ве удивительно, что он так быстро добился блестящего успеха как актер? Не был ли он всегда актером и не предназначила ли его для этого сама природа? В следующий вечер они играли "Робкого влюбленного" перед полным залом. Слухи о блестящем начале гастролей облетели весь город, и успех был такой же, как в понедельник. В среду они давали "Фигаро-Скарамуша", а в четверг вышел "Нантский курьер" со статьей на целую колонку, в которой расхваливались блестящие импровизаторы, посрамившие заурядных декламаторов, произносящих заученные тексты. Андре-Луи посмеивался про себя, читая эту газету за завтраком, так как у него не было никаких заблуждений насчет ложности последнего утверждения. Просто их труппа - новинка, и пышность, с которой ее подали, провела автора статьи. В этот момент вошли Бине с Клименой, и Андре-Луи приветствовал их. Он помахал газетой: - Все в порядке, мы остаемся в Нанте. - Вот как? - кисло сказал Бине. - У вас всегда все в порядке, мой друг. - Прочтите сами, - протянул Андре-Луи газету. Господин Бине начал читать с угрюмым выражением лица, потом молча отложил газету и принялся за еду. - Ну что, я был прав? - спросил Андре-Луи, которого слегка заинтриговало поведение господина Бине. - В чем? - Когда говорил, что надо ехать в Нант. - Если бы так не считал я, мы бы никуда не поехали, - ответил господин Бине, продолжая есть. Удивленный Андре-Луи сменил тему. После завтрака они с Клименой отправились прогуляться по набережной. Ярко светило солнце, не такое холодное, как в последние дни. Когда они выходили, Коломбина бестактно навязалась им в спутницы. Правда, Арлекин несколько исправил дело, догнав их бегом и присоединившись к Коломбине. Андре-Луи, шагавший с Клименой впереди, завел разговор о том, что занимало его сейчас больше всего. - Ваш отец очень странно держится со мной. Можно подумать, что он ни с того ни с сего стал ко мне плохо относиться. - Ну что вы, вам кажется, - возразила Климена. - Отец очень благодарен вам, как и все мы. - Ничуть не бывало. Он злится на меня, и, кажется, я знаю, за что. А вы? Разве вы не догадываетесь? - Нет, нисколько. - Если бы вы были моей дочерью - слава Богу, это не так, я был бы обижен на мужчину, который отобрал бы вас. Бедный старый Панталоне! Он назвал меня разбойником, когда я сказал ему, что собираюсь на вас жениться. - Он прав. Вы - дерзкий разбойник, Скарамуш. - Что противоречит моему амплуа, - сказал он. - Ваш отец считает, что актеры должны играть на сцене роли, соответствующие их характеру. - Но вы же действительно берете все, чего пожелаете, не так ли? - Она взглянула на него восхищенно и застенчиво. - Да, когда удается. Я не стал дожидаться, пока ваш отец даст согласие на наш брак, и, когда он фактически отказал мне, силой вырвал у него это согласие. Ручаюсь, теперь ему ни за что не получить его обратно. Наверно, это злит вашего отца больше всего. Климена засмеялась и приготовилась сострить в ответ, но Андре-Луи не слышал ни слова. По набережной, где было оживленное движение, к ним приближался кабриолет, верх которого был почти сплошь из стекла. Двумя великолепными гнедыми лошадьми правил кучер в роскошной ливрее. В кабриолете сидела хрупкая молодая девушка, закутанная в ротонду из меха рыси. Ее лицо с тонкими чертами было красиво. Девушка подалась вперед, губы ее полураскрылись, она пожирала Скарамуша глазами. Наконец, почувствовав на себе взгляд, он посмотрел в ее сторону и, пораженный, остановился. Климена, прервав фразу на середине, тоже остановилась и потянула Андре-Луи за рукав. - Что случилось, Скарамуш? Но он не отвечал. В эту минуту осанистый кучер, повинуясь распоряжению маленькой госпожи, остановил возле них кабриолет, и лакей в белых чулках соскочил на землю. Климене изящно одетая девушка в карете с гербами показалась сказочной принцессой. И эта принцесса, глаза которой засияли, а на щеках вспыхнул румянец, протянула Скарамушу руку в элегантной перчатке. - Андре-Луи! - позвала она. Скарамуш запросто взял эту царственную особу за руку - точно так же, как мог бы взять за руку Климену, - и, не спуская с нее глаз, отражавших ее радостное удивление, фамильярно обратился по имени: - Алина! Глава VIII. СОН Дверь, - приказала Алина лакею и на одном дыхании сказала Андре-Луи: - Садитесь. - Минуту, Алина. Он повернулся к своей спутнице, застывшей в изумлении, и к подошедшим в этот момент Арлекину с Коломбиной. - Вы позволите, Климена? - сказал он, запыхавшись. Но это было скорее утверждение, чем вопрос. - К счастью, вы не одни. Арлекин вас проводит. Увидимся за обедом. С этими словами он, не дожидаясь ответа, вскочил в кабриолет. Лакей закрыл дверцу, кучер щелкнул кнутом, и королевский экипаж покатил по набережной, а три комедианта смотрели ему вслед с открытым ртом. Наконец Арлекин рассмеялся: - Наш Скарамуш - переодетый принц! Коломбина захлопала в ладоши и сверкнула белыми зубами. - Ах, Климена, прямо как в романе! Какая прелесть! Климена перестала хмуриться, чувство обиды сменилось у нее недоумением. - Но кто она? - Конечно же, его сестра, - уверенно заявил Арлекин. - Его сестра? Откуда ты знаешь? - Я просто знаю, что он скажет тебе, когда вернется. - А почему? - Потому что ты все равно не поверила бы, скажи он, что это его мать. Проводив экипаж взглядом, они побрели в ту же сторону. А в это время в экипаже Алина с серьезным видом разглядывала Андре-Луи. Она сжала губы, тонкие брови слегка двинулись. - У вас странная компания, Андре, - вот первое, что она ему сказала. - Или я ошиблась и ваша спутница - не мадемуазель Бине из Театра Фейдо? - Вы не ошиблись. Однако я и не предполагал, что мадемуазель Бине уже так известна. - О, что до этого... - Она пожала плечами, в голосе послышалось спокойное презрение. Она пояснила: - Просто вчера я была на спектакле. Думаю, я узнала ее. - Вы были вчера вечером в Фейдо? Как же я вас не увидел? - А вы тоже там были? - Был ли там я? - воскликнул он, но, опомнившись, сразу же заговорил безразличным тоном. - О да, я там был. - Ему почему-то не хотелось признаться, что он без всякого сопротивления пал, с ее точки зрения, так низко. Слава Богу, грим и измененный голос сделали его неузнаваемым даже для Алины, которая знала его с детства. - Понятно, - сказала она и еще плотнее сжала губы. - Что же вам понятно? - Что мадемуазель Бине на редкость привлекательна. Разумеется, вы были в театре, это ясно по вашему тону. Знаете, вы разочаровываете меня, Андре. Наверно, это глупо с моей стороны и говорит о том, что я недостаточно хорошо знаю сильный пол. Мне известно, что большинство светских молодых людей испытывает непреодолимую тягу к существам, которые выставляют себя напоказ на подмостках, но от вас я этого не ожидала. Я имела глупость вообразить, что вы не такой и выше подобного пустого времяпрепровождения. Я считала, что вы немного идеалист. - Вы льстите мне! - Да, теперь я вижу, что заблуждалась, но вы сами сбили меня с толку. Вы столько рассуждали о какой-то морали, с таким пылом разглагольствовали о философии, так тонко лицемерили, что я обманулась. Странно, что при таком актерском даровании вы не вступили в труппу мадемуазель Бине. - Вступил, - сказал он. Ему пришлось признаться в этом, ибо он выбрал меньшее из двух зол. На лице Алины появилось недоверие, сменившееся ужасом и, наконец, отвращением. - Ну конечно, - сказала она после долгой паузы, - таким образом вы могли находиться вблизи своей пассии. - Это лишь одна из причин, была и другая. Дело в том, что, когда мне пришлось выбирать между сценой и виселицей, я проявил неслыханную слабость, предпочтя первое. Такое поведение недостойно. человека со столь благородными идеалами, как у меня, но что поделаешь? Подобно всем теоретикам, оторванным от жизни, я нахожу, что проповедовать легче, чем осуществлять. Итак, мне остановить карету и выйти, чтобы не осквернять ее своей недостойной персоной? Или рассказать, как все случилось? - Сначала расскажите, а там видно будет. Он рассказал, как встретил труппу Бине и жандармов и понял, что, присоединившись к труппе, сможет в безопасности переждать, пока не минует опасность. Услышав объяснения, Алина смягчилась, и тон ее перестал быть ледяным. - Мой бедный Андре, почему же вы не сказали мне все сразу? - Во-первых, вы не дали мне на это времени; во-вторых, я боялся шокировать вас зрелищем своего падения. Она приняла его слова всерьез. - Так ли уж необходимо было вступать в труппу? И почему вы не написали нам, где находитесь? Я же вас просила. - Я как раз думал об этом вчера, но колебался из-за некоторых соображений. - Вы думали, нам будет неприятно узнать, чем вы занимаетесь? - Пожалуй, я предпочитал удивить вас своими блестящими успехами. - О, так вы собираетесь стать великим актером? - с откровенным пренебрежением спросила она. - Возможно. Но меня больше привлекают лавры великого драматурга. И не фыркайте столь презрительно. Писать пьесы - почетное занятие. Высший свет считает за честь знакомство с такими людьми, как Бомарше и Шенье. - А вы не хуже их? - Я надеюсь их превзойти, однако признаю, что именно они научили меня ходить. Как вам понравилась вчерашняя пьеса? - Она забавна и хорошо задумана. - Позвольте познакомить вас с автором. - Так это вы? Но ведь это труппа импровизаторов. - Даже импровизаторам нужен автор, чтобы писать сценарии, - пока что я пишу только их, но скоро возьмусь за пьесы в современном духе. - Вы обманываете себя, мой бедный Андре. Чем была бы вчерашняя пьеса без актеров? Вам повезло со Скарамушем. - Познакомьтесь с ним - только это секрет! - Вы - Скарамуш? Вы? - Она повернулась, чтобы как следует разглядеть Андре-Луи. Он улыбнулся своей особенной улыбкой - не разжимая губ, - от которой на щеках появлялись глубокие складки, и кивнул. - Так я вас не узнала? - Вы, разумеется, вообразили, что я - рабочий сцены? А теперь, когда вы знаете все обо мне, расскажите, что в Гаврийяке? Как мой крестный отец? - Он здоров, - сказала она, - и все еще сильно разгневан на вас. - Напишите, что я тоже здоров и процветаю, и этим ограничьтесь. Не стоит сообщать ему, чем я занимаюсь, - ведь у него есть свои предрассудки. К тому же это было бы неосторожно. А теперь я задам вопрос, который у меня на языке вертится с тех пор, как я сел в экипаж. Что выделаете в Нанте, Алина? - Я приехала навестить свою тетю, госпожу де Сотрон. Это с ней я была вчера в театре: нам стало скучно в замке. Но сегодня у тети будут гости, и среди них - маркиз де Латур д'Азир. Андре-Луи нахмурился и вздохнул. - Алина, вы когда-нибудь слышали, как погиб бедный Филипп де Вильморен? - Да, мне рассказал сначала дядя, а потом и сам господин де Латур д'Азир. - Разве это не помогло вам решить вопрос о браке? - А при чем тут это? Вы забываете, что я всего лишь женщина и не смогу рассудить мужчин в подобных делах. - А почему бы и нет? Вы вполне способны это сделать, тем более что вы выслушали обе стороны. Ведь мой крестный, надо полагать, сказал вам правду. Вы можете, но не хотите рассудить. - Тон его стал резким. - Вы намеренно закрываете глаза на справедливость, ибо иначе вам пришлось бы отказаться от противоестественных честолюбивых устремлений. - Превосходно! - воскликнула она и взглянула на него насмешливо. - А знаете, вы просто смешны! Я нахожу вас среди отбросов общества, и вы, не краснея, выпускаете руку актрисы и идете поучать меня. - Даже если бы они были отбросами общества, то и тогда уважение и преданность вам. Алина, заставили бы меня дать совет. - Он стал суров и непреклонен. - Но это не отбросы. Актриса может обладать честью и добродетелью, но их нет у светской дамы, которая, вступая в брак, продает себя за богатство и титул, чтобы удовлетворить тщеславие. Алина задохнулась и побелела от гнева. Она протянула руку к шнурку. - Я полагаю, мне лучше высадить вас, чтобы вы вернулись и поискали чести и добродетели у своей девки из театра. - Вы не должны так говорить о ней. - Ну вот, теперь еще не хватало нам поспорить о ней. Вы считаете, я слишком деликатно выразилась? Наверно, мне следовало назвать ее... - Если уж вы непременно хотите говорить о ней, называйте ее моей женой. Изумление умерило гнев Алины, и она еще сильнее побледнела. - Боже мой! - произнесла она и с ужасом взглянула на него. - Вы женаты? Женаты на этой... - Еще нет, но скоро женюсь. И позвольте сказать вам, что эта девушка, о которой вы говорите с презрением, даже не зная ее, так же порядочна и чиста, как вы, Алина. Ум и талант помогли ей пробиться, и она обязательно добьется большего. К тому же у нее есть женственность, поэтому она при выборе супруга руководствуется природным инстинктом. Дрожа от гнева, Алина дернула за шнурок. - Вы сию же минуту выйдете, - бушевала она. - Как вы смеете сравнивать меня с этой... - С моей женой, - перебил он, не дав ей сказать грубое слово. Он открыл дверцу сам, не дожидаясь лакея, и спрыгнул на землю. - Передайте от меня привет убийце, за которого вы собираетесь замуж, - яростно сказал он и захлопнул дверцу. - Езжайте, - бросил он кучеру. Экипаж покатил прочь по предместью Жиган, а Андре-Луи стоял, дрожа от ярости. Однако пока он шел в гостиницу, гнев постепенно остывал, и он начал понимать Алину, а поняв, в конце концов простил. Не ее вина, что она считает каждую актрису потаскушкой: так ее воспитали. Воспитание также приучило ее спокойно принимать чудовищный брак по расчету, к которому ее склонили. Вернувшись в гостиницу, он застал труппу за столом. Когда он вошел, воцарилось молчание, столь внезапное, что волей-неволей пришлось предположить, что беседовали о нем. Арлекин и Коломбина рассказали историю о переодетом принце, которого увезла в фаэтоне какая-то принцесса, не упустив ни одной детали. Климена была задумчива и молчалива. Она размышляла о том, что Коломбина назвала "как в романе". Ясно, что ее Скарамуш - не тот, за кого себя выдавал, иначе он и та дама из высшего света не фамильярничали бы друг с другом. Еще не зная, что он занимает высокое положение, Климена завоевала его - и вот награда за ее бескорыстную привязанность. Даже тайная враждебность Бине растаяла при поразительной новости. Он весьма игриво ущипнул дочь за ушко: - Так-так, дитя мое, уж тебе-то удалось разглядеть, что кроется за его маской! Климена обиженно отвергла это предположение. - Ничего подобного, - ответила она. - Я считала его тем, за кого он себя выдавал. Бине с самым серьезным видом подмигнул дочери и рассмеялся: - Ну разумеется! Но, подобно твоему отцу, который когда-то был благородным человеком и умеет отличить повадки благородных людей, ты сумела разглядеть в нем что-то изысканное, отличающее его от тех, с кем тебе, увы, до сих пор приходилось водиться. Так же, как и мне, тебе хорошо известно, что свою высокомерную манеру держаться и повелительный тон он усвоил не в затхлой конторе адвоката и что ни в речах, ни в мыслях у него нет ничего от буржуа, за которого он себя выдает. Завоевав его, ты проявила проницательность. Известно ли тебе, Климена, что я еще буду очень гордиться тобой? Климена вышла, не ответив отцу: его льстивый тон претил ей. Конечно, Скарамуш светский господин - если угодно, со странностями, но прирожденный аристократ. А она станет настоящей госпожой. Отцу придется научиться иначе обращаться с ней. Когда возлюбленный Климены вошел в комнату, где они обедали, она взглянула на него застенчиво - но иначе, чем раньше. Она впервые заметила гордую посадку головы, упрямый подбородок, изящество движений - изящество человека, у которого в юности были учителя танцев и фехтования. Ее покоробило, когда он, бросившись в кресло, обменялся, по своему обыкновению, остротами с Арлекином, как с равным. Еще больше ее задело, что Арлекин, который теперь знал, кто такой Скарамуш, держался с ним с неподобающей фамильярностью. Глава IX. ПРОБУЖДЕНИЕ - Знаете ли вы, - сказала Климена, - что я жду объяснений, которые вы, как мне кажется, должны дать? Андре-Луи опоздал к обеду, и теперь они были за столом одни. Он набивал себе трубку: поступив в труппу Бине, он приобрел привычку курить. Остальные ушли, поняв, что Скарамуша и Климену надо оставить наедине. Правда, Андре-Луи придерживался на этот счет иного мнения. Он лениво затянулся, потом нахмурился. - Объяснений? - спросил он, взглянув на нее. - А по какому поводу? - По новоду того, что вы обманывали нас - меня. - Я никого не обманывал. - Вы хотите сказать, что просто держали язык за зубами и что молчание - не обман? Разве скрывать от будушей жены свое прошлое - не обман? Вам не следовало притворяться, что вы - простой сельский адвокат, впрочем, любому ясно, что это не так. Возможно, это очень романтично, но... Итак, объяснитесь ли вы наконец? - Ясно, - сказал он н затянулся трубкой. - Вы ошибаетесь, Климена, - я никого не обманывал. Если я не все о себе рассказал, то лишь потому, что не считал это важным. Но я никогда не выдавал себя за другого. Когда я представился, то говорил правду. Его упорство начало раздражать Климену, и раздражение отразилось на ее прелестном лице н прозвучало в голосе. - Ха! А та знатная дама, которая вас увезла в кабриолете, не особенно со мной церемонясь? Вы ведь с ней накоротке. Кто она вам? - Почти сестра. - Почти сестра! - вознегодовала Климена. - Арлекин угадал, что вы скажете именно так. Он шутил, но мне было не очень смешно. Теперь же, когда он оказался прав, мне совсем не смешно. Надеюсь, у нее есть имя, у этой сестры? - Разумеется, у нее есть имя. Ее зовут мадемуазель Алина де Керкадью. Она племянница Кантена де Керкадью, сеньора Гаврийяка. - Ого! Недурное имя у вашей сестрицы! И что же это значит - "почти сестра", дружок? Впервые за время знакомства с Клименой Андре-Луи, к своему сожалению, заметил некоторую вульгарность манер и сварлиность тона. - Точнее было бы сказать, что она приходится мне почти кузиной. - Почти кузиной? Да что же это за родство такое! Клянусь честью, вы кого угодно запутаете! - Да, тут нужно кое-что пояснить. - А я вам о чем битый час твержу? - Да нет, просто все это неважно. Впрочем, судите сами. Ее дядя, господин де Керкадью, - мой крестный отец, поэтому мы с Алиной вместе играли в детстве. Все в Гавриияке думают, что господин де Керкадью - мой настоящий отец. Он с ранних лет заботился о моем воспитании, и только благодаря ему я получил образование в в коллеже Людовика Великого. Я обязан ему всем, что имею, - точнее, всем, что имел, так как по своей воле теперь оказался на улице и не имею ничего - кроме того, что зарабатываю в театре или иным способом. Климена сидела бледная, ошеломленная жестоким ударом, нанесенным ее гордыне. Еще вчера рассказ Скарамуша не произвел бы на нее ровно никакого впечатления, а сегодняшнее происшествие лишь возвысило бы Скарамуша в ее глазах. Но теперь, когда ее воображение соткало для него такое великолепное происхождение, когда все уверены, что, заключив с ним брак, она сделается знатной дамой, признание Скарамуша сокрушило и унизило ее. Переодетый принц оказался всего-навсего незаконнорожденным сыном сельского дворянина! Она станет посмешищем актеров, которые только что завидовали се романтической судьбе! - Вам следовало рассказать мне это раньше, - глухо проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Да, возможно. Однако разве это важно? - Важно? - Она подавила ярость, чтобы задать следующий вопрос. - Вы говорите, что все считают господина де Керкадью вашим отцом. Что вы имеете в виду? - То, что сказал. Я не разделяю общего убеждения. Возможно, во мне говорит инстинкт. Кроме того, я как-то спросил об этом самого господина де Керкадью, и он ответил отрицательно. Возможно, этому не стоило придавать значения, учитывая обстоятельства, но я всегда знал крестного как человека, весьма щепетильного в вопросах чести, и потому верю ему. Он заверил меня, что не знает, кто мой отец. - А насчет вашей матери он так же плохо осведомлен? - Климена насмешливо улыбалась, но Андре-Луи не заметил этого, так как она сидела спиной к свету. - Он не открыл ее имени, но признался, что она была его близким другом. Его удивил смех Климены, довольно-таки неприятный. - Очень близким другом, уж можете не сомневаться, простак вы этакий. Какую фамилию вы носите? Он сдержал закипающее негодование и спокойно ответил на вопрос: - Моро. Мне сказали, что моя фамилия происходит от названия бретонской деревушки, в которой я родился, но мне и не нужна никакая фамилия. Мое единственное имя - Скарамуш, и право на него я заработал. Итак, как видите, моя дорогая, - заключил он с улыбкой, - я нисколько вас не обманывал. - Да, теперь я вижу, - безрадостно рассмеялась она, затем глубоко вздохнула и поднялась. - Я очень устала. Он мгновенно вскочил на ноги, но Климена отмахнулась усталым жестом: - Я пожалуй, пойду отдохну до театра. И она не спеша направилась к выходу. Скарамуш кинулся открывать дверь, но Климена вышла, даже не взглянув на него. Ее короткий романтический сон закончился. Великолепное сказочное царство, возведенное за последний час с такими точными деталями, - царство, в котором она должна была властвовать, - рассыпалось у нее на глазах, и обломки лежали у ног. Каждый из этих обломков стал камнем преткновения, мешавшим видет Скарамуша прежними глазами. Андре-Луи сидел в амбразуре окна, покуривая и задумчиво глядя на реку. Он был заинтригован. Климена шокирована, это ясно, но непонятно - почему. Признание, что он незаконнорожденный, не должно было особенно повредить ему в глазах девушки, воспитанной в такой среде, как Климена. И тем не менее совершенно очевидно, что его слова все испортили. За этими размышлениями и застала его Коломбина, вернувшаяся через полчаса. - В полном одиночестве, мой принц! - засмеялась она, и это приветствие внезапно открыло ему истину. Климена так сильно разочарована, потому что рухнули надежды, которые создало буйное воображение актеров после случайной встречи с Алиной. Бедное дитя! Скарамуш улыбнулся Коломбине. - Пожалуй, я еще немного побуду принцем, пока все не привыкнут к мысли, что я не принц, - сказал он. - Не принц? Ну тогда герцог или на худой конец маркиз. - Даже не кавалер - разве что кавалер ордена Фортуны. Я просто Скарамуш, и все мои замки - воздушные. На оживленном добродушном лице было написано разочарование. - А я-то думала... - Я знаю, - перебил он. - В том-то и беда. О размерах этой беды он смог судить вечером по тому, как вела себя Климена со светскими молодыми людьми, которые в антрактах толпились в артистическом фойе, чтобы выразить восхищение несравненной Влюбленной. До сих пор она держала себя с ними осмотрительно, внушая уважение, но сегодня была легкомысленно-весела, бесстыдна, развязна. Андре-Луи в мягкой форме сказал ей об этом, когда они возвращались домой, и посоветовал впредь быть благоразумнее. - Мы еще не женаты, - резко ответила она. - Подождите, пока мы поженимся, и тогда уж будете меня учить, как вести себя. - Я верю, что тогда у меня не будет для этого повода, - ответил он. - Ах, вы верите! Ну конечно - вы же так легковерны! - Климена, я вас обидел. Простите меня. - Ладно, ничего, - сказала она. - Чего же еще от вас ожидать. Но Андре-Луи остался спокоен, так как знал причину ее дурного настроения, и, сожалея, понимал, а понимая, прощал. Он заметил, что ее отец тоже в дурном расположении духа, и это его искренне позабавило. Близкое знакомство с господином Бине могло вызвать к нему лишь презрение. Что до остальных членов труппы, они были настроены к Скарамушу очень дружелюбно. Казалось даже, что он на самом деле утратил высокое положение, существовавшее лишь в их воображении. А может быть, тут сыграло роль то, что актеры видели, как повлияло на Климену падение Скарамуша с ослепительных высот. Единственным исключением был Леандр, который наконец-то вышел из обычного меланхолического состояния. Теперь в его взгляде сверкало злобное удволетворение, и он с лукавой насмешкой величал своего соперника "мой принц". Назавтра Андре-Луи почти не видел Климену, и неудивительно, так как снова с головой ушел в работу, готовя "Фигаро-Скарамуша", которого должны были сыграть в субботу. Кроме того, несмотря на многочисленные дела в театре, он теперь каждое утро посвящал один час занятиям в академии фехтования, чтобы улучшить осанку и свободнее двигаться на сцене. Однако в это утро его отвлекали мысли о Климене и Алине, причем, как ни странно, особенно беспокоила его последняя. Он считал, что поведение Климены - временное явление, но мысль о том, как держала себя с ним Алина, терзала его, и еще больше мучила мысль о ее возможном обручении с маркизом де Латур д'Азиром. И тут Андре-Луи пронзила мысль о добровольно взятой на себя миссии, о которой он совсем забыл. Он похвастался, что голос, который господин де Латур д'Азир попытался заставить умолкнуть, зазвенит по всей стране, - и что же он для этого сделал? Он подстрекал толпу в Рене и Нанте в таких выражениях, которые мог бы использовать сам бедный Филипп, а что же дальше? Раздались крики "Держи! ", и он удрал, как трусливая шавка, и забился в первую попавшуюся конуру, в которой отсиживается, занимаясь исключительно собственной персоной. Какая огромная разница между словом и делом! Итак, пока он убивает время на пустяки и играет Скарамуша, мечтая о том, чтобы стать соперником Шенье и Мерсье, господин де Латур д'Азир нагло разгуливает, вытворяя что ему заблагорассудится. И бесполезно утешаться мыслью, что семена, которые он посеял, уже приносят плоды, а требования, высказанные им в Нанте от лица третьего сословия, признаны справедливыми господином Неккером главным образом благодаря волнениям, вызванным его анонимной речью. Его миссия заключается не в том, чтобы хлопотать о возрождении человечества или о полном обновлении социальной структуры Франции. нет, его миссия заключается в том, чтобы заставить господина де Латур д'Азира расплатиться сполна за зверское убийство Филиппа де Вильморена. Мысль о том, что только возможность брака Алины с маркизом заставила его вспомнить о своей клятве, не не прибавила Андре-Луи самоуважения. Вероятно, он был несправедлив к себе, когда отбрасывал как пустую софистику доводы о том, что ничего нельзя было сделать и что высуни он голову, как его немедленно повезли бы под стражей в Рен и он бы совершил прощальный уход со сцены жизни прямо на виселицу. Невозможно читать эту часть "Исповеди", не испытывая жалости к Андре-Луи: чувствуешь, как раздирали его противоречивые чувства и как он себя осуждал и презирал. И если у вас достаточно воображения, чтобы поставить себя на его место, вы поймете, что было возможно только одно решение - к нему-то и пришел Андре-Луи, - а именно: немедленно начать действовать, как только станет ясно, в каком направлении надо двигаться, чтобы достичь своей истинной цели. Случилось так, что первой, кого он увидел в четверг вечером, выйдя на сцену, была Алина, а вторым - маркиз де Латур д'Азир. Они сидели в ложе бенуара прямо над сценой, были с ними и другие. Особенно выделялась худощавая пожилая дама в роскошном туалете, которая, как предположил Андре-Луи, была графиней де Сотрон. Но в первый момент он видел лишь тех двоих, которые в последнее время занимали все его мысли. Даже если бы он увидел их врозь, это лишило бы его самообладания - но когда он увидел их вместе, то почти начисто забыл, для чего вышел на сцену. Затем он овладел собой и начал играть. Он пишет, что играл с небывалым подъемом и никогда за всю его короткую, но бурную сценическую карьеру ему так не аплодировали. За первым ударом последовал в тот вечер и второй. Войдя в артистическое фойе после второго акта, Андре-Луи увидел, что там еще более людно, чем обычно, а в дальнем углу, склонившись над Клименой, стоит господин де Латур д'Азир. Маркиз впился глазами в ее лицо и, улыбаясь, занимал беседой. Он полностью завладел вниманием Климены, а надо сказать, что этой привилегии не удостаивался еще ни один из завсегдатаев кулис. Эти менее важные господа расступились перед маркизом, как шакалы перед львом. Андре-Луи застыл, пораженный, затем, оправившись от изумления, принялся изучать маркиза критическим оком. Он отметил красоту, изящество, изысканные манеры и полное самообладание. Особенно же он отметил выражение темных глаз, пожиравших красивое лицо Климены, и его губы сжались. Господин де Латур д'Азир не заметил ни Андре-Луи, ни его взглядов, а если и заметил, то не узнал под гримом Скарамуша. Впрочем, если бы маркиз и узнал его, то не испытал бы ни малейшего беспокойства. В смятении Андре-Луи сел поодаль. Вскоре он осознал, что к нему обращается жеманный молодой человек, и с усилием что-то ответил. Поскольку Клименой завладел маркиз, а Коломбину взяли в плотное кольцо щеголи, то менее значительным посетителям пришлось довольствоваться обществом Мадам и мужского персонала труппы. Господин Бине был душой веселой компании, которая смеялась до слез над его остротами. Казалось, он вышел из мрачного расположения духа, владевшего им последние два дня, и пребывал в прекрасном настроении. Скарамуш заметил, как упорно его взгляд возвращается к дочери и ее ослепительному поклоннику. В тот вечер у Андре-Луи и Климены состоялся разговор в повышенном тоне, и Климена наговорила резкостей. Когда он снова, на этот раз более настоятельно, попросил невесту вести себя осмотрительней и не поощрять ухаживаний такого человека, как господин де Латур д'Азир, она осыпала его оскорблениями. Она просто потрясла его ядовитым тоном и грубой бранью, которой он никак от нее не ожидал. Андре-Луи попытался урезонить Климену, и наконец она пошла на некоторые уступки. - Если вы обручились со мной только для того, чтобы быть мне помехой, то чем раньше мы расстанемся, тем лучше. - Значит, вы не любите меня, Климена? - При чем тут любовь? Просто я не потерплю нелепую ревность. Актрисе приходится принимать поклонение от всех. - Согласен. Тут нет ничего страшного, если она ничего не дает взамен. Побелев, Климена резко повернулась к нему. - Что именно вы имеете в виду? - По-моему, это понятно без объяснений. Девушка в вашем положении может принимать поклонение при условии, что она принимает его с достоинством и вежливым равнодушием, показывая, что не собирается даровать взамен никаких милостей, кроме улыбки. Если она благоразумна, то устроит так, чтобы воздыхатели собирались вокруг нее все вместе, и не останется наедине ни с одним. Если она осмотрительна, то никогда не подаст надежд, чтобы не попасть в положение, когда не в ее власти будет воспрепятствовать их осуществлению. - Да как вы смеете? - Я знаю, о чем говорю, и знаю господина де Латур д'Азира, - ответил Андре-Луи. Это человек бесжалостный и жестокий, берущий все, чего пожелает, не считаясь с тем, добровольно ли это ему дают, не задумывающийся о горе, которое приносит, потакая своим прихотям, признающий один закон - силу. Подумайте об этом, Климена, и спросите себя, проявил ли я неуважение, предупредив вас. И он вышел, не желая продолжать разговор на эту тему. Следующие дни были несчастливыми для него и еще для одного человека. Этим человеком был Леандр, которого упорное ухаживание господина де Латур д'Азира за Клименой повергло в глубочайшее уныние. Маркиз не пропускал ни одного представления. Он постоянно оставлял за собой ложу и неизменно появлялся либо один, либо со своим кузеном господином де Шабрийаном. На следующей неделе, во вторник, Андре-Луи рано утром вышел из дому один. Он был не в духе, раздраженный своим крайне унизительным положением, и пошел пройтись, чтобы бы развеяться. Повернув за угол площади Буффе, он столкнулся с худощавым господином с болезненно-бледным цветом лица. На нем ловко сидело черное платье, а под круглой шляпой был парик, перевязанный лентой. При виде Андре-Луи человек отступил, навел на него лорнет и, наконец, окликнул голосом, в котором звучало изумление: - Моро! Где же вы, черт возьми, прятались все эти месяцы? Это был Ле Шапелье, адвокат, глава Ренского салона. - Под юбками Мельпомены, - ответил Скарамуш. - Не понимаю. - Тем лучше. Как вы, Изаак? И что происходит в в мире? Кажется, в последнее время все спокойно? - Спокойно! - засмеялся Ле Шапелье. - Да где же вы были? Спокойно! - он указал на кафе в тени мрачной тюрьмы, находившейся по ту сторону площади. - Пойдемте выпьем баварского пива. Вы нам просто позарез нужны, мы вас повсюду ищем и - надо же! - вдруг сваливаетесь как снег на голову! Они пересекли площадь и вошли в кафе. - Так вы считаете, что в мире все спокойно! С ума сойти! Значит, вы ничего не слыхали про королевский указ о созыве Генеральных штатов? Теперь мы должны получить то, чего требовали сами и чего требовали для нас вы здесь, в Нанте. А слыхали вы про указ о предварительных выборах - выборах выборщиков? А знаете, какой шум поднялся в Репе в прошлом месяце? Дело в том, что в указе говорилось, что три сословия должны вместе заседать в Генеральных штатах бальяжей*, но в Ренском бальяже аристократы вечно упорствуют в неподчинении. Н вот они взялись за оружие - шестьсот человек вместе со своей челядью, возглавляемые вашим старым другом, господпном де Латур д'Азиром, н решили разбить в пух н прах нас, представителей третьего сословия, чтобы положить коксц нашей наглости. - Ле Шапелье тихо рассмеялся, - Но не тут-то было: мы показали им, что тоже кое-чего стоим и умеем владеть оружием. Именно к этому вы призывали нас здесь, и Нанте в ноябре прошлого года. Мы дали нм решительный бой на улице под командованием вашего однофамильца Моро, военного полицейского. Да, задали мы им перцу - они еле ноги унесли н укрылись в монастыре кордельеров. Так закончилось их сопротивление власти короля и воле народа. Ле Шапелье вкратце остановился на деталях событий и наконец перешел к делу, из-за которого, но его словам, вынужден был охотиться за Андре-Луи и совсем было отчаялся найти его. Нант посылает пятьдесят делегатов в Рен на собра ние, которое должно выбрать депутатов от третьего со словия и отредактировать их наказы. Сам Рен представлен полностью, а то время как такие деревни, как Гаврийяк, посылают двух делегатов от каждых двухсот дворов или и того меньше. И Гаврийяк, и Рен, и Нант летят, чтобы Андре-Луи Моро был в числе их делегатов: Гаврийяк - поскольку он из их деревни и там известно, какие жертвы народному делу он принес: Рен - поскольку там слышали его вдохновенное выступление в день убийства студентов; что касается Нанта, то там не знали, кто он такой на самом деле, и хотели послать его от Нанта как оратора, обращавшегося к ним под именем Omnes Omnibus и выработавшего для них меморандум, который, как полагают, в большой степени повлиял на господина Неккера при формулировании условий созыва. Поскольку Андре-Лун не смогли найти, его не включили ни в одну делегацию. Теперь же случилось так, что в делегации от Нанта есть одна-две вакансии, и именно для того, чтобы заполнить их, Ле Шапелье приехал в Нант. Андре-Луи решительно отверг предложение Ле Шапелье. - Вы отказываетесь? - вскричал тот. - Вы с ума сошли! Отказываться, когда тебя требуют со всех сторон! Да понимаете ли вы, что скорее всего вас выберут одним из депутатов и пошлют в Генеральные штаты в Версаль, чтобы представлять нас в деле спасения Франции? Но, как мы знаем, Андре-Луи вовсе не был озабочен спасением Франции. В данный момент он был занят спасением двух женщин, которых любил-правда, совершенно по-разному, - от мужчины, которого поклялся уничтожить. Он твердо стоял на своем отказе, пока Ле Шапелье с удрученным видом не оставил все попытки убедить его. - Странно, - сказал Андре-Луи, - что я настолько занят ерундой, что даже не заметил, что жители Нанта с головой ушли в политику. - С головой! Мой друг, Нант-просто бурлящий котел политических страстей! На поверхности все спокойно лишь потому, что есть уверенность, что все идет как надо. Но при малейшем намеке, что это не так, котел перекипит и страсти выплеснутся, - В самом деле? - задумчиво переспросил Скарамуш. - Эти сведения могут пригодиться. - Затем он сменил тему. - Знаете ли вы, что Латур д'Азир находится здесь? - В Нанте? Однако, если он выходит на улицу, ему не откажешь в мужестве: ведь жители Нанта знают о его прошлом и о той роли, которую он сыграл в мятеже в Рене. Удивительно, что его не побили камнями. Впрочем, рано или поздно побьют-нужно только, чтобы кто-нибудь подал эту мысль. - Что же, не исключено, - сказал Андре-Луи и улыбнулся. - Он не так уж часто показывается - по крайней мере на улице, так что он не столь отважен, как вам кажется. Я как-то сказал ему, что у него ни на грош мужества, а одна наглость. На прощание Ле Шапелье снова попросил приятеля обдумать его предложение. - Дайте мне знать, если передумаете. Я остановился в "Олене" и пробуду там до послезавтра. Если вы честолюбивы, не упустите шанс. - Мне кажется, я не честолюбив, - сказал Андре-Луи и пошел своей дорогой. В тот вечер в театре Андре-Луи пришла в голову озорная мысль проверить слова Ле Шапелье о настроении умов в городе. Играли "Грозного капитана", в последнем акте которого Скарамуш выводит на чистую воду трусливого задиру и хвастуна Родомона. После смеха, который неизменно вызывало разоблачение Капитана, Скарамушу оставалось лишь заклеймить его презрением в фразе, которая изменялась на каждом спектакле в зависимости от вдохновения. На этот раз он решил придать ей политическую окраску. - Итак, о хвастливый трус, твоя ничтожность разоблачена! Ты устрашал людей высоким ростом, огромной шпагой, лихо заломленной шляпой, и они вообразили, что ты так грозен, каким кажешься из-за своей наглости. Но при первом же столкновении с подлинной силой духа ты трясешься и хнычешь, и огромная шпага остается в ножнах. Ты похож на привилегированных, когда они лицом к лицу сталкиваются с третьим сословием. Это была дерзость с его стороны, и он готов был к смеху, аплодисментам, возмущению - к чему угодно, по только не к тому, что последовало. Реакция партера и амфитеатра была такой неожиданной и бурной, что Андре-Луи был напуган, как мальчик, поднесший спичку к стогу сена, высушенного на солнце. Зал разразился овацией, люди вскакивали на ноги, забирались на сиденья, размахивали шляпами. Раздавались радостные, одобрительные возгласы. Так продолжалось, пока не закрылся занавес. Скарамуш стоял, задумчиво улыбаясь сжатыми губами. В последний момент перед ним мелькнуло лицо господина де Латур д'Азира, который слегка подался вперед в своей ложе, так что, вопреки обыкновению, на него не падала тень. Лицо его искажала злоба, глаза горели. - Боже мой! - рассмеялся Родомон, приходя в себя от подлинного испуга, сменившего наигранный ужас. - Ну и мастак вы задеть их за живое, Скарамуш! Скарамуш взглянул на него и усмехнулся. - При случае это может пригодиться, - сказал он и ушел к себе в гримерную переодеваться. Его ожидал выговор. Он задержался в театре из-за декораций к новой пьесе, которые надо было установить назавтра. Когда Скарамуш покончил с этим делом, остальные члены труппы давно уже ушли. Он нанял портшез и отправился в гостиницу - при нын