- Да-да, это дело спешное! Николай Михайлович внимательно выслушал короткую историю Трубачева и его товарищей. Резкая складка легла на его лоб. - Почему не вывезли своевременно? - отрывисто спросил он. Степан Ильич начал объяснять. - Позвольте... Трубачев? Что-то я слышал о нем от Ивана Матвеича. - Николай Михайлович провел рукой по волосам, нахмурился. - Это не тот рыженький мальчик, который кричал иволгой на пасеке, то есть сторожил нас? - спросил он вдруг с веселой усмешкой. - Он, он! - обрадовался Степан Ильич. - Вспоминаю. Я его однажды встретил в селе. Перед глазами Николая Михайловича встали длинная улица, плетень и вспыхнувший до ушей мальчик, уступающий ему дорогу... - Ну что ж! Надо немедленно что-то предпринять. Где Бурцев? Попросите его сюда! Степан Ильич заторопился к выходу. Николай Михайлович повернулся к Мирону Дмитриевичу: - В Макаровке остались девочки. Где они там живут? Кто о них заботится? - Они живут у моей жинки, как родные. Там и мои ребята, конечно. - А-а, у Ульяны Леонтьевны? - Николай Михайлович покачал головой. - Вашу семью нужно перевести в другое село. Мирон Дмитриевич постучал по столу пальцами, нахмурился: - Куда я их переведу? - Это мы сейчас решим. - Николай Михайлович снова заглянул в свою записную книжку. - Переведите в Семеновку. Там наши люди. Село стоит в стороне. Фашистов там нет, да и вряд ли они туда заявятся. Мирон Дмитриевич развел руками. - Сделайте это немедленно! Я приказываю... - сухо повторил Николай Михайлович. - Оставлять их в Макаровке нельзя, да и не к чему - это опасно. В палатку вошел Степан Ильич. За ним протиснулся Митя. - Бурцев, - сказал Мирон Дмитриевич. Митя вытянулся, козырнул. - Есть Бурцев! Степан Ильич ободряюще кивнул ему головой. Коноплянко поднял глаза и снова опустил их. - Ну вот. Я все слышал, Бурцев, - сказал Николай Михайлович. - Мы с Мироном Дмитричем договорились. Командируем тебя на поиски твоих пионеров. Возьми верного человека и отправляйся. Доставишь их в отряд, а там мы постараемся их переправить через фронт. Понял? - Спасибо, - дрогнувшим голосом сказал Митя. - Можно идти? - Подожди. А с девочками как решим? - В Макаровке только две девочки, я заберу их... Николай Михайлович посмотрел на измученное лицо Мити, на мальчишескую шею, выступающую из выцветшей гимнастерки, и улыбнулся: - Ну, тебе виднее. Бери их всех. Мирон Дмитрия как-нибудь переправит. Ступай. Митя вышел. - Золотой хлопец! Нужный в отряде человек, - сказал Мирон Дмитриевич. Николай Михайлович поглядел на ссутулившегося в углу Коноплянко. - Товарищ, Коноплянко! - мягко окликнул он. - Мы хотим дать вам ответственное задание. Коноплянко вскочил. На щеках его вспыхнули красные пятна. - Я прошу послать меня в самое жаркое дело! - Голубые запавшие глаза его заблестели. Николай Михайлович молча указал на табуретку: - Сядьте, Коноплянко! Нам всем тяжело терять наших товарищей... Я понимаю вас... Он положил руку на тонкие вздрагивающие пальцы Коноплянко. Степан Ильич отошел в сторону. Мирон Дмитриевич старательно собирал в кучку рассыпанный на столе табак. - Вы поедете на Большую землю, - продолжал Николай Михайлович. - Мы дадим вам ответственное задание, о котором я с вами поговорю особо. Вы захватите с собой вот эту бумагу. Она представляет значительный интерес для нашего командования. Николай Михайлович вынул из портфеля сложенный пополам лист и не спеша развернул его. Коноплянко бросились в глаза немецкие слова и даты, написанные неровным, детским почерком. В углу разлилась жирная клякса, наспех подчищенная ногтем. - За эту бумагу наш товарищ заплатил своей жизнью, Сева Малютин, школьник, который оказал нам эту неоценимую услугу, бродит где-то в лесу. Помните это, Коноплянко! - Секретарь райкома строго посмотрел в голубые глаза Коноплянко и протянул ему руку: - Приготовьтесь к отъезду. О деталях поговорим особо... А теперь, Мирон Дмитрич, пойдемте побеседуем с вашими людьми. Он вышел. Коноплянко молча и благодарно смотрел ему вслед. x x x Через час по лесной дороге, потряхивая грибной корзинкой, шел Яков Пряник. Впереди Якова почти бежал Митя, одетый в длинное пальто с поднятым воротником и в щегольской кепке. - Не то кулак, не то барин, - оглядывая его, смеялся Яков. Поиски решили начать с пасеки. - Я уже был там! - взволнованно говорил Митя. - Баба Ивга сказала, что они пошли на пасеку, но на этом все следы и кончаются. - Где кончаются, там и начинаются. Значит, на пасеке и искать надо, - спокойно отвечал Пряник. - А главное, не спеши. Тише едешь - дальше будешь. Человек не иголка, а ребята и вовсе. Найдем! Глава 51. КУДА ИДТИ? Солнце стояло высоко. Прошло уже два часа с тех пор, как ребята вышли с мельницы. Шли медленно, аккуратно выкладывая на пути дорожные знаки. "Иди прямо!" - указывали стрелы. Около шоссе долго сидели в канаве, пережидая, пока проедет немецкий обоз. Бобик рвался из рук и рычал, шерсть на нем стояла дыбом. Снова выложили знак из камней "Иди прямо!" - и перешли шоссе. Начался лес. Укрытые густой зеленью деревьев, ребята вздохнули свободней. Васек оглядел своих товарищей. Курточки у них были пыльные и измятые, щеки серые. События прошлой ночи вселили в них страх и неуве- ренность. Они шли кучкой, пугливо оглядываясь по сторонам. На Севу было больно глядеть. Он еле тащился, тяжело дыша и прижимая к сердцу тонень- кую руку. Васек испугался: - Сева, ты что? Заболел? Сева поднял на него страдающие глаза и улыбнулся: - Не-ет... Ни-чего... - Что - ничего? Плохо ему! Я давно вижу, - расстроенным голосом сказал Саша. - Он еще на мельнице заболел, - вздохнул Одинцов. - У него сердце бьется, наверно. - Малютин, у тебя сердце, да? Ребята окружили товарища, по очереди прикладывали ухо к худенькой груди Севы. - Ой, как бьется! - Прямо как молотом стучит! - Сева, давай мы понесем тебя! - Нам это ничего не стоит! - Честное слово. Севка! - Нам это даже практика! Ребята гладили Севу по спине. Саша грел его холодные руки и просил: - Мы понесем тебя, а? Согласись, Сева! - Да нет, что вы... Я сам пойду. Это ничего, пройдет, - улыбался Сева. - Да ведь трудно тебе идти! - беспокоились ребята. Один Генка не принимал ни в чем участия. Пустыми глазами смотрел он вокруг, молча шел вперед, молча ждал, когда ребята выкладывали дорожные знаки. Петька озабоченно поглядывал на Генку и толкал Мазина. - Иди ты еще! Горе у человека - и все! - огрызался Мазин. Голод невыносимо мучил Мазина. В пустом желудке урчало, живот втянуло под ребра, во рту набегала слюна. Мазин тихонько ощупывал в кармане сухую, заплесневелую горбушку, найденную на мельнице, ковырял ее ногтем, но не осмеливался взять хоть крошку из драгоценного запаса. "Не мне одному есть хочется", - оглядываясь на товарищей, думал Мазин. Никто не жаловался, но по лицам, вытянутым и печальным, было видно, что ребята уже давно голодны. Тоненький Коля Одинцов потуже затянул свой пояс; у Саши вытянулось лицо, и круглые глаза стали большими и грустными; Петька поминутно совался в кусты, искал в траве щавель и заячий лук. Генка молчал - никто не знал, сыт он или голоден. Бобик, свесив язык, уныло плелся за ребятами. Васек не сдавался. Охваченный тревогой за себя и своих товарищей, он бодро шел вперед, стараясь подавить подступающую к горлу тошноту. - Куда мы идем? Надо бы посоветоваться, - говорил Ваську Одинцов. - Надо раньше уйти подальше в лес, сделать там привал... - отвечал Васек. - Ты знаешь эти места? - спрашивал он Генку. Генка, не разжимая губ, кивал головой. - А тут партизаны есть? - Может, и есть, - равнодушно говорил Генка. - Ты веди нас в самое глухое место, чтобы мы там могли сделать привал и, может, переночевать. Понял? Солнце уже бродило где-то за деревьями, когда ребята, пройдя редкое полесье, вступили в темную чащу. Потянуло сыростью, под ногами стелился мох, косматые ели преграждали путь. Генка грудью продирался вперед, на ходу обламывая сухие, колючие ветки и мягко отводя рукой зеленые. Севе расчищали путь Одинцов и Саша. Где-то близко зажурчала вода. Генка остановился, прислушался и повернул влево. - Подожди!.. Выкладывайте дорожные знаки - здесь поворот! - сказал Васек. Севу усадили на пень. Он жадно дышал свежим хвойным запахом леса. Ребята долго и озабоченно выкладывали знаки. Сева подозвал Русакова: - Здесь должны быть грибы... Ты посмотри, Петя! Русаков радостно закивал головой и шмыгнул в кусты. Генка привел ребят к тихому ручью. Ручей монотонно булькал на дне оврага. По склону поднимались молодые сосенки. Над сосенками зеленой крышей переплелись ветви смешанного леса. Сквозь них желтыми бликами пробивалось солнце. Генка показал на вывороченное дерево. Глубокая сухая яма виднелась из-под узловатых корней, обросших коричневым мохом. - Здесь! Бобик бросился к ручью. Ребята огляделись: - Знатное местечко! - Спасибо, Генка! Сбежали вниз. Жадно пили воду. Напоили Севу, разгребли под корнями яму. Саша постелил свое пальтишко. Сева с благодарностью смотрел, как хлопочут товарищи, но говорить ему было трудно. Он лег и закрыл глаза. Ребята сели около ручья. Голод тянул их к воде. - У нас ничего нет... никакой еды, - с усилием сказал Васек и посмотрел на товарищей. - Это пустяки. Можно потерпеть. - Человек может четырнадцать дней жить без еды. - Ну, четырнадцать дней не проживешь. - В лесу не умирают от голода! - строго сказал Трубачев. - Здесь есть грибы! - буркнул Мазин. - А у меня есть спички! - с торжеством сказал Петька. - Где? Где? - Ребята оживились, полезли смотреть на измятую спичечную коробку. - Я ее на мельнице нашел. Пошарил на окне, смотрю - спички! - Я тоже кое-что нашел! - Мазин вынул из кармана заплесневелую горбушку. - Хлеб! Хлеб! Глаза у ребят жадно заблестели. Бобик облизнулся, завилял хвостом. Васек потрогал горбушку. - Не клади на траву, а то муравьи растащат, - отворачиваясь, сказал он. - На, спрячь. Мы сейчас грибов найдем и сделаем похлебку, - сказал Мазин. Он тряхнул своим тощим вещевым мешком. Оттуда со звоном упало зеленое ведерко. - Это я на пасеке взял, - нехотя пояснил Мазин. Генка вытащил из кармана грязную тряпочку, развязал зубами узелок и положил рядом с горбушкой комок слипшейся соли. - Все! Все! - кричали ребята. - Все у нас теперь есть! Саша побежал к Севе: - Малютин! Севка! Мы похлебку будем варить, мы тебя прямо до отвала накормим! Мы сейчас все за грибами пойдем... Пошли, ребята! - Генка, где тут грибы? Лисички или маслята? - Я найду, - вместо ответа сказал Генка. Ребята побежали за ним. - Не уходите далеко, - предупредил Васек. Он сел на берегу ручья и опустил голову. В глазах было зелено, колени дрожали. Одинцов вернулся, присел рядом с ним. - Вот поедим, Трубачев... ладно? А потом посоветуемся, ладно? - робко сказал он. Васек кивнул головой. x x x - Все б тебе, Петька, есть да есть! Об одной еде ты только и думаешь, - ковыряя палкой землю, ворчал Мазин. - Уж ты мне и про сырую рыбу в землянке припомнил и про Макитрючкины вареники... Трепло ты, Петька! - Да я же только так вспомнил... как мы ели когда-то... вообще... - "Вообще, вообще"! Никто не жалуется, один ты скулишь! И тошнит тебя, и под ребрами болит... - Я этого не говорил даже! - вытаращил глаза Петька. Мазин сплюнул голодную слюну: - Не говорил, а все понятно... все на твоей физиономии написано! Петька молча смотрел на Мазина. Пухлые щеки товарища опали, под глазами легли глубокие тени. У Петьки задрожали губы, он нащупал заветный кусочек завалявшегося в кармане сахару. Когда голод особенно мучил Петьку, он осторожно лизал языком этот сахар и, завернув в бумажку, прятал от самого себя. Теперь он вынул его и протянул Мазину: - На, Мазин. Это правда - я просто нетерпеливый... Возьми, возьми! Я уже много съел... я еще вчера ел... Мазин хмуро посмотрел на Петькину ладонь. - Почему не отдал Трубачеву? Сейчас все общее, - сказал он, пряча в карман сахар. Потом увидел мокрые глаза Петьки и виновато сознался: - Я сам нетерпеливый... Сорвался на тебя зря... Ребята принесли полные шапки грибов и весело принялись за стряпню. Чистили грибы. Перочинные ножи нашлись у всех. Костер зажгли одной спичкой. Над ручьем потянулся дымок. Все сидели вокруг огонька. Бобик, положив на лапы голову, спал. Скоро в зеленом ведерке забулькала похлебка. Никто не говорил о страшных событиях, которые загнали их в лес. Но едва наступила тишина, как в памяти каждого вставала пасека, мертвые лица Матвеича и дедушки Николая Григорьевича, пустая, брошенная мельница... А в глазах у Васька возникало детское удивленное лицо Ничипора и бился захлестнутый петлей дед Михайло... Васек вскакивал, с испугом глядел на Генку. Но Генка как будто омертвел. В темных глазах его, как в темной воде, отражалась зелень леса, матово переливались блестки от огня. Похлебку ели жадно, черпая из ведра самодельными ложками и обжигая рты. - Сроду ничего вкуснее я не ел! - говорил Саша. - Еще бы! - подтверждали ребята. Горбушку хлеба пилили перочинным ножом. Разделили поровну. Сахар, с общего согласия, решили отдать Севе. - Да зачем, ребята! Я уже лучше себя чувствую, - сконфуженно отказывался Сева. Он съел размоченный в похлебке хлеб и несколько вареных грибов. - Вкусно тебе? - спрашивали ребята. - Вкусно, - улыбался Сева. - Заешь сахаром. - Я завтра лучше... Бобик долго гремел ведром, доедая остатки. Похлебка подействовала на всех, как волшебное питье. Щеки зарумянились, глаза заблестели, клонило ко сну. Не хотелось думать, что будет дальше; хотелось, разбросав усталые руки и ноги, спать, спать, спать... Даже Генка, свернувшись калачиком на земле, закрывал глаза. - Спите! - махнул рукой Васек. - А кто будет ночью дежурить? - спросил Одинцов. Васек вспомнил, что в тревожную ночь, когда они были в походе, Митя дежурил сам. - Я буду, - сказал он. - Один? - Если надо будет, разбужу кого-нибудь. - Тогда ложись сейчас, а мы с Сашей посидим, - предложил Одинцов. Васек не стал отказываться, натянул на уши курточку и лег около Севы. Мохнатые корни дерева скрыли его под своим навесом, покачали коричневой бородой, пощекотали ему шею. Васек вздохнул и закрыл глаза. Глава 52. НОЧЬ КОМАНДИРА Снова кричат ночные птицы. Снова с нудным гудением пролетают куда-то вражеские самолеты. И так же полон таинственных шорохов лес, но теперь нет рядом Мити. Васек сидит на поваленном дереве. Ухо его привыкло к гудению самолетов, ночные шорохи не пугают своей таинственностью. Не лес страшен Ваську Трубачеву, командиру пионерского отряда. Страшны люди в железных касках, с черепами на рукавах, страшна неизвестность и еще страшнее ответственность, которая легла на его мальчишеские плечи. Что делать? Куда идти? Жив ли Митя и найдет ли он своих ребят? Где партизаны? Как искать их в этом большом, незнакомом лесу? Васек вспоминает жалкую кучку своих товарищей, испуганных, голодных, в грязных куртках... На глаза его навертываются слезы. Он встает и присаживается ближе к яме, где спят вповалку ребята. Теплое дыхание их успокаивает его. Трудно дышит Сева, но он тоже спит, повернув к Саше бледное лицо. Не спит только Генка, его глаза широко открыты. Васек боится заглянуть в Генкины глаза, боится окликнуть товарища. Он со вздохом отворачивается. Что делать? Как поступил бы на его месте взрослый командир? Куда он повел бы свой отряд? Какие-то смутные воспоминания проносятся в голове... обрывки рассказов о твердых, бесстрашных коммунистах, страницы прочитанных книг. Возникает лицо Сергея Николаевича. Васек видит учителя в классе, на сборе, мысленно представляет себе учителя и на фронте. Вот он стоит среди бойцов, такой спокойный, подтянутый, в военной форме. Васек видит и бойцов, окружающих учителя, - они такие же спокойные и подтянутые, как их командир. Они пойдут за ним в бой, может быть, на смерть, они не растеряются перед любой опасностью. Васек машинально стирает с рукава прилипший комок глины. Почему он не заставил ребят вычистить курточки и привести себя в порядок? На что он похож сам! Ведь он командир! Разве было бы так при Мите или Сергее Николаевиче? Васек потихоньку спускается к ручью, растягивает на траве одежду, трет холодной водой щеки, приглаживает непокорный чуб. Потом застегивается на все пуговицы, медленно поднимается назад и осторожно вытаскивает из-под головы Одинцова вещевой мешок. В нем хранится пионерское знамя. Когда-то вместе с Митей, собираясь уходить из села, они аккуратно завернули его в платок и спрятали на самое дно вещевого мешка. Васек присаживается на корточки и осторожно вынимает сокровище отряда. Свет луны падает на шелковое знамя, блестит и переливается в мягких складках. Васек с трепетом читает вышитые на знамени знакомые слова: "К борьбе за дело Ленина будь готов!" - Всегда готов! - шепчет Васек. Эти слова вливают в него новые силы. Мысли становятся ровнее, спокойнее. Неожиданно приходит решение: "Я поведу ребят в Макаровку, от Миронихи узнаю о партизанах, может быть, о Мите, возьму девочек. Я должен привести свой отряд к Мите!" Васек срезает толстую ветку орешника и при свете луны обтачивает ножом древко. Бобик тихонько вылезает из ямы и, широко зевая, садится рядом с мальчиком. Теплая шерсть собаки напоминает забытый домашний уют. Но Васек не позволяет себе вспоминать ничего, что может вызвать на глаза слезы. Он не должен плакать! Командиры не плачут! Васек надевает на древко знамя и встает. Приложив древко к плечу и вытянувшись во весь рост, он неподвижно стоит под Красным знаменем, облитый лунным спетом. Завтра он поведет свой отряд в полном боевом порядке! И, что бы ни ожидало их впереди, они не посрамят чести пионеров! x x x Солнце уже просвечивает сквозь листву, когда, сложив рупором ладонь, командир горнит утреннюю побудку. Ребята послушно вскакивают, протирают глаза и... бросаются к знамени. - На зарядку становись! - останавливает их спокойный голос командира. - Назначаю кашеварами Мазина и Русакова! Варить грибную кашу! - Есть варить кашу! - Привести в порядок одежду! - Есть привести в порядок одежду! - Объявляю приказ по третьему отряду: через час выступить в полном боевом порядке! Направление - Макаровка. - Есть! - радостно откликается отряд. - Пионеры! К борьбе за дело Ленина будьте готовы! - Всегда готовы! Глава 53. В ПУТИ Снова темные чащи, запутанные тропинки. В оврагах и в сырых, болотистых местах острая осока ранит ноги. На коротких привалах - грибная похлебка, сине-пепельная ежевика. От ежевики губы у ребят синие, пальцы как будто испачканы чернилами. Сева находит какие-то растения, годные для еды. - Это паутинистый лопух, - говорит он. - Корни его похожи на спаржу, их едят. - Ну тебя, Малютин! - обижается Мазин. - Всегда ты что-нибудь придумаешь! Если хочешь знать, это просто колючки; их называют собаками, потому что они цепляются за платье. - Это верно, но корни молодого лопуха едят. Жаль, у меня нет книжки - я бы тебе доказал. - Он правду говорит, - неожиданно вступает в разговор Генка. - Я сам читал про это. А кислицу варил и ел. Мазин безнадежно машет рукой: - Как-нибудь без лопухов обойдемся. - Генка, сколько отсюда до Макаровки километров? - спрашивает Васек. Генка морщит лоб: - Як бы по шоссе, то недалеко. А так - кто его знает... може, километров двадцать... Трубачев спешит. Грибная похлебка без соли и хлеба плохо подкрепляет силы. Голод начинает одолевать ребят: щеки у них пожелтели, глаза ввалились, около губ обозначились глубокие складки. От долгой, непривычной ходьбы болят ноги. Тапочки прохудились - ребята идут босиком, пробираясь по глухим местам, заросшим крапивой и колючками. Но никто не жалуется. "Вот дойдем до Макаровки - и все будет хорошо!" - думает каждый. На привалах подробно обсуждается встреча с девочками; ребята оживляются, радуются. - Трубачев! Трубачев! Мы так тихонько подойдем к их дому и - рраз! - как выскочим! - Ну, "выскочим"! Там ведь фашисты. Надо тихо, по одному как-нибудь... Можно даже просто вызвать Валю или Лиду. - Нюру надо вызвать! - вставляет Одинцов. - Эх, Макаровка! Еще найдет ли нас Митя! Мальчики еле плетутся. Лес, лес и лес... Нигде не видно просвета. - А не заблудимся мы, Генка? - Ни. Потянулись сухие, нагретые солнцем вырубки. Под пнями - редкие, почерневшие ягоды земляники. Нет воды. Воду, запасенную на последнем привале, потратили на похлебку. Зеленое ведерко пусто. Бобик, свесив на сторону сухой язык, уныло плетется сзади. - Генка, скоро вода будет? - облизывая потрескавшиеся губы, спрашивает Васек. Генка разгребает желтые листья, берет горсть земли, рассыпает ее на ладони: - Далеко... Коло Жуковки под мостом вода... Ребята еще острей ощущают сухость во рту. - Около Жуковки так около Жуковки... Вперед! - командует Трубачев. Жаркий полдень. В глазах красные, желтые, бурые листья. Лес наконец кончается. Перед выходом на шоссе Васек объявляет большой привал. Ребята без сил валятся на траву. Мазин и Русаков остаются на страже. Петьку одолевает сон. - Чего глаза закрываешь? - толкает его Мазин. - Здесь шоссе близко - того и гляди, на фашистов нарвемся, а ты спишь! - Я не сплю... Я просто сквозь ресницы смотрю... для интереса... - Знаю я, какой у тебя интерес! А еще хочешь разведчиком быть! - шепотом говорит Мазин, поглядывая на спящих ребят. Петька придвигается ближе: - А если Митя нас не возьмет? - А куда ему нас девать? - Мало ли куда! В село какое-нибудь... - Я не пойду! - решительно заявляет Мазин. - Я бы сейчас ушел, да Трубачева не хочу подводить. Петька задумывается, потом шепчет, показывая на Васька: - Он и сам воевать захочет. - Не захочет, если не позволят! Для него приказ - это вес! - А для нас, Мазин? Мы ведь тоже пионеры... - "Для нас, для нас"! - передразнивает его Мазин. - Что для других, то и для нас. Только ведь мы Р. М. 3. С. Забыл? Мы должны на войне послужить Родине! - Конечно! Мы для этого тренировались, - округлив глаза, шепчет Петька. Но Мазин уже не слушает его. Странный, розовый свет ложится на траву. Словно освещенные изнутри, стоят на опушке прямые желтые сосны, за ними краснеет широкая полоса неба. - Петька, зарево! Генка беспокойно ворочается во сне, открывает глаза и сразу вскакивает: - Горит! - Петька, буди ребят! Через минуту весь отряд собирается на опушке леса. Под высокой, обрывистой опушкой проходит шоссе. Отсюда далеко видны колхозные поля. Небо охвачено огнем; за полем, на расстоянии километра, бушует пламя. - Село! Село горит! Эсэсовцы жгут село! - шепотом говорят ребята. - Проклятые! Проклятые! В тишине прорывается гневный голос Генки: - Жгите, жгите, гады! Попомнится вам моя земля! x x x На последней ночевке перед Макаровкой снова стоит на посту Васек. Неровный свет луны пробегает по худым, изможденным лицам его товарищей. - Гена... моя мама будет любить тебя, как родного, - слышится в темноте шепот Севы. - Одна у меня матерь - Украина. Не сирота я, - угрюмо отвечает Генка. - Спи. Глава 54. "ТРУБАЧЕВ ПРИШЕЛ!" - Девочка! Девочка!.. Хроменькая Фенька прижимает к плетню острое личико и смотрит на дорогу. - Девочка! Это свои, не бойся! Из кустов осторожно поднимается рыжий мальчик. У него темные, запавшие щеки и синие глаза с лихорадочным, голодным блеском. Он протягивает через плетень худую руку: - Послушай, девочка... Фенька боязливо отступает назад. - Нема хлиба, зараз картошки вынесу, - бормочет она, поворачиваясь, чтобы бежать в хату. - Нет, нет! Подожди, подожди, девочка! Иди сюда! Фенька останавливается. Мальчик оглядывается на дорогу и тихонько спрашивает: - Знаешь Мирониху? Фенька кивает головой. - Послушай! У нее есть девочки. Это наши. Вызови их, скажи - Трубачев пришел. - Московские? - шепотом спрашивает Фенька. - Да, да! Знаешь ты их? - Знаю. Фенька пытливо смотрит на мальчика и боком перелезает через плетень: - Они тут, на поляне. До Вали пошли. Пойдем - покажу! Она, прихрамывая, бежит по тропинке; Васек едва поспевает за ней. - Подожди немножко... Я не один, я с товарищами! - говорит Васек. Из кустов один за другим выходят ребята. Бобик рвется из рук Пети Русакова и тихо рычит. Фенька останавливается. В глазах ее мелькает беспокойство. - Вон они, за оврагом... на поляне, - быстро говорит она и, повернувшись, бежит назад. - Девочка! Девочка! Не бойся! - кричит ей вслед Васек. - Это свои! Но Фенька не оглядывается. - Испугалась нас! - вздыхают ребята. - Что же делать теперь? - Ничего, сами найдем! Тут близко - на поляне где-то... Мальчики спускаются в овраг, карабкаются наверх, потихоньку советуются: - Может, лучше к Миронихе идти? - Где тут поляна? Лес начинается уже... - Жаль, испугалась девочка. Она бы показала. - Эй, хлопцы, куда пошли? - вынырнув из густой травы, машет рукой Фенька. - Налево идите! За дубами тропинка будет. Чуете? - Чуем! Чуем!.. Иди сюда! - Не тронем мы тебя! - Эх, ты, проводила бы! Фенька мотает головой: - Сами найдете - за дубами! - Пошли! - говорит Васек. На пригорке - широкостволые, старые дубы. Ребята настороженно и радостно улыбаются. На их лицах - нетерпеливое ожидание встречи. За дубами неожиданно открывается светлая лесная поляна. Солнце косыми лучами падает на траву. Под молодой березкой, у свежей насыпи, покрытой сорванными полевыми цветами, прижавшись друг к другу, сидят две девочки. Они сидят под одним платком, подобрав под себя босые ноги. Легкий ветер пробегает по поляне. На березе бьется тонкая дощечка... Васек еще издали видит двух девочек и свежую насыпь под березой. Сердце у него падает. Ребята в смятении останавливаются за его спиной. - Кто-то умер... - хриплым шепотом говорит Васек, не двигаясь с места. Лида Зорина быстро поднимает голову, платок скользит с ее плеч; она вскакивает, в упор смотрит на Васька остановившимися черными глазами, потом с криком протягивает вперед руки: - Нюра! Нюра! Трубачев пришел! Нюра бросается к подруге, обнимает ее за шею, и обе они громко плачут. Мальчики, тяжело волоча ноги, боязливо подходят к насыпи. На березе сиротливо бьется дощечка. На дощечке - короткая, скупая надпись: ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕНЫ УЧИТЕЛЬНИЦА МАРИНА ИВАНОВНА И ШКОЛЬНИЦА ВАЛЯ СТЕПАНОВА Нюра падает на сорванные цветы, обнимает тоненький ствол березы: - Валечка! Валя! Трубачев пришел! Глава 55. НОЧНОЙ СТУК - Куда же вы пойдете одни? Вы ж дети... - качая головой, говорит Мирониха. Трубачев молчит. Глаза у него слипаются от усталости и сытой пищи. Ребята тоже размякли. Петька, широко раскрыв рот, спит сидя. Сева давно уже лежит на скамейке. Одинцов, подперев рукой голову, дремлет над своей миской. Ему жалко отодвинуть миску, хоть она и пустая. Генка ест медленно, подставляя под ложку кусок хлеба и бережливо собирая крошки. Мазин, умильно глядя на Мирониху, просит вторую миску борща. - Нельзя, Мазинчик, нельзя, - уговаривают его девочки. - Нельзя тебе сразу много есть... Ты можешь заболеть. - Нельзя, нельзя, дети мои! - строго говорит Мирониха, убирая от Мазина пустую миску. - Сегодня уж так, а завтра я вам целый чугун борща наварю! Маруська с жалостливой усмешкой в глазах подолгу смотрит на каждого из ребят и время от времени громко говорит: - Дайте ж им хоть трохи покушать, мамо! Мирониха со вздохом стелет на пол сенник: - Ложитесь спать, хлопцы. Треба огонь тушить, а то как бы полицаи не завернули до нас. А завтра где-нибудь я вас пристрою. Может, на Жуковку до сторожа сведу... "Завтра... завтра..." - бессильно склоняя голову на подушку, думает Васек. Ребята падают рядом с ним; девочки отдают им свои простыни, одеяла. Спящего Петьку укладывает Мазин. "Эх, Валя... Валя Степанова!"- вспоминает Васек. Откуда-то, из самого краешка глаза, выбегает слеза и мокрым пятнышком расползается по подушке. Острая тоска схватывает за сердце, тревога отгоняет сон. Васек видит перед собой весь утомительный путь, который они прошли. Лес, лес, лес... Где же Митя? Идет ли он по их следам, знает ли он, что случилось с ними в селе? Зачем пойдет он на пустую мельницу? А следы их и дорожные знаки начинаются только оттуда! Ваську кажется вдруг, что все его надежды напрасны. Митя не придет! Мирониха тоже, наверно, не знает, где искать партизан. И у себя она не может их оставить - у нее и так полна хата. Сон окончательно покидает Васька. Он облокачивается на подушку и не мигая смотрит на коптилку. - Ну, чего зажурился, хлопчик? Тяжело тебе за главного быть? - Мирониха присаживается с ним рядом, гладит его по голове и растроганно говорит: - Спи, голубчик! Ты свое дело сделал - довел ребят. Теперь я об вас подумаю. Люди-то свои везде есть! Кругом они... Фашисты думают, как бы им партизан в кольцо взять, а партизаны давно уже фашистов в петлю загнали. Мирониха тихо смеется. Глаза ее лучисто светятся в темноте, на щеках появляются ямочки. Васек улыбается... Тихий стук в окно пугает обоих. Мирониха бледнеет. - Чужой стук... незнакомый, - шепчет она, приложив к губам ладонь. Стук повторяется, у двери скрипит крыльцо. Мирониха окидывает взглядом спящих ребят. - Если что, скажи - из Жуковки... за грибами ходили... ночевать попросились, - шепчет она Ваську и бежит к двери. Васек толкает ребят: - Не спите! Не спите!.. Нюра и Лида тревожно смотрят с печки, свесив вниз головы. - Мирониха я и есть. Чего треба? - сурово спрашивает Мирониха, впуская в хату низенького человека с морщинистым лицом и выцветшими седыми бровями. - Чего треба, то я и нашел! Ясно! Человек не иголка!.. Это чьи ребятишки у тебя? - весело кивает он на ребят. Ребята вскакивают. Сонный Бобик вылезает из-под стола и, виляя хвостом, обнюхивает гостя. - Ба! И ты тут, скотинка, а? Скажи пожалуйста! - удивляется тот. Мазин, расталкивая ребят, подходит сбоку и беззастенчиво разглядывает знакомое старческое лицо с лукавыми светлыми глазами. - Свой я, свой! Чего всполошилась, гражданочка? Разве чужие так ходят!.. От Мирона Дмитрича мы пришли... Стой, я товарища своего впущу... - Он поспешно идет к двери и кашляет на крыльце. Мирониха недоверчиво прислушивается. - Это тот... тот, со свистком, - шепчет Ваську Мазин. Дверь снова открывается. Высокий человек в длинном пальто сбрасывает щегольскую кепку. Васек бросается к нему: - Митя!.. Ребята тесной кучкой окружают Митю, виснут на нем со всех сторон; девочки обнимают его за шею, гладят по лицу: - Митя... Митя... Митенька!.. - Ой, мамо, мамо, - громко всхлипывает Маруська, - дайте ж им хоть трохи покушать! Глава 56. В ПАРТИЗАНСКОМ ЛАГЕРЕ За палаткой послышался шум. Николай Михайлович поднял голову. - Узнайте, что там такое! - отрывисто сказал он, просматривая свежий листок фашистской газетки, только что доставленной связным. Степан Ильич поспешно вышел. Около землянки, где жила Оксана, собрались партизаны. Среди них слышались удивленные восклицания, одобрительные возгласы, добродушные шутки. В центре этой кучки стояли ребята. Курточки и штаны почти у всех были разорваны и свисали бахромой на рукавах и коленках; волосы отросли и торчали вверх; за ушами Васька золотились рыжие колечки. Девочки в длинных кофтах выглядели не лучше. Зато красные пионерские галстуки были повязаны с особой тщательностью, свежевымытые щеки ребят блестели, и на лицах было написано безграничное счастье. Шелковое знамя жарко и празднично алело над маленьким отрядом. Смущенные встречей с партизанами и необычайной обстановкой лагеря, мальчики искоса поглядывали на Митю и растерянно улыбались. Бобик, издавая тихое ворчание и настороженно подняв уши, вертелся под ногами. - Эй, хлопцы, пополнение пришло! - шумели вокруг партизаны. - А худые - беда! Небось не емши по лесу бегали! - Зараз треба их на продовольствие поставить! - А чего ждать? Доложи командиру, - советовали Мите. Степан Ильич шагнул в круг, широко раскрыл руки и захватил в свои объятия ребят: - Эх вы, други мои! Соколята! Ребята зашумели, заговорили все разом: - Дядя Степан! Мы шли, шли... - Мы все лесом да лесом... Мы грибы ели... - А вот наши девочки, дядя Степан! Это Лида и Нюра! Васек радостно прижался к колючей щеке дяди Степана. - Золотой ты хлопчик, ридна моя кровь! - заглядывая ему в глаза, повторял Степан Ильич. Партизаны, стоя вокруг, с волнением глядели на эту встречу. Приход пионеров в лагерь был для всех радостным событием, напоминавшим о мирной жизни. - Галстуки сохранили! Вот это пионеры! - Эй, Сенька, сходи за нашей маткою! Она тут все глаза проглядела поджидая. Но Оксана, заслышав шум в лагере, уже торопливо шла от речки. Митя бросился ей навстречу. - Привел, привел, Оксана Николаевна! - закричал он еще издали, пока- зывая на ребят. - Вот они! Степан Ильич подтолкнул Васька: - Беги, встречай! Ночи она не спала из-за вас... Васек бросился вперед, но девочки опередили его: - Тетечка! Тетечка! Оксана тревожным, быстрым взглядом охватила ребят, большими теплыми руками прижала к себе их головы, ощупала острые плечи, торчащие лопатки, заглянула каждому в глаза: - Птенчики вы мои бескрылые! Партизаны смотрели на нее, крякали, вздыхали: - Да... встретились, значит... Оксана вдруг выпрямилась. - Сенька, топи баню! Ножницы неси! - скомандовала она свежим, молодым голосом. Партизаны засмеялись: - Сейчас вам, ребята, санобработка будет! Степан Ильич вошел в палатку с сияющим лицом: - Прибыл Бурцев с ребятами! Николай Михайлович улыбнулся: - Нашлись? Ну-ну! Позаботьтесь там, чтобы их накормили. Пускай хоро- шенько отдохнут, а завтра мы их переправим через фронт. Часть можно бу- дет на самолете с Коноплянко. Как самочувствие Ильи Кондакова? - Неважно... Изрешетили хлопца - смотреть страшно. - Да, дорого ему обошлась Жуковка! Ну что ж, отправим в Москву на излечение. А Макитрючка что? - Макитрючка ничего. "Скоро, говорит, встану". Просит считать здоровой. - Ну, о ней мы тут позаботимся. А как насчет Ульяны Леонтьевны? Устроили? - Точно. Сегодня ночью перевезли с детьми в Семеновку. Николай Михайлович кивнул головой: - Хорошо. Попросите ко мне Мирона Дмитрича и Коноплянко. x x x Ребята сидели за длинным столом и ели густую гречневую кашу. К столу подошла Костичка; улыбаясь, села рядом. После казни деда Михайла Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев ее, ребята обрадовались. Генки не было: он ходил по лагерю - искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе: - Сейчас, сейчас, Генка, придет твой Гнедко, не бойся! - Не бачу я его... Може, убитый? - хмуро спросил Генка. - Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый! Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца. - Гнедко!.. Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими черными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал. - Михайлов внук плачет, - хмуро говорили партизаны. - Не мешайте ему, не подходите, - останавливал Митя. Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде. Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка. - На що звязали? - сердито сказал он Сеньке. - Освободи его! Он теперь от меня никуда не уйдет. Сенька послушно распутал веревку на ногах жеребца. Генка осмотрел копыта коня, провел рукой по мягкой спине и заметил след от седла. - Плохо седлаешь... Так спину коню можно натереть! - строго сказал он, отпуская Гнедка и глядя ему вслед. - Овес даете? - А як же! Все даем - и овес и хлебца даем, - торопливо уверил его Сенька. Когда Генка вернулся к ребятам, глаза у него были красные, но блестели и хмурое выражение лица смягчилось. x x x - Ешьте, ешьте! - угощал ребят Митя. Он чувствовал себя хозяином здешних мест и, радуясь впечатлению, которое произвел на ребят лагерь, с мальчишеской гордостью говорил: - Вы что смотрите? Целый город у нас тут! Это еще что! Мы ведь только что перебрались сюда, а вот подождите - укрепимся хорошенько... После соединения с макаровцами лагерь расширился и стал походить на большую стройку. Место было выбрано для зимовки. Партизаны устраивали себе теплое жилье. Слышался стук топоров, падали деревья, визжали пилы. Землянки строились прочные, с печами и маленькими окошками. Стол, за которым сидели ребята, издавал свежий смолистый запах. Для кухни было отведено особое место. Под навесом был сложен весь кухонный инвентарь, отбитый у фашистов. Были две просторные палатки для раненых. Ребята узнали, что за день до их прихода был совершен крупный налет на Жуковку, пущен под откос поезд с эсэсовцами, взяты большие трофеи: ручные пулеметы, винтовки, обмундирование. - Неплохо Гитлер вооружил нас! - смеялся Митя. Пока Митя рассказывал, Мазин рыскал глазами по лагерю, оглядывая постройки и что-то соображая про себя. Тревогу его разделял Петька Русаков. Еще в дороге Митя сказал ребятам, что их отправят домой. Девочки, Саша и Сева Малютин искренне и шумно радовались. Одинцов тоже хотел домой, но он ждал, что скажет Васек Трубачев. Он всегда и во всем поддерживал товарища и расставаться с ним не хотел, несмотря на желание ехать домой. Васек задумался. Он, конечно, хотел бы воевать вместе с партизанами, но ослушаться взрослых не мог. - Приказ - это все! - подумав, сказал он Одинцову. Генка вел себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили "отчаянно" просить командира оставить их в отряде. - Я прямо заплачу, Мазин! - серьезно говорил Петька. - Я тебе "заплачу"! Что ты, у тетеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира! - Верно. Я лучше буду так смело говорить... Мазин сделал гримасу: - Тощий ты и маленький... не имеешь внушительного вида. Петька с огорчением разглядывал себя: - А ты скажи, что мне пятнадцать лет. - Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! - огрызался Мазин. Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их. - Рыжий - это, видать, командир. Весь отряд привел! - А тот, с краю сидит, глазастый, - говорят, вместе с дедом Михайлом работал! - Эх, война! Всех зацепила! - Вот глядишь - дети совсем! А у них уж свои герои есть, - качал головой бородатый старик, натачивая пилу. - А в чем дело? Дело в воспитании, тут ничего не скажешь. - Воспитание советское... Строители будущего! В коммунизме будут жить! - откликнулся военный, пришивая пуговицу к своей гимнастерке. - Крепкие ребята! Друг дружку в беде не бросали! - с уважением сказал молодой хлопец. - А собачка-то откуда взялась? Для компании, что ли, привязалась к ним? - Собака Ивана Матвеича. Бобиком зовут. Я на пас