ал о чем-то более важном, чем прежде. Не прошло и десяти минут, как Какаду уже знали, что на них идут белые, что одного они уже убили и что всем угрожает опасность. Не теряя времени, женщины с детьми побежали прятаться в своих лесных хижинах, а вооруженные мужчины, которых набралось около шестидесяти, приготовились к обороне. Они знали от посланцев, что белых может быть не более десятка человек. Мапу, между прочим, рассчитывал, что им не только удастся выйти из затруднительного положения, но и захватить белых в плен. Это ведь те самые люди, которые научили Саку любить всех, никого не убивать и даже подставлять левую щеку, если тебя ударят по правой. Если Саку так думает и так делает, значит, те, кто его научил, должны поступать так же. Вождь подошел к Саку, который сидел как окаменевший и все думал свою думу. - Скажи, Саку, - дотронулся Мапу до его плеча, - эти белые тоже поклоняются тому великому духу, о котором ты говорил? - Да, они тоже исповедуют эту веру, - неохотно ответил Саку. - Значит, они ничего плохого нам не сделают? - снова спросил Мапу. - Не все из них послушны велениям бога, - неуверенно ответил Саку, - злой дух старается отвратить душу человека от бога. - А как сладить с этим злым духом? - Молиться, чтобы бог отогнал его. - А ты можешь это сделать? Можешь помолиться, чтобы бог отогнал от них злого духа? - вел свою линию Мапу. - Это наш долг всегда и повсюду. Я сам пойду навстречу белым, - сказал Саку, но в его голосе уже не было той уверенности, что прежде. Деревня притихла. Женщины с детьми укрылись в лесу, а мужчины притаились за строениями. На рассвете показалась экспедиция. Белые шли шеренгой, с ружьями наготове. Вот из-за постройки вышел какой-то человек. В тумане нельзя было как следует разглядеть его. Со стороны белых раздались два выстрела. Но человек не стал прятаться, а направлялся прямо к ним. - Сюда идет! - крикнул Кандараки. - Не стоит и стрелять. - А чего там рассматривать? - возразил Брук. - Дайте мне ружье, я сам с удовольствием всажу пулю в лоб людоеду. - И то верно, чего нам вступать в переговоры с ними? - сказал Скотт. - Дело ясное, и нам остается только наказать этих черномазых. Несколько человек снова прицелились. - Постойте, постойте! - крикнул боцман. - Это ведь наш черный миссионер. Ружья опустились. - И верно, - почесал затылок Брук. - Мне бы следовало догадаться, что это мог быть только наш святой дикарь. Кого еще нелегкая понесет под пули? Вот была бы история, если бы я сам ухлопал своего спасителя! Саку подошел. - Братья во Христе! - торжественно сказал он. - Я хочу верить, что вы идете не для того, чтобы причинить зло этим темным людям. - Верно, - сказал Скотт, - мы идем только для того, чтобы наказать их. - Но за что и как вы думаете наказать их? - За то, что они осмелились напасть на нас и даже чуть не съели одного из наших. А как? Да так, чтобы не только им, но и их детям никогда не пришло в голову поднимать на нас руку. - Но ведь в конце концов не произошло ничего плохого, если не считать смерти двоих их людей, - доказывал Саку. - Это получилось случайно, благодаря, во-первых, вам, а во-вторых, тому, что мы подошли, - сказал Скотт, - но их поступок остается преступлением и требует кары. - Вы же сами научили меня, что бог велит прощать людям их грехи, - с досадой произнес Саку. - Во-первых, не мы вас научили, а миссионеры, а во-вторых, вам следовало бы знать, что на земле существует суд и закон, который не оставляет безнаказанными преступления, - сказал Скотт и направился к деревне. За ним двинулся и весь отряд. Саку стоял и смотрел им вслед, словно не понимая, где он и что с ним. Выходило, что этот "брат во Христе" точно так же не понял его, как и "брат по крови" Мапу. И у того и у другого свой взгляд на вещи, свои жизненные интересы, которые далеки от всякого "спасения души". Он повернул и тихо поплелся вслед за ними. Туман расходился, становилось все светлей и светлей, но деревня по-прежнему казалась вымершей: нигде ни души. Но вот между хижинами замелькали фигуры папуасов. - Ага! - сказали белые. - Они сами собираются идти на нас. Тем лучше. И началась стрельба. Саку, услышав выстрелы, бросился к Скотту, схватился за ружье и стал просить: - Господин, пожалейте несчастных людей. Убейте лучше меня!.. Скотт нахмурился и сказал: - Не лезьте не в свое дело! Оставайтесь со своими христианскими обязанностями и молитвами. Позаботьтесь о душах этих людей, а не о теле. Но Саку, словно не в себе, все твердил: - Не нужно, не нужно... Господин... Сжальтесь... Скотт нетерпеливо оглянулся. Тогда Хануби взял Саку за руку и отвел в сторону. Подошел Брук. - Слушай, Саку, - сказал он, трогая его за плечо, - ты хороший человек, мы тебя очень уважаем и считаем почти таким же, как мы сами. Вот и мне ты помог, и все такое... Но зачем тебе все это? Чего ты из кожи лезешь из-за какого-то людоеда? Ну кто, скажи, пострадает, если и погибнет десяток-другой папуасов? Брось лучше глупости. Ты ведь человек образованный и сам должен понимать. Но Саку не слышал этих "убедительных" доводов. Он смотрел на деревню и не верил своим глазам - там творилось что-то непонятное: папуасы повыскакивали из укрытий, бегали взад-вперед по улице и, казалось, совсем забыли про опасность, которая им угрожала. Временами даже можно было подумать, что они бьются друг с другом. Теперь уже выстрелы гремели беспрерывно. Один за одним валились черные на землю и наконец разбежались. Когда белые вошли в деревню, они увидели множество трупов, причем некоторые из папуасов, как видно, погибли не от пуль, а от своих же стрел или пик. - Смотрите, они даже друг дружку стали бить! - сказал Кандараки. - Тем лучше, - подхватил Брук, - нам будет меньше работы. Саку склонился над одним из убитых и сразу все понял: это был Мукку! Значит, они напали на Какаду с тыла. Немного дальше он увидел мертвого Мапу. В спине у него торчала стрела, а на груди расплывалось кровавое пятно от пулевой раны. Бедняга так и не дождался, когда бог смягчит сердца белых и Мукку. - Боже! - простонал Саку. - Где твоя любовь? Где твоя правда? - Поджечь хижины! - приказал Скотт, и через минуту вся деревня была в огне. Хижины, построенные из ветвей, горели легко, весело, словно играючи. Между тем папуасы отошли за деревья и оттуда стали пускать в белых свои стрелы. Одна стрела даже попала в Скотта, но она была уже на излете и только запуталась в одежде. - Вперед! - скомандовал Скотт, и отряд двинулся дальше. Черные отступали от дерева к дереву и все время отстреливались. Теперь уже смешались и Мукку и Какаду и вместе защищались от общего врага. Так они подошли к тому месту, где на деревьях были устроены хижины и где укрывались женщины и дети. Папуасы были уверены, что тут они в полной безопасности. Такие случаи уже бывали, и они не раз имели возможность убедиться, что эти крепости на деревьях неприступны. Если иной раз хитрый враг пробовал рубить дерево, тогда в дело шли камни и стрелы, которые, как дождь, сыпались на головы врагам. Кто успел, те присоединились к женщинам, а остальные побежали дальше. На головы белым посыпались камни и стрелы, и один из сипаев был довольно тяжело ранен. - А, вот они как! - крикнул Скотт. - Взорвать дерево! В это время рядом с ним снова очутился Саку. - Ради Христа! - слезно просил он. - Остановитесь: там невинные женщины и дети! - Не лезь! - прикрикнул на него Скотт. - Кара должна свершиться, чтобы все они помнили, что покушение на белого даром не пройдет. Но Саку не отставал. Он опустился на колени, цеплялся за одежду Скотта и бормотал что-то про бога и его заповеди. - Избавьте меня от этого сумасшедшего! - крикнул Скотт сипаю. Тот взял Саку за плечи и оттащил его в сторону. Раздался взрыв... Первый взрыв бомбы в этом краю. Папуасы слышали "гром" в руках у белых, но такого они и представить себе не могли. Дикий, нечеловеческий крик, вырвавшись из сотен грудей, прокатился по лесу. Дерево затрещало, потом начало клониться, и с него посыпались дети, мужчины, женщины, среди которых Саку узнал свою мать... Потом сипаи перешли к другому дереву... Спустя несколько минут все было кончено. В лесу стало тихо, только кое-где стонали раненые. Скотт молча огляделся. Даже самому ему было немного не по себе. Он понимал, что сделал дурное дело. Однако ничего не попишешь: долг перед родиной выше всего. Англичан на острове очень мало, и если эти дикари не будут бояться одного духа белых, то хлопот не оберешься. О нет! Конечно, у Скотта даже нет в душе злобы против этих несчастных существ: он просто исполнил свой долг, как всякий судья. - Ну, теперь-то уж не только они, но и все в округе будут знать, как нападать на нас! - удовлетворенно сказал Кандараки. - Да еще пусть будут благодарны, что мы им тут запасли много человечины. Хоть голодать не придется, - добавил Брук. Саку сидел на земле и, казалось, ничего не видел перед собой. Когда белые прошли мимо, он словно очнулся, встал, выпрямился и, потрясая кулаком, крикнул им вслед: - Проклятие вам, звери! Проклятие, лжецы! - и отшвырнул далеко в сторону библию, с которой никогда прежде не разлучался. Скотт только передернул плечами и сказал: - Вот безумный! Верно говорят: пошли дурака богу молиться, так он и лоб расшибет. VI Снова лошадь! - Путешествие пешком. - Неудавшееся нападение папуасов. - Катастрофа. - Один! По дороге назад экспедиция устроила облаву на свиней, которые разбежались во время пожара, и вернулась к катеру со славой и добычей. На катере все было спокойно, только снова видели ту самую таинственную лошадь, которая на этот раз была совсем близко, и однажды даже слышали выстрел. - Может, это мы стреляли? - сказал Скотт. - Нет, - ответил Гуд. - Это было совсем с другой стороны, и всего один выстрел. - А кто же сидел на лошади? - Как следует разглядеть не удалось, но заметили, что черный, - ответил Гуд. - Этого еще не хватало! - воскликнул Брук. - Этак мы скоро встретим какого-нибудь Мапу на автомашине. Как бы то ни было, а этот таинственный всадник начинал уже беспокоить путешественников. Будь это свой человек, он бы не стал прятаться, а сам подъехал к ним. Может, он не знает про них? Может, случайно попадается на пути? Нет, и это не походило на правду: трескотня мотора, стрельба, да и вообще все их путешествие не могло остаться незамеченным на этих пустынных просторах, где до сих пор еще не ступала нога европейца. Тем более что этот всадник, как видно, сопровождает их уже много дней. Значит, он сам таится от них и, наверно, следит за ними. А если так, то добра от него не жди. И, наконец, кто он или они - ведь один раз видели двоих на одной лошади? Словом, дело такое, что никакого объяснения не придумаешь. Во всяком случае, ясно одно: нужно удвоить бдительность. Между тем местность заметно изменилась. Пошли холмы, а на горизонте показались уже довольно высокие горы. Течение стало таким стремительным, что катер двигался не быстрее пешехода. Кроме того, река все время забирала направо, на север, а нашим путешественникам нужно было идти прямо, на запад. - Как ты считаешь, сколько километров пришлось бы отсюда идти пешком? - спросили у Чунг Ли. - Не больше сотни, - ответил он. - Я уже узнаю местность. Отсюда лучше всего было бы пойти пешком. Нужно было подготовиться к пешему походу. Прежде всего предстояло найти удобное место, чтобы оставить катер. Они считали, что отсутствие их продлится дней десять. На эти несколько дней нужно было уберечь катер и людей, которые останутся на нем, от всяких неожиданностей. Это была задача не из легких. Река узкая, течение стремительное, а тут еще берега крутые и высокие. Если стоять у такого берега, тебя сверху забросают камнями и ты ничего не сможешь сделать. Кандараки даже внес предложение вернуться назад, к тому острову, где они недавно ночевали, или вообще стать на якоре где-нибудь посреди большого и тихого плеса. Там хоть можно будет вовремя заметить опасность, а тут катер окажется как во рву - ничего вокруг не увидишь. С таким предложением как будто нельзя было не согласиться, но это означало, что назад придется идти лишних сто - сто пятьдесят километров, а это связано с риском. Разумнее уж стоять на месте и обороняться. Особенно если принять во внимание, что на катере останется пулемет. - Лучше оставить лишних одного-двух человек, чем идти лишних сто километров, - решил Скотт. - Не может быть, чтобы тут не нашлось места с более низкими берегами. Но подходящего места не было. Правда, несколькими километрами выше обнаружили долину, где река была достаточно широка и берега невысоки, но туда горные ручьи нанесли много песку, река разделилась на несколько рукавов, которые были так мелки, что катер не мог пройти. Остановились на другом месте. Берега тут были довольно высокие, но зато на одном из них возвышался холм, с которого было видно далеко вокруг. - Если тут поставить пулемет, - говорил Брук, - то он будет простреливать все вокруг километра на три - на четыре. Это будет даже лучше, чем на том островке. Там к тебе могут подкрасться с другой стороны, и ты ничего не увидишь из-за деревьев. А тут по крайней мере хоть леса нет и все видно как на ладони. И действительно, лучшего места нельзя было и желать. Начались сборы. Прежде всего, нужно было выбрать, кого оставить тут. В первую очередь приходилось обращать внимание на выносливость людей. Как уже говорилось, самым страшным бичом для человека в этой стране является желтая лихорадка. Из числа приезжих не было, пожалуй, ни одного, кто не переболел бы ею. Эта болезнь может тянуться и год и два. Человек иной раз чувствует себя здоровым несколько дней и даже недель, но потом приступы лихорадки повторяются. Единственное спасение от нее - хинин. Благодаря ему люди еще так-сяк держатся, но совсем обезопасить себя от болезни почитай что невозможно. Только приступы можно сделать более легкими. Все, кто был на катере, кроме Файлу, болели лихорадкой. Только одни, как, например, боцман и сипаи, - в легкой форме, а другие, например механик Гуд, - в тяжелой. Слаб был и Брук. После долгого обсуждения решили оставить его, Гуда и двоих сипаев. Брук попробовал было возражать, но Скотт заявил ему, что это дело очень важное, что, за исключением Брука, некому поручить его, что на катере остается только четыре человека и им, может быть, придется труднее, чем тем, которые пойдут в поход. Поставили на вершину холма пулемет, обнесли его колючей проволокой; из досок сделали навес, далее кое-что из мебели притащили с катера. Для удобства связи с катером вырубили в горе ступеньки. Одним словом, все было предусмотрено. - Стыдно даже оставаться в таком укреплении, - сказал Брук. - Тут бы одной бабы хватило. - Подождите еще хвастать, - сказал Кандараки, - кто знает, как обернется дело. Потом стали собираться в дорогу. Сначала, конечно, вооружились с ног до головы. Не забыли и ручных гранат, которые могли нагнать страху на целое племя папуасов. Из остального взяли только самое необходимое, рассчитывая, что десять дней можно прожить как-нибудь. Перед выходом Скотт, Кандараки, Брук, Файлу и Хануби провели совещание насчет Чунг Ли. Первым вопросом было - давать ли ему оружие? - Мне кажется, - сказал Кандараки, - что по отношению к нему нам следует держаться более осторожно, чем до сих пор. Может, эта таинственная лошадь, которая так загадочно то появляется, то исчезает, имеет какую-нибудь связь с китайцем. - Я охотнее поверил бы, что это так, чем иметь дело с какой-то тайной, - сказал Скотт, - но не могу. Вы ведь знаете, что с той минуты, как мы его схватили, он не отходил от нас ни на шаг. - Знаю, - ответил Кандараки, потирая лоб, - но что-то говорит мне, что за ним нужно внимательно следить. Я, например, заметил, что он в последние дни стал спокойнее, даже глядит весело, будто все опасности дороги грозят только нам, а не ему. - Я тоже это заметил, - сказал Файлу, - и мне теперь припоминается один случай, на который я раньше не обратил внимания. Когда мы ночевали тогда на острове, мне ночью показалось, что возле Чунг Ли мелькнула какая-то тень. Я встал, осмотрел все вокруг, но ничего не заметил. Чунг Ли, кажется, спал. Позвали сипая, который в ту ночь стоял на часах. - Скажи, - обратился к нему Хануби, - ты ничего не заметил тогда на острове, когда караулил ночью? Если бы кто-нибудь в тот момент внимательно пригляделся к сипаю, то мог бы заметить, что тот слегка побледнел. Но присматриваться никто не стал, потому что никому не могло прийти в голову, что он станет что-нибудь скрывать. А сипай тотчас припомнил, как он тогда заснул, а утром не обнаружил своего ружья. Но он и до сих пор был уверен, что, собирая вещи, кто-нибудь прихватил и его ружье. Кроме того, никакого особенного несчастья из-за этого не произошло. Ружей было столько, что, может быть, сами хозяева не знали, сколько у них этого добра. Стоит ему признаться - и пойдут расспросы о ружье, о том, как он тогда уснул. Чего доброго, могут быть неприятности. - Нет, ничего не видел, - уверенно ответил он. Его отпустили. - Я думаю, - сказал Брук, - что этому китайцу нет никакого расчета убегать или вредить нам. С нами ему легче будет вернуться, и он скорее поедет домой вместе со своим золотом. А одному ему придется поискать дороги, да еще неизвестно, найдет ли. - Это резонно, - согласился Скотт. - Мне и самому кажется, что так оно и должно быть, - сказал Кандараки, - но кто знает, что ему взбредет в голову, этому желтому черту. Одним словом, дело нисколько не прояснилось. Но на всякий случай решено было оружия ему не давать, а заставить нести что-нибудь из вещей. Условились следить за ним вообще, а Файлу был поручен неусыпный и строгий надзор. В это самое время Чунг Ли зашел в каюту как будто по делу. Там он взял лист бумаги и, озираясь, начал что-то писать. Несколько раз ему приходилось бросать свое занятие - когда кто-нибудь приближался - и делать вид, будто он что-то ищет. Наконец он исписал целую страницу и даже на обороте нарисовал какой-то план. Потом спрятал бумажку за пазуху и спокойно вышел. Пришло время отправляться в путь. Люди распрощались, пожелали друг другу всего хорошего, и десять человек двинулись на запад, к тем неведомым, таинственным горам, что синели далеко на горизонте... Оставшиеся долго глядели им вслед и, когда отряд исчез из глаз, все разом тяжело вздохнули. Сразу вокруг стало как-то пусто, тихо и жутко. Казалось, только их четверо и осталось на всем свете. - Гм, - сказал Брук, прохаживаясь взад-вперед, - не очень приятное дело сидеть вот так на месте и хлопать глазами. Долго и утомительно тянулся день. Тихо и пусто было вокруг. Нигде ни следа человека. Тишина и жара окончательно сморили людей, и все четверо уснули. Да и то: нужно было отдохнуть, ведь их так мало, что каждому придется дежурить ночью. Вечером распределили обязанности. Гуд с одним сипаем остался на катере, а Брук с другим расположились на холме. Чтобы не дать врагу незаметно подкрасться к самому пулемету, сипай занял пост поодаль, у колючей проволоки. Прошло всего несколько минут, и Брук услышал выстрел сипая. Вспыхнул электрический фонарь. Брук увидел вокруг редкие черные точки: папуасы наступали с трех сторон. Застрочил пулемет, но больше для острастки, потому что попасть в каждую отдельно лежащую фигуру очень трудно. Кроме того, Бруку было неудобно стрелять и одновременно управляться с фонарем. - Вот черти! - шептал он про себя. - Как по уставу наступают. На катере раздался грохот, послышался звон разбитого стекла, захлопали выстрелы. Брук повернул фонарь и увидел, что с противоположного берега катер забрасывают камнями и засыпают стрелами. Пока он направил туда пулемет, с катера бросили бомбу. Этого хватило, чтобы дикари отступили и больше не совались к катеру. Между тем раздались крики сзади. Брук оглянулся и увидел, что несколько человек убегают от заграждения: они было бросились вперед, но наткнулись на колючую проволоку и в ужасе пустились наутек. Брук дал им вслед очередь, один упал - и все стихло. Остаток ночи прошел без тревог. Утром собрались все вчетвером и долго обсуждали ночное происшествие. - По правде говоря, - сказал Брук, - мне уже страшновато стало, когда они со всех сторон полезли, как мухи. Поди повертись с пулеметом. Если бы не колючая проволока, плохо было бы дело. - Зато теперь мы можем надеяться, что они больше не полезут, - сказал Гуд. - Убедились, что не подступиться. И верно, вторая и третья ночь прошли спокойно. Нигде не видно было никаких признаков присутствия человека. Они уже выходили даже на охоту и совсем успокоились - только считали дни, оставшиеся до возвращения товарищей. Пришла четвертая ночь. Гуд чувствовал себя очень скверно. Сильный приступ лихорадки совсем уложил его. Сипай ухаживал на ним. Вдруг что-то толкнуло катер с такой силой, что все задрожало, а сипай даже рухнул на пол. Вскочив на ноги, он выбежал на палубу и выстрелил, чтобы дать знать Бруку. Тот тревожно крикнул: "Что там такое?" - и осветил катер. Но ничего особенного не увидел: просто какое-то бревно плыло по течению и с разгона налетело на катер. Бревно оттолкнули, оно поплыло дальше - и все успокоилось. Через полчаса - снова толчок, посильнее. - Что за дьявол! - закричал внизу сипай. - Еще два бревна. Оттолкнули и эти, но бревна появлялись снова и снова. Течение с такой силой швыряло бревна на катер, что он едва держался. Где-то уже треснула обшивка, под ногами забулькала вода. А бревна все неслись и неслись... С холма прибежал на помощь второй сипай. Но и вдвоем они не справлялись. Бревна лезли друг на друга, сгрудились перед катером в целый затор, все сильнее и сильнее напирая на него. Сипаи выбивались из сил, пытаясь растолкать этот затор по бревну, а Гуд не мог им помочь. Тогда бросился на помощь Брук, но на полдороге остановился и закричал: - Это ведь они, проклятые!.. Их работа... Это они нарочно! - И побежал назад, к пулемету. Стал светить в темноту, вглядываться, - никого не видно. - Если ничего не выходит - заводите катер, там освободитесь! - крикнул он вниз. Но Гуд лежал чуть живой и не мог пустить машину. Сипаи взяли его под руки, подвели к машине... И тогда раздался этот грохот. Под напором воды вся масса бревен сдвинулась с места и потянула за собой катер. Как бешеные понеслись бревна, сталкиваясь и налетая друг на друга, и среди них - беспомощный катер. Он поворачивался к течению то кормой, то бортом, пока не налетел на камень... Брук услышал треск и увидел, как катер лег набок; еще минута-другая - и он исчез за поворотом. Три человека, оставшиеся на катере, ни о чем больше не могли думать, кроме как о том, чтобы спастись, чтобы самим не погибнуть в этом пекле. Когда катер лег набок и через борт хлынула вода, сипаи с большим трудом выволокли Гуда и вместе с ним перебрались на корму. А когда вдруг перед ними оказались папуасы, сипаи не могли оказать им никакого сопротивления. Папуасы растащили бревна, подтянули катер к берегу и преспокойно сняли с него пленников. А Брук ничего этого не слышал и не видел. Он остался один на холме со своим пулеметом. Ночь была тихая и прекрасная, как и прежде. Брук и вглядывался и вслушивался в темноту, но ничего особенного не замечал. Все было спокойно. И в сердце у него затеплилась надежда: а может, эта была простая случайность, дикари тут ни при чем, может, товарищи вернутся, а катер они подремонтируют? Но прошла ночь - их нет. День прошел - нет. Значит, это все-таки работа папуасов! Значит, теперь его черед. Но его живьем не возьмут!.. Наступала новая ночь, жуткая ночь... Он ожидал ее с большим ужасом, чем тогда, когда был в плену у папуасов. Тогда, по крайней мере, он видел и знал, что его ожидает, а тут... Он сидел один высоко на холме, и ему казалось, что со всех сторон на него глядят тысячи глаз. Света у него уже не было, фонарик не горел... По временам ему начинало казаться, что к его холму крадутся папуасы, и он открывал стрельбу наугад, чтобы только показать, что он начеку. Нервы были страшно напряжены. Он не чувствовал ни малейшей усталости, хотя уже вторую ночь не спал и целый день ничего не ел. Было уже за полночь, но ни один звук не нарушал тишины. Снова появилась надежда. Нет, наверно, это не папуасы! Наверно, само по себе: где-нибудь буря повалила деревья на берегу реки, течение подхватило их и понесло. Ничего в этом нет страшного. Будь это дикари, они давно напали бы на него, а то ведь нигде ни одного не видно и не слышно. Как раз в этот момент в воздухе послышалось шипение и рядом с ним упала стрела. Брук застонал, как будто его ранило. Сомнений нет! Они тут, поблизости, следят за ним, приближаются!.. И он снова начал сыпать пулями во все стороны. Скорее бы кончилась эта ночь! По крайней мере, он видел бы, что ему делать. Но прошли, как казалось Бруку, недели, пока она кончилась. День не принес никаких изменений. Все было по-прежнему тихо, спокойно, и нигде ни души. Только сам Брук стал неузнаваем. Исхудавший, с красными глазами и каким-то диким взглядом... Много седых волос в бороде и на голове. Что делать? Прежде всего нужно было поискать чего-нибудь перекусить, потому что все продукты остались на катере. Но как оставить пулемет? Они же следят! Кроме того, нужно было и отдохнуть - столько времени не спал. Но и спать опасно. Пока он рассуждал, раздался выстрел и пуля пропела у него над головой... Этого еще не хватало! Брук припал к земле и стал присматриваться. Нигде никого!.. Он уже забыл и про голод, и про сон. Значит, теперь весь день придется стеречься. Значит, эти людоеды не только захватили катер вместе с товарищами, но еще и научились где-то пользоваться ружьем. Это уже совсем скверно. Продержится ли он до тех пор, пока придет Скотт? Если все благополучно, они могут прийти через четыре-пять дней. Как продержаться без сна и еды? Говорят, бывали такие случаи. Хорошо еще, что он мог спуститься к реке попить. Вот и сейчас он направился было к реке, но едва сделал несколько шагов, как снова начали стрелять. Пришлось залечь. А жажда так мучит! Наконец не выдержал. - Что это со мной стало? - сказал он себе. - Разве это такая уж невидаль - пули? Разве мне впервой? И он смело пошел вниз. Снова раздалось несколько выстрелов, но он уже не обращал на них внимания. Напился. Потом заметил на берегу какие-то объедки, должно быть, от их последнего ужина, и с жадностью набросился на них. Вернувшись наверх, пострелял немного в ту сторону, откуда, как ему показалось, раздавались выстрелы. Отчасти успокоился и почувствовал, что сейчас уснет. Как быть? С одной стороны - нельзя же столько времени прожить без сна, а с другой, - его ведь возьмут тогда голыми руками! "Лучше умереть от пули, чем попасть им в руки", - подумал он, сел так, чтобы папуасы видели его, и стал подремывать. Он рассчитывал, что так они будут думать, будто он не спит и готов в любую минуту открыть огонь. "Где им попасть в меня, этим дикарям, если они первый раз в жизни держат в руках ружье", - успокоил он себя и тут же уснул. Но прошло, кажется, немного времени, как он вдруг почувствовал, что его кто-то толкнул. Вскочил, оглянулся вокруг - никого. Глянул на плечо, на руку - кровь. Ранили! Плечо разболелось. Видно, задета кость. Кровь лилась тоненькой струйкой. Долго он возился, чтобы как-нибудь одной рукой с помощью зубов перевязать рану. С горем пополам перевязал, кровь пошла слабее, но не переставала сочиться. Теперь он уже видел, что все кончено, что придется погибнуть, и не от раны, а от слабости вообще. Хорошо было бы самому покончить с собой, но ведь из пулемета пулю в лоб себе не пустишь. Между тем приближалась ночь, третья страшная ночь... При одной мысли об этом Брук чувствовал, что силы оставляют его. Снова сидеть одному на холме, ничего не видеть и вместе с тем знать, что за тобой следят сотни глаз, к тебе подползают, чтобы съесть... Брука пронял озноб; он весь дрожал, словно от мороза; зубы его лязгали, он тщетно пробовал удержать их рукой. Напряжение было так велико, что ему казалось, будто он видит и слышит на несколько километров вокруг, хотя в действительности ничего не было видно даже в нескольких шагах. А в этой темноте они, людоеды... Много их... и, наверно, близко... близко... Сейчас схватят... съедят... Будут жарить или нет?.. Закрыв глаза, он одной рукой в отчаянии нажал на гашетку. И вот упала на землю последняя гильза... Снова рядом с ним вонзилась в землю стрела, но он молчал... Потом на холме зазвучала песня, потом - дикий хохот... Подошли папуасы и спокойно взяли потерявшего рассудок мистера Брука... VII Эвкалиптовый лес. - Пальмовый лист. - В горах. - Лошадь обнаружена. - Опасная тропинка. - Несчастный случай. Чунг Ли сразу догадался, что его подозревают. Файлу не отходил от него ни на шаг, следил за каждым движением. С каким наслаждением Чунг Ли голыми руками задушил бы этого предателя! На ночлег остановились в эвкалиптовом лесу. Высокие деревья с серебряными листьями, некоторые высотой до ста пятидесяти метров, росли свободно, на порядочном расстоянии друг от друга. Казалось, что это был какой-то заколдованный лес, среди лета покрытый инеем. В воздухе стоял приятный смолистый запах, издаваемый эвкалиптовыми листьями. Недаром в Европе смола эвкалипта идет на изготовление самой дорогой парфюмерии и на медикаменты. Поставили двух часовых, которые должны были сменяться через каждые два часа. Из десяти человек от вахты были освобождены только двое: Скотт и Чунг Ли. ч - После начальника первый человек - Чунг Ли, потому что от него зависит успех нашего дела, - шутил Кандараки, но Чунг Ли отлично понимал, что все это значит. Он заметил, что Хануби о чем-то шептался с часовыми, после чего один из них, будто случайно, выбрал себе место как раз там, где лежал Чунг Ли. Файлу, разумеется, лег возле него. Ночь прошла спокойно. - Ни за что бы не подумал, - говорил наутро Скотт. - Наверное, весть о наказании этих Какаду долетела и сюда, и поэтому никто больше не осмеливается нападать на нас. - Возможно, - сказал боцман, - но всего вернее, что поблизости нет деревни и нас просто не заметили. - Далеко ли отсюда живут папуасы? - спросил Скотт у Чунг Ли. - Ты ведь должен знать. - В этих местах я не был, - ответил Чунг Ли, - но вообще-то селения встречаются только там, где есть вода - река или родники, а тут пока что не видать воды. Кроме того, центральная часть гор вообще не заселена. Выходя из лесу, Чунг Ли заметил приколотый на эвкалиптовом дереве пальмовый лист. Он оглянулся, чтобы никто не заметил, взял лист и начал рассматривать его, но в этот же миг из-за его плеча высунулась рука Файлу и вырвала лист. - Что, почту получил? - сказал он, злобно ухмыляясь. Чунг Ли вздрогнул, но тут же спокойно ответил: - Ты что? С ума сошел, что ли? Файлу показал лист мистеру Скотту. - Вот это было приколото к дереву, - сказал он. - Чунг Ли снял и стал рассматривать. Мне кажется, это не иначе как письмо. Молния сверкнула в глазах у Скотта. - Дурак! - рявкнул он на Чунг Ли. - Разве ты не знаешь, что умрешь первым, если с нами что-нибудь случится? - Все это я хорошо знаю, - спокойно ответил Чунг Ли. - И еще знаю, что мне лучше с вами возвращаться назад, чем одному, но эта бешеная собака готова выдумать что угодно, лишь бы навредить мне. Файлу и Чунг Ли глянули друг другу в глаза и поняли, что одному из них не жить на свете. Скотт и Кандараки принялись внимательно изучать лист. Ничего особенного на нем, кажется, не было. Лист как лист, с одной стороны чуть-чуть надорван, но ведь, может быть, это случайно: лист-то уже несвежий. Посмотрели один на другого, потом на Чунг Ли, не зная, что и думать. - Зачем тебе понадобился этот лист? - спросил Скотт. Чунг Ли пожал плечами. - Ну, как вам сказать? - ответил он. - Спросите тогда, почему вот он, - Чунг Ли указал на Кандараки, - проходя однажды мимо куста, взял и отломал веточку, да и вы сами как-то раз держали в руках какой-то листик. Что можно было возразить на это? - Но помни же, - сказал Скотт, - мы будем следить за каждым твоим шагом. - Пожалуйста, - безразличным тоном ответил Чунг Ли. - Мне все равно. - Странная вещь, - сказал Кандараки Скотту, когда они отошли подальше. - Смотришь со стороны, и кажется, что нет ни малейшего повода его подозревать, и все же у меня такое впечатление, будто он что-то задумал. - Я главным образом рассчитываю на то, что ему нет никакого смысла вредить нам, - сказал Скотт. - Что ж, посмотрим, - ответил Кандараки. За лесом начинались уже предгорья. Ступенями повышаясь, они переходили в горы высотою около трех километров. Как это обычно бывает, казалось, что до гор рукой подать, что до них можно дойти за каких-нибудь два часа, а на самом деле на это нужно было около двух дней. - Вон, видите гору с двумя вершинами? - показал рукой Чунг Ли. - Немного левее будет то самое место... И у всех стало легче на сердце, когда они увидели, что конец пути близок. На другой день к обеду путешественники были уже в горах. Горизонт сузился, не видно было даже и главных, больших гор. Не раз путешественники оказывались как будто в яме, из которой, на первый взгляд, не было никакого выхода. Но выход рано или поздно находился, они попадали в другую долину, и снова казалось, что они заперты со всех сторон. Голые скалы, громоздившиеся вокруг, были самой разнообразной формы; они то устремлялись ввысь, как башни, то стояли ровные и гладкие, то сидели, как шляпки гриба на тонкой ножке, готовые, казалось, в любую минуту обрушиться вниз; в некоторых местах они отчаянно лепились на склонах гор, и можно было только диву даваться, каким чудом они держались и не падали. Часто, особенно в низинах, попадались скалы, заросшие кустарником и даже деревьями. И снова приходилось удивляться, как это деревья могли пустить свои корни в голый камень. Под вечер путешественники выбрались в широкую долину. Посередине ее бежала река, стремительно билась о прибрежные камни; по берегам зеленела богатая растительность. В одном месте Файлу вдруг наклонился к земле, стал что-то рассматривать и вдруг громко закричал: - Сюда! Сюда! Все бросились к нему и увидели на земле отчетливый след... конского копыта. - Снова лошадь! - удивился Скотт. - И на этот раз уже впереди, - отметил Кандараки. Опять начались разговоры о таинственной лошади. Опять пошли догадки. Файлу, выпрямившись, внимательно посмотрел на Чунг Ли. Тот оглянулся, глаза их встретились, и, казалось, они без слов поняли друг друга... - Значит, этот человек или эти двое - потому что однажды, кажется, мы видели двоих - уже здесь, - сказал Скотт. - Неужели они все время за нами следят? Но почему в таком случае они до сих пор не причинили нам никакого вреда? - Хотел бы я посмотреть, - с усмешкой произнес боцман, - как это один или два человека сумеют навредить нам. - И то правда, - согласился Скотт. Скоро заметили, что следы ведут в сторону, в небольшую долину. Сказали об этом Скотту. - А нам как надо идти? - спросил он у Чунг Ли. - Прямо, - ответил тот. - А я думаю, - вмешался Файлу, - мы ничего не потеряем, если свернем ненадолго в сторону. Далеко идти не придется: в этих горах особенно не разгонишься. - Я тоже считаю, что надо, наконец, выяснить эту таинственную историю, - поддержал Кандараки. - Попытаемся, - согласился Скотт, - только не будем задерживаться. Не стоит тратить на них времени, пока они нас не трогают. Пошли. Впереди сипаи с ружьями наперевес, за ними Скотт и боцман, дальше Чунг Ли, а рядом с ним с одной стороны Файлу, с другой - Кандараки, оба с револьверами в руках. Чунг Ли старался идти с самым беззаботным видом, но сердце его стучало так, что он даже боялся, как бы кто-нибудь не услышал. Сделав несколько поворотов, они действительно увидели спутанную лошадь, которая спокойно паслась на зеленой лужайке. Вот была потешная картина! Десять человек с винтовками, револьверами, гранатами, все время оглядываясь по сторонам, подкрадывались к мирной лошади, как будто это было какое-то страшное чудовище. Лошадь подняла голову, удивленно посмотрела на людей и снова принялась щипать траву. Путешественники окружили ее, потрогали, обошли со всех сторон - обыкновенная лошадь! А больше никого нигде не было видно. Посмотрели друг на друга и рассмеялись. - Ну, и что же теперь будем делать с ней? - озадаченно произнес боцман. - Как видно, ничего, - сказал Скотт, - взять с собой не можем, потому что самим придется лазить по скалам. Оставить кого-нибудь здесь, чтобы подождал хозяина? Пожалуй, не стоит. Все равно, если он не захочет показаться, так и не покажется. И действительно, ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно и по долине продолжать путь. Так и сделали. Вышли к реке и двинулись вдоль левого берега. А долина между тем начала сужаться. Горы приближались с обеих сторон и становились все круче. Вот они уже совсем сжали реку, которая теперь билась в узком каменном ложе, как бешеный зверь. Берега исчезли, идти дальше было нельзя. Скотт взглянул на Чунг Ли. - Ну, а теперь что будем делать? - спросил он. - Тут должна быть дорожка, - сказал Чунг Ли, глядя по сторонам. - Да вот и она! В самом деле, в одном месте по камням кое-как можно было подняться наверх, а там дальше, казалось, пройти будет легче. - Веди! - приказал Скотт. - Подождите, подождите! - крикнул Файлу и выразительно посмотрел на Скотта. - Я думаю, было бы лучше, если бы впереди шел кто-нибудь другой, а Чунг Ли за ним. Скотт понял и предложил пойти первым Файлу, но тот сказал, что и это нехорошо. Тогда впереди пошел Хануби, за ним Чунг Ли, а за ним уже Файлу. Дальше Скотт и остальной отряд. - Нужно признать, что Файлу хорошо рассчитал, - тихо сказал Кандараки Скотту. - Да, недурно, - ответил Скотт. - Если этот китаец не удрал раньше, то здесь уже нечего и думать. - Посмотрим, - снова сказал Кандараки. С большим трудом вскарабкались они наверх и пошли по узкому выступу, опоясывавшему скалу. С левой стороны скала вздымалась отвесной стеной, справа она обрывалась в бездну. Идти можно было только по тесной тропинке в шаг шириной, а порою и уже. Река шумела где-то далеко внизу. Одно неловкое движение - и человек полетел бы вниз, прямо в объятия смерти. С час отряд медленно продвигался вперед, лепясь к каменной стене. Никто не произнес ни слова. Каждый был занят только тем, чтобы твердо и правильно поставить ногу. А тропинка все время петляла, кружила, то отходила от берега, то снова приближалась. В некоторых местах над краем пропасти показывались верхушки кустов. Но все равно никто не решался посмотреть вниз. Вдруг раздался ужасный, нечеловеческий крик! Чунг Ли оступился, взмахнул руками и полетел в пропасть. Зацепился за куст, оборвался, снова зацепился... Шум становился все тише и тише, и наконец все смолкло... Путешественники замерли в оцепенении. Предсмертный крик китайца стоял у них в ушах, леденил сердц