с? - спросил партизан, прищурившись и широко улыбаясь. - Но этого делать не следует: нам, партизанам, нужны глаза и уши здесь, на месте. Нам нужны здесь и ваши руки, ваша смелость и храбрость в борьбе с врагом. Очень нужны. Уходить к нам надо только в том случае, когда кому-либо из вас будет грозить непосредственная опасность. Ответив на все вопросы, он счел необходимым предостеречь: - Не допускайте торопливости в своих действиях. Обдумывайте заранее каждый свой шаг. Помните: враг очень силен, умен и хитер! При вовлечении в свою организацию вы должны соблюдать осторожность и еще раз осторожность! Ну вот пока все. Надеюсь, мы еще не раз встретимся. Вижу, моя спутница жаждет поговорить с вами по душам. Наташа обратилась к ним очень задушевно, просто: - Дорогие мои, хорошие! А я ведь многих из вас знаю, помню! Встречались не раз в райкоме комсомола. Да и у вас в Оболи была не раз... Могу от себя добавить: каждый из вас уже зачислен в основной состав партизанского отряда по рекомендации райкома. Ваша комсомольская организация "Юные мстители" (хорошее название придумали!) состоит у нас на учете. Секретарем райком утвердил вашу... - она чуть запнулась, посмотрев на Фрузу, - вашу Таню. Партизаны пробыли недолго. Их пошли провожать Фруза с братом. - Вы слышали, о чем предупреждали нас "люди из леса"? - спросил Володя, когда они остались одни. - Без ведома комитета не должна совершаться ни одна диверсия. - А если руки чешутся? - спросил Федя, невинно улыбаясь. - Пойди и вымой их с мылом. Вскоре Фруза вернулась и объявила, что на следующей неделе подпольщики будут принимать присягу. Не удержавшись, спросила: - А вы знаете, кто с Наташей у нас был? - Секретарь райкома партии, - отозвался Николай Алексеев. - А теперь секретарь подпольного райкома, - уточнила Фруза. Глава двенадцатая Рано утром в барак с обыском пришли полицейские, тщательно все перерыли, но ничего в комнатах тети Иры и Зины не нашли. - Можете идти на работу... - пробурчал старший. - Что они искали? - тревожно спросила Зина. - Трудно сказать... Столовая у нас ведь курсантская, на особом контроле, - ответила тетя Ира. Но Зина заметила, что и сама она, и Солнышко тоже были очень встревожены. Узнав об обыске, у них в тот же день побывал дядя Ваня. - Нужно быть очень осторожными, - предупредил он тетю Иру и Солнышко. "О чем он их предупреждал?" - размышляла Зина, отправляясь в Ушалы. На этот раз юные мстители собирались днем в лесу на заснеженной поляне. Пришли Наташа и с ней еще трое. Один из них, как потом узнала Зина, - комиссар партизанского отряда. Несколько партизан, вооруженных автоматами, охраняли подступы к поляне. Завьюженный лес молчал и казался Зине загадочным, таинственным. Дул легкий ветерок. Голубое небо было чистым. Краешек красноватого солнца, еще видимый над макушками деревьев, медленно опускался. Подпольщики выстроились в шеренгу. Из группы партизан вышел уже знакомый ребятам пожилой человек с короткой бородкой и негромко спросил: - Юные мстители! К присяге готовы? От шеренги, по-военному чеканя шаг, отделилась Таня и ответила за всех: - Готовы! Она первая произнесла слова присяги и встала в строй. Один за другим выходили юные подпольщики. Снова и снова в шероховатой лесной тишине звучали взволнованные юные голоса: - Я, гражданин Советской Социалистической Республики, верный сын белорусского народа, присягаю и клянусь... Красным отблеском заходящего солнца озарялась заснеженная лесная поляна. Чуть колыхались верхушки елей! Сыпался легкий снежок. - ...Не пожалею своей жизни для освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков... И когда подошла очередь Ромашки, она, самая юная из собравшихся, с пионерским галстуком на шее, повязанным поверх черной шинельки, звонким, дрожащим от волнения голосом произнесла слова присяги. Ей, так же как и остальным юным мстителям, торжественно объявили, что она зачисляется бойцом партизанского отряда с правом получить личное боевое оружие. Ромашка встала в общий строй, гордая сознанием, что связана общей клятвой и жизнь ее принадлежит уже не только себе. После разгрома вражеской группировки под Москвой войска Красной Армии стремились, используя зимний период, развивать наступление на многих участках Северо-Западного и Западного фронтов. Усиливая сопротивление, стремясь во что бы то ни стало задержать наше наступление, гитлеровцы перебрасывали сюда войска из Франции и Прибалтики. Транспортный поток на железнодорожной магистрали, проходившей через Оболь, в январские и февральские дни был особенно интенсивным. Эшелоны с солдатами, техникой, боеприпасами, цистерны с горючим следовали почти беспрерывно. Шли и встречные поезда, везли исковерканные танки, разбитые орудия, обломки самолетов. Такое же активное движение наблюдалось и на шоссе. Получив от партизан задание, юные мстители установили на чердаке избы Николая Алексеева наблюдательный пункт. Кто-нибудь из подпольщиков (чаще всего свои, обольские: Митя и Маша Хребтенко, Зоя Софончик), сменяя друг друга, почти непрерывно находились у слухового окошка, следя за железной дорогой. Для уточнения их данных Ромашке было поручено побывать на станции и о результатах наблюдения сообщить через связного Тане или Володе. Все сведения концентрировались у них и передавались партизанам, а затем в штаб армии фронта. - Схожу к бабушке, - предупредила Зина сестренку и "братьев-разбойников". А сама кратчайшим путем, по тропинке через замерзшую речку, отправилась в станционный поселок. Она подошла к станции, когда, громыхая и пуская седые облака пара, со стороны Полоцка прибыл длинный эшелон с войсками. Полицейские, охранявшие станцию, и гитлеровцы не обратили внимания на девчонку в черной шинельке, повязанную серым вигоневым платком, проскользнувшую, пользуясь суматохой, на перрон и быстро обошедшую весь состав - от паровоза до конца. На перроне толпились вражеские солдаты. Многоголосо звучала чужая речь. "Тридцать две, - мысленно повторила Зина отмеченное количество теплушек и медленнее прошлась обратно по платформе, стараясь определить, сколько примерно солдат в каждой теплушке и к какому роду войск они принадлежат. - Пехота. - пришла она к заключению. - Солдаты в чистом обмундировании, не утомленные, очевидно, следуют на фронт". Она благополучно выбралась на станционную площадь. Возле стенда, оклеенного разными приказами, цветными плакатами с изображением Гитлера, она должна была встретиться со связным и передать сведения. Зина осторожно огляделась: у стенда - никого. Она сделала вид, что внимательно знакомится с фронтовой сводкой, извещавшей о больших успехах германских войск и о том, что начавшееся контрнаступление Красной Армии под Москвой уже выдохлось. С плаката на Зину смотрел улыбающийся Гитлер. Он словно злорадствовал, что к ней никто не подходит. Зина с отвращением взглянула на ненавистный портрет. Ведь это он, Гитлер, лишил ее с сестренкой возможности жить вместе с отцом и матерью в родном доме, учиться в школе. Это он залил кровью белорусскую землю, погубил тысячи советских людей. Не в силах сдержаться, Зина протянула руку и надорвала сверху край плаката. "Ветром сорвет", - подумала она и тут же, скосив глаза в сторону, заметила: у разрушенного сарая стоял человек с белой нарукавной повязкой и глядел в ее сторону. А ветер уже трепал обрывки плаката. Похолодевшая от страха Зина не сразу заметила, что возле нее вырос какой-то парень в ватнике и заячьей ушанке. Грубо подхватив Зину под руку, парень громко произнес: - Заждалась, моя милашка. Ну-у пошли... - Обняв Зину за плечи, он крепко прижал ее к себе. Зина попыталась вывернуться, но услышала торопливый шепот: - Дуреха! Меня же Таня послала. Когда они поравнялись с полицейским, парень небрежно похвалился: - Моя зазноба, Алесь! Капризная до чертиков! - и быстро провел Зину мимо. За сараем, оглядевшись по сторонам, выдохнул: - Кажется, пронесло. - И тут же потребовал: - Ну, быстро давай сведения! Неразумная ты еще какая! Так произошла встреча Ромашки со связным Ванюшей, взявшим себе подпольную кличку Добрыня. Поздним вечером возле Зуи, на отшибе села, остановились два паренька. - Подождем его здесь, - прошептал один, и они, маскируясь, прилегли в снег. Тот, кого они ждали, почему-то запаздывал, хотя должен был явиться раньше их. Они лежали довольно долго и, окончательно продрогнув, поднялись со снега. Пригнувшись, направились по глубокой снежной целине к видневшемуся невдалеке железнодорожному полотну. Вечер выдался темный, луны не было, облака низко нависли над полем, мела поземка. Перед спуском в кювет ребята замаскировались в снегу, прислушиваясь. - Чу, идут! Часовые, охранявшие путь, - а их было тоже двое, - стуча коваными ботинками по шпалам, прошли мимо. А со стороны Полоцка уже доносился грохот приближающегося состава. Один паренек скатился в кювет. Оставшийся наверху махнул ему рукой: все благополучно! Тогда паренек вылез из кювета, поднялся на полотно и прижался к рельсу... Уже был заметен изогнувшийся серпом на повороте колеи длинный состав. Светились огоньки в теплушках воинского эшелона. Приладив мину к рельсу, паренек сполз обратно в кювет. На четвереньках, торопливо работая локтями, ребята поползли к спасительному кустарнику. Тяжело дыша, снова залегли, прислушиваясь. Но в чем дело?! Вот паровоз достиг места, где была установлена мина, и... прошел дальше. За ним, громыхая, проследовали теплушки. - Не взорвалась! Ничего не понимая, они все еще ждали, дрожа от возбуждения и холода. Вскоре на Витебск проследовал новый воинский эшелон. Взрыва опять не последовало. Дня через два юные мстители собрались в деревне Мостище, в избе сестер Дементьевых, которые жили только с матерью. Их отец, бывший председатель колхоза, воевал на фронте. Подпольщики расположились в большой горнице, заставленной старой мебелью. - Важное задание прервать движение по железной дороге мы не выполнили, - строго сообщила Фруза. В избу вошел немного запоздавший Федя Слышенков. Сел позади всех в углу. - А кому оно было поручено? - спросил Николай Алексеев. - Операция была поручена Евгению Езовитову, Мите Хребтенко и Феде Слышенкову. Может быть, начнем с тебя, Федя? Говорят, ты так и не явился на место встречи? Тяжело ступая, Федя подошел к столу и вынул из кармана массивный черный, с круглым барабаном, наган. - Я пришел... Вот мой свидетель! A трусом меня никто еще в жизни не называл. Только теперь ребята заметили, что лицо у него вспухшее, в кровоподтеках. - Почему ты не пришел к ребятам? - спросила Фруза. - Я пришел первым, - упрямо повторил Федя. - Моя задача была обеспечить безопасность. Я обеспечил. Выяснилось, что Федя нарвался на полицейского. - И ты, что же, подрался с ним и отнял наган? - недоверчиво спросил Володя. Федя резко повернулся к нему. - Полицай задержал меня, угрожая наганом. И я пошел с ним, чтобы отвести от ребят, которые с минуты на минуту должны были подойти. Пошел, чтобы не сорвать наш план диверсии. - А полицай? - спросила Маша Дементьева. - Когда отошли подальше, я его... ликвидировал. - Убил? - Глаза у Зины испуганно расширились. - Да, и закопал в снегу. "Он убил человека. А что, если и мне тоже придется убивать? Смогу ли? Убить человека! Как, наверно, это страшно!" - думала Зина. - Почему не последовал взрыв - мы ответить не можем, - прерывая тяжелую паузу, за себя и за Митю ответил Евгений. - Спрашиваете, по чьей вине? Очевидно, ответить может только господь бог. - Значит, вы ни в чем не виноваты? - вспылил Аркадий. - Виноваты. - В чем? - В том, что не знаем, отчего мина не взорвалась. Но тут Зоя Софончик, отличавшаяся прямотой, подала реплику: - А дошли ли вы до полотна?.. Евгений побледнел. Вспыхнув, вскочил с места Митя. - Если сомневаетесь, думаете, что мы струсили, так прямо и говорите! - Голос его дрожал. Обстановку немного разрядила Василек, сообщив, что в комендатуру поступило донесение: часовые нашли на полотне неразорвавшуюся мину. - Почему не поручили это мне? - с упреком обратился к Фрузе и Володе Николай Алексеев, работавший на железной дороге. - Но мы не хотели тебя перегружать, - растерянно заговорил Володя. - У тебя и так ответственное задание... - Если вы достанете мне магнитную мину с часовым механизмом, я подорву полотно. - Я поставлю в известность партизан, - сказала Фруза. - Думаю, такую взрывчатку мы достанем. Провал этого задания должен послужить нам серьезным уроком. Все наши операции надо готовить тщательнее. Все мы еще только учимся бороться. И живем по закону - один за всех, и все за одного! Будем бороться с оккупантами, насколько хватит у нас сил, но бороться сообща, опираясь на плечо товарища. Погибать же ради того, чтобы погибнуть, не сделав всего, что ты в силах сделать - глупо! - Только теперь она взглянула на Зину, и та еще ниже опустила голову. - На днях один из наших подпольщиков днем, на глазах полицейского, стал срывать плакат с изображением фюрера... Хорошо, что вмешался наш товарищ, выручил, а полицай, очевидно, не заметил. Но все могло кончиться очень плачевно... Это грубое нарушение закона подпольной конспирации. Зина сидела, понурив голову, словно на горячих угольях. Глава тринадцатая - Ты одна дома? - спросила Валя стоявшую на крыльце в ветхой шубейке нараспашку, с большой тряпичной куклой в покрасневших ручонках Гальку. - Одна... Зина еще не пришла с работы, а "разбойники" пропали. С утра их нет. - Тут же похвалилась: - У нас сегодня праздник - день рождения Зины! Я ей вырезала из бумаги и подарила закладку для книг. Зина любит читать... Вот Ольга у меня заболела. Вынесла ее погулять. А ты к нам? - Скоро Зина придет? - Не знаю... Наверно, скоро. - Иди домой, а то замерзнешь. - Пойду... - согласилась Галька. - Я уже замерзла. - Придет сестра, скажи ей, что я заходила. Скажешь? - Ладно, скажу... А что, правда, у вас котята вывелись? Мне Зина говорила. - Правда... - улыбнулась Валя. Это была сестра юных мстителей Маши и Нади Дементьевых, за живость характера и мальчишескую привычку лазить по деревьям прозванная Белкой. Она выполняла обязанности связной у подпольщиков. - Так скажешь Зине, чтобы она обязательно сегодня же зашла к нам. - Скажу... А котят мне покажешь? - Обязательно покажу. Хочешь, одного беленького, ушастого, тебе подарю? - Ой, спасибо! - обрадовалась Галька и тут же пригорюнилась: - Зина не разрешит. Она у меня строгая... ... Весь вечер Ромашка вместе с Орликом и Надей переписывала печатными буквами сводку Советского информбюро. Светловолосая Белка сидела рядом за столом. Под носом у нее тускло светила коптилка, а Белка вслух диктовала, с трудом разбирая написанную Володей карандашом на тетрадном листке сводку: В последний час На Калининском фронте советские войска снова перешли в решительное наступление. Заняли несколько городов, в том числе Торопец, Пено, Адрианополь и ряд других городов и селений. Захвачено много пленных. Наступление продолжается... Ромашка и Надя писали быстро, а Орлик отставала... - Не торопись, не спеши... - останавливала она Белку. - И читай потише, мы не глухие. А то мать и Гальку разбудишь. Мать сестер - Анна Андреевна - находилась в соседней комнате, а Галька спала на сундуке. Рядом с ней расположилась кошка со своими беленькими котятами. - Про наш Витебск опять ничего не сообщают, - вздыхала Орлик. - Где же эти Адрианополь и Торопец находятся? На пути к Витебску или нет?.. Переписывать закончили в полночь. Только улеглись спать, как услышали гул летящего над деревней самолета. Все в избе насторожились. - Наш... - по звуку определила Надя. Краснозвездные самолеты зимой все чаще и чаще стали появляться над Оболью. Еще засветло Зина вышла из избы Дементьевых, захватив с собой пачку переписанных листовок, чтобы по пути занести Несмеяне и Ласточке, которым предстояло их расклеить. Галька осталась у Дементьевых, Белка обещала привести ее домой, когда та проснется. Всю ночь бушевала пурга. Зина с трудом пробиралась сквозь наметенные сугробы и вдруг возле пустого сарая с раскрытой крышей и скрипевшими на ветру воротами услышала чей-то слабый голос. В испуге Зина остановилась. Из-за угла, пошатываясь, показался залепленный снегом человек в ватнике, в шапке-ушанке и в брюках, заправленных в валенки. Человек что-то невнятно спросил, и Зина только по голосу определила, что перед ней - женщина. - Как эта деревня называется? - скорее догадалась, чем расслышала Зина. Она тут же сообразила, что перед ней советская разведчица, очевидно сброшенная ночным самолетом. - Я отведу вас к своим. Вы не бойтесь. - Зина подхватила женщину под руку и, увязая в сугробах, повела по едва различимой тропке. Она решила идти к Лузгиным. Возвращаться назад к Дементьевым опаснее: их изба на видном месте. А Лузгины живут на отшибе, с краю оврага, к их избе можно подойти незаметно. Когда в избе Лузгиных парашютистке помогли раздеться, перед хозяевами предстала худенькая, белокурая, с короткой стрижкой, девушка лет восемнадцати. Ее посадили на лавку, растерли ноги, дали сухие валенки. - До Витебска далеко? - спросила она. - Близехонько, милая... - ответила ей мать сестер Лузгиных. - Не бойся, мы тебя укроем. Глава четырнадцатая Зима подходила к концу. Дороги разбухли, становились непроезжими. По утрам на землю ложился густой влажный туман. С гулким скрежетом вскрылся лед на реке. - Весенняя распутица сдержит наше наступление, - с надрывом кашляя, говорил дядя Ваня. Влажная погода плохо действовала на него: лицо заметно пожелтело, под глазами появились темные круги. Он часто жаловался на сильную боль в груди. - Не жилец наш Иван на белом свете, - с горечью говорила бабушка Зине. - Бросил курить, да разве теперь это поможет? Пиджак висел на дяде Ване, как на вешалке, - так он исхудал. И все же дядя Ваня держался на ногах, ходил на работу на склад. - Весной болезнь всегда обостряется, - успокаивал он домашних. - Вот увидите, доживу я до нашей победы! Большие надежды дядя Ваня возлагал на ожидаемый разгром окруженной в районе Демянска, недалеко от границ Белоруссии, 16-й гитлеровской армии. - Теперь им не выйти из мешка. Наши разобьют их, и сразу откроется дорога на Старую Руссу, а затем на Полоцк и Витебск, - объяснял он Зине, и она мысленно пыталась представить себе неведомую Старую Руссу, через которую можно попасть и в Ленинград. Когда снег стаял и немного подсохла земля, юные мстители начали собираться в лесу возле Ушал. Там нашелся удобный островок среди болота. Хорош он был тем, что вокруг зыбкая почва, пробраться к островку можно только по одной тропке. Немцы и полицаи не могли сюда нагрянуть со стороны. Ориентиром служили высокая труба расположенного невдалеке кирпичного завода да сохранившаяся на опушке леса с довоенной поры деревянная вышка. Приходили сюда поодиночке или вдвоем, а на тропке стоял, маскируясь в кустарнике, дозорный. Лес почти на глазах одевался листвой. Воздух был пряный, теплый. Ребята, расположившись под деревьями на яркой молодой траве, радовались весне, теплому солнышку и этой обманчивой лесной тишине, нарушаемой лишь стуком дятла. - Все время мы росли, - доложила на одном из лесных сборов Фруза. - Почти на каждом сборе кого-нибудь принимали. В феврале нас было 18. В мае - 24. А теперь - уже 38. Мне посоветовали пока воздержаться от дальнейшего приема. Секретарь райкома Наташа даже схватилась за голову, когда услышала, что нас уже почти сорок человек. Считает своей ошибкой, что вовремя не предупредила нас. - Почему?! - послышались голоса. - Мне тоже казалось, чем многочисленнее организация, тем она сильнее. Но райком разъяснил, что в условиях подполья многочисленность опасна. - А как в отношении кандидатов, тех, о ком мы на комитете уже вели разговор? - спросил Володя. Он не допускал мысли, что кто-либо из ребят может стать на путь предательства. - Подождут. - Фруза была непреклонна. Раз "люди из леса" предостерегают, советуют, нужно прислушаться. Впрочем, ей и самой казалось, что каждого в своей организации она знает назубок, за каждого готова поручиться головой. Она гордилась, что в ее родной деревне, состоявшей из полутора десятков домов, было семь подпольщиков. В соседней - Мостите - восемь. В Зуе - тоже восемь человек. В поселке Оболь - четыре. Остальные - в окрестных деревнях. Она невольно взглянула на стоявшую неподалеку у березки Нину Азолину. Как подпольщица Василек была неоценима. Всякие справки, чистые бланки, столь необходимые для партизан, Василек могла достать довольно легко. Василек стала глазами и ушами подпольщиков также благодаря хорошему знанию немецкого языка. Сказалось то, что в школе Нина была круглая отличница. "Василька и Алексеева надо беречь особо", - подумала Фруза, а вслух сказала: - Давайте перераспределим обязанности, наметим, кто и чем станет заниматься в ближайшее время. После удачной диверсии - взрыва воинского эшелона от подложенной Николаем Алексеевым магнитной мины с часовым механизмом - она хотела сохранить его только для диверсионной работы, поэтому имело смысл перенести находящийся у него на чердаке наблюдательный пункт. - Как думаете, ребята, - обратилась она к Елочке и Мите, - что, если устроить у вас на чердаке наблюдательный пункт? Правда, немного подальше, но все равно полотно видно. Надо Железнодорожника освободить. Она никак не ожидала, что брат и сестра как-то разом сникнут, нахмурятся и будут долго молчать. - Нет, Таня, нельзя к нам наблюдательный пункт... - наконец вымолвила Елочка. - У нас отец антисоветски настроен. Он верит в победу Гитлера. Фруза растерялась, встретив спокойный, умный взгляд голубых Елочкиных глаз. - Зайди как-нибудь к нам, - печально подтвердил Митя слова сестры, - убедишься сама. - Обязательно зайду, - пообещала Фруза и подумала: "Оказывается плохо знаю наших комсомольцев, как они живут. Надо побывать в доме у каждого..." А через неделю Фрузу огорчила новая неприятность. От Василька был получен сигнал: в списке гестапо, среди намеченных к отправке на работу в Германию, значатся брат Фрузы Николай и Валя Шашкова. Им нужно было срочно бежать к партизанам. Найденные и конфискованные советские листовки и газеты теперь часто поступали в комендатуру гестапо. Улучив момент, когда поблизости не было начальства, Нина Азолина погружалась в эти запретные материалы. Из них она узнала о подвиге героев-комсомольцев Саши Чекалина и подмосковной школьницы Тани - Зои Космодемьянской. Стало понятно, почему Фруза взяла себе такую же подпольную кличку. Однажды, увидев Зину на усадьбе, Нина позвала ее к себе. Зина охотно перелезла через прясла изгороди. - Хочешь, я тебе что-то покажу? - шепотом спросила Нина и увлекла Зину в свою комнату. Небольшая чистенькая комнатка Нины была очень уютна: кровать с голубым покрывалом, цветы на подоконнике, раскрытый томик Пушкина на небольшом столике, на стене картина - одинокий воробей на голой зимней ветке. Нина вынула из сумки завернутый в платок запретный номер "Комсомольской правды". Там был очерк о героях-комсомольцах. Зина с трепетным волнением взяла в руки газету, которая пришла с Большой земли. - Видишь, Зиночка, подмосковной Тане, когда ее повесили, было восемнадцать лет. А Саше Чекалину только шестнадцать. А как гордо он шел на смерть! - сказала Нина, снова пряча газету в сумку. - А если у тебя найдут газету, тебя же расстреляют! - ужаснулась Зина. - Могут, - спокойно подтвердила Нина. - По я привыкла каждый день рисковать. - Нельзя, Ниночка! Глупо поступать так, безрассудно! - В волнении Зина стала ходить по комнате и вдруг замерла у окна: - Знаешь, что я придумала? Видишь на краю усадьбы липу? Там внизу я заметила дупло. Давай приспособим его под тайник. Ты будешь оставлять тал все, что нужно передать Тане. А я, когда приду к бабушке, обязательно буду его проверять. И вот через несколько дней, отработав в подвале кухни свою смену, Зина зашла домой, взяла Гальку и отправилась в Зую. Дяди Вани не было дома. Только бабушка и Любаша, которая тут же радостно им сообщила, что у Белокопытки родился теленок. Он стоял в углу, у печки, в соломе, голенастый, со впалыми боками и рыжеватой шерстью, и таращил на Зину круглые коричневые глаза. - Какой хорошенький! - Зина погладила теленочка и, оставив Гальку с ним играть, вышла на усадьбу. Она сразу направилась к дальней липе. Просунула руку в дупло, достала записку и, прочитав, побледнела. "Несмеяна и Ласточка заболели..." Было ясно: сестры Лузгины арестованы. Зина сразу же помчалась в Ушалы. Фруза была дома, сидела за каким-то шитьем. Весть ее ошеломила. - Когда?.. Где?.. - забросала она Зину вопросами. - Девочки никого не выдадут, я уверена... Ах, какую большую оплошность мы допустили!.. Нужно было в свое время поделиться на пятерки. Каждой пятерке не знать остальных и действовать своими силами... И подсказывали ведь нам "люди из леса"... Медлить ни минуты нельзя. Надо срочно предупредить всех подпольщиков о нависшей опасности... Накинув на голову платок, Фруза заторопилась в Мостище к Дементьевым, чтобы попросить Анну Андреевну сходить к матери сестер Лузгиных и у нее узнать о причине ареста дочерей. В этот день связные подпольщиков Белка и младшая сестра Феди Слышенкова Шура сновали на дорогах Оболи и соседних селений, направляясь каждая по своему маршруту. Заходили в избу, где жил подпольщик, вызывали для разговора на улицу и произносили одну и ту же фразу: "Вечеринка отменяется". Это был условный пароль, означавший состояние тревоги. Правилами разработанной юными мстителями конспирации предусматривалось: в случае такого сигнала всем находиться в полной готовности и ввиду явной опасности или при получении следующего сигнала немедленно уходить в лес к партизанам. Соблюдая необходимую осторожность, Фруза все же сумела на дороге из Зуи в Оболь встретиться с Ниной Азолиной. Но причина ареста сестер Лузгиных и Васильку не была известна. Тогда Фруза решила попытаться разузнать что-либо через Евгения. - Я с братом почти не разговариваю, - сухо ответил Евгений на ее просьбу, но все же согласился осторожно что-нибудь разведать. Зина в этот вечер спать даже не ложилась. Собрала на всякий случай в узелок необходимые вещи и присела рядом с разметавшейся во сне Галькой, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Так она просидела всю ночь. А утром, уходя на работу, предупредила "разбойников": - Если я сегодня домой не вернусь, Гальку одну не оставляйте... Меня могут немцы схватить и отправить в Германию. Теперь многих так забирают... День прошел в тревоге и неизвестности. Никаких сигналов от Тани, Василька или других подпольщиков не поступило. Только вечером, когда пришли домой из столовой тетя Ира и Солнышко, обстановка немного прояснилась. - Ты слышала, Зина, в деревне Мостище двух девушек забрали? - спросила тетя Ира. - Говорят, зимнюю одежду советской парашютистки у них нашли. - Слышала... - с трудом разомкнула губы Зина и медленно, с трудом преодолевая головокружение, вышла из комнаты. Глава пятнадцатая В избе Дементьевых собрался только комитет - созывать на сбор всех юных мстителей Фруза не рискнула. - Почему не пришла Василек? - тревожно поинтересовался Володя. - Я ей пока запретила приходить на комитет. - И после тяжелой паузы сообщила: - Выяснились обстоятельства ареста. На усадьбе Лузгиных висело белье. Там же сушились и зимние вещи советской разведчицы. Очевидно, кто-то из соседей выдал, или полицейские сами заметили. Но то, что узнал от брата и сообщил Евгений, еще более повергло ребят в уныние. На усадьбе Лузгиных, возле погреба, гестаповцы во время вторичного обыска нашли зарытый в землю вполне исправный пулемет, который, очевидно, сестры принесли из лесу. Все знали: за сокрытие оружия, особенно армейского, полагался расстрел. - Я виновата, - корила себя Фруза. - Нужно было самой лично побывать у каждого, убедиться, как соблюдается конспирация. - Кто-нибудь, кроме Тани, был у матери Лузгиных? - спросил Евгений. - Я была, - отозвалась Орлик. - Антонина Алексеевна в страшном состоянии - осталась одна-одинешенька. Сидит в избе, горько плачет. - При этом Орлик и сама расплакалась. Володя предложил воздержаться пока от дальнейших диверсий и ждать приказа от партизан, к которым Фруза уже послала связного. - Но как же... Мы с Железнодорожником уже подготовили диверсию, - заговорил было Митя. - Отложить! - решительно произнесла Фруза. - Ведь сейчас решается судьба Лузгиных. - Какое же примем решение? - нетерпеливо спрашивал Федя. - Что ты предлагаешь? - спросил Володя. - Как что?! - вскочил с места Федя. - Наших товарищей взяли, а мы сидим, как мыши в норе. Завтра кого-нибудь другого тоже схватят, а мы так же будем бездействовать? Предлагаю организовать группу из ребят, выкопать запрятанное оружие и напасть на комендатуру. - Глупо и неосуществимо, - отозвался Володя. - Они перестреляют нас, как цыплят. Федя вскочил с места, выхватил из кармана наган: - Завтра же пойду в комендатуру. Выпущу всю обойму. Отвлеку на себя внимание... Володя подошел к Слышенкову: - Очень я тебя прошу, убери свою игрушку. Хочу тебя предупредить по-товарищески. С оружием больше к нам не являйся. Убери подальше. Слышишь?! Тщательно запрячь, так же как и мы запрятали. Оно нам еще пригодится. Притом мы ведь даже не знаем, где сейчас находятся Ласточка и Несмеяна. - Ребята, не горячитесь. Давайте подождем, что предпримут партизаны. - Фруза с нетерпением ждала возвращения посланной в отряд связной. А она что-то запаздывала. Не принес ничего утешительного и следующий день. Фруза снова заглянула к сестрам Дементьевым. Дома были только мать и Орлик. У них все было готово, чтобы уйти в лес. - Ну как?.. - сразу бросилась к ней Орлик. Фруза устало опустилась на лавку: - Не вернулась Белка? - Нет... Мы сами беспокоимся. Не попала ли в руки полицаев? Фруза задумалась. - Вот что, Орлик. Если сегодня Белка не придет, завтра пойдешь ты. - А про себя подумала: "Тоже, может быть, на смерть посылаю!" Но Орлика не пришлось посылать. Уже в сумерках в окошко избы Зеньковых тихо постучали. Фруза распахнула раму. - Тетя Фруза, это я... Через минуту, живая и невредимая, шустрая Белка уже сидела на лавке в избе и рассказывала, блестя глазами, как она выполнила задание: - Передала записку в руки самому главному командиру. Туда и обратно прошла спокойно, без особых приключений. Правда, возле реки собаки чуть не покусали, да ночью в лесу было страшновато, - Вот записка вам от командира. Фруза расшифровала записку: партизаны приказывали юным мстителям до выяснения судьбы арестованных воздержаться от диверсий. Она понимала, что было бы безрассудством рассчитывать сейчас на нападение партизан на комендатуру гестапо: Оболь наводнена гитлеровцами, многочисленные гарнизоны стоят и в окрестных селениях. И все же тайная надежда на чудо, которое спасет Ласточку и Несмеяну, почему-то не оставляла Фрузу. Она, пожалуй, по-настоящему только теперь стала сознавать, какая огромная ответственность лежит на ней за судьбу всей подпольной организации, за жизнь каждого юного мстителя. Теперь не было дня, чтобы Фруза хотя бы мимоходом не заглянула в Оболь. Там, на окраине, среди вековых деревьев бывшего помещичьего парка, белело здание, в котором находилось гестапо. Там, у крыльца, расхаживают часовые. Они могут застрелить каждого, кто появится возле здания, особенно после комендантского часа. Возможно, в этом здании теперь и находятся Ласточка с Несмеяной? Что с ними? А может быть, их уже нет в живых... С фронтов в это лето приходили тяжелые вести. Гитлеровские войска снова наступали, захватив почти всю Украину, подходили к Сталинграду и Волге, находились в предгорьях Кавказа. Не хотелось верить немецким сводкам, но Володя, изредка слушавший советское радио, подтверждал: - В самом деле немцы наступают... Добились крупных успехов... Заборы в Оболи пестрели фашистскими листовками со свастикой и крупным заголовком: "Сталин в своем приказе признает поражение советских войск... Три четверти природных и промышленных богатств потеряны и находятся в руках рейха. У советских людей нет теперь донбасского угля, украинского хлеба. Не осталось в европейской части России чугуна и стали..." "Неужели все это правда?" - с тоской думали юные мстители. Гнетущее настроение подпольщиков усугублялось и полной неизвестностью о судьбе сестер Лузгиных. Время шло в тревожном ожидании. Неделя... Другая... Выдержат ли пытки Ласточка и Несмеяна? Не расскажут ли о существовании подпольной организации? Стало ясно, что освободить их с помощью партизан нет никакой возможности. Гитлеровцы, как назло, усилили наблюдение за всеми подступами к Оболи. Пробраться сюда незамеченной даже небольшой группе партизан было совершенно невозможно... - Есть какие-нибудь новости? - тревожно спросила Ромашка, встретив на станционной площади Мальву. - Нет... А ты тоже ничего о них не знаешь? - И тут же, схватив Зину за руку, прошептала: - Смотри, полицай! Полицейский подошел к забору, наклеил какое-то объявление и отправился дальше. Девушки прочли объявление и остолбенели от ужаса. Это был приказ оккупационных властей о том, что "жительницы деревни Мостище Антонина и Мария Лузгины за укрывательство советских военнослужащих и за сокрытие оружия приговорены к расстрелу". Многие комсомольцы в этот страшный для подпольной организации сумрачный день пришли на площадь, оцепленную немцами. Люди подходили робко, вставали там, где им приказывали полицейские. Увидев среди собравшихся Зою Софончик, Зина подошла к ней, прижалась теснее, как бы ища защиты. - Смотри, и Таня пришла, - толкнула Зоя свою подругу. - Ведь комитет запретил ей приходить сюда!.. Народ на площади все прибывал. В толпе Ромашка увидела Володю, Машу Ушакову, Катю Зенькову. В другой стороне - Илью, Евгения, Елочку, Митю... Появился дополнительный наряд гитлеровцев, вооруженных автоматами. Но вот толпа всколыхнулась, загудела. Послышались возгласы: - Ведут! Ведут! Сестры шли под конвоем. Обе босые, в разорванных платьях, избитые, окровавленные. Старшая поддерживала младшую. И тут толпу пронзил тонкий женский крик: - Маша! Тоня! Доченьки мои!.. - И мать бросилась к своим истерзанным дочерям. Но стоявшие впереди полицейские схватили ее. Мать, собирая остатки сил, вырывалась из цепких рук. Собравшаяся волна волновалась. Кто-то истошно рыдал... Машу и Тоню конвоиры поставили у кирпичной стены склада, на которой был наклеен приказ оккупационных властей, а сами отошли в сторону. Сестры стояли обнявшись, прислонясь к стене. Они были такие хрупкие и слабенькие, эти девочки, с такой невыразимой мукой глядели на толпу, что теперь плакали многие. - Будьте вы прокляты, злыдни!.. - закричала Тоня, обернувшись к немецким офицерам. - Наш народ отомстит вам!.. Раздался залп. И сестры, не отпуская друг друга, медленно опустились на землю. Через сутки после казни по поселку было развешано сообщение комендатуры гестапо. Крупным шрифтом извещалось, что перед расстрелом сестры Лузгины признались в совершенных преступлениях и назвали фамилии своих сообщников, которые теперь разыскиваются. Но подпольщики знали от Нины Азолиной, что это очередная провокация гестапо. Ни одного подпольщика Маша и Тоня под пытками не выдали. Гибель сестер Лузгиных, их несгибаемое мужество глубоко потрясли подпольщиков. Отомстить гестапо жаждали все. Стало известно, что мать сестер Лузгиных, Антонина Андреевна, исчезла. На дверях крыльца ее избы висел замок. Что с ней и где она - никто из соседей в деревне не знал. "Может, гестапо забрало", - с беспокойством подумала Фруза и на следующий день направилась в Зую. - По делам общины зашла к вам! - сказала она, входя в избу Евгения. Вся семья была в сборе. Особенно учтиво Фруза поздоровалась с Алесем. Сразу же затеяла с ним разговор и умело перевела на то, что ее интересовало. Однако ничего об Антонине Андреевне узнать не смогла. В конце их беседы Алесь признался: - Лучше служить в полиции, чем ехать на работу в Германию. Спорить с ним Фруза не решилась, но ушла от Езовитовых несколько успокоенная за Евгения: "Вряд ли Алесь, если о чем и догадается, выдаст брата". Под тем же предлогом - общинных дел - побывала Фруза и в семье Хребтенко. Усадьбу Хребтенко в поселке нашла скоро - там стоял сарай, на воротах которого был живописно намалеван зеленый черт с тонким длинным хвостом, рогами и красными, как спелая малина, глазищами. Это была работа брата Елочки, Мити. Весь дом был украшен его поделками из корневищ. Отец Мити и Маши казался на вид приветливым, добродушным. Фруза постаралась завести с ним непринужденный разговор, в котором высказала опасение, что война не скоро кончится. - Чего рассуждать-то? - грубовато оборвал он ее. - Немцы уже победили. К зиме окончательно будет покончено с Советской властью. - Ну, это еще как сказать! - не сдержалась Фруза, но, взглянув на молчавших брата и сестру, осеклась. - Эх, милая!.. Ты еще молода, чтобы по-своему понимать, - заметил ей Хребтенко-старший. - Сильный всегда побеждает слабого. "Пришиблен гитлеровской пропагандой, - пришла к выводу Фруза. - Выходит, Елочка и Митя были правы, отказавшись устроить у себя наблюдательный пункт..." "Все осложняется с каждым днем. Кто мог предполагать, что среди родственников подпольщиков могут оказаться ненадежные люди?.. Живешь и не знаешь, откуда ждать опасности... - размышляла Фруза по дороге. - А действовать все равно надо... И отомстить за Несмеяну и Ласточку мы должны!.. Только вопрос - как?!" О мести теперь думали все подпольщики. Предлагали разные планы. Порой фантастические: взорвать комендатуру, поджечь все дома, в которых живут гестаповцы. Но вскоре случай осуществить реальный план этой мести подпольщикам представился. Они встретились на этот раз на дороге совершенно неожиданно - Фруза, Володя, Евгений и Федя. И почти тут же к ним подошли Зина с сестренкой и Нина Азолина. Поздоровавшись кивком головы и оглянувшись по сторонам, Василек многозначительно сообщила: - Вот что, ребята. В ближайшие дни в Оболь приедет полковник из Берлина... Предлагаю не выпускать его обратно. - Давайте зайдем ко мне, - сказал Володя, - а то что-то нас здесь много собралось. Только вот... - Он с сомнением взглянул на Гальку. - Она мешать нам станет... - А мы устроим так, что она помогать нам будет, - успокоила его Зина. Она посадила Гальку на улице возле крыльца и втолковала ей, что, пока все они с тетей Фрузой будут находиться в избе, Галька не должна сходить с места: - Увидишь, если кто к дому подходит, сразу же начинай громко петь. - А что мне петь? - Свою любимую песенку. - Какую?.. У меня много любимых. - Ну хотя бы про комарика. Помнишь? Я по садику, по садику гуляла, Я с комариком, с комариком плясала. - А если пойдут полицаи, то громче пой, - посоветовала Фруза. Пока подпольщики совещал