галопом. Из-под копыт серого жеребца вздымалась пыль. И только перед самой толпой всадник осадил коня. - Люди, что здесь случилось? - крикнул он, снимая с головы шапку-янычарку. - Арсен! Арсен Звенигора! Живой!.. - зашумели вокруг. - Да, это я... Но, ради всего святого, скажите - у нас дома несчастье? Почему здесь столько людей? Пожилой казак, почесывая затылок, выступил вперед: - Да, понимаешь ли, казак, сами не знаем, несчастье или нет... Стеха пропала. Твоя сестра... Погнала утром гусей на луг - и вот нет! Или ушла куда, или утонула, может... Никто ничего толком не знает... Мать плачет, убивается... Да вот и она! Кто-то успел сообщить матери, что сын приехал. Женщина схватилась за сердце и побежала на улицу. За нею рысцой засеменил дед Оноприй. Люди тоже повалили со двора. - Арсен! - вскрикнула мать, и в крике том слились и радость и горе. - Стеши-то нет!.. Арсен прижал мать к груди. Начал утешать: - Успокойся, мамо! Я уже знаю... Что-нибудь сделаем! Найдется Стеша... Не иголка же... Не плачьте, родная!.. А вот и дедушка! - Казак поцеловался с дедом. - Побелел еще больше... - Да как тут не побелеешь, о вас горюя! - Не тужите, найдется Стеха! - успокаивал Арсен родных, хотя у самого похолодело сердце. - А сейчас принимайте гостей... Моих друзей... С самой Турции добирались... Подъехали всадники. Здесь были: Златка, Спыхальский, Роман, Грива, Яцько. Между двух коней, на плотной попоне, под присмотром Якуба лежал Младен. Арсен кратко объяснил друзьям, какое горе пришло в дом. Печаль покрыла их лица. - Перун ясный! - пробасил Спыхальский. - И тут лихо! Когда только люди избавятся от него? Прибывшие завели коней во двор. Дед Оноприй вынес из риги сено. Младена внесли в хату, положили на кровать. Хуторяне начали понемногу расходиться. Только дети и самые любопытные разглядывали смуглого, серебристоголового турка и усатого горделивого великана, который перемежал речь польскими словами. Вдруг во двор вбежал взволнованный Иваник. - Нашел! - выкрикнул он. Увидев Звенигору и незнакомых людей, смутился и уже тише добавил: - Знаешь-Понимаешь, тово... след нашел! - Где? Все кинулись к нему. Обступили. Арсен схватил его за плечо: - Говори! Где Стеха? Куда ведут следы? - Э-е, знаешь-понимаешь, тово... и не знаю... Я только в-вот ленту девичью н-нашел... В-вот!.. Он разжал маленький кулачок. На ладони рдела шелковая ленточка от косы. - Это Стешина! - вскрикнула мать. Арсен не раздумывал: - Веди скорее! Покажи место, где ленту нашел, дядько Иван! Все повалили на луг. - Вот тут! - показал Иваник на истоптанную траву под кустом ракитника. Арсен внимательно осмотрел следы. Они четко были видны на влажном иле. Вот отпечаток небольшой босой ноги. Это, конечно, Стешин... Здесь она стояла долго. Должно быть, косы расчесывала. Не зря же именно здесь и нашли ленту. А вот и несколько белокурых волосков на ветке ракитника. Постой-постой, а это что? Чуть дальше - следы от сапог... - Роман, посмотри! - позвал друга Арсен. Роман вышел из толпы и нагнулся рядом. - Тут было, кроме девушки, двое мужчин, - произнес он уверенно. Как и запорожцы, дончаки умели находить по следу дичь, а если требовалось, то и врага. - Видишь, следы разные: один - от сапог, узкий, длинный со стоптанными каблуками, а другой - короче, на нем ясно видны отпечатки подковок... - Значит, это не татары. Татарские чирики таких следов не оставляют, да никогда с подковками и не бывают. - Конечно, не татарские... Тогда чьи? Арсен ничего не ответил. Сделал знак Роману рукой и, приглядываясь к притоптанной траве и растрепанным кустам ракитника, нырнул в заросли. Роман поспешил за ним. След вскоре вывел к лесу. Казаки несколько замедлили шаг. Земля здесь была сухой и следов не сохранила. Только сбитая головка сон-травы или сломанный плечом гнилой сучок кое-как указывали путь. В овраге, под горой, нашли следы ночлега. Вытоптанная копытами трава, свежий конский помет и огрызки сухарей говорили о том, что здесь ночевало несколько всадников и что уехали они отсюда не раньше сегодняшнего утра. Не представляло труда проследить, куда они направились: кованые лошади оставляли такой выразительный след, что с него трудно было сбиться. Под горою Роман нашел подкову и положил себе в карман. Это была счастливая примета. Когда поднялись вверх, где кончался лес и начиналась степь, и, увидев, что отсюда следы повернули на юг, в сторону Днепра, казаки остановились. - Не догнать, - сказал сокрушенно Роман. - Да, пешком не догонишь, - согласился Звенигора.- Есть же кони!.. Да и теперь я, кажется, догадываюсь, чья тут работа. - Чья? - Чернобая! Я рассказывал тебе о нем... Похищение и продажу красивых девчат он сделал своим ремеслом. Решил, что на этом можно нажиться больше, чем выращивать хлеб и разводить скот. Собака! - А может, кто другой тоже занимается этим подлым промыслом? - Вполне возможно. Но, думаю, они все связаны одной ниточкой. Если хорошенько прижать Чернобая, то клубок распутается! Но мне почему-то кажется, что Стеха не минует Чернобаевки... Не будем терять времени, Роман. Айда домой!.. 3 С Арсеном, кроме Романа, пана Мартына, Гривы и Яцько, выехало из Дубовой Балки еще пятнадцать добровольцев. Все - бывалые казаки Лубенского полка. Один Иваник никогда не нюхал пороха и не слышал посвиста татарских стрел, но Арсен не смог отказать ему: очень просился человечек. - Да ладно, пусть идет! - махнул рукой и тут же пожалел. Не успел Иваник взобраться с колоды на высокого гнедого коня, которому не доставал головою и до загривка, как во двор влетела дебелая молодка. Лицо ее пылало гневом, глаза блестели, сорочка распахнута, из-под очипка выбилась коса. Заметив Иваника, что пригнулся к гриве коня, стараясь быть незаметным, молодица в сердцах ударила кулаком о кулак. (Очипок (укр.) - головной убор замужней женщины.) - А черт бы тебя побрал, муженек! - завопила она. - В какую это дорогу ты собрался, бродяга этакий, головой бы тебя об нее било!.. Обзавелся детишками, а теперь на кого покидаешь их, сорвиголова! Или я двужильная - тянуть лямку и за себя и за тебя, разбойник ты несчастный? Сорвиголова и разбойник совсем сник и побледнел, от этого стал казаться еще меньше. - Зинка, п-прошу т-т-тебя, перестань кричать, - взмолился тихо. - Люди ведь кругом! Что п-подумают... знаешь-понимаешь! - Чихать мне на твоих людей! Слазь живее с коня - и марш домой, не то за чуприну стащу! Негодник! Бродяга! Ишь ты, разобиделся, что родная жинка не тем словом назвала - и наутек! Бросает детей - и по свету! Воевать ему захотелось! Славы добыть!.. А чирей на... не хочешь? - Зинка... - Что Зинка? Слазь, говорю тебе, да веди коня домой! Сам кидается сломя голову и коня еще ведет! Намучилась я с тобой, чума б тебя схватила в дороге! А теперь еще и вдовой хочешь оставить! Не дождешься!.. Распалилась она не на шутку. Могучей грудью теснила коня, а тот, прижимая уши, пятился от нее. Перепуганный Иваник вцепился в гриву, словно надеялся найти в ней спасение. Но властные руки жены вот-вот достанут и стянут вниз. Что делать?.. Что делать?.. Чего доброго, еще и подзатыльников надает! Ну, куда ни шло, если б это дома, где никто не видит! Так нет же, перед всем хутором осрамить его хочет, противная баба! - Зинка!.. - тонким голоском выкрикнул он. - Не тронь! А не то, вот тебе... т...того... знаешь-понимаешь... крест, все брошу... на Запорожье уйду... казаковать буду... знаешь-понимаешь! - Что-о?! Ты еще мне грозить вздумал? - Она покраснела от негодования и схватила мужа за шаровары: - А ну-ка слазь! Тоже мне запорожец нашелся! "Знаешь-понимаешь"!.. Это было уже чересчур. Смеялись казаки, смеялись женщины, даже ребятишки хохотали, повизгивая от восторга. Иваник не стерпел такой обиды и выхватил из ножен саблю. Она молнией сверкнула над его головой. Жена охнула и отшатнулась. Этим не замедлил воспользоваться муж - ударил коня пятками под бока и вихрем вылетел из толпы. Зинка на время растерялась. С лица сбежал злой румянец, нижняя губа задрожала. - Иваничек, милый, куда же ты? Подожди!.. Тот даже не оглянулся - помчался к подъему, что желтел среди зелени леса. Только там остановился и помахал рукой. Зинка тоже подняла было руку, чтобы ответить ему, но вдруг ей показалось, что муж насмехается над ней. Глаза ее вновь зло блеснули, смуглое миловидное лицо побагровело. Она подбоченилась и крикнула так, что гул пошел по лесу: - Только вернись, бродяга! Будет тебе! Спыхальский, с интересом наблюдавший вместе со всеми эту сценку, удивленно покачал головой, лихо закрутил вверх рыжий ус и подтолкнул Гриву в бок: - Ну и бой-баба, пан Грива! Га? - и прищелкнул языком. - Да уж так! - согласился Грива. - Не то что ваши изнеженные панночки! Спыхальский не возразил и еще долго не мог отвести глаз от крепкой, плотной фигуры молодицы. Лишь после того, как Арсен попрощался с родными и Златкой и сказал, чтобы трогались, Спыхальский глубоко вздохнул и вскочил на коня. Вскоре отряд одолел подъем и скрылся в лесу. А хуторяне долго еще не расходились и судили-рядили, удастся ли казакам разыскать и освободить Стешу. 4 На третий день к вечеру Звенигора с товарищами прибыл в Чернобаевку. Дубовые ворота маленькой крепости были закрыты. На стук выглянул в окошко над воротами заспанный слуга. Увидев четырех турецких спахиев (Звенигора, Спыхальский, Воинов и Грива в спешке даже не переоделись), он не спеша спустился вниз и, открыв калитку, впустил их во двор. - Хозяин дома? - спросил Звенигора. - Отдыхает, - ответил, позевывая, слуга. - Проведи нас к нему! - Хе! Так и проведи! А трепка кому будет? Мне или вам? - Не будет, - улыбнулся Звенигора. - Он так обрадуется нашему приезду, что тут же прикажет достать из подвала бочонок меда. - Ну, если уж так... - Парень пошел впереди, продолжая с сомнением: - А то ведь он с далекой дороги прибыл и отдыхать прилег... Грива остался возле коней. По его знаку из засады появились остальные казаки и бесшумно приблизились к воротам. Звенигора, Воинов и Спыхальский приближались к дому. Во дворе - ни души. - Где же челядь пана Чернобая? - спросил Арсен. - Хозяйственный двор вон там, внизу над речкой... Там и челядь. А слуги тоже спят. По домам на селе... Миновав полутемные сени, они вошли в просторную комнату, В которой стояли крашеные скамьи, резные сундуки, шкаф и массивный дубовый стол, покрытый плотной гарусной скатертью. Из соседней комнаты сквозь приоткрытые двери доносился громкий храп. - Хозяин спит, - прошептал парень и на цыпочках направился к спальне, но Звенигора опередил его: - Стой здесь, я сам разбужу. Представляю, как обрадуется твой господин, увидев спросонок своего давнего знакомого! Слуга отошел к стене. Спыхальский остался у выходных дверей, а Воинов, положив руку на пистолет, стал посреди комнаты. Хотя на дворе стояла теплая весенняя погода, Чернобай спал в шароварах и кунтуше, расстегнув его и широко раскинувшись навзничь на белых перинах. Его бледное, нездоровое лицо было покрыто мелкими каплями пота. Сабля - на боку, а в изголовье - красиво инкрустированные пистолеты. Арсен постучал ножнами сабли по подошве сапога Чернобая: - Вставай, сотник! Проснись! Храп прекратился. Чернобай бессмысленно взглянул мутными глазами на казака и снова закрыл их, переворачиваясь на левый бок. Но, очевидно, что-то дошло до его сознания, он сразу поднялся и сел на кровати, уставившись в незнакомца. - Ты кто такой? Откуда? - В его голосе послышались нотки тревоги. - Не узнаешь, Чернобай? - спросил Арсен, вынимая из-за пояса пистолет и взводя курок. - Что это значит?.. Как ты попал сюда? Эй, люди!.. Голос затерялся в комнатах Слуга попытался было кинуться к хозяину, но, увидев направленное на него острие ятагана в руке Спыхальского, отступил снова к стене. Тем временем Чернобай вскочил с кровати. Мертвенная бледность разлилась по его лицу. В глазах светился ужас. - Боже! Звенигора! - вскрикнул он. - Откуда?.. - С того света, пан Чернобай! Ты все-таки не утратил памяти... Благодарствую, что признал... Выходи-ка в светлицу, там поговорим! - Арсен схватил Чернобая за плечо и так швырнул, что тот кубарем долетел до дверей. Там его подхватил Роман, одним взмахом ятагана отрезал от пояса саблю, и она с лязгом покатилась по полу. Слуга ошалело переводил взгляд с хозяина на незнакомцев, все еще не понимая, что же происходит. Арсен стал напротив Чернобая. Как долго ждал он этой минуты! Сколько раз в бессонные ночи в подземелье Гамида или прикованный к веслу на галере представлял, что скажет при встрече своему врагу... И вот эта минута настала! - Ну, вот и встретились, пан Чернобай. Не ждал? Чернобай молчал. Под распахнутым кунтушом высоко вздымалась грудь. - Чего молчишь? Страшно теперь вспомнить, как продавал татарам в неволю наших девчат? Или жалеешь, что тогда не перерезал мне горло? - Чего ты от меня хочешь? - прохрипел Чернобай. Арсен стремительно приблизился к нему, схватил за грудь, рванул к себе: - Хочу узнать, паскуда, откуда ты сегодня прибыл? Из Дубовой Балки?.. Куда девал мою сестру Стеху, которую твои люди там выкрали? Ну! Говори!.. - Я там не был, - прошептал Чернобай, но по тому, как вздрогнули его брови и расширились зрачки, Арсен понял, что тот лжет. Стеха в его руках. - Мы пришли сюда по твоему следу, сотник! Не верти хвостом, гадюка! Отдавай мою сестру! - Ее нет у меня! - Ты и твои люди были в Дубовой Балке!.. - Нет! Роман, наблюдая эту сцену, менялся в лице. Услышав последний ответ Чернобая, он выхватил из кармана большую подкову и сунул ее сотнику под нос. - А это узнаешь, собака? Мы ее нашли в лесу, на месте вашего привала... Может, повести тебя в конюшню и показать, который из твоих коней эту подкову потерял?.. Чернобай молчал. От страха и бессильной злобы закусил до крови губу. - Чего молчишь? - тряхнул его Арсен. - Да что с ним говорить, Панове! - воскликнул Спыхальский. - Пальни, Арсен, из пистолета - пусть сгинет до дзябла! - И правда! - поддержал товарища Роман. Звенигора молча посмотрел на друзей. Он еще колебался. - А как же сестра? - Перевернем это логово вверх дном, а найдем! Она где-то здесь запрятана! - Ну, если что так, - смерть негодяю! - Арсен поднял пистолет. - Погоди! - прохрипел Чернобай. - Позволь помолиться перед смертью!.. Не губи душу без покаяния! Арсен переглянулся с товарищами. Те утвердительно кивнули головами. Чернобай, неуклюже сутулясь, направился в угол, к висящим под рушниками иконам. Там, упав на колени, оперся обеими руками о некрашеный деревянный пол и начал отбивать поклоны, что-то бормоча себе под нос. Арсен и его друзья стали таким образом, чтобы Чернобай и слуга оставались в поле зрения. Внезапно что-то скрипнуло, стукнуло. Тут же послышался громкий грохот - и Чернобай исчез. На том месте, где он стоял на коленях, зиял черный проем. - Проклятье!.. - вырвалось у Арсена. Все кинулись вперед. Заглянули в яму. Но, кроме деревянной ляды, качавшейся на петлях, ничего не увидели. Снизу донесся чуть слышный шорох: где-то в глубине осыпалась земля. Звенигора занес над ямой ногу, собираясь прыгнуть. Воинов схватил его за руку. - Ты что, рехнулся, Арсен? Куда? Кто ведает, какие неожиданности приготовил там Чернобай для преследователей!.. - Он быстро нагнулся и выстрелил в подземелье из пистолета. Прогрохотало эхо, пороховой дым заволок узкий проем. Позади хлопнули двери: перепуганный насмерть слуга вышмыгнул из комнаты. - Стой, пся крев! - метнулся за ним Спыхальский. Но парень далеко не ушел. В сенях его схватил Грива. Прижал к стене. Арсен отвел тяжелую руку товарища: - Подожди, Грива, этот холуй нам нужен. - И к слуге: - Если хочешь жить, говори правду, как на исповеди! Где дивчина, которую Чернобай привез сегодня? Куда вы ее девали? - Хозяин меня убьет. Отпусти, добрый пан! - Дурень, позаботься о том, чтобы не лишиться жизни сейчас! - У него есть... тайники. - Показывай все! Один - на мельнице, я сам знаю... - Два тут, в крепости. Один - в стене, вход из конюшни... Я покажу. Но там сейчас нет никого... - А второй? - Поклянись, что отпустишь живого! - Отпущу. Вот тебе крест! Парень сразу оживился. Облегченно вздохнул: - Тогда скажу. Может, на душе легче станет, а то носишь это как камень на сердце! Но никому не говорите, что от меня узнали... Видели во дворе собачью будку? Между конюшней и амбаром... Это и есть вход в тайник! Под будкой глубокий подвал, а в будке - собака... Поняли? - Поняли. А еще где? - Есть еще в лесу. Версты за две отсюда, в урочище Журавли. Напротив родника в чаще тайный погреб... Но тот для зимы. - Ясно. Как тебя звать? - Минка... - Ну, вот что, Минка: если не врешь, не утаиваешь, мы тебя отпустим. Хотя, по правде говоря, все Чернобаево отродье заслуживает висеть на одном суку. Веди нас к будке! 5 Минка унял рассвирепевшего пса и запер его в амбар. Оттащил будку в сторону. Под ней оказалась искусно сделанная ляда. - Тут, - сказал Минка и, испуганно оглядываясь, не видно ли кого из людей Чернобая, отступил за угол амбара. Звенигора с Романом подняли тяжелую ляду, стали на колени, заглянули в погреб. На них пахнуло сырой землей и плесенью. - Стеша! - тихо позвал Арсен, все еще не веря, что здесь может быть сестра. - Стеша! Сестричка! Вокруг него сгрудились товарищи и односельчане, которые прибыли с ним. Все затаили дыхание. Из погреба донесся тихий шорох, послышалось шуршание соломы. - Стеша! Ты здесь? Это я - Арсен! - крикнул казак изо всех сил. - Арсе-ен! - не крик, а вопль вырвался из ямы. Звенигора сразу узнал голос сестры. Раздались крики еще нескольких девчат. Послышался топот ног, и внизу, как раз под отверстием, появилось четыре девичьих лица. Запорожец увидел измученные глаза Стеши, ее растрепанные косы. Девушка протянула вверх тонкие руки. - Лестницу! - крикнул Звенигора. Принесли лестницу, опустили в яму. Пленницы одна за другой поднялись наверх. Арсен подхватил Стешу на руки, прижал к груди. - Сестренка! - Братик! Арсен! Откуда ты?.. В это время внизу, у речки, забили в набат. Низкие отрывистые звуки колокола тревогой отозвались в сердцах казаков. Все сразу притихли. Звенигора поискал взглядом Минку, но того как ветром сдуло - исчез куда-то. - Чернобай скликает своих людей, - сказал Роман. - Да, проворонили мы его, собаку! - глухо отозвался Арсен. - Теперь здесь оставаться опасно... По коням, друзья! Они поспешно выехали из ворот крепости, повернули в поле и понеслись галопом. Впереди мчались девчата. Арсен ехал последним. Поворачивая на широкую степную дорогу, сквозь тучи пыли успел заметить, что сзади, из-за склона, вынырнул конный отряд. Хотя до него было не менее двухсот саженей, он узнал малиновый кунтуш Чернобая. Началась погоня. Гудела под копытами земля. Бряцало казацкое оружие. Справа промелькнули белые хатки села - и оба отряда вырвались в степь. Передний заметно сбавлял ход. Не привыкшие к быстрой верховой езде пленницы еле держались в седлах. Когда стало ясно, что до темноты оторваться от погони не удастся, Звенигора крикнул: - Приготовить мушкеты! Стрелять на ходу залпом! Целиться в лошадей! Казаки сорвали из-за спин мушкеты, рассыпались лавой. - Пали! Прогремел залп. Три или четыре преследователя рухнули на землю. Кони поднялись на дыбы, испуганно заржали. Послышался крик раненых. Потом все исчезло - пороховой дым косматым облачком набежал на преследователей и скрыл их от казаков. - Вперед! - крикнул Звенигора. Прижав уши, кони рванулись во весь дух. Выстрелы, крики, запах дыма встревожили их, придали новые силы, и беглецы быстро помчались к лесу. Через две-три сотни шагов Звенигора оглянулся. Радостно екнуло сердце: испытанный в боях запорожский способ останавливать наступление вражеской конницы оправдал себя и здесь. Отряд Чернобая, сбившись в кучу, топтался на месте. Очевидно, смерть или ранение нескольких товарищей отбили у челяди охоту продолжать преследование. Вскоре вечерние сумерки сгустились и темно-сизой пеленой покрыли степь. Теперь Чернобай если бы и хотел и имел силы, все равно должен был прекратить погоню. 6 Действительно, неожиданный казацкий залп вызвал в отряде Чернобая большое замешательство. Двое слуг были ранены. Еще четверо, упав с подстреленных коней, так разбились, что не сразу пришли в себя, а остальные вгорячах сочли их убитыми. Сам Чернобай остался невредимым. Он хотел продолжать погоню, но никто за ним не последовал. Только поэтому он, скрежеща зубами, приказал подобрать раненых и возвращаться домой. В крепости, бросив повод слуге, приказал! - Разыщи Минку и приведи ко мне! И пошли за Митрофаном и Хорем - пусть зайдут! Сам же прошел к себе в спальню, сорвал со стены два пистолета, засунув за пояс и присев у стола на скамью, задумался. Положение его сразу осложнилось. Возвращение Звенигоры было как гром среди ясного неба. Сегодня он спасся только чудом. Арсен может в любой день вернуться с большими силами или подстеречь его где-нибудь одного и послать пулю в спину. Да, было о чем подумать сотнику. Хлопнули двери, и слуги ввели Минку. Чернобай поднял голову, сурово взглянул на парня. - Подойди ближе! А вы - прочь отсюда! Когда слуги вышли, Чернобай встал, подошел к Минке. У парня задрожали колени. - Это ты впустил тех разбойников, негодяй? - прошипел хозяин. - Сколько они тебе заплатили? - Батечку, ей-богу, ничего! - забормотал Минка. - Пусть меня гром разразит, если брешу!.. Я думал, люди из Немирова... От Юрия Хмельницкого или от Многогрешного... А оказалось... - Ты слышал, что они здесь говорили? - Слышал... По тому, как у Чернобая сверкнули глаза, парень понял, что напрасно проговорился. Руки его задрожали. - Кому об этом рассказывал? Только правду! - Никому. Пусть у меня язык отсохнет, если брешу! - Побожись! - Разрази меня господь, никому!.. Что я - маленький? - Хорошо. Иди! Парень повернулся и шагнул к двери. В тот же миг в руке Чернобая блеснул ятаган - и слуга, не успев вскрикнуть, свалился на пол. Чернобай наклонился над ним и ударил еще раз, в сердце. Потом вытер ятаган об одежду убитого и снова сел на скамью. Через некоторое время в сенях послышались шаги. Чернобай встал, высек огонь, зажег свечу. Потом приоткрыл дверь. - Это ты, Митрофан? - Я, - послышалось в ответ. - А Хорь с тобою? - А как же. - Входите! Слуги робко вошли в светлицу. После поездки за Днепр они крепко спали и теперь, узнав о нападении на крепость и погоне, в которой они не участвовали, не знали, что ждать от хозяина. Увидав на полу труп, остановились. Митрофан перекрестился: - Неужели Минка? Чернобай не ответил. Закрыв за ними дверь, подтолкнул их на середину комнаты и стал напротив. Слуги почувствовали опасность. Митрофан, как стреноженный конь, неловко переступал с ноги на ногу. Хорь, маленький, юркий, норовил спрятаться за долговязого товарища. Но Чернобай прикрикнул на него: - Чего вертишься, как муха в кипятке? Перед кем стоишь, подлец? Забыл? Хорь замер, лихорадочно соображая, откуда ждать беды. Митрофан придурковато смотрел на хозяина. Его неповоротливый ум не мог сообразить, что произошло. А Чернобай сразу ошеломил обоих неожиданным вопросом: - Куда девали Звенигору? Митрофан вытаращил глаза: - Какого Звенигору? - Не прикидывайся дурнее, чем есть, остолоп! - крикнул Чернобай. - Того казака, которого я приказал посадить на кол, а потом кинуть в озеро! - А-а... - Митрофан повернулся к Хорю с таким видом, словно говоря: "Видишь, я же тебе говорил!". Хорь подобострастно улыбнулся, виновато опустил глаза: - Мы продали его Али, хозяин. - Продали Али? Да как вы посмели, несчастные? - Митрофан подбил... Говорил: хозяин заработал хорошо, а мы разве не люди? Я и не хотел, а он пристал... Угрожал... У Митрофана еще больше выкатились глаза. Лицо его побагровело от гнева. Он задыхался, слыша, как Хорь сваливает свою вину на него, и не мог ничего сказать в свое оправдание. Он обычно орудовал кулаками и потому недолго думая двинул Хорю в ухо. Тот отлетел к окну и выхватил пистолет. Прогремел выстрел. Митрофан вскрикнул, схватился за грудь и медленно осел на пол. Чернобай же неподвижно стоял у стола, только зорко следил за каждым движением Хоря, держа пистолет на взводе. Хорь бросился к Митрофану, лежащему рядом с Минкой, заглянул в лицо. - Готов!.. - И ты думаешь, что этим спас свою мерзкую шкуру? - тихо спросил Чернобай. - Думаешь, я так и поверил, будто Митрофан подбил тебя продать Звенигору татарину? Хорь позеленел. Упал на колени, пополз к хозяину, пытаясь обхватить его ноги руками. Но Чернобай резко оттолкнул холопа. - Ты, Хорь, хитрый. Но и тебе пришел конец! Твоя хитрость могла стоить мне жизни. - Прости меня, добрый господин! - всхлипнул Хорь. - Не иначе, дьявол меня попутал! Но, клянусь богом, я еще услужу... Только не убивай!.. Вспомни, сколько раз я спасал тебе жизнь... Я всегда служил тебе верой и правдой. Ну, и только раз согрешил - позарился на деньги... Каюсь... Он снова подполз к хозяину и, плача, целовал его вымазанные в глине сапоги. Чернобай молчал. Лишь после нескольких минут раздумий схватил Хоря за сорочку и поставил перед собой. Свеча, мерцая, освещала перекошенное от страха лицо слуги желтым призрачным светом, и от этого оно казалось неестественно зеленым, мертвым, безобразным. Чернобай с омерзением оттолкнул парня от себя. - Хорошо, Хорь... Я помилую тебя... Из груди парня вырвался радостный стон. - Однако не думай, что я тебя прощаю... Ты должен заслужить прощение! Слушай внимательно... Ты проберешься в Запорожье, вступишь в сечевое товариство. А там выберешь удобную минуту и прикончишь Звенигору... Он тебя в лицо знает? - Нет, не знает. - Вот и хорошо. Это поможет нашему замыслу... Да не оттягивай! Пока Звенигора жив, я не могу оставаться в Чернобаевке. Сегодня же отправлюсь в Крым, к Али... Я буду ждать известия от тебя... Слышишь? - Слышу... Все будет сделано, как приказал, хозяин. НЕОЖИДАННОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ 1 Доставив девчат в Дубовую Балку, Звенигора с товарищами - Романом, Спыхальским, Гривой - повернул на юго-запад, к Запорожью. На третий день, поздно вечером, четыре всадника остановились у ворот сечевой крепости. Звенигора рукояткой пистолета стал колотить в крепкие дубовые ворота. Гулкое эхо усиливало этот грохот. Где-то вверху, в темноте, скрипнул ставень, и сонный голос недовольно спросил: - Экой черт, прости господи, дубасит там? Звенигора чуть было не расхохотался. Радость распирала ему грудь. После всего пережитого на чужбине вот он наконец стоит у ворот родной Сечи и сам себе не верит: сон это или явь? Будто не было ни тяжелого пути в Крым, ни Гамида с Сафар-беем, ни гайдутинов Младена, ненавистной галеры, долгого пути через Болгарию, Валахию и разоренную Правобережную Украину к тихой Суле. Кажется ему, что лишь вчера вечером выехал он из этих ворот, а сегодня уже возвращается назад. И встречает его не кто иной, как сам батька Метелица! Улыбаясь в темноте, Арсен представляет, как там, вверху, высунувшись из оконца, старый казачина всматривается вниз, стараясь рассмотреть, кто прибыл. Но ничего не видит и от этого злится, готовый разразиться от гнева отборной бранью. Голос загремел снова: - Или тебе уши заложило, идол? Чего барабанишь, спрашиваю? Тут уж Арсен не выдержал и от души рассмеялся. Именно такие слова, сказанные точно таким тоном, присущим только бывалым запорожцам, не боящимся ни бога, ни черта, он и ожидал услышать сейчас от своего старого учителя. - Узнаю родню! - сквозь слезы и смех произнес Арсен. - Отчиняйте, батько Корней! Неужели не признали? Метелица на время замолк. Потом охнул и послышалось, как отскочил он от смотрового оконца. С надвратной башни снова донесся его зычный голос. Он будил дежурных запорожцев, которые, пренебрегая опасностью, спокойно улеглись спать. - Вставайте! Да вставайте же, иродовы души! Секач, Товкач, будет спать! Просыпайтесь! Дорогой гость прибыл!.. По деревянным ступеням затопали тяжелые сапоги. Заскрипел подъемник, звякнул железный засов, и ворота открылись. Из них выскочил заспанный Метелица. За ним, недовольно бурча, торопились Секач и Товкач, так и не разобравшиеся спросонок, зачем их так быстро подняли. - Арсен! Чертяка! - воскликнул Метелица и сгреб Звенигору в свои медвежьи объятия. - Живой! Прилетел, соколик! Ох ты боже!.. Он крепко прижал Арсена к груди, расцеловал в обе щеки и, наконец, прослезился. Удивленные и обрадованные Секач и Товкач насилу вырвали из могучих ручищ Метелицы своего товарища и побратима, которого уже и не надеялись увидеть живым. - Арсен! Брат!.. После первых бурных проявлений радости, когда слышались лишь отдельные выкрики, Метелица первый вспомнил, что прибывшие устали и нуждаются в отдыхе. - Без передышки от самого Дуная, батько, - сказал Арсен. - Так что и я и мои други не откажемся от гостеприимства. Последние три дня мчались, как на крыльях. Соскучился по товариству сечевому да и дела неотложные... А что, кошевым все еще Серко? - А кто же? Отказывался, правда, очень. Говорил - старый стал. Но товариство настояло... Да и времена тревожные... - Мне бы сразу к нему... - Постой, постой, парень! Глухая ночь на дворе, а ты к кошевому... Горит, что ли? Выспишься, а тогда делай как знаешь, - охладил Арсена Метелица. - Заезжайте!.. Товкач, поставь коней в конюшню! А ты, Секач, раздобудь чего-нибудь казакам! Да поворачивайтесь поживей, увальни!.. А я уж постою на часах... После сытного ужина Метелица отправил Романа, Спыхальского и Гриву спать, а Звенигору заставил поведать о своих скитаниях и бедствиях. Старый запорожец и его молодые товарищи затаив дыхание долго слушали необычные рассказы, и лишь на рассвете утомленный Арсен заснул. Утром вся Сечь узнала о возвращении Звенигоры. Каждый хотел собственными глазами увидеть его и послушать обо всем, что он перенес. Однако Звенигора, сбросив с себя турецкий наряд, отправился к кошевому. Зато Спыхальский, Грива и Роман на все лады рассказывали о своих мытарствах в неволе. Особенным успехом пользовался у запорожцев пан Мартын. Рассказывал он интересно, с шуткой, частенько ввертывая в свою речь те польские словечки, что похлеще, и изображал Арсена чуть ли не сказочным богатырем и непобедимым воителем. Слушая его, казаки то и дело разражались веселым хохотом, так как Спыхальский даже о трагичных событиях их жизни умел рассказать остроумно и весело. Тогда и пан Мартын сам хохотал громче всех, запрокинув голову и нацелив в небо свои рыжие усы-копья. Потом напускал на себя важный вид и вновь принимался развлекать своих слушателей новыми приключениями, в которых правда нередко украшалась буйной выдумкой неутомимого рассказчика. Проходя мимо, Звенигора встретился взглядом с паном Мартыном - тот стоял на бочке, перевернутой вверх дном запорожцами, чтобы всем было его видно. Спыхальский хитро улыбнулся, подморгнул и продолжал в том же духе: - А однажды - это было уж на Днестре - послал меня пан Арсен переправу разведать... Шмыгнул я в кусты и иду себе по-над берегом. Остерегаюсь, чтобы какой-либо татарин не заметил меня. Вдруг вижу - бежит к речке хорошенькая татарочка с высоким медным кувшином на плече. Я остановился. Думаю, что же будет дальше? Татарочка поставила кувшин на камень, оглянулась вокруг и - о панство! - начала быстро раздеваться... Я закрыл глаза... Когда мне надоело стоять, как слепому, я приоткрыл один глаз... - Га, га, га! - захохотали вокруг запорожцы. - Смотрю - осталась татарочка в одних цветастых шелковых шароварах... Ох, Езус!.. А как только я открыл и второй глаз, она уж успела... Звенигора не разобрал, что там "уж успела" татарочка, но по тому, какой громовой раскат хохота пронесся над толпой, стало ясно, что пан Мартын веселым словом и шуткой сумел полонить казацкие сердца. В комнате войсковой канцелярии Звенигору встретил сам Серко. Арсен впервые видел кошевого таким взволнованным и возбужденным. Старый атаман раскрыл объятия и, не позволяя младшему поклониться по старинному казацкому обычаю до земли, прижал его к груди. - Ты все-таки вернулся! Слава богу! А я уже и не надеялся увидеть тебя живым и тяжкий грех держал на своей душе... - Вернулся, батько, но, к сожалению, без вашего брата. Не нашел... Серко усадил Арсена напротив себя. Вздохнул. - Вижу. Если б нашел, вместе с ним прибыл... Значит, не доведется бедняге умереть на родной земле... Однако ты не даром там побывал: сослужил службу родной матери -Украине и всему Кошу Запорожскому. Твоя весть о походе Ибрагима-паши на Чигирин помогла нам подготовиться к встрече и успешно отбить нападение... Напрасно Ибрагим-паша и хан Селим-Гирей три недели беспрестанно штурмовали Чигирин. Помногу раз на день бросали они свои войска на приступ, вели подкопы и закладывали под стены города пороховые мины - ничто им не помогло! Чигирин выстоял, а Ибрагим-паша с Селим-Гиреем бесславно отступили... Да и мы здесь, в Понизовье, тоже не сидели сложа руки - совершали набеги на татарские улусы, громили турецкие переправы через Буг, подстерегали на Муравской дороге и разоряли вражеские обозы с припасами... Во всем этом есть и твоя доля! Вовремя получить предупреждение о замыслах врага - это уже наполовину выиграть сражение! - Рад твоим словам, батько, - скромно ответил Звенигора. - Но то - дело прошлое... Турки не оставили намерения завладеть Украиной. Султан Магомет снова готовит поход. Более грозный, чем в прошлом году! Серко внимательно посмотрел на казака. - Сведения у тебя надежные? - Да. Мне удалось вместе с друзьями-болгарами раздобыть султанский фирман. - С этими словами Арсен вытащил из-за пазухи твердый свиток пергамента и подал его кошевому. Серко развернул желтоватый лист, покрытый узорчатым турецким письмом, прижал его ладонями к столу. Долго всматривался в строчки. - О чем пишет султан? Звенигора прочитал фирман и перевел слово в слово. Серко слушал молча. На его высоком загорелом лбу легла между бровями глубокая морщина. Наверно, кошевого глубоко потрясло услышанное, но он не хотел показать это. Мужественное лицо Серко, которому так подходили густые длинные усы, подковой охватившие чисто выбритый крутой подбородок, оставалось непроницаемым. Некоторое время он молчал. Свернув свиток, Арсен смотрел на кошевого и старался отгадать его мысли и чувства. - Так вот оно как, - наконец тихо промолвил Серко. - Значит, этим летом не менее двухсот тысяч турок и татар будут топтать наши степи, жечь села и хутора, разрушать города... А кто может сказать, скольких наших людей они убьют, искалечат, потянут в нечестивую магометанскую неволю!.. Бедная моя Украина, чем ты провинилась перед богом, что он насылает на тебя напасть за напастью! Сколько горя уже ты познала и сколько еще падет его на твою голову!.. Вот уже ровно сорок лет, со времен гетмана Якова Острянина, я не выпускаю сабли из рук... Походы великого Богдана... Булава Винницкого полковника... Кошевой славного Низового товариства... Непрерывные войны с татарами... Начинаю чувствовать, что не те уже силы у меня. Слабеет зрение, медленнее бьется сердце... Боже! Ниспошли на меня свою благодать: сохрани в моих руках силу ровно настолько, чтобы отвести от моей любимой отчизны опасность, а глазам сбереги зоркость, чтобы мог я увидеть, как побежит Кара-Мустафа с остатками своего войска с земли нашей! А потом хоть и упокой мя, господи! Арсен затаил дыхание. Никогда не приходилось ему так близко и так остро, как теперь, почувствовать душу этого необыкновенного, могучего человека. Давно уже возглавляет Серко на Сечи запорожцев в их смертельной борьбе с турками и татарами. Десятки больших боев и сотни мелких стычек, выигранных им, принесли ему славу непобедимого воина. Враги боялись даже имени Серко. Часто показывали казакам спины, не вступая в бой, если узнавали, что перед ними Урус-Шайтан, или Русский Черт, как прозвали его татары и турки... Земляки же называли его Ганнибалом и грозой крымчаков-людоловов. И правда, сотни и тысячи пленников с Украины, Московской Руси, Польши освобождал с казаками Серко, перехватывая в степях перегруженные добычей хищные конные отряды татар; десятки улусов, городков и крепостей в Крыму, в Ногайской и Буджацкой ордах он сжег, разрушил в отместку за грабительские набеги на Украину; не раз на легкокрылых чайках вырывался на просторы Черного моря, громя галеры, сандалы, и освобождая невольников! Потому-то его имя и наводило на врагов ужас, а земляками прославлялось и воспевалось в думах-сказаниях и песнях. Запорожцы безгранично верили своему вожаку и искренне любили его. Каждый из них не раздумывая пошел бы за ним хоть к черту в самое пекло! (Чайка - название длинного деревянного парусного судна с командой более 50 человек гребцов и казаков.) После паузы, словно устыдившись своего душевного порыва, Серко досадливо поморщился, грубовато сказал: - Тьфу, распустил нюни, старый пустомеля!.. Арсен, сынку, - Серко вновь обнял казака, - спасибо тебе от всего Коша за известие, которому и цены нет! Твои старания, твои мучения окупились сторицей прошлый год и, верю, окупятся этим летом... Мы предполагали возможность нового турецкого нападения, а теперь уверены в этом и сделаем все, чтобы Кара-Мустафа сломал себе шею на Чигирине, как и паша Ибрагим!.. Надо немедленно сообщить об этом гетману Самойловичу и воеводе Ромодановскому. Я сегодня же пошлю гонцов. А ты поедешь немного позднее - сам отвезешь султанский фирман. Может, гетман-скряга раскошелится и наградит запорожца-горемыку сотней злотых! Да еще, чего доброго, сам царь-батюшка пришлет подарок - и сразу станешь богатеем... Конечно, не говоря уж о нашем подарке... От Коша... - Что ты, батько! И так я сколько твоих денег растранжирил! Ни одного злотого не привез домой... - И Звенигора рассказал Серко, как спасался с друзьями от Гамида и его аскеров. - Что упало, то пропало, - успокоил его кошевой. - Деньги - вещь наживная. Были бы только сами живы да здоровы... А в дороге они просто необходимы, сам знаешь!.. Он подошел к столу, вынул из ящика бархатный кошелек. - Здесь немного, но хватит, чтобы десяток запорожцев не знали нужды в дороге до Чигирина, а то и до Батурина... А теперь слушай. Сначала заедешь в Чигирин, покажешь фирман окольничему Ржевскому; он знает, что надо делать, это опытный воин... После прошлогоднего штурма, когда Чигирин наполовину был разрушен, он обновил стены, починил городские ворота, пополнил запасы. А если узнает, что вскоре придется снова встречать нежданных гостей, то подготовится еще лучше! Из Чигирина мчись в ставку гетмана. За Днепр. Думаю, там же встретишь и воеводу Ромодановского... У них и оставишь фирман -