в ту ночь мимо юноши - высветленный, выбеленный луной, со всеми своими дворцами, арками и почти невесомыми, быстро летящими над темной водой мостами... 3. "ТАМ ЛЕШИЙ БРОДИТ..." То лето на границе было напряженным, и как раз на участке, который непосредственно прикрывает Ленинград. Впечатление такое, словно бы кто-то длиннорукий шарит, нервно перебирает пальцами вдоль линии нашей государственной границы, нащупывая слабину, место возможного прорыва. Сначала гибкая рука эта протянулась со стороны моря... Наша авиаразведка обнаружила яхту неизвестной национальности на подходе к советским территориальным водам. Летчик радировал об этом в дивизион морской погранохраны. Тотчас же пограничный корабль получил приказ, двинулся навстречу яхте и задержал ее уже в наших водах. Шла она из Стокгольма в Котку. Почему же вдруг очутилась так далеко от курса? Владелец яхты прикинулся заблудившимся. Он охал, стонал и с сокрушенным видом разводил руками: "Проклятый вест снес" [вест - ветер, дующий с запада]. Командир пограничного корабля сочувственно вздохнул, пряча улыбку. Досмотровая группа, выраженная на яхту, не обнаружила в кубриках и в трюме ничего подозрительного. Однако яхта, как полагается, была препровождена на базу. Там владельца ее подвергли еще более обстоятельному допросу. Он, кажется, ссылался на "проклятый вест"? Но это, к обоюдному удовольствию, поддается проверке. Через каждые четыре часа в дивизионе получают так называемые кольцовки, то есть карты синоптической обстановки на море. Выяснилось, что владелец яхты возвел на погоду напраслину, - в тот день ветры вестовых румбов и не собирались дуть в этой части Балтики... Прошло недели полторы. Ночью в наших водах было задержано второе иностранное судно, на этот раз сейнер. Командиру досмотровой группы не понравилась палуба, точнее, небольшой участок ее. Недавно прошел дождь, все было мокро вокруг, а этот участок почему-то остался сухим. - Тут у них шлюпка стояла, - доложил командир досмотровой группы. - Я считаю: увидели нас и спустили за борт. Надо догадываться, с гребцом. Через четверть часа с помощью радиолокатора шлюпку обнаружили. На ней угрюмо сутулился человек в плаще, бросив весла и нахлобучив капюшон на голову. А когда пограничники завели трос, как скакалку, и протащили под килем шлюпки, оказалось, что там два крюка. Но на них не было ничего. - Успел отвязать в последний момент, - сказал боцман-пограничник, косясь на гребца. - Видать, дошлый, продувной, пробу негде ставить. Что же висело на этих крюках? По-видимому, что-то тяжелое. Оно камнем ушло под воду. Мина? - Пирсы, что ли, собрались взрывать? - спросил один из офицеров, сидя за столом в кают-компании. Корабль шел на базу, конвоируя задержанный сейнер. - Если мина, значит, что-то взрывать? - Может, мина, а может, и не мина, - рассудительно сказал другой офицер. - Подвесили на крюках какой-нибудь чемоданчик. А в нем, представьте, контрабанда, или рация, или одежда для переодевания. - Ищи теперь эту одежду на дне морском! - Командир корабля задумчиво повертел подстаканник. - Два нарушения подряд, и на одном участке... Похоже, нашаривают лазейку в каком-то определенном месте. А может, я ошибаюсь. Просто совпадение. Бывает и так. Но вряд ли это было совпадением. В конце лета гибкая рука, протянувшаяся издалека к нашей границе, попыталась проникнуть в район шхер со стороны суши... Сухопутную границу многие представляют себе по плакатам: бравый малый, выпрямившись, с винтовкой в руке стоит у полосатого столба. Но это часовой, не пограничник. Плох тот пограничник, который красовался бы в такой позе. Граница - это край невидимок. Столбы, правда, есть, но не в столбах дело. Ночь. Птицы спят. Пахнет папоротником, грибной сыростью, хвоей, разогревшейся за день. Прошуршала в можжевельнике мышь. Лосиха с лосенком вышла из лесу, посмотрела на распластавшегося в траве человека. Лосенок, чуть выдвинувшись из-за туловища матери, тоже посмотрел, удивленно и неодобрительно. Постояли, не спеша затрусили дальше. Медленно светлеет. Тени резче. Стволы сосен стали выше, стройнее. По ним как бы стекают белые подтеки. Это за лесом восходит луна. Два зайчонка, игравших на поляне, остановились. Ушки торчком! Поднялись на задние лапки, прислушались. Да, треск или шорох, настолько тихий, что даже уху пограничника не уловить его. И два пушистых комочка покатились в разные стороны. Обитатели приграничных зарослей охвачены беспокойством. Изумленно свистнула птица, взметнувшись из куста. Зацокала пугливая белка в ветвях и смолкла. Луна поднимается все выше. Сейчас это уже не тот огромный красный диск, который таинственно выглядывал из-за сосен. Чем выше поднимается, тем делается меньше, бледнее. Что это? Двоится в глазах? По темно-синему небу плывут рядышком две луны. Вторая плывет быстрее первой. Описала дугу, нырнула в чащу. И одновременно что-то пронеслось между деревьями, как громадный нетопырь. Проходят томительные минуты. Над зазубринами леса опять всплывает двойник луны. Это надувной шар, достаточно большой для того, чтобы поднять человека, правда, не очень высоко, метра на три над землей. Важно лишь преодолеть заграждение. Держась за лямки, зловещий прыгун проносится над оградой, над опасной контрольно-следовой полосой, над просекой. Он скорчился, ноги его поджаты к груди. Такой рисуют бабу-ягу, летящую над лесом на помеле. Мягкое приземление в зарослях папоротника. Облегченный вздох. Сошло! А ведь мог зацепиться за ограду или наткнуться на дерево. След сбит. Нарушитель выпрямился. И сразу же опять присел. За спиной мелькнула тень. Осторожно оглянулся. Но это собственная его тень! Стоит выпрямиться, как она ложится поперек просеки. Он предпочел бы в эту ночь не иметь тени. Вентиль отвернут" Газ выходит из шара с приглушенным свистом, будто всполошилось целое гнездо змей. Нарушитель отцепляет от пояса коробку с химикалиями для надувания шара, вместе с оболочкой прячет под корневищем. Пригодится на обратном пути. Теперь свериться с картой. Вот его место. До залива осталось не более пяти километров. Это самый опасный участок пути. Поскорее бы очутиться у залива и погрузиться под воду! В пронизанном тревожном светом лесу раздаются приглушенный шорох, треск ветвей, прерывистое дыхание. Нарушителю кажется, что в груди у него грохочет барабан. От мокрой, облипающей одежды поднимается пар. Баллоны пригибают к земле, часто приходится отдыхать. Он идет пригнувшись, ступая по-звериному, с носка. Между разлапистыми ветками поблескивает озерцо. Чуть поближе матово отсвечивает окно. На взгорке - бревенчатый домик. В точности такой, на ярко-зеленой, под цвет травы, подставке, был подарен ко дню рождения - давным-давно. Так же отсвечивало слюдяное оконце, так же натыканы были рядом маленькие елки. Мальчику Ваде не хотелось расставаться с ним даже на ночь. Подарок поставили на стул подле кровати, и счастливый "домовладелец", свернувшись калачиком, долго смотрел на него, пока не уснул. А сквозь сон журчал над ним тихий голос: "Спи, Ваденька! Спи, маленький!.." То была его нянька. Какие сказки она умела рассказывать! В воображении вставала Русь: леса дремучие, камни горючие, реки бегучие. Плакала у ручья Аленушка. Шел на выручку ей добрый молодец в богатырском шишаке. А над лесом, дыша дымом, летали Змей Горыныч, бородатые карлы и скорчившаяся однозубая баба-яга. Да, да! Удивительные, восхитительные сказки!.. Сейчас мальчик Вадя, став взрослым, сам очутился в таком сказочном лесу, и даже домик со слюдяным оконцем был тот же. Но теперь дом не принадлежал ему. У нарушителя не было дома. Будто злым черным вихрем кинуло его прямо из детской кроватки на тротуары европейских городов. Проволокло по каким-то кафе, номерам дешевых гостиниц, полутемным зловонным задворкам. И вот, описав траекторию над континентом, он опустился в заросли папоротника, в чужом сказочном лесу. И все с появлением его неуловимо изменилось. Звякнул затвор? Кто-то стоит в кустах? Нарушитель вглядывается в струящийся лесной сумрак. Почудилось, слава богу! Но ощущение опасности редко обманывает человека. Нарушитель замечен! И уже старший наряда торопливо докладывает по "сигналке" начальнику заставы. Говорит вполголоса, стоя на коленях в кустах и часто оглядываясь... Застава поднята в ружье! Со звоном и лязгом разобрав автоматы, тревожная группа сбежала с крыльца и протопала сапогами по хорошо утрамбованной земле двора. Главное - перекрыть нарушителю пути отхода! Из соседнего колхоза спешит подмога. Дружину содействия ведет Прасковья Гуляева. Ростом она невелика, но голос у нее зычный, а характер беспокойный, недоверчивый. Сейчас дружинники закрывают рубеж, чтобы не допустить нарушителя к заливу. Тревога, будто низовой пожар, раздуваемый ветром, охватывает лес. Какие-то силуэты пронеслись мимо - не то вспугнутые лоси, не то рыси. Каждым нервом своим ощущает нарушитель: обходят, настигают! Только бы ему добежать до залива! Маску на лицо, ласты на ноги - и нырк под воду, как ящерица. Ищи-свищи! Но нет, не добежать. Сквозь сердце иглой продернулся прерывистый, нестерпимо высокий звук. Лай! То лают собаки, брошенные по следу. Нарушитель бежит, пригнувшись, будто падая с каждым шагом. Позади него Русь, край удивительных нянькиных сказок. Впереди те же европейские тротуары, дешевый номер, полутемные зловонные задворки. Пусть! Лишь бы жить, жить! Он прислонился к дереву, повел автоматом. Собака, выскочившая на поляну, с предсмертным визгом покатилась в сторону. Ага! Он опять кинулся бежать, оглядываясь, стреляя из-под руки. Справа в зарослях сверкнула вода. Вот оно, спасение! Лесное озеро! Не очень большое и, вероятно, неглубокое. Ничего! Как-нибудь уместится в нем! На бегу он вытащил маску. Спрятаться в воде! Переждать погоню! Его не найдут, если вода покроет с головой. Но он не успел взять в рот загубник и надеть маску. Что-то с силой ударило в спину, как камень, брошенный с размаху. Он упал. Над ухом раздалось рычание. Вторая собака, догнав его, зубами и когтями рвала резиновый шланг от баллонов. Нарушитель выпрямился, стряхнул ее, дал короткую очередь. Потом, бормоча проклятия, швырнул в воду бесполезный акваланг. К черту все, к черту! Между соснами в стороне залива уже мелькают быстрые тени. Он повернул под прямым углом, побежал налегке. К заливу не пробиться. Задание сорвано! Скорей назад, назад, пока не поздно! Единственный шанс на спасение - там, за полосатыми столбами! - Уйду, - пробормотал нарушитель, увидев столбы вдали, и тотчас же упал ничком. Цепочка маленьких вихрей взметнулась из-под ног, пробежала в траве. Предупредительный огонь! То тревожная группа залегла в кустах, преграждая нарушителю путь отхода. Он несколько раз пытался встать. Но очередь из автоматов снова и снова настойчиво укладывала наземь. - Бросай оружие! Он метнулся в сторону. Споткнулся, упал. Вскочил, опять упал. Еще прополз несколько шагов, уже не видя ничего, царапая ногтями дерн, роя его лбом. Исчезнуть бы, зарыться в землю! Не успел подумать, что его избавят от этого труда другие... Начальник заставы подошел, посмотрел, досадливо крякнул: - Эх, как же ты его так, Ищенко! Живым надо было. Какой ты всегда неосторожный! - Та я ж його осторожно, товарищ капитан! - огорченно говорит Ищенко. - Я його по ногам быв. А вин якось-то вывернулся у мэнэ зпид мушки. Проводник берет за ошейники разъяренных собак. Шерсть на них вздыблена, пасти оскалены. Фельдшер возится подле двух пограничников, раненных нарушителем. Стрелял-то он хорошо, даже на бегу, этого у него не отнять! - Прочесать лес! - приказывает начальник заставы. - За транспортом послали? - Так точно, товарищ капитан! Мертвеца перевертывают на спину. Вокруг него столпились пограничники и комсомольцы дружины содействия. На них глядит лицо, перекошенное злобной гримасой, серое от пыли. - Знает его кто-нибудь? - Никто не знает. Чужой в наших местах человек. Пограничные люди, столпившись, смотрят на мертвеца - чужого человека. Национальность его так же трудно определить, как и возраст. На нем поношенный черный свитер. Брюки заправлены в сапоги. И лежит этот чужой человек в приграничном лесу, ожидая своей погребальной телеги. Мухи уже кружат над ним. А тем временем идет планомерное и обстоятельное прочесывание леса. В лесу уже светло, хотя солнце еще не поднялось. Пограничники переворошили всю опавшую прошлогоднюю листву, заглянули под каждый куст, не миновали ни одного дупла. И старания их были вознаграждены. Они наткнулись на оболочку надувного шара и лямки к нему. Это и увело вначале от небольшого лесного озера. Посчитали, что искать больше нечего. Шар-прыгун был по тем временам новинкой в технике перехода границы. Из Москвы приехала специальная комиссия. Затем, к большому удовольствию заставы, изучение новинки закончилось, и шар со всеми церемониями был препровожден в Музей пограничных войск. Лишь спустя некоторое время, проводя повторные, еще более тщательные поиски, пограничники остановились и призадумались у лесного озера, на берегу которого топтался нарушитель, отбиваясь от собаки. За каким чертом его понесло сюда? Вспомнили, что во время первого осмотра леса Кармен, лучшая собака заставы, никак не хотела отойти от озера и яростно лаяла на него. Глубина была здесь небольшая - немногим более метра. По дну озера прошлись баграми и выловили маску и ласты, а на пятом или шестом заходе вытащили и баллоны акваланга, которые подкатились под корягу. Зачем они понадобились нарушителю? Неужели для того лишь, чтобы отлежаться в озере от погони? Если нарушитель хотел проникнуть в Ленинград, то баллоны, естественно, были ни к чему. Быть может, он собирался пройти по дну заброшенного канала под водой и взорвать шлюзы? Это было единственное мало-мальски правдоподобное объяснение. Но сразу же возникал недоуменный вопрос: какой смысл в этой диверсии? Ведь канал давным-давно не используется по назначению. В таком положении было дело, когда лейтенант Ластиков прибыл в дивизион, к месту своей службы. 4. ХОЗЯИН ШХЕР Он сидел перед новым своим комдивом и, отвечая на вопросы, придирчиво приглядывался к нему. В таких случаях осмотр всегда обоюдный. Конечно, командир дивизиона пограничных кораблей не мог идти в сравнение с Шубиным. Но, по совести, кто бы и мог?.. Все же он был неплох. Невозможно было представить себе, чтобы кто-нибудь разговаривал с ним повышенным или нервным тоном. Спокойствие его было внушительно и немногословно. В некоторых случаях, вероятно, оно даже подавляло. "Украинец, - подумал Александр. - Украинцы, они спокойные!" Но дело было не в национальности, а в профессии. Вероятно, Александр тоже понравился комдиву, потому что тот придвинул к нему раскрытый портсигар. Молодой лейтенант вежливо отказался. - Занимаюсь спортом, - пояснил он. - Приходится, знаете ли, беречь сердце. - Ну да, вы же аквалангист! Мне говорили о вас в Ленинграде. - Он многозначительно посмотрел на Александра. - Я знаю о вашем специальном поручении. Александр промолчал. Само собой, комдив должен был знать об этом, чтобы направлять его поиски в шхерах. - Уже представлялись командиру своего корабля? - Так точно. - Корабль ваш проходит планово-предупредительный ремонт, - неторопливо продолжал комдив, - закончится он через два дня. За два дня вы управитесь. Надо съездить на заставу к Мурысову. - Береговая застава? - Нет, сухопутная. Но несколько дней назад на ее участке убит нарушитель, который нес с собой снаряжение аквалангиста. В связи с этим о вас уже несколько раз запрашивали из отряда. Александр откашлялся. От волнения горло его пересохло. Нарушитель-аквалангист? Значит, Грибов был прав в своих догадках? Не зря советовал Александру заниматься подводным спортом? - Куда же шел нарушитель? - А это и надо установить. Широкое красивое лицо комдива было по-прежнему спокойным, и Александр решил, что служить с ним будет неплохо. - Думаю, товарищ комдив, вы тоже спортсмен, - осмелился предположить Александр. - Почему так думаете? - Очень уравновешенны на вид. - А! - Комдив коротко засмеялся. - Восемнадцать лет на охране государственной границы. Научишься этой уравновешенности. Он проводил Александра до дверей, что было высшим знаком его благоволения. - Нет, я не спортсмен. Только болельщик. Но активный!.. Если бы Александр был суеверен, то решил бы, что это хорошее предзнаменование. Первые шаги его на Карельском перешейке направлены к Винете. Ни минуты он не сомневался в том, что чужеземный аквалангист искал Винету. В отряде Александр тщательно ознакомился с выловленным из озера аквалангом, даже примерил на себя. Баллоны были новой, неизвестной ему конструкции, почти плоские. Они очень плотно прилегали к спине, что, по-видимому, давало возможность проникать в узкие подводные щели. Затем командир отряда предоставил в распоряжение Александра "виллис", и тот по прямой лесной дороге, виляя между плитами гранита и длинными узловатыми корнями, за несколько часов доставил лейтенанта на заставу Мурысова. Сухопутчики повели моряка к озеру. - Нет, - сказал Александр, - озеро подождет. Покажите мне, откуда и как шел нарушитель. Это важно: как он шел. Обычно шпионы и диверсанты пытаются нарушить границу на стыке двух застав. Стык, в их представлении, это что-то вроде межи. А межа всегда хуже обработана, чем поле. Но в условиях нашей границы эта аналогия не подходит. И, видимо, прыгун-аквалангист был неглуп. Он избрал другой путь - углубился в лес на участке заставы Мурысова, а потом шел параллельно линии границы, держа направление на лесное озеро. Александра повели тем же путем. Судя по всему, нарушитель передвигался короткими бросками. Подпрыгнув, с помощью своего шара проносился по воздуху, приземлялся. Опять с силой отталкивался ногами от земли и прыгал, как кенгуру. Так он пересек несколько полян. Но кое-где приходилось ползти. Что же он сделал, когда понял, что его обходят? По-прежнему пытался прорваться к озеру. Да, это было непонятно. Лишь бросив в озеро снаряжение подводного пловца, нарушитель круто повернул - кинулся назад к границе. Вот здесь, уже в виду полосатых столбов, он был убит. Комментарии на этом закончились, и хозяева с приезжим в молчании вернулись к озеру. В общем, озеро, как и ожидал Александр, было безобидное. Облака плавали не только над ним, но и в нем, доставая до дна. Лишь зубчатая грань разделяла небо и воду. То темнел лес вдали. Тишина поднималась здесь из самых недр, доверху наполненных спокойными, неподвижными облаками. Вспомнились рассуждения одного врача по поводу озер на Карельском перешейке. "Озеротерапия! - глубокомысленно говорил он. - Нервных и усталых я лечил бы озеротерапией, то есть прописывал бы им озеро. В соответствующих дозировках. Купаться - это, конечно, своим чередом. Но главное - сидеть на берегу и смотреть. Особенно на восходе или на закате солнца". Это показалось Александру недостаточно поэтичным. Дозировки, терапия... Он иначе понимал озера на Карельском перешейке. "Они - как люди, - думал он. - Есть добрые, светлые, открытые солнцу и всем ветрам. Но есть и темные, злые. Зажатые скалами, таящие на дне своем вероломные замыслы или следы преступлений... Да, душа людей, душа озер!" Он сам усмехнулся выспренности своего сравнения. Присев на валун, Александр вытащил блокнот и быстро набросал кроки местности. Ему, как всякому моряку, легче и проще было изобразить свой маневр на бумаге, чем объяснять его словами. Но в данном случае это был хитрый маневр нарушителя. Сухопутчики нагнулись над кроками. - Что тут? - спросил Александр. - Соседняя застава. - А дальше? - Залив морской. Шхеры. - Ага! Озеро в этой истории было, конечно, сбоку припека. Только круглому идиоту пришло бы на ум прятать что-нибудь в таком небольшом и неглубоком озере. На пути нарушителя оно возникло, как случайная остановка, как полустанок. Но где же была конечная станция? Морской залив? Да. Прыгун-аквалангист, несомненно, прорывался к заливу. Это был хитро задуманный обходный маневр. Сначала предполагалось путешествие по воздуху на шаре, затем "пересадка", и далее уже морем - с аквалангом под водой. Где же намечалась "пересадка"? До залива можно было доехать по лесной дороге, но Александр попросил провести его напрямик - лесом. На полпути встретил его начальник соседней заставы старший лейтенант Рывчун. Это был коротенький веселый крепыш, немного постарше Александра. Он служил здесь уже третий год и знал на своем участке каждый камень, каждый кустик, - лучше, пожалуй, чем мебель в собственной квартире. За разговором об этом Александр и не заметил, как очутился на берегу второго озера. Вот таким озером врач, наверно, не лечил бы. Бр-р! Мрачно как! Душевный озноб охватывает! Александр поднял бинокль, вглядываясь в противоположный берег. Что-то мучительно знакомое мелькнуло между неподвижными тихими соснами, в очертаниях скал, и исчезло. Начал накрапывать дождь. Вода потемнела, противоположный берег придвинулся. Он был высокий, обрывистый, с крутыми осыпями. Сосны клонились на нем в одну сторону. - Шхеры, - пояснил Рывчун. Ну конечно же, не озеро, а шхеры! Их можно запросто перепутать в этом причудливом озерно-шхерном крае. Вдобавок Александр видел шхеры в последний раз ни много ни мало семь лет назад... Когда он и его спутники поднялись на пригорок, перед ними открылся весь просторный залив, ослепительно сверкающий в лучах заходящего солнца. На глади его теснилось множество лесистых островков. Некоторые из них подступали к материковому берегу почти вплотную. На один из этих островков, таких приветливых с виду, похожих на корзины с зеленью, и стремился нарушитель. Где-то здесь, в зыбком лунном свете, должна была произойти метаморфоза. Кенгуру мгновенно превратился бы в ящерицу, в амфибию. Но к какому острову стремился нарушитель? Это-то и надо было узнать. Весь следующий день Александр ходил по берегу вместе с Рывчуном. Тот, по-видимому, был отчасти польщен тем, что на участке его заставы находится нечто таинственное и неразгаданное, являющееся предметом всеобщего взволнованного внимания. Но он то и дело косился на своего спутника. Лицо приезжего моряка было рассеянно, словно бы он что-то припоминал. - Послушайте! - вдруг сказал он. - За тем вон лесочком - дот? - Развалины дота, - поправил Рычун, с удивлением глядя на Александра. Они миновали развалины дота. - А тут, по-моему, стояла одна зловредная прожекторная батарея! И это было так. Вокруг растрескавшихся, сдвинутых в сторону бетонных плит густо разрослись бурьян и мята. - Где-то должен быть и маячок, - в раздумье сказал Александр, озираясь по сторонам. - Был манипуляционный знак военного времени. - Ну, правильно, - пробормотал Александр. - У самой лампы всего темнее. - Какой лампы? - Есть поговорка такая. У маяка. Поблизости от него и прятали Винету. - Выходит, вы уже бывали здесь? - спросил Рывчун немного обиженно. - А я-то стараюсь, объясняю. - Нет, на этом берегу не бывал, - ответил Александр. - Но однажды пришлось сутки просидеть напротив - вон там! И пейзаж медленно, как вращающаяся сцена, повернулся перед ним на своей оси. Александр уже видел однажды этот пейзаж - только очень давно и в другом ракурсе. Берег, на котором они стоят с Рывчуном, был в руках врага. Юнга, "впередсмотрящий всея Балтики", наблюдал за материковым берегом в бинокль, прячась в кустах на одном из островков. Прошли сутки, наполненные тревогой и ожиданием, и на рассвете, в желтоватой слоистой мгле, неподалеку от шубинского катера всплыла подводная лодка Цвишена... Да, несомненно, это произошло именно здесь! Естественно, что и Винета должна находиться где-то поблизости. Но Александр забыл, что дело происходит в шхерах, двойственных, скрытных, порою даже вероломных. Шубин, морщась, называл их "страной миражей", а командир островной базы на Лавенсари - "шкатулкой с сюрпризами". По телефону комдив разрешил Александру остаться еще на три дня для продолжения поисков. Через несколько часов приехали из отряда военные инженеры. Вместе с Александром и Рывчуном они облазили на коленях каждый островок в заливе. Никаких следов бывшей тайной стоянки! А островов девять, и все они - гранитные. Взрывать Гранит? Взрывы могли дать повод к нежелательной дипломатической возне, вызвать международные осложнения. Ведь государственная граница проходит как раз через залив. И без того поиски надо проводить, по возможности, более скрытно. На исходе третьего дня обсудили результаты. А что, собственно, обсуждать? Результатов нет. Азартно толковали о специальных приспособлениях наподобие миноискателей, покачивая головами, говорили о том, что придется испрашивать разрешение Ленинграда, а то и Москвы, высказывали резонные опасения по поводу того, что до осени уже ничего не успеть и, вероятно, придется отложить поиски до будущего лета. Александр угрюмо молчал. - Ведь вы новичок в таких делах, - сказали ему. - А в шхерах на каждом шагу можно камуфлетов ждать. Граница? Мало того, что граница. В этих местах долго фашисты находились. Стало быть, надо после них многое досмотреть, допроверить. Затем последовал обстоятельный рассказ об утаенных подземных кабелях, о не восстановленной до сих пор системе водоснабжения и электросети. При отступлении увезены все планы, вся документация. Восстановить это не так-то легко. - Двойное дно, - заметил один из инженеров. - Под ногами у нас двойное дно. Того и гляди, земля разверзнется или трещинами пойдет. - Он засмеялся. - Действовать надо фундаментально, - сказал Александру второй инженер. - Представляете: обстукать, обшарить, а может, и перекопать такой большой район! Почему, кстати, вы думаете, что эта бывшая тайная стоянка - на острове, на одном из девяти островов? С не меньшим успехом она может находиться и на материковом берегу. Только подходы с суши к ней затруднены. Они доступны лишь со стороны моря - аквалангисту. И с этим тоже нельзя было не согласиться. На Шубина задержка подействовала бы самым худшим образом. Он рассорился бы с инженерами, поскакал жаловаться в Ленинград, в Москву, бесился бы, убеждал, торопил. Но Александр обладал большим запасом терпения. Врагам дали по носу (может быть, даже не один раз, а три, если "заблудившиеся" сейнер и яхта шли по тому же заданию, что и прыгун-аквалангист). После этого было бы естественным притаиться, выждать. А там не за горами и зима. Не полезет же аквалангист под лед? Зато будущим летом к Винете, вероятно, снова двинется вереница нарушителей в масках и с баллонами за спиной. Значит, встречный поиск, как бывает встречный бой? Александр представил себе, как лихорадочно торопливо шарят под водой пальцы нарушителя. Омерзительно и страшно прикосновение этих скользких пальцев. Но он, Александр, крепко хватает их! И над тесно сплетенными руками поднимается лицо в зеленой воде - неподвижный стеклянный круг... Пока же было приказано, не возвращаясь в дивизион, явиться на свой корабль, который уже вышел на охрану морской границы и сейчас находился неподалеку от заставы Рывчуна. - Не переживай, лейтенант, - сказал Рывчун, провожая Александра. - Устережем твою Винету!.. Корабли пограничной службы беспрерывно двигаются вдоль морской границы, перегораживая залив, сменяя через положенный срок друг друга. Получается нечто вроде скользящей стальной завесы. Первую свою вахту на корабле Александр нес в качестве дублера при командире. Выпало стоять "собаку", самую трудную, не любимую моряками вахту - между полночью и четырьмя часами утра. Обычно в это время очень хочется спать. Но молодому офицеру не хотелось спать. Никто на корабле не знал, что это не первая его ночь в шхерах. Но как все изменилось с тех пор! Тогда он был всего лишь "штурманенок". Сейчас он - штурман, правда еще только приучающийся к делу. Тогда, согнувшись на баке, юнга-впередсмотрящий с тревогой вглядывался во тьму: не вспыхнут ли лучи прожекторов, а вслед за ними горизонтальные факелы выстрелов? Сейчас он "расхаживает" по выборгским шхерам взад и вперед без опаски, как хозяин. Восточный берег не таит в себе ничего враждебного. Опасность надо ждать с другой стороны. Чужую территорию враги используют иногда как трамплин для воровского прыжка. Прокрадываются к советским берегам издалека - в предательских тенях и шорохах ночи... Нет, Александру совсем не хотелось спать. В шхерах было очень тихо. Повинуясь негромким приказаниям командира, рулевой осторожно перекладывал штурвал. Внезапно над водой густо просыпались осенние падающие звезды. "Как салют в День Победы", - вспомнил Александр, и от этого стало хорошо на душе. Командира уже сменил на вахте старший помощник. Но Александру все еще не хотелось в каюту. Светало. Шхеры вырастали на глазах, медленно выплывая из ночи, будто лопнули якоря, удерживавшие на месте гранитный лесистый берег. Все было в точности как в 1944 году. Так же тихо струился туман по воде, свиваясь в кольца и развиваясь. И так же неожиданно прорезались в нем остроконечные верхушки деревьев. Еле слышно приплескивала волна. Тускло-серое зеркало залива начало медленно розоветь. Вода, гранит, небо были почти одного оттенка, брусничного. Это - рассвет, самые первые краски рассвета, как бы проба неуверенной кистью. Потом в воду щедро подбавили золотых блесток... Неукоснительно, строго по расписанию, совершается это привычное, но всегда удивительное волшебство: ночь превращается в день! Можно ли сомневаться в том, что чары спадут наконец с Винеты? Гранит расколется, пойдет трещинами под ногами, и... Такое уверенно-бодрое настроение охватывало всегда по утрам. Александр был молод. И день был молод. У них у обоих все было еще впереди. 5. ШОРОХИ И ТЕНИ В новой обстановке Александр ориентировался сравнительно быстро. Недаром всю войну прослужил юнгой - "досыта поел флотской каши". Что же касается навыков командира, то он осваивал их еще в училище: на первом курсе был командиром отделения, на третьем и на четвертом - старшиной класса. Другим молодым офицерам пришлось гораздо труднее. Главное, многим из них не сразу удавалось найти верный тон в обращении с матросами. "То братаются, то гонорятся, то есть проявляют офицерский гонор", - так писал Александр Грибову. И то и другое были, конечно, крайности. Грибов не замедлил с ответом. "Уменье поставить себя - большое искусство, - писал он. - Причем в искусстве этом важна именно безыскусственность". Товарищам по дивизиону Александр показался немного тяжелодумом, замкнутым и немногословным. Тому было несколько причин. Из двадцати двух лет своей жизни девять он провел на флоте, считая и пребывание в училище. Это были годы отрочества и юности, когда складывается характер. Александр рано возмужал. В гвардейском дивизионе торпедных катеров его окружали суровые вояки, которые были, можно сказать, запанибрата со смертью. В шлифовке характера, несомненно, сыграл свою роль и "Летучий Голландец". Многолетнее соседство с тайной как-никак сказывается - приучает к внутренней собранности. Придя на границу, Александр сразу пришелся ко двору, и не только сдержанностью в разговоре, хотя она - качество профессиональное. Тяжелодум? Ну что ж! Он знал за собой этот недостаток. Зато был однодум - как бывают однолюбы. Нужно только указать ему цель. И уж он стремился к ней неуклонно, методично, не отвлекаясь ни на что другое, чугунным плечом расшвыривая препятствия на пути. Шубин сравнил бы его с торпедой. И в этом не было ничего обидного для Александра, потому что его командир говорил ласково-уважительно: "умница торпеда"... Огромное удовольствие доставляло Александру узнавать шхеры - свои шхеры! Уйма всякого зверья развелось здесь после войны! А быть может, оно все время было в шхерах, только попритихло, запряталось в укромные уголки? И вот скопом вышло из чащ, когда кончилась война. Животные вели себя удивительно храбро. Казалось, Карельский перешеек превратился в один огромный заповедник. Был тут один лось, по которому проверяли часы. Дважды в день он являлся на маленькую железнодорожную станцию в лесу, точно к приходу поезда. Пассажиры, подъезжая, высматривали его из окон: "Вот он! Мчится со всех ног! Услышал гудок!" На станции поезд стоит три минуты. Угощение припасено заранее - лось популярен по обе стороны границы. И, кивая головой с ветвистыми рогами, он снисходительно принимает - иногда даже из рук - дань своему величаво царственному великолепию. Александру рассказали также о зайце, который жил на одной заставе. То был добрый малый, судя по воспоминаниям, очень общительный и хлопотливый. Он поднимался раньше всех, вприскочку отправлялся на стрельбы с пограничниками, а когда они возвращались, озабоченно прыгал перед строем. Завтракал, обедал и ужинал вместе со всеми, спать устраивался в ногах на чьей-нибудь койке. Нужно представить себе нескончаемо долгие осенние или зимние вечера на заставе, чтобы понять, как любили этого наивного серого затейника. Он стал жертвой собственной добросовестности. Как-то, потешая общество своими прыжками, прыгнул слишком высоко, ударился носиком о палку, которую держал над ним один из его приятелей, и упал. Вначале думали, что заяц притворился мертвым - такова была одна из его затей. Потом поняли, что он умер. До сих пор на заставе не могут без волнения говорить об этом. Но звери на перешейке служат не только забавой. Они доставляют и немало забот. Лоси, пробегая по лесу, задевают сигнальный провод, и начинается трезвон, который поднимает заставу в ружье. Рысь переходит контрольно-следовую полосу, заботливо вспаханную и проборонованную на всем протяжении границы, и после этого над отпечатками осторожных лап, похожими на королевский знак лилии, долго в раздумье стоят следопыты: зверь ли прошел, нарушитель ли, прикинувшийся зверем? Сейчас уже считается безнадежно старомодным напяливать на руки и ноги когти или копыта, чтобы на четвереньках перебираться через контрольно-следовую полосу. Но среди нарушителей могут найтись и ретрограды. "По старинке работают, отсталые", - с пренебрежением говорят в таких случаях. Вскоре Александр перестал чувствовать симпатию к лосям. Связано это было с радиолокатором. Потом в кают-компании шутили, что тот работал слишком четко. Еще во время практики Александр восхищался этим удивительным прибором, который одинаково хорошо "видит" днем и ночью, в снегопад и в туман. Зоркий "радиоглаз", укрепленный на мачте, беспрерывно вращаясь, "осматривает" пространство вокруг корабля. Радиоволны разбегаются от него в разные стороны и, натолкнувшись на преграду, спешат обратно. А в руке на экране появляются пятна и пятнышки, отсветы этих преград. Александр завороженно следил за тем, как вертится светящаяся линейка-указатель, пересекая концентрические круги, определяющие расстояние. Вдруг хлопотливый лучик осветил пятнышко, которого не было раньше на экране, торопливо побежал дальше, приблизился, снова осветил его. Пятнышко передвинулось. Оно находилось в пределах девятого круга, то есть в девяти кабельтовых от корабля. Передвинулось? Стало быть, не риф, не остров? Впрочем, это ясно и так. На карте ближайший остров, один из группы прибрежных островов, расположен значительно дальше. - Неопознанная цель, товарищ лейтенант! - доложил радиометрист. - Вижу. Скорость движения цели? Мгновенный подсчет: - Три узла! Шлюпочная скорость! Неужели нарушитель в шлюпке? Дрожа от волнения, Александр вышел из рубки и доложил о движущейся цели командиру. Тот с сомнением посмотрел на него. Но нетерпение молодого штурмана было заразительно. - Курс двести тридцать! Полный вперед! Боевая тревога! Палуба еще сильнее задрожала под ногами. Из люков начали выскакивать матросы. Пограничный корабль лег на курс сближения. - Везет вам, товарищ лейтенант, - с уважением заметил сигнальщик. - Всего неделю у нас, а уже зверя заполевали! - Это точно, что зверя, - подтвердил командир, не отрываясь от бинокля. В голосе его прозвучали веселые интонации. Александр поспешил поднести к глазам свой бинокль. Высоко держа гордую голову над водой, пересекали пролив лоси: самец и две самки. Вероятно, животные перебирались с острова на остров в поисках корма. Красно-бурые, нарядные, яркие, как осенние листья, они спокойно плыли по воде и даже не отвернули, завидев корабль, только надменно покосились на него. - Ну, ну! С кем не бывает, - утешил Александра командир. - На Дальнем Востоке со мной тоже был случай... - Лоси? - Утки. Летела, можете себе представить, стая диких уток, штук двести или триста. Низко над водой летела, и притом с большой скоростью - до пятидесяти узлов... А это чья скорость? - Торпедный катер, - четко, как на экзамене, ответил Александр. - Правильно. Пост СНИС дает неопознанную быстроходную цель. Тревога! Мы - наперехват!.. Э, да что говорить! Хорошо, хоть самолет не поднялся в воздух! У Александра отлегло от сердца. - Зря потревожил я вас, - смущенно сказал он. - Не зря? Нет, не зря! - энергично возразил командир. - Лучше сто раз за лосями или утками сгонять, чем один раз нарушителя пропустить. В нашем с вами деле излишней бдительности нет и быть не может! Ходим по границе, по красной черте, а время, сами знаете, - разгар холодной войны, лето тысяча девятьсот пятьдесят первого года... Лето в этих местах красиво, но беспокойно. Чарующая глаз игра света и тени - это ведь и естественная маскировка. Нарушитель в камуфлированном костюме может стоять рядом, между стволами деревьев, в чуть подрагивающей сетке солнечных пятен, и остаться незамеченным - как притаившийся в листве ягуар или тигр. А осенью шхеры ржавеют. Багряные, буро-зеленые и золотые полосы в разных направлениях прорезает вода. Порой начинает моросить дождь. Потом ветер в несколько приемов срывает разноцветную сеть с островов. Теперь нарушителю уже не нужен его камуфлированный костюм. Он укутывается в туман. А дождь услужливо смывает за ним следы. В ту пору на море клокочут штормы. Но вот и дожди кончились. Над Карельским перешейком медленно оседает облако снегопада. Гранит и топи устилает белизна. Воду в проливах и заливах затягивает льдом. Есть пословица: "Зима мужику забот убавляет". В какой-то мере относится это и к пограничникам. Не надо каждый день бороновать контрольно-следовую полосу. Все покрытое снегом пространство вдоль границы - зимняя контрольно-следовая полоса. Если же нарушитель рискнет пойти по льду, то будет пробираться вдоль берега, косясь на приметные ориентиры, чтобы не сбиться в пути. Подобно волку, он любит метель. Она заодно с ним. Не нужно возиться с веником, оборачиваясь через каждые два-три шага и заметая снег за собой. Метель сама заметет, загладит предательские следы. Но радиолокаторы не дремлют. Случается, что пограничникам приходится вставать на лыжи и "доставать" нарушителя с боем на всторошенном льду. Корабли пограничной службы бездействуют в эту пору. Зимой моряки приводят в порядок материальную часть и технику, а также занимаются разнообразной учебой. Но вечера и выходные дни у них свободны. Офицеры получают больше возможности бывать с семьями. Ранние браки вообще приняты среди моряков и