итель стоял совершенно растерянный. Радио для него не было новостью, но такое применение его в походных условиях он наблюдал впервые. - Земля Ветлугина? - громко спросил я. Петр Арианович с изумлением посмотрел на меня. - Синицкий? Попросите начальника полярной станции Синицкого. Говорит Алексей Ладыгин... Синицкий? Привет!.. Сейчас с вами будет говорить Ветлугин... Да, да, Петр Арианович Ветлугин! Нашли, нашли!.. На Таймыре, в горах Бырранга... (Я обернулся к Петру Ариановичу.) Земля Ветлугина передает вам самый пламенный арктический привет!.. Вот, слышите?.. Так старый географ услышал свою Землю, свой Архипелаг Исчезающих Островов, об открытии которого еще не знал... - Мне так много надо узнать, - сказал он, когда закончился разговор с Землей Ветлугина. - Впору сесть за парту с четвероклассниками... Подумайте: в мое время Русанов отправился в экспедицию без радио. Аэропланы (вы называете их самолетами) поднимали только одного человека и были похожи на летающие этажерки... Лиза хотела что-то сказать, но он прервал ее: - Не утешайте меня. Зачем? Я счастлив, что мне предстоит так много узнать. И я ведь должен еще дописать историю "детей солнца" - историю отколовшихся родов Нерхо и Нгойбу, - поправился он. - Ну что ж! Я сделаю это!.. До меня донеслись оживленные голоса. Я оглянулся. В кругу вновь обретенных сородичей гордо восседал Бульчу. Старший проводник экспедиции со снисходительной улыбкой показывал подаренные ему за отличную охоту именные часы и даже давал желающим послушать, как они тикают. Один из почтительных зрителей сказал длинную фразу, и Бульчу удовлетворенно кивнул. - Таких нет даже у Тынкаги, - перевел Петр Арианович с улыбкой. - Он прав. У меня есть только водяные часы... А вот теперь ваш проводник говорит... Что он говорит?.. Сны на стене - это не колдовство!.. Не могу понять... Наш учитель вопросительно посмотрел на нас. О! Знаменитые сны на стене! Бульчу в своем репертуаре! Но никогда этот заезженный, известный всей таймырской тундре репертуар не был так кстати, как сейчас! А ведь он только рассказывал "детям солнца", как живут теперь их родичи, оставшиеся в тундре!.. Я перехватил взгляд Хытындо, который она метнула на нас из-под тяжелых морщинистых век. Потом она вытащила из-за пазухи желтую повязку с бахромой и завесила себе лицо. Я понял, что это шаманская повязка. Хытындо не хотела видеть торжества Тынкаги, видеть Тынкагу и друзей Тынкаги. Она хотела жить и умереть в том странном мире вымыслов, призраков, который создала сама, чтобы пугать своих соплеменников и, пугая их, безраздельно властвовать над ними... ...Так, с желтой бахромчатой повязкой, наброшенной на глаза, опустив плечи, на которых тускло отсвечивают ритуальные побрякушки, продолжает сидеть шаманка Хытындо за стеклом большой витрины в Музее народов СССР. Рядом, у костра, стоит Нырта, небрежно опершись на копье. Вдали, на фоне лесистого ущелья, поднимаются столбы дымков... Фигуры сделаны на редкость хорошо. Музейный художник сумел удачно расположить их и уловил главное - гнетуще-мертвенное оцепенение, разлитое в этом реликтовом первобытном мирке. Могу удостоверить: Хытындо из глины и цветных тряпок очень похожа на настоящую Хытындо. О Нырте мне трудно судить. Ведь я, к сожалению, не видел его живым. Если вы, прочитав эту книгу, соберетесь посетить музей и дойдете до зала позднего неолита, то убедитесь, что подле витрины с Хытындо и Ныртой толпится больше всего посетителей. Здесь дело, по-видимому, не только в искусстве художника, хотя и это имеет значение. Драматическая история двух родов, Нерхо и Нгойбу, заблудившихся в горах Бырранга, стала широко известна из печати и привлекла всеобщее внимание и сочувствие. Однако вряд ли кто-нибудь из посетителей знает о том, что сотрудник музея, невысокий старик в очках, который, прихрамывая, расхаживает подле стендов и дает объяснения, не кто иной, как прославленный Тынкага нганасанских песен - Петр Арианович Ветлугин! Лишь очень внимательное, настороженное ухо уловит в его негромком, как бы доносящемся издалека голосе интонации скорби, сожаления, гнева - интонации участника всех описываемых им событий. Ему порой кажутся невероятными эти события. Ему кажется, что кто-то другой, а не он побывал в ущелье "детей солнца" и на протяжении более чем двадцати лет с помощью верного Нырты боролся против тирании тупой и хитрой шаманки. Но иногда по вечерам Петр Арианович с разрешения директора задерживается в музее. Он пишет научный труд и, не доверяя памяти и дневнику, предпочитает иметь все нужные материалы под рукой. Оставшись один в притихших полутемных залах, он с новой силой ощущает себя отброшенным вспять, в каменный век. Настольная лампа очерчивает круг света на лежащей перед ним рукописи. За пределами стола, по углам, громоздится сумрак. Вот там угадываются круглые, оплетенные кожей щиты, там - силуэт "закольцованного" в горах Бырранга гуся, а над ним распалился орел, отбрасывая угловато-зловещую тень на стену - абрис Птицы Маук. Петр Арианович кладет ручку и откидывается на спинку стула, позволяя себе минутный отдых. Географ думает о "детях солнца". Нагоняя время, они ушли вперед со своими вновь обретенными сородичами, а он, Тынкага, добровольно остался в каменном веке, чтобы написать их обстоятельную историю. Потом, поработав еще с часок, Петр Арианович разгибается, аккуратно укладывает рукопись в ящик письменного стола и выходит на улицу, в сверкающую огнями Москву, в двадцатый век... 1954 г.