о закрыто. По указанию Гитлера остались Геринг, Борман, Гиммлер, Кейтель, Гейдрих, Канарис. - Передо мной документ, - Гитлер взял из папки лист бумаги. - В декабре на военные нужды потребуется девяносто пять тысяч тонн нефти. Имеется в виду Восточный фронт, юго-восток, Африка. И это количество горючего, как я полагаю, - только минимум. Мы же будем располагать лишь пятьюдесятью пятью тысячами тонн. Понимаете, что это означает, господа? - Означает, что история повторяется, - раздраженно сказал Геринг. - Германию снова терзает топливный голод, тогда как ее противники захлебываются в избытке горючего. - По моим сведениям, Россия даже сокращает добычу нефти, - вставил Канарис. - У них переполнены хранилища, особенно в Бакинском районе. Конечно, есть трудности с вывозом: перегружены железные дороги. Но главное - у них много нефти. Очень много! Геринг встал, прошелся по комнате. Он все больше наливался гневом, поминутно трогал воротничок, врезавшийся в толстую шею. Все смотрели на него. - Я всегда поражался образу мышления некоторых умников из ОКХ1, - проговорил Геринг. - Только подумать, в первые же дни восточного похода были сожжены гигантские хранилища нефти в западных военных округах Советов! - Он вскинул кулаки. - Их сожгли, вместо того чтобы захватить целыми и невредимыми! 1 Главное командование сухопутных войск в гитлеровской Германии. - Склады горючего бомбила авиация, которой командуете вы, рейхсмаршал, - сказал Кейтель. - Вот как! От кого же поступали заявки на обработку целей? От кого, я спрашиваю? А, вы молчите! Кейтель мог бы ответить: в качестве основополагающей идеи варианта "Барбаросса" была убежденность, что восточный поход продлится лишь несколько месяцев. На этом строились все расчеты, расчет расхода горючего - тоже. И эти выкладки были утверждены фюрером при полном согласии "второго человека в государстве" - Геринга. Но он молчал. Иначе вынужден был бы признать и другое: план "быстротечной военной операции" от начала и до конца был составлен именно им, начальником верховного командования вооруженных сил Вильгельмом Кейтелем. - Мой фюрер, - сказал Геринг, возвращаясь на место. - Я раздобуду вам эти недостающие сорок тысяч тонн нефти, можете не сомневаться. Выдавлю их из Румынии, даже если бы пришлось положить под пресс самого Антонеску! Но я хочу знать: как долго мы будем топтаться в центральных областях России, дрожать над каждой тонной бензина, остающегося в наших хранилищах? Я знаком с документом, который вы держите сейчас в руках. Там в конце сказано: Германия и оккупированные области могут израсходовать в декабре на невоенные нужды только двенадцать тысяч тонн горючего. Это мало, очень мало. Страна и подвластные территории проведут плохую зиму. Так пусть это будет наша последняя плохая зима! - О чем вы, рейхсмаршал? - сказал Гитлер. - Говорите точнее. - Мы, Герман Геринг и я, имеем в виду Кавказ, - сказал Гиммлер, - захват Кавказа с его нефтяными источниками как первоочередную цель на будущий год. Гитлер взглянул на Геринга. - Да, - подтвердил тот, - захват Кавказа уже в первой трети тысяча девятьсот сорок второго года. Все кровно заинтересованы в этом, и в первую очередь авиация и танковые войска, мой фюрер. Пусть это свершится - и тогда сам Господь Бог не спасет Англию! - Я думаю и об Америке, - сказал Гитлер. - Она тоже не должна уйти от возмездия. Могу открыть секрет: со дня на день следует ожидать нападения Японии на тихоокеанский флот янки. Тогда придет конец нетерпимому положению, когда американские корабли доставляют Англии самолеты, орудия, танки, нефть, а командиры наших подводных лодок глядят в перископы и скрежещут зубами от злости, пропуская столь заманчивые цели... Таким образом, ближайшая перспектива - война и против Америки. Война, которая будет пожирать вдвое-втрое больше горючего, чем сейчас. Да, Кавказ - паша главная цель будущего года, вы целиком правы, мой дорогой Геринг. Гитлер прошел к столику, где стоял сифон, нацедил воды в стакан, выпил. - Вы сказали, Россия сокращает добычу горючего? - Он взглянул на Канариса. - Очень хорошо, если так. Продолжайте взрывать нефтепроводы, уничтожать танкеры и железнодорожные наливные составы. Действуя таким образом, мы убиваем двух зайцев. Противник лишается горючего - это первое. В недрах нефтяных полей останется больше богатств для того времени, когда на Кавказ придем мы, - это второе. - Понял, мой фюрер. Все будет исполнено. - Канарис встал, скосил глаза на Гейдриха: - Но возникает одна опасность... Абвер приступил к широким операциям, цель которых - облегчить захват Кавказа германскими войсками. Имеется в виду создание специальных групп - они будут заброшены в этот район, организуют диверсии, а главное - подготовят антибольшевистское подполье. Цель - вооруженные выступления против режима, даже восстания, когда немецкие войска будут на подходе к Кавказу. - Одна из групп - та, что имеет кодовое название "Тамара"? Речь идет о ней? - Да, мой фюрер. Но "Тамара" - лишь первая из этих групп. Будут и другие, главным образом для Азербайджана. - В чем же вы видите опасность, господин Канарис? - Она в том, что наши войска могут застать на Кавказе пепелища. - Не понимаю... - Здесь было высказано сожаление по поводу... ошибки, в результате которой оказались уничтоженными крупные запасы горючего в западных районах Советов. И я подумал: вдруг все повторится? Нефть - это нефть. Несколько необдуманных акций на нефтепромыслах или очистительных заводах - и есть риск, что огонь охватит весь Апшеронский полуостров... Гитлер понял, на что намекал Канарис, взглянул на Генриха Гиммлера. - Такой опасности нет, - сказал Гиммлер. - Я хорошо изучил этот район. Нефтепромыслы разбросаны на большой территории, вывод из строя одного не отразится на работе другого. Что касается нефтеочистительных заводов или хранилищ горючего, то и здесь, я убежден, взрыв одного из них не приведет к уничтожению прочих объектов. - Не стану спорить. - Канарис помедлил. - Но все же боюсь, что, поступив так, мы будем бить в один барабан с русскими. - Он снова сделал паузу. - По некоторым данным, противник сам готовит уничтожение нефтяной промышленности Кавказа. - Своей нефтяной промышленности? - переспросил Гитлер, поднявшись с кресла. - Я не ослышался? - Нет, мой фюрер. - Откуда такие данные? - В районе населенного пункта Ефремово танковая армия Гудериана отбросила врага и взяла пленных. Среди них оказался некий сержант. Им заинтересовались, когда выяснилось, что он житель Баку и только на днях прибыл оттуда на фронт: абвер-офицеры имеют на этот счет особые инструкции... Установлено, что пленный работал на одном из нефтепромыслов. Он утверждает, что поступил секретный приказ подготовить к уничтожению все действующие нефтяные скважины. - Каким образом? - Гитлер подошел к Канарису. - В скважины закладывают взрывчатку? Но это чушь! - Этот человек был оператором нефтедобывающей бригады. Он показал: у вышек складывают в кучи комья затвердевшего бетона. Достаточно сбросить в ствол скважины десяток таких "бомб" - и она потеряна. Я консультировался у специалистов. Они подтвердили, что так может быть. - А заводы? - По ним у меня еще нет сведений. Абвер продолжает поиски среди пленных. Данные будут, мой фюрер. - Где этот пленный? - На пути в Берлин. Я затребовал его, чтобы лично допросить. - Очень правильно: все это может быть дезинформацией. - Гитлер обернулся к руководителю СС: - Видите, как поворачивается дело? - Люди СД в Бакинском нефтяном районе подготовили серию диверсий, но не приступили к ним, потому что еще не пришло время, - сказал Гиммлер. - Мы планируем устроить ад в топливном тылу большевиков, когда германские армии будут штурмовать Кавказ - не раньше. - Прикажите вашей агентуре в этом районе проверить то, что мы сейчас узнали от главы абвера. Как можно быстрее, рейхсфюрер! До окончания проверки - никаких акций. - Гитлер посмотрел на Геринга. - Это относится и к авиации. Бомбите, взрывайте нефть на путях вывоза. Не трогайте промыслы и заводы! - Понял, - сказал Геринг. - Теперь я хотел бы внести ясность в одно дело. Рейхсфюрер упомянул об агентуре СД в Баку. Что это за люди? Гиммлер переглянулся с Гейдрихом, как бы приглашая его ответить. - У нас там несколько диверсионно-разведывательных групп, - сказал Гейдрих. - Так я и думал. Мы никак не избавимся от старой болезни - действовать параллельно. Абвер организует широкие операции по разложению и диверсиям на Кавказе. СД влезает в эту игру. Недостает только, чтобы свои собственные группы в этом районе создала еще и криминальная полиция. У русских есть хорошая пословица: когда много нянек, ребенок остается без присмотра. - Что же вы предлагаете? - сказал Гитлер. - Возглавлять работу против Кавказа должен кто-то один. Господин адмирал, согласны вы передать в СД ваши подразделения, и в первую очередь группу "Тамара"? - Нет! - резко сказал Канарис. - Ну, а вы, рейхсфюрер Гиммлер? Разделяете вы ту точку зрения, что все должно быть сосредоточено под одним командованием? - Мысль верная, - ответил Гиммлер. И прибавил, стараясь, чтобы голос звучал возможно искреннее: - Мы сделаем все, как надо, если эту работу поручат СД... Как вы на это смотрите, обергруппенфюрер Гейдрих? - Целиком согласен. - А я против, - вдруг сказал Геринг. - К сожалению, пока СД ничего не может противопоставить такой мощной силе, как "Бранденбург-800". Господин Канарис располагает большими возможностями. Таким образом, Кавказ следует целиком поручить заботам абвера. - Я возражаю! - воскликнул Гиммлер. - Мы затратили почти два года на подготовку этих групп. Ими руководит специально созданное отделение в шестом управлении. Система отлажена, действует хорошо. - Вот и передайте все это абверу - группы и ваше специальное отделение. Кто, кстати, его возглавляет? - Один из лучших работников - штандартенфюрер Теодор Тилле. - Я знаю этого офицера, - сказал Гитлер, обращаясь к Канарису. - Вы будете довольны им. - Так уже все решено, мой фюрер?! - воскликнул Гиммлер. - Вопрос исчерпан, - сказал Геринг. - Фюрер устал, да и нам пора обедать. - Господа, - сказал Гитлер, когда все поднялись с мест. - Господа, приглашаю вас поздравить главу абвера. С сегодняшнего дня он - полный адмирал. ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ ГЛАВА 1 Воскресный день выдался на редкость ненастный. Теодор Тилле не выходил из дома - сидел в кабинете, углубившись в работу. Уже были сделаны записи в дневнике за вчерашний день, просмотрены газеты и почта. Он потянулся к звонку, чтобы приказать горничной приготовить завтрак, но задержал руку. Сильный порыв ветра швырнул в окно струи воды - дождь пробарабанил по стеклам, как свинцовая дробь. Тилле встал, поглядел в парк. Мокрые деревья с голыми черными ветвями раскачивались под напором ветра. Желтая вода несла по аллее жухлые листья, обрывки бумаги. Да, с наступлением войны парк пришел в запустение... Он поежился, попытавшись представить, что творится сейчас далеко на Востоке. Прошел к стеллажу, снял большой том военной истории. Книга пестрела иллюстрациями. Полистав ее, он нашел нужное. Цветная репродукция с картины известного художника изображала эпизод отступления Наполеона из России: усталые кони влекут по сугробам сани с закутанным в мех полководцем, а по сторонам торчат из снега шлемы гренадеров, руки со скрюченными пальцами. Вот и теперь русские гонят от своей столицы неприятельские войска... То, что произошло под Москвой, было непостижимо. Еще месяц назад в Берлине ждали совсем иных вестей. И вдруг контрнаступление советских армий, сперва войсками двух фронтов, затем и третьего, атаки по полосе, исчисляемой не десятками - сотнями километров! Что же это - только лишь трагический эпизод, чей-то недосмотр, просчет? А может быть, нечто более серьезное, даже необратимое?.. Вздохнув, он снова потянулся к кнопке звонка. Подумалось: удивительно устроен человек - такая беда свалилась на страну, тысячи немцев замерзают в снегах, а он через несколько минут сядет за стол в жарко натопленном доме, заткнет за воротник угол накрахмаленной салфетки... Прогудел телефон. Он снял трубку, назвал себя. - Здравствуйте, - сказал мужской голос. - Если вы находитесь в своем кабинете, то на столе перед вами должна лежать некая книга в зеленом переплете. Впрочем, скорее всего, она в сейфе. Откатите секцию стеллажа, возьмите ее из хранилища! Голос умолк. Держа трубку у уха, Тилле попытался расстегнуть пуговицу на воротнике сорочки, но пальцы плохо повиновались. - Кто говорит?.. - Доброжелатель. - Ваше имя! - Тилле постарался, чтобы голос звучал решительно. - Назовите себя, или я кладу трубку. - Сделаете ошибку. Неизвестный собеседник говорил равнодушно, вяло цедил слова. И это пугало Тилле. Невольно он коснулся рукой зеленой сафьяновой обложки дневника. - Взяли? - продолжал голос. - Раскройте книгу на любой странице. Например, на двадцатой... Я читаю: "Четвертое июля 1939 года. Прошла неделя, как отправлено письмо с чеком на тысячу марок, то и другое от имени Андреаса. До сих пор нет результата. Значит, опять не дождусь приема. Да, этот самовлюбленный Нарцисс начисто забыл о старых партийных товарищах, которым обязан всем, чего он достиг. И такому человеку я верил!" Тилле судорожно перевел дыхание: запись совпадала слово в слово! - Я продолжаю, - послышалось в трубке. - Следующая страница. Здесь речь идет о беседе с... Опустим фамилию - она не для телефонного разговора. Только замечу: зачеркнута половина третьей строчки. В седьмой строке - помарка... Читать дальше? - Откуда это у вас? - сказал Тилле и поморщился, поняв, что задал глупый вопрос. - Передо мной столько записей, сколько страниц в вашей зеленой книге. Копии выполнены фотографическим способом. Нам надо встретиться! - Зачем?.. - В ваших интересах не откладывать встречу. Каждый час промедления увеличивает опасность того, что записи попадут в плохие руки... Ну, вы согласны? - Хорошо... Где и когда? - Вспомните, где вы были вчера в семь часов вечера... Вы еще пококетничали с хорошенькой продавщицей. Накануне Тилле заходил в большой универсальный магазин на Александерплац. Продавщица помогла выбрать галстуки по вкусу, и он сделал ей комплимент. - Да, - сказал Тилле. - А когда? - Немедленно... Нет, я не боюсь, что примете какие-то меры. В этом случае вы совершили бы самоубийство. Просто у меня нет другого времени. Так вы выезжаете? - Да. - Вы должны быть одни! - Да. - У вас какой автомобиль? - ДКВ. - Его номер, цвет кузова? Тилле сказал. - На месте встречи оставьте машину, сами идите в конец квартала. Если к вам не подойдут, возвращайтесь. - Но... - Это все! Мы и так слишком долго разговаривали. Я кладу трубку. Но перед этим хочу сказать, что вам не причинят зла. И еще: вы должны быть на месте не позже чем через сорок минут. Не опоздайте! Кузьмин вел разговор из телефонной будки в пустынном переулке. - Поехали отсюда, - сказал он поджидавшему у будки Энрико. - Береженого Бог бережет. Уже в машине Энрико заметил: надо было настоять, чтобы Тилле захватил с собой дневник. - Ни в коем случае! Смекнул бы, что нам известно далеко не все. А это уже шанс для него. Синий "опель" катил по магистрали. Все так же хлестал дождь. "Дворники" едва справлялись с потоками воды на ветровом стекле. - Сейчас я выйду, - сказал Кузьмич, когда подъехали к центру. - Ты больше не нужен. Через два часа позвонишь по его номеру. Скажешь: "Передайте трубку вашему гостю". Пусть знает, что я не один. Голос измени. - Понял. - Звони из будки, подальше от своего жилья. Я отвечу: "Да, да, слушаю". Любые другие слова в начале разговора будут означать, что возникло осложнение. Тогда всякая связь между нами прерывается. Сообщишь об этом в Центр - теперь у тебя есть возможность. Там скажут, как быть дальше. Если все пройдет хорошо, встречаемся завтра. Метро "Ноллендорфплац", в семь вечера. Буду ехать в первом вагоне, в направлении от центра города. Увидишь меня в окне, садись во второй вагон. Выходим на следующей станции. Там будет ждать грузовик почтарей. - Все же вы сильно рискуете, - проговорил Энрико. - Этот тип большой негодяй, на всякое способен... Может, дать пистолет? - В случае чего пистолет не поможет... Ну, я пошел! Кузьмич тронул товарища за плечо, выбрался из машины. Энрико глядел ему вслед: пригнувшись навстречу дождю и ветру, Кузьмич неторопливо брел по залитому водой тротуару. 2 Тилле прибыл к месту встречи через пятьдесят минут. За все это время он так и не смог собраться с мыслями. Одно было несомненно: звонивший - из группы, в которую входил Дробиш, и они действительно скопировали весь дневник. Иначе незнакомец не чувствовал бы себя так уверенно. Чего же хочет этот человек? Быть может, надеется, что он, Тилле, поможет выручить второго члена группы - радиста?.. Оставив машину у магазина, он направился к перекрестку. Мимо пробежал юноша в желтом клеенчатом плаще, за ним еще один. Далее попался худой высокий старик в сером пальто с подтеками дождя на плечах и груди. Разумеется, все это были не те. Почему-то Тилле был убежден, что увидит человека с волевым лицом и решительными движениями. Он дошел до угла, постоял там и побрел назад. Он приближался к своему автомобилю. Улица была безлюдна. Оглянувшись, он убедился, что позади тоже никого нет. Может, он галлюцинировал, сидя в кабинете у телефона? Тилле сделал еще шаг и будто наткнулся на препятствие. В ДКВ был человек! Он заставил себя открыть дверцу автомобиля, сесть за руль. Помедлив, скосил глаза на того, кто находился рядом. Это был тот самый прохожий - старик в сером мокром пальто. - Поезжайте, - сказал Кузьмич, глядя в ветровое стекло. - Куда? - У нас будет длинный разговор. Все равно куда. Может быть, к вам? - Дом под наблюдением. - Тилле тронул автомобиль. - Я знаю. На выезде из Берлина пересяду назад, пригнусь - меня не увидят. - Не боитесь, что отвезу вас в полицию? - Дорога скользкая, а вы отвлекаетесь! Почти всю оставшуюся часть пути они молчали. У начала шоссе, ведущего к замку, Тилле остановил машину. - Пересаживайтесь. Мы въедем прямо в гараж. Кузьмич вспомнил рассказ Энрико о посещении Вальдхофа. Тогда Андреас тоже с ходу вкатил в гараж. Они сидели за низким полированным столом - старик в мешковатом штатском костюме, большеглазый, с копной седых волос, обрамлявших серое худое лицо, и пятидесятилетний мужчина в военном мундире, дородный и розовощекий. Тилле откинулся в кресле, заложил ногу за ногу. В стенах родного дома он чувствовал себя увереннее. - О чем будет разговор? Вы утверждали, что располагаете какими-то записями... Где они? - Поставьте себя на мое место. Возили бы вы по Берлину эти документы? Первая же облава - и фотокопии вашего дневника в руках у гестапо. - Заботитесь о моей безопасности? - Кровно заинтересован в этом! - Гляжу на вас и думаю: вот человек, о котором не скажешь, что он шантажист. И тем не менее... - Чтобы рассеять ваши сомнения, продолжу цитирование. Желаете освежить в памяти подробности музыкального вечера у Рейнгарда Гейдриха? Или ваши мысли о нем? Быть может, вспомним о другом, - скажем, о письмах Эрики Хоссбах, в частности о ее последнем послании? Тилле потускнел. Он все так же смотрел на собеседника, но в его глазах была уже не ирония, а тревожное ожидание. - Не беспокойтесь, - сказал Кузьмич, - Эрика жива, невредима. Кстати, ее подруга тоже. - Их... не тронули? - Зачем же! Они трудятся на вашу службу. Разумеется, под контролем... Да, мы проникли в ваш домашний сейф, а затем вышли на ваших людей в Баку. - Хотите, чтобы и я работал на вас? - После всего, что произошло под Москвой, это не такая плохая перспектива. Если германская армия встанет после подобного удара, то для того лишь, чтобы получить следующий, еще более мощный. И они будут нанесены, эти удары. Короче, самое страшное мы уже пережили. Для вас же это только начинается... Ну? - Я должен подумать. - Десять минут! - Кузьмин взглянул на часы. - А пока дайте ваш дневник. - Вы сошли с ума! Где у меня гарантия... - Слушайте! - Кузьмич сжал кулаки. - Не мы начинали эту войну. Так вот, я только лишь защищаю свой народ, близких, самого себя, черт возьми! Гарантия, сказали вы? Да вы ее держите в собственных руках. Гарантия - это ваша работа, не против своей страны, нет! Только против нынешнего режима в Германии. А он все равно обречен, этот ваш нацизм, будете вы с нами или же против нас. Но вы можете хоть как-то содействовать тому, чтобы во всем мире детей перестали пугать немцами. Ведь и у вас есть сын. Думаете ли вы о том, кем он станет, что будет у него за душой? Вам дается возможность не прятать глаза от своего парня, когда русские, англичане, американцы, французы, чехи, поляки, датчане, голландцы - когда все мы придем в Берлин и каждый взрослый немец будет держать ответ за то, что он делал во время войны!.. Тилле молчал. Кузьмич прошел к окну, стал сбоку, зажег сигарету. Он долго курил, разглядывая залитый дождем парк. - Возьмите! Он повернул голову. Тилле держал в руке толстую книгу в блестящем зеленом переплете. Вернувшись к креслу, Кузьмич взял дневник и бросил на стол. Казалось, его уже не интересует этот документ. - На вас мундир вермахта. Почему? - Переведен в абвер. - Один? - Туда передано мое отделение. - Почему? - Не знаю. Мне не объяснили. - А ваши предположения? - Не знаю, - повторил Тилле. - Вас влили в "Бранденбург-800"? Быть может, в "Кавказский легион"? - Этот последний является частью "Бранденбурга". Но пока мы самостоятельны. - Кто ваш шеф? - Эрвин Лахузен, руководитель аусланд-абвера. - Хорошо... Как проходит по документам подруга Эрики Хоссбах? - Ее имя Эстер Диас. - Других имен нет? - Думаю, нет. - В Баку у вас только одна эта группа? Тилле замялся. - Говорите, ведь теперь мы союзники. - Кузьмич усмехнулся, достал новую сигарету. - А друзья должны быть откровенны. Зазвонил телефон. Тилле взял трубку. Выслушав того, кто звонил, озадаченно поджал губы. - Просят вас. - Да, да, слушаю, - сказал Кузьмич в трубку. - Нет, у нас все хорошо. Тилле принял трубку из рук гостя, механически приложил ее к уху. В телефоне звучали гудки отбоя. - Это был один из моих людей, - сказал Кузьмич, отвечая на вопрос в глазах хозяина Вальдхофа. - Беспокоится за меня... Придет время, я познакомлю вас. Но мы отвлеклись. Так есть в Баку еще группа? - Да. Ее возглавляет Пиффль. - Бердт Пиффль? Мы знаем этого человека. А еще? - Зачем спрашивать, если вам уже все известно? Проверяете мою искренность? - Устроили же вы проверку Эстер Диас! Вот и я должен все сделать как надо. - Есть и третья группа. Заброшена из Ирана, состоит из людей местной национальности. Это уже была новость. Но Кузьмич никак не показал, что заинтересовался последним сообщением Тилле. - А еще? - спросил он. - Я сказал все. - Ну что же, все так все. При каких обстоятельствах был убит Дробиш? - Видимо, шел на связь. - С кем? - С радистом. - Что нашли у Дробиша? - Думаю, ничего не нашли. - Да, это так. Иначе вам бы несдобровать, правда? - Тилле молчал. - Теперь о судьбе радиста. Что известно об этом человеке? - Его взяли живым. Дело ведет гестапо. Это все, что я знаю. Я работал в шестом управлении. Гестапо - четвертое. Практически наши службы не связаны. Начальство, конечно, общается, мы - нет. - Хорошо, хватит на сегодня. Напишите имена руководителей всех трех групп на Кавказе, укажите их адреса, клички. - Но вы все уже знаете! - Напишите, - повторил Кузьмич. Тилле взял лист бумаги, изложил требуемое. Кузьмич следил за его рукой. - Теперь подпись, - сказал он. - Для вас я Артур. Придумайте себе кличку. Тилле поставил под текстом: "Курт". - Очень хорошо, Курт. Встретимся через два-три дня. Я дам о себе знать... Кстати, мы не коснулись групп в Грозном. - Я только начал заниматься этим районом. Там действует абвер. - Нужны данные и об этих группах. Сделайте так, чтобы они подпали под ваше начало. Кстати, почему нефтяные центры не бомбят? - От Лахузена я узнал, что на совещании у фюрера произошло столкновение между Герингом и Кейтелем. Геринг обвинил армию, которая в начале кампании сожгла большие запасы нефти на западе России, тогда как это горючее следовало захватить. - Германии недостает нефти? - Горючего всегда не хватало... Как я понимаю, принято решение бомбить и уничтожать все, что угодно, но не источники нефти. Ведь их невозможно восстановить. - Ставка на овладение нефтяным центром России? - Да. Но, по данным абвера, вы готовите уничтожение собственных нефтяных центров. - Вы верите этому? - Поверил, когда получил аналогичное сообщение от Альфы. - Альфа?.. - Эстер Диас... Теперь-то понимаю, что это была дезинформация. - К сожалению, нет. Такое решение существует. Ни одна тонна горючего не должна попасть в руки врага. - У вас считаются с возможностью потерять Кавказ? - Решение было принято до разгрома противника под Москвой, когда нам было очень трудно. Так что делайте правильные выводы. - Да, сейчас иная обстановка... - Итак, ваше первое задание, - планы насчет Кавказа, группы в Грозном, Майкопе... Кроме того, представляет интерес все, относящееся к "Бранденбургу-800" и легиону "Кавказ". Может случиться, что с вами свяжется мой коллега. Он скажет пароль: "Кланяется ваш добрый друг Артур". Отзыв: "Рад, что у него все в порядке". Запомнили? Ну вот, хорошо... Мы не условились насчет денег. Мы исходим из того, что работа должна оплачиваться. Тем более если она преследует благородные цели. Подумайте, назовите сумму. - Кузьмич встал, листок с записью, сделанной Тилле, вложил в его дневник. - Хотите взять дневник? Я не дам его! - Взамен я оставлю это. - Кузьмич положил на стол ключ от сейфа. Тилле долго смотрел на ключ. Все еще не веря, достал из кармана связку ключей в кожаном чехольчике. Его собственный ключ был на месте. - Как видите, мы имели возможность взять дневник, не спрашивая согласия его владельца. Потом решили, что обеими сторонами должна быть проявлена добрая воля... Дневник не может оставаться у вас. - Я не дам его, лучше уничтожу. - Тилле вынул из дневника листок с записями. - И это не дам. Можете переписать текст. Разрешаю скопировать что угодно из дневника. Скопировать, но не больше. Потом он будет сожжен в вашем присутствии. - Хорошо, - кивнул Кузьмич. - Понимаю ваши опасения, хотя и не разделяю их. - Я сказал не все. Есть и другие условия. Я буду работать на вас до последнего дня войны независимо от того, как она сложится. Вы убеждены, что победят русские, - очень хорошо, в этом случае мне, как человеку, который много сделал для поражения нацизма, должно быть обеспечено соответствующее положение в послевоенной Германии. Но возможен - я бы сказал, более реален - иной финал... Это немцы находятся сейчас близ Москвы, а не русские близ Берлина. Короче, вы даете слово: если победит Германия, никто никогда не узнает о наших контактах. Со своей стороны я сделаю все, чтобы облегчить вашу участь... Почему вы улыбаетесь? - Мы еще не договорились относительно денег. - Да, деньги!.. Условимся так. Периодически вы делаете вклад на шифрованный счет в банк одной из нейтральных стран. Разумеется, в надежной валюте. Подойдет это вам?.. И не считайте меня циником. Мы живем во времена, когда преуспевают люди определенных принципов. Почему я должен быть исключением из общего правила? ...Кузьмич принялся за работу. В шестом часу сделал перерыв, походил по комнате. - Что вы читаете? - спросил он Тилле, сидевшего у камина с книгой в руках. - Берроуза. Слышали о таком? - Автор "Тарзана"? - Верно, он самый. У меня собрана вся серия. - Тилле показал на одну из полок стеллажа. - Очень занятно. Моим идеалом всегда был сильный человек, умеющий забраться на самую вершину, подчинить себе других, повелевать обстоятельствами. - Гитлер из таких? - Я бы сказал, ему повезло. - Тилле пожевал губами, недобро усмехнулся. - Ему очень повезло... Но потом он стал ошибаться... - В чем же? - Пренебрегает многими из тех, кто привел его к власти и сделался тем, что он есть теперь. И стоит ему покачнуться... - Кого вы имеете в виду? - Очень близких к нему людей. Однако обойдемся без фамилий... И Тилле вновь взялся за книгу. К десяти часам все было закончено. - Сжигайте! - Кузьмич передал дневник его владельцу. Дневник был разодран на части и брошен в камин. Бумага сгорела быстро. Но зеленый кожаный переплет еще долго корчился в огне и чадил. - Вот и все, - мрачно сказал Тилле и помешал пепел кочергой. - Как говорили древние, quod erat faciendum1. 1 Что и требовалось сделать (лат.). - Согласен, - кивнул Кузьмич. - Думаю, сделано вовремя. Иначе могло быть и так: perdito tua ex te2. 2 Погибель твоя от тебя самого (лат.). - Черт возьми, большевики знают латынь? - Знают, как видите... - Кузьмич надел пальто, взял шляпу. - Отвезите меня куда-нибудь к центру. ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ ГЛАВА 1 Шеф гестапо обергруппенфюрер СС и генерал полиции Генрих Мюллер оперся ладонями о стол и медленно поднялся на ноги, так медленно, что казалось, это стоило ему большого труда. Некоторое время он еще смотрел на прочитанные бумаги, потом вперил взгляд в офицера, стоявшего возле стола. - Где этот человек? - Здесь, обергруппенфюрер. - Давайте его сюда... Офицер вышел. Вскоре дверь кабинета вновь отворилась. Появился человек. Это был секретный сотрудник полиции безопасности - тот самый агент, который выследил Эссена, участвовал в его аресте, затем в схватке с Дробишем. Тощий пожилой человек в клетчатых брюках гольф и кургузом пиджаке с вздувшимися карманами остановился у порога, вскинул руку и прокричал приветствие. - Подойди, - сказал Мюллер. - Подойди и садись. Агент приблизился, осторожно присел в кресло. - Имя? - Вольфганг Энгельгард Остеркампф. - Ну и ну! - Мюллер покрутил головой. - С таким именем надо быть принцем крови, а не сыщиком. Остеркампф не шевельнулся. Глаза его настороженно следили за всесильным шефом гестапо. - Рассказывай, как все случилось. - Я не виноват! - агент привстал с кресла. - Я все делал, как надо... - Тебя не упрекают. Более того, за хорошую службу получишь награду. Говори, я должен знать подробности. - Благодарю, обергруппенфюрер... Если начистоту, то все получилось как бы случайно. - Остеркампф осклабился, его желтое лицо покрылось сеткой морщинок. - Искал одного человека, а вышел на другого. С июля мы смотрим за замком Вальдхоф... Так вот, в прошлое воскресенье вижу: хозяин днем выехал в автомобиле. Вскоре он возвращается, и я определяю... Я два года проторчал на таможне, всякого насмотрелся. Иной раз подходит автомобиль с единственным седоком. Спрашиваю: "Везете что-нибудь?" Отвечает: "Нет". А я вижу - врет. - Сильно просели рессоры автомобиля? - Так точно! Это сразу заметно, если машина небольшая, из дешевых. Иной раз мы находили по двести кило контрабанды... Вот и штандартенфюрер Тилле ехал в маленьком автомобиле. Когда через час он вернулся, было ощущение, что везет груз. Ну да мне что за дело? Может, купил что-то тяжелое, поместил в багажник... Но вечером он снова выехал, и автомобиль опять выглядел загруженным... Что же это везут - то в замок, то назад? Вот я и отправился следом. Я сильно замешкался, пока добежал до места, где был спрятан дежурный "штеер". Словом, нагнал штандартенфюрера только возле Гедихнискирхе. Он как раз разворачивался, чтобы ехать назад. - Высадил кого-нибудь? - Не видел. Но я заметил: в конце улицы скрылся автомобиль, по виду - такси. Два дня мы искали эту машину. Нашли: сейчас в Берлине не так уж много таксомоторов. Шофер подтвердил: да, в тот вечер он взял седока близ Гедихнискирхе. Это был мужчина, судя по голосу, немолодой. - Что еще установил шофер? - Не разглядел пассажира: вечер, город затемнен... Клиент покинул такси у Ангальтского вокзала. - И вы поехали на вокзал спустя два дня после того, как там исчез пассажир такси. Почему? - Сам не знаю... Ну, потолкался в залах ожидания, буфете. Конечно, безрезультатно. Вышел на привокзальную площадь, заглянул в отель "Кайзерхоф" - это рядом, на краю площади. Минут десять поболтал с портье. Он и рассказал о клиенте. Это старик иностранец, который уже много лет наведывается в Берлин по делам своей фирмы, всякий раз останавливается у них... Накануне постоялец почувствовал себя больным. Ночью ему было плохо - метался в постели, стонал. Коридорная услышала, пыталась войти, но дверь была заперта, ключ оставлен в замке. К утру больному стало легче - отпер дверь и попросил кофе. Отказался от предложения вызвать врача. А вечером покинул отель. - Куда он направился? - Заказан билет на экспресс Берлин - Нюрнберг. К машине старика под руку вел швейцар - он едва передвигал ноги. И все же нашел в себе силы воспользоваться телефоном портье. Сообщил кому-то, что уезжает, просил проводить... Я не придал значения болтовне портье: ну заболел человек, спешит туда, где ему, вероятно, будет обеспечен надлежащий уход. К тому же он хорошо знаком работникам отеля, - следовательно, и полиции... Прошла неделя - и вдруг это происшествие в Бабельсберге. Я не знал о нем - находился в Вальдхофе. Узнал о случившемся только вчера, на утреннем инструктаже в полиции... Но вам уже все известно, обергруппенфюрер! - Продолжай! - Словом, ночью к партийному целленлейтору1 Бабельсберга постучал местный житель и поведал о странных делах, творящихся в доме по соседству. 1 Руководитель низовой организации НСДАП - Кто этот человек? - Некий Вернер Шенк. Ему семьдесят с лишним. Страдает астмой. Поэтому бедняге не спится. За ночь по нескольку раз выходит на улицу, чтобы глотнуть воздуха. Его домик рядом с коттеджем, где все произошло. Вот и в эту ночь Шенк никак не мог угомониться. Первый раз выбрался на волю в час ночи. И увидел, как из коттеджа вышел человек, сел в грузовичок, стоявший в конце улицы, и уехал. Ну, погулял Шенк и вернулся к себе. Снова проснулся от боли в груди, когда на часах было начало четвертого. Приступ астмы был сильный, Шенк распахнул окно. И сразу заметил тот же грузовик. Машина проехала мимо, остановилась на прежнем месте, от нее к соседнему дому прошли двое мужчин. Тут уже Шенк понял, что дело нечисто, вышел на улицу, прокрался к коттеджу. И явственно услышал, что там стонет человек. Пять минут спустя он стучался к целленлейтору. Еще через десять минут оба они были возле коттеджа. Вошли в калитку, стали под окном. Оттуда приглушенно доносились стоны, перемежаемые какими-то словами: видимо, больной бредил. Прислушавшись, Шенк едва не вскрикнул: это были русские слова! Он, Шенк, в первую мировую войну был в плену у русских, изучил там язык... Целленлейтор приказал ему бежать к телефонной будке и звонить в полицию, а сам остался у коттеджа. Полиция прибыла спустя двадцать минут. Дом был пуст. У его дверей лежал целленлейтор. Он уже не дышал... На следующий день нас повезли осмотреть дом. Там я увидел желтый саквояж с дорожным несессером и термосом. Вероятно, его забыли в спешке... Я и задумался: больной человек... саквояж с предметами, необходимыми в поездке... Короче, вспомнил разговор с портье в "Кайзерхофе". Через час мы были в этом отеле. Горничная, убиравшая номер больного иностранца, опознала саквояж. Шеф гестапо вышел из-за стола, пожал руку Остеркампфу. - Молодец, - сказал он. - Получишь награду: медаль и деньги. Повышать в должности не буду - ты на месте, хорошо делаешь свое дело. Теперь иди! Оставшись один, Мюллер вернулся к документам, взял фотографии недавнего постояльца "Кайзерхофа", доставленные из управления пограничной полиции. Имя, конечно, вымышленное, как и гражданство Швейцарской конфедерации. Это русский, кадровый русский разведчик. Можно только догадываться, какими связями оброс он здесь, в Германии, сколько успел сделать за десятилетия работы на Западе!.. Вошел адъютант, положил на стол пакет. Там было заключение судебно-медицинской экспертизы. Целленлейтор был убит без применения огнестрельного оружия. Ему нанесли удар в горло, сильный удар, порвавший хрящи гортани и сместивший шейные позвонки. К акту экспертов был приложен рентгеновский снимок. Мюллер долго рассматривал снимок. Казалось, силился что-то припомнить. Вот он позвонил. Секунду спустя позвонил снова, несколько раз подряд. Вбежал встревоженный адъютант. - Дело о нераскрытом убийстве двух работников СД, мужчины и женщины! Адъютант вопросительно посмотрел на шефа. - Весна 1939 года... Они были убиты в собственном коттедже, дом сожжен после взрыва газа! - Мюллер почти кричал. - Быстрее поворачивайтесь! Папки с документами были принесены. Шеф гестапо стал торопливо листать бумаги. Вскоре нашел нужное - пачку рентгенофотографий трупа Бориса Тулина. Да, он не ошибся. Оба раза применялся тот же прием: удар в горло, косой удар спереди, слева. Будто действовала одна рука. 2 В эти минуты за пятьдесят с лишним километров от Берлина, в местечке со странно звучащим для русского уха названием - Кляйн-Махно, умирал старый чекист Кузьмич. Он был без сознания. Все силы ушли на то, чтобы покинуть отель, ставший ловушкой, когда внезапно осложнилась болезнь, выбраться из него и в течение часа пробыть на вокзале - не впасть в беспамятство, дождаться, чтобы подъехал почтовый грузовичок с двумя немецкими антифашистами. С тех пор он почти не приходил в себя - метался в жарком чахоточном огне, сжигавшем остатки легких... Сейчас он затих, вытянулся на своем ложе в пустом подземном гараже домика на самом краю поселка, лишь изредка вздрагивал, ловя воздух широко открытым ртом. Те, кто сидел у изголовья, ничем не могли помочь. Не смели вызвать врача. Один из них, шофер почтового грузовика, понимал, что это конец: семь лет назад он потерял мать, скончавшуюся от туберкулеза, ее последние часы были такими же, что и у человека, лежащего сейчас на сдвинутых вместе ящиках из-под маргарина... Второй еще на что-то надеялся, шептал Кузьмичу ободряющие слова... Он был руководителем небольшой группы подпольщиков и радистом, как Эссен. Послышались осторожные шаги. Подпольщики встали у выхода, подняли обрезки водопроводной трубы - единственное свое оружие. Вошел Энрико. Эти последние дни он навещал Кузьмича лишь урывками: после того как отделение Тилле было передано абверу, работы прибавилось - группа готовилась к переезду на побережье Черного моря. Он молча подсел к лежащему, взял его руку. В следующую секунду он вскрикнул, сорвал фонарь, висевший на вбитом в стену гвозде, приблизил свет к лицу Кузьмича. Широко раскрытые глаза старика