дрезанные. Что за чудо? - Уснул? - отложил папа газету. - Что это за "десять р"? А "4,17" откуда взял? Дроби, да еще десятичные... Во втором классе такого не проходят. - Вот задал работу хлопцу!.. - не выдержала мама. - Ему уже спать пора. Я сразу зевнул во весь рот. Вот видите, спросонок все написалось. А спросонок не только "десять р" - любую чушь напишешь. Интересно, догадается папа, что Женя Гаркавый оставил тогда ту десятку мне? Тр-р! - вырвал папа страницу из новой тетрадки по математике... Защипало глаза: третий раз надо задачки переписывать! А сколько уже раз за день слезы? Хорошо, что хоть про "десять р" не расспрашивает... - А когда я стих... стихотворение буду учи-и-ить?.. - завелся я опять. - Ночь впереди. Мы ляжем спать, а ты иди на кухню или залезай в ванную и учи! - Что ты говоришь, Иван! - опять не выдержала мама. - Поучай, наказывай, но не издевайся! Папа промолчал. Шлепают тапочки - из ванной выходит бабушка. Ко лбу у нее прилипли пряди волос, мокрые руки отставлены в стороны. - Постирать постирала, а высохнет ли до утра? Это же надо додуматься: ковыряться в земле в школьном костюме! Сними рубаху, простирну заодно... - Я встану пораньше, утюгом досушу. Обормот несчастный... Всей семьей не можем на него настираться и насушиться, - сказала мама. Стянул быстрее рубашку. Я мог бы и майку снять: меня уже бросало в пот от этих задачек. В ванной, слышно, что-то звенит, падает в воду - тех! тех! - О-о, да у него тут настоящая сберегательная касса! - слышится удивленный голос бабушки. Идет быстренько сюда - и прямо к папе. - Что это такое, Иван? - разжала она кулак перед его носом. На ладони лежала смятая мокрая пятирублевка и несколько медяков. - Ты знаешь, я не вмешиваюсь в воспитание. Но если по столько давать ребенку денег, кто из него вырастет? Папа поводил глазами с денег на меня, с меня на деньги. - Откуда они? - В голосе грозные нотки. - Из кармана выпали у Жени. - Я у него спрашиваю: где взял деньги? Я молчал, понурив голову. А что будешь говорить? Разве кого убедишь, что Гаркавый насильно всучил мне эти деньги? Такое у взрослых, наверно, не бывает, чтоб насильно... Отец не поверит. И разве я виноват, что так случилось? Я же не просил у Жени эту десятку. Я даже забыл о ней! Если б сразу вспомнил, то отнес бы Гаркавому... Зачем, чтоб он расплачивался за... того кота в мешке... Морскую кошку. - Язык проглотил? - В голосе отца зазвенела сталь. Что-то с ним сегодня случилось. Никогда раньше таким не был. Может, на работе неприятности? Может, его рационализаторское предложение не приняли? - Женичек... - подошла к нам мама. - Женик, скажи мне, только по-честному. Ты ведь взял эти деньги из моей сумки, да? Там, кажется, была пятерка, а теперь нет. - Не брал... - залился я слезами. Голова у меня болела и трещала. Пятерка уже у нее пропала! Сразу - пятерка... Может, сотня?! Все молчали, думали, что я пореву немного и что-нибудь скажу. Но не дождались. Папа забегал из угла в угол, натыкаясь на стулья. - И это... Ни у кого чужого не брал? Мама боялась даже вымолвить - "украл". А могла бы смело говорить. Если присвоил, то считай, что украл. Меня начало трясти. - Я не вмешиваюсь... Но прекратите эти эксперименты! - закричала на них бабушка. - Пусть идет спать, завтра обо всем расскажет сам... И встанет пораньше, уроки доделает. Бабушка вытащила меня из-за стола и повела в свою комнату, на кушетку, хотя я сплю в общей комнате. Папа и мама на это и слова не сказали. Они не шелохнулись, как будто их громом пришибло. Бабушка помогла мне даже штаны снять. А когда она накрывала меня одеялом, я вдруг и рассказал ей, как получилось с деньгами. Сказал, куда четыре рубля и семнадцать копеек пошло... - Ну вот и хорошо. У человека была беда, а ты помог, и правильно сделал. Павлуше надо помогать - одни растут с Генкой, без отца... Спи! Мелочь я тебе оставлю на мороженое, а пятерку заберу. - Так мне ведь нужны деньги! На пластилин... Три коробки! - говорю я. - Кукольный театр будем лепить с дядей Левоном... Мы "Артек"... Но я никому, нигде, никогда... Ни за пуд шоколада, ни за ящик халвы... - Ну, хорошо, хорошо... Ты спи, постарайся быстрее уснуть. А завтра будешь лепить свои театры, кино. У бабушки и лицо побледнело, и руки тряслись. Подвернула повыше рукав и голым локтем притронулась к моему лбу. Не ладонью, а локтем! Ну и чудачка... Дверь она прикрыла неплотно, и я все слышал, о чем разговаривали в общей комнате. Бабушке казалось, что она шепчет только папе и маме. А она кричала шепотом: - Довели хлопца!.. Бредить начал: то театр собирается лепить, то в Артек ехать... Боже мой, какой-то пуд шоколада поминал, ящик халвы! И все начали говорить, как испорченное радио: то громко, то шепотом, то совсем не слышно. Об одном говорили - как лучше воспитывать детей. - Я не вмешиваюсь... Я не вмешиваюсь, но послушайте!.. - прорывался высокий голос бабушки. Наконец все на цыпочках пришли в бабушкину комнату и еще раз перецеловали и перещупали лоб Маринки и мой - сравнивали. Неужели взрослым так хочется, чтоб мы болели или сходили с ума? Неужели так интересно быть сумасшедшим? На них, говорят, какие-то рубахи надевают с длинными рукавами... Чтоб рукам волю не давали... А как это Вася родился в сорочке? Смех... Может, еще и в сандалетах? Все перепуталось у меня в голове. И я уснул... Разбудила утром мама. Папы уже не было, ушел на работу. Бабушка одевала Маринку - вести в детский сад. Я потягивался, а мама подрисовывала у зеркала губы и сыпала скороговоркой: - Беги умываться... Умылся? - А я еще только одну штанину на ногу натянул, читал "Гулливера" и не мог ощупью попасть в другую. - А теперь садись завтракать... Уроки доделаешь - раз! На улицу сегодня даже и не думай - два! Пять рублей эти оставляем тебе - три! Сдачу принесешь... Если успеешь раньше выучить стихотворение, можешь сбегать за пластилином. Культмаг в начале Партизанской улицы - ты знаешь где. Будешь переходить улицу, посмотри сначала налево, а потом направо... Пошло-поехало... Теперь она еще скажет, чтоб ложку держал в правой руке... Чтоб хорошенько пережевывал пищу... - Мне карандаши цветные подари! - попросила Марина. - Я тебе не Дед Мороз. И пластилину купи, и карандаши подари, и еще сдачи принеси... У меня же не мильон! Бабушка повела Марину. Та хныкала несчастненьким голосом: - Как я буду жить без карандашей!.. Я наспех доделал примеры. А стихотворение учил, расхаживая по квартире. Выглянул в окно - увидел: бабушка вела Марину. Выглянул в другое - внизу ездит на велосипедике Сережа, а Павлуша и Жора сражаются палками, как шпагами. Третий раз посмотрел - все сидели, спустив ноги в ямку в будущем сквере, и уплетали мороженое. Чудесная у них жизнь, не надо по три раза задачки переписывать! И никто у них не спрашивает, где взяли деньги на мороженое... А и правда, где они раздобыли деньги? Пришла бабушка, достала из сумки пакеты молока, выставила бутылки кефира. Успела и в магазин зайти, а я все не могу одолеть это стихотворение. - Ну давай, расскажи... - Бабушка надела очки, взяла у меня книгу, чтоб сверять, правильно ли я заучил. Я что-то бормотал, мямлил, сбивался, несколько раз начинал сначала... - Господи, и когда ты успел так голову себе задурить? Сходи за пластилином. Заодно и проветришься... Только быстренько, а то не успеешь до школы выучить. Я выбежал во двор. - Эй, жмот! - крикнул мне Жора. - Угости мороженым. У меня не было десятки, и то угостил всех. Пять рублей сразу вспотели в моем кулаке. Дать ему разок? За "жмота" можно бы. Но Павлуша сказал: - Замолчи! Никакой он не жмот. Ты ведь не дал на замок денег, а он дал. - Хэ, если б у меня был карман денег, я б машину купил, мороженое делать... - начал фантазировать Жора. - Наделал бы целую бочку - ешь, пока пузо не лопнет. Пришел бы ко мне Женька, я ему - бух! - целую кастрюлю. Пришел бы Сережка - бух! - целый бидон! - Ух-ха! - вертел от восхищения головой Сережа. - А Жека по какому-то паршивому эскимо не хочет купить. - Попало от мамы? - присел я возле Павлуши. Пусть болтают - ноль на них внимания. - Не-а... Она только посмотрела на все и заплакала... - вздохнул Павлуша. - Ты не думай, я отдам тебе эти три пятьдесят, что на замок пошли. Мама мне на полдник дает в школу по пятнадцать копеек... Я тебе буду в день по десять копеек возвращать. Десять дней - рубль... - А сам что - голодный будешь? Не надо мне никаких денег. И вообще не надо... - Ты не думай, я отдам! Сам отдам, я не хочу, чтоб мама. Она не виновата... - упрямо повторял Павлуша, и его верхняя губа начала дрожать. - Я на одном чае могу прожить до вечера. Я сильный... Иметь еще три пятьдесят? Ух, ты!.. Не хочешь, а соблазнишься. И что за погань эти деньги!.. Держишь в руке, а они тебе просто ладонь щекочут. И радость от них, и неприятности, и даже горе. Зачем он дразнит меня этими тремя рублями пятьюдесятью копейками? Я ведь уже примирился, что их у меня не будет. Я даже гордился, когда бабушка похвалила, что выручил Павлушу. Подарил, можно сказать, ему новый замок... - Я тебе насовсем отдал, - сказал я мужественным голосом. Не хватало, чтоб люди из-за меня последнего здоровья лишались, голодали! Только почему Павлуша сказал: "Три пятьдесят"? Четыре семнадцать замок стоит - сам Жора говорил. Неужели он мошенник? И опять же: сдачи принес всего пять пятнадцать... Дважды смошенничал? Мороженым всех угощает. За мой счет такой добренький?.. Меня разбирает зло. Я уже не думаю о том, что эти деньги, считай, Гаркавый мне подарил, что они не мои. - Ребята, у меня, знаете, какая штука есть? Наберешь воды, надавишь, ка-ак даст струя! На десять метров! - Жора убрал ноги из ямы и пустился бежать. Понял, наверно, что я раскусил его проделки и сейчас разоблачу. Минуты через три Жора выбежал из дома с белой бутылкой в руках. Это даже не бутылка, а такой маленький баллончик из мягкой пластмассы. Он завинчивается сверху крышкой. В этих баллончиках пасту продают - белье стирать. Жора добежал до нас и надавил обеими руками на баллончик. Через дырочку в крышке ударила струя. Меня и Сережу мало захватило: в центре сидел Павлуша, и ему прямо в лицо! Павлуша взвыл, схватился за глаза и как припустится за Жорой! Жора увертывается от его кулаков и в упор по Павлуше - раз! раз! раз! - брызгал короткими очередями, как из автомата строчил. - Сейчас и мы вынесем, будешь знать! - бросился домой Павлуша. Побежали и мы с Сережей. У всех были такие баллончики, все мамы покупали такую пасту. Я обыскал ванную - нет пустого! Не будешь ведь специально опорожнять - за такое не поздоровится. Я схватил сифон для газировки. - Пойду сифон заправлю, а то пить хочется! - крикнул бабушке. Павлуша и Сережа уже гонялись по двору за Жорой. Павлушин водяной автомат бил по Жоре без промаха - то в затылок, то в спину. Жора прикрывал глаза рукой, оборачиваясь назад, тоже нажимал на свой баллончик. Но вода у него кончилась, баллончик шипел, как гадюка, и пузырил остатки пены. Сережа то бежал рядом с Жорой, то бросался чуть не под ноги и давил, давил свой баллончик. Из крышки, свистя, вырывались десятки струй - и в стороны, и на грудь Сереже, но на Жору - ни капли! Жора оторвался от преследователей, исчез в подъезде - побежал за водой. Сережа и Павлуша пошли со мной заправлять сифон газировкой. С сиропом! Я жмот? Хэ! Сейчас покажу, какой я жмот... Только заправила нам тетя сифон, вышли за дверь магазина - начали шипеть друг дружке в рот. Жжет во рту, дерет в горле и носу, а мы пьем! Задыхаемся, назад лезет, а мы - пьем! Дым и газ из ушей валит, а мы - пьем! Уф-ф... Заправили вторично с сиропом - и только по разу глотнули. Некуда было... Тогда я купил шесть эскимо на палочках - по две на каждого. Пусть знают, какой я жмот... А Жоре, этому обманщику, - финдос в нос! Жора подстерегал нас и выскочил из-за трансформаторной будки, как Бармалей. Павлуша с перепугу уронил одно целехонькое эскимо, а Жора - раз! - на него ногой. Раздавил... Тогда Павлуша и Сережа вцепились в Жору с двух сторон. - Жека, дави! Газировка - вкусная, шипучая, с сиропом! - ударила Жоре в голову, в волосы, за воротник, залепила пеной лицо. - В рот! Хоть немножко! - кричал Жора и разевал рот. А я ему в нос! В глаза! И на Сережу немного попадало, и на Павлушу, и они жмурились от брызг и разевали рты. Прошипела последняя струйка... Все! Мы отскочили от Жоры, стали и смотрим. Жора ни на кого не бросался. И не плакал. Растопырил руки-ноги и поковылял домой. Не прошел и половину пути, вдруг подпрыгнул, затеребил руками волосы, завертелся: - О-ей! Ой! Осы! - и вприпрыжку бросился в подъезд. Третий раз надо идти заправлять... Бабушка ведь тоже ждет газировку. С сиропом. И мы побежали, заправили. Остальных денег хватило еще на цветные карандаши и на коробку пластилина. А на что еще две куплю? Я и не заикнусь отцу, что денежки были да сплыли. Эх-ха... Как тяжело жить на свете!.. Скорее бы вырасти. "ЛОШАДИНЫЕ СИЛЫ" ПРОФЕССОРА ДЕРВОЕДА У Ивана Ивановича появился сегодня старый "ЗИЛ". Длинный, широкий. Притащил его тросом самосвал чуть не к самому гаражу профессора. Это было утром. "ЗИЛ" семиместный, а вышли из него двое - дядька в синей спецовке и Дервоед. Профессор обошел вокруг своей покупки, постучал по колесам ногой и палкой. И тогда сунул что-то шоферу самосвала в руку. Тот принюхался к своей руке - и как швырнет под ноги Ивану Ивановичу. Сел в самосвал, грохнул дверкой! Та чуть не отлетела. Газанул от гаража напрямик, через наши выкопанные ямы. И ни в одной не засел. Только у двух ямок обвалились края. Из багажника "ЗИЛа" дядька в синем достал замызганный чемодан с инструментом. Поставил возле переднего колеса машины, раскрыл. Капот в "ЗИЛе" задрал вверх. И сразу и он и Дервоед сунули головы под капот, начали рассматривать внутренности машины. И, наверно, целый день проторчали, засунув туда головы, потому что мы шли из школы и все было точь-в-точь, как утром. Только на листе фанеры возле машины появилось больше всяких железок и болтов. Утром никого у машины не было, только Павлуша подошел, я и Сережа. Дервоед тогда нас сразу турнул - боялся, наверно, как бы не сунули в карман колесо или какой-нибудь коленчатый вал. Жора не приближался утром к нам: все еще злился за "угощение" газировкой с сиропом. Сам виноват, пусть не лезет первый. И будет знать, как мошенничать. Он все гонял на своем велосипедике вокруг нашего дома и от гаражей к обрыву, а мы на него ноль внимания. На улице у дома то и дело визжали тормоза - подкатывали задом к оврагу самосвалы, высыпали туда землю... Жора пристроил свой водоавтомат на велосипед вместо звонка и стал таким же вредным, как и Вася. Подъехал раз к девчонке из соседнего дома - с-с-с-с! - на спину ей и только потом позвонил. И одному дяде так хотел посигналить. А тот его цап за ухо: "Ты где живешь?" Но Жора вырвался и удрал. У Жоры сегодня не голова, а неровно надутый шар. Глаз нет - одни щелки. Опухло от укусов ос. Учительница его даже к доске не вызывала, пожалела. Покивала только укоризненно: "Опять приключения?" Жора все прекрасно видел, он просто притворялся: подняла его Мария Сергеевна из-за парты, а он давай оттягивать нижнее веко одной рукой, а верхнее - другой. Моргает, будто леший! Хотел еще и другим глазом так поморгать, а учительница: "Садись, несчастный..." Жора думал так и от стихотворения отвертеться, начал разлеплять обеими руками глаза. А Мария Сергеевна сказала: "Не фокусничай! Закрой оба глаза и рассказывай... Хоть подсматривать не будешь". Жора туда-сюда, повернулся ко мне - дерг себя за ухо, дерг. Знак мне: "Подсказывай!" Забыл и про обиду. Мария Сергеевна влепила ему двойку. И тут же вызвала меня. Трояк! Ага... Так я о "ЗИЛе" профессорском... Жора просто так сюда влез. Утречком, значит, около Дервоедовой машины почти никого не было. А вечером зрителей - как в цирке. Стояли кругом и пацаны, и взрослые, даже из соседних домов заявились. Были Жорин и Васин папы, жена Дервоедова и еще какая-то тетя. Потом дядя Коля подошел, но не стал глазеть, а сразу выгнал из гаража своего "Москвича" и долго менял с Женей камеру в колесе, протирал в машине стекла и блестящие части. Коротенький "Москвич" был как плотвичка возле Дервоедовой щуки. Казалось, развернется она - гам! - и поминай как звали. Иван Иванович важничает, лицо серьезное. И презрение на лице: что ему "Москвич", дядя Коля, все мы! Никто не заметил, а я успел: дважды Дервоед прошелся вдоль своей колымаги, дважды подсчитал шаги, посмотрел на "Москвича". И еще больше надул щеки: куда этой божьей коровке до его лайнера! В два раза короче... Жорин папа и Васин папа - шоферы. Я говорил уже: один на автокране работает, а второй по дворам мусор собирает. Они все-все о машинах знают, даже о тех, которые еще только будут выпускаться. Сейчас они покуривают и между прочим отвечают на вопросы Дервоеда: какой рукой держать гаечный ключ; сколько раз в минуту нажимать на поршень, чтоб быстрее накачать колесо; продаются ли специальные замки - машины запирать? А на фанере тем временем все меньше и меньше становилось деталей и железок. Быстро работал тот дядя-мастер! - Ах, черт! Ножницы где-то затерял... - позвякал он вдруг в своем чемодане. - Надо бы прокладочку резиновую вырезать. - Клима! - крикнул Иван Иванович жене. - Вынеси человеку ножницы. Только старые бери! Тетя Клима повернулась идти. - У меня возьмите... - подал голос дядя Коля. Тетя шагнула к нему. - Климентия! Я сказал: принеси! - повысил голос Иван Иванович. Не хотел знаться с дядей Колей. Профессорша опять повернула к дому. Но кто-то в толпе хохотнул, и она остановилась. Ах так?! Быстренько подошла к дяде Коле. - Спасибо вам... - взяла ножницы, передала мастеру, а сама отошла к тетке из нашего дома и сказала вслух: - Нужна ему машина, как в мосту дырка. Говорила: давай лучше сынам, Пете и Мише, поможем. Как раз квартиры получили в Москве, мебель думают менять. Так ого! И хоть было бы куда ездить на этой машине. Ни лес не любит, ни рыбалку. Дервоед косо глянул на жену и что-то прошептал сквозь зубы. Тетя Клима больше ничего не говорила вслух. Гаркавые загнали своего "Москвича" в гараж и присоединились к толпе. Все уже спорили о том, заведется "ЗИЛ" или нет. Больше года машина стояла без движения. Дядька в синей спецовке собрал инструмент в чемодан. Полил себе из бутылочки бензином на руки, потер. И еще полил, и еще... Не водой с мылом мыл, а бензином! Спрятал все в чемодан, сел за руль. Гир-гир-гир-гир! - тоненько заскулило под капотом. Гир-гер-гур! Гир-гер-гур! - с надрывом, более нервно заурчало в машине. И не завелось. К Жене-большому подошла Галка со Снежком в руках. От этого "гир-гер-гур" Снежок заскулил, задергался, пытаясь вырваться. Подъехал и Жора, замер, спустив ногу с педали на землю, - интересно! Дриг-драг-дрег! Ссс-ы-р-р-р! Ссс-ы-р-р-р! Машина будто дразнила собачку. Мастер взял из-под ног искривленную железную ручку и вылез, а Дервоеду сказал: - Аккумулятор сел... Обязательно аккумулятор поменяйте или подзарядите. Круть ручкой, круть-круть... Мотор как заревет дурным голосом, как затрясется вся машина, будто старый дед от кашля. А потом - бах! ба-ба-бах! тух-тух! - застреляла из-под машины выхлопная труба, взвились кольца дыма. - Ложись! - закричал Сережа и сиганул в ближайшую ямку. Люди отошли от машины подальше, замахали руками, закашлялись. Черный удушающий дым заволок весь двор. - Взорвется! Прячьтесь! - командовал из своего окопа Сережа. Но никто больше в ямы не полез. Снежок метался у Галки на руках, прямо из кожи лез, и вдруг чвяк! - носом о землю. Вырвался! Я завыл бы на весь двор, если б так шмякнулся, а он нет. Вскочил на ноги и к машине. - Бев-вев! Бев-ве-вев! Бев-ве-вев!! - забегал вокруг "ЗИЛа" Снежок. Шерсть на загривке вздыбил... Ну, разорвет колымагу на части, полетят во все стороны дверки, колеса!.. - Давай, моська! Давай! - подзадоривал Женя Гаркавый. - Не надо бояться слонов! Мастер что-то поправил около руля, и машина загудела ровно и спокойно, даже от ушей отлегло. А Снежок все равно бегал вокруг, лаял, тряся своим куцым хвостиком. - Прошу, маэстро! - обеими руками показал мастер Ивану Ивановичу на машину и сел сам за руль. Дервоед бросился закрывать гараж. Но увидел, что мастер не брал свой чемодан, оставил дверь в покое, пошел садиться. Сел на сиденье, а шляпа трах о верх машины и покатилась по земле обручем. Прямо Снежку под ноги! Собачка взвизгнула от радости, схватила ее зубами... Замотала головой вправо-влево, помчалась по двору. Шляпа чуть ли не больше ее самой, и Снежок то впрыгнет передними лапами внутрь, запутается, кувыркнется через голову, то волочит за собой... Галка и Женя бросились за ним, и все дети - за ним! И Жора покрутил в ту сторону. Ш-ш-ш-ш... - зашипела вдруг толстая шина в его велосипедике и сплющилась, как шкурка колбасы-кровянки. Прокол! Взрослые наблюдали за погоней и хохотали: - Неводом его, неводом! - И сачка хватит! Снежок взмахнул головой, и шляпа наделась на него. - Еще один фальшивый профессор! Их-ха-ха! - нервно захохотала тетя Клима. Над своим мужем смеялась! А все чуть не кончались от смеха. - В милицию заявлю! Оштрафуют! Застрелят!.. Он не зарегистрированный! - выкрикивал Дервоед и старался попасть палкой по Снежку - цоп! цоп! Собачка удрала бы со шляпой, но не видела, куда бежит, - кувырк в яму! Только хвостик мелькнул... И тут все сбежались к яме: и Галка с Женей, и Дервоед, и мы - дети. Иван Иванович взмахнул палкой - трах! Хотел по Снежку, а Галка успела схватить его, и попало по рукам. Повернулась к профессору - лицо красное, глаза горят, волосы перепутались: - Вы!.. Вы!.. - не находит что сказать. Женя вынул из ямки профессорскую шляпу, тряхнул ею о колено. Хотел пыль выбить, а изнутри выскочила, как пузырь, подкладка. Иван Иванович забрал шляпу, ткнул кулаком в подкладку. Повертел, посмотрел - бросил шляпу под ноги Жене. Пошел к машине - багровый, чуть кровь не брызжет из щек. Шофер-мастер насмешливо скалил зубы. Пип-пи! - поехал наконец "ЗИЛ". Иван Иванович на ходу стукал дверцей, все не мог хорошо устроиться со своей палкой. Тетя Клима подошла к шляпе, подняла. - Ох, сумасшедший человек... Ох, сумасшедший... - сказала она и пошла, вздыхая, домой. А дяди все еще стояли, и тети из чужих домов стояли. Говорили о Дервоеде. Разве такие профессора бывают? Может, он и вправду не совсем нормальный? Потом дядя Коля спросил у Васиного папы: - Как ваш хлопец? И Васин папа сказал, что "ничего, все хорошо, дня через три обещают пустить домой". Черный "ЗИЛ" проехал по нашему кварталу и подрулил к гаражам с тыльной стороны, с чужого двора. Остановился и гудит, гудит ровненько... Ни шоферская дверка не открывается, ни та, где Иван Иванович сидит. Дервоед размахивает руками, что-то доказывает. Торгуются? Наконец достает из кармана раскладной, как папка, кошелек и вынимает оттуда несколько бумажек. Деньги... Мастер вылез первым, вскинул на плечо свой чемодан с инструментом и сказал: - Оставайтесь здоровы! - Счастливо и вам! - дружно все пожелали ему. Только Иван Иванович ничего не сказал. Он запер свой гараж на замок и сел за руль сам. Видимо, еще раз захотел проверить, что за машину купил и как ее отремонтировали. Двинул с места медленно, осторожно. Вырулил удачно вокруг ямок, мимо нашего дома - и на улицу. Все дяди из чужих домов разошлись. А папы Жоры, Васи и Жени-большого все еще стояли и спорили, какая машина лучше: "Москвич-412" или "Жигули". Не было и Жени с Галкой, ушли учить уроки. Я тоже хотел идти, потому что все интересное уже кончилось. Но ошибся... Интересное началось сразу, как только Иван Иванович подъехал к гаражам. Подъезжал он к гаражам большим полукругом, чтоб попасть в ворота прямо-пряменько, не зацепиться. И не рассчитал - угодил задним колесом в ямку. Мотор ревет, как зубр, колесо вертится в ямке, машина раскачивается взад-вперед, а выбраться не может. И тогда подошли сзади, уперлись руками в кузов "ЗИЛа" папы Васи, Жоры, Жени и я с Сережей и Павлушей... Раз-два! Еще раз! Выехала машина. Выехала и тут же заглохла. Дервоед выбрался из машины, отворил ворота гаража - и опять за руль. Гир-гер-гур! Гир-гер-гур! - скрежетал стартер (так называется та штучка, которая заводит мотор) - не заводится! Поднял профессор из-под ног заводную ручку. - Крутни, все равно стоишь... - попросил он Жориного папу. Жорин папа зашел спереди, вставил ручку в щель внизу радиатора. Крутанул, а машина фур-р на него! Он прыг назад: "Стой! Стой!" - упирается руками в радиатор, а потом бросился на капот животом. - Что же вы, мастер-ломастер, на скорости машину держите? - дрожит голос у Жориного папы. - Чуть кишки не выпустили... - Капот погнешь! Разлегся, как на печи... Слезай! - кричит на него Дервоед из машины. - Капота ему жаль! А человека - не жаль... - не слезал Жорин папа. Наверно, ждал, когда пройдет страх и будут держать ноги. - Слезай с машины, говорю! Дискуссию развел... - наполовину высунулся Иван Иванович. - Слезу... Пропадите вы пропадом со своим драндулетом! - Жорин папа спустил ноги на землю. И ушел домой. Все другие тоже разошлись. Я делал уроки и подбегал к окну: завел машину Иван Иванович или нет? Не завел... Заехал в гараж или нет? Не заехал... Спать укладывался - еще раз выглянул в окно. Чужие дяди толпой толкали профессорский "лайнер" в гараж. Большая машина у Ивана Ивановича, а только половину гаража занимает. Разве он строил гараж на две машины? Так ведь у "ЗИЛа", говорил Жорин папа, не менее ста "лошадиных сил". И все эти "лошадиные силы" будут возить его одного? И куда, интересно? Тетя Климентия говорила, что ездить ему совершенно некуда... "ЭРПИДЫ НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ" Мы опять у Левона Ивановича. - Ну, вы уже видели, какие бывают куклы, на что они способны... Сами куклы ничего не умеют делать. Это мы должны их оживить, научить садиться, ходить, брать вещи, говорить, слушать и тому подобное. Но все это, друзья мои, потом, потом, потом... Нам сначала надо знать, что мы будем ставить, какие куклы нам нужны. Левон Иванович расхаживал по комнате взад-вперед. Голову слегка наклонял при наиболее значительных и важных словах, как будто раскланивался со знакомыми. А мы сидим рядышком на диване и круть-верть - поворачиваем головы вслед ему. Слушаем... Левон Иванович велел на этот раз прийти еще без пластилина, и мы рады: ни у кого пока нет столько, сколько он просил. Пришли мы без Васи и Генки. Вася известно где - в больнице. А Генки потому нет, что еще не суббота и его не забрали из круглосуточного садика. И хорошо - хоть Павлуше легче дышится, не ходят, как связанные веревочкой. - Значит, прежде всего нам надо знать пьесу, знать, какие для нее нужны куклы... Пьесу я выбрал, мы сейчас ее и послушаем... - Левон Иванович раскрыл книжный шкаф и взял стопочку отпечатанных на машинке листков бумаги. Он торжественно сел в кресло, разложил перед собой листки, медленно надел очки... - "Эрпиды на планете Земля", комедия-сказка в двух действиях для кукольного театра... Ну, мы еще не кукольный театр, но с самого начала будем работать всерьез. Согласны? Вот и хорошо... Эрпиды - сокращенно. А полностью так: "Электронные роботы прямостоящие и думающие". Это смешные, наивные человечки из металла... Какой-то межпланетный корабль остался летать на орбите вокруг Земли, как спутник. На Землю он отправил на разведку двух Эрпидов. Они должны все разузнать и вернуться обратно, доложить, что и как, можно ли садиться. Эрпид-один знает все языки землян: покрутит головой, настроится на нужную волну - и готово. Эрпид-два понимает язык животных и птиц, может его разъяснить. Вот о приключениях Эрпидов на Земле и рассказывается в пьесе... Читал Левон Иванович на разные голоса. Слушаешь - и узнаешь, кто это, видишь, каков он... Кудесник дядя Левон! Мальчик Ваня возвращался из школы через лес, собирал по дороге грибы. Собирал-собирал - и присел отдохнуть. А камень под ним как шевельнется! "Черепаха!" - подпрыгнул он. А камень тресь пополам! Вылез Эрпид-один, машет ручками, "хау ду ю ду" на разных иностранных языках лопочет. Ванька в школе еще не проходил никаких иностранных языков, пожимает плечами. А с ним собачонка была, Жучок. Хвать этот Жучок Эрпида за ногу! "Ай! Ай-яй!" - визжит. "Пошел вон!" - Ванька на собачку. Она чуть зубы не искрошила о железо. "Посел вон... Посел вон... - повторил Эрпид и ручками себе голову - круть, круть. - Приветствую вас, жителя Земли!" - по-нашему заговорил. И тут они начали друг у дружки выспрашивать - кто, да что, да зачем. А Эрпид потешный такой - ни деревьев не знает, ни зверей, ни птиц, ни грибов. "Что это за зверь хотел меня укусить? Что он сказал?" - "Собаки не разговаривают..." - Ванька ему на это. "Все звери по-своему говорят. Эрпид-два, мой брат, переводит с их языка. Надо его разыскать". Ванька надумал сначала поучить Эрпида кое-чему - читать, писать, считать. Не умеет робот ничего этого делать. "Какой же ты разведчик!" - насмехается Ванька. "А это видел? - показывает Эрпид глазок окуляра на животе. - Все фотографирует и записывает на пленку. И ты записан... На космическом корабле посмотрят, расшифруют". А Ваня все-таки настоял на своем, начал его учить. Вертится этот Эрпидик, в зал смотрит. "Зачем их столько сюда собралось?" - "А это они в театр пришли, на нас с тобой посмотреть..." - "Ой, давай лучше мы на них будем смотреть, их вон сколько. Пока всех не пересмотрим... Ой, Ваньки с длинными волосами сидят!.." - "Если с косичками и бантиками, так это девочки: Светы, Аленки, Таньки... Мальчишки пока с косичками и бантиками не ходят..." Потом они пошли искать Эрпида-два. Договорились, что Ванька их вместе поучит. Всякие приключения у них были в дороге, и Мишку-медведя встретили. Несколько дней искали Эрпида-два. А мама и папа Вани не волновались. Эрпид так сделал, что родителям эти дни показались минутами... А Эрпида-два, знаете, где нашли? В большом городе! Его девочка Таня водила на веревочке, как собачку. Он нечаянно тявкнул при ней, а Таня подумала, что это такая железная собачка, и сдавила ему шею ошейником, таскала за собой везде. Эрпид-два не мог даже головой повернуть, чтоб настроиться на что-нибудь другое, не на тявканье. И в городе у всех вместе было еще много приключений. В конце Эрпиды сделались сонные и вялые, начали покрываться панцирями - такими же, в каких вначале были. И вдруг - пах! пах! - попрыгали в воздух. И улетели на свой корабль межпланетный... Долго, наверно, дядя Левон читал. Но если бы еще в два раза длиннее пьеса была, и то слушали б. А может, и с нами Эрпиды что-то такое сделали и мы перестали замечать, как время летит? Казалось, минуты прошли, не больше... - Сейчас я вам раздам по листку бумаги, карандаши, - сказал Левон Иванович. - Посмотрим, какими вы представляете себе Эрпидов. Только рисовать самостоятельно, каждый по-своему. Мы примостились, кто за столиком, кто на подоконнике, кто просто на полу и старательно засопели. Черкали, стирали, и вдруг - динь-динь! Я даже подпрыгнул... Показалось, тот межпланетный корабль садится. Дядя Левон пошел открывать дверь. - Нет ли у вас моего сына? Он сказал, что сюда пойдет. Павлуша лежал возле меня на полу и сразу нахмурился: мать за ним пришла, ее голос! - А вы заходите к нам... Заходите, заходите, пожалуйста! Минут через десять Павел будет свободен... - говорил дядя Левон очень вежливо и гостеприимно. - Вот сюда проходите, я хочу с вами посоветоваться... Вы же, насколько я знаю, на швейной фабрике работаете? И я знал, что Павлушина мать работает на швейной фабрике. Она и дома много шьет, берет заказы. Павлуша как-то говорил. Левон Иванович провел ее на кухню, начал рассказывать - под большим секретом пока! - чем мы здесь занимаемся. Павлушина мама обрадовалась: - Как хорошо, что вы им занятие нашли! Оставляешь одного дома - и душа не на месте: как бы чего не случилось! Он-то спокойный мальчик, но другие могут подбить на дурное дело... Вася из нашего дома (вы, наверное, знаете уже) в больницу попал. - Простите, я не спросил, как вас звать... Любовь Васильевна? Очень приятно... Я с вами, Любовь Васильевна, хочу посоветоваться, во что нам одеть куклы. Мальчик и девочка у нас - школьники... Я сейчас вам эскизы покажу, минуточку!.. Дядя Левон вышел из кухни, и я быстренько склонился над рисунком. Но все равно видел краешком глаза, как на цыпочках прошел он к шкафу, но к другому, не книжному. Вынул оттуда пиджак и поспешно надел на себя. А из книжного шкафа взял листки с рисунками и так же смешно прокрался назад. Как будто мы заняты бог знает какой важной работой и он боялся нам помешать. - Вот, посмотрите... У девочки школьная форма, фартучек. У мальчика костюмчик. Подобрать бы где-нибудь такие лоскутки, скроить, то было бы и неплохо. - У меня полный мешок тряпок, обрезков... Можно поискать. - Любовь Васильевна, так это же замечательно! Найти б еще кого-нибудь да пошить все это... - А зачем искать? Давайте размеры, я и сошью. - Чудесно! Нет, вы - золотая женщина! - Что вы! - Любовь Васильевна, наверно, печально улыбнулась. - Я такая, как все. - Ну нет!.. Ведь вы меня с полуслова поняли. И я знал, что она не такая, как все. Она высокая, худощавая. Чуть повыше дяди Левона. - Что вы!.. - продолжала Любовь Васильевна совсем тихо, наверно, чтоб мы не слышали. - Если б я была золотая, то муж не бросил бы с детьми... Как нехорошо подслушивать разговоры взрослых... Зачем мне все это знать? Совсем, совсем ненужно... Но ведь и ушей не заткнешь! И все слышали, не только я... - Простите, Любовь Васильевна... Я, кажется, к старости лет того... Извините. - Да ничего, Левон Иванович. Просто... из песни слова не выкинешь. - Вот здесь у меня выкройки нарисованы, - заговорил Левон Иванович о другом. - Если б какого шелка розового или желтого... - И это, покопаюсь, найду... Ой, какие смешные у вас получились собачка и медведь! В нашем доме есть такая лохматая собачка, Снежок называется. - То Снежок, а наша - Жучок. Черная... Я не выдержал больше, вскочил на ноги и бросился на кухню. Интересно на Жучка посмотреть! И все похватали свои рисунки, бросились за мной. - Покажите! Покажите! - Нарисовали уже? Тогда бегом на диван: мы идем к вам. Левон Иванович вежливо пропустил из кухни Павлушину маму, вышел сам. - Медведь, говорите, хорош... А на него не менее метра плюша надо. Вы не знаете, продается плюш в магазине? - Не замечала, Левон Иванович... Раньше много было. А разве обязательно новый надо? У меня где-то кусок зеленой шторы валяется... - Зеленый медведь? Ха-ха... - Ничего страшного. Его можно в коричневый перекрасить или в черный цвет. В какой скажете, в такой и перекрашу... - Нет, вы и в самом деле фея, а не женщина... Простите, я опять комплименты говорю... - Дядя Левон снял очки, протер стекла, хотя они были совершенно чистые. - Словом, вы нас здорово выручили. А то я растерялся: нарисовать просто, а где все это взять? - Только моя машина не возьмет плюш... - слабо улыбнулась Любовь Васильевна. - Вручную придется шить. - Зверюшек я сам сошью, сам! Осталось только на Жучка что-нибудь лохматое найти... Короче - ура! Трижды ура! Не забудьте только, чтоб штанишки лишь по виду были на штаны похожи, без штанин. Нам надо будет руку засовывать в куклу. - Как скажете, так и сделаю... Недосплю немного, но сделаю. - Ну, мастера-художники, что у вас получилось? Я на ваши рисунки буду смотреть, а вы на мои: на Ваньку, Таньку, Жучку, Мишу-медведя. Дядя Левон поднес наши рисунки поближе к окну. Любовь Васильевна тоже приблизилась к нему, и они начали рассматривать их вдвоем. - Ну, этот микроб-сороконожка не подойдет... - отложил он один рисунок, и Сережа смущенно опустил голову. Его, значит, микроб. Это же надо такое придумать! - Та-ак... А этот похож на водолаза-глубинника... Неплохо нарисовано, молодой человек. Но наши Эрпиды не страшилища... - от таких слов Павлуша сморщил одну щеку, как будто у него болел зуб. - Антенны-локаторы? Как усики у майских жуков... А что? Локаторы мы можем ему приделать. Это ты хорошо придумал. А туловище как огурец... Нет, огурец, видимо, не то... О моем!.. - Ну, а здесь просто человечек и просто собачка... - От этих слов Жора зашмыгал носом. - Эрпид-один и Эрпид-два - братья. Они как две капли воды похожи... Ничего, что одного на четвереньках водила Таня. Мы их сделаем одинаковыми, только раскрасим по-разному: одного в серебристую алюминиевую краску, другого - в золотистую, бронзовую. Левон Иванович в третий раз подошел к шкафу и вынул оттуда один-единственный листок. - Вот какими вижу Эрпидов я. Мы столпились вокруг Левона Ивановича. Ну и здорово придумал он! Ну и художник! Конечно же такими они и должны быть... Вместо головы у Эрпида кубик, вставленный углом в туловище. А туловище уже не кубик, а "шестиугольная призма" - так назвал Левон Иванович. И мы зашептали, стараясь запомнить: "Шестиугольная призма... Шестиугольная призма..." - Гайка! - воскликнул я. Очень уж на гайку было похоже туловище, только вытянутую сверху вниз. А там, где у гайки дырка с резьбой, - наоборот, выступ-животик, как будто сложенный из кусочков-клинышков. На самом выпуклом месте - отметинка, как пупок. Наверно, здесь будет тот окуляр, через который Эрпид все фотографирует и записывает на пленку. - Сейчас дорисуем антенны... - Левон Иванович взял у Сережи коричневый карандаш и добавил усики-антенны. - Мы их сделаем из медной проволоки, подвижными, ниточками будем управлять, поворачивать. А может, и без ниток обойдемся... Ну как, нравится? Еще бы не нравилось! Мы выкрикивали что-то несуразное, не разбери-поймешь, прищелкивали языками... - Значит, понятно. Следующий сбор - через день, в воскресенье, в семнадцать часов. Приходите с пластилином и дневниками. У кого будут двойки-тройки, вместе решим: допускать такого к работе или нет. Если нет - буду набирать ребят в театр из других домов. Вот тебе и на!.. Как ведро холодной воды на голову вылил. Я думал, он уже забыл об отметках, а тут... Подразнил, завлек в театр, а теперь подавай ему дневник... Пятерки подавай, четверки!.. У меня хоть двоек нет, а у Жоры - хи-хи! - двоечка за стихотворение. Один Павлуша спокоен. И мать его светится от радости... У этого тихони одни пятерки - показывал дневник, я своими глазами видел. Эх-ха... Ну - ничего. Повоюем! Учебный год только начинается. Мы еще тоже можем показать себя! Павлушина мама выходит вместе с нами. Она бережно несет перед собой свернутый в трубку лист бумаги. На нем рисунки Ваньки и Таньки. Тетя Люба задумчиво улыбается... "ПРОВАЛИТЬСЯ НА ЭТОМ МЕСТЕ!" Наконец привезли деревья и кусты. Сразу на двух машинах: на одной - деревья, на другой - кусты. Что были две машины, нам потом сказали. Когда они разгружались, никто из нас не видел -