торая ведет его к действительному освобождению, - наша, коммунистическая партия. - Но вы - руководитель партии! - воскликнул Фу Би-чен. - Допустим, что так... - сказал Мао Цзе-дун. - Но Центральный Комитет - вот линза, в которой собирается свет коллективного разума и энергии партии. Очень важно, чтобы вы поняли: только в луче коллективного разума партии вы можете отыскать правильный путь в беспредельных просторах и в сложном лабиринте истории. Вспомните Чэн Ду-сю - вот пример того, к чему приводит отрыв от разума и воли партии. Это политическая смерть. Скатившись в объятия троцкистов, Чэн Ду-сю неизбежно стал таким же предателем дела революции и освобождения своего народа, как сам Троцкий. - Это я уже понял, - несмело проговорил Фу Би-чен. - И еще многое должны будете понять... Чтобы найти правильный путь на нынешнем этапе нашей революции, вам следует близко, очень близко познакомиться с путями нашего крестьянства. Крестьянское движение в наше время приобретает в нашей стране небывалые размеры и огромное значение. Это будет подъем миллионов и миллионов крестьян. Я убежден: они разорвут все связывающие их путы и устремятся на путь освобождения. Родившись в Хунани, это движение уже охватило Хубэй, Цзяньси, Фуцзян, весь Китай. Под нашим руководством. И в этом сила нашей партии. И если вы, товарищ Фу Би-чен, хотите оставаться верным сыном своего народа... - Клянусь вам... - начал было Фу Би-чен, но тотчас смолк, так как Мао Цзе-дун продолжал: - Нет, не клясться, а понять... понять на данном этапе китайского крестьянина, - мягко проговорил Мао. - Понять, что иной путь, кроме пути коммунистической партии, в крестьянском вопросе - ошибка, - вот что вам нужно. Если вы хотите итти с нами, то должны приготовиться к величайшим испытаниям. Они будут долгими. Многим они покажутся лишенными надежды. Но мы не боимся их, потому что видим победу. Безусловную и окончательную победу. - Я с вами, я с вами! - воскликнул Фу Би-чен и тут же смущенно добавил: - Если только не может помешать то, что я еще не так хорошо знаком с партийной наукой, чтобы сказать: "Я марксист, я ленинец". Теперь я вижу, что занимался в Америке совсем не тем, чем следовало. - Вы не правы, - спокойно возразил Мао Цзе-дун. - Ваши знания нам пригодятся. Именно теперь вы сможете взглянуть на них с позиций марксизма и разоблачить то, что является в них ложным и враждебным - Мао Цзе-дун протянул Фу Би-чену руку: - Идите же отдыхать, завтра мы продолжим беседу. Но на следующий день Фу Би-чену уже не удалось ни услышать Мао Цзе-дуна, ни повидать его Фу Би-чена пригласил к себе Пын Де-хуай и дал ему первое задание. К удивлению Фу Би-чена, это задание не имело ничего общего с авиацией. Но на выполнение его Фу Би-чен должен был отправиться немедленно. Через полчаса Фу Би-чен был уже в пути к первой ступени в лестнице испытаний, приведших его к тому, над чем он думал сейчас: как покончить с последней колонной японцев, стоявшей на его пути к соединению с главными силами Чжу Дэ. За время, что Фу Би-чен двигался по этой длинной лестнице, разрозненные отряды успели слиться в единую могучую Красную армию Китая. Она успела совершить свой легендарный двенадцатитысячекилометровый поход через весь Китай. Потом Красная армия Китая превратилась в 8-ю и новую 4-ю народно-революционные армии. За эти годы Фу Би-чен почти забыл, что учился летать, - он стал ветераном пехоты. Никогда и никому он не выдавал чувств, которые вспыхивали в нем иногда при виде самолета. Но на данном этапе военной истории Свободного Китая пехотные командиры были нужнее летчиков, и Фу Би-чен только изредка тешил себя надеждой, что когда-нибудь это положение изменится... Фу Би-чен знал, что разбить стоявшую перед ним колонну японцев и соединиться с Чжу Дэ - значит преодолеть еще одну очень важную ступень к окончательной победе над силами врагов. Теперь-то уж он знал, что означают для Китая сказанные в Москве слова: "Характерно, что перед началом вторжения Японии в Северный Китай все влиятельные французские и английские газеты громогласно кричали о слабости Китая, об его неспособности сопротивляться, о том, что Япония с ее армией могла бы в два-три месяца покорить Китай. Потом европейско-американские политики стали выжидать и наблюдать. А потом, когда Япония развернула военные действия, уступили ей Шанхай, сердце иностранного капитала в Китае, уступили Кантон, очаг монопольного английского влияния в Южном Китае, уступили Хайнань, дали окружить Гонконг. Не правда ли, все это очень похоже на поощрение агрессора: дескать, влезай дальше в войну, а там посмотрим". Фу Би-чен на себе и на своих людях испытал уже, что означает это "посмотрим". Но чем больше он это испытывал, тем тверже становилась его уверенность в победе и над японцами, которых поощряли к агрессии, и над теми, кто намеревался "посмотреть". 4 Из шалаша санитарной части вышел Чэн. Рука летчика покоилась в повязке, в расстегнутом вороте куртки белели бинты, но недавняя бледность уже исчезла с его лица. Увидев командира, он улыбнулся. - Как дела? - спросил Фу Би-чен. - Прекрасно, - ответил Чэн, - через два дня буду, как новый. Кости не задеты, пустяшная царапина. Одним словом, все очень хорошо. Сидевшие на обгорелом бревне Стил и Джойс подвинулись, чтобы дать место раненому. Мимо них два солдата провели высокого сутулого человека в рваном ватнике. - Пленный? - спросил Чэн. - Перебежчик, - ответил Фу Би-чен. Как и всякий другой в отряде, Чэн радовался каждому новому человеку, приходившему с той стороны. Перебежчик - это новые сведения о враге, возможность разобраться в местности, установить связь с главными силами. Чэн живо спросил: - Что-нибудь новое? Некоторое время Фу Би-чен молча смотрел на окурок, зажатый в кончиках его тонких, желтых от лихорадки пальцев, с необыкновенно узкими, как у женщины, миндалевидными ногтями. Потом нехотя ответил: - Болтает о своей ненависти к японцам. А спросишь про дорогу на мельницу - мнется и путает. - Здешний? - спросил Чэн. - Мельник. Пока они сидели, взгляд Фу Би-чена время от времени обращался к болоту. Словно особенная, притягательная сила таилась в большом буро-зеленом пространстве, тянувшемся к горизонту. Чэн понимал, что так же, как у него самого, у командира засела мысль о загадочной тропе и о холме с мельницей в конце ее, господствующем над местностью. Оттуда японцы просматривали и тропу, и все болото, и свои фланги, уходившие в поля гаоляна. Окружить японцев Фу Би-чен не мог. Для такой операция отряд его был чересчур малочисленным. Положиться на то, что один из флангов возьмут на себя гоминдановцы, значило рисковать всем делом. Если они изменят, японцы смогут бросить все свои силы против Фу Би-чена. Для неожиданного удара оставалась тропа. Но нечего было и думать соваться на нее до тех пор, пока над местностью господствует мельница. А без снарядов единственная батарея Фу Би-чена была бессильна сбить мельницу. У китайцев не было снарядов, а японцы не испытывали в них никакого недостатка. Через строго определенные промежутки времени они обстреливали расположение отряда Фу Би-чена. Роща у деревни перестала служить маскировкой. Деревья были частью просто повалены снарядами, а частью так ощипаны осколками, что голые ветви торчали во все стороны, никого и ничего не укрывая. Об этом можно было судить по тому, что иногда японцы открывали огонь даже по одиночной арбе, пробиравшейся из тыла к позиции отряда, и даже по отдельному верховому. Вскоре после прибытия высокого пленного японцы начали обычный предобеденный обстрел. Фу Би-чен и все сидевшие с ним спустились в блиндаж, накрытый легким накатом. Там царили полумрак и тишина. Особенная боевая тишина. Чем дольше тянулся обстрел, тем органичней сливались эти звуки с тишиной и, наконец, начинали восприниматься как нечто идущее от нее самой. Дребезжанье консервной банки, из которой Фу Би-чен пил чай, казалось Джойсу громче, нежели грохот канонады. Прислушавшись к нескольким разрывам, Джойс со смехом крикнул: - Они не могут к нам пристреляться, а палят уже несколько дней! - Они не хотят нас спугивать, - спокойно возразил Фу Би-чен. - Поверьте: на случай надобности у них пристреляно каждое дерево. Педантичностью они похожи на немцев. - Можно подумать, что Сект был советником у них, а не у Чан Кай-ши, - сказал Чэн. - Не поручусь за то, что у них и сейчас нет там немцев, - сказал Стил. Фу Би-чен покачал головой: - Японцы сами могли бы кое-чему научить немцев. - И, насколько нам известно, немцы продолжают кое-что делать у бумажных тигров, - заметил Чэн. - Ну, это не могло бы им помешать работать и у японцев, - заявил Джойс. Выцедив из банки последние капли чая, Фу Би-чен с укоризною проговорил: - Вы не очень хорошего мнения о людях. - Если американцы могут продавать оружие обеим сторонам, то почему немцы не могут быть советниками у двух сторон? - Снаряды и люди - не одно и то же, - сказал Фу Би-чен. - Не вижу разницы, когда дело идет о янки, - сказал летчик. - Чэн прав, - поддержал его Джойс. - Для всей этой сволочи бизнес остается бизнесом, даже когда он у порядочных людей называется разбоем. Вы думаете их смутила бы необходимость сражаться против кого угодно, лишь бы им хорошо платили?! Нуждайся мы в инструкторах и имей мы деньги для их оплаты - они пошли бы и к нам. - Немцы? - спросил Стил. - И немцы и янки, - сказал Джойс. - Разумеется, ты прав, - согласился Стил. - Но иногда хочется думать, что наш народ не зря провозгласил билль о правах. - К чорту абстракции, Айк! - сердито сказал Джойс. - Раньше за тобою не водилось такого греха. - Когда уезжаешь с родины, - медленно, с оттенком грусти проговорил Стил, - все, что осталось там, начинает казаться немного лучше... - Веревка, приготовленная Миллсом, не кажется мне отсюда шелковым галстуком... Стил поморщился: негр был прав. Джойс принялся старательно скручивать папиросу. Но бумага не слушалась его пальцев. Провозившись несколько времени, негр с досадой отшвырнул бумагу вместе с табаком. - Передайте мне чай, ребята, - сказал он и налил себе в ту же банку, из которой только что пил Фу Би-чен, так как второй в блиндаже не было. - Нужно все-таки покончить с этой мельницей, командир, - сказал он Фу Би-чену. Тот ответил молчаливым кивком. - Иначе они рано или поздно покончат с нами. Командир снова кивнул головой. - Если у них будет этот наблюдательный пункт, - заметил Стил. - Его у них не будет, - тихо, но очень уверенно проговорил Фу Би-чен. Все вопросительно на него уставились. - У вас нет ни одного снаряда, чтобы дотянуться до мельницы, - сказал Чэн. - Но у меня есть руки, - и Фу Би-чен протянул над столом узкие кисти рук с длинными, тонкими, как у женщины, пальцами. Стил покачал головой: - Оружие не из сильных. - Самое сильное на свете, - спокойно возразил Фу Би-чен. Обстрел окончился. Все вернулись в штабную фанзу. Чэн достал здоровой рукой часы и показал их Фу Би-чену: - Мельника до сих пор нет. - Его допрашивают в трибунале. Джойс усмехнулся: - Небось, чувствует, что его голова болтается на ниточке... Командир строго посмотрел на него. - Почему? Если он хороший человек... - А если нет? - Все равно его сначала приведут ко мне. - И Фу Би-чен вытянул руку, чтобы посмотреть на часы. - Минут через десять он будет здесь. Хотя это было сказано без всякого нажима, все поняли, что так оно и будет: железные порядки, введенные командиром отряда, знали не только те, кто прошел с ним все двадцать тысяч ли похода. Циновка над входом шевельнулась. - Я доставил арестованного, командир, - проговорил солдат, просовывая голову в фанзу. Движением руки командир отпустил конвойного и внимательно всмотрелся в перебежчика. Это был высокий шансиец с рябым длинным лицом. Повидимому, ему было жарко - ватная куртка была распахнута на груди. Куртка эта была необыкновенно стара и совершенно изорвана. Из многочисленных прорех клочьями торчала грязная вата. Мельник был так зловеще худ, что его лопатки выпирали даже из-под ватника. Мельник настороженно, исподлобья оглядел сидящих. Глаза его были полуприкрыты воспаленными красными веками. Все лицо казалось неопрятным и колючим, как старая щетка. Почти черная от загара шея была похожа на свилеватое полено, побывавшее в огне. Кадык выдавался острым сучком. Говорил мельник то неохотно, робко, то вдруг начинал торопиться, точно боясь, что ему не дадут досказать. При этом кадык его под распахнутым воротом ватника ходил быстро-быстро. - Зачем вы пришли к нам? - спросил Фу Би-чен. Не поднимая глаз, мельник негромко ответил: - Если вы не верите мне, прикажите убить меня. - Зачем же мне убивать вас? - Все генералы убивают нас. - Вы же знаете - тут ваши друзья. Напрасно подождав ответа, Фу Би-чен спросил: - Ведь вы пришли к нам как друг, не правда ли? Мельник молча обернулся спиною к сидящим. Все увидели, что руки его связаны у локтей. Фу Би-чен перегнулся через стол и разрезал веревку. В фанзе долго царило молчание. Наконец Фу Би-чен поднял взгляд на мельника: - Ну? - Что же мне сказать человеку, который и так знает все? - Вы не у японцев. Говорите, что есть на сердце. - Не выжжено ли из сердца бедняка все, чем живет человек? - Разве нет у вас дома, где согревается самое холодное сердце? - Дом мой - там! - мельник махнул рукой в пространство. - Но в доме есть жена, разделяющая труд и горе бедного человека, - ласково проговорил Фу Би-чен. - Да... в доме бедняка есть жена. - И в доме есть дитя - надежда опустошенной души, - уверенно сказал Фу Би-чен. Рябое лицо мельника впервые осветилось слабой улыбкой. - Скоро два года как жена родила мне девочку - нежный цветок большой радости... - Мельник посмотрел на пальцы своих босых ног и проговорил почти про себя: - Она лепечет "мяу-мяу". - Мяу-мяу? - Мельница давно стоит. То, что собирают бедняки, они могут истолочь и в маленькой ступе... - Ну, ну... - Мы с женою работаем в поле. Дитя остается в доме с котенком. От зверя наш цветок и научился своему первому слову: мяу-мяу... Голова мельника упала на грудь, и улыбка сбежала с его лица. Оно снова стало темным и сухим, как кусок обгоревшего дерева. Фу Би-чен подвинул мельнику табак. Шансиец не шевельнулся. Фу Би-чен вынул свою трубку и протянул ему. Мельник опустился на корточки перед ящиком, служившим Фу Би-чену столом, и стал набивать трубку. - Мяу-мяу! - повторил Фу Би-чен и улыбнулся. - Сердце ваше полно, как весенняя река. Разве вы пришли сюда не для того, чтобы защищать эту полноводную радость? - Так говорят все генералы, господин, - со вздохом ответил мельник. - Я не господин, а друг ваш и товарищ. Ничего не ответив, мельник затянулся трубкой. Фу Би-чен дал ему сделать несколько затяжек, потом спросил: - Вам знакомы эти места? - Вы сами знаете больше, чем спрашиваете. - Вы исходили тут каждую тропку? - Исходил, господин. - Называйте меня "товарищ". - Хорошо, госп... Фу Би-чен подошел к выходу и откинул цыновку. - Идемте! Оставшимся в фанзе было видно, как командир подвел мельника к стоявшей под пригорком стереотрубе. Фу Би-чен взял мельника за плечо и пригнул к окуляру. - Видите дом? - Да... товарищ. - В нем и остался ваш маленький цветок радости. Мельник подался вперед всем тощим длинным телом так, что едва не свалил трубу. Долго смотрел, потом в нерешительности сказал: - Если вы говорите, значит так. - А разве это не ваша фанза? - Не знаю... - Это не дом возле мельницы? - терпеливо спросил Фу Би-чен. Мельник бросил еще взгляд в стереотрубу. - Не знаю... - Не узнаете своего дома? На вашей мельнице - японский наблюдатель. - Может быть... - Вы не знаете? - Не знаю... Чэну, внимательно следившему за разговором, было ясно: перебежчик лжет. Летчик уже пришел к выводу, что это вовсе не перебежчик, а японский лазутчик. Он подослан, чтобы узнать намерения Фу Би-чена. Величайшей ошибкой со стороны командира было бы заговорить о тропе. Но именно тут Фу Би-чен и сказал: - Здесь есть тропа, по которой можно подойти к мельнице. "Теперь, если он убежит, японцы будут знать, что мы намерены воспользоваться тропой", - подумал Чэн и почти с ненавистью посмотрел на мельника. Если бы не дисциплина, он выхватил бы пистолет и уложил бы долговязого парня на месте. Но Чэн сидел неподвижно и молчал. А Фу Би-чен, словно смеясь над его сомнениями, говорил: - Этой тропой можно подойти к мельнице так, что японцы не заметят? Мельник несколько мгновений смотрел в сторону. - Не знаю... Фу Би-чен пожал плечами. - Жаль... Знай вы тропу, мы выбили бы отсюда японцев... - И после некоторого раздумья прибавил: - Так приказал Чжу Дэ. Мельник подался всем корпусом к Фу Би-чену: - Чжу Дэ?! - Чжу Дэ. Казалось, мельник не верил своим ушам: - "Один из четырех"? - А разве есть еще один такой спутник у Мао Цзе-дуна? Мельник вскочил: - Мао Цзе-дун? Если бы я мог верить своим ушам!.. Фу Би-чен отвернулся с напускным равнодушием. Мельник просительно сложил руки: - Как отличить тех, кому можно верить, от тех, кого надо бояться? Все с тем же равнодушием Фу Би-чен пожал плечами, а мельник умоляюще воскликнул: - Я хочу верить, но... нас научили бояться... - И "Чжу Мао"? - Фу Би-чен укоризненно покачал головой. - И этих львов храбрости и правды? - Только не их! - Вы хотите, чтобы ваш цветок никогда больше не увидел лица японского солдата? - О-о! - Вы хотите, чтобы ни один разбойник никогда не подошел к вашим дверям? - Товарищ! - Тогда верьте мне: я человек "Чжу Мао". Мельник покачал головой и словно про себя пробормотал: - Лица японцев похожи на морды бешеных собак. - Вы их боитесь? - Стоит ли бояться смерти? - Смерть? Каждый убитый японец - победа над смертью. - Я хотел бы быть солдатом Чжу Дэ, чтобы прогнать смерть с полей, где растет цветок моей жизни. - Мельник скрестил руки на груди и нараспев произнес: - Ростом Чжу Дэ выше деревьев. Он всех умнее, сильней и смелей. Он прост и добр. Он видит все на сто ли вокруг. Он угадывает мысли врагов. Он может наслать на них дым и ветер... - Откуда вы знаете? - Когда он бодрствует, народ ждет его приказов. Когда он говорит, его слушает весь Китай. Когда он спит, народ охраняет его сон... - Он помолчал и закончил как песню: - Его армия в ста сражениях побеждает сто раз... Я хочу быть солдатом Чжу Дэ! - Путь к нему прям, - проговорил Фу Би-чен. - Он ведет по тропе, на ту сторону болота. - Если бы я мог верить... - Тропа нужна вам так же, как мне. Подумайте... - С этими словами Фу Би-чен вошел в фанзу и опустил за собою цыновку. Мельник остался один в сгустившейся тьме ночи. Из фанзы его не было видно. Чэн подошел к цыновке и отогнул ее край, но Фу Би-чен остановил его повелительным жестом. - Мне он совсем не нравится, - тихо сказал Чэн. Фу Би-чен неопределенно пожал плечами. В фанзе царило молчание. Первым опять заговорил летчик. - Он знает тропу... я уверен. - Я тоже, - сказал командир. - Так отправьте же его в трибунал! Стил произнес по-английски: - Этот тип и мне не нравится. - Едва ли он, переходя к нам, рассчитывал на то, что придется всем по сердцу, - сказал Фу Би-чен. - В трибунале разобрались бы, не подослан ли он японцами. Если так, унция свинца - и все, - сказал Стил. - А тропа? - спросил Фу Би-чен. - Быть может, можно найти другого человека? - предложил Джойс. - Как хорошо, что вы все только авиаторы, - иронически сказал Фу Би-чен. - Бросьте философию, Фу, - раздраженно проговорил Стил. - Нам нужна тропа. Пусть этот парень поворачивается и идет вперед. Я готов итти за ним с пистолетом. Посмотрим, поведет он нас или нет. Мельник стоял по другую сторону цыновки. Опершись одной рукой о притолоку, он прислушивался к голосам, раздававшимся в фанзе. По его лицу никто не мог бы сказать, понимает ли он то, что говорится там по-английски. Когда умолк голос Стила, мельник приподнял цыновку. Вытянувшись, по-солдатски прижал руки к бедрам и обратился к Фу Би-чену: - Я хочу вам много сказать. - Говорите. Шансиец посмотрел на Стила. - Не при этом человеке. - Он не понимает по-китайски. - Вы не можете этого знать. Это были первые слова, произнесенные мельником тоном полной уверенности. Когда командир перевел его слова американцу, тот молча поднялся и вышел из фанзы. Мельник посмотрел в глаза Фу Би-чену. - Я скажу, зачем меня прислали. - Кто прислал? - удивленно спросил командир. - Японцы. При этих словах из темного угла вынырнул Чэн. - Я говорил вам! Движением руки Фу Би-чен заставил его замолчать. Летчик нехотя опустился на кан. - Зачем же они вас прислали? - спросил Фу Би-чен таким тоном, как будто все это было самым обыкновенным делом. - Чтобы я показал вам дорогу к мельнице, но не той тропой, о которой вы спрашиваете, - о ней японцы ничего не знают, - а по краю болота. - Зачем же вы повели бы нас по краю болота? - Чтобы вы попали в ловушку... чтобы японцы могли уничтожить ваш отряд. - Покажите, где проходит вторая дорога. Фу Би-чен поспешно вышел из фанзы, сопровождаемый мельником. Следом за ними, вынув пистолет, вышел Чэн. Рядом тяжело шагал Джойс. Через несколько минут они вернулись в фанзу. - Теперь я буду вашим солдатом. У меня есть все, что нужно солдату: ненависть в груди, отвага в сердце и преданность в мыслях, - высокопарно проговорил мельник. - Солдату необходимо еще ружье, - ответил Фу Би-чен. - Вы дадите мне ружье. - Теперь тон мельника стал уверенным, как у человека знающего себе цену. - Хорошо, возьми, - проговорил Фу Би-чен, как будто тут же протягивая мельнику ружье. Тот удивленно огляделся: - Где? - Там, - и Фу Би-чен махнул рукой по направлению к двери, - на мельнице. - На мельнице нет оружия, - обиженно произнес шансиец. - Оно есть там у японцев. Мельник рассмеялся: - Я понял! Фу Би-чен спросил: - Когда вы должны были провести нас по боковой дороге в ловушку японцев? - Завтра, к часу, когда зайдет луна. Фу Би-чен не надолго задумался. - Идите отдыхайте. Я распоряжусь: вам дадут рису. - Я возьму его с собой... Цветок голоден. - Для цветка дадут отдельно. Поешьте и ложитесь. Едва мельник успел выйти, как Чэн поспешно сказал: - Позвольте мне лечь рядом с ним. Фу Би-чен отрицательно покачал головой: - Если бы вы не были ранены, для вас нашлось бы совсем другое дело. - Пусть мысль о моей ране не мешает вам отдать боевой приказ, - возразил Чэн. - Я так же здоров, как был вчера. Фу подождал, пока в фанзу вернулся Стил, и обвел троих авиаторов взглядом своих добрых, покрасневших от лихорадки глаз. - В моем отряде вы единственные люди, знающие, что такое машина... Никто из вас никогда не имел дела с броневым автомобилем? Джойс и Стил одновременно вскочили с кана. - Остальное понятно, командир, - проговорил Стил и, кивнув Джойсу, направился к выходу. - Вы думаете, что его можно починить? - крикнул ему вслед Фу Би-чен. Стил только махнул рукой и вместе с Джойсом выбежал прочь. Через полчаса Джойс вернулся в фанзу. - Эта старая японская телега почти исправна, - возбужденно доложил он. - Кое-какие пустяки мы починим в течение одного-двух часов. - Как хорошо, что мы не бросили этот трофей, - радостно произнес Фу Би-чен. - А сколько усилий стоило притащить его сюда... Когда он может быть готов? Джойс глянул на часы. - К полуночи, командир. - Значит, через час после полуночи мы выступаем. 5 Когда Чэн вернулся в фанзу, там опять сидел мельник. Несмотря на то, что Фу Би-чен, повидимому, проникся полным доверием к этому человеку, Чэну не хотелось говорить при нем о предстоящей операции. - Говорите, Чэн, не бойтесь: это верный человек, - сказал Фу Би-чен. Чэну хотелось спросить: "Откуда вы это знаете?!". Он сухо доложил о близкой готовности машины и спросил: - Тропа достаточно широка для броневика? - И достаточно тверда. - Но мне говорили, что там есть и ложные тропы, ведущие в трясину. - Я все знаю, Чэн, - строго сказал командир. В тоне его летчику послышалось: "Довольно сомнений! Пора приниматься за дело, чем бы оно нам ни грозило". Фу Би-чен спросил шансийца: - Сколько японцев на мельнице? - Много. С таким видом, что можно было подумать, будто этот ответ его удовлетворил, командир снова спросил: - А офицеров? Мельник закинул голову. Его острый кадык выдался вперед огромной шишкой. - О, много! - Много офицеров? - переспросил Фу Би-чен. - Почти одни офицеры. Солдаты только так, для охраны. Утратив обычное спокойствие, Фу Би-чен даже приподнялся на кане: если это верно, значит на мельнице расположен не только наблюдательный пункт японцев, а и их штаб. Он переглянулся с летчиком. Тот едва заметным кивком показал, что понял мысль командира. - Там только японцы? - Китайцев я не видел, - сказал мельник. - А... других иностранцев? Мельник пренебрежительно махнул рукой: - Какой-то маленький старикашка. - Кто такой? - Откуда мне знать? - И больше никого? - Никого. - Идите. Я позову вас. - Когда? Фу Би-чен строго взглянул на него: - Солдат не спрашивает. - Значит, я уже солдат?! - Идите. Глядя вслед удаляющемуся шансийцу, Фу Би-чен задумчиво проговорил: - Если бы вы знали, Чэн, как мне нехватает самолета. Одного-единственного самолета... Ни один японец не ушел бы из-под удара. Чэн охотно верил, что самолет был бы очень уместен в такого рода операции: они могли бы связаться с главными силами и сообща нанести удар противнику. Но зачем было думать о самолете, когда его не было, и летчик спросил: - Вы не намерены привлечь к участию в операции силы Янь Ши-фана? - Мы будем действовать одни. - Чего вы ждете от моего броневика? - Обойдется без вас. Вы больны и вы не можете итти в бой. - Я пойду, хотя бы мне пришлось бежать рядом с автомобилем, - твердо проговорил Чэн. - Ваши указания, командир?.. Фу Би-чен стал быстро набрасывать карандашом контур болота и расположение троп, как ему объяснил мельник. - Вот направление вашего движения в голове колонны. Дойдя до края тропы, вот здесь, ждете моей ракеты. - Вы не идете с нами? - удивленно вырвалось у Чэна. - Я иду по обходной тропе, где японцы готовят засаду. Задача: зажечь мельницу и, если удастся, захватить тех, кто там сидит. Я должен отвлечь противника на себя, чтобы дать вам возможность уничтожить наблюдательный пункт... Пока Чэн был у командира, Стил и Джойс при свете костра работали над приведением в порядок машины. Она была в хорошем состоянии, и было странно, что японцы бросили ее в грязи, не подорвав. Это можно было объяснить только поспешностью их отступления. Стил, обтирая масло с рук, посмотрел на небо. За низко бежавшими облаками не светилось ни единой звездочки. - Погодка подходящая, - сказал Джойс. - Чтобы влипнуть в ловушку. Подошедший Чэн поддержал Стила: - У нас проводник вполне подходящий для прогулки в ад. - Пустяки, - сказал Джойс, - мы возьмем джапов за глотку. - Наша задача только поджечь мельницу и захватить тех, кто там сидит. - Значит, мы подожжем мельницу и захватим тех, кто там сидит, - ответил негр. - Я еще никогда не чувствовал себя так в своей тарелке, хотя занимаюсь вовсе не своим делом. В темноте послышались шаги. Чэн различил высокого солдата. У него были широкие плечи и длинное лицо. Он взял под козырек и представился Чэну как командир группы, которая пойдет с броневиком. Из-за его спины показалась сутулая фигура мельника. Через полчаса броневик медленно обогнул холм и двинулся к болоту. На его капоте сидел мельник и движениями руки указывал Стилу путь. Джойс поместился у пушки. Чэн стоял в командирском люке. За погромыхивающим на ухабах броневиком почти бегом следовал отряд солдат. Дымка тумана в низине казалась черной. Приближаясь к ней, Стил невольно придержал машину. Мельник соскочил с капота и побежал вперед. Стил думал только о том, чтобы не потерять в тумане его едва заметный силуэт и не свернуть с тропы в топь. Броневик потряхивало на кочках. Чэн придерживал здоровой рукой раненую, чтобы умерить боль от толчков. - Эй, Хамми, - послышался голос Стила, - ты там держишься за свой пугач? - Ты только не утопи нас, а уж моя стрелялка свое дело сделает. Чэн приказал замолчать. Он боялся, что, отвлеченный разговором, он может не уследить за бежавшим перед машиной мельником. Теперь летчик перестал поддерживать больную руку, так как правая была занята пистолетом, который Чэн собирался, не раздумывая, разрядить в спину мельника, как только поймет, что тот завел их в трясину. Джойс напрасно пытался разглядеть в смотровую щель фигуру мельника - ее не было видно. "Интересно, видит ли его Чэн?" - подумал он. 6 Шверер был зол на всех и вся. Он злился на Геринга, которому взбрело на ум заниматься бактериологией. Это, разумеется, чрезвычайно интересное и полезное дело, но Шверер боялся, что оно так же останется втуне, как боевые газы. Ведь их так и не удалось полностью использовать в прошлой войне. Шверер добивался тогда разрешения у императорской ставки пустить в ход все запасы, какие у него были. Но, боясь репрессий, Вильгельм ограничился полумерой: газами отравили несколько десятков тысяч русских и этим ограничились. Влияния на ход восточной кампании газы не оказали. А сколько надежд Шверер возлагал тогда на это новое оружие, против которого у русских не было принято почти никаких действительных мер! Шверер злился на Гаусса, в который уже раз подкладывавшего ему свинью. То одно поручение, то другое. Даже недавняя командировка в Чехословакию оказалась мало похожей на почетную миссию завоевателя Праги. Задним числом до Шверера доходили отвратительные слухи, будто бы его предназначали в жертвы провокации. Ее удалось предотвратить только благодаря вмешательству совершенно случайного человека, чуть ли не его бывшего шофера. Как его звали?.. Да, как его, в самом деле, звали? Не Курц ли? Но воспоминание о Лемке было тут же заслонено раздражением против Гаусса - виновника второй поездки Шверера в Китай. Неприязнь Шверера распространилась и на генерала Накамура, втянувшего его в детальное изучение вопроса о бактериологическом оружии японцев. Швереру показалось недостаточным то, что он видел на опытном полигоне, где с самолетов метали недавно изобретенные доктором Исии фарфоровые бомбы в привязанных к железным столбам людей. Бомбы были наполнены зараженными чумою блохами. Экспериментаторов интересовало, как велико поле, покрываемое паразитами при падении бомбы. Для этого в разные дни людей привязывали к столбам на различном расстоянии друг от друга. Это были главным образом пленные китайцы. После каждой такой бомбардировки поверхность полигона заливалась горючей смесью и сжигалось все, что на ней было, во избежание распространения страшной заразы, Шверер видел, как после установления числа паразитов, пришедшихся на долю привязанного к столбу китайца, его тоже обливали керосином и он сгорал вместе с опытным инвентарем. Для следующего опыта оставались только врытые в землю обрезки рельсов. Швереру не верилось, что легочная чума так эффективна, как уверяли японцы. Специально для него был проведен эксперимент, когда подопытного человека не сожгли, а со всеми предосторожностями сохранили для дальнейших наблюдений. Наряженный в непроницаемый резиновый костюм и маску, Шверер имел возможность воочию убедиться в том, как скоро зараженный умер. Швереру бросилось в глаза, что, умирая, больной находился в полном сознании и понимал, что с ним происходит. Это его несколько беспокоило. - А не боитесь ли вы, - спросил он Накамуру, что зараженные солдаты противника, сознавая свою обреченность и исполненные ненависти к виновникам своей гибели, будут способны произвести ошеломляющие атаки? Это имело бы вдвойне страшные последствия для вас, генерал. Накамура улыбнулся и проговорил, сопровождая каждую фразу вежливым шипением: - Мы все учитываем. Бомбы должны бросаться только в глубоком тылу противника, куда мы не можем рассчитывать попасть. - Значит, объектом нападения при помощи чумных блох всегда будут служит мирные жители, а не войска? - с разочарованием спросил Шверер. - Не всегда... Я имел удовольствие докладывать вам об авиационных бомбах. Но как раз сейчас мы намерены произвести испытание некоторого подобия ручных гранат. Они будут пригодны на участках, поспешно оставляемых нашими войсками и переходящих в руки врага. - Условием применения такого снаряда должна быть уверенность, что ваши войска быстро оторвутся от войск противника и что данные войска противника нигде больше не войдут в соприкосновение с вашими, - глубокомысленно проговорил Шверер. - Боюсь, что в Европе это оружие неприменимо. Наши пространства ничтожны по сравнению с театром, на котором оперируете вы. У нас инфекция непременно оказалась бы занесенной на нашу собственную территорию. - Это очень печально, экселенц, - тоном самого искреннего огорчения сказал японец. - Но арсенал бактериологических средств отнюдь не ограничивается чумой. Можно подумать о других средствах, столь же действительных, но не столь молниеносных и не в такой мере опасных для собственных войск. А кроме того, осмелюсь напомнить вашему превосходительству: вы едва ли ограничились бы воздействием только на войска русских. Разве вас не интересуют такие глубокие тылы, как Заволжье, Урал, Сибирь, - все те районы, которые будут служить Красной Армии резервом людского материала и источниками ее материального снабжения? - А можно ли приготовить такое количество блох, чтобы усеять ими Сибирь? - с оживлением спросил Шверер. Накамура издал только протяжное: - О-о-о! По его мнению, это должно было означать, что возможности производства вполне достаточны для самых широких замыслов. Через несколько дней военный летчик ротмистр фон Кольбе повел в воздух самолет, в котором сидел сам Шверер. Японец-бомбардир управлял сбрасыванием бомб, начиненных бактериями тифа и холеры. Шверер, впервые находившийся на борту военного самолета, с интересом наблюдал разрывы и поражался декоративной красоте черных клубков, возникавших на месте падения снарядов, хотя в действительности эти разрывы не имели ничего общего с разрывами боевых авиабомб - они содержали заряд, достаточный лишь для разрушения оболочки и разбрасывания состава с бактериями. Шверер вылез из самолета приятно возбужденный. С того дня прошло довольно много времени, и настроение у Шверера успело сильно испортиться. Он был зол на весь мир, включая самого себя. Он раскаивался в том, что дал увезти себя на фронт. Участок считался безнадежным - со дня на день японские войска должны были его покинуть, чтобы успеть выйти из окружения, методически замыкаемого китайцами. Перед уходом предполагалось заразить чумой какую-нибудь наступающую часть противника, которая, по данным разведки, была лишена механизированных средств передвижения и не могла бы помешать японцам оторваться от преследования. Все здесь было совсем не похоже на его представления о войне. Все двигалось и казалось более чем ненадежным. Правда, с фронта японскую часть прикрывало обширное болото, но Шверер чересчур много наслышался о котлах, которые китайская 8-я армия повсеместно устраивала японцам. Он очень ясно представлял себе, как подвижные китайские части, отлично знакомые с местностью, охватывают японцев и, прижав их к непроходимому болоту, поголовно уничтожают. Вместе с японцами попадает в этот котел и он... Ко всему, местопребывание группы Исии на какой-то полузаброшенной мельнице оказалось лишенным самых элементарных удобств. Все вокруг провоняло крысами. При каждом неосторожном движении с полов и стен поднимались тучи серой, затхлой муки. Начищенные, как зеркало, сапоги Шверера стали похожи на полотняные. Мука забиралась в нос, и Шверер уже несколько раз чихнул. Нет, положительно такая война не нравилась Швереру, и он с нетерпением ждал, когда японцы начнут действовать. Сообщение о том, что операция отложена до следующей ночи, привело Шверера в уныние. Провести в таких условиях ночь и весь завтрашний день? За одно это можно было бы возненавидеть Гаусса! Во сне Шверер видел долговязую фигуру своего врага в штатском, с зонтиком и в галошах... 7 Потерять из поля зрения силуэт мельника - это была катастрофа. Чэн ясно представлял себе, как мельник сломя голову бежит к японскому штабу, как предупреждает о приближении отряда по тропе, о движении Фу Би-чена в обход японского фланга. Он уже ясно видел всю картину провала операции. И в этом не был виноват никто, кроме него, Чэна. Не стоять тут, изображая из себя командира, а итти рядом с мельником, не спускать с него мушки пистолета - вот что он должен был делать! Он с досадой сказал Стилу: - Стой! Я потерял проводника. Чэн соскочил на землю. Вылез и Джойс. Едва он сделал два шага, как сразу попал в топь. Чэн услышал смех Джойса. - Чему вы? - с раздражением спросил Чэн. - Действительно, прекрасный проводник... Чэн стиснул зубы. Подошли солдаты во главе с высоким командиром. Повидимому, они сразу поняли, что произошло, но никто не издал ни звука. Молчал командир, молчали Чэн и Джойс. И вдруг в тишине безветреной ночи все ясно услышали шелест раздвигаемой жесткой травы. Звук быстро приближался. Чэн выхватил пистолет, но в тот же миг высокие стебли перед его лицом покачнулись и на него надвинулась темная фигура человека. Это был мельник. Чэн навел пистолет на перебежчика, но мельник смело отстранил оружие. - Японцы близко, - сказал он. - Хорошо, что вы остановились, ваша машина слишком шумит. - Он хочет заставить нас бросить броневик и попасться японцам с голыми руками, - по-английски сказал Стил, высунувшись из дверцы. Мельник, настороженно прислушивавшийся к звукам незнакомых слов, одно мгновение помолчал, потом решительно заявил: - Ее нужно толкать руками... Иначе японцы услышат. - Это пахнет правдой, - сказал Джойс. - Если мы хотим подойти к ним неожиданно, придется протолкнуть броневик на руках. - И, обращаясь к мельнику, спросил: - Далеко до них? Чэн перевел ответ: - С половину ли. Стил осторожно притворил дверцу и взялся за руль. Джойс и Чэн вместе с остальными принялись толкать броневик. В тишине слышалось тяжелое дыхание людей, да изредка раздавалось чмоканье чьей-нибудь ноги, попавшей в трясину. Тумана больше не было, но впереди, там, где возвышалась полоса берега, казалось еще темней, чем на болоте. Продвинувшись шагов на сто, люди в изнеможении остановились. Только высокий командир готов был еще напирать и напирать. У Чэна до слез болела рана, но он первым взялся снова за потеплевшую от многих рук сталь брони. Машина двинулась дальше. Теперь мельник шел медленно, шаг за шагом нащупывая тропу. Когда Чэн оглянулся, ему показалось, что полоска гори