и. - Хорошо. - Аскер встал. - Закончим пока наш разговор. Утро следующего дня Аскер посвятил беседе с Георгом Хоманном. Вначале он задал десяток обычных вопросов, приглядываясь к перебежчику. Ответы Хоманна в точности соответствовали тому, что Аскер установил при допросе пленных солдат и офицеров третьего батальона. Хоманн ни разу не солгал даже в мелочи. Он отвечал четко, охотно, без каких-либо колебаний или уверток. И хотя после всего того, что узнал следователь от Шульца, к Хоманну надо было бы относиться с недоверием, Аскера не покидало ощущение, что собеседник его честный человек. Осторожно подвел он Хоманна к эпизоду в провиантском складе. Разговор о происшествии в складе он считал серьезным испытанием для подследственного. Хоманн, если он засланный с какими-то целями агент, должен был вовсю расписать свое участие в тушении пожара, чтобы дальнейшее - отпуск и поездка в тыл - было возможно лучше обосновано. Хоманн же поступил как раз наоборот. Он заявил, что ничего особенного не совершил, и награждать его, в сущности, было не за что. - Как же так? - удивился Аскер. Хоманн пожал плечами. - Я и сам не возьму в толк. Многое непонятно, товарищ майор. Вот, например, месяц назад я выручил ротного командира. - Он улыбнулся, в голосе его зазвучали теплые нотки. - Был у нас лейтенант Шульц. Это честный парень, нацистов недолюбливает, с солдатами справедлив... И вот однажды случилось так, что я его спас. Был бой, мы отходили, Шульц и я оказались рядом в тот момент, когда неподалеку плюхнулась мина. Я успел швырнуть на землю лейтенанта, упасть сам. И в тот же миг рвануло так, что у нас едва не лопнули барабанные перепонки. Позже, когда мы пришли в себя, Шульц заплакал. Он написал взволнованный рапорт начальству. И вы думаете, меня отметили? Черта с два! - А теперь - и отпуск, и благодарность? - Именно! И еще одно: перед отъездом в отпуск я зашел к лейтенанту Шульцу. Знаете, мне показалось, что и он, как бы это сказать... в некотором недоумении, что ли, по поводу всей этой истории. - Давно знаете майора Гауса? - Я не понимаю вопроса. - Ну... быть может, майор Гаус почему-либо особенно расположен к вам? - Что вы, - усмехнулся Хоманн. - Он, я думаю, до пожара в складе и не подозревал о моем существовании. Глава седьмая 1 Со времени возвращения Аскера с фронта и совещания у генерала Лыкова прошло три недели. И вот Лыков вновь слушает доклад майора Керимова. Аскер рассказал о допросах лейтенанта Шульца, обер-ефрейтора Герберта Ланге и других, о разговорах с Георгом Хоманном. - Выводы, - сказал Лыков, когда Аскер закончил. - Делайте выводы, майор. - Выводы? - Аскер задумался. - Вывод такой: Георг Хоманн говорит правду. Лыков как-то странно посмотрел на офицера, вызвал адъютанта. - Что, прибыл полковник Чистов? - спросил его Лыков. - Да, товарищ генерал. Он здесь и ждет. Вошел Чистов. Это был человек лет шестидесяти пяти, болезненного вида, высокий, худой. Одет он был в штатское, как, впрочем, и все находившиеся в кабинете. - Доложите нам о тайнике с архивами. С самого начала, но коротко, - сказал Лыков. - Слушаюсь. - Чистов гулко откашлялся в кулак. - Полгода назад нам стало известно, что из РСХА1 разослана во все органы гестапо, абвера, СД и СА2 весьма важная директива. Подписал ее сам Генрих Гиммлер. Директива предписывает этим организациям, а также альгемейне СС3, ваффен СС4, ферфюгунгструппен СС5 и соединениям "Тотен копф"6 принять все меры к тому, чтобы архивы их были сохранены и ни при каких обстоятельствах не попали в руки противника. При эвакуации с Востока архивы надлежит под строгой охраной отправлять в определенные пункты, где они должны быть систематизированы и в специальных металлических ящиках сданы на тайное хранение. Где, в каких пунктах и под чьим руководством созданы эти тайники, сколько их и что они собой представляют - мы не смогли еще установить. 1 РСХА - главное имперское управление безопасности в гитлеровской Германии. 2 СА - штурмовые отряды. 3 Альгемейне СС - общая СС. 4 Ваффен СС- войска СС. 5 ферфюгунгструппен СС - особые отряды СС. 6 "Тотен копф" - "Мертвая голова" - название соединений СС, занимавшихся особо важными диверсионными и карательными операциями, а также охраной лагерей военнопленных. - Кое-какие сведения получили только месяца два с половиной назад, - проговорил Лыков. - Причем об одном лишь тайнике, а их, вероятно, несколько. - В Остбурге? - спросил Аскер. - Остбург? - Полковник Чистов казался удивленным. - Нет, речь идет о другом населенном пункте. - Не в Остбурге, - сказал, как бы размышляя вслух, генерал Лыков. Аскер беспокойно завозился на месте. - Он, этот городок, расположен в низовьях Эльбы, на ее левом берегу, - продолжал Чистов. - На каком? - переспросил Аскер. - На левом, то есть на западном. Точнее, не на самом берегу, а несколько в стороне от реки. - Название городка? - Карлслуст, - сказал Чистов. - Предполагается, что близ него, в лесу, где-то у реки, в подземном хранилище и находятся архивы, о которых идет речь. Точнее, часть этих архивов. Тайник создан с целью сохранить архивы, если война будет проиграна немцами и Германию оккупируют. - Простите, товарищ генерал. - Аскер приподнялся. - Могу я спросить об источнике, из которого полковнику стало известно об архивах и тайнике? - Можете. - Лыков взглянул на Чистова. - Ответьте майору Керимову. Чистов сказал: - Источник - это наш разведчик, действующий по соседству. Аскер встал, подошел к карте Германии, занимавшей одну из стен кабинета, приложил к ней линейку, что-то прикидывая, потом вернулся. - Всего полтораста километров, - сказал он. - Только сто пятьдесят километров отделяют Остбург от Карлслуста. Города - на разных берегах реки. В остальном все совпадает - расположение тайников, метод хранения, упаковка. - Да, даже упаковка, - кивнул Лыков. Чистов молчал. Он был дисциплинирован и вопросов не задавал: все, что нужно, генерал Лыков скажет. - Два тайника в соседних городах... - Аскер потер переносицу. - Странно. - Послушаем полковника Чистова, - сказал Лыков. Аскер сел. Чистов продолжал: - Архивы ищет специальная группа. Она в Карлслусте, заброшена удачно, действует активно. Определился район нахождения объекта. Это все. Дальше группа не может продвинуться. Контрразведка едва ее не нащупала. Теперь там все настороже, и малейшая оплошность может привести к катастрофе. - Простите, когда это произошло? - Аскер беспокойно задвигался на стуле. - Вы спрашиваете, когда произошло осложнение и немцы встревожились? - переспросил полковник. - Да. - Месяца два назад... - А что, разве трудно архивы вывезти и в каком-нибудь другом месте соорудить новый тайник? - Мы предусмотрели такую возможность и наблюдаем за транспортом. К тому же архивы, о которых идет речь, - это сотни больших ящиков. Передвинуть колонну машин с таким грузом незаметно для вражеской разведки, которая находится в данном районе и специально охотится за этими архивами, вряд ли возможно. Немцы поумнели по сравнению с тем, как действовали в первый период войны. Сейчас они далеки от того, чтобы недооценивать силы и возможности советской разведки. Генерал поблагодарил Чистова. Тот ушел. - Ну, - сказал Лыков, когда он и Аскер остались одни, - что вы обо всем этом скажете? - Аскер молчал. - Говорите же, - усмехнулся Лыков. Аскер встал, взялся за спинку стула. - И все же я верю перебежчику Хоманну, - проговорил он. Лыков не ответил. - Верю, - продолжал Аскер, - и ничего не могу с собой поделать. Вот я разговариваю с ним, он глядит мне в глаза, я слушаю его неторопливую, обстоятельную речь и чувствую - Хоманн говорит правду! - Любопытно... - Товарищ генерал, он никогда не выгораживает себя, напротив - часто говорит вещи, которые могут только повредить ему. Говорит и понимает, что действует себе во вред, - я вижу это по его глазам, по тому, как меняется его настроение, голос... А ведь к этому его никто не принуждает. Он поступает так добровольно, хотя о многом мог бы и словом не обмолвиться. Сергей Сергеевич, все то из его показаний, что я имел возможность проверить, - правда, одна лишь правда, от начала до конца, от главного до последней мелочи... Могут сказать: это прием, применяя который подследственный хочет расположить к себе следователя, чтобы тот поверил его дальнейшим показаниям. Но такой прием хорош лишь в одном случае. А именно: когда преступник знает, что следствие имеет возможность проверить его показания. Ведь так? - Пожалуй. - Но Хоманн и не подозревает, что в наших руках и лейтенант Шульц, и обер-ефрейтор Ланге, и многие другие из тех, с кем он служил. - Что же вы предлагаете, майор? Как нам отнестись к тому, что сообщил полковник Чистов? Аскер молчал. - Ну хорошо. - Лыков встал, давая понять, что разговор окончен. - Вы принесли показания Хоманна? - Да, они в этой папке. - Оставьте. Сегодня вызову перебежчика. Хочу познакомиться с ним. Вас жду завтра, в десять утра. 2 Наутро Аскер вновь был в кабинете начальника. Лыков сказал: - Хоманна допрашивал. Впечатление - сходное с вашим. Генерал взял со стола карандаш, задумчиво повертел между пальцами, отложил. - Итак, - проговорил он, - мы условились, что верим Хоманну... Ну, а как быть с тем, что докладывал полковник Чистов? Есть у вас основания не верить ему и его людям? - Нет, товарищ генерал. - И у меня таких оснований не имеется. Наступила пауза. Аскер и Лыков сидели в задумчивости. - Быть может, тайники есть и в Остбурге и в Карлслусте? - продолжал генерал. - Предположение при данных обстоятельствах правдоподобное. Но пока я не могу его принять. Удерживают две причины. Первая: города слишком близко расположены, чтобы был смысл дважды производить одну и ту же большую работу... Я имею в виду сооружение тайника. И вторая причина: данные полковника Чистова о тайнике поразительно похожи на данные Хоманна и арестованного в Баку агента. Напрашивается мысль: а не идет ли в этих двух случаях речь об одном и том же хранилище. Припомните: сходится все - устройство тайников, место расположения, система хранения... Генерал встал, прошелся по кабинету, остановился за спиной Аскера. - Ночью я докладывал руководству. Меня спросили: "Не следует ли рискнуть и группу, работающую в Карлслусте, перенацелить на Остбург?" Я не счел это возможным. Мы пришли к заключению заслать в Остбург разведчика. Пусть во всем разберется на месте. Аскер хотел встать. Лыков придержал его за плечо, обошел стол, тяжело опустился в кресло. - Вам придется ехать, товарищ Керимов... Аскер кивнул. Лыков взял его руку. - Мы уже говорили о том, как нужны нам эти архивы. Хотел бы напомнить о старой фашистской агентуре и о тех новых шпионах, которых оккупанты, конечно же, постарались завербовать и, уходя, оставить на нашей земле. Вы представляете, сколько ценнейших сведений обо всех этих негодяях содержат архивы, которые мы с вами ищем! Но это далеко не все. Подумайте, сколько советских патриотов схвачено и умерщвлено в застенках гестапо, абвера и СД! Сколько наших людей приняло мученическую смерть в подвалах и крематориях различных зондеркоманд и эйнзатцгрупп1. В тех архивах, несомненно, сохранились данные о том, как они жили, как боролись и умирали... Пойдем дальше. К нам разными путями просачиваются данные: негодяи занимаются преступными опытами над пленными, убивая их кислородным голоданием, холодом, сверхнизким давлением. Пленным впрыскивают яды, на них пробуют действие отравляющих веществ, испытывают новые виды оружия - гранаты, мины, фугасы. Кто знает, не найдутся ли данные и обо всем этом в секретных архивах фашистов!.. И еще раз подчеркиваю: списки и сведения об агентурной сети гитлеровцев! Беда, если мы запоздаем. Необходимо во что бы то ни стало, любой ценой перехватить эту документацию. Учтите: она интересует не только нас. Далеко нет. Страна не простит нам, если документы, о которых идет речь, окажутся в лапах разведок других государств. В этом случае фашистские шпионы получили бы новых и весьма энергичных хозяев. 1 Зондеркоманды и эйнзатцгруппы - специальные команды и группы СС, занимавшиеся карательными операциями и уничтожением военнопленных и мирного населения. - Все понял, товарищ генерал, - сказал Аскер. - Поняли и прониклись важностью задачи, которую будете решать? - Так точно. - Вы сколько лет в партии, товарищ Керимов? - Три года. - Аскер поправился: - Почти три года. - Нашу работу я расцениваю как важное задание партии, - сказал Лыков. - Полагаю, что только так и может думать чекист. - Именно так! - Никогда не забывайте об этом. И еще: помните о Родине нашей, о народе, о товарищах, о семье своей. Верьте мне, помогает, когда трудно. - Понимаю, товарищ генерал. - Там... - Лыков помолчал, кивнул куда-то в сторону. - Там уже знают, что идете вы. Знают и одобрили мой выбор. - Спасибо, Сергей Сергеевич, - хрипло проговорил Аскер. Генерал продолжал: - Разработкой операции по заброске вас в Остбург уже занимаются. Все это поручено Рыбину. - Ясно. - Задача сложная, поэтому в помощь полковнику Рыбину я подключил и группу полковника Чистова. У него тоже имеются кое-какие возможности. Но, быть может, у вас сложится свой план проникновения в Остбург? Подумайте и доложите. Скажем, дня через три. Утром, часов этак в десять. - Слушаюсь, товарищ генерал. Аскер и Лыков встретились взглядами. - Вы славный парень, - сказал генерал. - Вот и у меня был такой. Был... до декабря сорок первого. Под Москвой убили. Да вы знаете... Лыков горько улыбнулся и, ссутулившись, побрел к окну. Глава восьмая 1 В назначенный день Аскер входил в кабинет начальника. Лыков снял очки - он просматривал бумаги, - указал офицеру на кресло возле стола. - С чем пришли, товарищ Керимов? Аскер изложил свой план. Генерал надолго задумался. Все в этом плане было смело и необычно. Впрочем, "необычно" - не то слово. В разведке не бывает проторенных путей. Ибо тогда враг, изловивший одного разведчика, сможет без особого труда выловить и многих других. В глубоком вражеском тылу разведчики всякий раз действуют по-иному, непрестанно изобретая, маневрируя, запутывая след, чтобы сбить с толку контрразведку противника, тоже весьма сведущую в этом сложном искусстве. Все это, разумеется, прекрасно знал генерал Лыков. Но даже ему, человеку опытному и искушенному во всех тонкостях своего ремесла, план Аскера показался слишком рискованным и смелым. Аскер сказал: - Мне долго казалось, что фашизм принят германским народом, стал его идеологией. Казалось, это весьма прочно, его не вытравить из душ немцев. Но, пожив среди них, я понял, что ошибался. Здоровые, жизнедеятельные силы народа мощнее, гораздо мощнее, чем надеялись фашисты. Это довольно определенно ощущалось еще тогда, год назад. Теперь же, к середине сорок четвертого года, режим Гитлера ослаб еще больше. - За это нам надо благодарить в первую очередь свою партию и народ, свою армию! - Понимаю, товарищ генерал, все понимаю. Но сейчас я не касаюсь причин, я беру следствия. Лыков заглянул в принесенные Аскером бумаги. - Значит, Ланге? - Да, товарищ генерал. Именно он, а не Хоманн, хотя, вероятно, подошел бы и тот. Но Георг Хоманн - перебежчик. Он и перебежчик, и коммунист, и сам вызвался... Лыков понимающе кивнул. - А Ланге чист, - продолжал Аскер. - Как стеклышко чист. Я проверял его еще более тщательно. Все использовал, все привел в действие. И Хоманн, и полтора десятка других немцев, что служили в третьем батальоне, единодушны в его характеристике. Вот показания. - Он пододвинул генералу толстую папку. - А ведь они и не подозревают о том, что Ланге у нас. Более того, пущен слух, будто Ланге погиб. Так что о нем говорят совершенно откровенно, не стесняясь... И еще. Это, пожалуй, главное. Герберт Ланге обращается к вам с заявлением, товарищ генерал. Он просит использовать его на любой работе, в любых условиях, лишь бы это хоть в какой-нибудь степени способствовало разгрому гитлеровского режима в Германии. Да вот это заявление. Несколько минут генерал читал документ, затем отложил, вынул платок, протер стекла очков. - Сильно написано, - негромко сказал он. - Сильно, - кивнул Аскер. - И заметьте: ни слова о том, чтобы "с оружием в руках" или что-либо в этом роде. Нет - тыл, работа, тяжелая работа в любых условиях. - Аскер улыбнулся, взял заявление, нашел нужное место. - "Если советские власти сочтут необходимым послать меня в страшную Сибирь, где царит мрак и ледяная стужа, то и туда поеду с радостью. Куда угодно, только бы не сидеть сложа руки". - Мрак и ледяная стужа, - повторил Лыков, невольно улыбнувшись. - Вот ведь как они о Сибири... Аскер продолжал: - Вчера у полковника Чистова я знакомился с наметками по заброске меня в Остбург. Он ничем не мог порадовать. - Я знаю. - Предложил два варианта. В первом случае заброска производится в район Гамбурга, а уже оттуда, спустя некоторое время, я самостоятельно... - Это исключено. - И второй вариант - ждать. Ждать, пока не будут созданы необходимые условия для заброски непосредственно в Остбург. А это - несколько месяцев. Долго. - Долго, - кивнул Лыков. - Столько ждать не можем. - Он помолчал и пояснил: - Наши опасения подтверждаются. Есть данные, что к различным архивам фашистов все больший интерес проявляет одна иностранная разведка. Та самая, о которой я вам как-то говорил. Короче, может случиться, что у нас появится соперник. Причем весьма активный и напористый. Вы понимаете? - Да. Помолчали. - Товарищ генерал, - осторожно сказал Аскер, - мне ничем не может помочь группа, действующая в Карлслусте? Лыков резко качнул головой. - Ни в коем случае. О них забудьте. - Он поправился: - Пока забудьте. Не исключено, что придется действовать вместе. Но это после, не сейчас. Они в таком положении... Словом, появление нового человека, малейшая неточность - и провал неизбежен. Погубим и вас и их. - Тогда, - Аскер помедлил, пододвинул к себе папку с материалами допросов, решительно поднял голову, - тогда остается одно - принять мой план. - Я тоже склонен так думать, - проговорил Лыков. - В пользу вашего плана говорит то обстоятельство, что в этом районе Германии имеется сильное антифашистское подполье... Но я еще подумаю, посоветуюсь. Разговор продолжим... Вызову вас. А утром пришлите ко мне Ланге. Разрешение на участие Герберта Ланге в операции было дано. И тогда Аскер впервые поговорил с немцем откровенно обо всем. Ланге разволновался. - Это правда, вы верите мне? - сказал он срывающимся голосом. - Отвечайте, господ... - Вы можете говорить мне "товарищ". - Мы предали огню тысячи советских городов и сел, кровь ваших людей льется рекой, а вы со мной... так! - От немецкой бомбы погибла моя сестра. У генерала, с которым вы беседовали, убит на войне единственный сын. - Можете мною целиком располагать, - горячо сказал Ланге. - Только скажите, ради всего святого: полностью ли мне доверяете или, как бы это выразиться... я буду только лишь орудием? Нет, нет, я согласен на любую роль! Это в конечном счете не так важно. Важен результат: я окажусь полезен и хоть чем-нибудь помогу похоронить нацизм! Аскер сказал: - Я свою жизнь доверяю вам, товарищ Герберт. - Спасибо. - Ланге порывисто встал. - Спасибо, мой друг. - Он поморщился, коснулся пальцами лба. - Если б вы знали, что сейчас тут творится. Боюсь, не выдержит череп!.. 2 И вот Аскер снова в кабинете генерала Лыкова. За окном влажно поблескивают кровли домов, матово отсвечивает мокрый асфальт площади. Серо и небо и земля. Холодно, тоскливо. Или, быть может, это только кажется так Аскеру? Ведь сегодня он последний день в Москве, на своей земле. Ночью - вылет. Туда, за линию фронта, в далекий Остбург. Закончена большая подготовительная работа. Трудно даже перечислить все то, что входило в нее. Тут и прыжки Аскера и Ланге на парашюте с самолета; улица за улицей, квартал за кварталом тщательное изучение Остбурга - по карте, по различным материалам, по подробным рассказам Герберта; "вживание в образ" новых людей, какими Аскер и Герберт будут там, за линией фронта, и многое, многое другое... А работа с приемопередающей радиоаппаратурой, тренировка в радиообмене, в настройке и ремонте станции, в мгновенной смене частот и диапазонов передач, чтобы до предела затруднить перехват сообщений и пеленгацию передатчика контрразведкой противника! А груда фашистской литературы - газет, журналов, бюллетеней, сводок, которые пришлось проштудировать, чтобы быть в курсе того, что сейчас происходит там, на западе, где еще хозяйничают гитлеровцы!.. Да, теперь все это позади - огромный, тяжелый труд, колоссальное напряжение воли и мускулов, работа по восемнадцати часов в сутки, когда валишься с ног от утомления, но не можешь сомкнуть глаз, как бы ни велика была потребность в сне. Все это позади. И все это - ничто по сравнению с тем, что предстоит испытать... Аскер поднимает голову, глядит на генерала. Тот беседует с Рыбиным и Чистовым - людьми, которые руководили подготовкой Керимова и Ланге и теперь докладывают о результатах. Но Аскер почти ничего не слышит. Это не потому, что чекисты беседуют негромко. Просто он слишком сосредоточен, полностью ушел в себя, снова и снова перебирает в сознании все то, что для него и Герберта начнется уже нынешней ночью... Все согласовано, предусмотрено, решено - все, что можно предусмотреть при подобных обстоятельствах. А можно так немного!.. Аскер и Ланге имеют в Остбурге два убежища. Там они первое время будут чувствовать себя сравнительно безопасно. Одно - домик кладбищенского сторожа, старого друга семьи Герберта, Лотара Фиша, другое - жилище давнишнего дружка Ланге, механика завода "Ганс Бемер" Отто Шталекера. И тот и другой - люди надежные, живут в Остбурге уже много лет, от обоих Герберт месяца полтора-два назад получил письма. Следовательно, они и сейчас там. Разведчики полностью экипированы, снабжены всем необходимым; у них несколько комплектов хороших документов. Это подлинные бумаги. Об их прежних владельцах все, известно. Таким образом, можно не беспокоиться и за специальную проверку, если она будет произведена по месту жительства тех, на кого документы выписывались. Это все. Остальное зависит от Аскера. Его задача - закрепиться в городе, выждать некоторое время, затем нащупать остбургское антифашистское подполье. В этом должен помочь Отто Шталекер. Ланге свяжет Аскера с ним, потом исчезнет. Ему нельзя оставаться в городе. Правда, Ланге изменит внешность, у него будут другие документы, но все же опасно; вдруг произойдет случайная встреча с людьми, которые его хорошо знают!.. Предусмотрено, что, выполнив свою миссию, Ланге с документами возвращающегося из отпуска солдата выедет на Восток. На территории Польши, в одном из местечек по пути следования, его будут ждать, проведут к партизанам, а те переправят через линию фронта. Итак, Аскер будет действовать один. На случай особых, чрезвычайных обстоятельств, в которых он мог бы оказаться, ему сообщена еще одна явка - адрес того самого разведчика, о котором упоминал полковник Чистов. Но это - на самый крайний случай. Остбург!.. Аскер откидывается в кресле, прикрывает веки. Перед глазами встает главная магистраль города, сплошь застроенная тяжелыми серо-дымчатыми зданиями с крутыми островерхими кровлями, пересекающие ее улочки, которые ведут на рабочие окраины, к заводам... Особенно отчетливо видит Аскер кладбище - оно на пригорке, окаймлено двумя рядами тополей; слева, если идти от города, небольшое строение: красные стены, два окна, крыша из волнистого железа. Это и есть сторожка Лотара Фиша... И еще - узкое высокое здание со стрельчатыми окнами, с башенками по углам кровли и четырьмя шпилями - бывший музей палеонтологии, а ныне гестапо Остбурга... Разговор закончен. Лыков встает. Быстро подымается с кресла Аскер. - Кажется, все. - Генерал протягивает ему руку. - Возвращайтесь! "Возвращайтесь" - так Лыков говорит всегда, провожая кого-нибудь из своих в дальний и опасный поиск. - Спасибо, Сергей Сергеевич! Аскер крепко пожимает руку начальника. Они обнимаются. - Береги себя, - чуть слышно шепчет генерал. - Лучше гляди, сынок. Аскер вновь благодарит Лыкова, спешит скорее попрощаться с Рыбиным и Чистовым. Это очень трудные минуты. - Позовите Герберта Ланге, - говорит генерал. Ланге входит в кабинет. О, сейчас у него другая походка, совсем другие глаза! С ним прощаются так же тепло. - Возвращайтесь, - говорит и ему генерал Лыков. И прибавляет: - Мы ждем вас, товарищ. А потом поедете к себе, в новую Германию! - Вернусь, обязательно вернусь. - Ланге широко улыбается, большими ладонями бережно берет руку советского генерала, осторожно пожимает. - Еще раз спасибо. Спасибо, что поверили. За все спасибо! Глава девятая 1 Налет советских бомбардировщиков на расположенные по окраинам Остбурга военные заводы начался поздно ночью. Вскоре в районе заводов заревом было освещено полнеба, оттуда доносился грохот рвущихся бомб, залпы зениток, скороговорка крупнокалиберных пулеметов. После окончания налета шеф гестапо Остбурга штандартенфюрер Гейнц Больм покинул убежище, отдал необходимые распоряжения и вернулся домой. Он тотчас же лег, надеясь провести в постели хоть остаток ночи. Надо было отдохнуть - утром предстояло множество дел. Отдохнуть, однако, не пришлось. Резкий телефонный звонок поднял Больма с постели. Говорил дежурный. Голос его звучал взволнованно. Дежурный доложил: ограблено железнодорожное отделение рейхсбанка. Вскрыты три самых крупных сейфа, в которых было около полумиллиона марок. Кража совершена во время бомбежки, когда сторожа больше думали о собственной безопасности, нежели об охране порученного объекта. - Понятно, - сказал Больм. - Все понятно, кроме одного: за каким дьяволом вы звоните мне? Или нет уже на свете уголовной полиции с ее филерами? Дежурный замялся: - Здесь директор банка господин финансовый советник Грубих... - Дайте трубку господину Грубиху. - Здравствуйте, господин штандартенфюрер Больм!.. Шеф гестапо отодвинул от уха трубку - так громко звучал в ней взволнованный голос финансового советника. - Ну-ну, - сказал Больм, - говорите потише, я, слава богу, не глухой. Торопясь и нервничая, Грубих рассказал о краже. Тяжелые последствия ждут банк, если деньги не будут найдены. Дело так серьезно, что он, Грубих, был вынужден позвонить в Берлин рейхсминистру Шахту, и тот возмущен царящими в Остбурге порядками. Внезапно разговор был прерван. Штандартенфюрера Больма вызвал Берлин. Шефу гестапо Остбурга было приказано помочь уголовной полиции в расследовании происшествия в банке. Больм положил трубку, затем соединился с дежурным и приказал прислать автомобиль. - Слушаюсь, - ответил дежурный. - Вызовите и направьте в банк оперативную группу. - Она здесь и сейчас выезжает, господин штандартенфюрер. - Хорошо. Где штурмфюрер1 Адольф Торп? 1 Штурмфюрер- чин в СС, соответствует лейтенанту. - Полагаю, дома. - Поднять немедленно. И - собак. Собак с проводниками. Проследите, чтобы обязательно был Цезарь. - Ясно, господин штандартенфюрер. - Моя машина? - Уже выслана. Закончив разговор, Больм начал поспешно одеваться. Вскоре за окном заурчал мотор "мерседеса". Помещение банка, в котором находились главные сейфы, было расположено под землей. И сейчас большой бетонированный подвал, залитый ярким светом электрических ламп, с раскрытыми настежь дверями трех сейфов, с проломом в стене, представлял странное зрелище... Войдя в хранилище, штандартенфюрер Больм проследовал к работникам, возившимся у одного из сейфов. Среди них выделялся рослый молодой человек в отлично сшитом костюме. Это был штурмфюрер Адольф Торп. Он подвел начальника к стене, указал на пролом. - Конец подкопа, - сказал Торп. - Начали метрах в двадцати отсюда, в люке канализационной системы. Придумано ловко. Вырытую землю ссыпали вниз, и текущая по трубе вода уносила ее. У входа послышался шум шагов, лай: прибыли проводники с ищейками. Впереди шел солдат с черной овчаркой. Это был лучший вожатый с Цезарем. - Можно начинать? - спросил Торп. Больм кивнул. Цезарь взял след, зарычал и метнулся к пролому. Туда же потянули и другие ищейки. Истекло почти два часа с начала погони. Преследователи миновали несколько улиц, оставили позади вокзал с паутиной железнодорожных путей, достигли леса. Рассвело. Впереди бежали Цезарь и его проводник, за ними, немного отстав, еще двое солдат с собаками. В лесу движение замедлилось. Цезарь тяжело поводил боками. Две другие собаки выбились из сил и порывались лечь. Не меньше были утомлены и солдаты. Больм и Торп оставили автомобиль, который подвез их к опушке, и тоже вошли в лес. Вскоре они нагнали проводников с ищейками. Вожатый Цезаря обернулся. - След все свежее, - прохрипел он, с трудом переводя дыхание. - Мы настигаем их... Он не договорил, споткнулся и грохнулся на землю, выпустив поводок. Больм и Торп продолжали путь. Вдруг они услышали голос солдата. - Глядите, - кричал он, указывая на землю, - глядите, за что я зацепился! Контрразведчики подбежали. Солдат показал им высовывавшуюся из земли петлю белого блестящего шнура. Торп взял ее, осторожно потянул. Через несколько минут из земли были извлечены три парашюта. 2 Бомбоубежище было заполнено до отказа. Воздушная тревога в глубокую ночную пору согнала сюда людей прямо с постелей. В помещении стоял негромкий говор. При каждом разрыве, когда стены и сводчатый потолок убежища начинали гудеть, а крохотная угольная лампочка металась на длинном шнуре, говор ненадолго смолкал. И тогда было слышно, как в дальнем углу всхлипывает ребенок. Ребенка, пятилетнюю девочку, держала на руках женщина с печальными глазами и скорбно опущенными углами рта. - Спи, Рози, спи, - говорила она, укачивая дочь. - Скоро все кончится, и мы пойдем домой. Сидевшая неподалеку старуха в больших роговых очках пододвинулась ближе, поправила на девочке плед, порылась в ридикюле и, вытащив дешевую конфетку, протянула Рози. Та качнула головой, закрыла глаза. - Возьми, - сказала старуха и наставительно прибавила: - Если взрослые дают, маленькие должны брать. - Возьми, Рози, - прошептала мать. Девочка конфету взяла, но есть не стала. Старуха тяжело вздохнула и вытерла украдкой слезу. Бедные люди. Такая была чудесная семья! Но вот хозяина взяли на войну, и теперь пришло письмо в конверте с траурной рамкой. Старуха осторожно обняла соседку, притянула к себе. - Вот так-то лучше, - пробормотала она, когда женщина привалилась к ее широкому теплому боку. - Попробуйте вздремнуть, милочка. - Хорошо, фрау Штрейбер. - Бедняжечка вы моя, - прошептала старуха. - Спите, спите... На рассвете фрау Штрейбер, Рози и ее мать покинули убежище. Жили они неподалеку, на восточной окраине Остбурга. Вдова Штрейбер имела маленький домик, оставшийся после мужа, - на его покупку супруги Штрейбер копили деньги почти два десятка лет. Такой же домик, но несколько дальше, был у соседки. Старуха проводила соседку с девочкой до калитки и ушла. Вскоре маленькая Рози была раздета и уложена в постель. Прилегла и Лизель. Но сон не приходил. Слишком велика была усталость, слишком возбуждены нервы. Женщина лежала на спине, плотно смежив глаза, часто и глубоко дыша. Вот дыхание ее участилось, сделалось коротким, прерывистым, она откинулась на подушку и зарыдала. Лизель долго плакала, прижимая к губам подушку, чтобы не потревожить дочь. Затем стихла, задремала. Ее разбудил шорох в коридоре. Она открыла глаза, села в кровати. Шорох повторился - на этот раз громче. Теперь было ясно слышно, как скрипнула рама того самого окна, что находилось в конце коридора и глядело в садик. Она затаила дыхание и отчетливо различила шаги. Не помня себя от ужаса, Лизель соскочила с кровати, кинулась к двери, чтобы запереть ее. Но не успела. С той стороны нажали на дверь секундой раньше. Лизель оцепенела. Глаза ее были широко открыты, из прокушенной губы сочилась кровь. - Лизель, - негромко сказали за дверью. - Лизхен!.. Женщина коротко вскрикнула и осела на подогнувшихся ногах. - Герберт, - прошептала она, теряя сознание. Герберт Ланге торопливо шагнул через порог, подхватив на руки жену. 3 Чрезвычайные обстоятельства вынудили Аскера идти в дом Ланге. Еще в Москве было решено: в этом доме не появляться. Ведь семья Ланге уже могла получить извещение о гибели Герберта. Правда, в своей супруге Герберт был уверен, она умела держать язык за зубами. Но, даже если согласиться с этим и довериться Лизель, дом все равно мог бы стать для них ловушкой: там имелась еще и пятилетняя Рози. Одно неосторожное слово ребенка - на улице, в магазине, соседям, - и разведчики будут схвачены. Но случилось непредвиденное... Их самолет, шедший в общем строю, отвалил в разгар бомбежки в сторону и направился в район вокзала. Неподалеку находился лес. Над ним, как это и было намечено, Аскер и Ланге выпрыгнули на парашютах. Приземлились удачно, быстро отыскали друг друга и грузовой парашют с солдатскими ранцами, зарыли парашюты. Теперь предстояло пробраться на вокзал, дождаться утреннего поезда с Востока и вместе с высадившимися из него людьми покинуть станцию. Аскер и Ланге направились к опушке леса. Но там оказалась позиция зенитной батареи. Они подались правее, однако и здесь путь был перекрыт - вдоль опушки тянулась изгородь колючей проволоки, за которой виднелась стена. Пришлось предпринять глубокий обход, пройти с десяток километров, прежде чем они оказались у цели. Истекали последние минуты ночи, до вокзала оставалось несколько сот шагов, когда на пути вырос патрульный. - Пропуск, - потребовал он. Аскер и Ланге остановились. - Мы на поезд, - сказал Аскер. - Мы солдаты и идем на вокзал. - Пропуск! - упрямо повторил солдат. - Послушай, - сердито сказал Ланге, - не будь дураком. Ну откуда у нас пропуск? Мы с батареи, что позади, на опушке, идем к поезду, видишь - ранцы. Берегись, - добавил он с угрозой, - я еду домой, и если опоздаю, дождусь, когда сменишься, и так тебя отделаю, что мать родная не узнает. Неизвестно, что подействовало на солдата - слова Аскера или упоминание Ланге о зенитной батарее, но патрульный вдруг отошел в сторону и махнул рукой. - Проходите, - устало сказал он. - Проходите, да поторапливайтесь, черт бы вас побрал! До поезда четверть часа, если не меньше. Путь был свободен. Они медленно двинулись вперед. Аскер был раздосадован. Вот и первая неприятная неожиданность: их увидели выходящими из леса. Первая ниточка, которая может потянуться к контрразведке. Мелькнула мысль - убрать патрульного. Сделать это легко: вот он, почти рядом, в темноте смутно белеет его лицо. Одно движение и... Нет, тело не спрячешь. Да если бы и удалось спрятать - солдата все равно хватятся. Начнутся поиски. Нет, нет, это хуже! А так можно надеяться, что болтать не станет. Не в его интересах. И Аскер с Ланге продолжали путь. - Эй, - донеслось сзади, - эй ты, длиннорукий! - Кажется, меня, - шепнул Герберт. - Ну, что надо? - крикнул он, обернувшись. - Ты эти угрозы прибереги для другого, - сказал солдат. - А я на них плевать хотел. Я бы и сам почесал кулаки о чью-нибудь морду. Не отвечая, разведчики ускорили шаг. Спустя несколько минут они были на вокзале. Патрульный сказал правду. Почти тотчас же объявили о подходе поезда с востока. Аскер и Ланге вышли на перрон, оставив ранцы под присмотром старушки, поджидавшей какой-то более поздний состав. Поезд подкатил к платформе. Ланге остался на перроне, Аскер же взобрался в один из вагонов. Он торопливо прошел по коридору, будто кого-то разыскивая, затем вернулся к отделению проводников. - Билеты, дружище, - сказал он служителю, занятому чисткой своего кителя. - Верните мне билеты. - Билеты? - удивился тот. - Но я их давно роздал. - Ага! - Аскер улыбнулся. - Их, значит, забрал мой спутник, обер-ефрейтор. Отдали ему, не так ли? Проводник кивнул. Аскер вытащил сигареты. - Закурим на прощанье, Гейнц! - Я Карл, а не Гейнц. - Кури, Карл. Сигареты отличные. Проводник взял сигарету. Аскер дружески кивнул ему и вышел. Сходя на перрон, он запомнил номер вагона. У ранцев поджидал Герберт. - Все в порядке, - сказал он. - У меня тоже. - Аскер поднял ранец. - Пошли. По дороге он пересказал товарищу свою беседу с проводником. Ланге сообщил: - Выехали без опозданий. В Берлине сняли с предпоследнего вагона каких-то двух типов. Оба - штатские, один в синем пальто, другой в куртке серого драпа, на голове тирольская шляпа. Учтите: скандал был громкий, сбежался весь состав, потому и описываю так подробно. В заключение Герберт показал два билета, подобранные им на перроне. Все это требовалось на случай, если бы Керимову и Ланге пришлось доказывать, что они прибыли в Остбург по железной дороге. Контрольный пост у выхода с вокзала миновали легко - пожилой солдат в очках полистал документы, мельком оглядел их владельцев и коротким кивком разрешил им идти. Стоявший рядом офицер, казалось, не обратил на них внимания. Рассвело. Они вышли на площадь: Аскер, высокий, широкоплечий, тонкий в талии; Ланге - ниже ростом, грузнее, с сильными округлыми плечами, чуточку кривоногий; оба в поношенных военных мундирах, Ланге - с погонами обер-ефрейтора, Аскер - капрала, оба с брезентовыми ранцами и шинелями через руку. Узнать Ланге было бы трудно - небольшая бородка, усики с закрученными вверх концами, темные очки совершенно его преобразили. Привокзальная площадь была невелика. Правое крыло ее занимало большое приземистое здание, расположенное по дуге. - Пакгауз, - негромко сказал Ланге, перехватив взгляд товарища. - Военные грузы. Аскер кивнул. Он узнал и стены темно-красного кирпича, и забранные массивной решеткой окна, и тяжелые металлические двери на роликах. Ланге был точен в своих описаниях города. Слева, тоже по кривой, расположились три жилых дома с остатками плюща на стенах. Один из них - узкий, высокий, с узорчатыми окнами и замысловатыми балкончиками - устремлен в небо длинный шпиль, плоский и иззубренный, как таран пилы-рыбы. Здания охватывали площадь полукольцом. Там, где кольцо обрывалось, начиналась магистраль. - Марианненштрассе? - спросил Аскер. Ланге не успел ответить. Подошла женщина с саквояжем. - Простите, - обратилась она к Аскеру, - как попасть на Гроссаллее? - Пожалуйста, - поспешил с ответом Ланге. - Вот подходит трамвай. Это тот, что вам нужен. Четвертая остановка, и вы в центре. Там начинается нужная вам улица. Женщина поблагодарила и направилась к трамваю. Аскер оценил действия спутника. Да, видимо, он не ошибся в Герберте. Держится хорошо, спокоен, со