ого Яна Собеского?" Великий визирь даже остановился посреди комнаты, удивленный этой мыслью, но сразу же отбросил ее. "Нет, пока соберу войско, пока фортуна повернется ко мне лицом, мои недруги и завистники уведомят султана о поражении под Веной и Парканом, и этот ожиревший бездельник подпишет фирман об отстранении меня от власти над войском и над империей... Значит, нужно поскорее задобрить его! Нужно убедить, что не я виноват в поражении и что есть еще надежда круто изменить ход событий в этой тяжелой и затяжной войне... Итак, решено: пошлю в подарок султану Златку, а в придачу - сотню австрийских красавиц, прикажу доставить из тайников в Эйюбе сундук золота и самоцветов! А с виновниками поражения под Веной, с виновниками моего бесславия и позора следует расправиться сейчас же и беспощадно! Эта расправа поможет удержать в руках власть, убедить султана в моей способности обновить войско и защитить западные земли империи... Ради этого стоит пожертвовать и Златкой, и всеми красавицами мира!" Кара-Мустафа от природы был человек нерешительный, долго колебался при окончательном выборе, терзаясь сомнениями, но когда решение было принято, начинал действовать немедленно. Он позвал капуджи-агу. - Паши прибыли, Мурад-ага? - Сидят в зале, эфенди, - поклонился налитый бычьей силой капуджи-ага, преданным, собачьим взглядом следя за малейшим жестом своего хозяина. - Мурад, - великий визирь понизил голос до шепота, - аллах покарал нас немилостью своей и даровал победу неверным... Но это не означает, что среди нас нет виновников нашего поражения... Они есть - и их нужно наказать! - Кто это? - хриплым голосом спросил Мурад, с готовностью берясь здоровенной ручищей за рукоятку ятагана. - Они там, в зале... Но обойдемся без крови... - Удавкой? - Да. Станешь с двумя-тремя верными капуджи вот за этой дверью, - Кара-Мустафа открыл дверь в соседнюю комнату, - и всех, кого я направлю сюда, удавишь, а трупы вытащишь на галерею, выходящую в сад. - Будет исполнено, мой повелитель, - поклонился Мурад. - Со мной всегда надежные люди. Отдав это распоряжение, Кара-Мустафа вошел в зал. Паши вскочили, застыли в молчаливом поклоне. Вот они - все, кто из-за своей трусости и бездарности привел войско к невиданному поражению! Нет только хитрого хана Мюрад-Гирея да графа Текели - пронюхали, верно, вонючие шакалы, об опасности и не торопятся на вызов, чтобы ответить за свое далеко не рыцарское поведение на поле боя. Но он доберется и до них, достанет их хоть из-под земли! - С чем пришли, паши? Чем порадуете сердце вашего сердара? - спросил великий визирь глухо, едва сдерживая ярость. - Где ваши воины? Где ваши знамена? Где оружие и обозы? Где, спрашиваю я вас?.. С каждым его словом все ниже склонялись головы пашей. В зале стояла гробовая тишина. - Чего молчите? И почему я вижу вас всех живыми? Почему ни один не сложил голову в бою? А? Видимо, потому, что вы не воины, а ничтожества, трусы, свинопасы! Вы не достойны носить высокое звание паши, которого удостоил вас богом данный султан! Голос сераскера дрожал от гнева. Никто не посмел возразить ему. Только зять султана, прямой и горячий Ибрагим-паша, смотрел великому визирю прямо в глаза, не скрывая ненависти и презрения. Кара-Мустафа заметил это и обратил свой гнев на него. - Что скажем султану, паша? Кто виноват в поражении? Ибрагим-паша шагнул вперед, сверкнул глазами. - Все мы виноваты! Но наибольшая вина - твоя, Мустафа-паша! - Почему? - Ты - сердар. Ты и в ответе за все войско. А мы - лишь за свои отряды. - Я буду отвечать перед падишахом, а вы - передо мной! - Мы и отвечаем! - Это не ответ! Сейчас каждый из вас зайдет ко мне и один на один доложит, что он делал под Веной и Парканом... Вот ты, Ибрагим-паша, первым и заходи! Кара-Мустафа пропустил перед собой в комнату Ибрагима-пашу. Тот хотел направиться к столу, но Кара-Мустафа указал на вторую дверь. - Нет, паша, сюда, пожалуйста! Ничего не подозревая, Ибрагим-паша переступил порог и оказался в просторной полутемной комнате - густые ветви деревьев затеняли окна. В тот же миг два капуджи схватили его, как тисками, за руки, а третий молниеносно накинул на шею петлю. Паша и вскрикнуть не успел, как петля сдавила ему горло, в глазах потемнело... Высоченный капуджи перекинул веревку через плечо, выпрямился - и паша повис у него на спине. С минуту он еще дергался, но скоро затих. Капуджи-"виселица" для верности еще немного подержал свою жертву на себе, а потом, убедившись, что тот уже отошел в "райские сады аллаха", отволок труп на галерею и там швырнул в угол. - Первый готов! - сказал он, вернувшись в комнату. Кара-Мустафа мрачно взглянул на Мурада. - Зови Каплан-пашу!.. До самого вечера продолжалась расправа. Устал великий визирь. Устали палачи. Капуджи-"виселица" еле волочил ноги: шутка ли - повесить на собственных плечах пятьдесят одного пашу! Весть о жуткой казни быстро разнеслась по городу. Ледяным холодом наполнялись сердца тех высших военачальников, которые в этот день остались живы. Каждый ждал своей участи... Крымский хан и граф Текели наказания избежали, укрывшись в своих отрядах. 2 В ту же ночь Кара-Мустафа выехал из Буды в Белград. Здесь, в своем роскошном дворце, не отдыхая, сел писать объяснение султану. Всю вину за поражение свалил на Мюрад-Гирея, Текели и на пашей. Красочно описал, как они изменили или проявили трусость и слабоволие. Затем сообщил, что казнил виновных через повешение, а Мюрад-Гирея, который, взяв от Собеского большой бакшиш*, первым бросился бежать с поля боя, он властью, данной ему падишахом, лишил трона. В завершение заверил султана в преданности и пообещал, собрав силы, остановить армии союзников, а потом разбить их... (* Бакшиш (перс.) - подарок, взятка.) Закончив, собственноручно переписал начисто, свернул письмо трубкой, обвязал зеленой лентой, приложил печать и только тогда позвонил в колокольчик. Явился Мурад-ага. - Пришли ко мне Сафар-бея и Асен-агу, а также приведи невольницу Златку. И сам готовься к отъезду в Стамбул. Когда Ненко и Арсен в сопровождении Мурад-аги вошли в покои великого визиря, уже светало, но в подсвечниках все еще горели свечи. За широким, с резьбой столом сидел осунувшийся, с более темным, чем обычно, лицом Кара-Мустафа и грустными глазами, в которых, казалось, блестели слезы, смотрел на стоящую перед ним нарядно одетую девушку. Это была Златка. Увидев Арсена и Ненко, она вскрикнула и побледнела, но быстро овладела собой и опустила на лицо тонкую шелковую вуаль. Молодые чауши тоже были поражены неожиданной встречей. Они даже забыли, как велел этикет, низко поклониться великому визирю. Однако Кара-Мустафа сидел молча в кресле и, как завороженный, не сводил взгляда со Златки. Кроме нее, никого не замечал. Наконец тяжело вздохнул и едва уловимым жестом руки отпустил девушку. - Иди! - сорвалось с губ единственное слово. Златка пошла к выходу, и тут же из темного угла к ней шагнули Фатима и Джалиль. Ни Арсен, ни Ненко сначала не заметили их. Проходя мимо Арсена, Златка подняла голову, чуть приоткрыла шаль... Кровь так и бросилась в голову Арсену. Во взгляде девушки были и любовь, и боль, и мольба... Она будто спрашивала с укоризной: милый, когда же ты освободишь меня? Как он сдержался, не натворил беды - и сам не знал. Мелькнула было молнией мысль - выстрелить из пистолета в Кара-Мустафу, ударить ятаганом Мурада, а потом, схватив Златку, бежать... Но далеко ли убежал бы? Златка скрылась за дверью. Исчезла, как сон. Чауши переглянулись и запоздало поклонились великому визирю, застывшему черной статуей. Прошло несколько тяжких минут, прежде чем Кара-Мустафа обратил на них внимание. Он еще раз вздохнул, затем вышел из-за стола, держа в руках свиток бумаги. - Поедете в Стамбул! - сказал устало. - Отвезете падишаху мое письмо... Коней не жалейте. Покупайте свежих - деньги на это у вас будут... Я хочу, чтобы это письмо попало в мобейн раньше, чем туда дойдут слухи о поражении под Веной. Султан должен знать правду! Но лучше эту горькую правду скажу я, чем недруги мои... Вы меня поняли? - Да, наш повелитель. - Второе... С одним письмом являться пред светлые очи падишаха не годится. Султаны тоже любят подарки. С вами поедет Мурад-ага во главе отряда моих телохранителей. Кроме того, что он будет охранять вас в дороге, он повезет от меня в подарок султану девушку-невольницу. Вы ее только что видели. Султан давно прослышал о ее красе - пусть теперь утешается! Берегите эту невольницу как зеницу ока. Вслед за вами я вышлю падишаху обоз австрийских девушек-пленниц. Они прибудут в Стамбул позднее, однако скажите о них султану, чтобы знал... Услыхав, что Кара-Мустафа решил подарить Златку султану, Арсен чуть было не лишился чувств. Из одной неволи девушка попадет в другую - более страшную! Как говорится, из огня да в полымя... Если не посчастливится вызволить в дороге, попробуй-ка вырви ее тогда из султанского гарема! Ненко понял состояние Арсена, незаметно коснулся локтем его руки: мол, держись, друг! И тут же поспешил поклониться великому визирю, заверив его: - Все сделаем, как приказывает наш преславный властелин! Но Кара-Мустафа не отпускал их. Углубившись в свои мысли, прошелся по мягкому пестрому ковру, постоял перед окном, побарабанил сухими темными пальцами по окрашенному подоконнику и только потом, словно решившись на что-то важное, повернулся и добавил: - И, наконец, последнее... Нужно позолотить горечь новости, чтобы не такой горькой казалась. Заедете в Эйюб и из моей сокровищницы возьмете зеленый сундук с драгоценностями. Мурад уже получил на это полномочия. Преподнесете его султану одновременно с девушкой... Отправляйтесь немедленно и в дороге не мешкайте! Все. Идите. Да хранит вас аллах! 3 Арсен был в отчаянии: им не удалось освободить Златку в пути. Из Белграда до Стамбула отряд Мурад-аги мчался как ветер. Останавливались только немного отдохнуть и покормить коней. Рядом с каретой, в которой ехала Златка с Фатимой и Джалилем, неотступно следовали два десятка свирепых капуджи. О том, чтобы выкрасть девушку, нечего было и думать. В Эйюб прибыли поздним осенним вечером. К их удивлению, здесь уже знали о поражении Кара-Мустафы, и во дворце царила растерянность, граничившая с паникой. Все, кто пригрелся под крылышком великого визиря, с ужасом ждали конца своего благополучия. Некоторые постепенно собирались - складывали вещи, прибавляя к ним кое-что из имущества хозяина. Мурад-ага твердой рукой сразу навел порядок. На кухне запахло ужином для прибывших. Банщик затопил печи в бане. Цирюльники правили бритвы - нужно было придать чаушам и капуджи благообразный вид, угодный аллаху, а рабыни доставали из сундуков новую одежду для них, чтобы завтра своими "лохмотьями" не оскорбили Высокий Порог. Несмотря на поздний час, дворец сиял огнями. Гремел властный голос Мурад-аги. Суетились слуги, рабы и рабыни. Златку поместили в ее прежнее жилище, поставили стражу; к ней могли заходить лишь женщины, которые готовили ее к завтрашнему утру, когда она предстанет пред ясные очи падишаха. Арсен и Ненко поужинали, побывали в бане, у цирюльника и только после полуночи вошли в отведенную им комнату. Обоим было не до сна. - Нужно предпринимать что-то сейчас - завтра будет поздно! - решительно заявил Арсен, быстро расхаживая по комнате. Ненко поднял на него свои темные, как ночь, глаза. - Что ты надумал? - Ничего... Будь нас не двое, а двадцать, мы бы напали на охрану, перебили всех, вывели из башни Златку - и ищи ветра в поле! - Это неразумно! - Знаю, что неразумно... Но ничего путного в голову не приходит. Жуть берет от одной мысли, что завтра мы отведем Златку в султанский сераль. Сами!.. Я не переживу этого! Как подумаю, что она будет рабыней в гареме султана, так готов немедля схватиться с капуджи и погибнуть от их сабель. - Почему ты думаешь - рабыней? Султан может сделать Златку своей ирбалью - возлюбленной, или кадуной, то есть женой... Златка - очень красивая девушка! - с грустью сказал Ненко. Арсена даже передернуло. - Не добивай меня окончательно, Ненко! Этим не шутят! - А я не шучу, - серьезно ответил тот. - Если Кара-Мустафа отослал Златку в подарок султану, значит, наверняка знал, что она с ее красотой и обаянием понравится ему и, пожалуй, станет его женой. Султаны женятся не так, как простые смертные. Они никогда не берут турчанок, потому что считают недостойным жениться на своих подданных. В султанском гареме всегда есть несколько сотен красавиц со всего света. Не все, конечно, становятся возлюбленными, а тем более женами падишаха. Далеко не все... Рабыню, удостоившуюся его внимания, называют гиездой, то есть той, которая приглянулась, - она сразу поднимается в гареме на ранг выше. Когда гнезду начинают считать ирбалью, ей дают несколько комнат, рабыни и евнухи обслуживают ее, и она, пока пользуется благосклонностью султана, чувствует себя полновластной хозяйкой своего небольшого дайре - двора... И все же она еще не жена... И вообще, законных жен у султана не бывает. Достаточно ему произнести три слова: "Это моя жена!" - как гиезда или ирбаль считается кадуной падишаха... Но стоит ему сказать: "Я не желаю видеть эту женщину!" - как такую гнезду или ирбаль в течение дня выселяют из гарема и отдают замуж за какого-нибудь чиновника. Правда, все имущество она может забрать с собой... Если же годы ее не дают надежды выйти замуж, то ее просто выводят за ворота - и иди куда хочешь... Очень скоро эти изгнанницы проедают сбережения, одежду, драгоценности и нищенствуют на базарах Стамбула, нередко становясь воровками. Многие в отчаянии бросаются в воды Мраморного моря... - А кадуны? - Кадуны-эфенди вместе со своими детьми - принцами и принцессами - постоянно живут в гареме, враждуя между собой и воспитывая сыновей - шах-заде - в лютой ненависти к сыновьям других кадун. Когда шах-заде подрастают, они становятся смертельными врагами, и тот из них, кому удается захватить престол, беспощадно уничтожает своих братьев-соперников или же кидает их в сырые казематы Семибашенного замка... - Страшную картину нарисовал ты, Ненко. Выходит, что султанский сераль - настоящая тюрьма для многих сотен людей? Но для чего ты мне все это рассказываешь? Ненко печально взглянул на друга. - Пойми, Арсен, нужно смотреть правде в глаза. Через несколько часов Златка попадет в сераль, и ее упрячут в гарем. Я хочу, чтобы ты знал, что такое султанский гарем, и не падал духом. У вас есть пословица: не так страшен черт, как его малюют... Я слышал ее от тебя... - Что ты имеешь в виду? - А то, что когда Златка окажется в султанском гареме, то и тогда у нас останется надежда на ее освобождение. Даже большая, чем сейчас... В гареме постоянно живет не менее двух тысяч людей - рабынь, служанок, аляибр - то есть молоденьких невольниц, гиезд, ирбалей, кадун, принцесс крови, малолетних принцев крови, евнухов... Кого там только нет! Под видом возчиков, которые доставляют все необходимое для кухни, дровосеков, трубочистов, золотарей, вывозящих нечистоты, лекарей, ворожей в гарем не так уж и трудно проникнуть. Да и султанские жены и невольницы не сидят там безвылазно. Время от времени их выпускают под присмотром слуг-батаджи, - которых, понятно, можно и подкупить, - в город, где они развлекаются, посещая базары, наблюдая свадебные и похоронные процессии, покупают себе обновки и сладости. Нередко заводят флирт с молодыми людьми, особенно с янычарскими чорбаджиями... - Не может быть! - удивился Арсен. - Я был уверен, что евнухи им и шагу ступить не дают из гарема. - И все же это так! Когда я обучался в военной школе, то сам не раз встречался с девушками из султанского гарема. - Твои слова - нож для моего сердца! - с мукой в голосе воскликнул Арсен. - Лучше нам со Златкой погибнуть вместе, чем ей испытать такое! Ненко обнял Арсена за плечи, привлек к себе. - Держись, друг! Не все потеряно! Положись на меня - я хорошо знаю Стамбул и султанский сераль. А если погибать, то погибнем все трое! Неужели ты думаешь, что я оставлю сестру и тебя в беде? Но завтра мы выполним поручение Кара-Мустафы, другого выхода у нас нет. - Нужно устранить его! - Я согласен с тобой. Но сделаем это руками других... - Как? - Это моя забота. А сейчас хотя бы часок отдохнем, ибо завтра, вернее уже сегодня, нас ждут немалые испытания... 4 Галера мягко пристала к каменному причалу. Первыми на берег ступили чауши, за ними, в окружении четырех капуджи, - Златка. Потом сошел Мурад-ага во главе целого отряда своих людей, которые несли и охраняли зеленый сундук с драгоценностями великого визиря. Их встретили, предупрежденные посланцем Мурад-аги, четыре чауша султана и по каменным ступеням проводили к громаднейшему беломраморному дворцу - султанскому сералю, утопавшему в зелени великолепного приморского парка. Ненко тихонько объяснял Арсену: - Слева - мобейн, или селямлик, где живет султан. Справа - гарем. Между ними, посредине, где виднеется лестница, ведущая к парадной двери, - зал для приемов. За ним - коридоры, соединяющие оба крыла сераля... Их привели в небольшой зал. Здесь было пусто. - Сейчас мы увидим самого султана, сообщим ему "приятную" новость, - шепнул Ненко. - Слава аллаху, что прошли времена, когда за такие вести чаушам отрубали головы! Батаджи-нубийцы распахнули высокие двери, и султанский чауш-паша дал знак следовать за ним. Ненко и Арсен, переступив порог, упали на колени и, непрестанно кланяясь, поползли к позолоченному трону, на котором восседал Магомет IV. Вдоль стен стояли высшие сановники Порты - шейх-уль-ислам, визири, главный привратник "дверей счастья" - первый евнух, имперский казначей, главный интендант, первый цирюльник и другие лица из ближайшего окружения султана. За чаушами ввели Златку, наряженную в роскошные одежды с большим, как было принято, декольте, с непокрытой головой и без вуали на лице - ведь она была невольница-гяурка, на которую не распространялись требования корана. Потом Мурад-ага со своими капуджи внесли сундук и поставили его посреди зала. Султан, не шелохнувшись, следил за всеми приготовлениями. Его полное, слегка желтоватое лицо, обрамленное черной бородой, было непроницаемо. Когда капуджи, принесшие сундук, кланяясь, попятились к дверям, Магомет взглянул на Мурад-агу, распластавшегося на блестевшем полу, и спросил: - Ты что за человек? - Капуджи-ага великого визиря, о падишах всего мира, - пролепетал в страхе Мурад-ага, приподняв голову. - Ты не нужен здесь! Мурад-ага, не поднимаясь, пополз к дверям так быстро, будто был не человеком, а ящерицей. Наконец Магомет посмотрел на чаушей. - Говорите, с чем прибыли! - Голос его был ледяным: он уже знал о поражении войска. Ненко сделал несколько шагов, упал на колени и протянул свиток Кара-Мустафы. Чауш-паша передал его султану, а тот - одному из визирей, стоящих у трона. - Читай! - приказал коротко. В могильной тишине падали, как каменные глыбы, слова, которыми великий визирь оправдывался перед султаном за страшное поражение. Чем дальше, тем больше хмурились лица членов дивана, а Магомет в бессильном гневе кусал губы. Из письма следовало, что это не просто поражение, отступление, как утверждали слухи, а разгром, позорное бегство, потеря половины войска и большей части обоза! Услышать такое ни султан, ни члены дивана не ожидали. Напоминание о преданности, безмерной любви к падишаху всего мира, тени бога на земле, проявлением чего были присланные в подарок красавица-полонянка и сто австрийских пленных девушек из знатных семей, а также золото и другие драгоценности на несколько миллионов динаров, вызвало у султана и визирей недобрые пренебрежительные усмешки. А когда был прочитан список казненных пашей, виднейших полководцев империи, по залу прокатился грозный гул. Несмотря на присутствие султана, члены дивана не могли сдержать своего негодования. Магомет побагровел. Злобой блеснули его глаза. Он вскочил, топнул ногой и, воздев руки, воскликнул: - О аллах! Ты наказал этого человека, помутив его разум! Но наказал недостаточно! Его ждет еще и суд земной! - Он обратился к членам дивана: - Как ответить на это письмо Мустафе-паше, достойные визири? - Что скажут чауши об осаде Вены? Были ли они свидетелями позорного бегства сераскера с поля боя? - спросил шейх-уль-ислам. - Выслушаем сначала очевидцев... - Хорошо, - согласился султан, опустился на трон и, равнодушно взглянув на Златку, кинул коротко: - Выведите ее! Когда батаджи закрыли за перепуганной, едва державшейся на ногах Златкой двери, Ненко и Арсен стали рядом и низко поклонились. - О великий повелитель правоверных, - начал Ненко, - мы с Асен-агой были участниками и очевидцами осады Вены и битвы под Парканом. - Почему Кара-Мустафа не взял Вену? - спросил султан. - За два месяца ее можно было сровнять с землей! - За два месяца было всего два генеральных штурма, да и те были отбиты с большими потерями для нас. - Сераскер не позволял бомбардировать город, - вставил Арсен. - Если не считать сожженных самими австрийцами предместий и нескольких разрушенных домов сразу же за валами, то вся Вена осталась целой и невредимой... - Почему? Не хватало пороху и бомб? - удивился главный интендант. - И пороху и бомб хватило бы, чтобы сровнять с землей еще один такой город, как Вена, - ответил Арсен. - В чем же причина? - Сераскер Мустафа-паша не позволял обстреливать прекрасные дома и дворцы, потому что хотел захватить Вену неповрежденной. В войске говорили, что сераскер мечтал стать императором на завоеванных землях, а Вену сделать своей столицей... Султан снова вскочил, с яростью воскликнул: - Проклятье! Я приказал ему уничтожить столицу императора Леопольда, народ покорить, а земли присоединить к Священной империи османов! А он, оказывается, вынашивал совсем иные, преступные замыслы! Этот человек не имеет права на жизнь! - Не имеет, не имеет! - дружно откликнулись визири. - Смертный приговор ему! Послать шелковый шнурок! - зашелестело в зале. - Шелковый шнурок! - Шелковый шнурок! Султан согласно кивнул. - Принесите серебряное блюдо! Батаджи тут же внесли большое серебряное блюдо, на котором лежал тонкий, но крепкий, длинный шелковый шнур с зелеными кистями на концах. Подали султану. Магомет, держа на вытянутых руках плоское круглое блюдо, повернулся к чаушам. - Подойдите сюда! - И когда Арсен и Ненко с поклоном приблизились к нему, сказал: - Своей правдивостью и преданностью вы заслужили мое доверие. Я поручаю вам отвезти мой подарок великому визирю и сераскеру Мустафе! Ненко взял блюдо. Молча поклонился. Султан обратился к визирям и советникам: - Все приказы Мустафы-паши отменить! Богатства, хранящиеся в Эйюбе, передать в государственную казну! Ибрагим-пашу* и хана Селим-Гирея, сосланных на остров Родос, освободить и привезти в Стамбул! Освободить также из заключения в Семибашенном замке Юрия Хмельницкого и немедленно, дав ему надежную стражу во главе с Азем-агой, послать на Украину... Там казаки пойдут за ним... Мы должны в это тяжкое время сохранить за собой те земли, чтобы в будущем, хорошо подготовившись, нанести оттуда смертельные удары Москве и Варшаве! (* Ибрагим-паша - великий визирь, предшественник Кара-Мустафы.) Арсен незаметно скосил глаза на Ненко: мол, слышал ли? Но тот, придерживаясь ритуала, застыл как каменный, с блестящим, украшенным по краю чернью блюдом в руках, не мигая смотрел на султана. - Все! Идите! Выполняйте мои приказы! - И Магомет, не глядя на придворных, склонившихся в глубоком поклоне, скрылся во внутренних покоях мобейна. 5 С отъездом в Белград ни Ненко, ни тем более Арсен не торопились. Они выговорили у гениш-ачераса*, который должен был дать им охрану, день отдыха после изнурительной дороги в Стамбул. Этого, конечно, было мало, чтобы найти Златку и освободить ее, поэтому друзья не теряли времени. (* Гениш-ачерас (тур.) - начальник корпуса янычар.) С самого начала они договорились, что с подарком султана к Кара-Мустафе поедет один Ненко. Арсен же, если им удастся вызволить Златку, помчится с нею сперва в Болгарию, к воеводе Младену, а потом - на Украину. Если не посчастливится сразу освободить ее, останется в Стамбуле, будет искать пути к этому, ожидая возвращения Ненко. Ненко хорошо знал обычаи, царящие в серале. Когда они подошли к старому батаджи-аге, лениво наблюдавшему, как на крыше конюшни, нахохлившись, дерутся воробьи, Ненко сунул ему в руку золотую монету. Тот глянул на нее сонным взглядом и сразу ожил. Поклонился. - Я к твоим услугам, чауш-ага. - Мне нужно знать, где теперь девушка, которую Мурад-ага привез от великого визиря Мустафа-паши. - Я видел ее... Очень красивая девушка, эфенди. - Куда ее повели и кто? - Повели в гарем... Кто - не рассмотрел. Ненко достал из кармана еще один золотой. У батаджи жадно блеснули глаза. - Постой, постой, кажется, я припоминаю... О, аллах, дай памяти! Ненко положил монету на его протянутую ладонь. Батаджи-ага крепко зажал ее в кулаке. - О! - воскликнул он. - Припомнил! Ее взял евнух Саид... И передал кальфе* Мариам, а та забрала в свой даире... А зачем эфенди интересуется этой девушкой? - Батаджи-ага улыбнулся, но смотрел он пытливо и холодно. (* Кальфа (тур.) -хозяйка, старшая рабыня в гареме, в подчинении которой находятся девушки-невольницы.) Ненко опустил в карман батаджи-аге еще монету. Жестко сказал: - Батаджи-ага, не лучше ли получать в подарок золото, чем железо? Ты меня понял? Мы тебя не знаем, ты нас не видел... Тот, поклонился, сложил молитвенно руки. - Понял, эфенди. Пусть мне выжгут раскаленным прутом глаза, если я вас видел, и пусть отрежут ятаганом язык, если я вам сказал хоть слово! Аллах свидетель! Итак, стало известно, где находится Златка. Это так обрадовало Арсена, что, оставшись с Ненко наедине, он едва не задушил его в объятиях. - Ты просто волшебник! Три золотых - и дело сделано! Но тот охладил его восторг: - Это - самое легкое... Тяжело будет вырвать ее оттуда, а еще тяжелее - уйти от погони. - С чего же нам лучше начать? Ненко задумался. - Если удастся, нужно, пока светло, предупредить Златку, чтобы была готова. Затем - приобрести коней и одежду. И на всякий случай, позаботиться о ночлеге в Стамбуле. Ибо вечером и ночью все ворота города закрыты - не выедешь... - Тогда не будем мешкать! - заторопился Арсен. - Я во всем полагаюсь на тебя. Они вышли из дворца с противоположной от моря стороны, и только сейчас, с высоты парадного входа, Арсен впервые смог как следует разглядеть весь сераль. Огромный дворец, с бесчисленными пристройками, множеством крылечек и дверей, тянулся почти на милю. К нему примыкали дворы - три около мобейна и несколько у гарема - с самыми разнообразными строениями: кухнями, конюшнями, складами, казармами для янычар, банями, помещениями для слуг и рабов, карет и возов... Всюду сновали слуги, разъезжали всадники и погонщики, слышались людской гомон, лошадиное ржание, ослиный рев... Это был целый город! В нем постоянно проживало две или три тысячи человек, а днем, вместе с вольнонаемными слугами, жившими за границами сераля, набиралось, пожалуй, до четырех тысяч... Друзья пошли дворами и задворками вдоль гарема. Никто не останавливал их. Батаджи-евнухи, устроившиеся на солнышке возле своих дверей, равнодушно смотрели на янычар... Из некоторых окошек с любопытством выглядывали хорошенькие личики девушек. За которым же Златка? - Мы должны пойти на риск, - сказал Ненко. - Не хотелось бы ни у кого спрашивать, где двор кальфы Мариам, однако придется... Только прежде нам нужно изменить свою внешность и кое-что приобрести. Арсен вынужден был согласиться. 6 На другой день, утром, когда к сералю потянулись вереницы возов с овощами, фруктами, мясом, печеным хлебом, мукой, рыбой и другими припасами, в ворота гарема въехал запряженный сытыми лошадьми крытый воз. На передке, держа в руках ременные вожжи, сидел старый бородатый турок. Из-за его спины выглядывала такая же старая, как и он, высокая худая турчанка в темном одеянии, с опущенной чадрой, сквозь которую поблескивали только глаза. - Эй, любезный, скажи, будь добр, где мне найти кальфу Мариам? - прошамкал возница, обращаясь к высокому безбородому евнуху, который медленно, опустив голову, брел по двору. Тот вяло махнул тонкой холеной рукой. - Поезжай дальше, старик... Вон, видишь, баня? Там, как раз напротив, вход в дайре кальфы Мариам... - Спасибо, любезный. - И возница тронул вожжами коней... Воз подъехал к бане - большому мрачному строению, чуть ли не со всех сторон обложенному дровами, - и остановился. С него слезла турчанка, по-старушечьи покачиваясь, поплелась к гарему. Тяжелый узел оттягивал ей руку. В полутемном коридоре ее окликнул евнух. - Бабка, ты к кому? - К кальфе Мариам, сынок, - прошипела та хриплым голосом. - Привезла кое-что для нее и для красавиц... Покажи, где ее найти! - Иди сюда, бабка. - Евнух провел старуху в конец коридора. - Вот комната Мариам... - Спасибо, сынок... Да хранит тебя аллах! Старуха толкнула дверь и вошла в большое помещение с широким зарешеченным окном. Вдоль стен стояли узкие топчаны, покрытые коврами, да окованные железными узорчатыми пластинами сундучки. Посредине - низенький круглый стол, на нем - большая миска с горячим пловом и высокий кувшин с шербетом. На топчанах, подобрав ноги, сидели несколько девушек и голодными глазами смотрели, как пышнотелая женщина, не обращая на них никакого внимания, доставала рукой из миски куски мяса побольше и запихивала в рот. - Кальфа Мариам? - спросила старуха. - Пусть хранит тебя аллах! - Да, я. А тебе чего? С чем пришла? - недовольно пробурчала кальфа, глотая мясо. - Видишь - не вовремя... У нас как раз завтрак. - Прошу прощения, - поклонилась старуха. - Я подожду, если позволишь... Сяду вот тут. - И присела на краешек топчана. Мариам покосилась на нее, но не сказала ничего. Еще некоторое время она, не торопясь, запихивала в рот то, что повкуснее, потом прямо из кувшина напилась шербета и только после того, как вытерла рукой жирные губы, сказала коротко: - Ешьте! В то же мгновение девушки вскочили, окружили миску и стоя начали брать еду и торопливо глотать ее, как голодные щенки. Только одна осталась сидеть на своем месте в уголке, накрывшись платком. - Ты чего? Ешь! - обернулась к ней Мариам. - Вчера не ужинала! Сегодня не завтракаешь! Или сдохнуть хочешь, чтобы меня обвинили в том, что я объедаю своих учениц?.. Но тебе это не удастся. Я заставлю тебя есть! - Не буду есть! Не хочу! - ответила девушка, не открывая лица. Услыхав ее голос, старуха вздрогнула. Через просвет чадры, которую она так и не сняла, пристально посмотрела на строптивую одалиску. - Нет, будешь! - Мариам поднялась и крикнула своим подопечным, которые уплетали плов из миски: - Эй, хватит вам! Оставьте малость этой сумасшедшей. Видали, она недовольна, что попала в султанский гарем! Ей бы стать наложницей или рабыней какого-нибудь грязного торгаша или спахии! Или на хозяйственном дворе топить печь в бане, стирать белье, мыть посуду на кухне... Это лучше? - Лучше. - Ну и глупая ты! Но эта дурость пройдет... Не таким здесь рога обламывали... Иди ешь! - Не буду! Лучше умру... - Ха-ха! Вы слыхали? Она не будет есть! Голод припечет - сама попросишь... Доедайте, девчата, - не пропадать же добру! Девушки опять бросились к миске и быстро опорожнили ее. Было ясно, что голод - постоянный спутник их жизни. Кальфа подошла к старухе, пнула ногой ее узел. - Покажи, что принесла. Чем удивишь моих красавиц? Старуха поклонилась. Заскорузлыми пальцами развязала веревку, стала вынимать небольшие кусочки цветастых тканей. Раскинула их на тахте поближе к свету. Девушки в восторге всплескивали руками. - Ой, какая красота! Кальфа Мариам тоже не смогла скрыть своих чувств. Как завороженная рассматривала материю, - все было великолепным! Только странными казались размеры - совсем маленькие лоскуты: на косынку и то еле хватит - Так из этого платья не выйдет! - воскликнула она с сожалением, примеряя на себя кусок яркого китайского шелка. - Отчего не выйдет? - прошамкала старуха. - Во дворе стоит мой воз - там есть все, чего только душа пожелает! Правда, не очень много... На весь гарем не хватит. Но вам достанется. Мой старик отмерит, лишь бы денежки были! Девушки кинулись к своим сундучкам и с зажатыми в руках акче, курушами и динарами выпорхнули из комнаты. Одна лишь новенькая не проявила заинтересованности: согнувшись, как надломленный ветром стебелек, молча сидела в углу на топчане. Старуха начала медленно собирать свое добро, складывать в узел. Каждый лоскут она сворачивала по нескольку раз, укладывала, потом снова вынимала. Кальфа нетерпеливо притопнула ногой. - Да побыстрей ты! - А ты, голубушка, иди, иди... Не бойся - я не воровка. Да и не одна я остаюсь, есть кому за мной присмотреть: - И старуха скрюченным пальцем указала на новенькую. - Иди, я сейчас соберу - да за тобой следом... Не мешкай, не то там расхватают все... Последние слова подстегнули кальфу - хлопнув дверью, она протопала во двор. В тот же миг старуха, открыв лицо, устремилась к девушке и совсем другим голосом воскликнула: - Златка! Милая! Неужели не узнала меня? - Арсен! - Девушка поначалу не поверила своим глазам, а потом с рыданием упала к нему на грудь. - Милый мой! Ты здесь!.. - Т-с-с! - Арсен зажал ей рот ладонью. - Слушай внимательно! Мы с Ненко прибыли за тобой. Он с подводой во дворе. Вот тебе другая одежда. - Он выхватил сверток из своего узла. - Пока твои подружки выбирают у Ненко обновы, накинь на себя эти лохмотья рабыни, выйди во двор и жди нас возле ворот... Мы не задержимся. Быстрей! Скомкав все лоскуты, казак запихнул их в узел и, вновь согнувшись, как старая бабка, заковылял из комнаты. Около воза шла бойкая торговля. Ненко не скупился. За бесценок продавал то, что втридорога купил вчера с Арсеном у заморских купцов. Кальфа и девушки держали в руках отрезы дорогих тканей и, не имея больше денег, с завистью и сожалением смотрели на оставшееся. Арсен, выйдя из гарема, подождал, пока мимо него промелькнула Златка, а потом направился к возу. - Накупили, сороки? - зашипел он на девушек. - Вижу - набрали... Ну и хватит! А теперь - кыш, кыш! Некогда нам, надо ехать дальше, ведь в кошельках у вас, хе-хе, ничего не осталось! - Он влез на воз. - Погоняй, старик! Ненко взмахнул камчой*, хлестнул коней. (* Камча (тюрк.) - нагайка, кнут.) - Где она? - спросил тихо, когда немного отъехали. - Вон побежала... Будет ждать... Теперь бы хоть малость пофартило нам! Не задавая больше вопросов, Ненко быстрее погнал лошадей. - Эй-эй, берегись! - кричал он тем, кто оказывался на пути. Запыхавшаяся Златка стояла у ворот, боязливо озираясь вокруг через узенькую щель чадры. Она, видимо, еще не могла поверить в реальность происходящего. Худенькую ее фигурку так и притягивало к быстро приближающейся подводе. Ненко натянул вожжи. Арсен подхватил девушку под руки, поднял - и она мгновенно оказалась внутри будки. - Гони! - крикнул казак. Камча обожгла спины лошадей. Колеса, высекая из камней искры, громко затарахтели в узком проезде под каменной башней. Часовые, стоявшие снаружи, у ворот, бросились на шум, однако завидев, что на них мчатся озверевшие кони, испуганно отшатнулись, чтобы не попасть под копыта. - Вай, вай! Горе мне! - вопил Ненко, размахивая камчой. - Взбесились, окаянные! Вай, вай! Капуджи скрестили длинные копья, закричали: - Стой! Назад! Но было поздно. Кибитка вихрем вылетела из-под башни, промчалась через широкий майдан, разгоняя испуганных прохожих, и скрылась за углом, в боковой улице. - Сумасшедший старик! - буркнул старший. - Свернет себе шею! Или кому-нибудь... Младший добавил: - Попадись он мне в руки - отходил бы его копьем по спине!.. Тем временем Арсен внутри будки скинул женское платье, остался в обычной своей одежде янычарского чорбаджия. Потом он сменил на передке Ненко - и тот вскоре тоже красовался в пышном наряде чауш-аги. Переоделась и Златка, преобразившись в юного стройного чорбаджия. Проехав через весь Стамбул, беглецы миновали ворота Айвасары-капу и быстро домчались до леса, что неподалеку от Эйюба. Здесь их ждала другая повозка. Ненко обнял Арсена. - Прощай, друг мой и брат! Бумаги и деньги на дорогу у тебя есть, а куда путь держать - сам знаешь. Увидишь воеводу Младена, отца нашего, скажи, что скоро прибуду к нему. Вот выполню приятное для меня поручение султана - и приеду... - Смотри - не выпусти его из рук! - сказал Арсен, памятуя об изворотливости Кара-Мустафы. - Будь спокоен! Не забывай, что я не только Ненко, но и Сафар-бей! Хватка у меня - янычарская! - И он сжал, усмехаясь, свой крепкий кулак. Потом обнял Златку. - Ну, дорогая моя сестренка, прощай! Нашел я тебя, но, возможно, никогда больше не встречу. Я знаю, что с Арсеном ты будешь счастлива, и рад вашему счастью... - Ты приедешь к нам, Ненко?.. - прошептала сквозь слезы Златка. - Все может быть... Поезжайте! Счастливого вам пути! Он еще раз крепко обнял их и долго стоял у дороги, пока богатая повозка не скрылась за поворотом, в лесной чаще. 7 С нараставшей тревогой ждал Кара-Мустафа вестей из Стамбула. Измучился вконец. По ночам вскакивал в холодном поту при любом шуме. Днем, когда отдавал разные распоряжения, когда устраивал смотры ортам, которые постепенно вновь становились подобными прежнему боеспособному войску, было легче, и казалось, что все обойдется, все будет по-старому. А ночи были ужасными. Долгие, осенние, с северными холодными ветрами, завывающими за окнами его теплого дворца, от чего ледяным страхом сжимало сердце, с кошмарными снами и бесконечными тяжкими мыслями. Надежда боролась в нем с безысходностью. Великий визирь надеялся на легковерие и привязанность к нему султана, надеялся, что подарки смягчат гнев, а основательное, подробное письмо объяснит истинные причины поражения и укажет на настоящих виновников. Потом он припомнил, сколько у него в Стамбуле врагов, которые, безусловно, науськивают султана на него, и ему стало страшно. Неужели нет никакой надежды? На всякий случай Кара-Мустафа держал при себе драгоценности, поскольку решил бежать при малейшей опасности. Вокруг дворца поставил часовых и приказал никого не впускать, не предупредив его. За высокой каменной стеной, в соседней усадьбе, куда был прокопан подземный ход, под присмотром надежных слуг стояли наготове быстроногие кони... Кончался несчастливый для него 1683 год. День 25 декабря ничем не отличался от предыдущих. Разве что изменилась к лучшему погода - яркие живительные лучи солнца залили Белград, повеселевший широкий Дунай, который во время непогоды