? Кучук-бей оглядел своего собеседника, его высокую, сильную фигуру, всмотрелся в его открытое