н. - А мне немножко, одними губами первое слово только... Подскажешь, Зорина? Ты близко к доске сидишь, - просил Медведев. - Нет, я боюсь, я ни за что! - испуганно отговаривалась Лида. - Я ни губами, никак... Синицына, закрыв глаза, громко повторяла правила грамматики. Звонок рассадил всех по местам. Васек привстал с парты. Все в порядке: тряпка, мел, чернильница... Он заметил на полу скомканную промокашку и погрозил ребятам кулаком: только бросьте еще! Сергей Николаевич вошел в класс. Мазин бросил быстрый взгляд на Русакова: - Сергей Николаевич! Сейчас в пруду девочка утонула, в полынье... Ребята живо повернулись к Мазину: - Какая девочка? - Маленькая? - Где? Где? Мазин откашлялся. - Небольшая девочка... - Он еще раз откашлялся. - Годика три... Она так шла, шла, с саночками... - Ой, с саночками! Мазин привстал и обернулся к классу: - Ну да, с саночками. Да как провалится вдруг... весь лед на пруду треснул под ней... - Ой, бедненькая! - заволновались девочки. - Так сразу и провалилась? - Поговорим об этом после уроков, - сказал Сергей Николаевич, усаживая Мазина движением руки и раскрывая классный журнал. - Синицына! - вызвал он. Мазин хрустнул пальцами и уставился в потолок. Нюра одернула под партой платье и с вытянутым лицом пошла к доске. - А вы пишите в тетрадях, - сказал Сергей Николаевич, перелистывая учебник. - У меня перо сломалось, - неожиданно заявил Русаков, поднимая вверх ручку. Учитель вынул из бокового кармана коробочку и положил ее на стол: - Пожалуйста, возьми себе перо. Русаков толкнул Мазина и пошел к столу. Мазин поднял руку. - А у меня царапает, - сказал он. - Подойди и ты к столу. Учитель подошел к передним партам и спросил: - Кто еще пришел в класс, не заготовив себе хорошее перо? Трубачев беспокойно заерзал на парте. Ребята молчали. Мазин за спиной Русакова протянул руку к доске, схватил мел и спрятал его в карман. - Все с перьями? - еще раз спросил учитель. - Все! - Значит, только вот эти двое... - Учитель повернулся к Мазину и Русакову и вынул часы: - Вы отняли у нас три минуты. Сядьте оба. Русаков и Мазин пошли к своим партам. - Пишите, - сказал Сергей Николаевич: "Колхозники рано начнут сев..." Синицына беспокойно завертелась у доски. Она присела на корточки, пошарила руками по полу и, повернувшись к ребятам, вытянула в трубочку губы. - Ме-е-ел! - раздался ее пронзительный шепот. Васек поднял голову. Саша повернулся к нему и тихо спросил: - Где мел? - Я клал, - взволнованно ответил Васек. Сергей Николаевич постучал пальцами по столу. - Ищи-и! - зашипели на Синицыну ребята. Синицына испуганно развела руками. Лицо Сергея Николаевича потемнело. - Одинцов, сбегай за мелом, живо! Одинцов опрометью бросился из класса. - Кто сегодня дежурный? Васек встал, чувствуя, как кровь приливает к его щекам. Рядом встал Саша Булгаков. Сергей Николаевич поднял брови: - Трубачев? Булгаков? Булгаков, ты к тому же и староста. Саша вытянул шею и замер. - Надо лучше знать свои обязанности, - резко сказал учитель. - Садитесь! Не глядя ни на кого, Васек опустился на место. Ему казалось, что сзади него перешептываются девочки. Неподалеку слышалось тяжелое дыхание Мазина - ему было жарко. Русаков, забыв обо всем на свете, считал минуты. Одинцов, запыхавшийся от бега по лестнице, принес мел и от волнения протянул его прямо учителю. - Положи на место, - сказал Сергей Николаевич. Синицына перехватила из рук Одинцова мел и, держа его наготове, таращила на учителя глаза. "Колхозники рано начнут сев..." - снова продиктовал учитель. Урок пошел как обычно. Синицына разбирала предложения бойкой скороговоркой. "И куда торопится, лягушка эдакая?" - с тревогой думал Русаков. После Синицыной отвечал Медведев. Проходя мимо Зориной, он тихонько толкнул ее локтем. Лида замотала головой и заткнула уши. - Что-нибудь случилось, Зорина? - спросил Сергей Николаевич. Лида вскочила: - Нет. - Тогда сиди спокойно и не делай гримас, - отвернувшись, сказал учитель. Лида села, боясь пошевельнуться. В классе было тихо. Сергей Николаевич вызывал, спрашивал, но ребята чувствовали, что он недоволен. Звонок, как свежий студеный ручей, ворвался из коридора и разлился по классу. Ребята облегченно вздохнули. Сергей Николаевич взял портфель. Когда за ним закрылась дверь, ребята повскакали с мест и окружили Трубачева и Булгакова: - Что же вы? Как это вы? - Не могли мел положить! - Осрамили! Весь класс осрамили! - Честное пионерское... - начал Саша и, возмущенный, повернулся к Трубачеву: - Я на тебя, как на себя самого, надеялся! - А я что? Что я? - сразу вскипел Трубачев. - Ты сказал, что у тебя все в порядке, а сам... - Что - сам? - подступил к нему Васек. На щеках у него от обиды расплылись красные пятна. - Дисциплина! - крикнул кто-то из ребят. - А сами еще всех подтяги- вают! - И на девочек нападают, - пискнула Синицына. - Молчите! - с бешенством крикнул Васек и обернулся к Саше: - Говори, что я сделал? - Мел не положил, вот что! - Кто не положил? - Ты! - бросил ему в лицо Саша. - Весь класс подвел. - Врешь! - топнул ногой Васек. - Я все проверил, и все было, - нечего на меня сваливать! - Я не сваливаю. Я еще больше отвечаю! Я староста! - Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! - выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васек. - Трубачев! - сорвался с места Малютин. - А-а, ты так... этим попрекаешь!.. - Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему. - Разойдись! Разойдись! - выпрыгнул откуда-то Одинцов. Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами: - Булгаков, отойди! - Трубачев, брось! - Перестаньте! Перестаньте! - кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачева. Одинцов держал Сашу. - Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! - кричал через его плечо Саша. - Староста! - презрительно бросил Васек, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы еще? Сева Малютин загородил ему дорогу: - Трубачев, так нельзя, ты виноват! Васек смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала. Валя Степанова бросилась к Малютину. Васек хлопнул дверью. Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса. Когда Трубачев вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее. - За что? - со слезами выкрикнул Русаков. - Сам знаешь, - тяжело дыша, ответил Мазин. Ребята удивленно смотрели на них: - Еще драка! Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову: - Не реви, хуже будет. Глава 20. КАК БЫТЬ? Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шел, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щелкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил: - Знаешь, он просто со зла, нечаянно... Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал... И сам не знал... Да тут еще ребята кричат. Ну, довели его до зла - он и сказал. Одинцов перевел дух и взглянул в упрямое лицо Саши. - Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома - так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да еще бабушка скажет: "Ну, сел на свинью!" Это у нее поговорка такая. Коля неловко засмеялся и, ободренный Сашиным молчанием, продолжал: - Это с каждым человеком бывает. А Трубачев все-таки наш товарищ. Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза: - Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я... я... - Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: - Ни-когда не прощу! - Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! - горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился. - А, ты за него, значит? - тихо и угрожающе спросил он в упор. - Я не за него, - взволновался Одинцов, - я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду еще говорили... - Ладно, дружите... А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! - с горечью сказал Саша. Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому. - Саша! Одинцов догнал его уже у ворот: - Саша! Я все понимаю. Я за тебя... Мне только очень жалко... - А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! - Саша кивнул головой и пошел к дому. Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице. "Пропала дружба... - грустно думал он, стараясь представить себе, как будут теперь держаться Трубачев и Саша. А с кем я буду? Один или с каж- дым по отдельности?" Одинцов не стоял за Трубачева. Поступок Васька казался ему грубым и глупым. "На весь класс товарища осрамил! "Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!" - с возмущением вспоминал он слова Трубачева. - И как это ему в голову пришло? Ведь Саша не виноват, что у них детей мно- го, ему и так трудно, размышлял он, шлепая по лужам. - И еще Малютина отшвырнул... Севка и так слабый..." Коля Одинцов был растревожен. Дома он наскоро выучил уроки, весь вечер слонялся без дела и, ложась спать, вдруг вспомнил: "А ведь сегодня четверг. К субботе статью писать надо..." Перед ним встал Васек Трубачев, с рыжим взъерошенным чубом на лбу, с красными пятнами на щеках. "Я ведь о нем писать должен. Все... Честно... И вся школа узнает... Митя... Учитель... - Одинцов нырнул под одеяло и накрылся с головой: - Не буду. На своего же товарища писать? Ни за что не буду!" Он замотал головой и беспокойно заворочался. - Коленька, - окликнула его бабушка, - ты что вертишься, голубчик? - У меня голова болит, - пожаловался ей мальчик. - Голова? Уж не простудился ли? Старушка порылась в деревянной шкатулке, подошла к кровати и пощупала Колин лоб: - На-ко, аспиринчику глотни. - Зачем? - отодвигая ее руку с порошком, рассердился Коля. - Вечно ты, бабушка, с этим аспиринчиком! У меня, может, не то совсем. - Да раз голова болит. Ведь аспирин - первое средство при всяком случае. - Ну и лечи себя при всяком случае, а ко мне не приставай... Тебе хорошо - ты дома сидишь, а я целый день мотаюсь. Иди, иди! Я и так засну! Он повернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним опять встал Васек Трубачев. Потом стенгазета, перед ней кучка ребят и учитель. "Совершенно точно и честно", - глядя на статью, говорит Сергей Николаевич. "Одинцов никогда не врет!" - кричат ребята. "Не врет... Мало ли что... Можно и не врать, а просто промолчать. Только вот Митя спросит, почему не написал, и ребята скажут: побоялся на своего дружка писать, а как про кого другого, так все описывает... - Одинцов вздохнул. - Нет, я должен написать... всю правду". Кровать заскрипела. Бабушка заглянула в комнату. Коля громко захрапел, как будто во сне. "Какой же я пионер, если не напишу? - снова подумал он, прижимаясь к подушке горячей щекой. - Ведь меня выбрали для этого... А какой же я товарищ, если напишу?" - вдруг с ужасом ответил он себе и, сбросив одеяло, сел на кровати. - Коленька, тебе чего? - Дай аспиринчику, - жалобно сказал Коля. Глава 21. МАЛ МАЛА МЕНЬШЕ Когда Саша открыл дверь своего дома, на него пахнуло знакомым теплым детским запахом, звонкая возня ребятишек неприятно оглушила его. Он схватил за рубашонку играющего у порога Валерку: - Куда лезешь? Пошел отсюда! Валерка сморщился и вытянул пухлые губы. Мать поспешно подхватила его на руки и тревожным взглядом окинула расстроенное лицо сына: - Саша, Саша пришел! Ребятишки, отталкивая друг друга, бросились к Саше. - Брысь! - сердито крикнул он и, заметив взгляд матери, с раздражением сказал: - И чего лезут! Домой прийти нельзя! - Да они всегда так... радуются, - осторожно сказала мать. - Виснут на шее! Как будто я верблюд какой-нибудь... ну, пошли от ме- ня! - закричал он на сестренок. - А мы без тебя играли. Знаешь как? - заглядывая ему в лицо и пряча что-то за спиной, сказала его любимица - Татка. Саша молча отодвинул ее в сторону и прошел в комнату. - Не троньте его, отойдите, - тихо сказала мать. - Играйте сами. Саша бросил на стол книги и сел, стараясь не замечать внимательного взгляда матери. Этот взгляд тоже вызывал в нем раздражение: "Так и смотрит, все знать ей надо..." Мать наскоро вытерла руки, накрыла на стол: - Сашенька, иди обедать! Ребята с шумом полезли на стулья. Трехлетняя Муська зазвенела ложкой о тарелку. - Руки под стол! - закричал Саша. - Что ты звонишь, как вагоновожатый! - накинулся он на Муську, отнимая у нее ложку. - Сейчас выгоню! - Саша, Саша! - удивленно, с упреком сказала мать. - Что это ты, голубчик? - "Голубчик"! Нянька я вам, а не "голубчик"! Не буду я им больше ничего делать! Сама, как хочешь, с ними справляйся! - отодвигая свою тарелку, закричал Саша. - Все на меня свалила!.. Он вдруг остановился. Мать смотрела на него с жалостью и испугом. Половник дрожал в ее руке. Дети притихли. - Ешь. Вот тебе мясо. Сам порежешь? - Сам, - буркнул Саша, давясь куском хлеба. За столом стало тихо. Мать резала маленькими кусочками мясо и клала его в тарелки малышам. - Кушайте, кушайте, - говорила она вполголоса, помогая то одному, то другому справляться с едой. Татка, придвинув к Саше свою тарелку, шепотом сказала: - Саша, порежь мне. - Сама не маленькая! - отодвигая локтем ее тарелку, сказал Саша. - Мама, чего он не хочет? - обиженно протянула Татка. - Не приставай к нему, Таточка. Дай свою тарелку! Татка вскочила, с колен ее покатился на пол круглый пенал. Этот пенал Саша сам подарил ребятам для игры "в школу". Но сейчас, чувствуя заки- павшие в глазах слезы и острую потребность придраться к чему-нибудь, Са- ша схватил пенал и выбежал из-за стола. - На моем столе роетесь! Все мое хватаете! Ладно, я теперь всех швырять буду! - кричал он неизвестно кому со слезами в голосе. Потом бросился ничком на свою кровать и разрыдался. - Сашенька, Саша... Кто тебя, сынок мой дорогой? Кто тебя обидел, голубчик? - гладя его по спине, спрашивала мать. Саша молча плакал, уткнувшись в подушку круглой стриженой головой. Вокруг кровати, прижимаясь к матери, всхлипывали испуганные ребята. Валерка, приподнявшись на цыпочки, обхватил Сашину шею и уткнулся лбом в подушку. Саша высвободил руку и обнял теплое тельце братишки. Глава 22. ВАСЕК Васек стоял у окна и на все вопросы тетки отвечал: - А тебе-то что? - Как это - тебе-то что? - возмутилась тетя Дуня. - Прибежал, как с цепи сорвался! Я тебя и спрашиваю: случилось с тобой что, отметку плохую получил или наказали тебя в школе? - Ну и наказали, - усмехнулся Васек. - А тебе-то что? - Ты мне не смей так отвечать! Я не с улицы пришла ответ у тебя спрашивать. Мне вот отец пишет, что еще недели на две задержится. - Письмо есть? Отец пишет? Давай письмо! Почему сразу не дала мне? - закричал на тетку Васек. Тетка вынула из-под скатерти письмо. - Я с тобой поговорю еще... Вот почитай раньше... - холодно сказала она, испытующе глядя на племянника поверх очков. - Ладно! - нетерпеливо сказал Васек, отходя к своему столу и вытаскивая из конверта тонкую серую бумажку. Отец писал, что никак не мог сообщить о себе, так как ездил со своей бригадой на другие участки и все надеялся скоро вернуться. Но сейчас в паровозном депо идет большой ремонт, и придется недельки на две задержаться. Он просил тетку приглядеть за племянником, спрашивал, как учится Васек, как он ест, спит, не очень ли скучает. В конце стояла приписка сыну: "Дело, Рыжик, прежде всего. Паровозы мои - пациенты смирные, слушаются меня. Есть среди них очень интересные, новой системы, наши советские. Приеду - расскажу. А пока делаq ты, Рыжик, свои дела так, чтобы совесть была чиста. Твой папа". Васек опустил письмо и задумался. Отец задерживается... Не с кем поговорить по душам. Некому рассказать, что произошло за это время в его жизни... Васек подумал о Саше. Вспомнил его лицо и слова, которые тот бросил ему: "Не товарищ!" "Подумаешь, напугал! И что я ему сказал? Разве это не правда, что он сестричек нянчит? Правда..." - храбрясь и оправдываясь перед собой, думал Васек. Потом, вспыхнув до ушей, он растерянно посмотрел на свою твердую загорелую руку. В этой руке осталось ощущение острого, худенького плеча Севы. Васек прикусил губу, чувствуя стыд и недовольство собой. Как это с ним случилось, что он швырнул Севу? Конечно, Малютин сам полез, его никто не просил. Васек посмотрел на письмо. Задерживается... в такую минуту, когда ему одному мог он рассказать обо всем, что произошло в классе. "Ну и ладно... Пусть со своими паровозами остается... Хоть и совсем не приезжает, раз так", - с горькой обидой на отца думал он. - Вот и поговорим, - сказала тетка, закончив какие-то кухонные дела и присаживаясь на стул против Васька. - Разболтался! Грубишь! Думаешь, тетка сквозь пальцы глядеть будет? - Тетя Дуня оправила подол юбки и поудобнее уселась на стуле. - Нет, племянничек, я здесь не для этого живу. На меня не напрасно твой отец надеется. Трубачевы зря ничего не обещают, и я тебя на ум-разум направлю, - медленно цедила слова тетка. Васек вдруг вышел из берегов: - А что ты мне сделаешь? Что ты ко мне привязалась сегодня? "На ум-разум направлю"! Вот я отцу расскажу! - кричал он, размахивая руками. Тетка поджала тонкие губы. - А я и отца ждать не буду. Я в школу пойду, - язвительно сказала она. - Ты... в школу? - задохнулся Васек. - В школу?.. Ведьма! - неожиданно для себя выпалил он и испугался. Лицо у тетки вдруг сморщилось, очки упали на колени, ресницы заморгали, и на них показались слезы. - Спасибо, Васек, спасибо, племянник, - тихо сказала тетка, поднимаясь со стула. Васек хотел броситься к ней, попросить прощения, но слова застряли у него в горле. Первая минута была потеряна, и, провожая глазами ее сгорбившуюся фигуру, он только беспомощно шевелил губами. Тетка весь вечер просидела в кухне. "Ну и пускай! - думал Васек, стараясь побороть в себе чувство жалости и раскаяния. - Еще каждому кланяться буду! Просить, унижаться!" Вечером пришла Таня. В последнее время Васек редко видел ее и особенно обрадовался теперь, чувствуя себя одиноким и несчастным. - Таня, ты где все пропадаешь? - спросил он, поглаживая глиняного петуха. - Я тебя совсем не вижу. -- Да у меня дела теперь сверх головы. Меня, Васек, в комсомол принимают! - с гордостью сказала Таня, показывая на толстую книгу в коленкоровом переплете. - Вот, учусь! И работаю. Ведь это заслужить надо. - А я еще пионер только, - со вздохом сказал Васек и сразу подумал: "А вдруг Митя узнает про то, что в классе было? Или учитель?" Сердце его сжалось, и к щекам опять прилила краска. - Ты что? - спросила Таня. - Ничего. Спать захотел, - сказал Васек. - Да посиди, рано еще... Что отец пишет? - Пишет - задерживается... Я пойду, - устало сказал Васек. Ему и правда захотелось спать. Он лег, но сон не приходил долго. На душе было одиноко и тоскливо. Васек вспомнил Одинцова и грустно улыбнулся. "Один товарищ у меня остался... Один друг, а было два... Эх, из-за куска мела! - Он приподнялся на локте. - А куда же этот проклятый мел делся? Ведь я же сам клал его - длинный, тонкий кусочек. Куда же он делся? Надо было поискать хорошенько, найти, доказать. Может, он лежал в уголке где-нибудь..." Васек пожалел, что не сделал этого сразу, а в раздражении ушел из класса. * * * Утром Васек долго валялся в кровати, лениво делал зарядку. Он не торопился: день перед ним вставал хмурый и неприятный. В первый раз не хотелось идти в школу. "Теперь, наверно, все на меня глазеть будут, как на зверя какого-нибудь..." Не хотелось видеть Сашу, Малютина, и перед остальными ребятами было стыдно и нехорошо. "А что такое? Фью! Больше бояться меня будут! Никто не полезет ко мне!" - хорохорился он наедине с собой, пытаясь заглушить чувство стыда и беспокойства. Входя в класс, он сделал равнодушное лицо и как ни в чем не бывало направился к своей парте, хотя сразу заметил, что ребята его ждали и говорили о нем. Ему даже показалось, что из какого-то угла донесся шепот: - А еще председатель совета отряда... На самом деле слова эти никем не были сказаны, Ваську это только показалось. Но он насторожился и, небрежно обернувшись к классу, посмотрел на ребят дерзким, вызывающим взглядом. Саша Булгаков, который сидел впереди, ни разу не обернулся с тех пор, как Трубачев вошел в класс. На его круглом открытом лице было вчерашнее упрямое выражение, в глазах - мрачная, застоявшаяся обида. Васек, чтобы показать, что он совершенно не интересуется Сашей, небрежно развалился на парте и, стараясь не смотреть на стриженый затылок товарища, неудобно и напряженно повернул голову и смотрел вбок. Малютин спокойно сидел рядом с ним. Он не чувствовал ни страха, ни унижения, ни обиды, как будто не его, как котенка, швырнул вчера Трубачев на глазах всего класса. Малютин страдал за Васька. Васек Трубачев в его глазах всегда был честным, смелым товарищем, которого слушались и любили ребята. И вот теперь вместо этого честного и смелого товарища рядом с ним сидел дерзкий расшибака-парень, показывающий всем и каждому, что в любую минуту может пустить в ход кулаки. "Пусть только кто-нибудь пикнет!" - говорил весь облик Трубачева. Сева ясно видел, что класс осуждает Трубачева. И, чтобы заставить товарища перемениться, вернуть его в обычное состояние, Малютин изредка задавал ему простые вопросы: как он думает, будут ли у них экзамены и когда; останется ли с ними Сергей Николаевич и на следующий год? Васек удивлялся, что Сева как будто забыл про вчерашнее; он чувствовал к нему благодарность, жалел, что так обидел его, но, боясь показаться в глазах ребят трусом, который подлизывается к Малютину, чтобы уладить с ним отношения, отвечал Севе свысока, небрежно, чуть-чуть повернув в его сторону голову. На переменке к Трубачеву подошел Мазин. - Ну и поссорились, экая важность! - ни с того ни с сего сказал он. - Из каждой мухи слона делать - так это и жить нельзя. - Я и не делаю слона, - ответил ему Васек. - Я не про тебя - я про Булгакова. Что это он нюни распустил, от одного слова скис? - Он не скис! - рассердился Васек. - И нюни не распускал. Это не твое дело! Мазин наклонил голову и с любопытством посмотрел на Трубачева. - Вот оно что... - неопределенно протянул он и отошел к своей парте. - О чем ты с ним говорил? - спросил его Русаков. Но Мазин был поглощен своими мыслями. - Вот что... - чему-то удивляясь, снова повторил он. Лида Зорина избегала смотреть на Васька; она то и дело подходила к Саше и с глубоким сочувствием смотрела на Малютина. У Вали Степановой было строгое лицо, и другие девочки неодобрительно молчали. Хуже всего было Коле Одинцову. Он то сидел на парте рядом с Васьком, стараясь в чем-то убедить его, то отходил к Саше. И, недовольный своим поведением, думал: "Что это я от одного к другому бегаю!" Одинцов все еще надеялся помирить обоих товарищей. - Ты бы сказал ему, что виноват, ну и все! - уговаривал он Трубачева. Васек, разговаривая с Одинцовым, становился прежним Васьком. - А если по правде, по честности - я виноват, по-твоему? - спрашивал он товарища. - Виноват! - твердо отвечал Коля. - Не попрекай чем не надо. Ты против Саши барином живешь. - А он имел право мелом меня попрекать? Одинцов пожал плечами: - Не знаю... Если ты клал этот мел, то куда он делся? Разговоры не приводили ни к чему. Один раз Трубачев сказал: - С Булгаковым я дружил, а теперь он мой враг. И больше о нем не говори. Я к нему первый никогда не подойду. А ты с ним дружи. И со мной дружи. - Да ведь нас трое было. - А теперь ты у меня один остался, - решительно сказал Васек. К концу дня, видя, что ребята, как будто условившись между собой, не заговаривают о ссоре, Трубачев успокоился, принял свой прежний вид и даже сказал Малютину: - Я ведь тебя не хотел вчера... - Я знаю, я знаю! - поспешно и радостно перебил его Сева. - Дело не во мне, я другое хочу тебе рассказать... Только дай мне честное пионерское, что не рассердишься. - Я на тебя не рассержусь, говори. Сева быстро и взволнованно рассказал ему про мальчишку в Сашином дворе, как тот осыпал Сашу насмешками, когда Саша нес помои. Васек стукнул кулаком по парте: - И ты не выскочил и не дал ему хорошенько? Эх, я бы на твоем месте... - Я вышел потом... Но это не то, я другое хотел сказать. Они посмотрели друг другу в глаза. Васек потемнел. - Ты что же... меня к тому хулигану приравнял? - тихо, с угрозой спросил он. - Тот хулиган не был Сашиным товарищем, - ответил ему Сева. Глава 23. СТАТЬЯ ОДИНЦОВА Одинцов писал статью. Он описывал все происшедшее в классе так, как оно было. Но каждый раз на фамилии Трубачева он останавливался и долго сидел, опустив голову. Потом снова брал перо. "А теперь ты у меня один остался", - сказал ему Васек. "Но ведь я в глаза говорил ему, что он виноват. И завтра сам скажу, что статью написал. Как пионеру скажу... Он поймет, что иначе нельзя мне", - волновался Одинцов. Уже несколько ребят спросили его в классе, какую статью он даст в стенгазету. - Правду напишешь? - Как всегда. Одинцов вспомнил, что, ответив так ребятам, он перестал колебаться, но после этого никак не мог подойти к Трубачеву и ушел домой, не попрощавшись с ним. И всю дорогу в мыслях его что-то двоилось, путалось. Трубачев стоял по одну сторону, а он, Коля Одинцов, - по другую. Ребята ждали от Одинцова правды и справедливости. "Я спрошу его, как бы поступил он на моем месте, - волнуясь, думал Коля. - Он ведь тоже пионер, он не захочет, чтобы я из-за него пионерскую честь свою запятнал". Одинцов снова брался за перо: "...Когда Трубачев выходил, к нему бросился Малютин и сказал: "Трубачев, ты виноват". Трубачев схватил Малютина за плечо и сильно толкнул его..." Подумав, Одинцов зачеркнул слова "схватил" и "сильно". Вышло так: "Трубачев взял Малютина за плечо и оттолкнул его..." - Почти одно и то же... - прошептал Одинцов и перешел к следующему происшествию: "...А потом Мазин за что-то ударил Русакова, и оба спокойно вышли из класса. Редакция надеется, что Трубачев, как пионер и товарищ, поймет, что он сделал нехорошо, и как-нибудь помирится с Булгаковым". * * * Васек притих. Он вдруг понял, что всех обидел: и тетку, и Сашу, и Севу Малютина, - что он перед всеми виноват. От этого на душе у него было тоскливо, и даже приезд отца не обещал ему радости. Случай на Сашином дворе не выходил у него из памяти. Он думал о Саше. Вспомнил, как они с Одинцовым звали его на каток, а он не мог пойти. - "А ведь Сашке, конечно, трудно, а я еще попрекнул его. Он, верно, сразу того хулигана вспомнил... Такую обиду Саша не простит. Тетка тоже не простит. Она так заботилась обо мне, а я назвал ее ведьмой... Сева простил. Почему простил Сева - непонятно. Но Малютин вообще непонятный. Может, он трус и не хочет ссориться со мной? Нет, он не трус! Он даже, наоборот, как-то..." Но как это "наоборот" - Васек не додумал. Была суббота. После обеда собиралась редколлегия, вчера ребята давали заметки. Интересно, что написал Одинцов? Вчера из самолюбия Васек не спросил его об этом, хотя сам Одинцов все время начинал с ним разговор о стенгазете. Видно, не знал, как писать, и хотел посоветоваться. "Наверно, написал просто, что куда-то делся мел и дежурные поспорили между собой", - спокойно подумал Васек. - Тетя Дуня, мне в школу на собрание нужно. Тетка молча накрыла на стол. Она все делала теперь молча. Васек слы- шал, как вчера вечером она сказала Тане: - Он меня обидел, и я все ему буду делать официально. Васек вздохнул: "Ну что ж, я тоже официально буду..." Глава 24. В ЗЕМЛЯНКЕ Мазин перестал ходить на занятия к Трубачеву. С одной стороны, его мучила история с мелом и он чувствовал себя виноватым перед Васьком. С другой стороны, после злополучного урока он решил подтянуть Русакова и сам превратился в учителя, пригрозив Петьке, что будет считать его последним человеком в Советском Союзе, если он не научится отличать подлежащее от сказуемого и глагол от имени существительного. Русаков сам понял, что ему никуда не деться от грамматики, и согласился заниматься. Он хорошо знал, что если Мазин за что-нибудь берется, то "дело будет". Занимались в землянке. Пообедав, порознь выходили из дому и окольными путями шли к пруду. Ноги проваливались В глубокий, рыхлый снег, вода доходила до щиколотки, пробираться к старой ели было трудно, но зато в землянке было сухо и уютно. Мальчики отгребли от входа снег и прорыли вокруг глубокие канавы, чтобы дать сток воде. Усевшись поудобнее на мешке, они зажигали коптилку и начинали заниматься. Еще до урока Петя успевал рассказать товарищу тысячу новостей. Уже две недели в их доме жила молодая женщина, которую он называл мачехой. Мачеха пугала и интересовала Петю. Он всегда ждал от нее каких-нибудь неприятностей и рассказывал Мазину: - Такую пыль в доме подняла! Всю мою кровать вверх тормашками перевернула. И чего ей там нужно было? - Клопов, - изрекал Мазин. - Может, конечно... А потом, смотрю, на мой стол чернильницу отцовскую поставила, ручку у отца сперла. - Это что еще за слово у тебя? Говори по-русски. - Ну, стащила... - Смотри у меня! А то подумают - я тебя научил, - выговаривал Мазин. - Ладно, - соглашался Русаков, - пускай стащила... Она вообще нас с отцом не различает: что ему, то и мне! - вдруг похвалился он. - Различит, когда за ремень возьмется, - поддразнил его Мазин. - Она сама не возьмется. Отца подучать будет... Она мне вот что один раз говорит: "Петя, может, ты за хлебом сегодня сходишь?" Видал? Думает прислужку из меня сделать! - А ты хлеб ешь? - Ем. - Не ешь, - серьезно сказал Мазин. - Почему это? - Потому что она подумает, что ты из нее прислужку хочешь сделать. Петя засмеялся. - Ты всегда придумаешь чего-нибудь... А мне бы только одно наверняка знать: добрая она или злая? - задумчиво сказал он. - Почему это нельзя сразу человека узнать? - Узнать, пожалуй, можно, - протянул Мазин. - А как? - заинтересовался Русаков. - Принеси ей дохлую кошку. - Совсем дохлую? - Не совсем... наполовину... чтоб еще мяукала... Или собаку. Одно из двух. - И что? - И посмотри: выкинет она ее или накормит. Кто любит животных, тот добрый человек, а кто их не жалеет, тот сам дрянь! - объяснил Мазин. - Это верно... А где же мне эту самую дохлую кошку взять? Если поймать да заморить какую-нибудь? - сморщившись, сказал Петя. - Ну, и будешь сам дрянь, - отрезал Мазин. - Ну вот... а говоришь... Легче уж совсем дохлую достать, так ту и жалеть нечего, раз она уже все равно скончалась... А так... все кошки толстые, - припоминая всех знакомых кошек, говорил Русаков. - Ну ладно! Выбрось все это из головы. Садись. Говори честно: чего знаешь и чего не знаешь? - Что ты не знаешь, то и я не знаю, - расхрабрился Русаков. - Ну-ну! Я не знаю - так догадаюсь, - важно сказал Мазин. - Тебе со мной не равняться. А по правде, обоим подтягиваться нужно. Скоро экзамен. Придется как-никак поработать. Ребята взялись за учебу. Положив на колени учебник, Мазин экзаменовал Русакова, тут же проверяя и свои знания. Когда оба начинали скучать, Мазин говорил: - Последнее предложение: "Коля стукнул Петю по шее". Разбирай. - Нет, ты разбирай: "Русаков положил Мазина на обе лопатки". - Раньше положи, - говорил Мазин, обхватывая товарища поперек туловища. Начиналась борьба. Со стен летели пугачи и рогатки, мешок с сеном трещал по всем швам. Ужинали порознь. Каждый у себя дома. Последнее время Петя стал разборчив в еде. Ворону пришлось выбросить, мороженую рыбу пустили в пруд на съедение ракам. - Знаешь, Мазин, это кушанье как-то не по мне, - сознался товарищу Петя. - А какие еще фрикадельки тебе нужны? - ворчал Мазин, очищая котелок от вороньих перьев. Ложась спать, Мазин размышлял о жизни: "Учиться хорошо можно. В конце концов это не такое трудное дело. Отвиливать, пожалуй, труднее". И он сразу решил за себя и за Русакова - хорошо подготовиться к экзаменам. История с мелом тоже повлияла на Мазина. "В общем, все из-за одного лодыря вышло. Знай Петька грамматику - я бы не стащил мел. Не стащи я мел - Трубачев не поссорился бы с Булгаковым, вот и все... А какие товарищи были Васек и Саша! Трубачев и сейчас за Булгакова вступился, когда я сказал, что Сашка нюни распустил... Гм... А в общем, какая это дружба! Из-за одного куска мела все вдребезги! Я бы так Петьку не бросил. Эх, жизнь!" Мазин был благодарен Трубачеву за помощь по географии. Бывая у Васька в доме, он сблизился с ним и привык к нему, а поэтому всю вину перекладывал на Сашу, да еще в самой глубине сердца сознавал и свою вину, которую, в свою очередь, перекладывал на Русакова, и, не в силах разобраться в этой путанице, засыпая, говорил: - Эх, жизнь! Глава 25. "СОВЕРШЕННО ТОЧНО" Васек торопился. На втором этаже школы, в пионерской комнате, окна были освещены. "Работают уже!.. Скорей надо! Сегодня Белкин переписывает, наверно". - Иван Васильевич, Митя пришел? - спросил он, пробегая мимо Грозного. - Нет еще... Сергей Николаевич в учительской, - сообщил Грозный. "Эх, а я опоздал!" - подумал Васек и, пробежав быстро по коридору, открыл дверь в пионерскую комнату. Одинцов стоял посреди комнаты, держа в руках аккуратно исписанный листок. Ребята окружали его тесным кольцом. Увидев Васька, кто-то тихо сказал: - Трубачев! Все лица повернулись к Трубачеву. Одинцов тоже обернулся и машинально спрятал за спину листок. Трубачев посмотрел ему прямо в глаза. Потом медленно протянул руку: - Это про меня? Дай! Одинцов, бледный, но спокойный, передал ему листок. - Я не мог иначе... - сказал он. Васек пробежал глазами статью. Она пестрела его фамилией. - Совершенно точно, - сказал он, криво усмехаясь и возвращая листок. - Совершенно точно... - повторил он и при общем молчании вышел из комнаты. - Трубачев! - упавшим голосом позвал Одинцов. - Ребята, что же вы! Остановите его! - Трубачев! Трубачев! - понеслось по коридору. - Митя! Где Митя? - волновались ребята. Саша Булгаков подошел к Одинцову и сел рядом с ним. - Ты не из-за меня написал? - спросил он, моргая ресницами. - Нет, я просто правду написал! - Одинцов поднялся. - Белкин, переписывай! Ребята зашевелились, задвигались, горячо обсуждая случившееся. Мнения разделились: одни обвиняли Одинцова и говорили, что он не должен был подводить товарища; другие защищали Одинцова. - Он не имел права иначе! Он поступил честно! - кричали они. В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич. Он просмотрел стенгазету и прочел статью Одинцова. Ребята стояли понурившись, работа шла вяло. Все ждали, что скажет учитель. Сергей Николаевич подозвал Одинцова: - Это с Трубачевым ты просил посадить вас вместе? - Да, с Трубачевым и Булгаковым. - Закадычные друзья? А кто же больше друг - Булгаков или Трубачев? - спросил учитель, не глядя на Одинцова. - Оба, - сказал Коля, мучительно краснея. Сергей Николаевич положил руку на его плечо: - Бывают, Одинцов, трудные положения у человека. Но если справедли- вость требует, то... ничего не поделаешь... - он улыбнулся, - надо себя преодолеть! В комнату вошел Митя. - Вы давно здесь? - спросил он, вытирая платком мокрые волосы. - Какая-то труха с неба сыплется... Ну как? Познакомились с материалом? - Познакомился, - сказал учитель, подвигая ему статью. - Тут много интересного. Митя быстро пробежал глазами статью. - Ого! Одинцов пишет про Трубачева! Это новость! - Он вскинул на учителя глаза. - Д-да... Не ожидал от Трубачева. Ведь он председатель совета отряда. Придется поговорить. Сергей Николаевич кивнул головой: - Обязательно! - О чем они? - шепотом спросил у Одинцова Саша. Он чувствовал себя неловко и, когда Сергей Николаевич смотрел в его сторону, готов был провалиться сквозь землю. - Не знаю, они между собой говорят... Им тоже неприятно все это. Когда Сергей Николаевич вышел, ребята бросились к Мите и, перебивая друг друга, стали рассказывать, что Трубачев прочитал статью и ушел. - Экий недисциплинированный парень! Никакой выдержки нет. Придется с ним поговорить по-серьезному. - Ну что ты, Митя, он же председатель совета отряда! - Тем более должен знать дисциплину! - нахмурился Митя, подвигая к себе статью и перечитывая ее снова. Читая, он вскидывал вверх брови, всей пятерней расчесывал волосы и задумчиво глядел куда-то вбок. Потом щелкнул пальцами по столу и весело, по-мальчишески спросил: - А куда же делся мел? * * * Васек не шел, а бежал, натягивая на ходу пальто. На крыльце он чуть не сбил с ног Грозного и далеко за собой оставил его окрик: - Эй ты, Мухомор, куда? Пробежав школьную улицу, он наугад свернул в первый попавшийся переулок и оглянулся. Кончено.... Кончено... Одинцов не товарищ... Одинцов осрамил его перед учителем, перед Митей... Одинцов не подумал, что Васек - председатель совета отряда, не пожалел товарища... Васек покачал головой: "Теперь у меня никого нет... ни Одинцова, ни Саши..." Он вспомнил Малютина, Медведева, Белкина и других учеников своего класса. Никогда не заменят они ему прежних товарищей. На всю жизнь теперь он, Васек Трубачев, остался один. Мягкий снег сеялся сверху на серые лужи, на черные островки сырой земли, на Васька Трубачева. А он все шел и шел, низко наклонив голову, как человек, который что-то потерял и безнадежно ищет. * * * О заметке Одинцова и о том, что Трубачев сам не свой выбежал из пионерской комнаты, Мазин узнал от Нюры Синицыной. Она встретила его с Русаковым на улице и спросила: - Не видели Трубачева? - Нет. А зачем тебе? - поинтересовался Мазин. - Он, наверно, на редколлегии, - сказал Русаков. - В том-то и дело, что он сейчас выскочил оттуда как угорелый. Ой, что было! Одинцов нам статью читал, а Трубачев вдруг вошел! - Какую статью? - насторожился Мазин. Нюра, захлебываясь, стала рассказывать. - Когда это было? - схватил ее за руку Мазин. - Да вот, вот... сейчас! Я за ним, а его уже нет. Я звала, звала... прямо чуть не плакала... Мазин повернулся к Русакову: - Иди домой. - Я с тобой, - бросился за ним Петя. - Кому я сказал! - прикрикнул на него Мазин и быстрым шагом пошел к дому Трубачева. В голове у него зрело какое-то решение, но какое - Мазин еще не мог сообразить. Он знал только одно: наступило время действовать. А как? Сознаться в том, что он утащил мел? Этого Мазину не очень-то хотелось. Он надувал свои толстые щеки, изо всех сил стараясь придумать что-нибудь такое, чтобы самому выйти сухим из воды и выручить Трубачева. Голова работала плохо. Мазин хмурил лоб и размахивал руками. Потолкавшись на улице около дома Васька, он заглянул в окно. В кухне Трубачевых горел