Евгений Самойлович Рысс. Девочка ищет отца -------------------- Евгений Самойлович Рысс Девочка ищет отца --------------------------------------------------------------------- Евгений Рысс. Девочка ищет отца: Повесть. - М.: Дет.лит., 1969 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 30 сентября 2003 года --------------------------------------------------------------------- -------------------- Повесть ----------------------------------------------------------------------- Евгений Рысс. Девочка ищет отца: Повесть. - М.: Дет.лит., 1969 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 30 сентября 2003 года ----------------------------------------------------------------------- Для младшего школьного возраста. ОГЛАВЛЕНИЕ Глава первая. Семья Ивана Игнатьевича Соломина увеличивается на одного человека Глава вторая. Жизнь в лесном домике Глава третья. Доктор Кречетов сообщает удивительные вещи Глава четвертая. В лесной домик приходит неизвестный человек Глава пятая. В дальний путь Глава шестая. Неизвестный человек обгоняет Колю и Лену Глава седьмая. На пароходе поют песню. Неожиданный сосед Глава восьмая. В городе. Сестра доктора Кречетова Глава девятая. Дети приходят на помощь Глава десятая. Нюша, которая знает слишком много Глава одиннадцатая. Коля рассказывает о Рогачеве Глава двенадцатая. Одна в лесу Глава тринадцатая. Невольничий караван Глава четырнадцатая. Поссорились Глава пятнадцатая. Гремит гром, и сверкает молния Глава шестнадцатая. Утро после грозы Глава семнадцатая. Слышна артиллерия Глава восемнадцатая. Фельдшер побеждает болезнь Глава девятнадцатая. После всех тревог короткий отдых Глава двадцатая. Рыбная ловля Глава двадцать первая. Снова в путь Глава двадцать вторая. Обозы движутся по дороге Глава двадцать третья. Все собираются в подвале Глава двадцать четвертая. Долгая ночь Глава двадцать пятая. Лена! Лена! Дорогие читатели! В этой повести рассказывается о маленькой дочке знаменитого советского генерала, которая во время Великой Отечественной войны осталась одна на земле, оккупированной гитлеровцами. Я знаю много историй о том, как гитлеровцы стремились захватить жен, родителей или детей советских военных. Подробности похождений Лены Рогачевой мне пришлось выдумать. Я не знаю, как звали ее названого брата и как фамилия учителя, скрывавшего Лену, и фельдшера, который вылечил ее от тяжелой болезни. А в Советской Армии, во время войны, не было генерал-полковника по фамилии Рогачев. И все-таки в основе этой повести лежит правда. Рискуя жизнью, спасали советские люди жен, родителей и детей солдат и офицеров, сражавшихся с гитлеровцами. Автор Дочери моей Наташе Глава первая Семья Ивана Игнатьевича Соломина увеличивается на одного человека Жил в Белоруссии, в тихом городишке Запольске, старый учитель Иван Игнатьевич Соломин с внуком Колей. Жили они совсем одни, в маленьком деревянном домике. Колины родители умерли, когда Коля был совсем маленький. У Ивана Игнатьевича была еще дочь Валя, Колина тетка, но она жила в Москве и уже много лет никак не могла выбраться навестить отца. Ивану Игнатьевичу было шестьдесят три года, а Коле - девять. Утром они вдвоем отправлялись в школу: Иван Игнатьевич - учить, а Коля - учиться. Вернувшись из школы, готовили вместе обед. За обедом рассказывали друг другу новости: Коля - про свой класс, Иван Игнатьевич - про другие классы. Потом Коля готовил уроки, а Иван Игнатьевич просматривал тетради учеников. Иногда вечером Коля уходил в кино или на каток, а Иван Игнатьевич садился почитать книжку или шел к доктору Кречетову сыграть партию в шахматы. За ужином обсуждали все, что случилось за день, и ложились спать: Коля - пораньше, Иван Игнатьевич - попозже. Когда приходили письма от Вали, из Москвы, Иван Игнатьевич торжественно читал их Коле. Каждую весну Валя писала: "...Непременно постараюсь этим летом приехать к вам с Леночкой. Привезу показать тебе внучку, а Коле - двоюродную сестру". В наследство от отца Ивану Игнатьевичу достался маленький домик, стоявший в глухом лесу, километрах в пятидесяти от Запольска и километрах в десяти от ближайшей деревни. Отец Ивана Игнатьевича был лесником и больше всего в жизни любил лес. Со времени его смерти домик стоял заколоченный. Иван Игнатьевич и Коля все собирались летом съездить туда - надо было забрать вещи отца, хранившиеся у знакомого старика в деревне, да и просто хотелось отдохнуть летом в лесу. Из-за Вали каждый год откладывали поездку. Думали, что уж в этом году приедет она с маленькой Леночкой. Однако ждали напрасно: каждую осень Валя присылала письмо и сообщала, что на этот раз приехать не удалось, но уж будущим летом они приедут обязательно. Наконец и ждать перестали. В сорок первом году, когда занятия кончились, Коля поехал в пионерский лагерь. Иван Игнатьевич остался один и очень скучал без внука. - Сдай ты комнату на лето, - посоветовал доктор Кречетов. - Все-таки будешь среди людей жить. - И денег получите, Коле новую шубу сошьете, - добавила соседка Авдотья Тимофеевна. Иван Игнатьевич подумал и наклеил объявление о том, что сдается комната. Утром наклеил, а вечером пришли военный с женой и маленькой белокурой девочкой. - Лена, - сказала девочка и протянула руку. Военный засмеялся. - Полковник Рогачев, - сказал он. - Моя часть стоит недалеко за городом, а жена с дочкой приехали из Москвы на лето. Хотят быть ко мне поближе. В тот же день перевезли вещи. Утром полковник уехал в свою часть, а жена его с дочкой остались жить у Соломина. Очень скоро старик привязался к девочке. Девочка была ласковая, веселая, и Соломину казалось, что ему наконец привезли из Москвы внучку, которую он никогда не видел. Внучку тоже звали Леной, ей было тоже четыре года, и, судя по письмам, она была такая же белобрысая, с таким же маленьким вздернутым носом. Лена Рогачева целые дни возилась в садике, а когда темнело, садилась к Соломину на колени, да так и засыпала. Она звала его дедушкой. Он ей рассказывал интересные истории и обещал взять к себе в школу учиться. Однажды утром Лена проснулась от громких ударов, которые раздавались где-то совсем близко. Мамы в комнате не было. Лена позвала ее - мама не откликнулась. Тогда Лене стало страшно. Она собралась заплакать и уже открыла рот, как вдруг ухнуло так громко, что она и про слезы забыла. Задребезжали стекла, с потолка упал кусок штукатурки. Над самой крышей с ревом прошли самолеты. Теперь ухало где-то далеко. По улице, крича и переговариваясь, пробежали люди. Потом стало тихо. Лена слезла с кровати и стояла, соображая, нужно ли плакать или лучше просто открыть дверь и пойти поискать маму. В это время в комнату вошел дедушка. Увидев его, Лена спросила: - А где мама? - Надо одеваться, Леночка, - сказал Иван Игнатьевич. - Надо идти. Мама нас ждет. Он стал торопливо ее одевать, долго искал чулки и чуть не надел платье наизнанку. Лена засмеялась и вывернула платье. Дед очень торопился. У него дрожали руки. Все-таки в конце концов Лена была одета, и они вышли на улицу. - Где мама? - снова спросила Лена. - Идем, идем, - повторял дед. - Надо торопиться. Он не мог сказать девочке, что мама ее убита одной из первых упавших на город бомб. Они пробежали всю улицу. Сразу за последними домами начинался лес. В лесу было очень много людей. Брели старики, опираясь на палочки. Шли целые семьи. Маленьких детей вели за руки или несли на плечах. Одни плакали, другие молчали, третьи разговаривали. Некоторые сидели у дороги и смотрели на проходящих. Пожилой мужчина лежал под деревом. Нога у него была замотана тряпками. Девочка лет двенадцати сидела рядом, всхлипывала и терла глаза кулаками. Лена останавливала деда, спрашивала его, почему лежит человек, почему плачет девочка и где все-таки мама. Дед не отвечал, а только торопил ее и говорил, что надо идти скорей, как можно скорей, что мама их ждет, что они идут к маме. До лагеря, где находился Коля, было шестьдесят километров. Они шли весь день, ночевали в лесу вместе с чужими людьми. У Соломина болели ноги, дышалось тяжело, замирало сердце. Часто ему приходилось брать Лену на плечи. Прошел еще день, потом опять ночь. Лена перестала удивляться и решила, что это так и полагается: ходить по лесу, ночевать у костра или просто под деревом, есть ягоды, изредка пить молоко и как лакомство сосать корочку хлеба. Только через три дня они подошли к лагерю, но детей в лагере уже не было. По дорогам ходили гитлеровские патрули и на плохом русском языке опрашивали проходящих, кто, куда и зачем идет. Соломин объяснял, что он, мол, старик, инвалид, ушел от бомбежки в лес, теперь возвращается домой. А девочка - внучка. Называть Лену внучкой было безопасней. Рассказывали, что с семьями военных гитлеровцы особенно жестоки. "Матери у бедняжки нет, - думал старик, - отец - неизвестно, жив ли и где. Пусть будет моей внучкой". Колю Соломин разыскал не сразу. Он оказался в соседней деревне: добрые люди приютили его. Коля заплакал и заулыбался, увидев деда. Дед тоже всхлипнул от радости. Они расцеловались, потом Иван Игнатьевич поднял на руки Лену. - Вот, - сказал он, - это твоя новая сестренка. - Лена? - удивился Коля. - Они приехали наконец! А где твоя мама, Лена? Соломин предостерегающе нахмурился. Коля замолчал. За эти три дня он уже хорошо узнал, как гибнут люди во время войны. Соломин назвал Лену Колиной сестренкой, желая этим сказать только то, что отныне Коля и Лена будут расти вместе, как брат и сестра. Но Коля понял его слова точно. Коля решил, что Лена дочь тети Вали, той самой, которая давно уже обещала приехать. Сначала это смутило Соломина. Он хотел объяснить ошибку, но подумал, что, может быть, лучше, если Коля будет считать девочку настоящей своей сестрой. И, посмотрев на Лену, он промолчал. На ночь они все трое устроились на сеновале. Лена скоро уснула, а Иван Игнатьевич и Коля стали решать, что делать дальше. О возвращении в Запольск они и думать не хотели. Долго разговаривали дед и внук. Кругом было тихо, монотонно верещал сверчок, собака позвякивала цепью, в хлеву иногда шевелилась корова, и, если бы не зарево дальних пожаров, можно было бы подумать, что войны нет. - Знаешь, Коля, - сказал наконец старик, - пойдем-ка мы с тобой в наш лесной домик! Встанем завтра пораньше да и пойдем. Отсюда недалеко, к вечеру дойдем до деревни, переночуем, а послезавтра дома будем. Думаю, что ничего случиться там не могло. Места глухие, пустынные, гитлеровцы вряд ли туда доберутся. Поживем пока, а выгонят фашистов - вернемся в город. Коля сразу же согласился. Лесной домик стоял в стороне от дороги. Тропинка, которая вела к нему, давно заросла травой. Соломин и сам чуть не заблудился, а не бывавшему тут человеку ни за что бы сюда не добраться. Прежде всего новые жильцы занялись осмотром своих владений. Сохранился дом отлично. В нем никто не бывал с тех пор, как умер отец Соломина. Столы и лавки, кровати и табуреты требовали лишь небольшой починки. В шкафу оказалось четыре чашки, два ножа и три ложки. В русской печке стояли три чугунных горшка разной величины. С посудой было более или менее благополучно. Еще лучше оказалось с инструментом. Отец Соломина был хозяйственный человек. Две простые пилы и одна лучковая, колун, два топора, три косы, бруски для отбивки кос, напильники для правки пил, набор плотничьих инструментов, изрядный запас гвоздей - все это было аккуратно уложено и очень мало попорчено. Одно из двух ведер ржавчина проела насквозь, другое же, оцинкованное, было совершенно цело. В погребе стояли три кадки. Они рассохлись, но, после того как их несколько дней помочили в озере, разбухли и перестали пропускать воду. На следующий день Соломин пошел в деревню, чтобы забрать отцовские вещи, хранившиеся у знакомого старика. Там оказалось много полезного: и праздничное платье матери Соломина, и старые, но исправные сапоги - их, видимо, надевали только по большим праздникам, - и белье, и штук пять русских рубах, и два одеяла, и большой запас иголок и ниток. Но больше всего обрадовался Соломин, найдя два больших овчинных тулупа и две пары валенок. Иван Игнатьевич не мог унести все сразу, и пришлось ходить несколько раз. Только через неделю все было перенесено. Тогда развязали узлы, разложили вещи по местам. Пока все убирали, стемнело. На лучинках согрели воду. Выпили кипятку. Лене постелили постель, и она сразу заснула. Иван Игнатьевич и Коля вышли и сели на крылечко. Деревья стояли не шевелясь. Серебряное озеро сверкало внизу. Отсюда, с холма, на котором стоял дом, на много километров виден был бесконечный лес. Нигде ни деревеньки, ни дома, ни дыма костра. Только ели, березы, озера. Это безлюдье и пугало и успокаивало. - Ничего, - сказал Иван Игнатьевич. - Проживем как-нибудь, а там и наши скоро вернутся. Не может быть, чтобы не вернулись. Глава вторая Жизнь в лесном домике Все-таки сначала им было очень трудно. Питались они рыбой, грибами и ягодами. Правда, рыба клевала, как только крючок уходил под воду, земляники, малины и черники было столько, что даже Лена без труда собирала большую корзинку, а ведро грибов можно было набрать возле самого дома. Но без хлеба и соли жить было невозможно. Соломин принес из деревни немного, но запасы очень скоро кончились. Первое время пришлось Соломину часто ходить в деревню. Лена скучала без деда, к которому очень привязалась, а Коле было не только тоскливо, но и страшно. По ночам, когда Лена спала, Коля часами сидел без сна. Луна заглядывала в окна, деревья шевелили ветвями, но кто его знает, деревья это или чужой человек? Может, тут и дикие звери водятся - волки, медведи? Выйдет огромный волк из лесу, поднимет окровавленную морду к луне и завоет. Страшно! Шуршали мыши под полом, половицы порой потрескивали... Коля засыпал только на рассвете. Иван Игнатьевич приносил из деревни соль, муку и однажды купил даже немного ржи для посева. Жизнь в лесном домике понемногу налаживалась. Однажды на закате Коля с дедом пилили дрова, и Коля забыл пилу на полянке перед домом. Хватились, когда уже было темно. За ночь пила могла заржаветь от росы. Коле очень не хотелось выходить из дому, но он постеснялся признаться деду и вышел, тени деревьев расплывались, принимали странные формы, двигались. Было страшно, а пила, как назло, запропастилась куда-то. Все-таки Коля нашел ее и уже подходил к дому, как вдруг отчетливо услышал тяжелый вздох. Он остановился и стоял не двигаясь, весь замирая от страха. И так же отчетливо он услышал шаги. Трава и сухие листья шуршали под чьими-то ногами. Коля заставил себя обернуться. Освещенное лунным, неверным светом, на полянке стояло животное - не то огромный волк, не то что-то еще более страшное. Коля вбежал в дом и слова не мог выговорить, только дышал и указывал рукою на дверь. Иван Игнатьевич схватил топор и выскочил. Через минуту он, смеясь, позвал Колю. У крыльца стояла рыжая с белыми пятнами корова и смотрела на Колю глупыми добрыми глазами. Очевидно, корова пришла откуда-то издалека, из разоренной гитлеровцами деревни. Если даже ее хозяева и остались живы, найти их все равно было невозможно, а без хозяев корова погибла бы. Соломин решил оставить ее у себя. Дела прибавилось. Пришлось, отточив косы, взяться за косьбу, чтобы заготовить на зиму сена. Научиться доить тоже было не так уж просто. Но теперь у них всегда было молоко, простокваша, творог. Осенью вскопали участок земли и посеяли рожь. Зимою Соломин еще несколько раз ходил в деревню. Коля и Иван Игнатьевич целые дни были заняты: пилили и кололи дрова, задавали сено корове, убирали навоз, через день ходили на озеро ловить в проруби рыбу. Коля научился изрядно плотничать, сделал почти без помощи деда хорошие санки и многое починил в доме. Один тулуп распороли и из овчин сигали Лене отличную шубу. Лена много была на воздухе, каталась на санках, лепила снежных баб и за всю зиму не болела ни разу. Темнело зимой рано. Когда, закончив дневную работу, садились обедать, уже синело за окнами. После обеда зажигали лучину. В доме было тепло, почти жарко. Лена, забравшись на кровать, тихо играла с тряпичной куклой: укладывала ее спать, готовила ей обед или пересказывала ей слышанные от деда сказки. Иван Игнатьевич и Коля чинили что-нибудь по дому, штопали или шили. Тогда открывалась "вечерняя школа". Иван Игнатьевич был учителем, Коля - учеником, а Лена - просто любопытным слушателем. Иван Игнатьевич рассказывал о южных и северных странах, о путешествиях Ливингстона и Стэнли, об открытии Южного и Северного полюсов. Иногда они устраивали долгие путешествия, тянувшиеся три или четыре вечера. Они садились на большой океанский корабль и отправлялись вокруг света. Теплые ветры дули над океанами. Обезьяны резвились на пальмах. По ночам страшно ревели львы. Плавно покачиваясь на верблюдах, пересекали путешественники пустыню. Но вот холодный ветер дует им в лицо. Близко север. Тюлени резвятся на льдинах. Погоняя оленей, мчатся путешественники по гладким ледяным полям. Скоро полюс. Ветер вздымает и крутит снег. Но путешественникам не страшна непогода. Сквозь пургу и ветер идут они все вперед. Иногда они отправлялись в прошлое. Они видели, как войска Грозного штурмуют Казань, как работает русский плотник Петр на голландской верфи, торжествовали, когда шведов разбили под Полтавой. С Суворовым они шли через Альпы, и у них кружилась голова - такие страшные пропасти открывались под ногами... Допоздна затягивалось путешествие. Ветер выл и свистел в лесу, шумели и гнулись деревья. Снег доверху заносил замерзшие маленькие оконца. Наигравшись, засыпала Лена. Лучина, догорев, падала в кадку с водой. Так кончался день. По ночам волки подходили к дому. Утром ясно видны были их следы. Пришлось сделать крепкий запор в хлеву и наглухо заколотить оконце. Прошла первая зима. Перед весной Соломин сходил в деревню и, продав две рубашки все из того же неиссякаемого сундука, купил посадочного картофеля. Как только сошел снег, начались полевые работы. Работали с утра до позднего вечера, не разгибая спины. До крови стерли руки. Долго не могли заснуть - так болело все тело. Но все-таки вскопали довольно большой участок, посадили картошку. В июне косили сено. Лена приносила воду усталым косцам и сама пасла корову. Снова пришла осень. Урожай оказался хорошим. Подпол заполнился картофелем. Долго не могли придумать, как молоть рожь. Пришлось толочь ее в деревянной ступке. Это было очень трудно. Решили варить крутую ржаную кашу и есть ее вместо хлеба. Настоящий хлеб пекли только по торжественным дням. Все реже вспоминала Лена прежнюю жизнь. Даже фамилию свою она помнила плохо, и, когда девушка сказал как-то, что фамилия ее Соломина, Лена легко в это поверила. Вторая зима прошла значительно легче. Картофеля было достаточно. Накоптили пудов пять рыбы, насушили грибов. Жизнь стала налаженней и спокойней. Каждый день работала "вечерняя школа". Теперь и Лена училась. К весне она умела читать, правда не очень быстро, и даже с грехом пополам писала печатными буквами. К сожалению, в лесном доме не было ни книг, ни бумаги, ни чернил. Лена училась читать по завалявшейся в шкафу растрепанной книге "Лесное хозяйство". Единственный карандаш, найденный в доме, был исписан почти до конца. Рассказы Ивана Игнатьевича, как они ни были интересны и поучительны, не могли заменить учебников. Между тем надо было заниматься дальше. Вопрос этот долго обсуждался, и наконец решено было, что, как только потеплеет, Иван Игнатьевич сходит в Запольск к старому своему товарищу, доктору Кречетову, и постарается достать у него учебники, бумагу, чернила и перья. Глава третья Доктор Кречетов сообщает удивительные вещи До осени Соломину не удалось выбраться в город. Весной начались полевые работы, потом сенокос, огород требовал ухода, и Коле одному было не под силу справиться. Только в сентябре, когда все убрали, засыпали в подпол картошку и овощи, обмолотили рожь, заготовили дрова на зиму, Соломин наконец отправился в путь. С волнением подходил он к родному городу. Он не был в нем больше двух лет. Что стало за это время с друзьями его, с соседями, с бывшими его учениками? Кого из них он не застанет в живых? Как его встретят оставшиеся? Наконец, что они расскажут ему? Два с лишним года он почти ничего не слышал о том, что происходит в мире. В деревню сведения доходили плохо, да Соломин и боялся расспрашивать. Он не хотел, чтобы на него обращали внимание. Соломин чувствовал, что больше он не может оставаться в неизвестности. В сущности говоря, это и было главной причиной, заставившей его предпринять рискованное путешествие. Немного не доходя до города, он свернул с дороги и до сумерек просидел в лесу. Когда стало темнеть, он вошел в город. Улицы были пустынны и тихи, все окна были наглухо закрыты и занавешены. Перед домом доктора Кречетова Соломин остановился. Дом казался пустым. Долго Соломин не мог решиться постучать. В самом деле, что он знал о Кречетове? Может быть, его давно уже нет, может быть, тут живут гитлеровские офицеры или чиновники и Соломин попадется как кур во щи! Но долго стоять на улице тоже было опасно. Его могли задержать. Соломин решился и постучал. Дверь долго не открывали. Наконец послышались осторожные шаркающие шаги, и женский голос спросил: - Кто там? - Мне нужно видеть Евгения Андреевича, - негромко сказал Соломин. За дверью перешептывались. Потом мужской голос спросил: - Кто меня хочет видеть? - Евгений Андреевич, - сказал Соломин, - это я, Иван Игнатьевич. Открой, пожалуйста. Загремел засов, дверь отворилась. Доктор Кречетов, похудевший и совсем седой, стоял, вглядываясь в темноту. Вдруг он резко шагнул вперед, схватил Соломина за руку, втащил его в сени и, осторожно притворив дверь, задвинул засов. Положив руки на плечи Соломину, он порывисто обнял его и трижды поцеловал. Потом подозрительно покосился на дверь и спросил: - Тебя никто не видел? Нет? Ну хорошо, хорошо, пойдем. Через пять минут старики сидели в мягких креслах в кабинете Кречетова, улыбались, смотрели друг на друга и не могли насмотреться. - Живой! - все удивлялся Кречетов. - Ах, Иван, Иван, ну и живучи же мы, старики! Оба так радовались встрече и так разволновались от радости, что разговор никак не мог завязаться. Александра Андреевна, сестра Кречетова, покрыла стол холщовой салфеткой, поставила хлеб, тарелку соленых груздей, банку моченой брусники и принесла самовар. Соломин раньше не любил маленькую ехидную старушку, сплетницу и завистницу, но сейчас и на нее смотрел с удовольствием. Александра Андреевна разлила чай в большие чашки с синими цветами и вышла из комнаты. Над столиком висела лампа, и свет ее казался Соломину удивительно ярким. Негромко шумел самовар. Окна были закрыты ставнями и наглухо занавешены шторами. Соломину на секунду показалось, что все приснилось ему. Может быть, не было ничего: ни войны, ни оккупации, ни жизни в диком лесу. Просто встретились они, старики, чтобы сыграть партию в шахматы, попить чайку, поболтать. Вдруг Кречетов вздрогнул и стал прислушиваться. - Ты не слышишь? - спросил он. - Патруль, кажется. Действительно, с улицы глухо доносились шаги. Они прошли мимо дома и стихли. Кречетов снова развеселился, отхлебнул чаю и весело посмотрел на Соломина. "Нет, - подумал Соломин, - все это было и есть: и война и оккупация. В городе гитлеровцы, а мы, как звери, прячемся в норах". - Ну, - сказал Кречетов, - рассказывай. Соломин покачал головой. - Я потом расскажу, - сказал он. - Я все это время жил так одиноко, что не знаю ничего. Сначала расскажи мне, что происходит в мире. Кречетов покосился на окно, потом перегнулся через стол и прошептал: - Под Москвою разбили! - Это точно? - шепотом спросил Соломин. Кречетов кивнул, рассмеялся и потер руки. Потом он снова наклонился к Соломину. - Под Сталинградом, - прошептал он, - окружили гитлеровскую армию - и... - Он сделал красноречивый жест. - Уничтожили? - спросил Соломин. Кречетов кивнул и рассмеялся. - Потом на Северном Кавказе... Потом под Таганрогом... В Донбассе, на Украине... Глаза его смеялись, он торжествовал. - Ну и что же теперь? - спросил Соломин. - Гонят! - шепнул Кречетов. - Куда? - Обратно... В Германию. Старики посмотрели друг на друга и рассмеялись. - Вояки! - сказал Соломин. - Хозяева мира! - Вот-вот... - У Кречетова сделалось таинственное лицо. - Подожди, я сейчас покажу тебе. Снова покосившись на окно и прислушавшись, не слышно ли шагов на улице, он достал из ящика маленькую карту Европы, вырванную из учебника географии. Старики склонились над ней. - Только осторожно, - сказал Кречетов, - не надо делать никаких пометок. Часто бывают обыски, и к картам очень присматриваются. Старики долго сидели над картой и возбужденно перешептывались. Вглядываясь в извилистые линии рек и маленькие кружки городов, Соломин видел движение огромных армий, дым и пламя великих битв и близкое уже освобождение. Потом Кречетов спрятал карту. - Теперь рассказывай ты, - сказал он. Прихлебывая чай, Соломин стал неторопливо рассказывать о том, как судьба подкинула ему чужую девочку, как разыскал он Колю, как поселились они в лесном доме, как постепенно наладили хозяйство, как живут там втроем, точно робинзоны на необитаемом острове. Кречетов слушал очень внимательно, удивлялся, качал головой, восторгался и несколько раз, взволнованный, вскакивал со стула и начинал шагать взад и вперед по комнате. - Я тебе завидую, - сказал он, когда Соломин кончил рассказ. - С какой бы радостью я жил так, как ты, не слыша этих проклятых патрулей, которые все время шагают под окнами! Он посидел задумавшись, потом вздохнул и резким движением отставил пустую чашку. - Ладно, - закончил он, - довольно! Чем больше об этом думаешь, тем больше расстраиваешься. Что же ты собираешься делать с Леной? Ведь отец ее, может быть, жив. - Если жив, - ответил Соломин, - мы найдем его после войны. Сейчас искать безнадежно. - Да-да, - задумчиво согласился Кречетов. - Ты говоришь, полковник и часть его стояла здесь?.. Как его фамилия? Может, я слышал случайно. - Рогачев, - сказал Соломин. - Рогачев? - переспросил Кречетов. - А имя и отчество? - Степан Григорьевич. - Степан Григорьевич? - Кречетов подался вперед. - И ты о нем ничего не слышал? - Нет, ничего. - Ну, уж действительно, должен сказать, ты жил, как медведь в берлоге! - Да что такое? Что с ним случилось? - Ничего не случилось, а только Степан Григорьевич Рогачев ныне один из самых знаменитых генералов Красной Армии. Наступила пауза. Старики молча смотрели друг на друга. - Слушай, - сказал Соломин, - это же очень опасно. Что, если немцы доищутся, что дочь Рогачева живет у меня? - Конечно, опасно, - согласился Кречетов. - Тут даже поговаривали, что семья Рогачева была в Запольске. Хорошо, что никто не знает, куда ты девался. Все думают, что ты погиб при бомбежке. - Я хотел повидать кое-кого из старых знакомых... - заикнулся было Соломин. - Нет, нет, - Кречетов замахал руками, - ни в коем случае! Имей в виду: за всеми следят, слушают каждое слово. Я прошу тебя, даже сестре ничего не рассказывай. Она, конечно, не донесет, но знаешь - женщина, сболтнет где-нибудь... Кстати, надо попросить ее согреть еще самоварчик. Он распахнул дверь. Раздался стон. Александра Андреевна стояла в дверях, приложив руку ко лбу. - Ну можно ли так! - сказала она недовольно. - Ты мне шишку набил. - Саша? - удивился Кречетов. - Что ты делала здесь, за дверью? - Я хотела подогреть самовар, он, наверное, остыл уже. Она схватила самовар и, негодуя, вышла из комнаты. Старики проговорили до рассвета. Кречетов рассказал все, что знал о Рогачеве. Полковник Рогачев прославился в боях под Москвой. Части генерал-майора Рогачева нанесли один из главных ударов под Сталинградом. С тех пор фамилия Рогачева гремела на многих фронтах и во многих битвах. Он, как вихрь, прошел по Донбассу. Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Рогачева восторженно встречали освобожденные области Украины. Приглушив голос, Кречетов спел песню о Рогачеве. Эту песню поют на освобожденной земле, но она известна и здесь, у них, в еще не освобожденном Запольске. Кречетов пел совсем тихо, почти шепотом. Надо было быть осторожным. Недавно фашисты расстреляли девушку за то, что она рассказывала о Рогачеве. - Он на нашем фронте, - сказал Кречетов. - Запольск будут брать его войска. Весь следующий день Соломин просидел в комнате, Кречетов запрещал ему даже подходить к окнам. В сумерки Соломин ушел из города. Он нес полный комплект учебников, запас бумаги, перьев, чернил и карандашей. Все это под разными предлогами выпросил Кречетов у знакомых. Соломин шел, и ему казалось, что каждый встречный с подозрением смотрит на него. Перед тем как свернуть в лес, он долго оглядывался и свернул, только убедившись, что на дороге никого нет. Детям он ничего не рассказал о Рогачеве. Жизнь в лесном доме пошла по-старому. Настала зима, снег занес дом почти до крыши. Занятиям в этом году уделяли больше времени. Коля проходил дроби, учил по настоящим учебникам историю и географию. По воскресеньям устраивались экзамены. Дети совсем привыкли к лесной жизни. Коля теперь уже не боялся таинственных лесных зверей. Зато Иван Игнатьевич спал плохо. Всю зиму его мучил ревматизм. Ноги опухли, и он с трудом доходил до озера. Ворочаясь без сна на постели, старик думал: "Только бы дожить до прихода наших! Лену отдам отцу, Коля в школу пойдет, а мне и отдохнуть можно будет". С этими мыслями он засыпал, но, заснув, сразу же просыпался. Ему казалось, что гитлеровцы подходят к дому, что дом уже окружен, что за Леной пришли. Часто днем он вдруг начинал внимательно оглядывать лес. Ему казалось, что между деревьями что-то мелькает. Он щурил близорукие глаза, спрашивал, не видит ли Коля кого-нибудь, недоверчиво качал головой, когда Коля говорил, что никого нет, и снова пристально всматривался, пока не начинали болеть глаза. Но зима прошла благополучно, наступила весна, потом лето. Был на исходе июнь 1944 года. Глава четвертая В лесной домик приходит неизвестный человек После жаркого июльского дня солнце скрылось за лесом. Потянуло прохладой. Туман осел в низинах, в озере заплескалась рыба. Наступал вечер. По лесной тропинке шел человек. Он был невысок и коренаст, обут в сапоги, одет в холщовые штаны и рубаху. Но, несмотря на крестьянскую одежду, что-то было в его лице и походке неуловимо городское, и неестественно выглядела на нем холщовая одежда. У человека была только одна рука. Левый, пустой рукав был засунут за пояс. Вещевой мешок висел на одном только правом плече, и, чтобы он не болтался, человек придерживал его локтем. Сквозь деревья блеснуло зеркало озера. Тропинка свернула и пошла склоном холма. Осины и елки сменились березами. Потом из-за белых стволов показалась серая стена сарая. С одной стороны тянулось картофельное поле, с другой колосилась рожь, в серых сумерках казавшаяся серебряной. На вершине холма одиноко высились две огромные березы. Между ними стояла изба, срубленная из толстых бревен, крытая потемневшей от времени дранкой. Отражаясь в маленьких окошечках, пылало багровое солнце. Человек снял шапку, сунул ее под мышку, вытер пот единственною своей рукой и спокойно огляделся вокруг. На крыльце, не двигаясь, сидел старик и в упор смотрел на пришедшего. Седые, давно не стриженные волосы спускались почти до самых плеч. Седая борода острым и длинным клином свисала на грудь. Он казался сказочным, этот старик, да и все кругом было сказочно: одинокий дом на вершине холма, серебряное озеро внизу, таинственно молчащий лес. - Добрый вечер, дедушка! - сказал пришедший громко и весело. - Добрый вечер, - нехотя ответил старик. - Иван Игнатьевич Соломин здесь живет? - Здесь. Пришедший посмотрел на старика очень внимательно. - Это не вы ли будете? - Нет. - Так-так... - Пришедший присел на крылечко рядом со стариком. - Ты что же, дедушка, - спросил он, - вместе с Соломиным тут живешь? - Нет. - А где же? (Старик показал рукой куда-то в глубь леса.) В деревне? (Старик мотнул головой.) Просто в лесу? (Старик кивнул.) Значит, лесной человек и бобыль? (Старик снова кивнул.) А где Соломин? - На озеро ушел... на рыбалку... недели на две... - Старик как будто с трудом подбирал слова. - А ты почему здесь? - Посторожить просил. - Понимаю. И далеко это озеро? (Старик пожал плечами.) Не знаешь?.. И что же, вместе с девочкой ушел? Пришедший переиграл. Он слишком равнодушно спросил о девочке и хотя отвернул при этом лицо, но, скосив глаза, уж очень внимательно глянул на старика. Старик не показал, что заметил этот взгляд. - С какой? - спросил он. Лицо его по-прежнему ничего не выражало. - С маленькой, - сказал пришедший, - которая с ним живет. Приемыш, что ли. - А-а, - протянул старик, - живет какая-то маленькая. Внучка, что ли. - Так с нею он пошел или без нее? - С нею, наверное. - Так... А далеко это озеро? Старик снова пожал плечами. - Ах да, я забыл, ты ведь не знаешь! Значит, вернется он через две недели? Так-так... Пришедший достал из кармана кисет и сложенную газету. - Куришь? - спросил он, протягивая кисет старику. Старик оживился; что-то похожее на улыбку показалось на его лице, и рука потянулась к кисету. - Значит, это мы любим? - сказал пришедший. - Скучновато, значит, без табачку? Что же, дело хорошее, только ведь, знаешь, сейчас с табачком трудно. Дорогая вещь нынче табак. - Он как будто не замечал руки старика, протянутой за табаком. - Очень нужно мне Соломина повидать, - говорил он рассеянно. - Я, понимаешь, старый его ученик. В школе у него учился. Он меня хорошо знает. Обязательно нужно мне ему одну вещь сообщить. Исключительно для него важную. Может, ты вспомнил бы, дедушка, где это озеро? Я б тебе табачку дал. У меня в мешке три стакана. Как, дедушка, а? Колебания очень ясно отразились на лице старика. Ему, очевидно, не хотелось говорить, где ловит рыбу Соломин, но табак был совсем рядом, вот здесь, и целых три стакана. Он вздохнул, сожалея о своей слабости, и сказал: - Этой тропкой дойдешь до озера - и забирай вправо. Верст пять пройдешь, на проселок выйдешь. По проселку влево бери. Версты три до речки. Там по-над берегом тропка пойдет до большого озера - верст десять, а на озере избушка стоит, лесорубы сложили. Там они и живут. Пришедший повеселел, ловко управляясь единственной рукой, развязал вещевой мешок и достал сверток с махоркой. - На, - сказал он, - кури на здоровье. Значит, всего верст двадцать будет? Старик не слушал. Он торопливо свернул папироску и ушел за огоньком в избу. Пришедший завязал мешок, вскинул его на плечо и быстро зашагал по тропинке вниз. Он скрылся за деревьями. Сучья хрустели под его ногами. Хруст затих. Внизу, около озера, мелькнула казавшаяся отсюда маленькой его фигурка и окончательно исчезла в густой зелени. Тогда медленно открылась дверь избы, и старик вышел на крыльцо. Он постоял, внимательно вглядываясь в лес, и трижды громко крикнул иволгой. Лес молчал. Потом другая иволга ответила троекратным криком. Старик ждал, щуря глаза. Он плохо видел в сумерках. Вот опять на тропинке хрустнули сучья. Из-за деревьев вышли мальчик и девочка. Мальчику было на вид лет четырнадцать. Он шел уверенно и ровно. Так ходят люди, привыкшие к лесу. Лицо его обветрилось и загорело. От этого глаза казались особенно светлыми, почти белесыми. Девочке было лет семь. У нее был вздернутый носик с тремя веснушками на кончике и такие большие глаза, что казалось, они широко раскрыты от удивления. Два крысиных хвостика - две косички прыгали у нее за плечами. - Разве уж поздно? - спросил мальчик. - Мы видели в озере сома! - перебила девочка. - Да, - сказал мальчик. - Вот такого большого... - Усатого и сердитого! - перебила девочка. - Да, - сказал мальчик. - Мы слышали дятла... - Когда мы подошли, он улетел, - перебила девочка. - Я нашел новый малинник... - сказал мальчик. - Огромный-преогромный! - перебила девочка. - И Лена съела столько малины, - сказал мальчик, - что я не понимаю, как она не умерла. - Вот как, - сказал старик, - значит, ей не хочется сладкого. А у меня есть мед, и я хотел, чтобы она испекла нам лепешки. - Ничего, - сказала Лена, - мед я могу есть. Печка топится? - Топится, и дрова наколоты. Пока ты печешь, мы с Колей посидим поговорим. Лена ушла в избу. - У нас мало времени, Коля, - сказал, помолчав, старик, - а мне многое нужно тебе сообщить. Я не думал, что так скоро нам придется расстаться... Глава пятая В дальний путь Тени над лесом сгустились, бледные звезды проступили на светлом небе, а дед и внук все еще разговаривали. - Я так привык, что Лена моя сестра, - сказал Коля. - Почему ты обманул меня, дедушка? - Ты был еще мал. Да и что это изменило бы? Не о том сейчас речь. Подумай, как важно для гитлеровцев захватить дочь Рогачева! Как страшно они могут ему отомстить! И как я посмотрю Рогачеву в глаза, если он придет сюда и спросит: "Как же вы дочь мою не уберегли?" - Нельзя, - сказал Коля, - нельзя, дедушка. Как это так - не уберегли! Обязательно убережем. Да и кто узнает? Здесь же нет людей. Я знаю такие места, что никто не отыщет. Он огляделся. Со всех сторон к ним подходил лес. Тянулись черные тени от деревьев, изгибались белые ветки берез. Вышла луна, и в призрачном ее свете ветки казались руками, а стволы - туловищами странных лесных уродов. - Здесь, в лесу, нет фашистов, - неуверенно сказал мальчик, - здесь никто не может узнать. Дед, понизив голос, ответил: - Узнали, Коля! Не знаю, как, но узнали. - Почему ты думаешь? - спросил Коля. - Сегодня ко мне пришел человек. Он был одет крестьянином, но он не крестьянин. Он разговаривает по-городскому, и мешок у него завязан не так, как крестьяне завязывают мешки. Он принял меня за сторожа. Странный человек - невысокий, с добродушным, слишком добродушным лицом, без левой руки. - Зачем же он приходил? - шепотом спросил Коля. - Он спрашивал про девочку, которая живет у Соломина, - шепотом ответил старик. - Что ты ему сказал? - Я сказал, что Соломин с детьми ушел на рыбалку, на озеро. Я услал его за двадцать километров. Двадцать километров туда