- в этом нетрудно было убедиться. Но что прибавляло это к ее характеристике?.. "Дети солнца" не всегда жили в горах. Прежде чем они осели здесь, была совершена какая-то очень длительная откочевка, о чем сохранились упоминания в песнях. Кое-какие детали быта подтверждали это. Мясо, например, "дети солнца" держали в мешках, предварительно нарезав его узкими полосками и высушив на солнце или у очага. В этом виде оно не очень нравилось разборчивому Якаге. - Раньше лучше было, - говорил он, поднимая и показывая Ветлугину темные полоски, похожие на крупную лапшу. - Раньше мясо ели пригоршнями. Рассыпчатое было, как труха. Потому что долго тряслось. Тряслось? Значит, запасы мяса возили на санках? Но что разъяснял этот факт в биографии обитателей оазиса? И без того известно было, что они пришлого происхождения. Наблюдая фауну оазиса, Ветлугин убедился в том, что все животные и птицы, находившиеся в котловине, также пришельцы из тундры. Здесь жили песцы, лемминги, волки, зайцы, дикие олени, росомахи, горностаи, белые куропатки, полярные совы. Даже бурый медведь (он, впрочем, встречался очень редко) и тот в погоне за мясом забегал сюда из тундры. Но когда, сколько тысячелетий, столетий, десятилетий назад возник оазис?.. Все эти нерешенные задачи Ветлугин оставлял на будущее, "на потом". Он утешал себя тем, что впоследствии вернется в горы Бырранга. Ведь наука в России после победы революции получит новые, невиданные возможности. И тогда перед ним, Ветлугиным, широко распахнется мир. Прежде всего географ поспешит на окраину Восточно-Сибирского моря, где среди плавучих льдов лежат еще неоткрытые острова, тающий архипелаг на непрочной ледяной основе. Лишь выполнив свой долг по отношению к островам, положив их на карту, Ветлугин вернется в оазис. И он вернется не один. В составе экспедиции (быть может, даже не ему поручат возглавлять ее) обязательно будут геологи (займутся изучением кальдеры), зоологи и ботаники (приступят к описанию животного и растительного мира), этнографы (они-то и разрешат наконец загадку Маук и "детей солнца"!). Но ощущение беспокойства неизменно овладевало географом, как только начинал думать о будущей экспедиции: пугала мысль о том, что может вернуться в оазис и не застать его! Слишком непрочно было все здесь, слишком похоже на мираж... Задумчивым взором обводит Петр Арианович лежащую перед ним котловину. Она очень приветливая, ярко-зеленая. Голубеют, алеют, белеют цветы в высокой траве. Но странно: краски не ярки, как бы размыты. Все зыбко вокруг, неопределенно. Такое впечатление, будто находишься на дне реки. Туман подолгу висит над котловиной или даже заполняет ее сверху донизу. Поэтому очертания предметов расплывчаты, звуки приглушены. Часто из котловины видны лишь тучи. Они клубятся над скалистыми гребнями, иногда переваливают через них и поливают долину прохладным дождем. Отпечаток нереальности лежит на всем окружающем. Кажется, стоит подуть ветру, чтобы призрачные контуры деревьев закачались, поплыли вместе с туманом, исчезли. Но ветра почти не бывает в долине. "Живешь как бы внутри миража" - так сформулировал Ветлугин свои впечатления об оазисе. Под стать котловине ее обитатели. Ветлугин не переставал дивиться умению "детей солнца" исчезать и появляться совершенно неожиданно. Можно думать, что они по желанию делаются невидимками, растворяются в тумане или сливаются с листвой. - Да, мы невидимые люди, - с важностью согласился Нырта, когда Ветлугин сказал об этом. Потом добавил непонятно: - Никто не знает, что мы в горах. Колдовство Старой женщины прикрывает нас крылом... Ветлугин долго ломал себе голову над этими словами. Невидимки? Да, это было почти так. Не раз во время совместных прогулок Нырта "щеголял" своим искусством. Вот только что шел рядом с Ветлугиным, болтал, смеялся. Неожиданно смех смолк. Ветлугин обернулся: нет Нырты! Где же он? Будто ветром сдуло. Но и ветра нет в лесу. Недвижна высокая трава. Не шелохнутся раскидистые ветви деревьев. Ветлугин беспомощно оглядывается по сторонам. Вдруг из зарослей, шагах в двадцати впереди, окликает его знакомый веселый голос. Нырта выходит навстречу, победоносно выпятив грудь и широко улыбаясь. - Как же ты обогнал меня? - недоумевает Ветлугин. - По верхушкам деревьев бежал, что ли? Эти слова тотчас дают толчок воображению "сына солнца" и вызывают новую проказу. - Довольно, Нырта, хватит! - сердится Ветлугин, озираясь. (Он снова остался один в лесу.) - Где ты? Так мы никогда не дойдем до пастей. Ведь уговаривались смотреть пасти. Лес молчит. Вдруг сверху раздается бранчливое пощелкивание. Ветлугин поднимает голову. На верхушке сосны, поставив торчком серый хвост, сидит какая-то пичуга и с недоверием искоса присматривается к нему. Тьфу ты пропасть! Где же Нырта?.. Пощелкивание доносится то из подлеска, то из-за груды камней. - Все, Нырта, все! Не хочу больше играть! Устало махнув рукой, Ветлугин садится под сосной и сразу же вскакивает. Из-за ствола, сгибаясь от беззвучного смеха, выходит Нырта. - Видишь, птицей стал! - говорит он, отдышавшись. - По веткам перебегать могу! Он очень дорожит каждым таким небольшим триумфом. - Могу и оленем быть, и совой, и волком, - хвалится он, загибая пальцы один за другим. - Хочешь, волком? И, быстро приложив ладони ко рту, испускает такой протяжный, тоскливый вой, что у Ветлугина мороз подирает по коже. - Похож?.. Все мужчины здесь удивительные имитаторы, потому что основной промысел их - охота, а успех ее зачастую зависит от умения подражать голосам птиц и животных. Нырта пробовал научить своего приятеля бесшумному шагу охотника, осторожной скользящей поступи. Куда там!.. Видимо, сноровка прививалась жителям котловины с самого раннего возраста, чуть ли не с младенчества. Ветлугин не успевал уловить даже самых простых приемов. - Исчезни, Нырта! - говорил он, улыбаясь, и "сын солнца" без промедления выполнял просьбу. Весь подобравшись, но без видимого напряжения, как-то боком, по-звериному, охотник прыгал в сторону, падал в траву и словно бы растворялся в ней. Не слышно было ни хруста, ни шороха. Тонкое мускулистое тело вильнуло в чаще, как ящерица. Мгновение - и пропало из виду, слилось с землей. Можно было обыскать весь лес, избегать его весь вдоль и поперек, охрипнуть от сердитого крика - Нырта появлялся только тогда, когда ему надоедало прятаться. А между тем он все время находился рядом - Ветлугин был убежден в этом. Вот и сейчас, рассеянно наблюдая за игрой света и тени в лесу, Ветлугин почувствовал, что за его спиной стоит человек. Оглянулся: Нырта! Круглое, оживленное, совсем мальчишеское лицо высунулось из листвы, по которой перебегали солнечные пятна. - А я за тобой! - сказал Нырта. - Зайца убил. Фано зажарила. Пойдем есть. Ветлугин поднялся с земли. - Скоро в Долину Черных Скал пойдем, - сказал Нырта и отер ладонью лоснящееся от пота лицо. - На высоком месте поставлю тебя. Все увидишь. Много оленей убью я! Признаться, тогда же Ветлугин подумал: охотник - всегда охотник, в любом веке, в том числе и в каменном, не может без того, чтобы не прихвастнуть! Но Нырта не хвастал. К удивлению Ветлугина, именно он был выбран главным распорядителем охоты. Несмотря на свою молодость, смешливость, склонность к озорным, подчас совсем ребячьим выходкам, Нырта считался среди своих соплеменников самым искусным, самым добычливым охотником. Массовая охота на оленей происходит неизменно в одном и том же месте - ниже по реке, верстах в шести от оазиса. Тут нет и намека на растительность, пейзаж безотраден, склоны гор белы и серы, а низкие берега загромождены огромными черными камнями (отсюда название Долины Черных Скал). Менять свои привычки не в характере северных оленей. Они методичны, как англичане. В незапамятные времена оленьи вожаки облюбовали это местечко для переправы: берега удобны, дно каменисто. С той поры огромные стада, сотни голов, каждый год, по весне и по осени, переправляются здесь. Весной гнус гонит их, выживает из тундры в горы и дальше к океану. Олени спешат, спешат изо всех сил, перекликаясь тревожными высокими голосами, тяжело поводя боками. Осенью, отъевшись на тучных пастбищах, олени тем же путем возвращаются в тундру. Долина Черных Скал, а также пути следования к ней оленей - табу, то есть под строжайшим запретом. Здесь нельзя кочевать и нельзя охотиться (в одиночку). Старейшины неусыпно наблюдают за тем, чтобы кто-нибудь из молодежи не нарушил табу. За нарушение полагается смертная казнь. Настороженная тишина царит в этой черно-серой мрачной долине. Она оживает только раз в году, во время массовой охоты на переправе, в которой принимает участие все племя. С огромным нетерпением ждал Ветлугин коллективной охоты. Ведь за нею должно было последовать пиршество, а затем и его побег. Разведчики, высланные Ныртой на два или три перехода вниз по реке, навстречу оленям, не возвращались. Олени запаздывали в этом году. Лихорадило не одного Ветлугина. Охотники бесцельно слонялись по стойбищу, заходили в чумы друг к Другу, вяло толковали о том о сем. Вдруг раздался шум, взволнованные голоса. Всех будто подкинуло на месте. Ветлугин первым выбежал наружу. Между чумами брел человек в запыленной, разорванной одежде, с трудом переставляя ноги. (Позже Ветлугин узнал, что, обгоняя оленей, он пробирался напрямик горными перевалами.) Увидев Нырту, гонец поднял руку и крикнул: "Идут!" Якага кинулся обратно в чум, схватил копье, отбросил, принялся суетливо снимать с жерди колчан со стрелами. Впопыхах он уронил стрелы на пол. Сердитый окрик Нырты отрезвил его. Не узнать сейчас беспечного балагура Нырту. Лицо его серьезно, сурово, движения решительны. Он облечен высшей властью в день поколки! Долгожданное "идут" всколыхнуло все стойбище. Мелькают сворачиваемые оленьи шкуры, обнажая деревянный остов чумов. Визгливо перекликаясь, женщины собирают кухонную утварь. Пробежали плечистые молодые люди, волоча по земле длинные копья. Поспешно спускаются на воду челны, и вот уже длинной цепочкой, один за другим, вытягиваются вдоль реки, удаляясь к переправе. То тут, то там раздается сердитый поторапливающий голос Нырты. Мешкать нельзя! Где-то рядом, за гребнем горы, по одному из многочисленных ущелий Бырранги серой лавиной текут стада. Олени двигаются как бы узким скалистым коридором, спеша к переправе. Ничего! Не обгонят!.. Долина Черных Скал встречает оленей обычным своим сумрачным молчанием. Ничто не изменилось здесь: те же нагромождения камней на берегу, тот же круглый год не тающий снег на склонах. Люди Нырты надежно укрыты. Покольщики в челнах прячутся под берегом. Лучники притаились в расщелинах скал. Ветер в этой долине дует в нужном направлении - не от охотников к оленям, а от оленей к охотникам. Бдительному вожаку стада не видна бечева, вытянувшаяся по середине фарватера вдоль реки. Она надежно закреплена якорями и поддерживается на плаву многочисленными поплавками. Олени не могут заметить этот опасный барьер до тех пор, пока грудью с размаху не ударятся о него. Сверху, с высокого склона, где расположилась группа лучников, озирает Ветлугин Долину Черных Скал. Рядом прерывисто дышит Якага. В ногах у него в напряженной позе, подавшись всем туловищем вперед, прилегли две собаки. Они учуяли оленей, но молчат. Знают: их черед впереди. Уже слышен дробный перестук копыт. Волнение людей, сидящих в засаде, достигает предела. Лучники то встают, то садятся; лица их раскраснелись, глаза горят. Они перебрасываются короткими прерывистыми репликами - произнести связную фразу не могут: сперло дыхание. Но вот показались передовые олени. Как подрубленные пали наземь соседи Ветлугина. И он рухнул в снег, заразившись их волнением. Гул земли! Пощелкивание копыт! Сначала промчалось несколько великолепных рыжевато-бурых, со светлыми подпалинами быков, за ними - все стадо, до сорока голов. Плеск воды! Фонтан брызг!.. Олени ринулись в воду и поплыли. Почему же неподвижны лучники и копьеносцы? Почему медлит Нырта, не подает сигнала? Но Нырта, лучший охотник племени, хорошо знает свое дело. Покольщики в челнах, спрятавшись за высокими прибрежными камнями, беспрепятственно пропускают передовых оленей. Тогда лишь, когда основная масса вошла в воду и заполнила реку, раздается прерывистый, хорошо знакомый Ветлугину крик, похожий на клекот орла. Поколка начата! Покольщики стремительно выплывают из-за укрытия и с флангов врезаются в плывущее стадо. Пена! Брызги! Копья поднимаются и опускаются. Окрашенная кровью вода бурлит вокруг челнов. Покольщики действуют обдуманно, с полным самообладанием и очень сноровисто. Ткнут оленю в бок длинным копьем и тотчас же, перехватив в руки весло, отгребают назад. Опасно находиться рядом с умирающим оленем: в предсмертных судорогах он может перевернуть челн. Животные изо всех сил работают ногами, спеша достигнуть противоположного спасительного берега. Головы их задраны вверх, рога чиркают по воде. На полпути беглецами, однако, вновь овладевает замешательство. Некоторые поворачивают назад... Ага! Наткнулись на бечеву! Ветлугину видно, как один из охотников, воспользовавшись этим, дерзко проникает в самую гущу свалки, в середину мечущегося в воде стада. Кто этот смельчак? Не Нырта ли? Ну, конечно, Нырта! Но, щедро раздавая удары, вертясь в своем челне как юла, приятель Ветлугина не забывает о своих обязанностях начальника поколки. Время от времени он окидывает взглядом все поле битвы, всю реку, взбаламученную от одного берега до другого. Что это там? Нескольким оленям удалось выбраться из свалки и повернуть назад. Вот поднялись на берег, огляделись и... Нырта поднимается во весь рост в челне, который немилосердно качает на пологой волне, прикладывает ладонь ко рту и дает новый, отличный от первого сигнал. По этому сигналу Якага и другие лучники спускают собак. Свист! Тревожное хорканье! Устрашающий яростный лай! Собаки наскакивают на упирающихся оленей и загоняют обратно в воду - под копья. Но тут происходит непредвиденное. Вожак стада, матерый олень, пытается "отквитаться" за все. Он обезумел от диких криков и запаха крови. Грозно раскачивая "бородой", висящей на шее, сбившейся клоками, он поворачивает к Нырте. Несколькими могучими толчками разрезает пенящуюся воду и вот уже плывет рядом с челном. Ветлугин решает, что разъяренный олень хочет поддеть охотника рогом. Нет, олень хитрее! Высунувшись до половины из воды, он с размаху передними ногами бьет по челну и переворачивает его. Разноголосый вопль ужаса оглашает берега. Нырта скрылся в центре свалки. Минуту или две не видно ничего, кроме серых оленьих спин, сплетающихся рогов, поднимающихся и опускающихся копий. Алые брызги пены разлетаются в разные стороны. Потом радостные крики, доносящиеся с берега, дают знать Ветлугину, что другу его удалось спастись. Круглая черная голова появляется на середине реки. Это Нырта. Он уцепился за перевернутый челн и, толкая его перед собой, выбрался на берег. Впоследствии Ветлугин узнал, что это был единственный для Нырты способ спастись. Знаменитый охотник совершенно не умел плавать (впрочем, как и большинство жителей Крайнего Севера). Но для какой же цели приберегают лучников, стоящих столько времени в бездействии на горе? Неужели это зрители, такие же, как Ветлугин? Нет! Едва Нырта выбрался благополучно на берег, как соседи Ветлугина, словно по команде, отворачиваются от своего начальника. Взоры их обращены в сторону, противоположную реке. Лучниками, которые давно уже в волнении переминаются с ноги на ногу, овладевает настоящее исступление. Они подпрыгивают на месте, стонут от нетерпения, издают протяжные вопли, похожие на вой. Неожиданно Якага обеими руками хватает голову Ветлугина и рывком поворачивает ее с такой силой, что хрустят позвонки. Ветлугин растерянно поправляет очки. Еще олени! Снова гудит, сотрясается земля. Пощелкивают копыта. Второе стадо в тридцать с лишним голов проносится мимо Ветлугина совсем близко, шагах в пяти-десяти. Якага выхватывает через плечо из колчана две или три стрелы и одну за другой пускает в оленей. Напрасно! Стадо уже далеко. Вопли становятся еще пронзительнее. Ветлугин не сразу понимает, что случилось. Передовые олени второго стада, увидев или почуяв кровь, шарахаются в сторону. - Уйдут! Уйдут! - кричит Ветлугин (им также овладел азарт охотника). Тогда-то в полной мере проявляется предусмотрительность начальника поколки. Нырта вводит в дело "резерв". Заслышав командный клич, лучники срываются с места, сбегают вниз, скатываются, как обвал, в туче снежной пыли. Они-то и завершают обхват, стрелами преграждая оленям выход из Долины Черных Скал. Правильно было бы назвать ее сейчас Долиной Алых Скал. Немногим животным удалось уйти из-под копья и стрелы. Потоки крови струятся по камням. Отойдя в сторону, Ветлугин наблюдает, как, набросив петли на шеи заколотых оленей, их выволакивают на берег. Туши разделывают и свежуют тут же на месте. Этим занимаются женщины. Ловко орудуя маленькими каменными ножами, они снимают шкуры с оленей, отрезают и раскладывают кучками копыта, рога - все пригодится в хозяйстве, все пойдет в дело. Горы разделанного мяса лежат на берегу, а между ними с веселым гомоном и смехом бегают ребятишки. - Мясо! Мясо! Как много мяса!.. От земли поднимаются теплые испарения, душный розовый туман. У Ветлугина начинает кружиться голова. Чтобы преодолеть тошноту, он заставляет себя думать о том, что сегодня великий день для "детей солнца": единственный день в году, когда племя запасается мясом впрок, надолго. Потом Петр Арианович вспоминает о другом. Ведь поколка - не просто убой скота. Это охота, особый вид охоты, и очень рискованный, - он сам видел это. Почти каждая поколка сопровождается жертвами. Нырта, правда, избежал гибели благодаря своей ловкости и находчивости. Но двух или трех покольщиков олени основательно помяли в свалке, а у одного "сына солнца" даже сломана рука и рогом оленя выбит глаз. К Ветлугину подходит Нырта. В руке у него длинное копье, на голове - знак власти: три белых оленьих хвостика, собранных пучком. Они придают Нырте вид молодого, задорного петуха. Держится он с горделивым достоинством. - Видишь, сколько мяса? - говорит он Ветлугину, широким жестом обводя ущелье. - Много мяса - хорошо! Завтра будем пировать!.. 9. "ПРАЗДНИК СОЛНЦА" Праздничные костры пылали в лесу. Вокруг них расселись "дети солнца". Их было не более ста человек, на глаз. (Зимой Ветлугин насчитал что-то около восьмидесяти, но сегодня на пиршество собрались даже дряхлые старики, ранее не выползавшие из своих жилищ.) Весь народ Бырранги уместился на небольшой лесной полянке. Ничего металлического не было здесь. Даже кухонная утварь, объемистые котлы, выстроившиеся вереницей, были сделаны из дерева. Это просто выдолбленные колоды, где варилось мясо. Способ варки был так же необычен, как и котлы. Стряпухи костяными щипцами то и дело подхватывали лежащие рядом на кострах раскаленные камни и швыряли их в воду. Раздавалось шипение, клубы пара вырывались из котлов. Не часто "детям солнца" доводилось наедаться досыта. Поэтому в еде они жадны, спешат, выхватывают из груды мяса лакомые куски. В котловине не принято нарезать мясо на тарелки. Его держат в зубах и быстрыми взмахами ножа отрезают кусочки перед самым лицом. Как ухитряются при этом не отхватить заодно губы - трудно понять. Ветлугин загляделся на Якагу. Польщенный вниманием, тот хвастливо подмигнул и проворно до блеска обглодал оленью ногу, со свистом высосал мозг, потянулся за другой. За его спиной выросла уже горка костей. Рядом с мужем восседала Хытындо. Большое неподвижное лицо ее было совершенно плоским. Наверное, если бы положить на скулы прямую палочку, та едва коснулась бы переносицы. Из-под тяжелых, морщинистых, всегда полуопущенных век поблескивали глаза. Это был взгляд злой собаки. Пирующие пугливо отворачивались от Хытындо и спешили заняться едой. Шаманка была пока в обычном своем затрапезном наряде. Ритуальный бубен ее (асимметричный, овальной формы) и колотушка (красиво изогнутая пластинка из кости) были спрятаны в чехол, который висел на дереве. Время камлать (колдовать) еще не настало. Послышался голос глашатая. Он объявил о начале состязания стрелков, и Нырта, сидевший рядом с Ветлугиным, поспешно забросив за спину кожаный колчан со стрелами, покинул своего друга. Состязание было довольно оригинальным. Выигравшим считался тот, кто удержит в воздухе наибольшее количество стрел. Искатели славы выходили по очереди на полянку и демонстрировали свое искусство. У Ветлугина замелькало в глазах. Стрелок выхватывал из-за спины стрелы одну за другой - в колчане они торчали оперением вверх, - натягивал тетиву лука, спускал, и все это с удивительной сноровкой и быстротой, спеша изо всех сил. Обычно стрелкам удавалось удержать в воздухе одновременно три-четыре стрелы. Плечистый охотник с мрачным лицом, изуродованным шрамами (имя его Ланкай), сумел послать в воздух шестую стрелу, в то время как первая еще не коснулась земли. За это он был награжден одобрительными возгласами зрителей. Ветлугин подивился его ловкости и с беспокойством посмотрел на Нырту, который шел следом за Ланкаем. Но беспокоиться было не к чему. Широко улыбаясь, без видимого напряжения приятель Ветлугина отправил в голубовато-серое небо восемь стрел. Одна за другой они падали на землю, описывая радужные кривые (оперение стрел было пестрым). Победа осталась за Ныртой. Едва лишь он, скромно покашливая, уселся на землю подле Ветлугина, как на середину круга вышла Хытындо и подняла руку. Тотчас же соседи географа стали подниматься с мест. Начиналась торжественная ритуальная пляска - проводы солнца. Солнце - женского рода у жителей котловины. Иначе говоря, это Мать-Солнце, а не Отец-Солнце (возможно, отголосок матриархата?). Расставаясь с солнцем на долгую полярную ночь-зиму, его всячески старались задобрить, чтобы не забыло вернуться. Всюду на деревьях были развешаны шкуры оленей с рогами и копытами. Под левой лопаткой вырезана тамга (клеймо) солнца - круг с расходящимися лучами. Кроме того, на волю были отпущены два или три теленка, добытых живьем во время вчерашней поколки. Они также посвящены солнцу. Солнце не сможет ошибиться: телята мечены его знаком. Множество рук простерто сейчас к небу красноречивым жестом мольбы. Танец совершается в абсолютном молчании, но каждый мысленно обращается к солнцу с длинным списком пожеланий. Движения танцоров похожи на движения прях, которые сучат пряжу. "Детям солнца", наверно, кажется, что они тянут, притягивают к земле волшебные, тонкие, легко рвущиеся солнечные нити. Лучи солнца, по их представлениям, не что иное, как длинные нити, спускающиеся с неба на землю. Посредством этих нитей духи, живущие в растениях, сообщаются со своей хозяйкой - Матерью-Солнцем. Ветлугин протер глаза. Что это? Над хороводом замелькали багровые пятна. А! Руки танцоров густо вымазаны красной охрой. Кружась в пляске, люди словно бы полными пригоршнями ловили солнечный свет, вечерний, пронизанный лучами солнца воздух. Иллюзия полная! Солнце снисходительно взирало сверху на поднявшуюся у молоденьких елочек кутерьму. Впрочем, если бы даже небо было затянуло тучами, пляска продолжалась бы. На земле находилось миниатюрное отражение солнца, повисшего в небе, нечто вроде его модели. Это тщательно отполированный кремневыми скребками срез ствола березы. Вначале Ветлугину показалось, что на срезе застыл березовый сок. Присмотревшись, он понял, что блестит не сок, а жир. Свое божество жители Бырранги умасливали в буквальном смысле этого слова. То один, то другой из пирующих вскакивал с места, подбегал к деревянному, поставленному стоймя кругу и щедро, от полноты души, вымазывал его кусками недоеденного жирного мяса - делился с солнцем едой. Деревянный круг напоминал лицо - круглое, благодушное, лоснящееся от сытой жизни, безмятежно улыбающееся. Даже черточки на нем были проведены в нужных местах - отдаленный намек на рот, глаза, нос. Ветлугин видел в котловине срубленные каменным топором стволы. Их словно зубами грызли. Но этот деревянный круг, изображавший солнце на религиозных церемониях, был отполирован на славу скребками. Поэтому так отчетливо выделялись на нем концентрические круги - следы вегетационных периодов. Видно было, как год за годом увеличивался в объеме ствол, как постепенно, слой за слоем, наращивалась древесина. Ветлугин пристально смотрел на лоснящийся "лик солнца", сравнивал на глаз толщину слоев. Но опять рокот бубна отвлек его внимание. Танцы кончились. Хытындо куда-то исчезла. Тяжело дыша и отдуваясь, "дети солнца" рассаживались в траве по краям площадки. Пауза. Приглушенный, настороженный шепот. Потом женский возглас: "Ведут! Ведут!" Хытындо вели под руки. Вызвано это было не только почтением к шаманке, но также и тем, что глаза ее были завязаны. Овальная, желтого цвета повязка со свисающей бахромой закрывала верхнюю часть лица, как полумаска. Медленно переступая ногами, Хытындо подвигалась вдоль площадки, сопровождаемая боязливым шепотом. На ней была надета какая-то пестрая хламида. Множество побрякушек из кости, сталкиваясь, постукивали при каждом ее шаге. Сзади шаманки гордо выступал ее муж, ударяя в бубен. "Итак, - подумал Ветлугин, мысленно улыбаясь, - в заключение программы фокусы-покусы под музыку". Мелкими шажками Якага обошел поляну с бубном в руках. К Хытындо приблизились несколько человек из "публики" и с почтительными ужимками проверили, хорошо ли закреплена на глазах повязка. Осмотр, по-видимому, удовлетворил любопытных. Они отошли в сторону. - Ей не нужны глаза, - взволнованным шепотом пояснил Нырта. - Сейчас видит особым, шаманским, зрением. Провожатые отступили от Хытындо. Она осталась стоять в одиночестве на поляне, широко раскинув руки, будто собираясь играть в жмурки с "детьми солнца". Вот, шаркая подошвами, очень медленно, Хытындо начала подвигаться по кругу. Якага сопровождал жену на некотором расстоянии, не спуская с нее глаз и продолжая мерно ударять в бубен, то тише, то громче. Сидящие на земле потихоньку пододвигали под ноги Хытындо свертки с одеждой, груды костей, ножи, поставленные вверх острием, - шаманка, как зрячая, не спеша обходила препятствие либо тяжело переступала через него. Один из зрителей, наиболее экспансивный, вскочил с места, бесшумно подкрался сзади и замахнулся на Хытындо палкой, делая вид, что хочет ее ударить. Шаманка тотчас же быстро нагнулась, втянув голову в плечи. Публика наградила этот маневр радостными криками. Вразвалку, под мерный рокот бубна, подвигалась Хытындо дальше. Семенящим шагом следовал за ней Якага, ее аккомпаниатор. Странная процессия кружила и кружила по поляне, в центре которой ухмылялся лоснящийся "лик солнца", кружила, будто шаманка была привязана к нему на длинном аркане. Сейчас подле старой колдуньи суетилось уже несколько "контролеров". Изо всех сил они старались запутать Хытындо, дергали, толкали, даже вертели на одном месте, чтобы сбить с пути, заставить потерять ориентировку. Напрасно! Шаманка не поддавалась ни на какие ухищрения. Вот "контролеры", значительно перемигиваясь, подвели ее к двум елкам, между которыми был протянут сыромятный ремень. Хытындо остановилась в двух-трех шагах от него, водя перед собой руками, как слепая, постояла некоторое время в раздумье, потом решительным движением подоткнула пеструю одежду, нагнулась и пролезла под ремнем на четвереньках. Восторженный гул прокатился по лужайке... Ветлугин понимал, что "фокусы-покусы" служат только своеобразной психической подготовкой. Шаманка демонстрировала свое "сверхъестественное" призвание. Все могли убедиться в том, что она обладает особой, шаманской прозорливостью, отлично видит даже с закрытыми глазами, - стало быть, умеет прозревать и будущее. После "фокусов-покусов" зрители, конечно, без труда поверят в любое предсказание Хытындо. Но как это все удается ей? Желтая повязка с бахромой неплотно держится на глазах? В повязке есть отверстие? Нет, придирчивые "контролеры" из публики не допустили бы обмана. В чем же дело? Ветлугину стало досадно, что глупая баба оставляет его в дураках. Во все глаза глядел он на Хытындо, напряженно следя за каждым ее движением. Шаманка уселась подле деревянного круга, пестрая, громоздкая, похожая на идола. Якага почтительно подал ей бубен. По-видимому, считалось, что нервы зрителей достаточно взвинчены и пора переходить к следующему номеру программы. Сейчас Хытындо примется беседовать с духами, с которыми она на короткой ноге, - в этом уже нельзя сомневаться! Шаманка что-то пробормотала, приблизив рот к бубну, как к микрофону. Потом несколько раз ударила в бубен колотушкой и долго слушала, держа ухо у вибрирующей, туго натянутой кожи. На поляне воцарилась тишина, будто все разом умерли здесь. - Просит духов, чтобы в этом году не было болезней, - вздрагивающим голосом пояснил Ветлугину Нырта. - Что же отвечают духи? Нырта схватил Ветлугина за руку: - Тише! Молчи!.. Ага!.. Слышишь?.. Монотонным голосом Хытындо возвестила волю духов. Оказывается, надо было спрятать шкурку песца, разрисованную магическими фигурами, употребляющуюся обычно при гадании. Если шаманка сразу найдет ее, год пройдет благополучно, без тяжелых болезней. Тотчас откуда-то появилась заказанная духами шкурка и при взволнованном гомоне начала быстро переходить из рук в руки. Только и слышно было: "Передавайте! Передавайте!" Хытындо уткнулась лицом в колени, даже накинула на голову какое-то тряпье, чтобы не видеть, кто из присутствующих спрячет шкурку. Бубен опять очутился в руках Якаги. "Однако какая музыкальная натура, - с раздражением подумал Ветлугин. - Эта дурища, видите ли, должна обязательно вдохновляться музыкой!.." Движения Хытындо сделались сейчас резкими, нервными. Она быстро опустилась на четвереньки, завертела в разные стороны головой. Потом, наклонившись к земле, начала озабоченно обнюхивать следы. Ага! Предполагается, что шаманка превратилась в собаку! Хытындо побежала по кругу. Иногда она ненадолго останавливалась. Постоит подле какого-нибудь человека, сердито мотнет головой и спешит дальше. Хитрая актерская игра! Внимание шаманки привлек один из зрителей. Дважды она возвращалась к нему, топталась перед ним в нерешительности и удалялась. Наконец в третий раз, не колеблясь больше, протянула цепкую руку и выхватила из-за пазухи охотника спрятанную им магическую шкурку. Общее ликование! Радостный смех! Улыбающиеся лица!.. Значит, в этом году не заболеет никто. Ай да Хытындо! - Ну, а охота? Спроси у духов, хорошая ли будет охота? Церемония повторяется сызнова. Уродливая карлица, переваливаясь на коротких ногах, бренча и звеня погремушками, мечется внутри круга под вкрадчивый, то усиливающийся, то затихающий рокот. Ветлугин бросил зоркий взгляд на сосредоточенного Якагу, который неотступно с бубном в руках сопровождает свою супругу. Позвольте-ка, может, и впрямь все дело в аккомпанементе? Ну конечно! Якага аккомпанирует Хытындо то тише, то громче, подавая этим сигнал, как бы придерживая или подталкивая ее. Шаманка вся обратилась в слух - это видно по ее напряженному лицу. Вот приблизилась к человеку, который спрятал шкурку песца. Дробь бубна стала отчетливой, громкой. Шаманка остановилась в нерешительности, сделала шаг в сторону. Дробь бубна тише. Теперь все понятно! Значит, спрятанный предмет находится поблизости! Ветлугин отвернулся. Фокус разгадан! Смотреть больше не на что. Взрыв радостных криков оповестил его о том, что Хытындо нашла шкурку. Премудрая Хытындо! Проницательная Хытындо!.. И никому, кроме Ветлугина, невдомек, что она на самом деле не ясновидящая, а скорее уж яснослышащая! Теперь понятно, почему шаманке удавалось с завязанными глазами ходить по кругу, не натыкаясь на предметы. Рокотом бубна Якага указывал направление, сообщал о препятствиях, возвращал на правильный путь - словом, заботливо вел Хытындо, как ребенка за руку. Рокот затихал, если Хытындо сбивалась, сворачивала в сторону. Рокот делался громче, если все шло хорошо. "Чудеса", надо сказать, были еще не совсем отработаны. Случалось, что, зазевавшись, Якага не успевал подать сигнал вовремя, и Хытындо ошибалась. Однако шаманка не смущалась этим. - Злой дух толкнул меня под руку, - поясняла она зрителям. - Но я справлюсь с ним! Все недомолвки, заминки, срывы - то, что актеры называют "накладками", - теперь цепко схватывал, подмечал Ветлугин. - Провинциальные маги, - сердито бурчал он себе под нос. - Чародеи и чародейки! Жулье проклятое!.. Ожидания его были обмануты. Он рассчитывал, что на празднике (напоследок, перед побегом) сумеет увидеть что-либо касающееся Маук, но, вероятно, все, что относилось к ней, держали в сугубой тайне. Не было на празднике никаких особо примечательных церемоний, мистерий - два фокусника, даже не очень ловких, надували толпу простодушных ротозеев, только и всего. Ветлугину сразу стало как-то скучно. Он отвернулся и занялся едой. Вдруг шаманка, нахмурясь, подсела к нему. - Я хорошо предсказываю, - сказала она громко. - Хочешь, предскажу твою судьбу? И опять этот взгляд злой собаки из-под морщинистых полуопущенных век! - Давай погадаю, - настойчиво повторила Хытындо. Сиплый голос ее сделался неожиданно ласковым, вкрадчивым. - Тебе будет хорошо, если погадаю. Увидишь: очень хорошо!.. Вот как? Ему, стало быть, предлагали уже сделку? Ветлугин был порывистым, импульсивным человеком. Нередко чувство во вред ему перевешивало над рассудком. Так было, когда он очертя голову кинулся на выручку Кеюлькана. Так произошло и сейчас. Уж слишком наглой показалась ему эта Хытындо, предлагавшая сообща дурачить бедных наивных людей, обитателей оазиса. Поддержать обман шаманки? Как бы не так!.. - Зачем мне твои предсказания, Хытындо? - сказал он деланно небрежным тоном. - Я сам могу узнавать прошлое и угадывать будущее. Стоявшие подле шаманки "дети солнца" подались к Ветлугину. Приблизились и те сотрапезники, которые сидели поодаль. - А что ты можешь узнавать? - нетерпеливо спросил Нырта, заглядывая Ветлугину снизу в лицо. Ветлугин, сопровождаемый толпой, перешел площадку и остановился возле деревянного круга, изображавшего солнце. - Я узнаю, как вы жили раньше, - сказал Ветлугин, присматриваясь к концентрическим слоям. - Хорошо ли пригревало солнце, часто ли шел дождь... - Тебе Нырта рассказал, - раздался недоверчивый голос из толпы. - Ничего не рассказывал, - вскинулся Нырта. - Правду говорю. - А зачем мне спрашивать Нырту? - продолжал спокойно Ветлугин. - Когда это дерево срубили? В прошлом году?.. Вот оно мне и расскажет. - Оно не вспомнит. - Почему не вспомнит? Дерево старое... Сколько колец? Раз, два, три, четыре. Ну, вот: четыре года назад... Кольцо широкое. Значит, длинное лето было, теплое. Теплее, чем в этом году. Якага, протолкавшись вперед, лег у дерева и приложил ладонь рожком к уху - не удастся ли ему подслушать, как "лик солнца" разговаривает с Ветлугиным. - А десять лет назад, можешь сказать? - Сейчас... Могу! Еще теплее... Нырта был счастлив и горд триумфом своего друга. - Дерево помнит. Теплее!.. А пять лет назад? А два года назад? На срезе видно: чем дальше от сердцевины ствола, тем все уже и уже концентрические кольца. Это значит, что лето в котловине с каждым годом делается короче. Разрывов, скачков нет. В этом закономерность. Ветлугин поднял глаза к горам, оцепившим котловину. Он не слушал одобрительного гула, пытливо всматриваясь в снеговое кольцо на вершине гребня, в белые выступы, которые нависли над лесом, как занесенные мечи. - С каждым годом снег все ближе, да?.. Нырта кивнул: - Тоже дерево сказало? Якага с удовольствием подтвердил: - О, раньше снег лежал далеко... "Дети солнца", увлеченные игрой в отгадывание, не заметили перемены, которая вдруг произошла с Ветлугиным. Он нахмурился, стал мрачен. - А будущее? Ты не сказал о будущем. Каким будет лето в следующем году? Глядя на снеговое кольцо в горах, Ветлугин ответил неохотно: - Холодным... - А через три года? Через пять? - Еще холоднее... - А через десять лет? Ветлугин молчал. Что ответить этим людям? Сохранится ли жизнь в котловине через десять лет?.. Он сел на свое место, погруженный в задумчивость. Взгляд его рассеянно блуждал по долине, потом поднялся к снеговым вершинам Бырранги, где над белыми зазубринами гребня повисло солнце. Сейчас, во время пиршества, неожиданно раскрылась перед ним природа котловины. Он понял все: почему так долго не замерзает река, почему курятся недра огненной горы, почему в воздухе пахнет дымком. Вулкан? Какой там вулкан! Ничего общего с вулканом. Пожар! Постепенно затухающий пожар!.. Нырта был удивлен молчанием своего приятеля. - Как ты понимаешь язык деревьев? - спросил он шепотом. И почтительно кашлянул. - Дерево столько рассказало тебе!.. - Больше, чем ждал, - коротко бросил Ветлугин, занятый своими мыслями. Да, он находился внутри миража. Только сейчас он представил себе то, о чем раньше лишь догадывался. Очень скоро район микроклимата в горах Бырранга исчезнет, словно его и не было никогда. Холод окружающих, промерзших насквозь пустынных пространств хлынет сюда, затопит лужайки, омертвит корни высоких деревьев. Трава высохнет, поблекнет, разноцветные огоньки погаснут в траве. И наконец, снег белым саваном покроет былое великолепие ущелья. А когда Ветлугин вернется сюда с экспедицией, то увидит лишь голую, лишенную растительности котловину, услышит гнетущее безмолвие пустыни. И никто не поверит ему, что здесь был когда-то оазис. Географ испуганно огляделся. Пока еще все было зелено вокруг, лес стоял на месте. Но жить лесу осталось совсем немного, считанные годы... Петру Ариановичу вспомнилось, как, спускаясь по склону внутрь котловины, он дивился всему вокруг. Его особенно поразил одуванчик. Осенью в центре Таймырского полуострова - одуванчик!.. Он сорвал цветок и долго, не веря себе, смотрел на безмятежно-спокойный ландшафт через пушистый шар. Дунул. Одуванчик облетел. И путешественник с испугом оглянулся: не исчезнет ли так и все вокруг?.. Первое впечатление, говорят, самое верное. Не обмануло оно и здесь. Найденный Ветлугиным зеленый, безмятежно-спокойный мирок был непрочен. Это мир-однодневка, исчезающий мир, теряющий яркость красок, тускнеющий на глазах, - мир-эфемер. Дунь на него - и нет его!.. 10. ЗАДЕРЖАНО ДОСТАВКОЙ Держа в руках последний, двенадцатый кусок бересты, Савчук с недоумением посмотрел на нас. - Все, - сказал он. Не веря себе, еще раз заглянул в текст. - Да, все! Письмо обрывается на этом. - Не может быть! - Как?.. И подписи нет? - Ничего нет. Смотрите сами! Но оказалось, что он ошибся. Кроме прочитанных двенадцати "листов" - больших четырехугольников, был внутри плавника еще тринадцатый маленький четырехугольник, не замеченный нами ранее. На нем было торопливо нацарапано несколько отрывистых фраз: "Побег не удался. Они сумели перехватить меня. Сам виноват. Раздразнил Хытындо. Завтра - поединок с Ныртой. Спешу отослать это письмо. Плавник пригодился. Буду жив, напишу еще..." И в конце коротенькая приписка: "Постараюсь выжить! Выживу!.. П.Ветлугин". - Выживу! - в раздумье повторил я, беря из рук