- Что мы будем с ним делать дальше, братишка Нонг? - весело крикнул он малайцу. - Пусть пока порезвится, туан, - отозвался юноша из-за дерева. Голоса людей напомнили носорогу о врагах, и он снова бросился в атаку. Бадак словно бы поумнел и не просто бегал вокруг дерева, а, склонив голову набок, старался достать врага своим страшным рогом. Несколько раз рог ударялся о дерево, совсем рядом с человеком, так что только куски коры летели в разные стороны! Охотникам приходилось напряженно следить за малейшим движением сопящей, с оскаленными зубами, мордой зверя, снова и снова уворачиваясь от нее. А тут еще и под ноги смотри, чтобы не споткнуться и не упасть... Час прошел, а положение все не менялось. - Что же нам делать, Нонг? - уже далеко не весело крикнул Пип. - Скоро он загоняет меня до смерти. Немного подумав, Нонг ответил: - Вот что, туан: я перебегу к соседнему дереву и отвлеку бадака на себя. Потом еще дальше. И тогда вы бежите за винтовкой. - Молодчина, Нонг! - воскликнул Пип. - Это единственный выход! Нонг выбрал подходящее дерево шагах в двадцати, улучил момент и, выскочив так, чтобы носорог смог заметить его, помчался. Получилось так, как он и предполагал: носорог - за ним! Немного передохнув, Нонг перебежал к третьему дереву. А Пип в это время бросился за винтовкой, схватил ее и, прячась за деревьями, подкрался поближе к зверю. Очень тщательно целился он на этот раз и всадил пулю точно под лопатку. Носорог зашатался, опустился на передние колени. Вторая пуля окончательно свалила его. - Ну и задал же он нам страху! - ликовал Пип. - Нужно хотя бы выломать этот рог на память. Хотя и очень усталыми вернулись охотники в лагерь, но Пип чувствовал себя героем. Сколько приключений пережил он за этот день! Таких не найдешь ни в одной книжке! Весь следующий день они обрабатывали свою добычу и ждали возвращения Хаона. А проводник все бродил по лесу, выискивая по известным ему приметам логово тигра. Встречал Хаон и змей и обезьян, но не обращал на них внимания. Обойдя несколько знакомых мест, он так и не нашел следов тигра. Хаон отправился в дальнее, но верное место: к глубокому оврагу, поросшему густым кустарником. Из оврага вытекал светлый холодный родничок. На водопой сюда приходили разные звери, а раз так, то должен был быть и тигр. В прошлый свой приход сюда Хаон видел его следы. Нашел их и теперь. Удовлетворенный, отправился он назад, но по дороге его застигла ночь, и пришлось переночевать в лесу. Для Хаона это было обычным делом. Не нашлось удобного уголка между камней, где можно было бы развести огонь - не беда, взобрался на дерево, устроил из ветвей подобие гнезда да и проспал до утра в соседстве с обезьянами. А утром уже был в лагере. - Вот что мы сделали за это время! - с гордостью сказал Пип, показывая Хаону свои трофеи. - А у тебя как дела? - Нашел, - ответил проводник. - Правда, далековато. Надо сейчас же отправляться в путь. Через полчаса экспедиция покинула лагерь. Двенадцать с небольшим километров до оврага оказались трудными: опять встречались чащи, лианы, опять нужно было прорубаться сквозь них. Время от времени попадались каменистые безлесые возвышенности, с которых впереди открывались горы. То лесистые, то с лысинами, они тянулись на юг, постепенно поднимаясь, и наконец пропадали в синей мгле. Над одной из таких гор вился как будто дымок. - Что там? - спросил Пип. - Вулкан, - ответил Хаон. - Действующий? - Немного дымится. Он всегда такой. Другая вершина имела вид какой-то башни или церкви. Пип вслух отметил это и Хаон подтвердил: - Церковь и есть. Церковь бадувисов. Вон там, на склонах гор, разбросаны их поселки. Пип задумался: так вот где она, эта горсточка древнего народа, укрывшегося от цивилизации ради того, чтобы сохранить свой первобытный уклад! - Разве они никогда не входят в сношения с нашими людьми? - спросил он. - Почти никогда. Их обычаи запрещают это. Тот, кто нарушит обычай, должен бежать от них, иначе - смерть. Так решила их власть. - А кто она, эта власть? - Верховный жрец Гиранг-Ту-Ун. Его никто не может видеть, кроме сорока помощников. Этот счет - сорок - всегда остается одинаковым. На место умершего избирают другого. Никто даже не знает, где живет Гиранг-Ту-Ун [О Гиранг-Ту-Уне, о бадувисах и их обычаях рассказывается в книге русского царского консула Бакунина "Пять лет на острове Ява"]. - Тебе случалось бывать у них? - Был два раза. Там у меня знакомый есть, однажды и он приходил к нам. - А можно ли нам навестить их? Не убивают ли они чужестранцев? - Нет, без причины не нападают. Особенно если с ними обходиться ласково. Но вообще на чужестранцев смотрят косо... Все это так заинтересовало Пипа, что он даже забыл о тиграх и решил обязательно навестить бадувисов. - Неужели наши власти никогда не пытались подчинить их себе? - спросил Пип напоследок. - Попытались. Даже наложили на них налог. Но что с них возьмешь? Добровольно никто не понесет, тем более что у них нет ничего ценного. Посылали солдат - бесполезно: жители убегают. Там же держать солдат нет смысла: придется доставлять им все необходимое для жизни сквозь джунгли, болота и горы, а обойдется это дороже любых налогов, которые можно было бы собрать... ...Только к вечеру добрались охотники до цели. Чтобы не вспугнуть зверя, устроили привал в полукилометре от оврага. Все были очень утомлены переходом, и потому охоту отложили до следующего утра. Утром провели разведку, обсудили план. - Матьян хитрый и опасный зверь, - говорил Хаон, - нужно много терпения, времени и осторожности, чтобы подстеречь его. Особенно важно, чтобы ветер не дул с нашей стороны, иначе почует опасность и уйдет. Мы устроим настил вон на том дереве и засядем на ночь. Тигр выходит через два-три часа после захода солнца, а если нет, то часа за два-три до восхода. Рядом с выходом из оврага стояло широкое, с густой кроной дерево, очень удобное для устройства засады. Недалеко от него спускалась вниз каменистая ложбинка, по которой бежал ручеек. Тигр должен был обязательно пересечь ее. Дальше ложбинка расширялась и переходила в низину, заросшую тростником. Охотники засветло построили на дереве помост, похожий на большое гнездо аиста, вырубили сучья, мешавшие видеть ложбинку. - А что, если он почует человека и не пойдет? - спросил Нонг. - Сейчас он спит далеко в чаще и ничего не слышит. Следов наших пока не видал. Все зависит от ветра, - успокоил проводник. После захода солнца Пип, Хаон и Нонг разместились на помосте. Туземцы-носильщики и мул остались на привале. Пипа охватило праздничное настроение. Ведь он сидел с настоящими дикарями в настоящем тропическом лесу и подстерегал настоящего тигра! Вот она - сбывшаяся мечта! Потянулись долгие минуты, часы... Запорхали, зашуршали в воздухе крыльями, запищали всякие ночные создания. Вот и какое-то большое животное затопало в темноте... Но все внимание охотников было направлено на ложбинку, чуть различимую в ночи: нельзя пропустить тот короткий момент, когда зверь пройдет по ней. Натруженному, утомленному глазу все время казалось, будто зверь уже крадется. Прошло два часа, три. Хаон встревоженно заерзал. - Неудача! - сердито прошептал он. - Кажется, ветерок дует нам в спину! Ветер был такой слабый, что только Хаон и смог почувствовать его. Проводник помолчал, прислушиваясь, и опять зашептал на ухо Пипу: - Придется дожидаться второй половины ночи. Хотя надежды мало. Пока что мы можем немного поспать. Но какой там сон! Даже сам Хаон, отлично изучивший привычки тигра, и тот не мог не следить за ложбинкой. Все казалось, что зверь вот-вот появится. В двенадцатом часу охотники начали клевать носами, праздничное настроение Пипа развеялось. Он чувствовал лишь усталость, словно где-нибудь на станции в ожидании поезда. Бодрее держался Хаон, считавший себя ответственным за всю эту операцию. Только Нонгу было все равно, придет зверь или нет, и он спокойно и крепко уснул. Над лесом всплыла луна, осветившая ложбинку. Хаон растормошил товарищей. Сна как не бывало. Все опять напряженно всматривались туда, где должен был появиться тигр. И вот позади послышался шорох, треск, мелькнуло в воздухе что-то темное, с глухим ворчанием бросилось на охотников. Тигр! Но расстояние, высота и сучья помешали: зверь только дотронулся лапой до настила, задел ногу Хаона и сорвался вниз. Хаон вскрикнул, выпустил винтовку, однако удержался, вцепившись за сук. Пип так растерялся от неожиданности, что потерял равновесие и едва не свалился. И только Нонг, сидевший отдельно, в развилине, успел послать пулю в спину тигра. Жуткий звериный рев прорезал ночь. Хищник вскочил еще раз, но тут уже и Пип послал свою пулю. А сверху на тигра струей лилась кровь Хаона. Когда несчастного сняли с дерева и осмотрели рану, оказалось, что тигр вырвал у него из ноги кусок мяса. Рана была большая, страшная, но жизни проводника не угрожала. Чтобы остановить кровь, рану перевязали листьями, а под коленом наложили жгут. Нонг сбегал к стоянке, привел носильщиков и мула. И вот процессия двинулась в обратный путь: впереди двое туземцев несли Хаона на самодельных носилках, а за ними Пип и Нонг вели упирающегося, дрожащего от страха мула, который вез на своей спине труп огромного тигра. Двенадцать километров до своего лагеря они шли шесть часов. - Как все это могло произойти? - спросил Пип у Хаона, когда они были дома. - Это самое легкое наказание Хаону за его глупость, - ответил тот с кривой усмешкой. - Во-первых, я должен был знать, что ветерок уже испортил нам все дело, а во-вторых, - и это самое главное, - должен был помнить, что рядом с нашим деревом возвышается берег, с которого легко допрыгнуть до помоста. Будь расстояние поменьше, пришлось бы еще хуже. Матьян хитрый: он услышал нас раньше, обошел вокруг и напал сзади. Стыдно Хаону: анак (дитя) этого не сделал бы. Бодок (глупый) Хаон! Старый охотник на тигров, казалось, больше переживал свою неудачу, чем боль от раны. - Что же теперь делать? - нерешительно спросил Пип. - Туан говорил, что хочет навестить бадувисов, - ответил Хаон. - Если он не отказался от своего намерения, можно направиться к ним. Там меня быстро вылечат. Туда значительно ближе, чем в Тэнанг. Пип охотно согласился, так как это совпадало с его желанием. Начали готовиться в дорогу. Нужно было привести в порядок тигра и вообще всю свою добычу, сделать для Хаона хорошие носилки. Да и отдых был необходим всем охотникам. Покинули стоянку в полдень. Лежа на носилках, Хаон указывал дорогу, за ним шел Пип, а сзади Нонг вел мула, несшего значительно потяжелевший груз добычи. Когда экспедиция скрылась в чаще, из ближайших кустов вышли два яванца в накидках и платках на головах. В руках они держали отличные винтовки. - Какой нам смысл возиться с ним? - сказал один из них. - Не лучше ли было сразу покончить? Все равно он наш враг! - Раз приказали, значит, так надо, - ответил другой. - Не забывай, что у них должно создаться впечатление, будто здесь никого нет. Оранг-улянды [По-малайски - голландцы (оранг - человек, улянд - голландец)] уже успокоились и радуются, что все тихо. Зачем же разоблачать себя? И оба медленно направились вслед за экспедицией. VIII. ХРАНИТЕЛИ ВЕРЫ ПРЕДКОВ В гостях у бадувисов. - Под охраной табу. - Праздник обезьян. - Дипломатия Пипа. - Чудеса пятирукого бога. - Добровольный мученик. - Вождь-привидение. - Экскурсия в окрестности. - Долина гейзеров. - Искушение. - Пип исчез. Изнурительна и трудна была дорога, особенно с носилками и перегруженным мулом. В довершение опять начались болота. Только после захода солнца выбрались путешественники на сухое место. - Теперь я понял, каким образом бадувисы сохранили свою независимость, - сказал Пип, когда, наконец, остановились на ночь. - Это последнее болото, - успокоил его Хаон. - Дальше пойдет гористая местность. И действительно, дальше дорога поднималась все выше и выше. Бадувисские поселки, казалось, уже совсем близко, но проходил час за часом, а они все еще были далеко. Никакой дороги, конечно, не было. Приходилось все время или петлять, отыскивая проходы среди скал, или карабкаться по кручам. А тут еще носилки и мул. Все выбились из сил, хотя отдыхали раз десять. Плохо чувствовал себя и Хаон, хотя по другой причине. Он считал себя здоровым, только двигаться не мог, и с горечью наблюдал за тем, с каким трудом тащат его товарищи на гору. Не больше пятнадцати километров нужно было им пройти, а заняло это весь первый день и половину следующего. Наконец добрались до поселка. Вблизи его и селением-то назвать нельзя было: просто хижины, разбросанные на значительном расстоянии одна от другой. Построены они были главным образом из камня, а некоторые даже вырыты в горе. Окон в хижинах не было, вместо дверей - дыры, которые, очевидно, никогда не закрывались. Все поле хозяина находилось тут же, вокруг хижины. Росли на нем кукуруза и рис. А больше не было ничего, - ни животных, ни телег, ни инструментов. Лишь плетеный сарай свидетельствовал о том, что в него все же что-то кладут на хранение. Возле каждого дома был сад, если можно назвать садом плодовые деревья, в беспорядке растущие среди скал. Может быть, их никто и не садил, а просто они выросли сами, как те, что виднеются дальше, за поселком... По указанию Хаона путешественники направились к крайней избушке, стоящей в стороне. Навстречу им вышел удивленный хозяин, из-за его спины выглядывала испуганная жена. Им, как видно, не верилось, что такой отряд, да еще с "оранг-путих" (белым человеком) и мулом, направляется именно к ним. Но гости остановились возле их хижины, и Хаон сказал: - Здравствуй, Того! Принимай гостей. Эти слова еще больше удивили хозяина: он не знал никого из прибывших, а услышал свое имя. - Чего же ты удивляешься? - улыбнулся Хаон. - Или и меня не узнаешь? Только теперь Того разглядел на носилках охотника и шагнул к нему. Тем временем успели подойти ближайшие соседи, тоже с любопытством глядевшие на необыкновенных гостей. Своим внешним видом эти люди производили хорошее впечатление. Высокие, стройные, хоть и сухопарые фигуры их свидетельствовали о выносливости, цвет кожи был значительно светлее, чем у других яванцев. Сказывалась многовековая жизнь в горах. Одеты они были в саронги, у большинства самотканые. Движения горцев отличались спокойствием и сдержанностью. Даже удивлялись они незнакомым людям как-то очень серьезно, словно обдумывая, чем может закончиться эта встреча. Бадувисов нужно считать самыми чистокровными жителями Явы [Собственно говоря, яванцами называют население восточной половины Явы. Жители же западной половины, в том числе и бадувисы, относятся к сунданскому племени. Отличаются и языки племен восточной и западной частей острова. На крайнем востоке живет еще третье племя - мадурское. Есть еще и отдельные районы, где живут малайцы. Таким образом, мы видим, что население Явы отнюдь не является одинаковыми "малайцами", как обычно у нас думают. Речь их отличается одна от другой, как у нас русская, белорусская, украинская и другие славянские. А со временем создались еще и смешанные наречия: сунданское с яванским, яванское с мадурским и т.д.], ибо они и поныне остались такими же, какими были пятьсот лет назад. Население же, живущее по соседству, давно перемешалось с малайцами, индийцами, арабами. Того предложил гостям свою хижину, хотя сразу было видно, что все пятеро в ней не поместятся. Пришлось воспользоваться палаткой Пипа. Этим были довольны и гости и, особенно, хозяин: если бы кто-нибудь попытался обвинить его в связи с нечестивыми чужестранцами, он мог бы ответить, что они лишь остановились возле его дома. Того привел старика, и тот наложил на рану Хаона какие-то травы. Тем временем наступил вечер, и уставшие путешественники уснули как убитые. А в это время от хижины к хижине летел слух о необыкновенных гостях. Кроме "оранг-путих" удивлял жителей и мул, который носит на своей спине огромные тяжести. Большинство бадувисов ни разу не видели такого животного. Поражал их и "белый дом", привезенный мулом: то не было ничего, то вдруг вон какое здание выросло за несколько минут! Эти слухи дошли, наконец, до церкви, стоящей далеко на другом конце селения. Тут уже начиналась область "табу" ["Табу" - древний, но довольно распространенный и до нашего времени способ обманывать людей. Чтобы запугать народ, придать таинственность и вес жрецам, - какое-нибудь место (гора, лес, здание, даже отдельные предметы) объявляется святым. Никто из простого народа не имеет права приближаться туда или дотронуться до предмета. Нарушители "табу" караются смертью]. Но для слухов никаких табу нет. Они перелетели на запретную территорию и взволновали всех сорок бессмертных мужей. Там, за церковью, в тенистом лесу, было их жилье, выдолбленное в скалах. Путаные коридоры расходились во все стороны и соединяли разные помещения: и отдельные, для одного-двух человек, и общие большие залы. Тут были и кладовые, полные всяческого добра: риса, муки, бобов, плодового вина, масла. Все эти помещения и коридоры освещались ровным голубым светом. Бамбуковые трубы, протянутые вдоль стен, подавали газ из общего источника. Источником этим была подземная нефть, в значительных количествах имеющаяся в недрах Малайских островов. Чтобы концы трубок не загорались, к ним приделывали глиняные наконечники. Помещения эти находились шагах в ста от церкви и были совершенно скрыты от человеческих глаз. Кроме того, позади церкви в обе стороны тянулась стена, указывающая границу "табу". Правда, стена эта имела лишь условное значение: если возле церкви она и была кое-как сложена, то дальше просто лежали камни, ни в малейшей степени не являвшиеся препятствием для человека. А еще дальше и вовсе ничего не было. Впрочем, ограды и не требовалось: не камни охраняли жрецов от любопытных глаз, а жуткое слово "табу" и страх наказания смертью за нарушение запрета. От входа в подземелье расходились галереи, одна из которых соединялась с церковью. Со стороны поселка церковь имела общие двери для прихожан, святая же братия попадала в нее с задней стороны, через свой подземный ход. Через этот же ход "исчезало" из церкви добро, приносимое народом великому богу Багара-Тунгалю и доставлявшееся жрецами в подземные кладовые. Святые дьелемы ["Люди, которые сохраняют веру предков". Остатки бадувисского народа тоже считаются дьелемами, но не святыми] жили одни, как монахи, но в поселке у них было более чем достаточно семей: ведь каждый считал за честь породниться со святым человеком! - Зачем пришли чужие? Надолго ли? - поднялась тревога среди этих святых. - Одного из них, охотника Хаона, искалечил тигр, - объяснил принесший весть. - Они попросили приюта у Того, пока больной поправится. - Того давно дружит с нечестивыми. Нужно серьезно предупредить его, - заметил старый дьелем. - За ним наблюдают, - ответил другой. - А какие намерения у белого? - снова обратились к пришедшему. - Нельзя ли узнать? - Судя по его виду и по рассказам слуг, он ничем, кроме охоты, не интересуется. Приехал на время, издалека, чтобы позабавиться охотой. - Не из тех ли они людей, что шатаются в здешних лесах? - Нет, они прибыли из Тэнанга. - Надо сейчас же посоветоваться с Гиранг-Ту-Уном, - решили все, и несколько человек направились куда-то, в известное только им место. Утром, выйдя из палатки, Пип несколько минут любовался окрестностями. Солнце только что показалось из-за леса и осветило вершины гор. К северу простиралась лесистая низина, откуда они пришли. Пятна тумана, как озера, белели среди лесов. Нигде никаких признаков жилья человека. Не верилось, что всего лишь в нескольких десятках километров отсюда находятся густо заселенные места. А позади, на юге, беспорядочно высились дикие, неприступные горы. Склоны их были покрыты лесом. Не более чем в пятидесяти километрах по прямой линии находится Индийский океан, но много ли найдется людей, способных пройти это расстояние? Из европейцев, кажется, там не бывал ни один. "А что, если мне попробовать?" - подумал Пип, но тут же отказался от этой мысли: придется выбросить охотничьи трофеи, с ними не пройти. Да и хотелось ему теперь, после того как немного удовлетворил свою охотничью страсть, поближе познакомиться с этой страной и ее первобытными людьми. Вот хотя бы с этой интересной древней церковью. Она построена из огромных камней - массивная, тяжелая. Поднимается в гору ступеньками и заканчивается небольшой круглой башней. К ступенькам лепятся маленькие будочки, как гнезда ласточек. Церковь стоит тут несколько столетий. "Хранители веры предков", очевидно, скрывают в ней много интересного из древней религии. А чуть дальше, за церковью, поднимается красивая гора, как бы сложенная человеческими руками. Круглая, правильной формы, зеленая, со срезанной вершиной... Вышел Того. Пип с помощью нескольких слов, подкрепленных жестами, спросил, как лучше туда пройти. Но Того в ужасе завертел головой и залепетал. - Тида дапат! Тида дапат! [Нельзя! Нельзя!] Табу! Матьян! [Матьян - смерть. Кстати, и тигр по-малайски носит такое же название] Слово "табу" Пип понял, однако любопытство его от этого не уменьшилось. После завтрака Пип с Нонгом отправились осматривать селение. Оно занимало площадь, равную хорошему городу, но хижины на ней были разбросаны как попало, в зависимости от расположения участка земли, принадлежащего хозяину. Стоит ли говорить, как удивились жители необычному гостю! Недалеко от церкви, где, кажется, начинался нетронутый лес, вдруг послышалась трескотня, будто били палками по деревьям. Глянув туда, Пип увидел толпу народа с сумками, с корзинами, со связками бананов. Часть людей действительно барабанила по чем попало. Путешественники подошли ближе и увидели, как с деревьев слезло и смешалось с толпой несколько обезьян. С каждой минутой их становилось больше и больше. Вот уже несколько десятков, сотня, две... Это были небольшие обезьяны, так называемые "моньет", из породы макак. Они вырывали бананы из рук людей, совали носы в корзинки и совершенно ничего не боялись. - Что это значит? - спросил Пип у Нонга. - Быть может, какой-нибудь день обезьян или праздник. Я слышал, что в некоторых местах их охраняют. Одна обезьяна подошла к Пипу и, увидав блестящую пуговицу на его куртке, ухватилась за нее. - Прочь, паршивая! - рассердился охотник и замахнулся на обезьяну, но Нонг схватил его за руку: - Не трогайте, туан! Может случиться беда! Люди оскорбятся... Нам выгоднее подружиться с обезьянами. Пип понял, в чем дело, успокоился, и оба они начали ласково знакомиться с животными. Это немедленно принесло им пользу: люди увидели, что гости не обижают их любимцев, и стали доброжелательнее смотреть на чужестранцев. Возле церкви тоже собралась толпа. Там открыли торговлю святые дьелемы и за счет обезьян собирали жертвоприношения для великого бога Багара-Тунгаля. Горсть за горстью сыпался рис во вместительные мешки, кроме риса жители несли яйца, куски ткани, шкуры зверей... Внезапно Пипу пришла в голову интересная мысль. Он что-то шепнул Нонгу на ухо, и они подошли к жрецам. Один из них был еще молод, другой - старик о седой бородой, но оба одинаково серьезные и строгие. Белые тюрбаны и длинные белые балахоны резко выделяли их среди простых полуголых людей. Пип вынул две золотые монеты и торжественно положил их перед дьелемами. Нонг разъяснил: - Большой туан давно уважает единую праведную старинную веру. Он очень рад, что видит народ, сохранивший эту веру, и в знак уважения просит принять его жертву. Жрецы удивились: жертва была действительно большая. Даже старик не помнил, чтобы кто-нибудь жертвовал столько золота. Но, с другой стороны, это казалось подозрительным. Пип заметил, что они удивляются и не верят, и с помощью тех немногих слов, что были ему известны, добавил: - В наших странах тоже есть люди, не признающие новых выдуманных религий. Они слышали, что существует древняя праведная вера, но не встречали ее. Вот почему я радуюсь, что встретил настоящих носителей веры предков. Пип хотел было сказать, что жаждет познакомиться с этой верой, но побоялся, как бы жрецы не догадались, для чего приносится его жертва. Он решил отложить это до другого случая, а теперь сделал вид, что поступает так исключительно из уважения; даже повернулся, чтобы уйти. Тогда старик сказал: - Мы никогда не видели таких, как ты, чужестранцев, особенно белых. Но, если ты говоришь правду, пусть твоя жертва дойдет до великого Багара-Тунгаля. Пип отошел. Но ему так хотелось ознакомиться с "единой праведной верой", что он даже пожалел, почему все-таки не попросил разрешения посмотреть церковь и религиозную церемонию в ней. Однако же все то, что он сделал, оказалось довольно удачным. Когда Пип удалился, жрецы взглянули друг на друга, и младший сказал: - Чужестранец принес жертву и ушел, ничего не попросив. Ради чего он мог это сделать? Старик задумался. - Не знаю, - ответил он. - Не для того ли, чтобы пролезть куда не следует? - Разве он не слыхал о табу? Нет, пожалуй, он действительно уважает нашу веру. Не пустить ли его в церковь на моление? Все равно он увидит не больше, чем любой из наших простых людей. Старик согласился: - Я считаю, что на общее моление его допустить можно. Тут мы ничем не рискуем. Надо будет переговорить с ним. Под вечер к Того пришел человек и сообщил, что если белый чужестранец хочет, он может сегодня присутствовать на общем молении. Разрешение это было дано одному лишь Пипу. Туземные спутники его, магометане, не могли и надеяться на подобную милость: к магометанам бадувисы относятся с еще большим презрением, чем к христианам. Как известно, голландцы не очень гнались за обращением всех туземцев в христианство, тогда как магометане в свое время поголовно всех загоняли в свою веру силой. Когда стемнело, со стороны церкви послышались глухие удары барабана, и Пип в сопровождении Того отправился на праздник. Ночь была очень темная. Со всех сторон появлялись неясные фигуры и тоже направлялись к церкви. Пип начал волноваться... Показалось большое строение. Широкие каменные ступени вели к боковым дверям, через которые чуть пробивался свет. Тут стоял один из дьелемов и осматривал входящих. Как видно, не каждый туземец мог войти в церковь. Неизвестно только, пропускали по очереди или исключительно тех, кто днем принес хорошую жертву. Пипа и Того пропустили беспрепятственно. Когда вошли внутрь, Пип наконец понял, почему пропускали не всех. Внутренность храма оказалась значительно меньшей, чем могло показаться по его наружному виду. Зато по бокам было много разных темных уголков, да и в самих стенах, как видно, имелись скрытые ходы и переходы. Несколько колонн поддерживали потолок. Все сооружение было очень массивным и, наверное, выдержало уже не одно землетрясение. Освещался храм двумя светильниками, тоже газовыми, как и в жилье дьелемов. Уже одно это было чудом для простого народа: люди не знали, откуда берется этот свет. Между светильниками, ближе к передней стене, стоял алтарь с углублением, где зажигали священный огонь. Возле алтаря на полу полукругом и разместились прихожане. Темнота, таинственность, торжественность, тихий шепот людей произвели впечатление даже на Пипа. А тут еще лезут в глаза высеченные из гранита фигуры каких-то страшилищ: то черепаха, то человек с головой тигра, или, наоборот, тигр с человеческой головой, фантастические птицы, змеи... Все стены были покрыты такими скульптурами. Только передняя осталась почему-то гладкой, как экран. Пип ощутил вдруг какой-то смрад, доносившийся из ближайшего темного уголка. Отвратительный этот запах напоминал запах гниения. Не выдержав, Пип спросил, что это может быть. - Факир, - ответил туземец с большим уважением. - Можно подойти? - Можно, но беспокоить его нельзя. Пип, а за ним Того прошли в угол. Тут они увидели в стене дверь с дыркой-окошком, как в тюремной камере. Оттуда вырывался запах гнили. Стараясь не дышать, Пип заглянул в дыру, но ничего не заметил. Лишь когда глаза привыкли к темноте, он увидел то ли каморку, то ли шкаф, вделанный в стену. Посмотрел - и с ужасом отпрянул: на него в упор глядели два больших блестящих глаза. - Заключенный? - спросил Пип. Того осуждающе и удивленно покачал головой: - Нет. Сам. Святой человек! Тем временем человек двадцать жрецов взялись около алтаря за руки и начали ходить вокруг как в хороводе. Пискливый старческий голос затянул песню; нестройными голосами ее подхватили все жрецы. Подтягивали, сидя на полу, и молящиеся. К алтарю подошел старший жрец, положил в чашу уголь и какую-то пахучую траву. Хоровод кружился все быстрее и быстрее, усиливалось, убыстрялось пение, слышались слова - "Багара" и "Тунгаль". И тут, как по команде, в хоровод включились все прихожане. Кому не хватило места в хороводе, кружились в отдельности. Глаза молящихся горели пламенем фанатизма, по лицам струился пот, из перекошенных ртов вырывались бессвязные возгласы. Того, стоявший рядом с Пипом, тоже не выдержал и стал притопывать и что-то выкрикивать. Пип испугался: не сошли ли они с ума все вместе? Жрец подбросил еще больше угля, добавил травы и завыл таким голосом, будто из него тянули жилы. Хоровод завертелся так стремительно, что у Пипа в глазах зарябило. Крики "Багара-Тунгаль" слились в сплошной вопль, в котором выделялось одно слово: "Явись!" Трава на алтаре вспыхнула ярким пламенем, осветила всю церковь, но вскоре погасла. Погасли и светильники. Сразу стало темно, как в погребе. И вот гладкая передняя стена стала потихоньку раздвигаться. Щель все увеличивалась. Показалась комната, приподнятая как сцена, а посредине ее - огромная статуя. Фигура сидела на возвышении со скрещенными ногами, с пятью руками и тремя глазами, один из которых - во лбу. На статую откуда-то со стороны падали отблески загадочного света. Перед ней стоял еще один, пустой, алтарь. Народ, как подкошенный, рухнул ниц, и наступила тишина. Только жрецы стояли, подняв руки, и шептали молитву. Через несколько минут снова начался шум, прихожане двинулись к статуе, что-то выпрашивая у нее. На сцену поднялся главный жрец и подвел к алтарю пожилого мужчину. Тот положил на алтарь свою руку, и тотчас взметнулась - и опустилась на эту жертву одна из пяти рук божества с зажатым в ней ножом. Брызнула кровь. Люди закричали: - Гиранг-Ту-Ун! Гиранг Ту-Ун! Из толпы вышел еще один человек. Истукан и ему пустил кровь. Но, видно, не только в этом было дело, потому что народ продолжал чего-то ждать и все взывал к "Гиранг-Ту-Уну". Третья жертва не внесла изменения, и вдруг Пип увидел, что фанатически горящие глаза молящихся обратились прямо на него. Волосы зашевелились от ужаса на голове у голландца. "Неужели они хотят принести в жертву меня?" - мелькнула мысль. Толпа во главе с жрецом направилась в его сторону, и он едва не потерял сознания от страха. Бежать? Поздно, теперь уже не спастись. Сопротивляться, не даваться им в руки? Но их - толпа, а он всего лишь один... "Значит, все это было сделано преднамеренно, чтобы погубить меня!" - догадался несчастный. Он почувствовал, что весь обливается холодным потом. Жрец был уже рядом. Он шел не поднимая глаз, и когда Пип был готов закричать от возмущения, от бессильной ярости, жрец, так и не взглянув на него, прошел мимо. Следом за ним, и тоже мимо, прошла, пронеслась вся толпа молящихся. Только теперь Пип начал приходить в себя и оглянулся. Толпа сгрудилась возле каморки факира... Не сразу Пип понял, в чем дело. Но когда понял, готов был плясать от радости. Жрец открыл дверь, произнес какую-то речь и с большими почестями вывел из каморки человека. Но можно ли было назвать человеком это жалкое существо? Скелет, обтянутый кожей... Казалось, что слышно даже, как стучат его кости. Длинные черные волосы и борода покрывали все лицо факира, на котором неистово светились огромные белые глаза. Он был совершенно нагой. Вместо одежды к шее его была приделана колода, похожая на те, что когда-то надевали крупным преступникам в Китае и Монголии. Но, несмотря на все это, факир отнюдь не казался обессиленным и слабым. Пип был достаточно наслышан о факирах, даже видел их в цирке, но этот живой скелет произвел на него необыкновенно сильное впечатление. Голландец ждал, что вот-вот должно произойти нечто из ряда вон выходящее. И - действительно произошло... Факира торжественно подвели к алтарю, и он, как и его предшественники, протянул руку. Взлетел и опустился "божественный" нож, на истощенной руке человека выступило несколько капель крови, и вдруг... о чудо! Вспыхнули, засветились, даже задвигались все три глаза каменного божества, а из алтаря, как из печной трубы, повалил густой черный дым. Люди радостно запели, закричали "Гиранг-Ту-Ун!", и под это сопровождение в дыму над алтарем начал вырисовываться какой-то образ. Мелькнул раз, другой и, наконец, остановился в воздухе, как привидение. Он шевелился вместе с дымом, то расплываясь, то становясь отчетливее, и постепенно принял человеческий облик. Мелькнула длинная одежда, строгое бритое лицо мужчины лет сорока. На голове его был тюрбан с пушистым султаном, под которым сверкал бриллиант. Правда, все это - расплывчатое, дрожащее, но тем не менее зримое наяву! "Что за чудо? - ломал голову Пип. - Неужели это сделал факир?" Но, взглянув на факира, Пип должен был убедиться, что тот здесь совершенно ни при чем. Тот сидел в стороне, безучастно-сонный, и даже ни на кого не смотрел. Самое интересное заключалось для Пипа в слове "Гиранг-Ту-Ун", которое продолжали выкрикивать молящиеся. Пип припомнил, что он уже где-то слышал это слово. Кажется, Хаон говорил, что этот самый Гиранг-Ту-Ун и есть вождь бадувисов. Но неужели призрачное видение в дыму может быть вождем? "Недаром эти хранители ведут свое происхождение от древней индусской религии, - размышлял Пип. - Они сохранили тут такую чертовщину, которой, наверно, нигде больше не найдешь. Всю эту сцену, движение идола и другую механику понять можно, но этот вождь в дыму..." И вдруг видение пропало, глаза идола погасли, остался лишь прежний полусвет. Церемония окончилась. Народ начал расходиться. - Кажется, чужестранец почувствовал всю торжественность нашего церемониала, - сказал один жрец другому. - Кажется. Я за ним следил, - ответил тот. Пип действительно вернулся домой под большим впечатлением. Необычная церемония, древняя церковь со страшным идолом, отрезанный от всего мира народ, - все это вызывало воспоминания о древних сказках. Конечно, нехитрая механика с движениями идола и со сценой смешна, но зато привидение Гиранг-Ту-Уна не выходило из головы Пипа. Даже во сне привиделось. Назавтра Пип решил совершить экскурсию в окрестности. Он взял с собой Нонга, и они, с ружьями за плечами, направились на восток. Очень привлекал к себе юг, где была область "табу", но и Того, и Хаон настойчиво предупреждали Пипа не ходить туда, и он обещал последовать их совету. Вскоре путники очутились в таком диком месте, словно здесь никогда не ступала нога человека. Чаща, скалы, ручейки, водопады - все это придавало местности суровую красоту. Несмотря на каменистую почву, ноги мягко ступали по мху, как по ковру. Мох покрывал не только скалы, но и громадные деревья вокруг. На суку одного такого дерева Пип увидел огромное гнездо, похожее на корзину, величиною метра в два. - Что за зверь там живет? - заинтересовался он. - Птица или животное? Нонг не знал, и Пипу не удалось удовлетворить свое любопытство. А на дереве было и не гнездо, и не корзина, а растение: паразитический папоротник. Зато Пипу удалось сунуть нос в красивый разноцветный кувшин с крышкой. В средине была вода, а в ней куча мертвых мух, жуков и всяких козявок. Края кувшина такие гладкие, что какая бы муха или жук ни сели на них, они тотчас же соскальзывали вниз и находили себе смерть. Теперь уже Пип разъяснил Нонгу, что этот кувшин - цветок хищного растения, питающегося мясом. Вдруг кто-то швырнул в них сверху шишкой. Подняли головы - кривляются, дразнятся морды обезьян. - Я вам покажу! - засмеялся Пип и бросил в них ком земли. Сверху ответили. И началась игра, в которой и Нонг принял участие. Но скоро обезьяны заверещали, задрали хвосты и исчезли в ветвях. Пип отметил, что зверья здесь, рядом с людьми, ничуть не меньше, чем в отдаленных джунглях. Видимо, бадувисы не трогают соседей. Пип очень хотел пополнить свои трофеи красивой шкурой пантеры. Он сказал об этом Нонгу, и оба стали внимательно присматриваться ко всем темным уголкам, где можно было найти этого зверя. Но Хаон назвал бы их поиски детской игрой: разве так ищут осторожную, чуткую, хитрую пантеру? Постепенно они уходили все дальше и дальше, направляясь к югу, чтобы обогнуть гору "табу". Обычная, даже невысокая, она в другое время совсем не привлекала бы внимания Пипа, если б не это "табу", не этот таинственный запрет. Срезанная вершина горы, как видно, имела углубление, а может, и кратер вулкана. Что же там такое может быть, если столь строго запрещено даже подходить? Нельзя ли заглянуть туда хоть одним глазом? До ушей путников долетел шум, словно где-то работала фабрика или завод. Оба тут же заметили, что впереди, из лесистой долины, поднимается не то дым, не то пар. - Опять какое-то диво! - воскликнул Пип. - Чего доброго, мы еще найдем здесь завод по производству автомобилей и самолетов! Направились туда. Грохот усиливался, вместе с ним слышалось шипение словно бы паровоза. Когда подошли к краю долины, сразу увидели, что вся она действительно заполнена паром. Посредине кипела горячая речушка, а с одной и другой стороны от нее вырывались из-под земли струи воды. Они рвались вверх, как из труб, шипели, свистели, пищали, хлюпали. Временами две струи с противоположных сторон скрещивались, образуя арку. В глубокой яме гудело и сопело, точно в ней находился громадный зверь, стремившийся вырваться на свободу. И вдруг зверь этот вырвался: задрожала земля, загрохотали камни, и гигантский столб воды поднялся метров на двадцать в высоту. Поднялся и тут же исчез, и опять началось урчание в яме. - Гейзеры! - вскрикнул Пип. Но для Нонга это слово ничего не значило. Он, никогда не видевший гейзеров, удивился им больше Пипа. Долго любовались они этой картиной. Спустились вниз, обошли и осмотрели все фонтаны, ежеминутно рискуя попасть под струю горячей воды и пара. Нонг, наконец, освоился, даже высказал дельную мысль: - Тут и без костра можно приготовить обед. - Вполне! - весело подхватил Пип. И через полчаса в одном из естественных горшков уже готовилась дичь. Путешественники пообедали с большим аппетитом. - Не хватает лишь чаю или кофе, чтобы чувствовать себя как дома, - сказал Пип, растянувшись на траве. Гора "табу" была теперь с другой стороны от них. Значит, они все же обогнули ее и очутились сзади, с юга. И нигде не видно было ни одного человека... "Неужели они все время охраняют ее? - думал Пип. - Для этого понадобился бы целый полк солдат. А тут - ни души, и никакой границы нет. И что такое, в конце