ильнее ожесточался. К нему относятся, как к последней собаке, его сделали мелким шпиком, и будущее не сулит ему ничего радостного... "Хорошо, что никто здесь обо мне не знает. Если Мейер меня забудет, то для всех, кто сейчас меня окружает, я останусь честным человеком..." - так думал Юренев в минуты отчаяния, которое все чаще и чаще им овладевало. Но вслед за этим он начинал обвинять себя в слабости. Нет, он не должен, не имеет права изменять своей цели. Нужно вырваться отсюда любой ценой. Вот тогда-то он и замыкался в себе, озлобленный, внутренне ощерившийся, готовый на все. Дни тянулись, а ему не удавалось узнать ничего значительного, чтобы донести Мейеру. Он решил подбить группу пленных на побег, а затем предать их. Но лагерь усиленно охранялся, и все понимали, что побег пока обречен на неудачу. Теперь, сидя в машине, Юренев размышлял, повезет ли ему на новом месте. Разные люди окружали его. Одни были сломлены несчастьями, истощены ранами, недоеданием, тяжелыми работами; другие держались, несмотря ни на что. К таким относился и Алексей Охотников. Он не жаловался, а когда бывало особенно трудно, только крепче сжимал зубы. Юренев его ненавидел. Ему казалось, что Охотников подозревает его. И, чтобы не мучиться, он твердо решил при первом же удобном моменте уничтожить Алексея. Поплутав по проселочным дорогам, машины в полдень достигли деревни, названия которой никто не знал, а спросить было не у кого: в ней не осталось ни одного местного жителя. Но Алексей, хорошо знавший эти места, прикинул, что отсюда недалеко до Обояни. Выйдя из машины, он быстро огляделся. К их приезду уже подготовились. По тылам домов вокруг всей деревни в два ряда тянулись густые проволочные заграждения. На углах стояли вышки с часовыми. Здесь было не лучше, чем в городе. Пленных развели по хатам и выдали им по куску хлеба. Это была единственная еда за целый день. Алексей старался держаться вместе с Еременко. Нельзя было оставлять его без поддержки. Еременко, помимо своей воли, располагал к себе людей. На вид было ему лет около пятидесяти. Невысокий, худощавый, с простым крестьянским лицом, он говорил неторопливо, и в его светлых, выцветших глазах всегда жило спокойствие. С первых же дней Еременко невзлюбил "актера", как он называл Юренева. А почему, сам не мог объяснить. Может быть, потому, что Юренев держался с ним сухо и даже высокомерно. Так получилось, что два человека, с которыми был дружен Алексей, относились друг к другу недоверчиво. Когда начало смеркаться, хаты заперли. Пленные лежали прямо на холодном полу, подстелив охапки прошлогодней соломы. Затопить печи им не разрешили. Алексей прикрылся шинелью. Он лежал и думал о Коле. Где-то сейчас его мальчик - единственное, что у него осталось в жизни. Какой страшной была их последняя встреча на дороге! Как исковеркана, наверное, его душа... Ах, Катя, Катя! И зачем она осталась в городе! Она погибла одной из первых и так мало, наверное, успела сделать! Была уже глухая ночь, когда кто-то осторожно дотронулся до плеча Алексея. - Кто это? Что тебе? - открыв глаза, тревожно спросил он. - Тише, - услышал он шепот, - это я... Алексей узнал голос Юренева. - Ну что?.. - Нам надо поговорить. О важном деле. Сейчас... На окно навалилась непроглядная темень. Рядом тяжело храпели и стонали во сне измученные люди. У порога кто-то бредил и звал к себе неведомую Анну... Алексей придвинулся поближе к Юреневу, но тот потянул его за рукав: - Выйдем в сени... Стараясь не наступить на лежащих, Алексей вслед за Юреневым с большим трудом добрался до порога. В сенях его охватил ночной холод, сжал плечи, забрался под гимнастерку и ледяной лапой лег на грудь. - Сюда, - позвал Юренев из дальнего угла. - Прикрой дверь!.. Алексей ощупью нашел Юренева. Под его ногой скрипнула половица. - Тише! - прошептал Юренев и прислушался. На дороге перед домом разговаривали немецкие часовые. Вдалеке завывала покинутая хозяевами собака. Боец, лежавший у порога за дверью, по-прежнему звал Анну. - У меня есть план, как бежать отсюда, - быстро зашептал Юренев. - Ты слышишь?.. - Алексей кивнул головой, и Юренев продолжал: - Ты должен повлиять на людей... Нас используют здесь на работах. Мы обезоружим конвойных. Не в лагере, конечно, а там, в поле... Алексей почти оглох от жаркого шепота. Половины слов он не разобрал. Юренев шептал сбивчиво, истерично. - Давай думать, - сказал Алексей, когда Юренев замолк. - Это дело серьезное. - Долго думать нельзя! Нас могут распределить по разным группам. - А бежать без подготовки - все равно что пулю себе в лоб пустить. Нас всех перебьют! - Что же делать? Ждать? - Осмотреться, по крайней мере. Юренев помолчал, сжавшись в темноте. - Зря тянешь ты, Охотников, - зло сказал он. - Не чувствую в тебе горения. - Не говори глупости, Миша! - ответил Алексей.- Мне жить хочется не меньше, чем тебе. - Он в темноте нашел его руку и пожал ее.- Успокойся! Будь осторожен! Об этом пока ни с кем ни слова... По дороге, стуча сапогами, проходил дозор. Они вернулись на свои места. Разговор с Юреневым взволновал Алексея. Хорошо, что рядом такие смелые люди, как Михаил. Он нетерпелив, но лучше действовать, чем медленно умирать, с каждым днем, с каждым часом теряя надежду на спасение... На расстоянии протянутой руки от него лежал Юренев и улыбался, смотрел в окно, за которым ему уже мерещился рассвет. Он будет ждать! У него хватит терпения! А потом всех расстреляют, и свидетелей не останется. И тогда он потребует, чтобы Курт Мейер выполнил свои обязательства. Да, близок день, когда он начнет новую жизнь!.. Юренев тихо засмеялся. Алексей услышал этот смех, но решил, что Михаил смеется во сне... Глава двадцать первая В ПУТИ На рассвете из партизанского лагеря вышли два крестьянских мальчика. Один из них, высокий, крепкий, со светлыми озорными глазами, которые невольно привлекали внимание к его загорелому открытому лицу, был одет в домотканую синюю рубашку, подпоясанную тонким кожаным ремешком, и в черные, обтрепанные снизу штаны. Старые, латаные-перелатанные и потерявшие уже свой первоначальный цвет ботинки были надеты на портянки. За плечами у мальчика висела тощая котомка с хлебом. Рядом вперевалку шагал коренастый толстячок, одежда которого была не лучше, чем у товарища. Только поверх рубашки был наброшен старый пиджачок с заплатами на рукавах да на ногах не ботинки, а стоптанные кирзовые сапоги. У него также за плечами был мешок с хлебом. У обоих мальчиков серыми блинами лежали на головах кепки. Ребята молча шли по тропинке. Только что они были среди близких им людей, выслушивали теплые, ободряющие слова, запоминали советы, а теперь остались наедине со своими думами и тревогами. Со многих деревьев листья уже опали. А те, что еще сопротивлялись порывам ветра, стали багряными, ярко-желтыми; издали они казались сделанными из меди. Лес глухо шумел. Под ногами с хрустом ломались сухие ветки. - Мальчики! Оба невольно вздрогнули и остановились. На повороте тропинки стояла Мая. В военной гимнастерке и синей юбке, с подобранными на затылке в пучок волосами, она выглядела старше своих лет. - Чего тебе? - сурово спросил Коля. Мая протянула ребятам небольшой сверток: - Возьмите! Витя взял сверток в руки и стал с любопытством его разглядывать. - Что здесь? - спросил он. - Сахар, - ответила Мая. - Верни! Слышишь? - строго приказал Коля. - Откуда сейчас у крестьянских ребят возьмется сахар? Витя вздохнул и с сожалением вернул сверток. - Да вы хоть по кусочку возьмите! - взмолилась Мая. - Ну хоть по одному! Витя просяще взглянул на Колю, и тот неохотно согласился - Ну, по одному, пожалуй, можно. Давай!.. Мая быстро развернула сверток. - Берегите себя, - сказала она, - и возвращайтесь вместе. В груди у ребят защемило. - Ладно, - сказал Коля, - уж как-нибудь! Скоро вернемся... Пошли, Витя... Ребята двинулись по тропинке. В конце ее Витя оглянулся. Мая издалека помахала им рукой, повернулась и медленно пошла назад... Колесник сказал, что мальчики должны как можно дольше идти лесом, а когда лес кончится, выйти на дорогу. Не прятаться, не убегать, когда кто-нибудь им повстречается, а идти так, как идут люди, которым некого бояться. День выдался теплый. Такие дни лето отвоевывает у осени, чтобы еще раз попрощаться, заставить пожалеть о том, что оно кончилось. Ребята не знали, что Колесник еще накануне послал связного к Никите Борзову. Может быть, тому удастся устроить себе служебную поездку на строительство и там встретиться с Охотниковым. Для Колесника до сих пор было неясно, почему гитлеровцы строят укрепрайон так далеко от линии фронта. Неужели они не верят, что их войска удержат оборону по берегу Дона? Если они так торопятся, значит, ждут наступления советских войск, боятся его. А если это так, то партизанский отряд должен быть готов к решительным действиям. Как только на Дону начнется наступление, партизаны пойдут громить тылы гитлеровцев. Но это в будущем... Вот и кончился лес. Придорожные кусты прячут ребят, а они из своего укрытия видят далеко... Дорога идет полями к большой деревне. Беленькие мазанки, между ними редкие кирпичные дома... Это деревня Стрижевцы. До нее километров семь-восемь. Пока ребята шли лесом, они чувствовали себя сравнительно спокойно. При опасности можно спрятаться за любым стволом, прыгнуть в яму, убежать. На открытой же дороге не побежишь. Сразу догонит пуля... - Ну, чего стоим? - сказал Коля, преодолевая страх, в котором он ни за что не признался бы Вите. - Пошли!.. И, раздвинув ветви кустов, вышел на дорогу. Витя последовал за ним, с опаской озираясь по сторонам. Они прошли километра полтора, прежде чем немного успокоились. Дорога была пустынной. Старым грейдером войска почти не пользовались: при небольшом дожде его развозило так, что даже тракторы увязали в липкой, тягучей грязи. Но надо же было какому-то немецкому интенданту поехать именно этой дорогой! Ребята услышали нарастающий шум мотора и оглянулись. Вслед за ними, тяжело подпрыгивая на колдобинах, шел большой "Крупп", груженный ящиками. Ноги сами понесли ребят в разные стороны. И уже в поле Коля вдруг опомнился и заставил себя вернуться обратно на дорогу. Витя притаился было под каким-то кустом, но, увидев, что Коля не прячется, вылез и подошел к нему. - Идем, идем, Витька, - сказал Коля, - а то гитлеровцы подумают, что у нас какие-то намерения. Пусть видят. Не бойся, ничего они нам не сделают. И ребята, изо всех сил стараясь не оглядываться, пошли дальше, хотя их так и тянуло броситься бежать подальше от этой дороги, от приближавшегося к ним огромного грузовика. Вот он уже совсем близко. Массивные колеса с хрустом подминали под себя колею. В кабине рядом с солдатом-шофером сидел ефрейтор, широколицый немец, и играл на губной гармошке. Оба улыбались. Когда машина догнала ребят, ефрейтор высунулся из кабины и что-то крикнул. Ребята его не поняли. В кузове, прижавшись друг к другу, на ящиках сидели три автоматчика. Они не обратили на мальчиков никакого внимания. Машина проехала, оставив за собой клубы вонючего дыма. - Ну вот видишь, и совсем не страшно! - сказал Коля. - Что мы для них?.. Видят, идут два паренька, никого не трогают... Витя промолчал и только вытер рукавом пот с лица. Теперь ребята пошли смелее. Не доходя до Стрижевцев, они свернули в поле, чтобы обойти деревню стороной. Через нее идти было опасно. - Смотри-ка - самолет! - крикнул Витя. Из низких туч прямо к дороге вдруг вылетел истребитель и, круто развернувшись, пошел низко-низко над полем. - "Мессершмитт"?.. - прищурился Коля. - Нет, не "мессер"!.. Он покороче будет!.. - Поворачивает!.. В нашу сторону!.. Ложись!.. - закричал Коля. Ребята бросились в придорожную канаву, и в то же мгновение самолет со свистом пронесся прямо над ними... Нет, это не был немецкий самолет. На его крыльях ребята успели рассмотреть красные звезды. Они вскочили и стали смотреть, что будет дальше. Самолет развернулся и снова низко пошел над дорогой. На этот раз ребята не спрятались. Грузовик обогнал ребят больше чем на километр. Самолет явно нагонял его. Он вдруг взмыл кверху, а затем стремительно спикировал на машину. Тотчас же вдали над дорогой взметнулся черный столб земли, окутанный белым дымом, и до ребят донесся глухой удар взрыва. Самолет сразу набрал высоту и скрылся в облаках. Несколько мгновений ребята стояли в оцепенении, а затем, не сговариваясь, бросились бежать к месту взрыва. Будь они постарше, может быть они и поостереглись бы это делать. Но какой мальчишка может отказать себе в том, чтобы быть первым на месте происшествия? Тем более что на дороге никого, кроме них, не было. Коле в ботинках бежать было легче. Кирзовые Витины сапоги стучали по ссохшейся глине, как деревянная баба, которой заколачивают сваи, но он старался не отставать от Коли, бежал, крепко сжимая в руках свою котомку. Попадание было точным! Грузовик лежал на боку, ящики вывалились из него. Несколько ящиков разбилось, и в траве валялись какие-то странные предметы величиной чуть побольше куриного яйца. Одна сторона каждого из них была выкрашена в ярко-голубой цвет, другая - в ярко-красный; красную половину опоясывала никелированная металлическая дужка. Шофер и ефрейтор были убиты наповал. Ефрейтор вывалился из кабины и навзничь лежал на дороге, сжимая в руке гармошку. Тут же валялись трупы двух автоматчиков. Третьего не было видно. Наверное, его завалило ящиками... Только теперь, добежав до грузовика, мальчики поняли, что торопиться было не к чему. Витя нагнулся и поднял один из этих странных предметов. Что это такое?.. - Наверное, это походные чернильницы, - не очень уверенно ответил Коля. - Голубая сторона для чернил, а красная - это крышка! Вон дужка ее прижимает. Носи в кармане, не выльется. - А зачем же им столько чернильниц? - удивился Витя. - Только в одном этом ящике их, наверное, штук двести... - Не знаю, - сознался Коля. - Может, они подарки везли. Видел, ефрейтор на гармошке играл? Ребята вертели в руках "чернильницы". Им хотелось попробовать, не открываются ли они, но было как-то боязно. Коля слышал, что гитлеровцы нередко оставляют "сюрпризы". Подкинут ручные часы или вечное перо, и, как только дотронешься до них, они взрываются. - Откроем? - предложил Витя. Коля махнул рукой: - Ну, давай! - А как открывать? - спросил Витя вдруг дрогнувшим голосом. - Я и сам не знаю... Наверное, надо отогнуть дужку. - Куда? - Куда будет гнуться... Витя переложил "чернильницу" в левую ладонь, крепко сжал ее, а указательным и большим пальцами правой руки взялся за дужку. Тотчас же внутри "чернильницы" раздалось сильное шипение. - Кидай!.. Кидай!.. - закричал Коля. Не помня себя Витя размахнулся и как можно дальше отбросил "чернильницу". Ребята присели за кузов опрокинутой машины. "Чернильница" взорвалась так оглушительно, словно это была стокилограммовая бомба. Несколько осколков провизжали над головами ребят, а один из них впился в шину автомобильного колеса. - Вот так чернильницы!-сказал Коля. - Это ведь ручные гранаты!.. Он приподнялся из-за своего укрытия. - Гляди, от деревни идет машина, - быстро сказал он. - Давай уходить!.. - Не успеем... - растерянно ответил Витя. - И надо же было нам связываться с этой гранатой! Они наверняка видели взрыв... - Бежим! - Куда же? - В поле... Возьмем гранаты. Будем отбиваться... Коля подумал: "Нельзя нарушать приказ Колесника. Если побежал - значит, в чем-то виноват". - Витька, я останусь на дороге один, - вдруг сказал он, - а ты иди спрячься вон в тех кустах... Если они мне ничего не сделают, ты выходи... - А если сделают? - спросил с тревогой Витя. - Тогда не знаю, - озадаченно ответил Коля. - Возвращайся назад... - Я не стану прятаться, - решительно сказал Витя. - Я буду в засаде. Если что нужно, приду на выручку. Начну бросать в них гранаты. Витя раскрыл мешок, набрал в него десятка полтора "чернильниц" и, пригнувшись, побежал в кусты, росшие неподалеку от дороги. Кусты эти были небольшим островком на ровном поле. Отходить некуда, но и подойти к кустам не так-то легко, если оттуда полетят гранаты... Коля поправил на плече мешок, хотел нагнуться и поднять гранаты... А если обыщут? Спросят, для чего брал гранаты... Не оправдаешься. Поборов соблазн, он повернулся и пошел навстречу машине, которая быстро приближалась. Это была открытая легковая машина, битком набитая людьми. Один даже сидел верхом на заднем запасном колесе, и его голова возвышалась над ехавшими в кузове. Коля торопливо шел по обочине, он успел отойти от места бомбежки метров на триста, когда машина поравнялась с ним и шофер резко затормозил. Рядом с шофером сидел уцелевший автоматчик; у него была забинтована голова. На заднем сиденье, подавшись вперед, сидел большеголовый человек с редкими растрепанными волосами, обнажившими лысину, в старом черном пиджаке и при галстуке, неумело повязанном на смятой рубашке, - как Коля узнал позднее, это был староста деревни Стрижевцы. Рядом с ним, держа в руках автоматы, испуганно поглядывали два полицая, а третий, примостившийся на заднем колесе, думал единственно о том, как бы не сорваться. - Эй, паренек! Что там взорвалось? - крикнул староста. Хотя Коля и был готов к этой встрече, но при виде стольких вооруженных людей почувствовал, что у него пересохло во рту. - Я тебя спрашиваю, чертов сын! - выругался староста. - Подъехать можно? Ничего не горит?.. - Нет, - тихо ответил Коля. - А что это за взрыв? - Не знаю, дяденька... Староста переглянулся с полицаями и вновь раздраженно обратился к Коле: - Я тебя, дурака, спрашиваю: там, значит, больше ничего не взрывается?.. - Н-нет, - сказал Коля; он почувствовал на себе взгляд автоматчика, сидевшего рядом с шофером. - Ну, поехали! - сказал староста, удовлетворенный допросом, и тронул шофера за плечо. Но в этот момент автоматчик открыл дверцу машины и выскочил на дорогу. Он медленно подошел к Коле и остановился перед ним, широко расставив ноги. Коля взглянул ему в лицо и вдруг понял, что все пропало, теперь ему не уйти. Он хорошо помнил этого солдата, дежурившего на переезде возле станции. Надо бежать! Но куда? Солдат тут же скосит его автоматной очередью... Оставалось одно: стоять и ждать своей участи. Как жаль, что он не взял гранаты! Бросил бы сейчас одну в машину, другую себе под ноги... Сам бы погиб, но и врагов убил бы. Гитлеровец постоял немного с мрачной улыбкой на худощавом, со впалыми щеками лице, потом не спеша подошел и со всего размаха ударил его по лицу. Коля упал и, закрыв лицо ладонями, дико закричал: - Дяденька! Не надо!.. Не понимая еще, в чем дело, староста удивленно наблюдал за этой сценой. Мальчишка как мальчишка. Мало ли их сейчас бродит по дорогам. - Херр зольдат, - сказал он, мешая русские слова с немецкими, - к черту кнабе!.. Битте!.. Нам некогда!.. Гитлеровец шагнул к машине и стал яростно кричать на старосту, тыча пальцем в сторону Коли: - Партизан!.. Коров!.. - Он вскинул руки кверху.- Бандит!.. Цвай юнген! Дохлый коров!.. Староста наконец понял, в чем дело. Солдат, видно, опознал одного из тех, кто привел корову на станцию. Так вот какая птица неожиданно попалась в руки! Он выбьет из этого мальчишки все необходимые сведения и сам доставит его в город, в гестапо. Староста выскочил из машины, припадая на левую ногу, подбежал к Коле и схватил его. Коля рванулся и укусил старосту за руку, тот охнул, но его не выпустил. Через минуту, со связанными руками и ногами, Коля, согнутый в три погибели, лежал в машине у ног полицаев, которые насмешливо на него поглядывали. - Вот щенок! - ругался староста, тряся укушенную руку. - Погоди! Ты у меня узнаешь, с чем редьку едят... Коля молчал. Тонкие ремни, которыми он был связан, впились в тело. Он не представлял себе, что способен терпеть такую боль. Бывало, поцарапает себе коленку и бежит домой, чтобы залить царапину йодом. А когда йод начинал щипать, он кричал, это казалось ему невыносимым. А сейчас он терпел. Терпел и молчал... Машина проехала немного и остановилась. Староста, автоматчик и полицаи вышли из нее и стали осматривать то, что осталось от "Круппа", груза и солдат, а шофер закурил и привалился к спинке сиденья. Его дело возить. Да и надо кому-то сторожить задержанного партизана. Шофер курил, одним глазом поглядывая через спинку сиденья на мальчика. Может быть, где-нибудь в Германии и у него остался такой же сынишка. Шофер хмурился, жевал сигарету и вздыхал. Автоматчик и полицаи перетащили трупы убитых на обочину дороги и сложили их рядом. Староста ковылял от одного ящика к другому. Он был очень раздосадован. Ничего интересного! Были бы консервы, а то гранаты. Черт бы их побрал! Супа из них не сваришь... Несмотря на острую боль, Коля приподнялся и привалился к сиденью. Отсюда ему были хорошо видны и разбитая машина, и кусты, в которых притаился Витя. "Что же он медлит? - с тоской думал Коля. - Забросал бы их гранатами!.. Ни один не ушел бы!.. Наверное, боится попасть в меня!.." Коле хотелось крикнуть: "Витя, кидай!" - но он побоялся: а вдруг Витя замешкается, и тогда они погибнут оба. Может быть, Витя и прав. Зачем рисковать? Он даже и не имеет на это права. Кто же тогда вернется назад к партизанам и доложит Колеснику обо всем, что случилось? Если Колесник будет знать, что их постигла неудача, он пошлет кого-нибудь другого. Теперь отец уже никогда больше не увидит своего Колю!.. Тяжелый взрыв раздался совсем рядом. Закричав, повалились полицаи. Автоматчик и староста кинулись в разные стороны. Шофер ошалело схватился за баранку, и, не соображая, что делает, дал задний ход. Это спасло его при втором взрыве, который сразил бросившегося к кустам автоматчика. Коля рванулся изо всех сил, перевалился через борт и упал на землю. Он беспомощно бился, стараясь освободиться от ремней... Шофер что-то растерянно бормотал. Вдруг к машине подбежал староста. Одним махом он бросил Колю на заднее сиденье, прыгнул в кабину, хлопнул дверцей, и машина, круто развернувшись, помчалась к деревне. Староста ругался всю дорогу. Он не понимал, что произошло. Откуда летели гранаты? Шофер, не знавший почти ни одного русского слова, пытался ему что-то объяснить. Он, наверное, видел... "Вот вам, вот вам!" - мстительно думал Коля. Он приготовился к самому худшему, но был рад, что не ошибся в Вите. Недаром говорят, что только в испытаниях проверяется подлинная дружба! Глава двадцать вторая ВИТЯ ДЕЙСТВУЕТ Витя забрался в самую гущу кустов и примостился в неглубокой яме. Над ним тихо шелестели поредевшие ветви; каждый порыв ветра срывал с них листья, и они падали на шею и руки мальчика, словно стремясь прикрыть его, уберечь от опасности. Опершись на локти, Витя напряженно наблюдал, как медленно бредет навстречу быстро мчащемуся автомобилю Коля. "Зачем он пошел? - вдруг в отчаянии подумал Витя. - Пересидели бы вместе как-нибудь!.." Ему захотелось выскочить и позвать, но было уже поздно: машина затормозила рядом с Колей. Все, что он затем увидел - сильный удар солдата, сбивший Колю с ног, короткая и неравная борьба Коли с толстым хромым мужчиной, - потрясло Витю. Не зная, что делать, он заметался на месте. Всегда нерешительный, сейчас он готов был не раздумывая броситься туда, к Коле. В то же время Витя понимал: один неудачный шаг - и они оба погибли. Нужно что-то придумать! И взрослому, опытному бойцу решить эту задачу было бы трудно, а Вите приходилось принимать свое первое, такое ответственное решение без посторонней помощи. Он всегда с большой охотой подчинялся тому, кто вел его за собой. Это избавляло его от необходимости отвечать за свои поступки. Так с самого детства воспитывали его в семье. Его отец умер, когда Вите не исполнилось и трех лет, а мать не давала ему ни о чем заботиться, не разрешала дома даже гвоздя в стенку вбить, - сама работала, и вела хозяйство, и обслуживала сына. "Учись, сынок, - говорила она, - это твоя главная работа"... Витя лихорадочно следил за высоким немецким солдатом с автоматом на ремне, который шагал впереди, на что-то сердито указывая хромому толстяку в пиджаке. Когда они подошли поближе, толстяк махнул рукой полицаям, и они осмотрели грузовик с разных сторон. Теперь Витя сосчитал противников: три полицая, солдат и дядька в пиджаке - это пять; шофер, оставшийся в машине, - шесть... Немало!.. И все вооружены!.. Витя ползал между кустами из стороны в сторону. Он видел, как полицаи перетаскивают ящики, складывают в ряд на обочине убитых... Вдруг его рука задела вещевой мешок, о котором он в смятении совершенно забыл. Под тонким брезентом легко прощупалась "чернильница". У Вити округлились глаза. Взять гранату и метнуть ее в живых людей!.. Страшно!.. Он взглянул налево и увидел, как над краем кузова замаячило едва различимое лицо Коли. И вдруг Витю словно что-то кольнуло в грудь. "Ведь они его убьют!.." Он вытащил из мешка гранату, подержал ее в нерешительности, а потом вдруг отчаянным движением повернул дужку. Граната зашипела, и он, ничего не помня, желая лишь избавиться от нее, изо всех сил метнул ее на дорогу. А сам упал ничком в траву и закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Взрыв потряс землю. На дороге закричали. Витя слышал крики, но ему было так страшно, что он не решался поднять голову и посмотреть. Он лежал ничком минуту, а может быть, и гораздо больше. Наконец открыл глаза. Над ним, почти касаясь щеки, висел большой желтый лист с мелкими прожилками, по нему медленно полз черный муравей... Витя взглянул на дорогу. Полицаи лежали без движения там, где их настиг взрыв, а гитлеровец и хромой толстяк метались, не зная, где им спрятаться. Вдруг автоматчик бросился к кустам... Вторую гранату руки схватили сами. Через мгновение она полетела под ноги гитлеровца. Взрыв оглушил Витю. Над его головой, срезая ветки, просвистели осколки. Когда он вновь выглянул из своего укрытия, на дороге остался только толстяк. Он бежал к машине. Что он делает?!.. Нагнулся и схватил Колю! Бросил его в кузов!.. Машина разворачивается... Витя готов был метнуть и третью гранату, но удержался и стремглав бросился к лежавшему невдалеке гитлеровцу, чтобы завладеть его автоматом. Но было уже поздно. На огромной скорости машина увозила Колю к деревне... Только теперь Вите стало по-настоящему страшно. Он повернулся и бросился бежать назад, к лесу... Скорее добраться до Колесника и все ему рассказать. Ноги стремительно несли его все дальше и дальше от страшного места. Когда вдали замаячила желтая полоска осеннего леса, он почувствовал, что должен хоть немного передохнуть, и присел на обочину. Мешок с хлебом и гранатами остался там, в кустах. Только сейчас, почувствовав голод, Витя вспомнил об этом... Его мучили сомнения... Ну хорошо, прибежит он к Колеснику. А дальше что? Если даже Колесник и пошлет группу партизан на выручку Коле, то, пока они доберутся, Колю наверняка убьют. Видно, он очень нужен, если даже в панике этот дядька о нем не забыл. Чем больше думал Витя, глядя на широкие, поблекшие поля, тем отчетливей понимал, что возвращаться назад не следует. Надо попытаться помочь Коле. Он нагнулся, подобрал с земли автомат, накинул его на плечо и пошел по дороге, еще не решив точно, что ему делать. Проникнуть в деревню и узнать, где держат Колю? Притаившись, ждать, пока его поведут, и обстрелять охрану?.. Конечно, все Витины планы были наивны. В глубине души он и сам понимал это. У поворота дороги, когда до разбитого грузовика оставалось меньше двухсот метров, Витя бросился в придорожный кювет. От деревни вновь мчалась знакомая машина. На этот раз она была не одна. За ней шла другая, битком набитая полицаями. Машины остановились на довольно большом расстоянии от кустов; полицаи рассыпались цепью и, стреляя из автоматов, начали их окружать... Колченогий староста, выйдя из легковой машины, командовал, но сам на этот раз старался держаться подальше. Подкравшись поближе, один из полицаев метнул в кусты гранату, за ней другую... Затем, разом вскочив, полицаи с разных сторон устремились навстречу друг другу ломая ветки... Витя увидел, как полицай, бросавший гранаты, вышел из кустов, размахивая мешком. Староста отобрал у него мешок и вытряхнул его содержимое на землю. А потом вынул бинокль и стал внимательно осматривать окрестности. Витя притаился. Если полицаи поедут по дороге к лесу, то они сразу его заметят. На всякий случай он проверил автомат. Да, патронов много - он будет защищаться... Но что же все-таки делают полицаи?.. Витя чуть приподнялся и взглянул на дорогу. Они грузили ящики на машину. Убитых на дороге уже не было; наверное, их уложили раньше. Витя опять лег в кювет, выставив вперед автомат. Он решил стрелять первым, как только к нему приблизятся полицаи. Время тянулось томительно долго. Наконец он услышал, как глухо заурчал мотор. Куда поедет машина?.. Сюда?! Нет, шум стал удаляться. Витю так и тянуло снова взглянуть на дорогу, но он удерживал себя. Он выждал еще немного и наконец приподнялся. У него вырвался вздох облегчения: машины одна за другой удалялись, а вслед за ними строем шли полицаи. На обочине дороги, колесами вверх, валялся лишь смятый кузов и обломки разбитых ящиков. Витя выждал, пока полицаи отошли подальше, и осторожно приблизился к тому месту, где староста вытряхнул содержимое вещевого мешка. Гранат не было. В пыли валялись куски хлеба. Какое счастье! Под зубами хрустел песок, но Витя ел с жадностью, чувствуя такой острый голод, какого никогда не ощущал. Сгущались сумерки. Тяжелая, темная туча нависла над полем, и холодные капли дождя упали на шею и руки, поползли по лицу. Витя поднял воротник пиджака и потуже запахнул его. Съев хлеб, он почувствовал, что может идти снова... Но куда?.. Его тянуло поближе к деревне. "Не может быть, - думал он, - чтобы там не нашлось добрых людей. Надо спрятать где-нибудь автомат, дойти до крайней хаты и постучаться. Документы у меня в порядке, справка есть, может, и пустят..." И Витя твердо решил, дождавшись темноты, идти в деревню. Вскоре он увидел, что по полю медленно бредет паренек, в старом, поношенном ватнике, с лукошком в руках, Паренек временами останавливался, нагибался, что-то выкапывал из земли, найденное бросал в лукошко и снова шел дальше, глядя себе под ноги. Витя хотел спрятаться, но потом передумал. Как-никак, он вооружен, и если мальчишка и послан высмотреть его, то, пока он вернется в деревню, можно уже и до леса добежать. А что, если с ним заговорить? Все равно мальчишка, наверное, уже заметил его и только притворяется, будто что-то ищет. Витя положил автомат на дно канавы, прикрыл его обломком доски и, сложив у рта руки трубкой, крикнул: - Эге-й!.. Паренек поднял голову и прислушался. - Эй, ты!.. - снова крикнул Витя и замахал рукой. Паренек увидел Витю и пошел ему навстречу. На вид мальчику было лет тринадцать. Из-под кепки торчали спутанные светлые волосы, а лицо было бледным. Паренек приближался осторожно. Свое лукошко он оставил в поле: наверное, боялся, как бы его не отобрали. Светлые глаза его смотрели из-под белесых бровей смело и с любопытством. - Чего тебе? - спросил он, подойдя поближе. - Это какая деревня?.. - А тебе какая нужна? - вопросом на вопрос ответил паренек, внимательно и недоверчиво разглядывая Витю: таких толстых мальчишек не было в окрестных деревнях, наверное, пришел издалека. - Это Стрижевцы? - вновь спросил Витя. - Ну, Стрижевцы, - ответил паренек. - А дальше что?.. - А дальше... ничего, - пожал плечами Витя. - Ты только для этого меня и звал? - насмешливо спросил паренек. - Для этого!.. - Ну, до свидания... Катись по дорожке... Мне некогда, - сказал паренек и повернулся, чтобы уйти. - Ты чего тут делаешь? - спросил Витя. - Разве не видишь? - презрительно усмехнулся паренек. - Грибы ищу!.. - Какие грибы? Грибы в поле не растут... Не слушая его, паренек зашагал назад. Но Витя снова удержал его: - Поди сюда!.. Паренек не остановился. Витя понял, что он лишится единственной возможности узнать что-либо о судьбе Коли, и в отчаянии решился на крайний поступок. - Поди сюда, говорят тебе! - грозно крикнул он. - Поговорить надо!.. Паренек обернулся. Очевидно, выражение Витиного лица поразило его, и он снова подошел поближе. - А ты знаешь, кто я? - произнес как можно внушительнее Витя. - Я партизан!.. Паренек недоверчиво взглянул на него. - Врешь, - сказал он. - Вот и не вру! - сказал Витя. - Я на самом деле партизан. - А чем докажешь? - спросил парнишка. Витя растерянно помолчал. В самом деле, чем доказать? Не рассказывать же ему, с каким заданием он сюда направлен! Но тут взгляд его упал туда, где из-под доски торчал приклад автомата. - Вот что у меня есть! - И Витя поднял автомат над головой. - Теперь веришь?.. Автомат произвел на парнишку впечатление. Он подошел к Вите поближе и опустился на траву, но продолжал все же держаться настороженно. - А ты зачем сюда пришел? - спросил он, подозрительно взглянув на Витю. - Раз пришел - значит, дело есть, - ответил Витя. - Ты лучше на мой вопрос отвечай... - Твой вопрос кот унес, - сказал паренек. - Думаешь, с автоматом, так я тебя испугался?.. - Ты что, партизану не доверяешь? - возмутился Витя. Парнишка усмехнулся: - Врешь все! Никакой ты не партизан. У тебя, наверное, батька бургомистр - вон какой жирный!.. Витя озадаченно помолчал. Вот заноза этот мальчишка! Придется идти на риск. - Слушай, а от вас корову на станцию водили? - волнуясь, спросил он. - Водили, - сказал парнишка, и в лице его что-то дрогнуло. - А пастухов партизаны задерживали? - Было дело... - Одежду с них снимали?.. - Снимали, - подтвердил паренек; на лице его сменялись разные чувства: он то улыбался, то хмурился. - А какой масти была корова? Рыжая? - спросил он в свою очередь. - И вовсе не рыжая, а белая, - сказал Витя. - Только морда у нее черная, с белым пятном на лбу. - Верно! - вскочил на ноги паренек. - А ты откуда знаешь?.. - Как не знать - сам водил! - Куда? - На станцию!.. Теперь паренек смотрел на него с удивлением и доверием, словно их связывало общее дело. - А ты видел ребят, которые вели корову из деревни? - спросил он. - Нет, - ответил Витя, - их в кустах прятали. - А зачем? - Чтобы они нас потом не опознали. Мало ли что бывает!.. Паренек придвинулся к Вите. - Знаешь, кто в кустах сидел? - спросил он, выдержал паузу и ткнул себя в грудь: - Я сидел! Это меня ваши вместе с Васькой Ломакиным задержали!.. - А попало вам потом от старосты? - Уж и попало!.. Староста меня палкой бил. До сих пор вся спина в синяках... - Тебя как звать? - Сема... А тебя?.. - Зови меня... Лешей! - Витя все же решил своего настоящего имени ему не говорить. - Скажи, Сема, - перешел он к делу, - ты видел, кого сегодня в деревню привезли?.. - Видел! Костыль - это староста наш - на машине привез. Мальчишка такой, как мы, худющий, злой. Костыль его по рукам и ногам связал - и прямо в подвал. - В какой подвал? - Ну, в доме, где полицаи живут. С решеткой... - Подобраться туда можно? - Что ты! Сейчас полицаи злющие. Кто-то тут на дороге сегодня чуть самого Костыля не укокошил... - Так этот хромой дядька и есть ваш староста?.. - Наш... Гордеев!.. Витя вспомнил, что о каком-то Гордееве, с которым надо рассчитаться, говорили между собой Геннадий Андреевич и Колесник. - Жалко, - проговорил он. - Не знал я этого. - Что тогда было бы? - Не унести бы ему отсюда своей ноги! Сема внимательно взглянул на Витю: - Так это ты их тут?.. - Я. - Вот здорово!.. Из автомата? - Нет, гранатами... Теперь, Сема, нужно товарища спасти. Сема пожал плечами. - У нас с тобой сил не хватит. С одним автоматом против всех не пойдешь. - А сколько их там? - Кого? Полицаев? Человек десять... - Не так уж много, - вздохнул Витя и подумал о Геннадии Андреевиче - ведь он с отрядом должен быть где-то тут, поблизости. Вот бы разыскать его! - Скажи, - спросил он, - а ты о партизанах ничего нового не слышал? - Слышал. Они сегодня ночью, говорят, подожгли мельницу в Стебловке. - В Стебловке? - насторожился Витя; теперь он отчетливо вспомнил, что после Стебловки Геннадий Андреевич собирался идти в Малиновку - крестьяне сообщили, что у них там в яме спрятана мука. - А до Малиновки отсюда далеко? - Совсем близко - семь километров. Иди вон в ту сторону. - И Сема показал рукой на запад. - Только иди прямо, а то в темноте заплутаешь. Доберись до мостика, а там дорога сама доведет... Витя встал: - Ну хорошо, я пойду... А ты чего здесь делаешь? - Я старую картошку копаю. Костыль не велит за деревню выходить. А я тайком. Не с голоду же подыхать... Витя накинул на плечо автомат и попрощался. - Ну, я пойду, - сказал он. - Когда-нибудь свидимся... - Иди до мостика, - крикнул ему вдогонку Сема, - никуда не сворачивай!.. Тьма уже сгустилась, вдалеке шарил по небу бледный луч прожектора. Под ногами расползалась мокрая, жирная земля. Витя шел и шел. Он торопился. Он должен был поспеть в Малиновку к тому времени, когда туда нагрянет отряд Геннадия Андреевича... Глава двадцать третья КОЛЯ, ДЕРЖИСЬ! Шофер мчался, не разбирая дороги. Коля ударялся головой о дверцу кабины, но терпел. Староста ругал его, грозил немедленно расстрелять "проклятого щенка", если он сам не расскажет, за чем послан. На окраине деревни машина круто затормозила. Староста выскочил из нее и вбежал в одноэтажный кирпичный дом. Тотчас же оттуда вышли двое дюжих полицаев. Они схватили Колю за руки и за ноги и потащили во двор. Там они бросили его на землю и развязали ремни. - Ну, вставай! - сказал высокий полицай с давно небритыми, щетинистыми щеками. Другой полицай долго копался, открывая ржавый замок невысокой, плотной двери, ведущей в подвал. Наконец замок щелкнул, открылся, и полицай распахнул дверь: - Ступай!.. Коля шагнул и невольно остановился на пороге. Из подвала несло холодом и сыростью. - Иди, тебе говорят!.. Полицай сильно толкнул мальчика в спину, и, споткнувшись, Коля покатился вниз по каменной лестнице. Над головой со стуком захлопнулась дверь, и он оказался в кромешной тьме. Придерживаясь рукой за стену, он ощупью пошел вдоль нее, и наконец в дальнем углу колени его уткнулись в деревянные нары. Коля ощупал их и осторожно присел, чутко вслушиваясь в темноту. Ему показалось, что невдалеке кто-то порывисто дышит. - Здесь кто-нибудь есть? - спросил он. Никто не отозвался. Коля долго сидел и слушал затаив дыхание. Нет, это лишь показалось. Рядом нет никого. Только над головой глухо стучат шаги полицаев. Постепенно Коля успокаивался. Он прилег на жесткие нары, и это показалось ему большим счастьем. Пусть темно, пусть он заперт на зам