шли кратчайшей дорогой, по шоссе. Ярко светились окна домов. У Трубачевых дверь была не заперта. Васек вихрем ворвался в комнату. - Папа, отряд Трубачева премирован поездкой на Украину! - одним духом выпалил он. Глава 39. ПРОВОДЫ Быстрые и ловкие, с тонкими коричневыми от загара ногами, ребята заполнили весь перрон. - Как опята! Как опята из лесу выскочили! - сказала какая-то женщина, указывая на сбившиеся в кучку панамки. Вокруг школьников столпилась вокзальная публика. Сквозь толпу с сияющими, размягченными лицами пробирались матери, отцы и хлопотливые, беспокойные бабушки. - Фляжку-то, фляжку, голубчик, не забудь! - Открыточки возьми! Карандаш... Там на какой-нибудь станции напишешь... - Ладно, ладно! Не беспокойся - напишу. Около сложенного горкой пионерского имущества стоял Коля Одинцов и еще несколько ребят. Тут же на чьем-то вещевом мешке сидела бабушка Одинцова: - Ты гляди, Коленька, не растеряй все по дороге-то. Мало ли какие люди в вагоне будут! - Да у нас свой вагон, бабушка! И учитель и Митя с нами. - Ишь ты, весь вагон себе закупили! Миллионеры, да и только, - улыбалась бабушка. - Не миллионеры, а пионеры! - шутил Одинцов. Митю и Сергея Николаевича со всех сторон атаковали родители. Сыпались вопросы: какой маршрут, где будут ребят кормить, выедет ли за ними кол- хозная машина. Учитель объяснял, рассказывал, успокаивал. Митя, погляды- вая через головы родителей на длинный состав поезда, нетерпеливо отвечал: - Все будет хорошо, товарищи родители! Просим не беспокоиться! Будет и кормежка, и машина, и письма отправим, и телеграммой сообщим о прибытии - все будет как надо! "Ох, уж эти мне родители! - думал про себя Митя. - Хоть бы скорей погрузиться в вагон!" - Митя, тебя твои папа с мамой ищут! - крикнула Валя Степанова. - Вон они! Митя хлопнул себя по щеке: "И мои старички прибыли!" На его живом веснушчатом лице выразилось явное удовольствие. - Сюда, сюда! Мама! - замахал он рукой. Васек Трубачев крепко держал обеими руками большую руку отца и, глядя ему в лицо сияющими глазами, торопливо говорил: - Я тебе, папка, каждый день писать буду! Каждый день! - Да врешь ты, Рыжик! Там тебе не до этого будет. И не обещай лучше, да и не надо мне этого. Как захочешь, так и пиши, - любовно оглядывая сына, говорил Павел Васильевич и, понизив голос, лукаво прибавил: - Вот тетке не забывай приветы слать. Она, знаешь, обидчива у нас. Васек кивнул головой. - Ну, а там и опять вместе будем! - заранее радуясь встрече, улыбался Павел Васильевич. - Трубачев, кто тебя провожает - папа? А меня мама! - радостно сообщила Лида Зорина. - Хочешь твоего папу с моей мамой познакомить? - А мы уже и без вас познакомились, - шутил, здороваясь, Павел Васильевич. - Да мы постоянно на родительских собраниях встречались с вами, - напомнила Лидина мама. - А вот товарища твоего, Лидуша, я давно не видела. Настоящий командир он у вас! - Они все командиры дома! - подмигнул сыну польщенный Павел Васильевич. - Вот посмотрим, как себя в самостоятельной жизни покажут. - А мы не будем в самостоятельной жизни. Мы с Сергеем Николаевичем и Митей! - весело сказала Лида. - Петя Русаков, иди сюда! - Я с матерью, - сказал Петя, держа за руку высокую полную женщину с серыми глазами и ясной улыбкой. Лида обхватила за шею свою мать и что-то оживленно зашептала ей на ухо. - Не шепчи, Лидочка, - неприлично, - делая строгие глаза и потирая ухо, остановила ее мать. По перрону прошел Сева Малютин с худенькой, бледной женщиной. Они тихо разговаривали, не обращая внимания на общую сутолоку. - Я тебе, мама, разных-разных цветов насушу... Помнишь, когда я болел, ты приносила мне мяту. И руки у тебя пахли мятой... На даче, помнишь? - Помню. Только не вздумай привезти мне мяту, - засмеялась мама, - ее и здесь много. И по сырым местам не лазь, Сева, а то промочишь ноги и заболеешь, а мамы там не будет с тобой, - улыбнулась она и вдруг тревожно поглядела в синие глаза сына. - А может... не ехать тебе, Севочка? Еще не поздно... - Ну, мамочка! - засмеялся Сева. - Ну что ты, трусишка какая! Я же не один - со мной товарищи... Мимо, нагруженный всем дорожным снаряжением, прошагал Мазин. Рядом с ним семенила его мать - рыхлая, болезненная женщина. - Дай же мне что-нибудь, Коленька, ведь я с пустыми руками иду! - уговаривала она сына. - Да уже дошли. Стой тут, я вещи сложу. Вот здесь, у колонны, на эту корзинку сядь, а то толкнет кто-нибудь, - беспокоился он, снимая с плеч вещевой мешок. - Я сейчас... Эй, Булгаков! Где Одинцов? - закричал он, заметив на перроне Сашу Булгакова. - Он около вещей!.. - крикнул Саша, разнимая сестренку и братишку, которые вдруг о чем-то сильно заспорили. - Ну что у вас тут? - Саша, я этого следопыта первая узнала, а он говорит - он первый узнал. - Я первый его узнал! - толкая сестренку, сердился мальчик. - Тише, тише! - погрозила им пальцем мать. - Что это вы брата перед всеми товарищами срамите! - Ничего, - сказал Саша, поднимая на руки толстого Валерку и глядя на мать грустными глазами. - А тебе, мама, трудно с ними без меня будет... - Ну что ты, Сашенька! Отдыхай от нас, голубчик, и ничего такого даже не думай. У отца отпуск скоро... - А у тебя, мама, когда отпуск? - вздохнул Саша. - А куда же я денусь? Мне без них и дня не прожить, Сашенька... За тебя-то все сердце изболит, сыночек... - Граждане! Граждане! Приготовьтесь к посадке! Через две минуты подходит поезд, - громко объявили по радио. На перроне все задвигалось, зашумело. - Пионеры, к вагону стройся! - Родителей просим на минутку отойти! - пробегая, кричал Митя. - Ну, ну, - заторопились родители, наскоро обнимая детей, - бегите, бегите! Черный массивный паровоз, тяжело ворочая колесами, подошел к перрону. За ним потянулись новенькие свежезеленые вагоны. Началась посадка. Через полчаса платформа вокзала опустела. Поезд медленно отходил. Из всех окон высовывались сияющие, взволнованные лица ребят. - Мама, подойди сюда! Мамочка! - кричала Лида, посылая воздушные поцелуи. - Лидок, не высовывайся, дорогуша... - Папка, пиши, слышишь? - кричал через головы товарищей Васек шагавшему рядом с поездом отцу. - Петя, перейди на нижнюю полку - ты разбрасываешься во сне. Слышишь, Петя! - Сергей Николаевич, вы уж за нашей Нюрочкой последите, пожалуйста, - обмахиваясь платком, бежал за поездом отец Синицыной. - Мама, не скучай, мама! - просил Сева Малютин. - Валерка, до свиданья, расти большой... Маму слушайся! - кричал Саша. - Бабушка, не беги! - грозил из окна Одинцов. - Коленька! Да... ах, батюшки, пирожки-то остались! - Мама, будь здорова... Не плачь, ну, мама... Эх, жизнь! - отходя от окна, махнул рукой Мазин. Паровоз круто завернул и дал полный ход. - До свиданья, до свиданья! Замахали платки, панамы, галстуки. На вокзале остались осиротевшие родители. - Ведь вот, как они дома - и ругаем мы их, и надоедают они нам, а как оторвутся куда - так и сердце за ними рвется, - смеясь и плача, говорила чья-то мама. - Да уж это вы, женщины, чувствительный народ, - шумно сморкаясь, говорил чей-то папа. - А в общем, в чем дело? Великолепная экскурсия, с вожатым, с учителем, все условия - о чем же тут слезы лить? - Верно, верно! - соглашались с ним родители. - А все-таки трудно расставаться. - Ну, кому куда? Кто со мной по пути? Дальние проводы - лишние слезы. Эдак и заночевать на вокзале можно! - шутил Павел Васильевич. - Пошли, пошли, товарищи родители! Глава 40. УКРАИНА! УКРАИНА! Свежий ночной ветер врывался в открытые окна вагонов. Он шевелил рыжий чуб спящего Васька; обвевал прохладой спокойное лицо Мазина с упрямой нижней губой и по-детски пухлыми щеками; трогал длинные ресницы Пети Русакова, разметавшегося на нижней полке; гладил доброе, озабоченное лицо Саши, заснувшего с мыслью о матери; трепал светлые волосы Одинцова и заглядывал в бледное лицо Малютина, а потом, шаловливо перебегая в соседнее купе, начинал трепать выбившиеся прядки волос в черных косичках Лиды Зориной, пробегал по разрумянившемуся во сне лицу Синицыной и по серьезному личику Вали Степановой, сложившей под щекой ладони... Ребята крепко спали, утомленные сборами и прощанием с родными. А поезд мчался в темноту ночи; черный блестящий паровоз по-хозяйски отстукивал километры, увлекая за собой длинную цепь вагонов. В отдельном купе так же спокойно, как ребята, спал старик - отец учителя. Сергей Николаевич стоял у раскрытого окна. Митя, свесив голову с верхней полки, смотрел на учителя. - Вы знаете, Митя, это изумительное чувство - ощущение своей Родины! Эта непостижимая любовь человека к своей земле! И как это хорошо, взволнованно звучит: Как невесту, Родину мы любим, Бережем, как ласковую мать! Яркое, солнечное утро разбудило ребят. Поезд мчался мимо золотых полей пшеницы, мимо зеленых лугов со стадами. Коровы, лежа в густой траве, лениво жевали жвачку. Прыгали, высоко вскидывая задние ноги, молочно-желтые телята. Пастушок, сдвинув на затылок картуз, щелкал длинным бичом. Цвела розовая гречиха, густел овес, сиреневые шарики клевера сливались в один пушистый ковер. Синел лес, под мостом покачивались на воде кувшинки... Мелькали железнодорожные будки, белые хаты с густыми вишневыми садочками, а на маленьких станциях врывались в окна свежие, задорные голоса с мягким украинским выговором: - Черешен! Черешен! - Меду! Меду! - Ось кому молочка свеженького! - Ряженки! - Сюда, сюда! - кричал Митя, принимая из загорелых рук босоногих девчонок крынки с молоком, затянутые густой розовой пенкой, лукошки с черными, горячими от солнца черешнями и кувшины с медом. Ребята пригоршнями ели черешни, залетавшие в вагон пчелы лезли к ним в миски с медом. Украина! Украина! Это был июнь 1941 года. КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ  * КНИГА ВТОРАЯ *  Глава 1. ВСТРЕЧА На широкую проезжую дорогу смотрят белые хаты. Окна с расписными наличниками прикрыты тонкими занавесками. Под окнами растут розовые мальвы, душистые вьюнки, в густой траве около перелазов краснеют маки, над черными, разогретыми солнцем вишнями кричат и ссорятся воробьи. А позади белых хат, понизу за огородами, за цветистым лугом, кружит быстрая речка. За рекой синеют густые леса. На лугу лениво пасутся колхозные коровы, истомленные жарой, сытной пищей и надоедными слепнями. По другую сторону села - богатые колхозные поля. Теплый ветер доносит оттуда медовый запах цветущей гречи, легкий шум дозревающей пшеницы. Солнце перевалило за полдень. У колхозного сарая девчата и хлопцы складывают под навес сено. У плетня старые деды раскуривают трубки и мирно беседуют меж собой: - В подбор сено идет... - Погода подходящая... - В самый раз для уборки. В волосах у девчат путаются сухие стебли, забираются за воротники, щекочут шеи. Председатель колхоза Степан Ильич мнет в ладонях душистый пучок сухой травы и жадно вдыхает ее запах: - Богатые корма для скотины! По улице пробегают с граблями девчата. - Эй, девчата! - окликает их Степан Ильич. - Повыше от реки скирды складывайте, где я указал. - Добре! - звенят с улицы молодые голоса. Степан Ильич смотрит на небо, поглаживает широкой ладонью бритые щеки. Праздничная, расшитая васильками рубашка ловко сидит на его статной фигуре; воротник туго охватывает загорелую шею. Голубые глаза щурятся от солнца. - Разодела тебя, Степан Ильич, жинка, как на свадьбу! - шутят над ним старики. Степан Ильич смущенно оглядывает себя, осторожно снимает с рубашки сухой стебелек и улыбается широкой, простодушной улыбкой, показывая ровные белые зубы: - Верно, что разодела! К сенокосу и вышивала. Старики улыбаются: - Ребята наши москвичей ждут - до свету встали да за Игнатом в Ярыжки бегали! - Ну, ясно, большой интерес для них! - Сейчас должны прибыть, - скручивая папиросу, говорит Степан Ильич. Во двор вбегает босоногий подросток: - Дядя Степан, вас до сельрады кличут! - Добре. Иду сейчас. - Степан Ильич крупно шагает к воротам. - Степан Ильич, бригадир спрашивает, какое ваше распоряжение будет насчет луговины, - сегодня там починать косить или завтра? - окликает председателя дивчина в красной косынке и синей подоткнутой юбке. - Сегодня, сегодня починайте, пока погода стоит! На улице, толкая друг дружку, скачут ребятишки. Щупленький дед Михайло суетливо пробегает мимо. Показываются возы, доверху нагруженные сеном. - Стой! Стой! Заверни один воз до школы!.. Заверни, говорю, председатель приказал! - машет рукой дед Михайло. В колхозе "Червоны зирки" не до гостей. Стоят горячие дни сенокоса. Люди чуть свет вышли на работу, село опустело, и только из трубы председателевой хаты вьется дымок. Мать Степана Ильича, баба Ивга, вытаскивает из печи дымящийся чугун, вычерпывает дуршлагом горячие вареники. Темное, сухое лицо ее с черными бровями раскраснелось. Аккуратно подобранные под очипок гладкие волосы, подернутые сединой, блестят, как намазанные маслом. - А где ж то наш Степан? И весь народ на поле - некому будет и встретить приезжих... - беспокоится она. - Спасибо, хоть ты, Татьянка, забежала! А ну, сходи, доню, за холодцом! Проголодаются диты с дороги! Татьяна, председателева жена, хватает полотенце и бежит в погреб. Разогретая солнцем земля жарко припекает ее босые ноги. Степан Ильич быстрым шагом идет к своей хате. - Поторапливайся, жинка, поторапливайся! Время! На широком лице Степана Ильича блестят капельки пота, он расстегивает воротник и вытирает платком шею. - Ой, Степа, так же некрасиво! Татьяна на ходу застегивает мужу воротник, оправляет ему рубашку. - Да жарко же... - покорно говорит он, подхватывая на руки выбежавшего из хаты маленького белобрысого хлопчика. - А ну, Жорка, садись на плечи, да пойдем до ворот, сынок! Глянем на дорогу - не едут ли гости из Москвы. x x x С утра сидели у околицы колхозные пионеры, купая в пыли босые ноги и прикрыв от солнца глаза. Трижды успели они сбегать к реке, прежде чем ветер донес до них звонкую песню и из-за леса вынырнул грузовик с широким полыхающим, как пламя, пионерским знаменем. - Едут! Едут! - Бежим на село! - Выходьте с хаты! - врываясь во двор Степана Ильича, кричали ребята. - Живо! Бо воны вже туточки! - Встречают! Встречают! - волновались в машине приезжие. - Митя! Нам как, Митя? - Знамя выше! Девочки, знамя поднимайте! Ребята, подъезжаем! - кричал Васек Трубачев, придерживая разлетающийся рыжий чуб. - Пойте громче! Сергей Николаевич поднял шляпу и, стоя в машине, замахал ею над головой. - Ура! Ура! - дружно вырвалось за его спиной. На улице, у хаты председателя колхоза, быстро собрались встречающие. Грузовик остановился. Оттуда, как горох, посыпались ребята, хватаясь за протянутые к ним руки. - Доехали! - Здоровеньки булы! - Доехали, голубята мои! Степан Ильич заторопился навстречу, но женщины опередили его. Высокая, прямая баба Ивга быстро поправила на голове нарядный очипок. Татьяна засуетилась около грузовика. - Здравствуйте, голубята мои! - выступая вперед и кланяясь, сказала баба Ивга. - С приездом вас, дорогие гости! - С приездом! С приездом! - весело кричали ребятишки, пропуская наконец вперед Степана Ильича. - Здорово, здорово, дорогие гости! Окружили вас со всех сторон, никак не дают человеку поздороваться! - добродушно смеялся Степан Ильич, пожимая руку учителю. Николай Григорьевич растроганно говорил старикам: - Земляки мы... Вот добрался я до своей родины... Добрался все-таки... Ребята, сбившись в кучу, весело оглядывались вокруг. Откуда-то сбоку с громким барабанным боем неожиданно двинулся к ним отряд колхозных пионеров. - Здорово, товарищи! - оглушительно рявкнул из строя белоголовый Федька Гузь. - Здорово! - прокатилось за ним. Барабанщик, стиснув зубы, яростно бил в барабан. - Тихо, ты! - крикнул на него хлопчик в пиджаке и шапке-кубанке. - Тихо, ты! Дай слово сказать! Игнат Тарасюк сдвинул на ухо кубанку и выступил вперед. - Построиться! - шепнул своим ребятам Трубачев. Ребята поспешно стали в строй. Все стихло... Васек вышел навстречу колхозным пионерам и отдал салют. - Привет от Москвы! - горячо и взволнованно крикнул он. - Привет от колхоза "Червоны зирки"! - отдавая салют, с достоинством ответил ему Игнат Тарасюк. Ребята пожали друг другу руки. - Будем знакомы! - важно сказал Игнат, поднимая густые, сросшиеся брови, оглядел Васька и вдруг, не удержавшись, с удовольствием шлепнул его по спине крепкой ладонью: - Бачь, який ты! Московский! Отряды зашумели, смешались. Ребята быстро знакомились, не обращая внимания на взрослых. Решено было двинуться к школе, выгрузить вещи, привести себя в порядок. - Девочки, девочки, как тут хорошо! - радовалась Нюра Синицына. - Я ни за что отсюда не уеду, ни за что! Хоть насильно меня тащи! Ребята направились к школе. Валя Степанова шла по краю дороги, срывала ромашки и о чем-то расспрашивала колхозных пионеров. Лида Зорина, подпрыгивая, убежала вперед. Мальчики старались держаться солидно: Одинцов с кем-то спорил, что-то горячо доказывая, а Петька Русаков с любопытством оглядывал желтое поле подсолнухов и тихонько толкал Мазина: - Подсолнухов-то, подсолнухов! Вот где полакомимся! - Ладно уж, - ворчал на него Мазин. - Что за характер у тебя, Петька! Ведь в гости приехали. Сдерживайся все-таки. Трубачев и Булгаков разговаривали с Игнатом. - Вот где будете жить! - гордо сказал Игнат, снимая с головы свою кубанку. - Смотрите - это наша школа! x x x В середине села, на высоком пригорке, неподвижно стоят строгие, прямые тополя. Под ними краснеет черепичная крыша новой, выкрашенной в голубую краску школы. На собрании колхозников решено было покрасить школу веселым цветом, чтоб "дитя до ней бигло краще, як до дому". И теперь школа была видна далеко с дороги. "Як дивчина на празднике", - шутили колхозники и, объясняя кому-нибудь дорогу, говорили: "Як дойдете до школы..." Или: "Як минуете школу..." Сторожем при школе поставили деда Михайла. Там он и жил со своим внуком Генкой в маленькой белой мазанке. Этим летом привезли в школу столы и парты. Из района ждали новых учителей. А прошлые зимы ребята из колхоза "Червоны зирки" бегали учиться в соседнее село Ярыжки, к учительнице Марине Ивановне. - В Ярыжках школа четырехклассная, а это семилетка, понятно? И участок нам отвели при школе. Будем свой сад сажать, - объяснял Игнат. Дед Михайло отворил ворота. Ребята с шумом вбежали на широкое, гостеприимное крыльцо школы. В классах было светло и прохладно, пахло краской и свежим тесом, на полу лежало душистое сено. - Ребята, занимайте себе класс! Чур, это наш! Смотрите - пятый! Это наш! - кричали девочки. Мальчики осматривали сложенные в углу парты. Игнат, присев на корточки, прижимал ладонь к крашеному полу и с гордостью говорил: - Вот краска! Только недавно покрасили, а ничуть не прилипает! И блестит, как зеркало! - Живо, живо, ребята! Нас хозяева с обедом ждут. Потом все разглядим, - торопил Митя. Наскоро умывшись и пригладив волосы, ребята вернулись во двор председателя колхоза. Под тенью деревьев уже был поставлен длинный стол, покрытый чистым, выбеленным холстом. Чашки с синими ободками, расписные глиняные миски и тугие букеты цветов украшали стол. От чугуна с красным украинским борщом поднимался душистый пар. Из-под вышитых полотенец виднелись румяные перепички и паляныци; на варениках, величиною с добрый кулак, таял сахарный песок. Хлопотливые пчелы кружились над кушаньями. Под столом, сладко зевая в ожидании пиршества, улеглись сбежавшиеся отовсюду псы. Они шевелили холст, высовывали из-под стола черные носы, беспокойно принюхивались к запахам. Колхозные ребятишки отгоняли их длинными ветками: - А куды! А куды! Ребята шумно и весело размещались за столом вперемешку с колхозными пионерами. - Сюда, сюда, Василь! Около меня садись! - тянул Трубачева Игнат. - Садись, садись! Сева Малютин очутился рядом с барабанщиком. - Девочки, девочки! Идите к нам! - звали Лида и Валя новых подружек. - Да вы ж гости... мы после... - Нет, вместе, вместе! Федька Гузь таращил серые глаза на Мазина и, согнув в локте руку, показывал ему свои мускулы: - А ну, потрогай! Бачишь? Як камень! Мазин крепко сжимал Федькины мускулы. - Стой, стой! Ух, и сила ж в тебе! - искренне восхищался Федька. Баба Ивга весело и радушно угощала ребят: - Ешьте, ешьте, мои голубята! Ешьте на доброе здоровьичко! Сергей Николаевич и Митя сидели на другом конце стола и оживленно беседовали с председателем. Татьяна налила им меду. Сергей Николаевич встал, поднял кружку и что-то сказал. Ребята в шуме не расслышали его слов, но громко захлопали. Тогда Степан Ильич вышел из-за стола, пригладил усы и тоже поднял свою кружку: - А ну, выпьем за московских пионеров! Чтоб росли да поднимались, як дубы могучи, як соколы вольны, комсомолу на подмогу, нам на радость! - Степан Ильич засмеялся. - Вот какую я вам речь сказал! А теперь вы отвечайте... Налейте-ка им медку, мамо! Баба Ивга налила ребятам меду. Ребята встали, смутились: - Трубачев, выступи! Выступи! - Одинцов, Булгаков, что же вы? - зашептали девочки. - Отвечайте же! - Митя! - пискнул кто-то. Сергей Николаевич улыбнулся. Митя кивал ребятам: - Ну, отвечайте! Что же вы? Трубачев! У Васька загорелись уши. Он взмахнул кружкой, мед плеснулся на голову Мазина. Мазин вытер ладонью мокрые волосы и сердито сказал: - Да говори, что ли, а то обливаешь только людей! Общий хохот заглушил его слова. Трубачев тоже засмеялся и уже без смущения громко сказал: - Обещаем вам вырасти хорошими людьми, хорошо учиться, помогать взрослым и... - Он запнулся и горячо закончил: - Спасибо вам за все! Все захлопали, зашумели. Степан Ильич вдруг взглянул на небо и заспешил: - Как бы туча не набежала... Ну, дорогие гости, пейте, ешьте, веселитесь! А мы пошли. Время горячее - сенокос идет. Еще успеем и повидаться и наговориться... Угощайте ребят, мамо, а мы с Татьяной на луг пойдем... Веселье продолжалось еще долго. С песнями и шутками до самой школы провожали своих гостей сельские пионеры. Глава 2. НА НОВОСЕЛЬЕ Утром, плотно позавтракав, девочки принялись устраиваться на новоселье. - Ребята, разгружайте коридор! Мы свое уже все убрали. Тащите мешки! - командовала Лида Зорина, заправляя под косынку мокрые косички. Они с Нюрой Синицыной уже успели сбегать на речку и выкупаться. - А, хитрюшки! Вы уже выкупались, а нас работать заставляете! - кричали, бегая по двору, мальчики. - Мы тоже хотим купаться! Леня Белкин схватил ведро и, зачерпнув кружкой воду, погнался за товарищами: - Кто хочет купаться? Подставляй голову! - Мазину жарко! - Нет, Одинцову! Петьке! Белкин наскочил с ведром на Мазина. Оба упали, вода пролилась, ведро с грохотом покатилось по ступенькам. На шум выскочила Нюра Синицына: - Бессовестные! Что вы делаете? Нам новое ведро дали, а вы его по ступенькам катаете! Она подняла ведро и стала разглядывать его на свет. Белкин, хромая, поднялся на ноги: - Тебе ведро жалко, а человека не жалко! - Хватит баловаться! Пошли в класс порядок наводить! - крикнул Саша Булгаков. В классе лежало не убранное с ночи сено. Петька Русаков уже сгреб его в кучу и развалился наверху. Мазин с размаху шлепнулся ему на спину: - Мала куча! Мала куча! Ребята навалились друг на друга. Сено полетело во все стороны. Леня Белкин стал на четвереньки и с целой копной на спине вылез в коридор. - Вам что, сено на один раз дали, что ли? - напали на ребят девочки. - Убирайтесь отсюда сейчас же! - размахивая полотенцем, кричала Лида Зорина. - Как не стыдно! Ведь этим коров кормят, а вы ногами топчете! - Уходите отсюда! - А вы не командуйте здесь! Какие командирши приехали! - Повязали себе косыночки и воображают! - Ребята, Сергей Николаевич идет! - крикнул Одинцов. - Собирайте сено! - Ага, испугались! Вот вам будет сейчас! - поддразнили их девочки. Сергей Николаевич вошел в класс. - Что тут у вас происходит? - Да ничего... Работаем, Сергей Николаевич! - скромно отозвался Мазин, как ни в чем не бывало собирая в охапку сено. - Ой, работают! - всплеснула руками Синицына. - Что, попадает вам от девочек? - усмехнулся Сергей Николаевич и, подойдя к куче сена, с удовольствием уселся на нее. - Хорошо! Люблю я на сене поваляться! Удивительно пахучие здесь травы! Мне всю ночь снился мед. Интересно, от каких это цветов пахнет медом?.. А ну-ка попробуем разобраться в этом гербарии! - Он положил на колени пучок сухой травы и осторожно отделил сморщенный сиреневый цветок. - Вот это, например... Ребята со всех сторон полезли смотреть: - Это клевер! Клевер! - А вот полевая гвоздика... и мелкая ромашка... Смотрите, Сергей Николаевич, ромашка! - А вот это - травка "степное сердце", она может всю зиму стоять. - А вот мята. Я мяту нашел. Эх, и пахнет! Понюхайте, Сергей Николаевич! - протягивая засохший стебель мяты учителю, радовался Малютин. - Мята на сырых местах растет, - это, верно, около реки косили траву. Все по очереди понюхали мяту, разглядели выгоревший от солнца василек, сморщенные копытки, увядший цветочек смолки. В коридоре послышались шаги Мити. - Что это так тихо у вас? Я думал - все купаться ушли, - сказал Митя, заглядывая в комнату. - Какое купанье! Мы еще не убрались. Везде беспорядок. А что у ребят делается! - Что у нас делается? Ничего не делается! - запротестовали ребята. - Вот в том-то и дело, что ничего не делается! - засмеялся учитель. - У нас с вами, Митя, тоже еще никакого уюта нет. Придется вступить в соревнование с мальчиками. Трубачев вскочил: - Ребята, на соревнование с Сергеем Николаевичем и Митей! - А с нами? Сергей Николаевич, с нами! - запрыгали девочки. - Ну, с вами мы не беремся! Мы уж с мальчиками лучше... Как вы думаете, Митя, а? - спросил учитель. - Да уж с девочками насчет уюта лучше не спорить, Сергей Николаевич. Обязательно проиграем! Девочки лукаво поглядывали на них: - Да мы вам все сами сделаем, только вы лучше уйдите пока куда-нибудь. - Ну нет! Это не годится, - запротестовал Сергей Николаевич. - У вас свои дела, а у нас свои. Все принялись за работу. Прежде всего девочки устроили уголок для отца учителя. Они подружились с ним еще в поезде и, бегая по всему вагону, часто заглядывали в купе учителя. Николай Григорьевич играл с ребятами в шахматы и радовался, выигрывая партию. Один раз, когда выиграл Мазин, старик очень огорчился: "Эх, разбил ты меня... Старость не радость". Ребята напали на Мазина: "Ты что, не мог проиграть? Как тебе не стыдно! Не маленький, кажется". Мазин, почесывая затылок, недовольно сопел: "Он тоже не маленький..." В школе девочки выбрали для Николая Григорьевича солнечный класс, перенесли туда его вещи, поставили букетик цветов. У себя в классе они расположились совсем по-домашнему: откуда-то появились у них стенное зеркальце, корзинка с иголками и нитками и даже занавеска. У мальчиков в углу валялись удочки, сетки, футбольный мяч и вещевые мешки. Эти вещи они перетаскивали с места на место, пока не вмешались девочки и не помогли им привести все в порядок. Школа ожила. Во дворе вертелись колхозные ребята, спрашивали, не надо ли чего. Пятилетний Жорка прыгал на одной ножке и кувыркался на траве. После обеда мальчики натягивали волейбольную сетку, Федька Гузь вместе с Мазиным надували футбольный мяч, девочки сбегали на луг и притащили пышные букеты цветов, кто-то разбирал рыболовные снасти, а Игнат Тарасюк деловито расхаживал по двору, давал советы, а потом, засучив рукава, мастерил около крыльца скамейку. - А ну, сядем все разом! Выдержит она нас или нет? А то я еще колья забью. Садись, хлопцы! - приглашал он улыбаясь. Улыбка у Игната была очень добрая и сразу смягчала строгое выражение лица, которое придавали ему густые, сросшиеся брови. После трудового, хлопотливого дня, когда все ребята собрались во дворе школы, на крыльцо, прихрамывая и держась за перила, вышел отец учителя. - Эх, хорошо вечерком посидеть на крылечке! - сказал он, присаживаясь на ступеньки и глядя вокруг. - Славные места... Молодость вспоминается. Много тут дорожек было нами исхожено... Много и крови пролито... Славный вояка был мой Матвеич, да и я на силу не жаловался: одной рукой подкову гнул. Эх, Матвеич! Товарищ мой! Тяжко пострадал он в гражданскую. В голову ранен был... Два дня мы с ним в болоте скрывались... - А что, дедушка Николай Григорьевич, не наш ли это Иван Матвеич, что пасекой колхозной заведует? - с интересом спросил Игнат. - Он, он! - оживился Николай Григорьевич. - Вот я к нему и поеду... А далеко ли до пасеки? - Далеко. Отсюда не увидишь. Если по шоссе идти - километров двенадцать будет, а как снимут пшеницу, так напрямки, полем, - поменьше. Красивые места эти... Таких мест нигде нету... Пасека над рекой стоит, вся вишеньем поросла. Зайдешь весной к Ивану Матвеичу - и уходить не хочется... Падают на плечи белые квитки, поют пчелы, а река - плеск-плеск! - рыбку за рыбкой подгоняет... Ребята слушали Игната не прерывая. Сергей Николаевич и Митя подсели на крыльцо. Мягкие сумерки уже давно окутали село, и в хатах горели огоньки. Глава 3. КОСТЕР На другой день вместе с колхозными ребятами было решено устроить пионерский костер. - Мы расскажем им о нашей жизни, а они нам о своей, - говорил Митя. - Найдется много интересного и у них и у нас. Ребята заволновались: - Трубачев, подготовься хорошенько! Не подведи! - Это не шутка, - мрачно сказал Мазин. - У них тут работы много. Как бы они нас не перетянули. Ты смотри обдумай, что будешь говорить. - Ты как-нибудь красиво расскажи: ну там... то, другое... - скашивая глаза на Митю, заметил Петька. - Иди ты еще! - рассердился Одинцов. - "То, другое" Надо честно говорить, напрямки! - А вдруг у них лучше окажется? Ведь мы свою школу подведем! - Надо было раньше думать! - отрезала Синицына. -А то как дошло до дела, так испугались! - Кто испугался? Кто испугался? - напали на нее ребята. - Сама ты испугалась! Лида Зорина вместе с Валей Степановой спешно вспоминали все, что делало их звено, как они работали в кружках, как ходили на лыжах. - Они у нас что-нибудь переймут, а мы - у них, вот и будет хорошо, - серьезно сказал Сева. Васек, окруженный со всех сторон, молча хмурил брови. Потом решительно сказал: - Как было, так и расскажу! Ребята успокоились: - Ничего, Трубачев не подведет! Мазин покусал нижнюю губу, посчитал что-то по пальцам и внушительно посоветовал: - Начинай с маленького, с мизинчика. Понял? А самый козырь на конец прибереги. Понял? Леня Белкин припомнил, как Мазин, получив плохую отметку, пошел в буфет и сразу десять котлет съел. - Это ты на конец прибереги, Трубачев! - хохотали ребята. - Вот и будет у нас козырь! Мазин махнул рукой: - Эх, жизнь! Съел человек от огорчения, а они смеются! - Ну, что вы там расшумелись? - прикрикнул издали Митя. - Желающие выступать в самодеятельности - записывайтесь заранее! Ребята начали записываться. Девочки обещали сплясать русскую; набралось много желающих прочесть стихи; Одинцов вызвался рассказать про деда Щукаря - отрывок из книги "Поднятая целина". Программа оказалась большой. - Ну, вот и набралось кое-что. А еще и хозяева нас чем-нибудь порадуют, - говорил Митя, пряча в карман записную книжку. Митя вообще чувствовал себя хорошо. Все его радовало: здоровый, бодрый вид ребят, новые места, гостеприимные колхозники. Радовался Митя и тому, что за дорогу он как-то незаметно сдружился с Сергеем Николаевичем, и тому, что уже сделано главное - всем родителям разосланы телеграммы о благополучном прибытии на место, а в школу отправлено коллективное письмо с описанием встречи с колхозниками "Червоны зирки". Впереди ожидало много интересного: веселый отдых, работа вместе с колхозниками. Но это был большой план на будущее, а пока они с Сергеем Николаевичем решили дать ребятам хорошенько оглядеться, познакомить их с колхозом и устроить поход с ночевкой в лесу. "В общем, все будет хорошо! Просто замечательно!" - радовался Митя. До вечера ребята бегали, советовались, репетировали. У Синицыной горели щеки. Она подходила то к одному, то к другому: - Девочки, только бы не осрамиться, только бы не осрамиться! Пойте изо всех сил! - Как это - изо всех сил? Не придумывай! Пой как надо! - строго говорила Валя. - Конечно. А то затянем козлиными голосами... - Всю Москву осрамим! - Только ты, Мазин, не пой, пожалуйста! У тебя очень плохой голос, - предупреждала Лида Зорина. - Спою! - заупрямился Мазин. - В хоре не слышно будет, кто как поет. Игнат Тарасюк тоже собрал свой отряд и вывел его в рощу, чтоб подальше от москвичей, на свободе, прорепетировать. - А может, они наши песни не понимают? - беспокоился Федька Гузь. - А что тут понимать? Песня, она и без слов - песня... А ну, ребята, зачинайте легонько ту, что в школе разучивали... Федька! Чего шею вытя- нул, как тот гусак... Кому говорю - легонько зачинай! Игнат поднял вверх тоненький прутик. Ребята, не сводя с него глаз, затянули песню. Игнат вдохновенно раскачивался, водил по воздуху прутиком, как дирижерской палочкой: - А теперь поднимайте голос... А ну, а ну!.. Павло, давай втору... Вступай, вступай... x x x Когда стемнело, на лужке за школой собралось все село. Вылезли из хат старики и старухи, не усидели и молодицы - вышли с грудными детьми на руках. Принарядились девчата и хлопцы. Из села Ярыжки пришла молоденькая учительница Марина Ивановна. - Сюда, сюда, Марина Ивановна! Ближе садитесь, тут местечко вам есть! - крикнул Игнат, подвигая к костру бревно. Учительница села. Колхозные ребята со всех сторон тесно облепили ее. - Хорошая у них учительница! - прошептала Валя Степанова на ухо Синицыной. Мазин, услышав ее шепот, недовольно пробурчал: - Ничего особенного. Наш Сергей Николаевич лучше. - И, растолкав ребят, освободил место рядом с Мариной Ивановной для учителя. Из темноты послышался голос Степана Ильича: - Ого! Да тут все товарищество собралось! Вот мы сейчас и познакомимся получше и повеселимся вместе. - Он бросил на траву свой пиджак, уселся поудобнее и, взглянув на Марину Ивановну, усмехнулся. - А около учительницы никогда пусто место не бывает: где учительница - там и школа! - А где колхоз - там и председатель! - засмеялась Марина Ивановна. - А мы тоже около Сергея Николаевича всегда! У нас тоже школа! - закричали приезжие. Пионерский костер начался торжественно. Оба отряда построились в линейки. - Костер посвящается первому знакомству и дружбе пионеров Москвы с пионерами колхоза "Червоны зирки"! - громко объявил Митя. Честь зажигать костер выпала на долю Саши Булгакова. Он с волнением поднес спичку к сухой елке. По желтым иглам пробежал быстрый огонек, и елка вспыхнула, с треском рассыпая вокруг золотые искры. - "Широка страна моя родная..." - дружно запели ребята. Взрослые весело подхватили знакомую песню. Когда все смолкло, Митя сказал короткое приветствие. Закончил он его так: - Широка наша страна родная, а куда ни поедешь - везде ты свой человек. Вот мы к вам приехали, а уже вроде как дома или у родных... - А я ведь тут рос. И все мне тут дорого. И язык украинский, и воздух вот этот с полей... Что значит родина!.. - задумчиво сказал Сергей Николаевич. Завязалась беседа. Колхозники наперебой расспрашивали о Москве. - Москва наша с каждым днем растет и украшается, - сказал Сергей Николаевич. - Иногда проходишь по улице и видишь - забор стоит какой-то. За забором экскаваторы работают, грузовики рычат, растет этаж за этажом. А снимут забор - и ахнешь! Стоит перед тобой дворец - глаз не отвести! Как в сказке! - А мы под самой Москвой живем, на электричке туда ездим... - мечтательно сказала Лида. - У нас городок тоже хороший! У нас и театр свой, и кино, и школы! - зашумели ребята. - Расскажите про нашу школу! - неожиданно попросил учителя Мазин. - Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите. Ребята зашевелились, зашептались: - Одинцов, Одинцов!.. Нет, Зорина! Лида Зорина, расскажи! Лида Зорина встала. - У нас очень хорошая школа... - бойко начала она. - Самая лучшая! Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! - перебивая Зорину, закричали ребята. Мазин подбросил в костер ветку и встал: - Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна... У нас знаете как учат - ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию... - Из нашей школы уже герои вышли! - крикнула Синицына. - У нас второгодников почти нет! Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза ее при ярком свете костра влажно блестели. - Школа, которую так любят ребята, - хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать! Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал: - Оно, конечно, каждому свое... Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше... Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то все ж таки неудобно будет... Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил: - Гармонь! Гармонь идет! Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костер сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились березы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба. Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь: - Играй, Степа! Нехай гости нашу музыку послушают. Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по желтым, истертым ладам. Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное... Пела для всех, а слышалось каждому, что поет она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, свое... Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васек вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, теплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински: - А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть. В глубокой, темной вышине ярко светились звезды. В ответ на гармонь в лесу тихо защелкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер. Степан Ильич взглянул на лица, освещенные пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак. Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев. Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим. - Татьяна! Татьяна! - вызывали развеселившиеся колхозники. - Да не буду я, нехай кто другой спляшет! - смеясь, упиралась Татьяна. Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене: - Выходи, Татьянка!